— Моя мать, — кивнула Рапсодия и сделала глоток чая, наслаждаясь теплом.
   — Так я и думал.
   Раздался стук в дверь, потом она открылась.
   — Ванна готова, ваша милость.
   Ллаурон поднялся:
   — Я думаю, горячая вода — именно то, о чем вы сейчас мечтаете больше всего в мире, верно, дорогая?
   — Да.
   Тяжелый вздох, сопровождавший ответ Рапсодии, заставил Главного Жреца рассмеяться.
   — В таком случае, желаю вам получить истинное удовольствие. Гвен, пожалуйста, обеспечь нашу гостью всем необходимым. Думаю, ты сможешь подобрать ей платье взамен старого, правда?
   — Конечно, ваша милость.
   — Вот и отлично.
   Рапсодия последовала за Гвен. Когда они вышли в коридор и начали подниматься по лестнице, она услышала, как Ллаурон насмешливо проговорил:
   — Дриада?.. Ну, знаете ли!
   — Я никогда не видел таких лиринок, — попытался оправдаться Каддир.
   — Должен с сожалением заметить, что лесных духов больше не осталось. Последние погибли вместе с Островом много веков назад…
   Гвен закрыла дверь в ванную, и Рапсодия перестала слышать их голоса.
 
   В комнате стояла большая фарфоровая ванна, наполненная горячей водой. Пахло распаренными травами.
   «Феннел и лимонная вербена», — подумала Рапсодия, вдыхая. Она повернулась и увидела, что Гвен наблюдает за нею и не собирается никуда уходить.
   Отчаянно смущаясь, Рапсодия сняла грязную одежду, оставив на шее медальон, и забралась в ванну, испытав самый настоящий экстаз, когда горячая вода обняла ее тело. Подняв глаза, она увидела, что Гвен собрала ее лохмотья и вышла, прикрыв за собой дверь.
   Не в силах сдержать восторженного восклицания, Рапсодия отдалась несказанному наслаждению, чувствуя, как вода вымывает грязь из пор, позволив коже дышать впервые за… сколько же прошло времени? Пока Рапсодия отмывала волосы и тело, вода приобрела отвратительный серый цвет.
   Девушка вытиралась большой толстой простыней, когда вернулась Гвен с белым шерстяным платьем, очень похожим на те, что Рапсодия видела на филидах в лесном поселении. Служанка вышла, и Рапсодия оделась. Наконец-то она избавилась от рванины! Затем девушка с сомнением посмотрела на свой меч.
   «Прицепить его на пояс? Нет, это будет выглядеть смешно».
   И Рапсодия решила просто взять его в руки. Спрятать все равно было негде.
   Она подождала несколько мгновений, но Гвен не возвращалась. Рапсодия приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Она медленно спустилась по лестнице, внимательно разглядывая поразительный дом — неожиданные углы и забавные детали, сверкающие деревянные панели и диковинные украшения на стенах.
   Дверь в кабинет была открыта, и девушка, остановившись на пороге, позвала:
   — Тут есть кто-нибудь?
   Ей ответил Ллаурон, чей голос доносился откуда-то издалека:
   — Все в порядке, милая? Заходите.
   Рапсодия шагнула в пустой кабинет. В стене, занятой камином, она заметила открытую дверь, на которую не обратила внимания раньше. Когда девушка проходила мимо, огонь весело взвился в воздух. Рапсодия вошла в соседнюю комнату.
   Комната практически ничем не отличалась от кабинета, если не считать того, что почти все пространство занимал громадный резной письменный стол, заваленный пергаментами и свитками, разбросанными, на взгляд Рапсодии, как попало. Между двумя застекленными окнами девушка заметила еще один камин, поменьше. Стекло в ее мире считалось роскошью, а здесь она видела его только в доме Главного Жреца. Ллаурон поднялся с большого кресла и улыбнулся ей:
   — Ну, теперь, надеюсь, вы чувствуете себя лучше? Она кивнула.
