Страница:
– И я подумал, что вы тоже хотели бы быть уверенной в этом, мэм! – важно сказал он.
Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:
– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!
Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.
Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.
Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.
– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.
– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!
Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.
Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.
Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:
– Леди Айверли? Здравствуйте!
Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.
– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.
– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.
– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!
– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.
– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.
В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:
– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?
Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:
– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!
– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.
– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!
Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:
– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!
– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!
– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!
Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:
– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.
– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.
Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:
– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!
– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.
Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:
– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!
– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так! Он просто наслаждается свободой! Он, конечно, чрезвычайно привязан к отцу и к вам, но, возможно, вы слишком долго и слишком тщательно опекали его, – улыбнулась Эннис. – Я думаю, что и он, и Люсилла страдали от одного и того же: слишком много пристального внимания и опеки и слишком мало свободы!
– Не говорите мне об этой испорченной девчонке! – вздрогнула леди Айверли. – Никогда я еще ни в ком так не обманывалась! И если именно ее влияние заставило моего бедного заблудшего ребенка отвернуться от нас, я этому не удивляюсь. Девушка, которая довела свою бедную тетушку едва ли не до смерти, способна на все!
– Разве? Не знала, что дела обстоят настолько серьезно! – заметила мисс Уичвуд, иронично улыбнувшись.
– Полагаю, что вам, мисс Уичвуд, неизвестно, что такое иметь слабые нервы.
– Нет, неизвестно, и я рада этому. Но надо полагать, что ущерб, нанесенный нервам миссис Эмбер, не так уж велик. Уверена, что она почувствует себя намного лучше, когда узнает, что нет никакой опасности того, что Люсилла вернется под ее опеку.
– Как вы можете быть так бесчувственны? – с упреком произнесла леди Айверли. – Как можно не сочувствовать миссис Эмбер, которая узнала, что племянница, воспитанию которой она посвятила всю свою жизнь, сбежала от нее, чтобы жить с совершенно чужим, незнакомым человеком?
– Увы, нет, мэм, не сочувствую. По правде говоря, мне кажется, что, если бы миссис Эмбер была действительно обеспокоена судьбой девушки, она приехала бы в Бат, чтобы самой выяснить, могу ли я заботиться о Люсилле.
– Вижу, вам бесполезно что-либо говорить, мисс Уичвуд, – ответила леди Айверли, поднимаясь. – Умоляю вас только – докажите свою искренность и верните мне Найниэна.
– Мне жаль разочаровывать вас, – сказала мисс Уичвуд, – но я не собираюсь делать ничего подобного! Это было бы крайне дерзким вмешательством в личные дела Найниэна, которые меня нисколько не интересуют. Может быть, вы сами поговорите с ним? И я думаю, было бы разумнее не упоминать в беседе с ним этот ваш визит ко мне, потому что он, я уверена, очень рассердится, если узнает, что вы обсуждали его дела с кем-либо, кроме его отца!
Глава 13
Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:
– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!
Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.
Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.
Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.
– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.
– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!
Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.
Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.
Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:
– Леди Айверли? Здравствуйте!
Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.
– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.
– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.
– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!
– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.
– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.
В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:
– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?
Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:
– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!
– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.
– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!
Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:
– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!
– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!
– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!
Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:
– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.
– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.
Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:
– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!
– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.
Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:
– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!
– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так! Он просто наслаждается свободой! Он, конечно, чрезвычайно привязан к отцу и к вам, но, возможно, вы слишком долго и слишком тщательно опекали его, – улыбнулась Эннис. – Я думаю, что и он, и Люсилла страдали от одного и того же: слишком много пристального внимания и опеки и слишком мало свободы!
– Не говорите мне об этой испорченной девчонке! – вздрогнула леди Айверли. – Никогда я еще ни в ком так не обманывалась! И если именно ее влияние заставило моего бедного заблудшего ребенка отвернуться от нас, я этому не удивляюсь. Девушка, которая довела свою бедную тетушку едва ли не до смерти, способна на все!
– Разве? Не знала, что дела обстоят настолько серьезно! – заметила мисс Уичвуд, иронично улыбнувшись.
– Полагаю, что вам, мисс Уичвуд, неизвестно, что такое иметь слабые нервы.
– Нет, неизвестно, и я рада этому. Но надо полагать, что ущерб, нанесенный нервам миссис Эмбер, не так уж велик. Уверена, что она почувствует себя намного лучше, когда узнает, что нет никакой опасности того, что Люсилла вернется под ее опеку.
– Как вы можете быть так бесчувственны? – с упреком произнесла леди Айверли. – Как можно не сочувствовать миссис Эмбер, которая узнала, что племянница, воспитанию которой она посвятила всю свою жизнь, сбежала от нее, чтобы жить с совершенно чужим, незнакомым человеком?
