Хэйдон Элизабет. Рапсодия: Дитя крови

 
   — Поблудим еще!
   С противоположной стороны комнаты послышался гортанный смех.
   — Как пожелаете, милорд. А для чего я еще здесь? Тристан улыбнулся и завязал пояс халата:
   — Ах, Пру! Едет моя невеста.
   Пруденс рассмеялась:
   — Так поторопись.
   — Ты такая порочная. И за это нравишься мне. Тристан налил из хрустального графина два бокала портвейна и принес их в постель. Один он протянул Пруденс, а другой поднес к губам, скользнув глазами по ее телу.
   Всякий раз, когда он смотрел на Пруденс, ему становилось все труднее поверить, что они родились в один и тот же день — практически одновременно. Несмотря на различие в их положении, они росли рядом, вместе переживая все трудности переходного возраста. Иногда Тристану казалось, что у них общая душа. И хотя время не успело тронуть плоть, сохранившую свежесть молодости, Пруденс начала стареть, что было неизбежно для тех, в чьих жилах не текла кровь намерьенов.
   Конечно, он всегда об этом знал, но только недавно начал задумываться о будущем. Возможно, причиной тому была приближающаяся женитьба, которая заставила Тристана оглянуться назад и увидеть, что годы нисколько не коснулись его. Или же причина заключалась в том, что, оставаясь в одиночестве, Тристан вообще не мог обнаружить никаких изменений в своей жизни.
   В любом случае, это заставило его взглянуть на Пруденс новыми глазами, и он вдруг заметил морщинки в уголках ее рта, легкую синеву под глазами, крошечные пятнышки на коже, еще недавно гладкой и чистой как алебастр. Он сглотнул, чувствуя жжение в груди.
   Пруденс вытащила гребень, державший волосы, и тряхнула головой. На длинных рыжеватых локонах заиграли отблески пылающего в камине огня. И тут же кожа Пруденс обрела юношескую упругость, морщинки исчезли в колеблющихся тенях. Женщина улыбнулась мудрой улыбкой и закрыла грудь атласным покрывалом.
   — О чем ты думаешь, Тристан?
   Лорд Тристан поставил пустой бокал на столик возле кровати и взял тот, который только что вручил Пруденс. Он уселся на постель, не спуская с Пруденс глаз, и его рука скользнула по покрывалу, остановившись у ее шеи.
   — Мне кажется, я ее ненавижу, Пру.
   Пруденс откинулась на подушки. Улыбка исчезла, лицо стало серьезным.
   — Знаю. До сих пор не понимаю, почему ты выбрал Мадлен. Я всегда думала, что ты сделаешь предложение той милой девушке из Ярима — кстати, как ее зовут?
   — Лидия.
   — Да, верно. Она очень хорошенькая, в ней есть очарование. К тому же ее отец владеет обширными землями. Что с нею произошло?
   — Она вышла замуж за Стивена. А несколько лет назад погибла во время лиринского набега.
   — О да, конечно. Теперь я вспомнила. — Пруденс протянула руку и погладила его по щеке, улыбнувшись, когда пальцы наткнулись на жесткие бакенбарды.
   Тристан удержал ее взгляд и откинул покрывало. В глазах Пруденс он нашел такое понимание, такую глубину, какой никак не ожидал увидеть, и ощутил прилив тепла — как в ту весну, много лет назад, когда их впервые нестерпимо потянуло друг к другу. Честность и серьезность ее глаз была единственной истинно достойной вещью в его жизни.
   Пруденс повернула лицо к огню и закрыла глаза.
   Он смочил кончики пальцев остатками портвейна и легко прикоснулся к ее соску, ощутив, как напряглась грудь Пруденс. Так было в юности, в ту ночь, когда он лишился девственности, и Тристан ощутил желание, которое уже давно его не посещало.