   — Хорошо, очень хорошо. Вы узнали травы?
   Рапсодия задумалась. Лаванда, феннел, лимон, вербена, розмарин. Девушка не знала этих слов на новом для себя языке, а называть их на родном не хотела.
   — Да, — сказала она просто. Главный Жрец рассмеялся:
   — Замечательно. Значит, вы разбираетесь в целебных травах?
   — Нет, я кое-что знаю про растения, но совсем немного, — покачав головой, ответила Рапсодия.
   — Ну, если вы захотите узнать больше, здесь самое подходящее для этого место. Нашего главного специалиста по травам зовут Ларк, она тоже лиринка. К сожалению, не из лирингласов.
   — Не сомневаюсь, что это будет очень интересно.
   — И в самом деле! Обычно я еще прошу Гвен добавлять в воду каменную соль. Она успокаивает натруженные мышцы. Надеюсь, так и произошло.
   — Да, большое вам спасибо, — улыбнувшись, сказала Рапсодия. — Я чувствую себя так, будто заново родилась.
   Ллаурон жестом пригласил ее занять мягкое кресло:
   — Каддир приносит вам свои извинения. Он нужен в больнице. Возможно, вы хотите задать мне парочку из тысячи вопросов, которые наверняка мучают вас и, должен признать, меня тоже. Устраивайтесь у огня поудобнее, дорогая, ужин для вас стоит на подносе.
   Рапсодия послушно направилась к креслу, стараясь дышать ровно, чтобы огонь не отреагировал на ее волнение. Ничего у нее не получилось: как только она уселась, пламя словно ожило и забеспокоилось. Ллаурон, казалось, ничего не заметил.
   — Куда я попала? — спросила Рапсодия, осторожно выговаривая слова на чужом языке.
   Ллаурон улыбнулся и ответил:
   — Вы в доме Главного Жреца — это я, разумеется, — филидов, религиозного ордена, который поклоняется Единому Богу, Тому-Кто-Дает-Жизнь, заботясь о благополучии различных аспектов природы. Мой дом стоит в центре Круга — поселения, где сторонники нашей веры живут, учатся и присматривают за Великим Белым Деревом. Думаю, вы видели Дерево, когда шли сюда, — его трудно не заметить…
   Рапсодия кивнула.
   — Лес, в котором оно растет, где живем мы и где в настоящий момент находитесь вы, называется Гвинвуд, — добавил жрец.
   Рапсодия откинулась на спинку кресла. Все эти названия были ей внове. Ллаурон заметил ее разочарование.
   — Вы разбираетесь в картах? — спросил он.
   — Вполне прилично. Правда, в основном в морских.
   — Отлично. Идите сюда.
   Старик поднялся и подвел Рапсодию к необычному шару, стоявшему в углу на подставке. На шаре была нарисована карта, изображавшая земли исследованного мира. Ллаурон взял шар в руки и, повернув, нашел северный континент с длинной неровной береговой линией.
   — Вот где мы находимся, — сказал он, показывая на место, расположенное поодаль от побережья.
   Рапсодия промолчала. Она видела эти земли раньше, когда училась; считалось, что они необитаемы.
   Остров Серендаир располагался в южном полушарии, на другом конце света. И хотя Рапсодия предполагала, что такое возможно, ей все равно стало нехорошо. Она оказалась гораздо дальше от дома, чем надеялась.
   — Можно мне посмотреть вашу… круглую карту? — с сомнением спросила она; время от времени ей не хватало слов.
   — Конечно. Она называется глобус. — Ллаурон придвинул к гостье подставку.
