– У него был талант наживать себе врагов, – быстро ответил Джайлз. – Из тех хамоватых людей, которые тем не менее, если захотят, могут быть обворожительными. С причудами, порой бывал ужасно груб. Но за всем этим скрывалось и что-то славное. Основные увлечения – женщины и карьера.
– Кажется, я знаю этот тип людей. И, исходя из этого, полагаю, что репутация здесь у него была неважная.
– Я бы этому не удивился. В выходные дни Арнольд никогда не жил в гостинице – скрывался от посторонних глаз. Он всегда дорожил общественным мнением. Отсюда – появление коттеджа «Риверсайд». А кстати, была ли с ним в ну ночь какая-нибудь из его любовниц?
– Известно очень мало, мистер Каррингтон. Мы еще не напали на след его машины. Это может раскрыть все. Тот, кто убил вашего кузена, предположительно уехал на его машине.
– Ловко, – заметил Джайлз. Ханнасайд слегка улыбнулся.
– Вы разделяете неприязнь мисс Верикер к убитому?
– До некоторой степени. И у меня то неоспоримое алиби, которое, насколько я понимаю, немедленно рождает подозрение: во время убийства я играл в бридж в доме моего отца на Уимблонд-коммон.
Ханнасайд кивнул.
– Еще один вопрос, мистер Каррингтон. Можете ли вы что-нибудь сказать относительно этого… – он заглянул в записную книжку, – Мезурьера?
– Боюсь, кроме того, что он главный бухгалтер фирмы моего кузена – ничего. Я едва знаком с ним.
– Понятно. Что ж, пожалуй, я больше вас не задерживаю. Вы ведь хотите отвезти мисс Верикер. Так значит, завтра в десять часов на Итон-плейс?
– Да, разумеется. Кстати, вам может пригодиться моя визитная карточка. Буду благодарен, если вы будете держать меня в курсе событий.
Каррингтон протянул руку суперинтенданту, и тот коротко пожал ее и открыл ему дверь.
Когда Каррингтон пришел за Антонией, она пудрилась.
– Привет, – сказала она. – А я уж думала, ты меня бросил. Что ему было надо?
– Некоторые детали. Я ведь душеприказчик Арнольда. Пошли, я покормлю тебя обедом.
Мисс Верикер была голодна, и даже известие, что ей, возможно, предстоит присутствовать на инквесте, [1]не повлияло на ее аппетит. Она сытно поела и к трем часам уже выводила из гаража свою машину.
– Ты тоже возвращаешься в город? – спросила она Каррингтона.
– Да, как только будет установлено время инквеста. Я загляну к вам сегодня вечером поговорить с Кеннетом. Смотри не помни розы.
– Я вожу машину больше года! – оскорбилась Антония.
– Оно и видно, – согласился Каррингтон, глядя на помятое крыло.
Антония ударом перевела рычаг на первую скорость, и машина рванулась вперед. Кузен проследил за тем, как она выезжала, едва не сокрушив ворота, потом снова сел в свою машину и отправился назад в Ханборо.
Через час с небольшим Антония вошла в мастерскую, которую занимала вместе с братом; Кеннет сидел в рабочем халате, с чашкой в одной руке и книгой в другой. Это был красивый молодой человек с нечесаной черной шевелюрой и сверкающими, как у сестры, глазами. Он поднял их от книги, когда Антония вошла, равнодушно сказал: «Привет!» и снова погрузился в чтение.
Антония сняла шляпку и бросила ее куда-то в направлении стула. Шляпка упала на пол. Антония чертыхнулась, но не предприняла попытки поднять ее.
– Оторвись от книги, у меня новости! – сообщила она.
– Замолчи! Тут такой детектив – потрясно! Скоро кончу. Пей чай, возьми себе чего-нибудь.
Не смея отвлекать его, Антония села и налила себе чаю в полоскательницу. Кеннет Верикер кончил читать последнюю главу и отбросил книгу в сторону.
– Барахло! Между прочим, Мергатройд продолбила мне голову – спрашивает, где ты. Ты мне говорила? Будь я проклят, если помню. Так где же ты была?
– В Эшли-Грин. Арнольда убили.
– Что? Арнольда?..
– Убили.
Кеннет поднял брови:
– Шутишь?
– Нет, в самом деле убили. Укокошили.
– Черт возьми! Кто же?
– Неизвестно. Мне кажется, они склонны думать, что я. Кто-то воткнул в него нож и всунул его в колодки в Эшли-Грин. А я поехала к нему и провела ночь в его доме.
– Какого черта?
– Он написал мне мерзкое письмо, касающееся Рудольфа, и я подумала, что смогу объясниться с ним при встрече. Но главное не это. Главное, что его убили.
Кеннет молча глядел на нее. Потом аккуратно поставил чашку и налил себе чаю.
– Это чересчур захватывающее сообщение. Не знаю, поверил ли я ему до конца. Послушай, Мергатройд, Тони говорит, что Арнольда прикончили.
В этот момент в мастерскую вошла полная женщина в черном платье и в необъятном переднике, в руках она держала чистую чашку с блюдцем. Женщина сурово сказала:
– Оно конечно, такое могло и случиться, но если уж и на самом деле случилось, то тут не иначе как Божья кара. Только с какой это стати из полоскательницы чай пить – не знаю. Стыдно, мисс Тони! И скажите на милость, где вы пропадали прошлой ночью? Хотелось бы знать!
– В коттедже Арнольда. Я забыла тебя предупредить. А у тебя что на уме, Мергатройд? Где, по-твоему, я была?
– Стало быть, ни тут, ни там. А что за ерунда насчет мистера Арнольда?
– Убит, – сказала Антония, выбирая себе сандвич на тарелке. – Это с чем?
– С тухлой рыбой, – сказал Кеннет. – Так давай дальше насчет Арнольда. Его в коттедже убили?
– Сандвич с анчоусами, и я буду вам благодарна, мистер Кеннет, если вы не будете употреблять такие выражения!..
– Помолчи, надо узнать относительно Арнольда. Так давай, Тони.
– Я уже сказала тебе, его нашли в деревне, в колодках. Больше я ничего не знаю.
– И этого вполне достаточно, – строго сказала Мергатройд. – Никогда я такого не слыхивала – чтобы трупы в колодки сажали. Что же дальше-то будет!
– Не в самом лучшем вкусе, – согласился Кеннет. – И ты его нашла, Тони?
– Нет, полиция. А потом они пришли в коттедж и забрали меня в полицейский участок для показаний. Вот я и вызвала Джайлза – подумала, что так безопаснее.
– И надеюсь, – сказала Мергатройд, поднимая с пола шляпку Антонии, – мистер Джайлз вразумил вас, уж я-то знаю, он должен был вас образумить. Это надо же – встрять в мерзкое дело с убийством! В голову не идет – кто-то взял да убил мистера Арнольда! Просто не знаю, что на свете творится! Хотя, по правде сказать, потеря-то не самая большая. Если вы с этим подносом покончили, я отнесу его на кухню, мисс Тони.