   Кожа ее груди уже не была такой гладкой и эластичной, как много лет назад, когда он прикоснулся к ней в первый раз. Он закрыл глаза и вспомнил, как, горя от нетерпения, впервые увидел ее грудь и как его охватило возбуждение, когда он дотронулся дрожащими пальцами до ее тела. Тристан коснулся губами соска, слизнул капельку портвейна. Затем сорвал покрывало и сбросил его на пол.
   Пруденс приподняла колени и начала развязывать ночную рубашку.
   — Почему ты не хочешь рассказать, что тебя действительно тревожит, Тристан?
   Его губы выпустили сосок и начали медленно спускаться вниз.
   — Почему ты думаешь, что я встревожен?
   Она решительно оттолкнула его и села, закрыв грудь подушкой. В ее глазах появился гнев.
   — Я всегда считала тебя своим другом.
   Резкость ее слов удивила Тристана. Возбуждение пропало.
   — Конечно, ты мой друг, — удивленно произнес он.
   — Тогда перестань играть со мной в прятки. Я слишком стара для подобной чепухи. И всегда знаю, когда тебя что-то тревожит, — я разбираюсь в твоих настроениях лучше тебя самого. Обычно ты рассказываешь мне обо всем. Зачем же сегодня разыгрывать скромника?
   Тристан вздохнул: она его поймала. Он испытывал грусть. Отвратительно, когда видишь, как женщина, которую любил и с которой множество раз делил постель, начинает становиться похожей на твою мать. Жуткое напоминание о том, к чему в конце концов приводит старение, заставляло думать о потере, в возможность которой он не хотел верить.
   А еще он мучительно боролся с воспоминаниями о Рапсодии.
   Тристан не мог забыть ее с того самого момента, как она покинула его замок. Более того, мысль о Рапсодии, которая по собственной воле помогала полководцу болгов, заставляла его кровь кипеть. Когда он представлял себе Рапсодию в объятиях полукровки, в нем вспыхивала совершенно необъяснимая ярость — а ведь он провел в ее обществе совсем мало времени и не должен был даже помнить ее имя.
   Он взглянул на Пруденс и улыбнулся, заметив, как пристально она на него смотрит.
   — Хорошо, — со вздохом проговорил он. — Я расскажу тебе, если моя история не помешает нам заняться любовью. Мадлен скоро будет здесь, и я хочу максимально использовать оставшееся в нашем распоряжении время.
   Пруденс радостно улыбнулась:
   — Как пожелаете, ваше высочество!
   Тристан смотрел в потолок, дожидаясь, пока ее руки и его скрытые мысли помогут ему вновь ощутить желание.
   — Ты знаешь земли, которыми когда-то управляли намерьены? Канриф?
   — Смутно, — ответила Пруденс, продолжая гладить его тело. — Где-то в горах, на востоке?
   — Да, правильно. Вот уже четыреста лет там живут фирболги.
   Пруденс провела ладонью по рубашке, скрывающей грудь Тристана, потом ее пальцы сжали его плечи.
   — А кто такие фирболги? Тристан рассмеялся:
   — Не кто, а что… Они — чудовища, человекообразные существа, которые питаются крысами и друг другом. А также людьми, если тех удается поймать.
   Пруденс сделала вид, что ей ужасно страшно, и стянула с него рубашку. Отсветы пламени заплясали на его мускулистых руках и плечах. Он совсем не изменился с их первой ночи.
   — Звучит ужасно.
   — Они такие и есть, уж поверь мне. Каждый год я пытаюсь покончить с ними. Армия находит мародеров-фирболгов в окрестностях Бет-Корбэра. Приближается время, когда мне пора встать во главе своих войск.
   Пруденс поставила ступни обеих ног ему на грудь. Потом мягко столкнула его с постели, в результате чего он оказался на коленях на полу.
   — Получается, что ты делаешь это каждый год в течение последних десяти…
   — Почти двадцати лет. Раньше этим занимался отец.
   — Хорошо, двадцати. Если все эти годы ты отправлялся в поход, почему так тревожишься сейчас?