   Рапсодия медленно повернула глобус, разглядывая те места, которые уже повидала, и многие из тех, в которых еще не была. Она старательно разглядывала все части света, надеясь скрыть от Ллаурона, что ее интересует. Сердце отчаянно билось у нее в груди. Язык, на котором были сделаны надписи, ничем не отличался от ее родного, лишь несколько букв показались ей странными. Наконец она решилась взглянуть туда, где находился Серендаир. Она нашла Остров там, где ему и следовало быть. Но он был закрашен серым цветом, и вместо настоящего имени было написано: «ПОГИБШИЙ ОСТРОВ».
   Рапсодия похолодела. «Погибший Остров»? Ее не удивило, что составители карт не были знакомы с географией другого конца света. Картографы Серендаира тоже не знали, что здешние земли населены людьми. Но с какой стати называть его «Погибшим»?
   Она быстро обежала глазами глобус и заметила, что, в дополнение к странному названию, Серендаир оказался единственным местом, закрашенным серым цветом. Она повернула карту так, чтобы видеть те земли, в которых они, по словам Ллаурона, сейчас находились.
   Жрец с интересом наблюдал за ней.
   — Позвольте, я дам вам небольшой урок географии. Он подошел к большой стопке карт на одной из полок, порылся среди них, нашел ту, что искал, и развернул перед Рапсодией.
   — Дерево находится вот здесь, в центральном лесном массиве рядом с юго-восточной границей леса. Гвинвуд представляет собой религиозное государство и не поддерживает отношений с Роландом, нашим соседом с юга и востока.
   Из этого урока географии Рапсодия узнала, что провинция на берегу моря, расположенная к югу от леса, называется Авондерр, а к востоку находится Навари. По другую сторону океана, слева, располагались земли, отмеченные зеленым цветом, — как и та территория, что ей показывал Ллаурон. Часть суши на противоположном берегу, тоже зеленая, называлась Маносс.
   — Авондерр и Навари являются частью Роланда?
   — Да, а также провинция Кандерр, расположенная на северо-востоке, Ярим — к востоку от нее, Бетани на востоке от Наварна — это столица регентства, — и дальше, восточнее Бетани, вы видите Бет-Корбэр.
   Рапсодия с интересом разглядывала карту. Авондерр, Навари, Бетани, Кандерр, Ярим и Бет-Корбэр являлись провинциями Роланда, но были единственными территориями, отмеченными зеленым цветом. Этот цвет использовался только в той части света, на которую Ллаурон ей указал, и больше нигде.
   Судя по карте, Роланд занимал часть морского побережья, включал в себя длинную холмистую гряду к югу от Гвинвуда и тянулся на восток, превращаясь в обширную долину под названием «плато Орландан».
   Его территория уходила дальше, к подножию горного хребта Мантейды, прорезанного глубокой долиной. В прежние времена земли вокруг хребта были известны под именем «Канриф», но кто-то аккуратно вычеркнул старое название и от руки написал новое — «Фирболг». Рапсодия с трудом сдержала волнение, прочитав его.
   Она показала на район, расположенный к югу и граничащий с Бетани и Бет-Корбэром. Казалось, что в него входит та же горная гряда — Мантейды, — которая тянулась на юг, к огромной пустыне. Эта территория тоже была зеленой.
   — Сорболд не входит в состав Роланда и сохраняет суверенитет.
   — А это что такое? — Рапсодия показала на земли под названием «Фирболг».
   — Эти земли принадлежат фирболгам. Темное, предательское и очень опасное место, — ответил Ллаурон.
   Рапсодия кивнула; она вполне могла поверить, что именно такими должны быть земли, населенные фирболгами. Она провела пальцем по северной и южной границе Роланда. Они тоже были зелеными, но не имели никакого названия.
   — Почему здесь нет имен?
   Ллаурон поправил карту, которая начала сворачиваться.
   — Это неприсоединившиеся государства, которые когда-то составляли часть намерьенских земель.
   Его голос звучал совершенно спокойно, но он внимательно наблюдал за реакцией Рапсодии. Но все эти названия ничего не значили для нее.
   — Намерьенские земли? Зеленые?