Антония допила чай и поставила полоскательницу.
– Хорошо. Будет инквест, Кен. Джайлз сказал, меня могут вызвать. Он придет к нам сегодня вечером, чтобы с тобой повидаться.
Кеннет воззрился на сестру:
– Повидаться со мной? Зачем?
– Я не спросила.
– Нет, я не против, чтобы он пришел, если захочет, но зачем ему…
Он вдруг умолк и спустил ноги с подлокотника.
– Ба! Теперь оно мое…
– Что?
– Теперь я наследник, – сказал Кеннет.
– И правда! – протянула Антония. – А я и не подумала!
– И я тоже, но согласно завещанию отца это так. Двести пятьдесят тысяч фунтов! Надо разыскать Вайолет и сказать ей!
Он вскочил, но сестра его остановила:
– Чушь! Откуда ты знаешь?
– Посчитал своим кровным делом выяснить, когда Арнольд не пожелал ссудить меня жалкими пятью сотнями. Мергатройд! Я богач! Ты слышишь? Я богач!
Мергатройд, которая вернулась, чтобы сложить скатерть, откликнулась:
– Да, слышу, и, если хотите послушаться моего совета, мастер Кеннет, попридержите язык. Вздумали кричать: «Я богач!», когда ваш сводный брат принял мученическую смерть!
– Не все ли равно, какую смерть он принял, раз он так или иначе мертв! Какой телефон у Вайолет?
– Не говорите так, мастер Кеннет! Вам бы понравилось, если бы в вас всадили нож? Так убивать – мерзко и подло, вот что я скажу вам.
– Не вижу почему, – возразил Кеннет. – Вовсе не хуже, чем застрелить человека, и гораздо более разумно. От выстрела – шум, это во-первых, а во-вторых – в человеке остается пуля, и она наводит на след. А нож следов не оставляет, и от него легко избавиться.
– Не знаю, как вы можете говорить такие вещи! – возмутилась Мергатройд. – Просто непристойно, вот что я скажу вам! И вы хоть как мне зубы будете заговаривать, а я все одно буду твердить и на том стоять: грязное, подлое это дело – резать людей.
Кеннет с сердцем отмахнулся от нее:
– Ничуть не грязнее и не подлее, чем любое другое убийство. Меня тошнит от этой слюнявой чепухи! Какой же, наконец, телефон у Вайолет?
– Ты напрасно злишься, – сказала Антония. – Лично я думаю – Мергатройд права.
– Людей, начинающих фразу со слов «лично я» (а это все женщины), надо бросать на растерзание диким львам. Что за омерзительная привычка!
– Кажется, я переняла ее у Вайолет, – задумчиво проговорила Антония.
– А ты помолчи насчет Вайолет! Она в самом деле так говорит?
– Часто.
– Я ей тоже скажу. Какой же – я в сотый раз вас спрашиваю – какой у нее номер?
– Ноль, четыре, девять, шесть – что-то в этом роде. Лучше посмотри. Кто-нибудь из вас гулял сегодня утром с собаками?
– С собаками? Я, конечно, не гулял, – сказал Кеннет, листая телефонную книгу. – Черт! Придется кому-нибудь за меня посмотреть! Тут несколько страниц Уильямсов!
Черт возьми, и угораздило же эту девчонку иметь такую фамилию!
– С какой же стати вы ругаетесь? – вмешалась Мергатройд. – Посмотрите инициалы. Нет, мисс Тони, вы прекрасно знаете, я не вывожу ваших лютых псов – чего не делаю, того не делаю. Вы бы вместо них завели хорошенького маленького фокстерьера, это другое дело.
– Нет уж, лучше я их сейчас выведу, – сказала Антония, снова надела шляпку и вышла.
Квартира была над гаражом, и кухня сообщалась с помощью железной лестницы с прилегающим к нему двориком. Антресоли гаража, который арендовала Антония, выходившие тоже во дворик, были превращены в просторное помещение для собак. Три суки бультерьеров приветствовали свою хозяйку, как всегда, очень шумно. Она надела на них поводки, позвала Билла и отправилась на прогулку. Мергатройд, которая вышла на площадку железной лестницы, чтобы проводить ее, попросила, если ей попадется по дороге молочная, купить с полдюжины яиц.
– Скорее всего мисс Уильямс пожалует к нам ужинать, – мрачно сказала Мергатройд. – Ваша покойная матушка переворачивается в гробу. Мазила рекламная. И нет теперь мистера Арнольда – некому помешать ее свадьбе с мистером Кеннетом!
– Пустяки, – ответила Антония, пытаясь воспрепятствовать попыткам одной из своих любимиц опутать ее ноги поводком.
– Только я говорю, – продолжала Мергатройд, – так или иначе, а подноготная всегда откроется.
Антония оставила ее наедине с ее размышлениями, а сама отправилась к набережной. Вернулась она через час и про яйца забыла. Накормив собак, она взбежала по лестнице на кухню и застала Мергатройд за приготовлением печенья. Белокурая девушка с умными серыми глазами и квадратным подбородком, облокотившись на стол, наблюдала за Мергатройд. Увидев Антонию, девушка улыбнулась и сказала:
– Привет! А я заглянула на минутку.
– Я не принесла яиц, – сообщила Антония.
– Ничего, я принесла, – сказала девушка. – Я слышала, ваш сводный брат убит. Выражать соболезнование нет необходимости, ведь правда?
– Да. А скромница Вайолет здесь?
– Здесь, – сказала Лесли Риверс очень спокойно. – И потому я думаю, что не останусь.
– Да и нельзя: еды не хватит. Ты видела Кеннета?
– Видела, – сказала Лесли Риверс. – Он с Вайолет. Наверное, мне говорить бесполезно, но, если Кеннет будет так неосторожен, он попадет в тюрьму. Я думаю, полиция непременно решит, что это он убил вашего сводного брата.
– Нет. Они думают, это я. Кеннет там и не был.
– У него нет алиби, – сухо констатировала Лесли. – Он как будто не видит – ведь при том, что он наследует все деньги, и в долгу как в шелку, да к тому же ненавидит Арнольда – все указывает на него.
– А я тем не менее готова поклясться, что это не он, – сказала Антония.
– Главное – будет трудно доказать, что он этого не сделал.
– Не знаю, мог ли он такое сделать! – задумчиво сказала Антония.
Мергатройд выпустила из рук скалку.
– Зато я знаю – не мог, и отродясь знала. Что вы еще скажете, мисс Тони? И это о вашем родном брате, который и мухи не обидит!
– Ну, в состязании по битью мух он всех переплюнет, – рассудительно ответила Тони. – Я ведь не говорю, что он убил Арнольда. Я просто сказала, что не знаю. Но, пожалуй, он бы смог, а ты как думаешь, Лесли?