– Увы, нет, мэм, не сочувствую. По правде говоря, мне кажется, что, если бы миссис Эмбер была действительно обеспокоена судьбой девушки, она приехала бы в Бат, чтобы самой выяснить, могу ли я заботиться о Люсилле.
– Вижу, вам бесполезно что-либо говорить, мисс Уичвуд, – ответила леди Айверли, поднимаясь. – Умоляю вас только – докажите свою искренность и верните мне Найниэна.
– Мне жаль разочаровывать вас, – сказала мисс Уичвуд, – но я не собираюсь делать ничего подобного! Это было бы крайне дерзким вмешательством в личные дела Найниэна, которые меня нисколько не интересуют. Может быть, вы сами поговорите с ним? И я думаю, было бы разумнее не упоминать в беседе с ним этот ваш визит ко мне, потому что он, я уверена, очень рассердится, если узнает, что вы обсуждали его дела с кем-либо, кроме его отца!
Глава 13
Конные путешественники вернулись только к шести часам, и к этому времени мисс Фарлоу уже принялась умолять мисс Уичвуд подготовиться к страшным известиям о том, что с ними приключилось какое-то несчастье. Она беспрестанно говорила о том, что она знала об этом с самого начала, с того самого мгновения, когда ее дорогая Эннис позволила Люсилле отправиться так далеко с группой бесшабашных молодых людей. Поскольку экспедицию сопровождали два далеко не бесшабашных грума средних лет, подобная характеристика участников экспедиции совершенно не соответствовала истине; но когда леди Уичвуд спокойно напомнила своей кузине об этом обстоятельстве, Мария только покачала головой и спросила, какой может быть толк от двух грумов? Она уверена, что дорогая Эннис страшно обеспокоена, как бы храбро ни пыталась скрыть свое состояние.
А мисс Уичвуд вообще не была обеспокоена; она даже не была удивлена, потому что и не ожидала, что Люсилла вернется вовремя, и даже попросила своего повара подать обед сегодня попозже.
– Можете быть уверены, они обнаружат столько интересного в Бадминтоне, что даже не заметят, как пролетело время! – сказала Эннис.
И конечно, оказалась права. Вскоре после семи часов Люсилла и Найниэн вбежали в комнату, бормоча извинения и сбивчиво пытаясь описать красоты Бадминтона, восхищаясь, как прекрасно они провели время, и даже – представьте себе! – им подали холодный ленч, специально приготовленный для них экономкой его милости. Ничего подобного в своей жизни они еще не видели!
Похоже, что обычно беззаботный Гарри Бекнем приложил немалые усилия к тому, чтобы прогулка прошла удачно.
– Должен признаться, – честно сказал Найниэн, – я не ожидал, что он организует все на таком уровне! Он даже отправил посыльного вчера в Бадминтон предупредить экономку, что он, скорее всего, приедет с друзьями, чтобы осмотреть дом! Или, возможно, написал управляющему, потому что именно управляющий водил нас сегодня по дому и рассказывал обо всем. И должен сказать, это было очень интересно!
– О, я никогда в жизни не проводила время так интересно! – восторженно вздохнула Люсилла. – Мы с Коризандой были в восторге и даже не замечали времени, пока мисс Тенбери не взглянула случайно на часы в одном из салонов и не обратила на них нашего внимания. И нам пришлось сразу же выехать обратно. Я надеюсь, мэм, что вы не очень сердиты из-за того, что мы опоздали!
– Нисколько! – заверила ее мисс Уичвуд. – Я славлюсь своей предусмотрительностью и велела отложить обед сразу же после вашего отъезда.
И тут Найниэн признался ей, что (если, конечно, она не сочтет это невежливым) он принял приглашение Гарри Бекнема пообедать вместе с ним и с мистером Хоксбери в кабачке «Белое сердце».
– Да, и еще он просил меня извиниться перед вами, мэм, за то, что он не смог зайти и лично объяснить причину нашей задержки! Дело в том, понимаете ли, что ему нужно было еще проводить мисс Стинчкоумб и мисс Тенбери. Он сказал, что уверен в том, что вы поймете его.
Мисс Уичвуд сказала, что прекрасно все понимает и даже сочтет глупостью со стороны Найниэна, если тот откажется от любезного приглашения мистера Бекнема. Не сказала она только, что испытала огромное облегчение, узнав, что Найниэн не будет обедать сегодня у нее. Предусмотрительность, о которой она говорила только что, подсказала ей еще несколько часов назад, что может возникнуть чрезвычайно неловкая ситуация, если леди Айверли узнает, что Найниэн, как обычно, обедал у нее, вместо того чтобы поспешить к своей любящей родительнице. Сейчас ей казалось маловероятным, что Найниэн вернется в «Пеликан» прежде, чем отправится в «Белое сердце», ведь он не сменил свой костюм для верховой езды на вечернее платье, молодой человек даже был уверен, что это было бы просто неприлично, ибо его любезный хозяин так же, как и мистер Хоксбери, не успеют переодеться. Это означало, что, какое бы сообщение леди Айверли ни оставила для него в «Пеликане», он не получит его раньше полуночи, что, конечно, было печально, но далеко не так печально, как если бы леди Айверли стала обвинять в случившемся Эннис. Поэтому она распрощалась с Найниэном, велела Люсилле побыстрее переодеваться и решила, что проблемы, которые возникнут завтра, и решать следует тоже завтра.