   Тристан взял ее за ноги, опрокинул на спину и со смехом потащил к краю кровати. Потом раздвинул ее колени и наклонился вперед.
   — Похоже, у них появился новый полководец. Однако я не очень понимаю, что это может изменить. Недавно он прислал эмиссара — женщину, которая в чрезвычайно резкой форме сообщила мне, что они окажут сопротивление, если мы не откажемся от многовековой традиции «Весенней чистки».
   — Так ты называешь ежегодную операцию по уничтожению мародеров возле Бет-Корбэра?
   — Да. — Тристан водил руками по животу и талии Пруденс, пока ладони не добрались до груди.
   Он закрыл глаза и представил себе ее прежнюю грудь — маленькую и упругую, золотой кулон, танцующий между ними, стройную талию… Он ощутил волну желания и склонился над постелью.
   Пруденс изогнулась и обхватила ногами его бедра.
   — Так в чем же проблема? Если они хотят, чтобы солдаты больше не приходили, им достаточно прекратить грабить окраины Бет-Корбэра, верно?
   — Верно.
   — Ты так и сказал эмиссару?
   — Да. Точнее, я отослал девушку обратно вместе с язвительным посланием ее повелителю. — Ладони Тристана вспотели, когда он вспомнил лицо Рапсодии, сияющие пряди волос, обрамлявших гладкую розовую кожу, и прекрасные зеленые глаза, потемневшие, когда она его выслушала.
   Пруденс взяла его руку и положила между своих бедер.
   — Тогда что тебя тревожит, Тристан?
   Он вспомнил великолепные ноги Рапсодии. Он вспомнил, как она их скрестила, и его дыхание участилось. Его окатила волна жара; рука, ласкающая тело Пруденс, задрожала, и его затопило чувство вины.
   — Я не верю полководцу фирболгов. Мне кажется, он планирует напасть на нас в этом году. Ведь теперь — если верить слухам — болги объединились.
   Пруденс приподнялась, чтобы встретить Тристана, влажная от пота грудь прижалась к нему, руки обхватили плечи. Целую жизнь она практиковалась в искусстве угождать Тристану в постели и теперь повторяла движения почти автоматически. Но сегодня все было иначе — Пруденс ощущала какое-то напряжение, словно он стал жертвой темной страсти, готовой выплеснуться наружу.
   Руки Тристана коснулись ее волос, чего обычно не происходило, когда они занимались любовью. Его пальцы сжимали пряди, путали локоны.
   «Словно жидкий солнечный свет», — думал Тристан.
   Блистающие волосы связывала простая черная лента. Его реакция на слова Рапсодии была такой яростной, что лишь чудо удержало его от желания схватить ее за локоны…
   — И что ты собираешься предпринять, Тристан?
   Он больше не мог терпеть. Он сжал бедра Пруденс и притянул к себе, содрогнувшись, когда ее ноги сомкнулись на его спине. Его охватил жар, и он увидел огонь, вспыхнувший в глазах Рапсодии, ощутил влажное тепло, которое преследовало его в безумных снах.
   — Я намерен обратить их в бегство, — выдохнул он. — Я намерен… послать… всех солдат, которые есть в моем распоряжении, и… и… уничтожить ублюдка, и всех… до последнего… болга. — Его рот так сильно прижался к губам Пруденс, что ей стало трудно дышать.
   Он снова и снова погружался в нее, но Пруденс удалось оторвать свои губы, которые прижались к его уху. Она провела руками по его влажным от отчаянных усилий волосам и прошептала, прижимаясь к нему так, словно от этого зависела ее жизнь:
   — Тристан?
   Он с трудом ответил: — Да?
   — Как зовут эту женщину?
   — Пру… — выдохнул он.
   — Ее имя, Тристан?
   — Рапсодия, — простонал он, и огонь запылал у него внутри. — Рапсодия, — прошептал он еще раз, и прогремел гром, поглотивший его.
   Он упал на Пруденс, иссякший и обессилевший, охваченный стыдом.