– Не знаю. Он существо причудливое. Но конечно же нет. Что за ерунду ты городишь, Тони! Ну, я пошла.
Через пять минут Антония забрела в мастерскую, кивнула девушке, сидевшей в большом кресле, и выпалила:
– Привет! Пришла отпраздновать?
Мисс Уильямс глянула в лицо Антонии бархатными карими глазами, подняла руку с тщательно наманикюренными ногтями, чтобы пригладить блестящие черные волосы, и промолвила:
– Тони, дорогая, мне кажется, ты не должна так говорить. Лично я чувствую…
– Боже милостивый, ты была права! – воскликнул Кеннет. – Моя обожаемая, где ты подцепила эту идиотскую манеру? Не говори лично, умоляю!
Чуть заметный румянец залил бледные щеки мисс Уильямс.
– Ну Кеннет!.. – сказала она.
– Ради Бога не оскорбляй ее! – взмолилась Антония. – Не хватало мне еще тошнотворных примирений за ужином. И если уж на то пошло, Вайолет, кто тебя спрашивает, как я должна говорить?
Карие глаза чуть сузились.
– Полагаю, я могу иметь собственное мнение, не так ли? – произнесла мисс Уильямс вкрадчиво.
– А ты хорошеешь, когда сердишься, – вдруг заметил Кеннет. – Продолжай, Тони. Скажи еще что-нибудь.
Красивый рот мисс Уильямс приоткрылся, обнаружив маленькие, очень белые зубки.
– По-моему, вы оба просто чудовищны, и я категорически отказываюсь с вами ссориться. Вдвоем на меня – могу ли я устоять, бедняжка? Как ужасно, что ты оказалась в доме мистера Верикера, когда это случилось, Тони! Должно быть, тебе было очень страшно. Мне об этом просто невыносимо думать. Давайте говорить о чем-нибудь другом!
– Почему тебе об этом невыносимо думать? – повторил Кеннет не столько с иронией, сколько с любопытством. – Ты не выносишь крови?
Она вздрогнула:
– Пожалуйста, Кеннет, не надо. Это в самом деле непереносимо!
– Как хочешь, мое сокровище, хотя я не могу себе представить, почему тебя так воротит при мысли, что Арнольда зарезали. Ведь ты его и не знала.
– О да, я бы не узнала его, если бы увидела. Дело не в этом. Я просто не люблю, когда говорят о таких ужасах.
– Она ведет себя, как подобает женщине, – объяснила Антония. Ее глаза загорелись при виде двух бутылок с золотыми горлышками. – Откуда они объявились?
– Я стибрил их у Фрэнка Кру, – сообщил Кеннет. – Должны же мы отпраздновать.
– Кеннет!
– Все правильно, – вступилась Антония. – Он говорит о том, что разбогател.
– Но нельзя же пить шампанское, когда мистер Верикер убит. Это неприлично.
– Я могу пить шампанское в любое время, – сказала Антония. – Что ты сделала со своими ногтями?
Вайолет протянула руки:
– Серебряный лак. Тебе нравится?
– Нет, – сказала Антония. – Кеннет, если ты теперь наследник, ты должен назначить мне содержание, потому что я хочу купить новую машину.
– Хорошо, все что ты пожелаешь, – согласился Кеннет.
– Конечно, есть налоги на наследство, – рассуждала Вайолет, проявляя практичность. – Просто злодейство брать с наследников такие суммы, но ведь есть еще и дом. Он будет твой, правда, Кеннет?
– Ты говоришь об этой казарме на Итон-плейс? – спросил Кеннет. – Ведь тебе не придет в голову, что я буду жить в таком амбаре, а?
– Но почему же? – Вайолет приподнялась и уставилась на Кеннета. – Такой шикарный район.
– На что нужен шикарный район? Если бы ты зашла в дом, тебе бы не пришло в голову, что я могу там жить. Там турецкие ковры, ампирная мебель, гостиная, обитая розовым шелком, хрустальная люстра и мраморные столы с золочеными ножками.
– От вещей, которые не нравятся, мы можем избавиться, но, должна тебе сказать, я люблю приятные вещи, я имею в виду, хорошие вещи.
– Турецкие ковры на лестницах и золоченые зеркала? – недоверчиво спросил Кеннет.
– А почему бы и нет?
– Дорогая, у тебя просто ужасный вкус.
– Мне нравятся вещи, которые тебе не нравятся. Разве это повод, чтобы грубить? Я думаю, турецкие ковры – для тепла, и… и они дорого выглядят.
Антония, которая тем временем делала коктейли, опустила бутылку джина и устремила свой ясный взгляд на Вайолет.
– Тебе все равно, красивая ли вещь, приятно ли на нее смотреть, лишь бы шибало в нос богатством, – заключила она.
Вайолет быстро, изящным движением встала.
– Ну и что из того, что я люблю роскошь? – сказала она, и в ее низком голосе послышались резкие нотки. – Если бы у вас от рождения был вкус к хорошим вещам, и вам бы пришлось гнуть спину за каждое пенни, вы чувствовали бы то же самое! – Ее длинная ловкая рука презрительно оправила юбку. – Я даже платья шью себе сама. А я хочу… я хочу носить парижские модели, красивые меха, хочу каждую неделю причесываться у дорогого парикмахера и – вообще – хочу иметь все те приятные вещи, ради которых стоит жить!
– Только не надо слагать об этом поэму, – сказала Антония, совершенно не тронутая ее тирадой. – Если Кеннет на самом деле получит наследство, у вас все это будет.
– Конечно получу, – сказал Кеннет нетерпеливо. – Давай поживее коктейли, Тони!
Но Антония вдруг опустила на стол бутылку джина:
– Не могу. Делай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом, чтобы с ним пообедать. Надо ему позвонить. – Она сняла трубку и начала набирать номер. – Ты не знаешь, он мне не звонил?
– Не знаю. Не думаю. Сколько ты налила джина?
– Много… Алло, это квартира мистера Мезурьера? А, это ты, Рудольф? Слушай, я жутко огорчена из-за обеда. Небось ты прождал сто лет. Но я не виновата. Правда.
На другом конце провода воцарилось молчание. Потом жидковатый мужской голос, малость гнусавый и резкий, произнес с сомнением:
– Это ты, Тони? Я не совсем понял, плоховато слышно. Ты что сказала?
– Обед! – отчеканила Тони.
– Обед? Ах, Бог мой, совсем позабыл! Я безмерно огорчен. Не знаю, как я мог…
– Так ты там не был? – спросила Антония. Снова пауза.
– Тони, дорогая, что-то ужасное с линией. Я ничего не слышу.
– Стукни как следует трубку, Рудольф. Ты забыл об обеде?
– Дорогая, простишь ли ты мне когда-нибудь? – взмолился голос.
– О да! – сказала Антония. – Я тоже забыла. Потому и позвонила. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…
– В Эшли-Грин?!
– Да, почему ты испугался?