На следующий день Люсилла, которой очень хотелось обсудить вчерашнюю поездку с Коризан-дой, вызвалась сопровождать леди Уичвуд в галерею. Эннис, извинившись перед своими гостями, осталась дома, она чувствовала, что Найниэн непременно зайдет к ней сегодня. И не ошиблась, но он появился на пороге ее дома почти в полдень, разгоряченный и слегка задыхающийся оттого, что слишком быстро спустился по холму от «Кристофера». Эннис приняла его в библиотеке, полагая, что ее невестка и Люсилла могут вернуться в любую минуту, а Найниэн, едва переступив порог, заявил:
– О, как я рад, что вы дома, мэм! Я боялся, что вы ушли в галерею, а там я не смог бы поговорить с вами так, чтобы никто нас не, услышал! А мне очень нужно с вами поговорить!
– Тогда очень хорошо, что я не пошла в галерею сегодня утром, – ответила Эннис. – Присаживайся и расскажи мне, в чем дело!
Он сел и вынул платок из кармана, чтобы вытереть проступивший на лбу пот. Переведя дыхание, он сказал как мог спокойно:
– Я пришел, чтобы попрощаться с вами, мэм!
– Ты решил вернуться в «Чартли»? – спросила она. – Мы будем скучать без тебя, но, пожалуй, тебе действительно нужно вернуться.
– Наверное, – подтвердил он упавшим голосом. – Я говорил раньше… но теперь я вижу, что так не годится! Мой отец, кажется, действительно разволновался и… и все из-за того, что я так поспешно уехал из «Чартли», хотя я написал ему, именно так, как я вам говорил, поэтому мне просто непонятно, почему он решил, будто я не собираюсь возвращаться! Я боюсь, что он очень, очень расстроен и… и я никогда не прощу себе, если… если с ним что-нибудь случится! Похоже, мне ничего не остается, кроме одного – вернуться. Понимаете, мисс Уичвуд, вчера вечером сюда приехала моя мать. Она остановилась в «Кристофере».
– Понимаю, – сочувственно ответила мисс Уичвуд.
– И еще моя сестра Корделия, – мрачно добавил он. – Если уж ей захотелось привезти сюда одну из моих сестер, то хотя бы привезла Лавинию, у которой есть хоть немного здравого смысла, она не плачет беспрестанно и не выводит меня из себя так, как Корделия! Должен признаться вам, мэм, что я просто разъярился, когда эта слезливая гусыня сразу же обхватила меня за шею и буквально облила слезами!
– Да… да, представляю себе! – с сомнением в голосе сказала мисс Уичвуд.
– Конечно, и любой мужчина на моем месте чувствовал бы себя точно так же! Я сказал маме – очень вежливо! – что этого вполне достаточно, чтобы я не раздумывая прыгнул в бристольский экипаж и на первом же корабле уплыл в Америку или куда там ходят корабли из Бристоля, потому что лучше жить с кем угодно, чем терпеть Корделию, которая будет висеть у меня на шее и портить мои галстуки, и еще называть меня при этом своим обожаемым братом, что есть самая большая ложь, какую я когда-либо слышал, ведь она любит меня ничуть не больше, чем я ее! Так вот, а потом Корделия еще спрашивает меня, будто она играет в какой-нибудь трагедии, неужели я решил отправить своих святых родителей в могилу! Ну, тут я вовсе потерял терпение и заявил ей, что пришел поговорить с мамой, а не выслушивать всякую ерунду от нее!
Мисс Уичвуд, которой этот рассказ доставлял истинное удовольствие, поняла уже, что старшая мисс Элмор была во всем похожа на свою матушку. Судя по всему, пребывание в Бате принесло огромную пользу Найниэну, и она надеялась, что леди Айверли взяла в толк, что ее сын уже не милый послушный мальчик, который делает все, что ему скажут, а молодой джентльмен, который уже стал мужчиной.
Судя по рассказу Найниэна, его мать это уяснила. Она тут же отослала Корделию из комнаты. По словам Найниэна, она сделала это потому, что признала справедливость его слов, но мисс Уичвуд думала, что леди Айверли просто испугалась. Впрочем, вслух она этого не сказала, а заметила лишь:
– Да, весьма грустное окончание дня!