   — Да, весь Роланд и Сорболд, а также те государства, что в настоящий момент являются неприсоединившимися. Маносс на другом континенте и Пустошь Фирболгов когда-то входили в состав земель, населенных намерьенами. Кстати, вы знаете, что это слово пишется совершенно иначе, нежели произносится?
   — А кто такие намерьены?
   По лицу Ллаурона проскользнула тень удивления:
   — Вы никогда не слышали о намерьенах?
   — Никогда.
   У Рапсодии отчаянно дрожали руки. Ллаурон заметил это и ласково погладил ее по плечу.
   — Намерьены — беженцы, покинувшие остров Серендаир, перед тем как он погиб.

23

   «ОСТРОВ СЕРЕНДАИР, ПЕРЕД ТЕМ КАК ОН ПОГИБ». Эти слова медленно проникали в сознание Рапсодии, словно музыка играющего где-то очень далеко оркестра. ОН ПОГИБ.
   Изо всех сил девушка старалась ничем не выдать своей реакции на замечание Ллаурона, но внутри у нее все похолодело, и она поняла, что едва держится на ногах. Ужас грозил поглотить ее.
   Рапсодия взяла карту и направилась к креслу. Опустившись на удобное мягкое сиденье, она положила карту себе на колени и позволила огню приласкать свое неожиданно побледневшее лицо.
   — Я бы хотела побольше узнать про намерьенов, но сначала расскажите мне, пожалуйста, еще про два района, — попросила она священника, и собственный голос показался ей каким-то неестественным.
   — Разумеется, — проговорил Ллаурон, устраиваясь в кресле напротив.
   Она заставила себя разглядывать какие-то земли, отмеченные желтым цветом и расположенные к югу от Гвинвуда и его южного соседа — Авондерра.
   Главный Жрец улыбнулся:
   — Это земли лиринов, Великий лес Тириана. Слово пришло из древненамерьенского и означает «Королевство Лирин». Лирины населяли эти земли еще до того, как здесь высадились намерьены, и продолжают там жить.
   — Но не входят в состав Роланда?
   — Нет. Во время Намерьенского века лирины были союзниками намерьенов, но Великая война все изменила.
   — Великая война? Ллаурон сделал глубокий вдох:
   — Теперь я вижу, что вы не обманули меня, когда сказали, что прибыли к нам издалека. О каком еще районе вы хотели спросить?
   Рапсодия, уже плохо понимая, что происходит, показала на белое пятно, расположенное к северу от неприсоединившихся государств:
   — Вот это.
   — Хинтерволд. В его состав входят все земли к северу и востоку от старого Намерьенского королевства. Если хотите узнать про эти места поподробнее, у меня есть карты.
   У Рапсодии отчаянно кружилась голова.
   — Если не возражаете, в другой раз. Расскажите мне, пожалуйста, про намерьенов.
   Ллаурон бросил взгляд на потемневшее окно:
   — Это довольно длинная история, так что я расскажу вам лишь ее часть… Очень давно последнему из сереннских королей, которого звали Гвиллиам, стало известно, что народ, живущий на Острове, которым он правит, обречен погибнуть в огне. Древние манускрипты, попавшие ко мне в руки, не объясняют, каким образом он получил это знание. Однако известно, что природа часто наделяла королей Серендаира даром предвидения и они обладали несомненной мудростью.
   Боль тяжелым молотом стучала в висках Рапсодии — она никогда не слышала о короле по имени Гвиллиам.
   — За много веков до этого Остров сильно пострадал, когда в море упала звезда с неба, — продолжал Ллаурон. — Возникло страшное наводнение, разделившее Остров и похоронившее на дне океана большую его часть. Представить себе, что подобная катастрофа может произойти снова, было нетрудно.
   Рапсодия старалась дышать спокойно и ничем себя не выдать. Она знала легенду, которую ей сейчас рассказывал Ллаурон.