– Я не испугался, только какими судьбами тебя занесло туда?
– Не могу сказать тебе по телефону. Лучше приходи. И принеси какой-нибудь еды, здесь почти нечего есть.
– Но, Тони, погоди! Я не могу понять, что заставило тебя поехать в Эшли-Грин? Что-нибудь случилось? Я имею в виду…
– Да, Арнольд убит. Снова пауза.
– Убит? – откликнулся голос. – Боже правый! Ты ведь не хочешь сказать, что его убили, верно?
– Именно это я и хочу сказать. Принеси холодного мяса или еще чего-нибудь, вместе поужинаем. С шампанским.
– Шам… О, конечно! То есть большое спасибо, приду, – сказал Рудольф Мезурьер.
– Из чего я заключаю, – сказал Кеннет, сбивая коктейль с профессиональной ловкостью, – что дружок двигается сюда. Надеюсь, он в добром расположении духа, Тони?
– О, еще бы! – беспечно заверила Антония. – Он на дух не принимал Арнольда.
ГЛАВА V
– Кажется, я знаю этот тип людей. И, исходя из этого, полагаю, что репутация здесь у него была неважная.
– Я бы этому не удивился. В выходные дни Арнольд никогда не жил в гостинице – скрывался от посторонних глаз. Он всегда дорожил общественным мнением. Отсюда – появление коттеджа «Риверсайд». А кстати, была ли с ним в ну ночь какая-нибудь из его любовниц?
– Известно очень мало, мистер Каррингтон. Мы еще не напали на след его машины. Это может раскрыть все. Тот, кто убил вашего кузена, предположительно уехал на его машине.
– Ловко, – заметил Джайлз. Ханнасайд слегка улыбнулся.
– Вы разделяете неприязнь мисс Верикер к убитому?
– До некоторой степени. И у меня то неоспоримое алиби, которое, насколько я понимаю, немедленно рождает подозрение: во время убийства я играл в бридж в доме моего отца на Уимблонд-коммон.
Ханнасайд кивнул.
– Еще один вопрос, мистер Каррингтон. Можете ли вы что-нибудь сказать относительно этого… – он заглянул в записную книжку, – Мезурьера?
– Боюсь, кроме того, что он главный бухгалтер фирмы моего кузена – ничего. Я едва знаком с ним.
– Понятно. Что ж, пожалуй, я больше вас не задерживаю. Вы ведь хотите отвезти мисс Верикер. Так значит, завтра в десять часов на Итон-плейс?
– Да, разумеется. Кстати, вам может пригодиться моя визитная карточка. Буду благодарен, если вы будете держать меня в курсе событий.
Каррингтон протянул руку суперинтенданту, и тот коротко пожал ее и открыл ему дверь.
Когда Каррингтон пришел за Антонией, она пудрилась.
– Привет, – сказала она. – А я уж думала, ты меня бросил. Что ему было надо?
– Некоторые детали. Я ведь душеприказчик Арнольда. Пошли, я покормлю тебя обедом.
Мисс Верикер была голодна, и даже известие, что ей, возможно, предстоит присутствовать на инквесте, [1]не повлияло на ее аппетит. Она сытно поела и к трем часам уже выводила из гаража свою машину.
– Ты тоже возвращаешься в город? – спросила она Каррингтона.
– Да, как только будет установлено время инквеста. Я загляну к вам сегодня вечером поговорить с Кеннетом. Смотри не помни розы.
– Я вожу машину больше года! – оскорбилась Антония.
– Оно и видно, – согласился Каррингтон, глядя на помятое крыло.
Антония ударом перевела рычаг на первую скорость, и машина рванулась вперед. Кузен проследил за тем, как она выезжала, едва не сокрушив ворота, потом снова сел в свою машину и отправился назад в Ханборо.
Через час с небольшим Антония вошла в мастерскую, которую занимала вместе с братом; Кеннет сидел в рабочем халате, с чашкой в одной руке и книгой в другой. Это был красивый молодой человек с нечесаной черной шевелюрой и сверкающими, как у сестры, глазами. Он поднял их от книги, когда Антония вошла, равнодушно сказал: «Привет!» и снова погрузился в чтение.
Антония сняла шляпку и бросила ее куда-то в направлении стула. Шляпка упала на пол. Антония чертыхнулась, но не предприняла попытки поднять ее.
– Оторвись от книги, у меня новости! – сообщила она.
– Замолчи! Тут такой детектив – потрясно! Скоро кончу. Пей чай, возьми себе чего-нибудь.
Не смея отвлекать его, Антония села и налила себе чаю в полоскательницу. Кеннет Верикер кончил читать последнюю главу и отбросил книгу в сторону.
– Барахло! Между прочим, Мергатройд продолбила мне голову – спрашивает, где ты. Ты мне говорила? Будь я проклят, если помню. Так где же ты была?
– В Эшли-Грин. Арнольда убили.
– Что? Арнольда?..
– Убили.
Кеннет поднял брови:
– Шутишь?
– Нет, в самом деле убили. Укокошили.
– Черт возьми! Кто же?
– Неизвестно. Мне кажется, они склонны думать, что я. Кто-то воткнул в него нож и всунул его в колодки в Эшли-Грин. А я поехала к нему и провела ночь в его доме.
– Какого черта?
– Он написал мне мерзкое письмо, касающееся Рудольфа, и я подумала, что смогу объясниться с ним при встрече. Но главное не это. Главное, что его убили.
Кеннет молча глядел на нее. Потом аккуратно поставил чашку и налил себе чаю.
– Это чересчур захватывающее сообщение. Не знаю, поверил ли я ему до конца. Послушай, Мергатройд, Тони говорит, что Арнольда прикончили.
В этот момент в мастерскую вошла полная женщина в черном платье и в необъятном переднике, в руках она держала чистую чашку с блюдцем. Женщина сурово сказала:
– Оно конечно, такое могло и случиться, но если уж и на самом деле случилось, то тут не иначе как Божья кара. Только с какой это стати из полоскательницы чай пить – не знаю. Стыдно, мисс Тони! И скажите на милость, где вы пропадали прошлой ночью? Хотелось бы знать!
– В коттедже Арнольда. Я забыла тебя предупредить. А у тебя что на уме, Мергатройд? Где, по-твоему, я была?
– Стало быть, ни тут, ни там. А что за ерунда насчет мистера Арнольда?
– Убит, – сказала Антония, выбирая себе сандвич на тарелке. – Это с чем?
– С тухлой рыбой, – сказал Кеннет. – Так давай дальше насчет Арнольда. Его в коттедже убили?
– Сандвич с анчоусами, и я буду вам благодарна, мистер Кеннет, если вы не будете употреблять такие выражения!..
– Помолчи, надо узнать относительно Арнольда. Так давай, Тони.
– Я уже сказала тебе, его нашли в деревне, в колодках. Больше я ничего не знаю.