– Я бы тоже так подумал! – воскликнул Найниэн. – Только это было не окончание дня, а его начало! Я имею в виду сегодняшний день! Вчера я вернулся в «Пеликан» только после полуночи и только тогда смог прочесть записку, оставленную мне моей матерью. Идти к ней было уже слишком поздно, даже если бы я не был… – И он замолчал, смутившись.
– Немного пьян? – подсказала мисс Уичвуд.
Он улыбнулся ей в ответ:
– О нет, не пьян, мэм! Только слегка навеселе! Если вы понимаете, о чем я говорю!
– О, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, – заверила она его, и в ее глазах промелькнули искорки смеха. – Ты достаточно выпил, но не был настолько пьян, чтобы не понимать: неразумно беседовать с мамой, пока ты не проспишься. Я права?
Найниэн расхохотался:
– Клянусь Юпитером, правы! Вы просто видите меня насквозь, мэм! В итоге я отправился спать, но велел лакею разбудить меня не позже, чем в восемь часов, что он и сделал. И хотя поначалу я чувствовал себя отвратительно, чашка крепкого кофе более или менее привела меня в порядок, и я отправился в «Кристофер».
Он замолчал. Из его голоса исчезли веселые нотки, он нахмурился, а губы сжались. Прошла почти минута, прежде чем он снова заговорил, с трудом заставив себя спросить:
– Вы считаете, что это трусость с моей стороны, зря я так быстро сдался, мисс Уичвуд?
– Ни в коем случае! Вы должны относиться к отцу с почтением, помните об этом!
– Да, я знаю. Но… но я тут задумался, действительно ли он настолько болен, как считает мама. И действительно ли она верит в это или просто говорит так, чтобы заставить меня вернуться домой и остаться при них, потому что она… она гораздо сильнее привязана ко мне, чем к моим сестрам!
– Возможно, она немного преувеличивает, но, судя по тому, что вы сами рассказывали мне, я поняла, что здоровье лорда Айверли серьезно пошатнулось после его службы в войсках на Пиренеях.
– Да, это действительно так, в этом не может быть никакого сомнения! – Лицо Найниэна просветлело. Он на мгновение задумался, а потом сказал: – И у него действительно был сердечный приступ несколько лет назад. Но… но мама, похоже, постоянно боится второго приступа, который может оказаться роковым, если он разнервничается, огорчится, что кто-то ему перечит!
– Это естественно, Найниэн.
– Да, но это не совсем так! Он был чертовски рассержен, когда выяснилось, что Люси сбежала и я помогал ей в этом; а когда я вышел из себя, мы поссорились, и я заявил, что возвращаюсь в Бат, он так разъярился, так затрясся от гнева, что потерял дар речи. Но сердечного приступа у него не случилось! А он сердился несколько дней, ведь то злосчастное письмо пришло далеко не сразу. Вот поэтому смешно думать, что я поверю, будто он измучен. Но когда я попытался объяснить это маме, она говорила, что не станет винить меня за то, что я отвернулся от собственных родителей, ведь я лишь поддался дурному влиянию! Я просто не мог понять, откуда у нее такие мысли! С большим трудом я заставил ее высказаться откровенно, и в конце концов она призналась мне, какое именно влияние она имеет в виду. И как вы думаете, что это оказалось? Ваше влияние, мэм! Бог мой, я едва не умер от смеха! Нет, вы слышали когда-нибудь нечто столь же смешное?
– Никогда! – заверила мисс Уичвуд. – Надеюсь, ты смог убедить ее, что она ошибается?
– Да, но это оказалось чертовски сложно! Похоже, что кто-то рассказал ей, что вы – самая красивая женщина в Бате, да притом еще весьма подробно описал вас, потому что она говорила о ваших глазах, волосах и фигуре так, будто бы видела вас своими глазами! И я конечно же ответил ей, что так оно и есть, что вы очень красивы и очень умны, но она обвинила меня в том, что я пал жертвой вашей роковой красоты!
– Я прямо так и слышу, как она это говорит! – пробормотала мисс Уичвуд.
– Это наверняка рассмешило бы вас, но мне было не до смеха. Я был очень рассержен и сказал маме, что крайне неприлично говорить такие возмутительные вещи о леди, которая пользуется всеобщим уважением, которая отнеслась ко мне, как к родному племяннику. Вы действительно были очень добры ко мне, мэм, и я не могу уехать из Бата, не сказав, как я благодарен вам за все, что вы сделали, чтобы мое пребывание в Бате стало таким приятным! Вы позволили мне приходить в ваш дом, как к себе домой, приглашали меня вместе с Люси в театр, познакомили со своими друзьями – всего не перечислишь!