   Однажды мать поведала ей сказку о двух звездах-сестрах. Их звали Мелита и Элендра. Мелита упала с неба прямо в море на краю земли. Она осталась на дне, но не погасла, а продолжала полыхать нерастраченным огнем. На островах к северу от Серендаира, которые в прошлом были вершинами гор, стало жарко, как в тропиках, а в морях между ними бушевали такие страшные штормы, что корабли старались их избегать.
   Звезда на дне моря получила имя Спящее Дитя. Лирины считали, что наступит день, когда она проснется, снова поднимется на поверхность и погубит остатки Острова. Говорили, что ее сестра, Элендра, погрузилась в отчаяние, но продолжала сиять на небе даже после ее смерти. Рапсодия всегда считала, что это все мифы.
   Голос Ллаурона доносился до нее, словно сквозь туман:
   — По образованию и своим природным наклонностям Гвиллиам был архитектором, инженером и кузнецом. Он отказался смириться с приговором своему королевству и решил найти способ сохранить культуру, которую его предки столь старательно сохраняли. Он придумал грандиозный план эвакуации жителей Острова. Некоторые из его подданных, более древние народы, такие, например, как лирингласы, тем не менее решили остаться и отказались покидать Остров, несмотря на грозящую им смертельную опасность. Другие желали отправиться на ближайшие континенты, чтобы не потерять торговые пути, открытые сереннскими моряками много веков назад. Однако Гвиллиама ни то, ни другое решение не устраивало. Он хотел найти такое место, где все народы Острова могли бы жить безбедно и процветать. Убежище, в котором они восстановили бы свою цивилизацию. Он выбрал моряка, которого звали Меритин-Исследователь, представителя древнесереннского народа, и отправил его в плавание, наказав найти земли, где могли бы поселиться все жители Серендаира, желающие покинуть Остров… Кстати, позвольте мне объяснить вам разницу между понятиями «сереннский» и «древнесереннский». Любой гражданин Серендаира тех времен, вне зависимости от того, к какому народу он принадлежал, считался серенном, хотя после того, как они прибыли сюда, их стали называть намерьенами. Древние же серенны — это особенный народ: высокие, златокожие люди, которые поселились на Серендаире задолго до остальных его жителей. Почти все они умерли значительно раньше того времени, о котором я вам повествую.
   Рапсодия, которая сама была представительницей сереннов, молча кивнула.
   — В конце концов Меритин прибыл сюда. Тогда здесь было неприступное королевство драконицы по имени Элинсинос. Эта очень длинная история может занять всю ночь, но если вы готовы послушать еще немного, я вам расскажу ее — вкратце. Элинсинос приняла Меритина и проявила сочувствие к жителям Острова, которых должна была постигнуть столь трагическая судьба. Она пригласила сереннов поселиться на ее землях — как вы видели, на карте они помечены зеленым цветом. Меритин вернулся домой с радостным известием, и серенны прибыли сюда тремя флотами. В путь отправилось восемьсот семьдесят шесть кораблей, хотя добраться до цели удалось далеко не всем. Те же, кому посчастливилось сойти на берег, сделали это в разное время и в разных местах. Им пришлось очень нелегко, но они выжили, снова собрались вместе и создали величайшее государство. Но с тех пор, как оно погибло, прошло уже много времени.
   — Я по-прежнему не понимаю, почему их называли намерьенами. Вы же сами сказали, что они приплыли с Серендаира? — спросила Рапсодия, отчаянно скрывая свое волнение.
   Главный Жрец поднялся на ноги, потянулся и прошел в другой угол комнаты, где в ящике под стеклом находился диковинный предмет, похожий на камень. Рапсодия последовала за ним, стараясь не поддаваться панике. Ллаурон показал на камень с вырезанными рунами. Рапсодия молча разглядывала сквозь стекло буквы:
 
   Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif inne dis smylte land.
 
   — Вы можете это прочитать, дорогая?