   Так он лежал, пока не пришел в себя и не ощутил, как тело Пруденс становится прохладным. Наконец он приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.
   Он думал, что увидит неприятие, смущение и обиду, но нашел в ее лице лишь спокойное понимание.
   — Извини, Пру! — тихо сказал он, покраснев. Пруденс поцеловала его в щеку, а затем выскользнула из-под него.
   Тебе не нужно извиняться, дорогой, — заверила она Тристана, поднимая с пола ночную рубашку.
   — Ты не сердишься на меня?
   — А почему я должна на тебя сердиться?
   Тристан провел рукой по спутанным, влажным волосам:
   — Как ты узнала?
   Пруденс подошла к высокому окну, отодвинула штору и посмотрела на огромное звездное небо. После долгого молчания она повернулась к Тристану, и на ее лице появилось серьезное выражение.
   — Я знаю тебя всю жизнь, Тристан. Если ты не забыл, то именно я, дочь судомойки, пряталась с тобой в кладовой от твоего отца. Ты забираешься ко мне под юбку уже почти сорок лет. И я в состоянии отличить, когда ты лапаешь меня, а когда думаешь о ком-то другом. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе хорошо известно, что я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты не должен меня хотеть, Тристан, — мне вполне достаточно твоей любви. Более того, несколько последних раз, когда ты занимался со мной любовью из жалости…
   — Я никогда так не делал, НИКОГДА! — сердито возразил он.
   — Хорошо! Если хочешь, можешь лгать себе, но я не стану тебя слушать. Все последние разы я знала, что ты думаешь о ком-то другом. В последнее время ты испытываешь гораздо более сильное желание, чем за последние десять лет наших занятий любовью. И я рада, что ты мечтаешь вовсе не о Мадлен, а то мне уже стало казаться, что ты сошел с ума. — Пруденс улыбнулась, и Тристан не смог удержаться от ответной улыбки.
   Наконец она отвернулась от окна и подошла к туалетному столику, взяла платье и быстро надела его, потом несколько раз провела гребнем по спутанным локонам и вновь внимательно посмотрела на Тристана.
   — Если ты не услышал всего того, что я сегодня тебе сказала, вот мои последние слова: какое бы наваждение ни вызывала у тебя эта женщина, как бы ни влекло тебя ее тело, не теряй голову, не позволяй ослабеть руке, которая держит скипетр. Я чувствую, что ты намерен начать войну, руководствуясь вожделением или гневом. Тобой управляет зверь, который находится у тебя между ног. Будь осторожен, Тристан. Войны, которые начинаются из-за женщин, ведут к катастрофе.
   Тристан побледнел.
   Я поражен твоими словами, — обиженно заявил он. Меня беспокоит только безопасность наших провинций и подданных. Не могу поверить, что ты считаешь женщину причиной моей подготовки к войне.
   — Значит, дело не в ней? Возможно, ты хочешь отомстить ее властелину за то, что она выбрала его, а не тебя. И даже если дело не в этом, если оскорблена твоя гордость, не позволяй ненависти затмить разум.
   Охваченный гневом Тристан отвернулся. Ему было больно — тем более что в обвинениях Пруденс присутствовала доля правды.
   Но когда Тристан обернулся, его любовницы уже не было.

54

   ВМЕСТЕ С ОКОНЧАНИЕМ ЗИМЫ в земли болгов на короткое время приходил ужас. Каждый год потепление означало жеребьевку, при помощи которой выбирались фирболги, которых отправляли в наскоро построенные деревни в предгорьях Зубов. Ежегодное жертвоприношение жаждущим крови людям.
   На следующий день после прихода весенней оттепели все фирболги собрались в каньоне, расположенном между горными пиками. Болги вели себя непривычно тихо, когда Акмед появился на небольшом холме, чтобы обратиться к ним с речью. Обычно самые сильные и влиятельные болги освобождались от участия в жеребьевке, и то, что Акмед созвал всех без исключения, показалось наиболее могущественным из них оскорбительным и вызвало беспокойство. Однако как только Акмед заговорил, они быстро успокоились.