– Мой дорогой мальчик, не говори ерунду! – запротестовала она. – Ведь это я должна быть тебе благодарна! По правде говоря, я использовала тебя самым бессовестным образом, и я просто не знаю, что бы я делала без тебя, при том, что мне приходилось бы ходить повсюду вместе с Люсиллой и стоять над ней сторожем! И еще я не хотела бы, чтобы ты разговаривал так, будто бы мы уже никогда больше не увидимся! Надеюсь, ты будешь часто бывать в Бате, и обещаю тебе, что в «Кэмден-Плейс» ты всегда будешь желанным гостем.
– С-спасибо, мэм! – пробормотал он, заикаясь и краснея. – Я действительно собираюсь часто приезжать сюда! Я ясно сказал маме, что поеду с ней сегодня домой только при условии, что я буду волен уезжать и возвращаться в «Чартли» тогда, когда мне этого захочется, и мне не придется уговаривать папу давать свое согласие всякий раз, когда я собираюсь сделать что-то, что он не вполне одобряет!
– О, это было весьма разумно с твоей стороны! – сказала она. – Я думаю, сначала он, возможно, будет этим недоволен, но можешь быть уверен – потом он обязательно привыкнет к тому, что его сын – больше не мальчик, а мужчина, способный самостоятельно принимать решения!
– Думаете, он привыкнет, мэм? – с сомнением в голосе спросил Найниэн.
– Уверена, – ответила мисс Уичвуд, поднимаясь. – Ты пообедаешь с нами перед отъездом, не так ли?
– О, благодарю вас, мэм, но я не могу! Мама хочет уже сегодня вернуться в «Чартли». Она боится, что отец будет переживать, не случилось ли с ней чего-нибудь в дороге, что вполне возможно, потому что она никогда раньше не выезжала из дому без него. Безусловно, было бы гораздо разумнее отложить нашу поездку до завтрашнего утра, но, когда я предложил ей это, я сразу же понял, что это невозможно Я не хочу сказать, что она пыталась… пыталась переубедить меня, нет, – по правде говоря, она даже сказала, что мне виднее, – но я посмотрел на нее и понял, что сегодня ночью она все равно не сможет уснуть. И если мы даже доберемся до «Чартли» после полуночи, это все равно лучше, чем сидеть здесь и волноваться до умопомрачения. И по правде говоря, совершенно нестрашно, если нам даже придется ехать ночью, потому что темно все равно не будет, – луна сейчас полная, и нет никаких оснований полагать, что небо затянет тучами.
Он замолчал на мгновение, а потом добавил почти умоляющим голосом, словно бы разглядел за приветливым выражением лица мисс Уичвуд, что на самом деле она думает по этому поводу:
– Понимаете, мэм, мама не может похвалиться хорошим здоровьем, и к тому же нервы у нее не очень крепкие, и… и я знаю, через какие испытания ей приходится постоянно проходить…
и… и…
– Ты очень ее любишь, – добавила мисс Уичвуд, тепло улыбнувшись и похлопав его по покрасневшей от смущения щеке. – Она счастливая женщина! А теперь ты, наверное, хочешь попрощаться с Люсиллой, поэтому давай поднимемся в гостиную. Мне кажется, я слышала, как они с моей золовкой вошли в дом несколько минут назад.
А мисс Уичвуд вообще не была обеспокоена; она даже не была удивлена, потому что и не ожидала, что Люсилла вернется вовремя, и даже попросила своего повара подать обед сегодня попозже.
– Можете быть уверены, они обнаружат столько интересного в Бадминтоне, что даже не заметят, как пролетело время! – сказала Эннис.
И конечно, оказалась права. Вскоре после семи часов Люсилла и Найниэн вбежали в комнату, бормоча извинения и сбивчиво пытаясь описать красоты Бадминтона, восхищаясь, как прекрасно они провели время, и даже – представьте себе! – им подали холодный ленч, специально приготовленный для них экономкой его милости. Ничего подобного в своей жизни они еще не видели!
Похоже, что обычно беззаботный Гарри Бекнем приложил немалые усилия к тому, чтобы прогулка прошла удачно.
– Должен признаться, – честно сказал Найниэн, – я не ожидал, что он организует все на таком уровне! Он даже отправил посыльного вчера в Бадминтон предупредить экономку, что он, скорее всего, приедет с друзьями, чтобы осмотреть дом! Или, возможно, написал управляющему, потому что именно управляющий водил нас сегодня по дому и рассказывал обо всем. И должен сказать, это было очень интересно!
– О, я никогда в жизни не проводила время так интересно! – восторженно вздохнула Люсилла. – Мы с Коризандой были в восторге и даже не замечали времени, пока мисс Тенбери не взглянула случайно на часы в одном из салонов и не обратила на них нашего внимания. И нам пришлось сразу же выехать обратно. Я надеюсь, мэм, что вы не очень сердиты из-за того, что мы опоздали!
