Страница:
– Конечно, я понимаю! – сказала мисс Уичвуд, бросив на него добрый взгляд. – Вы, безусловно, должны отправиться домой завтра же, и как можно быстрее. Я дам вам денег на выкуп из заклада ваших часов и на покупку места в дилижансе, а вы выпишете мне чек на ваш банк – и не нужно возражать и возмущаться!
Она улыбнулась, и Найниэн, который уже было напрягся и собрался спорить, понял, что тоже улыбается ей в ответ, и забормотал что-то о том, как он ей благодарен.
Люсилла, наоборот, нахмурилась:
– Да, но… Конечно, я понимаю, что ты должен вернуться домой, но что ты будешь отвечать, когда тебя спросят, что случилось со мной?
Найниэн в замешательстве уставился на нее и после паузы, в ходе которой он тщетно искал выход из сложившейся неловкой ситуации, сказал:
– Я не знаю. Наверное, я скажу, что я не могу ответить на этот вопрос, потому что дал слово, что я тебя не выдам.
На лице Люсиллы можно было с легкостью прочесть все, что она думает по поводу подобного развития событий.
– В таком случае можно сразу сказать, где я, потому что отец прикажет тебе сделать это, и ты, как всегда, не сможешь устоять!
– О, почему, ну почему ты не сделала так, как я тебя просил? Я предупреждал тебя, что ничего хорошего из твоего бегства не выйдет! А если ты ставишь мне в упрек то, что я сопровождал тебя, то это… это просто неслыханно. Хорошим же джентльменом я был бы, если бы позволил глупенькой школьнице в одиночестве разъезжать по всей стране!
– Я вовсе не глупенькая школьница! – возмутилась Люсилла, вспыхнув.
– Нет, это именно так! Ты ведь даже не знала, что для того, чтобы отправиться куда-либо в почтовом дилижансе, нужно купить билет. И не знала, что из Эймсбери не ходят дилижансы до Бата! В хорошенькой же ты оказалась бы ситуации, если бы я не отправился с тобой!
Мисс Уичвуд в этот момент встала из-за стола и решительно заявила, что дальнейшее обсуждение должно проходить в гостиной. Подоспевшая мисс Фарлоу тут же добавила:
– О да! Это гораздо разумнее, потому что никогда не знаешь, когда в столовую могут войти Лимбери или Джеймс, и никому не нужно, чтобы слуги услышали разговоры, – я, конечно, не хочу сказать, что Лимбери, такой респектабельный чело-век, подслушивает под дверями, но прислуге всегда известно все до самых мелочей, а откуда это может быть известно, если не подслушивать под дверями, я просто не знаю! Эймсбери! Никогда в жизни там не была, но знакома с несколькими людьми, которые там бывали, и мне кажется, что знаю об этом месте буквально все! Стоунхендж!
Она с триумфом улыбнулась своим собеседникам и направилась к выходу из комнаты вслед за мисс Уичвуд. Оба молодых гостя мисс Уичвуд были воспитаны в строжайших правилах, и поэтому никто из них не произнес в ответ ни слова, но за спиной у нее они обменялись весьма красноречивыми взглядами, и мистер Элмор вполголоса спросил у мисс Карлтонн, какое отношение имеет ко всему происходящему Стоунхендж?
Удобно устроив своих гостей, мисс Уичвуд заметила, что она, обдумав сложившуюся ситуацию, пришла к выводу, что Найниэну лучше всего будет рассказать своим родителям и миссис Эмбер всю правду. Она не смогла удержаться от смеха, увидев два замерших от ужаса юных лица, но тут же посерьезнела:
– Видите ли, дорогие мои, это – единственное, что можно сделать! В других обстоятельствах – например, если бы миссис Эмбер плохо обращалась с Люсиллой, – я могла бы пойти на то, чтобы держать ее присутствие в доме в тайне, но насколько я понимаю, к ней никогда в жизни никто плохо не относился!
– О нет, нет! – тут же воскликнула Люсилла. – Я никогда этого не говорила! Но ведь существует и другой вид тирании, мэм! Я не могу объяснить, что я имею в виду, и, наверное, вы никогда этого не испытывали, но…
– Я не испытывала этого, но я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эннис. – Это тирания слабости, не так ли? А оружием такого тирана становятся слезы, упреки, истерики и тому подобные средства, которыми пользуются такие женщины, как ваша тетушка!