– И этого вполне достаточно, – строго сказала Мергатройд. – Никогда я такого не слыхивала – чтобы трупы в колодки сажали. Что же дальше-то будет!
– Не в самом лучшем вкусе, – согласился Кеннет. – И ты его нашла, Тони?
– Нет, полиция. А потом они пришли в коттедж и забрали меня в полицейский участок для показаний. Вот я и вызвала Джайлза – подумала, что так безопаснее.
– И надеюсь, – сказала Мергатройд, поднимая с пола шляпку Антонии, – мистер Джайлз вразумил вас, уж я-то знаю, он должен был вас образумить. Это надо же – встрять в мерзкое дело с убийством! В голову не идет – кто-то взял да убил мистера Арнольда! Просто не знаю, что на свете творится! Хотя, по правде сказать, потеря-то не самая большая. Если вы с этим подносом покончили, я отнесу его на кухню, мисс Тони.
Антония допила чай и поставила полоскательницу.
– Хорошо. Будет инквест, Кен. Джайлз сказал, меня могут вызвать. Он придет к нам сегодня вечером, чтобы с тобой повидаться.
Кеннет воззрился на сестру:
– Повидаться со мной? Зачем?
– Я не спросила.
– Нет, я не против, чтобы он пришел, если захочет, но зачем ему…
Он вдруг умолк и спустил ноги с подлокотника.
– Ба! Теперь оно мое…
– Что?
– Теперь я наследник, – сказал Кеннет.
– И правда! – протянула Антония. – А я и не подумала!
– И я тоже, но согласно завещанию отца это так. Двести пятьдесят тысяч фунтов! Надо разыскать Вайолет и сказать ей!
Он вскочил, но сестра его остановила:
– Чушь! Откуда ты знаешь?
– Посчитал своим кровным делом выяснить, когда Арнольд не пожелал ссудить меня жалкими пятью сотнями. Мергатройд! Я богач! Ты слышишь? Я богач!
Мергатройд, которая вернулась, чтобы сложить скатерть, откликнулась:
– Да, слышу, и, если хотите послушаться моего совета, мастер Кеннет, попридержите язык. Вздумали кричать: «Я богач!», когда ваш сводный брат принял мученическую смерть!
– Не все ли равно, какую смерть он принял, раз он так или иначе мертв! Какой телефон у Вайолет?
– Не говорите так, мастер Кеннет! Вам бы понравилось, если бы в вас всадили нож? Так убивать – мерзко и подло, вот что я скажу вам.
– Не вижу почему, – возразил Кеннет. – Вовсе не хуже, чем застрелить человека, и гораздо более разумно. От выстрела – шум, это во-первых, а во-вторых – в человеке остается пуля, и она наводит на след. А нож следов не оставляет, и от него легко избавиться.
– Не знаю, как вы можете говорить такие вещи! – возмутилась Мергатройд. – Просто непристойно, вот что я скажу вам! И вы хоть как мне зубы будете заговаривать, а я все одно буду твердить и на том стоять: грязное, подлое это дело – резать людей.
Кеннет с сердцем отмахнулся от нее:
– Ничуть не грязнее и не подлее, чем любое другое убийство. Меня тошнит от этой слюнявой чепухи! Какой же, наконец, телефон у Вайолет?
– Ты напрасно злишься, – сказала Антония. – Лично я думаю – Мергатройд права.
– Людей, начинающих фразу со слов «лично я» (а это все женщины), надо бросать на растерзание диким львам. Что за омерзительная привычка!
– Кажется, я переняла ее у Вайолет, – задумчиво проговорила Антония.
– А ты помолчи насчет Вайолет! Она в самом деле так говорит?
– Часто.
– Я ей тоже скажу. Какой же – я в сотый раз вас спрашиваю – какой у нее номер?
– Ноль, четыре, девять, шесть – что-то в этом роде. Лучше посмотри. Кто-нибудь из вас гулял сегодня утром с собаками?
– С собаками? Я, конечно, не гулял, – сказал Кеннет, листая телефонную книгу. – Черт! Придется кому-нибудь за меня посмотреть! Тут несколько страниц Уильямсов!
Черт возьми, и угораздило же эту девчонку иметь такую фамилию!
– С какой же стати вы ругаетесь? – вмешалась Мергатройд. – Посмотрите инициалы. Нет, мисс Тони, вы прекрасно знаете, я не вывожу ваших лютых псов – чего не делаю, того не делаю. Вы бы вместо них завели хорошенького маленького фокстерьера, это другое дело.
– Нет уж, лучше я их сейчас выведу, – сказала Антония, снова надела шляпку и вышла.
Квартира была над гаражом, и кухня сообщалась с помощью железной лестницы с прилегающим к нему двориком. Антресоли гаража, который арендовала Антония, выходившие тоже во дворик, были превращены в просторное помещение для собак. Три суки бультерьеров приветствовали свою хозяйку, как всегда, очень шумно. Она надела на них поводки, позвала Билла и отправилась на прогулку. Мергатройд, которая вышла на площадку железной лестницы, чтобы проводить ее, попросила, если ей попадется по дороге молочная, купить с полдюжины яиц.
– Скорее всего мисс Уильямс пожалует к нам ужинать, – мрачно сказала Мергатройд. – Ваша покойная матушка переворачивается в гробу. Мазила рекламная. И нет теперь мистера Арнольда – некому помешать ее свадьбе с мистером Кеннетом!
– Пустяки, – ответила Антония, пытаясь воспрепятствовать попыткам одной из своих любимиц опутать ее ноги поводком.
– Только я говорю, – продолжала Мергатройд, – так или иначе, а подноготная всегда откроется.
Антония оставила ее наедине с ее размышлениями, а сама отправилась к набережной. Вернулась она через час и про яйца забыла. Накормив собак, она взбежала по лестнице на кухню и застала Мергатройд за приготовлением печенья. Белокурая девушка с умными серыми глазами и квадратным подбородком, облокотившись на стол, наблюдала за Мергатройд. Увидев Антонию, девушка улыбнулась и сказала:
– Привет! А я заглянула на минутку.
– Я не принесла яиц, – сообщила Антония.
– Ничего, я принесла, – сказала девушка. – Я слышала, ваш сводный брат убит. Выражать соболезнование нет необходимости, ведь правда?
– Да. А скромница Вайолет здесь?
– Здесь, – сказала Лесли Риверс очень спокойно. – И потому я думаю, что не останусь.
– Да и нельзя: еды не хватит. Ты видела Кеннета?
– Видела, – сказала Лесли Риверс. – Он с Вайолет. Наверное, мне говорить бесполезно, но, если Кеннет будет так неосторожен, он попадет в тюрьму. Я думаю, полиция непременно решит, что это он убил вашего сводного брата.
– Нет. Они думают, это я. Кеннет там и не был.
– У него нет алиби, – сухо констатировала Лесли. – Он как будто не видит – ведь при том, что он наследует все деньги, и в долгу как в шелку, да к тому же ненавидит Арнольда – все указывает на него.