– Нисколько! – заверила ее мисс Уичвуд. – Я славлюсь своей предусмотрительностью и велела отложить обед сразу же после вашего отъезда.
И тут Найниэн признался ей, что (если, конечно, она не сочтет это невежливым) он принял приглашение Гарри Бекнема пообедать вместе с ним и с мистером Хоксбери в кабачке «Белое сердце».
– Да, и еще он просил меня извиниться перед вами, мэм, за то, что он не смог зайти и лично объяснить причину нашей задержки! Дело в том, понимаете ли, что ему нужно было еще проводить мисс Стинчкоумб и мисс Тенбери. Он сказал, что уверен в том, что вы поймете его.
Мисс Уичвуд сказала, что прекрасно все понимает и даже сочтет глупостью со стороны Найниэна, если тот откажется от любезного приглашения мистера Бекнема. Не сказала она только, что испытала огромное облегчение, узнав, что Найниэн не будет обедать сегодня у нее. Предусмотрительность, о которой она говорила только что, подсказала ей еще несколько часов назад, что может возникнуть чрезвычайно неловкая ситуация, если леди Айверли узнает, что Найниэн, как обычно, обедал у нее, вместо того чтобы поспешить к своей любящей родительнице. Сейчас ей казалось маловероятным, что Найниэн вернется в «Пеликан» прежде, чем отправится в «Белое сердце», ведь он не сменил свой костюм для верховой езды на вечернее платье, молодой человек даже был уверен, что это было бы просто неприлично, ибо его любезный хозяин так же, как и мистер Хоксбери, не успеют переодеться. Это означало, что, какое бы сообщение леди Айверли ни оставила для него в «Пеликане», он не получит его раньше полуночи, что, конечно, было печально, но далеко не так печально, как если бы леди Айверли стала обвинять в случившемся Эннис. Поэтому она распрощалась с Найниэном, велела Люсилле побыстрее переодеваться и решила, что проблемы, которые возникнут завтра, и решать следует тоже завтра.
На следующий день Люсилла, которой очень хотелось обсудить вчерашнюю поездку с Коризан-дой, вызвалась сопровождать леди Уичвуд в галерею. Эннис, извинившись перед своими гостями, осталась дома, она чувствовала, что Найниэн непременно зайдет к ней сегодня. И не ошиблась, но он появился на пороге ее дома почти в полдень, разгоряченный и слегка задыхающийся оттого, что слишком быстро спустился по холму от «Кристофера». Эннис приняла его в библиотеке, полагая, что ее невестка и Люсилла могут вернуться в любую минуту, а Найниэн, едва переступив порог, заявил:
– О, как я рад, что вы дома, мэм! Я боялся, что вы ушли в галерею, а там я не смог бы поговорить с вами так, чтобы никто нас не, услышал! А мне очень нужно с вами поговорить!
– Тогда очень хорошо, что я не пошла в галерею сегодня утром, – ответила Эннис. – Присаживайся и расскажи мне, в чем дело!
Он сел и вынул платок из кармана, чтобы вытереть проступивший на лбу пот. Переведя дыхание, он сказал как мог спокойно:
– Я пришел, чтобы попрощаться с вами, мэм!
– Ты решил вернуться в «Чартли»? – спросила она. – Мы будем скучать без тебя, но, пожалуй, тебе действительно нужно вернуться.
– Наверное, – подтвердил он упавшим голосом. – Я говорил раньше… но теперь я вижу, что так не годится! Мой отец, кажется, действительно разволновался и… и все из-за того, что я так поспешно уехал из «Чартли», хотя я написал ему, именно так, как я вам говорил, поэтому мне просто непонятно, почему он решил, будто я не собираюсь возвращаться! Я боюсь, что он очень, очень расстроен и… и я никогда не прощу себе, если… если с ним что-нибудь случится! Похоже, мне ничего не остается, кроме одного – вернуться. Понимаете, мисс Уичвуд, вчера вечером сюда приехала моя мать. Она остановилась в «Кристофере».
– Понимаю, – сочувственно ответила мисс Уичвуд.
– И еще моя сестра Корделия, – мрачно добавил он. – Если уж ей захотелось привезти сюда одну из моих сестер, то хотя бы привезла Лавинию, у которой есть хоть немного здравого смысла, она не плачет беспрестанно и не выводит меня из себя так, как Корделия! Должен признаться вам, мэм, что я просто разъярился, когда эта слезливая гусыня сразу же обхватила меня за шею и буквально облила слезами!
– Да… да, представляю себе! – с сомнением в голосе сказала мисс Уичвуд.