   Рапсодия кивнула. Надпись была сделана на смеси древненамерьенского (так назвал его Ллаурон) — иными словами, на языке ее отца и всех жителей Серендаира — и особого наречия моряков и купцов, употребляемого повсюду для заключения торговых сделок.
   — «Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле», — прочла девушка.
   Ллаурон удовлетворенно улыбнулся:
   — Очень хорошо, дорогая… Гвиллиам приказал Меритину именно так приветствовать всех, кого он встретит. Король перевел послание на универсальный язык. Так Меритин и обратился к Элинсинос, когда увидел ее впервые. А еще он выгравировал эти слова над ее логовом — с ее позволения, разумеется, — для всех, кто придет после него. Намерьены высадились, как я уже сказал, в разных местах. Отправившись на поиски друг друга, они повсюду оставляли на своем пути специальные знаки. Эти исторические дороги называются Намерьенскими Тропами. Благодаря им и родилось слово «намерьены». Местные жители — например, лирины из Великого леса Тириана — видели надписи на столбах или слышали слова приветствия, когда встречали беженцев. Первое слово обращения звучало очень похоже на «намер», вот они и начали называть их «намерьенами». Итак, это слово стало означать жителей Погибшего Острова и их потомков, вне зависимости от народа или класса, поскольку на кораблях были представители всех народов и классов.
   — Понятно, — проговорила Рапсодия вежливо, хотя ей казалось, что мир безжалостно вращается вокруг нее и никак не желает останавливаться. — И как давно это произошло?
   — Ну, корабли покинули Серендаир около четырнадцати веков назад.
   — Что? — вскричала Рапсодия, не в силах скрыть изумление.
   — Да, в это трудно поверить, — улыбнувшись, проговорил Ллаурон, — но четырнадцать веков назад здесь появилась цивилизация, подарившая нам многие из величайших изобретений и сделавшая неоценимый вклад в нашу культуру. В некоторых вопросах они были даже более прогрессивны, чем мы сейчас. Все изменила война, которая положила конец Намерьенскому веку и отбросила нас назад сразу на несколько столетий. Вам нехорошо, дорогая? Вы побледнели.
   — Я… ужасно устала, — едва слышно прошептала Рапсодия.
   — Конечно же, дорогая. Я проявил самую настоящую безответственность. — Ллаурон подошел к двери и крикнул: — Гвен! Комната для нашей гостьи готова?
   Через несколько минут Гвен вошла в кабинет:
   — Все готово, ваша милость. Мы хорошенько перетрясли постель.
   — Вот и отлично, — сказал Главный Жрец. — Идите за Гвен, моя дорогая. Спите крепко и не вставайте рано. Я не сомневаюсь, что после такого долгого пути вам необходимо хорошенько отдохнуть.
   Рапсодия кивнула ему так, словно находилась в трансе. Она поклонилась Ллаурону и сказала:
   — Спокойной ночи и большое вам спасибо.
   — Не за что. Отдыхайте.
   В его глазах плясали веселые искорки, когда он наблюдал за тем, как девушка вышла из комнаты вслед за Гвен и, вцепившись в перила, начала подниматься по лестнице.
 
   Комната располагалась в конце длинного извивающегося коридора. Гвен не только приготовила одеяла, но и положила под них несколько горячих камней, чтобы согреть простыни.
   Спальня оказалась простой, но очень опрятной. Маленькое застекленное окно выходило на другую стену дома. Впрочем, в темноте Рапсодия ничего не смогла толком разглядеть. Шерстяные одеяла украшали знаки для защиты от ночных кошмаров. Рапсодия печально подумала, что они вряд ли смогут уберечь ее сон. Помочь ей могло лишь чудо.
   Когда дверь закрылась, она опустилась на кровать, не в силах сформулировать ни одной разумной мысли.