– А я тем не менее готова поклясться, что это не он, – сказала Антония.
– Главное – будет трудно доказать, что он этого не сделал.
– Не знаю, мог ли он такое сделать! – задумчиво сказала Антония.
Мергатройд выпустила из рук скалку.
– Зато я знаю – не мог, и отродясь знала. Что вы еще скажете, мисс Тони? И это о вашем родном брате, который и мухи не обидит!
– Ну, в состязании по битью мух он всех переплюнет, – рассудительно ответила Тони. – Я ведь не говорю, что он убил Арнольда. Я просто сказала, что не знаю. Но, пожалуй, он бы смог, а ты как думаешь, Лесли?
– Не знаю. Он существо причудливое. Но конечно же нет. Что за ерунду ты городишь, Тони! Ну, я пошла.
Через пять минут Антония забрела в мастерскую, кивнула девушке, сидевшей в большом кресле, и выпалила:
– Привет! Пришла отпраздновать?
Мисс Уильямс глянула в лицо Антонии бархатными карими глазами, подняла руку с тщательно наманикюренными ногтями, чтобы пригладить блестящие черные волосы, и промолвила:
– Тони, дорогая, мне кажется, ты не должна так говорить. Лично я чувствую…
– Боже милостивый, ты была права! – воскликнул Кеннет. – Моя обожаемая, где ты подцепила эту идиотскую манеру? Не говори лично, умоляю!
Чуть заметный румянец залил бледные щеки мисс Уильямс.
– Ну Кеннет!.. – сказала она.
– Ради Бога не оскорбляй ее! – взмолилась Антония. – Не хватало мне еще тошнотворных примирений за ужином. И если уж на то пошло, Вайолет, кто тебя спрашивает, как я должна говорить?
Карие глаза чуть сузились.
– Полагаю, я могу иметь собственное мнение, не так ли? – произнесла мисс Уильямс вкрадчиво.
– А ты хорошеешь, когда сердишься, – вдруг заметил Кеннет. – Продолжай, Тони. Скажи еще что-нибудь.
Красивый рот мисс Уильямс приоткрылся, обнаружив маленькие, очень белые зубки.
– По-моему, вы оба просто чудовищны, и я категорически отказываюсь с вами ссориться. Вдвоем на меня – могу ли я устоять, бедняжка? Как ужасно, что ты оказалась в доме мистера Верикера, когда это случилось, Тони! Должно быть, тебе было очень страшно. Мне об этом просто невыносимо думать. Давайте говорить о чем-нибудь другом!
– Почему тебе об этом невыносимо думать? – повторил Кеннет не столько с иронией, сколько с любопытством. – Ты не выносишь крови?
Она вздрогнула:
– Пожалуйста, Кеннет, не надо. Это в самом деле непереносимо!
– Как хочешь, мое сокровище, хотя я не могу себе представить, почему тебя так воротит при мысли, что Арнольда зарезали. Ведь ты его и не знала.
– О да, я бы не узнала его, если бы увидела. Дело не в этом. Я просто не люблю, когда говорят о таких ужасах.
– Она ведет себя, как подобает женщине, – объяснила Антония. Ее глаза загорелись при виде двух бутылок с золотыми горлышками. – Откуда они объявились?
– Я стибрил их у Фрэнка Кру, – сообщил Кеннет. – Должны же мы отпраздновать.
– Кеннет!
– Все правильно, – вступилась Антония. – Он говорит о том, что разбогател.
– Но нельзя же пить шампанское, когда мистер Верикер убит. Это неприлично.
– Я могу пить шампанское в любое время, – сказала Антония. – Что ты сделала со своими ногтями?
Вайолет протянула руки:
– Серебряный лак. Тебе нравится?
– Нет, – сказала Антония. – Кеннет, если ты теперь наследник, ты должен назначить мне содержание, потому что я хочу купить новую машину.
– Хорошо, все что ты пожелаешь, – согласился Кеннет.
– Конечно, есть налоги на наследство, – рассуждала Вайолет, проявляя практичность. – Просто злодейство брать с наследников такие суммы, но ведь есть еще и дом. Он будет твой, правда, Кеннет?
– Ты говоришь об этой казарме на Итон-плейс? – спросил Кеннет. – Ведь тебе не придет в голову, что я буду жить в таком амбаре, а?
– Но почему же? – Вайолет приподнялась и уставилась на Кеннета. – Такой шикарный район.
– На что нужен шикарный район? Если бы ты зашла в дом, тебе бы не пришло в голову, что я могу там жить. Там турецкие ковры, ампирная мебель, гостиная, обитая розовым шелком, хрустальная люстра и мраморные столы с золочеными ножками.
– От вещей, которые не нравятся, мы можем избавиться, но, должна тебе сказать, я люблю приятные вещи, я имею в виду, хорошие вещи.
– Турецкие ковры на лестницах и золоченые зеркала? – недоверчиво спросил Кеннет.
– А почему бы и нет?
– Дорогая, у тебя просто ужасный вкус.
– Мне нравятся вещи, которые тебе не нравятся. Разве это повод, чтобы грубить? Я думаю, турецкие ковры – для тепла, и… и они дорого выглядят.
Антония, которая тем временем делала коктейли, опустила бутылку джина и устремила свой ясный взгляд на Вайолет.
– Тебе все равно, красивая ли вещь, приятно ли на нее смотреть, лишь бы шибало в нос богатством, – заключила она.
Вайолет быстро, изящным движением встала.
– Ну и что из того, что я люблю роскошь? – сказала она, и в ее низком голосе послышались резкие нотки. – Если бы у вас от рождения был вкус к хорошим вещам, и вам бы пришлось гнуть спину за каждое пенни, вы чувствовали бы то же самое! – Ее длинная ловкая рука презрительно оправила юбку. – Я даже платья шью себе сама. А я хочу… я хочу носить парижские модели, красивые меха, хочу каждую неделю причесываться у дорогого парикмахера и – вообще – хочу иметь все те приятные вещи, ради которых стоит жить!
– Только не надо слагать об этом поэму, – сказала Антония, совершенно не тронутая ее тирадой. – Если Кеннет на самом деле получит наследство, у вас все это будет.
– Конечно получу, – сказал Кеннет нетерпеливо. – Давай поживее коктейли, Тони!
Но Антония вдруг опустила на стол бутылку джина:
– Не могу. Делай сам. Я вдруг вспомнила, что должна была встретиться с Рудольфом, чтобы с ним пообедать. Надо ему позвонить. – Она сняла трубку и начала набирать номер. – Ты не знаешь, он мне не звонил?
– Не знаю. Не думаю. Сколько ты налила джина?
– Много… Алло, это квартира мистера Мезурьера? А, это ты, Рудольф? Слушай, я жутко огорчена из-за обеда. Небось ты прождал сто лет. Но я не виновата. Правда.