– Конечно, и любой мужчина на моем месте чувствовал бы себя точно так же! Я сказал маме – очень вежливо! – что этого вполне достаточно, чтобы я не раздумывая прыгнул в бристольский экипаж и на первом же корабле уплыл в Америку или куда там ходят корабли из Бристоля, потому что лучше жить с кем угодно, чем терпеть Корделию, которая будет висеть у меня на шее и портить мои галстуки, и еще называть меня при этом своим обожаемым братом, что есть самая большая ложь, какую я когда-либо слышал, ведь она любит меня ничуть не больше, чем я ее! Так вот, а потом Корделия еще спрашивает меня, будто она играет в какой-нибудь трагедии, неужели я решил отправить своих святых родителей в могилу! Ну, тут я вовсе потерял терпение и заявил ей, что пришел поговорить с мамой, а не выслушивать всякую ерунду от нее!
Мисс Уичвуд, которой этот рассказ доставлял истинное удовольствие, поняла уже, что старшая мисс Элмор была во всем похожа на свою матушку. Судя по всему, пребывание в Бате принесло огромную пользу Найниэну, и она надеялась, что леди Айверли взяла в толк, что ее сын уже не милый послушный мальчик, который делает все, что ему скажут, а молодой джентльмен, который уже стал мужчиной.
Судя по рассказу Найниэна, его мать это уяснила. Она тут же отослала Корделию из комнаты. По словам Найниэна, она сделала это потому, что признала справедливость его слов, но мисс Уичвуд думала, что леди Айверли просто испугалась. Впрочем, вслух она этого не сказала, а заметила лишь:
– Да, весьма грустное окончание дня!
– Я бы тоже так подумал! – воскликнул Найниэн. – Только это было не окончание дня, а его начало! Я имею в виду сегодняшний день! Вчера я вернулся в «Пеликан» только после полуночи и только тогда смог прочесть записку, оставленную мне моей матерью. Идти к ней было уже слишком поздно, даже если бы я не был… – И он замолчал, смутившись.
– Немного пьян? – подсказала мисс Уичвуд.
Он улыбнулся ей в ответ:
– О нет, не пьян, мэм! Только слегка навеселе! Если вы понимаете, о чем я говорю!
– О, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, – заверила она его, и в ее глазах промелькнули искорки смеха. – Ты достаточно выпил, но не был настолько пьян, чтобы не понимать: неразумно беседовать с мамой, пока ты не проспишься. Я права?
Найниэн расхохотался:
– Клянусь Юпитером, правы! Вы просто видите меня насквозь, мэм! В итоге я отправился спать, но велел лакею разбудить меня не позже, чем в восемь часов, что он и сделал. И хотя поначалу я чувствовал себя отвратительно, чашка крепкого кофе более или менее привела меня в порядок, и я отправился в «Кристофер».
Он замолчал. Из его голоса исчезли веселые нотки, он нахмурился, а губы сжались. Прошла почти минута, прежде чем он снова заговорил, с трудом заставив себя спросить:
– Вы считаете, что это трусость с моей стороны, зря я так быстро сдался, мисс Уичвуд?
– Ни в коем случае! Вы должны относиться к отцу с почтением, помните об этом!
– Да, я знаю. Но… но я тут задумался, действительно ли он настолько болен, как считает мама. И действительно ли она верит в это или просто говорит так, чтобы заставить меня вернуться домой и остаться при них, потому что она… она гораздо сильнее привязана ко мне, чем к моим сестрам!
– Возможно, она немного преувеличивает, но, судя по тому, что вы сами рассказывали мне, я поняла, что здоровье лорда Айверли серьезно пошатнулось после его службы в войсках на Пиренеях.
– Да, это действительно так, в этом не может быть никакого сомнения! – Лицо Найниэна просветлело. Он на мгновение задумался, а потом сказал: – И у него действительно был сердечный приступ несколько лет назад. Но… но мама, похоже, постоянно боится второго приступа, который может оказаться роковым, если он разнервничается, огорчится, что кто-то ему перечит!
– Это естественно, Найниэн.
– Да, но это не совсем так! Он был чертовски рассержен, когда выяснилось, что Люси сбежала и я помогал ей в этом; а когда я вышел из себя, мы поссорились, и я заявил, что возвращаюсь в Бат, он так разъярился, так затрясся от гнева, что потерял дар речи. Но сердечного приступа у него не случилось! А он сердился несколько дней, ведь то злосчастное письмо пришло далеко не сразу. Вот поэтому смешно думать, что я поверю, будто он измучен. Но когда я попытался объяснить это маме, она говорила, что не станет винить меня за то, что я отвернулся от собственных родителей, ведь я лишь поддался дурному влиянию! Я просто не мог понять, откуда у нее такие мысли! С большим трудом я заставил ее высказаться откровенно, и в конце концов она призналась мне, какое именно влияние она имеет в виду. И как вы думаете, что это оказалось? Ваше влияние, мэм! Бог мой, я едва не умер от смеха! Нет, вы слышали когда-нибудь нечто столь же смешное?