   Лотереи больше не будет, заявил он; они не станут отдавать своих соплеменников на убой людям Роланда. В этом году болгов ждет совсем другой ритуал, в котором смогут принять участие все желающие. Когда Акмед поделился с ними своим планом, среди болгов не нашлось никого, кто пожалел бы о том, что пришел в каньон.
 
   Из окна своего кабинета Тристан Стюард наблюдал, как собираются войска. Обычно новобранцы и младшие офицеры, которым предстояло участвовать в ежегодной «Весенней чистке», сходились на конюшне. Маршал Розентарн никогда не посылал более трехсот или четырехсот человек. Но раз уж Верховный лорд-регент сам объявил, что в походе будут участвовать все солдаты, возле конюшен не хватило места, поэтому пришлось разместить их во дворе замка. Армия насчитывала в этом году две тысячи человек.
   Стивен Наварнский смотрел на происходящее с беспокойством. Он пытался убедить своего кузена, что сейчас неразумно предпринимать такой поход, но его доводы не нашли понимания не только у Тристана, но и у Квентина Балдасарра, регента Бет-Корбэра. Ирман Карскрик, герцог Яримский, оставил свое мнение при себе.
   В дверь кабинета постучали, и вошел маршал Розентарн.
   Лорд Тристан с удивлением посмотрел на маршала: обычно Розентарн оставался с солдатами до самого возвращения и входил в замок только в тех редких случаях, когда происходило нечто необычное.
   — Вы не хотели бы выступить перед солдатами с речью, сэр? Среди них распространилось мнение, что им предстоит тяжелая кампания и моральный дух бойцов не на должном уровне. Более того, у меня сложилось впечатление, что люди не верят в успешный исход нашей миссии.
   — В самом деле? Почему?
   Маршал закашлялся:
   — Ну, дело в том, сэр, что обычно подобные задачи ставятся перед новобранцами или теми, кто получил дисциплинарное взыскание. Поэтому остальные не понимают, за что их наказывают.
   — В таком случае, они и вправду заслуживают самого сурового наказания, — вмешался регент Бет-Корбэра. — Мои солдаты никогда не ставят под сомнение приказы своего командира.
   — Помолчите, Квентин! — резко сказал лорд Тристан. — Вы не пожелали прислать солдат для участия в нашем маленьком походе, и это не может не вызвать удивления, поскольку ваши земли граничат с Канрифом. Впрочем, для меня это не имеет особого значения. На самом деле я раздумываю об определении ежегодного налога, который компенсирует наши расходы на проведение операции, которая позволяет навести порядок в соседних с вами землях.
   — Налоги, которые мы платим, позволяют вам содержать армию, — вмешался герцог Яримский. — Если вы намерены вводить налоги на каждую миссию, то я позволю себе усомниться в том, что будет целесообразно поддерживать вас и дальше. Мои войска, если потребуется, сами легко справятся с проблемой фирболгов.
   — Возможно, нам следует поставить под вопрос самую необходимость предпринятой тобой операции, Тристан, — поддержал его Стивен Наварнский. — Я уже говорил, что те, против кого ты намерен выступить, — это не прежние вожди болгов. Они очень хорошо подготовлены и имеют сильную армию. Я против вторжения. Почему бы тебе не подумать о заключении мирного договора? Быть может, лучше начать с ними торговать?
   Лорд Тристан с недоумением посмотрел на своего кузена.
   — Ты сошел с ума? — вскричал он. — Торговать с болгами? Подписать с ними мирный договор? Стоит ли удивляться, что мне пришлось помочь тебе справиться с восстанием твоих крестьян! Уйдите с моего пути! — С этими словами он отстранил герцогов и вслед за маршалом вышел из кабинета.
 
   Акмед наблюдал за приближением противников.