На другом конце провода воцарилось молчание. Потом жидковатый мужской голос, малость гнусавый и резкий, произнес с сомнением:
– Это ты, Тони? Я не совсем понял, плоховато слышно. Ты что сказала?
– Обед! – отчеканила Тони.
– Обед? Ах, Бог мой, совсем позабыл! Я безмерно огорчен. Не знаю, как я мог…
– Так ты там не был? – спросила Антония. Снова пауза.
– Тони, дорогая, что-то ужасное с линией. Я ничего не слышу.
– Стукни как следует трубку, Рудольф. Ты забыл об обеде?
– Дорогая, простишь ли ты мне когда-нибудь? – взмолился голос.
– О да! – сказала Антония. – Я тоже забыла. Потому и позвонила. Я была у Арнольда в Эшли-Грин и…
– В Эшли-Грин?!
– Да, почему ты испугался?
– Я не испугался, только какими судьбами тебя занесло туда?
– Не могу сказать тебе по телефону. Лучше приходи. И принеси какой-нибудь еды, здесь почти нечего есть.
– Но, Тони, погоди! Я не могу понять, что заставило тебя поехать в Эшли-Грин? Что-нибудь случилось? Я имею в виду…
– Да, Арнольд убит. Снова пауза.
– Убит? – откликнулся голос. – Боже правый! Ты ведь не хочешь сказать, что его убили, верно?
– Именно это я и хочу сказать. Принеси холодного мяса или еще чего-нибудь, вместе поужинаем. С шампанским.
– Шам… О, конечно! То есть большое спасибо, приду, – сказал Рудольф Мезурьер.
– Из чего я заключаю, – сказал Кеннет, сбивая коктейль с профессиональной ловкостью, – что дружок двигается сюда. Надеюсь, он в добром расположении духа, Тони?
– О, еще бы! – беспечно заверила Антония. – Он на дух не принимал Арнольда.
ГЛАВА V
В квартире Верикеров гостиную заменяла большая мастерская. Ужин был накрыт на конце черного дубового стола после того, как с него были сняты: собачий хлыст, два тюбика краски, «Обзервер» (открытый на кроссворде Торквемады), словарь Чеймберса, географический атлас, том Шекспира и «Оксфордская антология стихов». Пока Мергатройд топала взад-вперед с бокалами и тарелками, Кеннет бросил последний взгляд на полурешенный кроссворд и заявил – как он делал неизменно: «Будь я проклят, если когда-нибудь еще возьмусь за это», Рудольф Мезурьер, который принес пирог с телятиной и ветчиной и полбатона, сказал, что он знал человека, справлявшегося с подобной задачей в двадцать минут, а Вайолет, осторожно пудрясь перед венецианским зеркалом, заметила: нужно иметь память Торквемады, чтобы решать такие кроссворды.
– А откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, завороженная видом золотых горлышек.
– Остались с прошлой недели от вечеринки у Фрэнка Кру, – объяснил Кеннет.
Мергатройд громко засопела, с сердцем брякнула на стол тарелку и возмутилась:
– Тоже придумали! Пожалуй, кто решит – уже поминки.
Гости были явно смущены. Вайолет поджала хорошенькие губки и закашлялась; Рудольф Мезурьер, теребя галстук, неуклюже заметил:
– Какая ужасная история с мистером Верикером. То есть, как-то просто не верится.
Вайолет взглянула на него с благодарностью и наградила его очаровательной улыбкой.
– Невозможно поверить, правда? Я его не знала, но мне становится дурно при одной мысли об этом ужасе. Конечно, я думаю, Кен и Тони просто еще не осознали – совершенно не осознали, – сказала она.
– В самом деле, любимая! – насмешливо откликнулся Кеннет.
– Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верикеру, пока он был жив, я все же полагаю, ты мог бы хоть притвориться, что скорбишь по поводу его смерти.
– Бесполезно, – сказала Антония, выуживая маслины из высокой бутылки. – Лучше принять нас такими, как есть, Вайолет. Научить Кеннета не выпаливать того, что взбрело ему в голову, задача безнадежная.
– Ну, пожалуй, линия поведения не слишком удачная, – холодно заметила Вайолет.
– Тебе не нравится, потому что он сравнил твою зеленую шляпу с курицей в обмороке. Впрочем, это никакая не линия, это болезнь. Рудольф, хочешь маслин?
– Спасибо.
Он направился в другой конец мастерской, где она примостилась на уголке обеденного стола. Беря маслину с шомпола, который Антония использовала, чтобы извлекать маслины, он поднял на нее глаза и тихо спросил:
– Как это случилось? Почему ты там оказалась? Вот чего я не могу взять в толк.
Она взглянула на него.
– По нашим делам. Я написала ему, что мы собираемся жениться – подумала, он будет рад и, возможно, пришлет нам красивый подарок.
– Да, понимаю. Жаль, что ты со мной не посоветовалась. Я не мог подумать…
– Почему? – перебила его Антония. – Планы переменились?
– Нет-нет! Помилуй Бог, нет! Я от тебя без ума, дорогая, просто неподходящий момент. То есть, ты ведь знаешь, я как раз сейчас в стесненном положении, и человек вроде Верикера должен был непременно подумать, что я погнался за вашими деньгами.
– У меня нет никаких денег. Пятьсот в год деньгами не назовешь. Более того, в этом году не все акции дают доход, поэтому я практически нищая.
– Да, но у него-то деньги были. В общем, лучше бы ты этого не делала, потому что это только поставило меня в неловкое положение. Ну, не то чтобы очень неловкое, но ведь наверняка станет известно, что мы слегка поссорились как раз в тот день, когда его убили.
Антония подняла голову и глянула на Кеннета и Вайолет, сидевших в противоположном конце комнаты. Казалось, они были поглощены ссорой.
– Откуда ты знаешь день, когда он был убит? – спросила она напрямик.
В его темно-синих глазах, опушенных черными ресницами, вспыхнул испуг:
– Я… Разве ты мне не сказала?
– Нет, – ответила Антония. Он неуверенно засмеялся.
– Да нет, сказала – по телефону. Просто позабыла. Но ты ведь понимаешь, какое у меня положение? Конечно, это не так уж важно, но полиция может заподозрить, а кому же хочется быть замешанным… То есть, в моем положении надо быть по возможности осмотрительным.
– Не беспокойся, – сказала Антония. – Они подозревают меня.
– Я просто не понимаю, Тони. Почему ты там оказалась? Что же могло привести тебя туда? Ты ведь месяцами с Верикером не разговаривала – и вдруг бросаешься в коттедж «Риверсайд». Какая-то бессмыслица!
– Нет, не бессмыслица. В субботу утром Арнольд написал мне из конторы мерзкое письмо, я в тот же день получила его. Я поехала, чтобы объясниться с ним по этому поводу.