   «ОСТРОВ СЕРЕНДАИР, ПЕРЕД ТЕМ КАК ОН ПОГИБ…»
   Ллаурон сказал, что Гвиллиам предвидел уничтожение Острова, но, возможно, он ошибся. Пророки часто делают предсказания, которые не сбываются, — как, например, гадалки на Воровском рынке в Истоне. Но тут Рапсодия вспомнила кошмар, который посетил ее, когда они путешествовали по Корню, — образ звезды, падающей в море; охваченные пламенем стеньг; воды, поглощающие землю, — и поняла, что все произошло именно так, как она видела во сне. Серендаир погиб.
   Даже если те, кого она знала или любила, оказались среди беженцев и благополучно высадились на этих землях, их уже давно нет в живых. Сердце девушки сжалось от нестерпимой боли, когда она подумала о своих родителях и братьях. Если верить Ллаурону, ее отец, конечно же, умер много веков назад. А мать? Лирины награждены более долгой жизнью. Рапсодия знала, что некоторым лиринам посчастливилось отпраздновать свое пятисотлетие. Но ведь прошло почти в три раза больше времени!..
   Девушка забралась в постель и, свернувшись, точно дитя в материнской утробе, попыталась вспомнить свою жизнь перед страшным путешествием по Корню. Она могла обвинить во всем, что произошло, Акмеда, но прекрасно понимала, что сама стала причиной своих бед.
   Убежав из дома, она поступила как упрямая и бездушная девчонка. Впрочем, она дорого заплатила за свою глупость. Жизнь на улицах Истона оказалась настоящим кошмаром. Нестерпимее всего было думать о страданиях, которые она причинила своим родным, об их отчаянии — ведь они так и не узнали, что с ней случилось! От невыносимого чувства вины ее спасало лишь одно — уверенность в том, что она обязательно вернется домой. И вот теперь она лишилась и этого.
   Перед мысленным взором Рапсодии появились лица братьев, улыбающиеся и счастливые. Ей показалось, что она чувствует, как отец прижимает ее к груди, мать ласково гладит по руке. Все исчезло. Она больше никогда не увидит никого из них, никогда не заснет под пение матери. Никогда не почувствует себя по-настоящему в безопасности.
   Боль была такой невыносимой, что Рапсодия начала задыхаться. О прошлом было страшно думать, но будущее представлялось поистине ужасным. Измученная, обессилевшая от жутких мыслей, Рапсодия провалилась в беспокойный сон.
   Ее сны этой ночью были ужаснее, чем всегда. Видения громадных волн, поглощающих крошечных детей… высокие, златокожие люди, сожженные пылающей звездой… Сагия, обнимающий ветками лириков, медленно погружающийся на дно моря…
   В последнем из своих снов она стояла в деревне, которую пожирал черный огонь. По улицам метались солдаты, убивая всех, кто попадался на пути. Где-то далеко, на горизонте, она увидела глаза, кроваво-красные, смеющиеся над ней. А потом к ней подскочил залитый чужой кровью воин, и она оказалась в когтях громадного медного дракона…
 
   Рапсодия проснулась, задыхаясь, и потянулась к Грунтору, который всегда утешал и успокаивал ее после ночных кошмаров, но привычно ухмыляющегося лица рядом не оказалось. Кровать и комната выстудились за ночь.
   Когда Рапсодия окончательно пришла в себя, к ней вернулась боль, и пылающий в ее душе огонь мгновенно согрел воздух.
   Утро уже почти наступило. Серый свет заливал небо за окном, предвещая наступление нового дня. Почему-то сегодня мир показался Рапсодии иным, хотя ночью ничего особенного не произошло. Перемены случились много веков назад; ее прежний мир безвозвратно исчез, пока она пробиралась под землей по корню Сагии. Время ушло. Рапсодия не понимала только одного: почему оно никак не коснулось ее. Она посмотрела в зеркало и решила, что нисколько не постарела с тех пор, как покинула Истон, — по крайней мере, так ей казалось.