   — Смотри-ка! Целая бригада… Три, а может, даже четыре когорты, сэр, — сказал Грунтор, выслушав донесение разведчиков. — Ой думает, это комплимент.
   — Нам необходимо придумать что-нибудь особенное, дабы устроить нашим гостям достойную встречу, — заявил король. — Рапсодия, может быть, вам с Джо лучше не участвовать в сражении?
   — Вот еще! — возмутилась Джо. — Я целую неделю тренировалась с кипящей смолой. Теперь у меня отлично получается. Неужели я зря столько возилась с этой вонючей дрянью!
   — Как пожелаешь, — пожал плечами Акмед.
   — Умница, — одобрительно прошептал Грунтор. Рапсодия вздохнула:
   — О боги, Тристан, глупец!.. Ну что ж, я его предупреждала. У меня сложилось впечатление, что он не слишком умен. Жаль только, что платить за его глупость придется солдатам.
   — Он стал жертвой традиции, — сказал Акмед. — Но здесь есть и положительная сторона. Если мы проведем встречу достаточно убедительно, он не приведет войска в будущем году. Впрочем, возможно, я переоцениваю его умственные способности.
   — Надеюсь, будет весело, — добавил Грунтор. — Мои ребятки изнывают от нетерпения.
   — Тогда не стоит тянуть, — подытожил Акмед.
   Он пришпорил лошадь, и друзья последовали за ним вниз, к нищим деревенькам фирболгов.
 
   Они добрались до места менее чем за час. И убедились, что все идет по плану: вместо слабых, больных фирболгов, которые вытащили несчастливый билет во время жеребьевки, солдат Роланда ждали отборные войска, которые лично муштровал сам Грунтор.
   Беспечные люди обезглавили двух манекенов, потеряли одного всадника вместе с лошадью, который провалился в выгребную яму, полную смолы, и только после этого сообразили, что попали в ловушку. Отступление также оказалось невозможным, поскольку сзади на них обрушился большой отряд вооруженных фирболгов, скрывавшихся за ближайшими холмами. Они неожиданно появились на склонах и лавиной устремились на противника. Силы Илорка в пять раз превосходили численностью бригаду Роланда.
   С вершин холмов на солдат обрушился дождь здоровенных камней. Начался хаос, которым воспользовались гвардейцы Грунтора, прятавшиеся среди хижин предназначенной на заклание деревеньки. Болги быстро натянули проволоку, до этого момента лежавшую в пыли. Лошади начали спотыкаться и падать, сбрасывая солдат на землю и еще больше усиливая панику.
   К этому моменту и первая волна наступающей армии болгов добралась до деревушки, где застыли в ужасе «весенние чистильщики». Лишь немногие из них взялись за луки. Большинство были вооружены мечами, дубинками и факелами.
   Часть солдат бросилась прочь из деревни, но тут на их головы обрушилась кипящая смола, которую в бочках метали катапульты. Рапсодия стояла, обхватив руками грудь и содрогаясь от маниакального смеха Джо, который мешался с хохотом Грунтора. Джо с восторгом перерезала веревки кинжалом, и катапульты посылали все и новые страшные снаряды.
   Рапсодия перевела взгляд на болгов, которые в течение столетий подвергались ежегодным кровавым жертвоприношениям. Те добивали остатки армии, пришедшей на очередную «Весеннюю чистку». Казалось, болгов невероятно много. Они выполняли свою работу уверенно и спокойно. Позднее Грунтор признавался, что ему трудно вспомнить более эффективно организованную бойню.
 
   Рапсодия смотрела на жуткие последствия сражения, и все внутри у нее переворачивалось. Она не обнажала своего меча, да и лира так и осталась висеть у нее на плече. Теперь она наблюдала, как живописные оборванцы — солдаты Акмеда — методично снимают с мертвых доспехи и собирают оружие. Тела убитых складывали возле ямы со смолой.
   — Какое отвратительное зрелище, — сказала Рапсодия.
   — Не переживай, герцогиня: мы всегда убираем за собой, — весело заверил ее Грунтор.