– О, так вы понимаете! – радостно воскликнула Люсилла.
– Конечно, понимаю! Но и вы попытайтесь в свою очередь понять меня. Я не могу пойти против своей совести, Люсилла, и спрятать вас от вашей тети. – И, подняв палец, она заставила замолчать уже готовую было вступить в спор Люсиллу. – Нет, позвольте мне закончить. Я собираюсь написать письмо миссис Эмбер и спросить ее, не разрешит ли она вам погостить у меня несколько недель. Найниэн завтра отвезет мое письмо, и я надеюсь, что он сможет убедить вашу тетушку в том, что я – весьма респектабельная личность, способная должным образом о вас позаботиться.
– Можете быть в этом уверены, мэм! – воскликнул Найниэн с энтузиазмом в голосе. Но через мгновение на его лицо снова набежала тень сомнения. – Но что мне делать, если она не согласится? Она – очень мнительная дама, понимаете, и она почти никогда не позволяет Люси выходить из дому без нее, потому что она постоянно боится, что с Люси может что-нибудь случиться, например ее похитят. Такой случай действительно произошел с какой-то девушкой в прошлом году, но, конечно, не у нас – там этого просто не может случиться!
– Да, с тех пор, как умер дядя Эйбел, она каждый вечер запирает все окна и двери на засовы, – поддержала его Люсилла, – и заставляет дворецкого брать с собой в постель все наше серебро, а сама прячет свои драгоценности под матрасами!
– Бедняжка! – ответила с сожалением мисс Уичвуд. – Если она так беспокоится, то ей следовало бы завести хорошего сторожевого пса!
– Она боится собак, – мрачно произнесла Люсилла. – И лошадей! Когда я еще была маленькой, у меня был свой пони. О, Найниэн, ты помнишь, как прекрасно мы проводили время в поисках приключений, даже увязывались за охотниками, а нам этого делать не разрешалось, но егерь был нашим хорошим другом, и он только говорил нам, что мы – пара шалопаев и наверняка окончим наши дни в Ньюгейтской тюрьме!
– Конечно помню, клянусь Юпитером! – радостно воскликнул Найниэн. – Он был отличным охотником! Бог мой, а ты помнишь, как твой пони взбрыкнул, и ты полетела через забор прямо на свежевспаханное поле, и я думал, что мы уже никогда не отчистим твое платье!
Люсилла, вспомнив этот забавный случай, радостно рассмеялась, но очень скоро ее веселье угасло, и она печально заметила, что эти дни остались далеко в прошлом.
– Я знаю, мама наверняка купила бы мне лошадь, когда я слишком выросла, чтобы ездить на моем милом Панче, но тетя Клара категорически отказалась сделать это! Она заявила, что не будет знать ни минуты покоя, если я буду скакать по всей округе, и что если мне так уж хочется поездить верхом, то в Челтнеме есть очень приличная конюшня, которая предоставляет надежных грумов для сопровождения молодых леди. А эти леди разъезжают исключительно на старых клячах!
– Должен сказать, что он может показаться несколько консервативным и даже отсталым, – согласился Найниэн, – но это не так. Возможно, он просто не одобряет участия женщин в охоте.
– Как и многие другие джентльмены, – вступила в разговор мисс Фарлоу. – Мой дорогой отец никогда не разрешал мне принимать участие в охоте. Конечно, я и сама бы не захотела, даже если бы умела ездить верхом, чего я не умею.
Ответить на подобное заявление было нечего, и в комнате повисла гнетущая тишина, которую через некоторое время нарушила Люсилла.
– Поверьте мне, – мрачно произнесла она, – моя тетушка наверняка напишет моему дяде Карлтонну, и тот непременно велит мне делать то, что мне говорят старшие. Все безнадежно.
– О, не отчаивайтесь, – весело ответила ей Эннис. – Вы посмотрите, ваша тетушка будет настолько рада, когда узнает, что с вами ничего не случилось, что не станет возражать против вашего пребывания у меня в гостях. Она, возможно, даже обрадуется возможности отдохнуть!
Люсилла слабо улыбнулась, но ее улыбка тут же растаяла, и понадобилось немало времени, чтобы объяснить ей, что из этой ситуации другого выхода нет.