– Ах, милая! – Мезурьер тихонько сжал ее руки. – Все ясно. Написал обо мне какую-нибудь пакость. Могу себе представить! Но, дорогая, ты не должна была этого делать. Я сам могу о себе позаботиться.
– Полагаю, что можешь, – сказала Антония. – Но все равно, я не хотела, чтобы Арнольд распространял о тебе клевету.
– Милая! И что же он тебе сказал?
– Да ничего особенного, потому что я так его и не увидела. Он написал на нескольких страницах всякую чепуху, и все про то, как мне предстоит вскоре узнать, за какого подлеца я собралась выходить, что ты мерзавец и вор, и все в этом роде.
– Черт, вот свинья! – вспыхнул Мезурьер. – Конечно, он понял, что через год он уже не сможет помешать нашей свадьбе, вот и попытался очернить меня в твоих глазах. У тебя есть это письмо?
– Нет, я его сожгла. Подумала, так безопасней. Он внимательно посмотрел на нее:
– Ты имеешь в виду, чтобы оно не попало в руки полиции? Ты ведь ничего не скрываешь, дорогая? Если Верикер обвинил меня в чем-то конкретном, я хочу знать.
– Нет, ни в чем. – В мастерскую вошла Мергатройд. Антония встала со стола и бросила взгляд на брата. – Если вы кончили ругаться, ужин на столе. – Она подумала и добросовестно прибавила: – И если не кончили – он все равно готов.
– А откуда взялись эти бутылки? – спросила Мергатройд, завороженная видом золотых горлышек.
– Остались с прошлой недели от вечеринки у Фрэнка Кру, – объяснил Кеннет.
Мергатройд громко засопела, с сердцем брякнула на стол тарелку и возмутилась:
– Тоже придумали! Пожалуй, кто решит – уже поминки.
Гости были явно смущены. Вайолет поджала хорошенькие губки и закашлялась; Рудольф Мезурьер, теребя галстук, неуклюже заметил:
– Какая ужасная история с мистером Верикером. То есть, как-то просто не верится.
Вайолет взглянула на него с благодарностью и наградила его очаровательной улыбкой.
– Невозможно поверить, правда? Я его не знала, но мне становится дурно при одной мысли об этом ужасе. Конечно, я думаю, Кен и Тони просто еще не осознали – совершенно не осознали, – сказала она.
– В самом деле, любимая! – насмешливо откликнулся Кеннет.
– Кеннет, как бы ты ни относился к бедному мистеру Верикеру, пока он был жив, я все же полагаю, ты мог бы хоть притвориться, что скорбишь по поводу его смерти.
– Бесполезно, – сказала Антония, выуживая маслины из высокой бутылки. – Лучше принять нас такими, как есть, Вайолет. Научить Кеннета не выпаливать того, что взбрело ему в голову, задача безнадежная.
– Ну, пожалуй, линия поведения не слишком удачная, – холодно заметила Вайолет.
– Тебе не нравится, потому что он сравнил твою зеленую шляпу с курицей в обмороке. Впрочем, это никакая не линия, это болезнь. Рудольф, хочешь маслин?
– Спасибо.
Он направился в другой конец мастерской, где она примостилась на уголке обеденного стола. Беря маслину с шомпола, который Антония использовала, чтобы извлекать маслины, он поднял на нее глаза и тихо спросил:
– Как это случилось? Почему ты там оказалась? Вот чего я не могу взять в толк.
Она взглянула на него.
– По нашим делам. Я написала ему, что мы собираемся жениться – подумала, он будет рад и, возможно, пришлет нам красивый подарок.
– Да, понимаю. Жаль, что ты со мной не посоветовалась. Я не мог подумать…
– Почему? – перебила его Антония. – Планы переменились?
– Нет-нет! Помилуй Бог, нет! Я от тебя без ума, дорогая, просто неподходящий момент. То есть, ты ведь знаешь, я как раз сейчас в стесненном положении, и человек вроде Верикера должен был непременно подумать, что я погнался за вашими деньгами.
– У меня нет никаких денег. Пятьсот в год деньгами не назовешь. Более того, в этом году не все акции дают доход, поэтому я практически нищая.
– Да, но у него-то деньги были. В общем, лучше бы ты этого не делала, потому что это только поставило меня в неловкое положение. Ну, не то чтобы очень неловкое, но ведь наверняка станет известно, что мы слегка поссорились как раз в тот день, когда его убили.
Антония подняла голову и глянула на Кеннета и Вайолет, сидевших в противоположном конце комнаты. Казалось, они были поглощены ссорой.
– Откуда ты знаешь день, когда он был убит? – спросила она напрямик.
В его темно-синих глазах, опушенных черными ресницами, вспыхнул испуг:
– Я… Разве ты мне не сказала?
– Нет, – ответила Антония. Он неуверенно засмеялся.
– Да нет, сказала – по телефону. Просто позабыла. Но ты ведь понимаешь, какое у меня положение? Конечно, это не так уж важно, но полиция может заподозрить, а кому же хочется быть замешанным… То есть, в моем положении надо быть по возможности осмотрительным.
– Не беспокойся, – сказала Антония. – Они подозревают меня.
– Я просто не понимаю, Тони. Почему ты там оказалась? Что же могло привести тебя туда? Ты ведь месяцами с Верикером не разговаривала – и вдруг бросаешься в коттедж «Риверсайд». Какая-то бессмыслица!
– Нет, не бессмыслица. В субботу утром Арнольд написал мне из конторы мерзкое письмо, я в тот же день получила его. Я поехала, чтобы объясниться с ним по этому поводу.
– Ах, милая! – Мезурьер тихонько сжал ее руки. – Все ясно. Написал обо мне какую-нибудь пакость. Могу себе представить! Но, дорогая, ты не должна была этого делать. Я сам могу о себе позаботиться.
– Полагаю, что можешь, – сказала Антония. – Но все равно, я не хотела, чтобы Арнольд распространял о тебе клевету.
– Милая! И что же он тебе сказал?
– Да ничего особенного, потому что я так его и не увидела. Он написал на нескольких страницах всякую чепуху, и все про то, как мне предстоит вскоре узнать, за какого подлеца я собралась выходить, что ты мерзавец и вор, и все в этом роде.
– Черт, вот свинья! – вспыхнул Мезурьер. – Конечно, он понял, что через год он уже не сможет помешать нашей свадьбе, вот и попытался очернить меня в твоих глазах. У тебя есть это письмо?
– Нет, я его сожгла. Подумала, так безопасней. Он внимательно посмотрел на нее:
– Ты имеешь в виду, чтобы оно не попало в руки полиции? Ты ведь ничего не скрываешь, дорогая? Если Верикер обвинил меня в чем-то конкретном, я хочу знать.
– Нет, ни в чем. – В мастерскую вошла Мергатройд. Антония встала со стола и бросила взгляд на брата. – Если вы кончили ругаться, ужин на столе. – Она подумала и добросовестно прибавила: – И если не кончили – он все равно готов.