   Он фехтовал с Джо, чтобы помешать той участвовать в грабеже.
   — Раз уж об этом зашла речь, вам с Джо лучше вернуться в Котелок, — сказал Акмед.
   Он считал потери и следил за тем, чтобы никто не ушел с добычей.
   — Как? А трофеи? — возмутилась Джо.
   — Потом, маленькая мисси, — ласково ответил Грунтор. — Мы получим свое право выбора.
   — Правильно. Пойдем, Джо, — сказала Рапсодия, взяв девушку под руку.
   Что-то в лице Акмеда убедило ее в том, что им лучше побыстрее вернуться домой.
   Когда женщины скрылись из виду, Акмед повернулся к Грунтору и другим командирам, ждавшим его команды.
   — А теперь армия может подкрепиться, — объявил Акмед.
 
   Прошла неделя. Поздно ночью Верховный лорд-регент Роланда проснулся посреди кошмара — его разбудило необычное потрескивание.
   — Тише. — Рядом с его постелью стояла темная фигура. Некто медленно поворачивал в тонких пальцах корону Тристана.
   Свет от единственной свечи, стоящей на столике возле кровати, играл на тонкой филиграни, разбрасывая вокруг мерцающие проблески, похожие на сгустки крови.
   Тристан Стюард сел на кровати, но кошмарный образ не растаял в темноте. Незваный гость бросил корону Тристану, и та ударила регента в грудь.
   — Если крикнешь, это будет последним звуком, который ты издашь в жизни, — негромко проговорил человек в темном плаще.
   Однако лорд Тристан не мог произнести ни звука, даже если бы захотел.
   В глубокой тени возник маленький цветок пламени. Теперь, кроме огня и мрака, принц видел бледные тонкие руки, зажигавшие лампы в его спальне.
   Когда в комнате стало светлее, Акмед откинул капюшон и довольно улыбнулся, увидев ужас, появившийся на лице принца. Он подошел поближе, присел на край массивной кровати лорда Тристана и провел длинными пальцами по атласному покрывалу.
   — Встань, — рассеянно проговорил он, показывая на кресло, стоящее возле окна.
   Тристан Стюард поднялся и, дрожа, повиновался. Его босые ноги, равно как и дорогие сапоги страшного гостя, не произвели ни малейшего шума, когда оба правителя пересекли комнату и уселись в креслах. За окном затихло усыпанное звездами небо.
   Лорд Тристан стиснул ручки кресла, чтобы скрыть дрожь в пальцах. С каждой секундой — по мере того, как сон покидал его — принц все отчетливее понимал, какая страшная опасность ему грозит. В глубинах его сознания промелькнула благодарность судьбе за то, что он видит кошмарное лицо страшного человека не при свете дня, — Тристану показалось, что этого бы он просто не выдержал. Собрав остатки мужества, он постарался говорить спокойно:
   — Кто вы такой? Что вы хотите?
   — Я — Глаз, Коготь, Пята и Тело Горы. Я пришел сказать тебе, что твоей армии больше нет.
   Принц издал булькающий звук, но не смог произнести ни слова.
   — Ты послал две тысячи человек. Никто из твоих людей не вернется.
   Сначала принц не поверил этим словам, но потом им овладела паника.
   — Где те, кто остался в живых? Что вы с ними сделали?
   — На них обрушилась Гора. А теперь слушай меня внимательно. Если ты проживешь достаточно долго и сумеешь сохранить нашу встречу в тайне, у тебя будет десять дней, чтобы составить торговое соглашение и просить о мире. Ты лично возглавишь переговоры, поскольку идея будет исходить от тебя. Мой эмиссар будет ждать тебя на нынешней границе моих владений и Бет-Корбэра на десятый день. На одиннадцатый граница начнет приближаться к Бетани, чтобы облегчить нашу встречу. Если суровая погода помешает тебе выехать на встречу, то через две недели мы встретимся здесь — в том месте, где будет проходить новая граница.