– Никогда! – заверила мисс Уичвуд. – Надеюсь, ты смог убедить ее, что она ошибается?
– Да, но это оказалось чертовски сложно! Похоже, что кто-то рассказал ей, что вы – самая красивая женщина в Бате, да притом еще весьма подробно описал вас, потому что она говорила о ваших глазах, волосах и фигуре так, будто бы видела вас своими глазами! И я конечно же ответил ей, что так оно и есть, что вы очень красивы и очень умны, но она обвинила меня в том, что я пал жертвой вашей роковой красоты!
– Я прямо так и слышу, как она это говорит! – пробормотала мисс Уичвуд.
– Это наверняка рассмешило бы вас, но мне было не до смеха. Я был очень рассержен и сказал маме, что крайне неприлично говорить такие возмутительные вещи о леди, которая пользуется всеобщим уважением, которая отнеслась ко мне, как к родному племяннику. Вы действительно были очень добры ко мне, мэм, и я не могу уехать из Бата, не сказав, как я благодарен вам за все, что вы сделали, чтобы мое пребывание в Бате стало таким приятным! Вы позволили мне приходить в ваш дом, как к себе домой, приглашали меня вместе с Люси в театр, познакомили со своими друзьями – всего не перечислишь!
– Мой дорогой мальчик, не говори ерунду! – запротестовала она. – Ведь это я должна быть тебе благодарна! По правде говоря, я использовала тебя самым бессовестным образом, и я просто не знаю, что бы я делала без тебя, при том, что мне приходилось бы ходить повсюду вместе с Люсиллой и стоять над ней сторожем! И еще я не хотела бы, чтобы ты разговаривал так, будто бы мы уже никогда больше не увидимся! Надеюсь, ты будешь часто бывать в Бате, и обещаю тебе, что в «Кэмден-Плейс» ты всегда будешь желанным гостем.
– С-спасибо, мэм! – пробормотал он, заикаясь и краснея. – Я действительно собираюсь часто приезжать сюда! Я ясно сказал маме, что поеду с ней сегодня домой только при условии, что я буду волен уезжать и возвращаться в «Чартли» тогда, когда мне этого захочется, и мне не придется уговаривать папу давать свое согласие всякий раз, когда я собираюсь сделать что-то, что он не вполне одобряет!
– О, это было весьма разумно с твоей стороны! – сказала она. – Я думаю, сначала он, возможно, будет этим недоволен, но можешь быть уверен – потом он обязательно привыкнет к тому, что его сын – больше не мальчик, а мужчина, способный самостоятельно принимать решения!
– Думаете, он привыкнет, мэм? – с сомнением в голосе спросил Найниэн.
– Уверена, – ответила мисс Уичвуд, поднимаясь. – Ты пообедаешь с нами перед отъездом, не так ли?
– О, благодарю вас, мэм, но я не могу! Мама хочет уже сегодня вернуться в «Чартли». Она боится, что отец будет переживать, не случилось ли с ней чего-нибудь в дороге, что вполне возможно, потому что она никогда раньше не выезжала из дому без него. Безусловно, было бы гораздо разумнее отложить нашу поездку до завтрашнего утра, но, когда я предложил ей это, я сразу же понял, что это невозможно Я не хочу сказать, что она пыталась… пыталась переубедить меня, нет, – по правде говоря, она даже сказала, что мне виднее, – но я посмотрел на нее и понял, что сегодня ночью она все равно не сможет уснуть. И если мы даже доберемся до «Чартли» после полуночи, это все равно лучше, чем сидеть здесь и волноваться до умопомрачения. И по правде говоря, совершенно нестрашно, если нам даже придется ехать ночью, потому что темно все равно не будет, – луна сейчас полная, и нет никаких оснований полагать, что небо затянет тучами.
Он замолчал на мгновение, а потом добавил почти умоляющим голосом, словно бы разглядел за приветливым выражением лица мисс Уичвуд, что на самом деле она думает по этому поводу:
– Понимаете, мэм, мама не может похвалиться хорошим здоровьем, и к тому же нервы у нее не очень крепкие, и… и я знаю, через какие испытания ей приходится постоянно проходить…
и… и…
– Ты очень ее любишь, – добавила мисс Уичвуд, тепло улыбнувшись и похлопав его по покрасневшей от смущения щеке. – Она счастливая женщина! А теперь ты, наверное, хочешь попрощаться с Люсиллой, поэтому давай поднимемся в гостиную. Мне кажется, я слышала, как они с моей золовкой вошли в дом несколько минут назад.