Перед тем как подали чай, Эннис попросила Найниэна пройти с ней в кабинет. Люсилле она сказала, что ей нужна помощь Найниэна в написании письма, но на самом деле она просто хотела узнать все детали о побеге Люсиллы и о том, что стало его причиной. Ей казалось, что в рассказе беглянки много преувеличений, но, когда Найниэн изложил ей свою версию развития событий, она поняла, что Люсилла ничего не преувеличила. Ни о каком дурном обращении не было и речи; Люсиллу просто душили доброта и любовь, которую на нее постоянно изливали не только миссис Эмбер, но и лорд и леди Айверли, и все три сестры Найниэна – даже десятилетняя Элиза боготворила ее, чем невероятно смущала Люсиллу. Что же касается Корделии и Лавинии, которых мисс Уичвуд, по рассказу брата, сочла весьма робкими и бесцветными девицами, то они постоянно повторяли Люсилле, что никак не дождутся того дня, когда смогут назвать ее своей сестрой. Этого, как справедливо заметил Найниэн, говорить, конечно, не следовало, но сам он не понимал, что его собственное поведение в этой ситуации оставляло желать много лучшего. Мисс Уичвуд было очевидно, что его преданность родителям была просто чрезмерной, но, когда она спросила его, был ли он действительно готов жениться на Люсилле, он ответил:
– Нет, нет! То есть… ну, я хочу сказать… о, я не знаю, но я думал, что обязательно случится что-нибудь, что этому помешает!
– Но насколько я понимаю, – сказала мисс Уичвуд, – ваши родители вас очень любят и никогда вам ни в чем не отказывали.
– Именно так! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Каждое… каждое мое желание сразу же выполнялось, и поэтому… поэтому как я мог быть настолько неблагодарным, чтобы отказаться выполнить их единственную просьбу? Особенно после того, как моя мать умоляла меня со слезами на глазах не разбивать последнюю мечту моего отца!
Но эта трогательная картина не произвела на мисс Уичвуд ни малейшего впечатления. Она несколько суховато заметила, что просто не понимает, почему его родители так настаивают на браке с девушкой, на которой сам он не имеет ни малейшего желания жениться.
– Но ведь она – дочь лучшего друга моего отца, – с благоговением в голосе ответил Найниэн. – Когда капитан Карлтонн купил «Олд-Мэнор», он надеялся, что оба эти поместья соединятся в результате нашего брака!
– Насколько я понимаю, капитан Карлтонн был весьма состоятельным человеком?
– О да, все Карлтонны очень богаты! – сказал Найниэн. – Но это не имеет к делу ни малейшего отношения.
Мисс Уичвуд подумала, что это как раз наверняка имеет очень большое отношение к делу, но промолчала. Через несколько секунд Найниэн, покраснев, сказал:
– Осмелюсь заявить, мэм, что у моего отца никакой корысти и в мыслях не было! Он лишь хочет обеспечить мое… мое счастье, ведь мы с Люси всегда играли вместе, когда были детьми, и… и нам нравилось общество друг друга, мы сможем стать прекрасными мужем и женой. Но это не так! – воскликнул Найниэн.
– Да, я думаю, что это действительно не так! – весело согласилась мисс Уичвуд. – И я просто не понимаю, как могли ваши родители вообразить такое.
– Они уверены, что Люси так своенравна потому, что слишком молода, а еще потому, что долго прожила под неусыпным контролем мисс Эмбер, и что я смогу справиться с ней, – ответил Найниэн. – Но я не смогу, мэм! Я действительно пытался помешать ее бегству из «Чартли», но это было просто невозможно, разве что удержать ее силой. А к тому времени, когда я догнал ее, – откровенно признался он, – она уже добралась до деревни и заявила, что, если я хотя бы пальцем к ней прикоснусь, она начнет кричать, кусаться и царапаться! Подумайте только, какой мог бы выйти скандал! Она разбудила бы всю деревню – а некоторые фермеры уже готовились отправляться на поля! Но когда она попыталась убедить меня вернуться домой и сделать вид, будто мне ничего не известно о том, как она покинула «Чартли» поздно ночью, тут уже я не мог с ней согласиться. Хорош бы я был, если бы позволил разъезжать беззащитной девушке по всей стране в одиночку!
– А она собиралась сделать именно это? – спросила мисс Уичвуд, не сумев скрыть нотки одобрения в голосе.
– Да, и если бы меня не разбудил лунный свет, упавший мне на лицо, я бы даже ничего не узнал об этом! – с горечью в голосе произнес Найниэн. – Я конечно же встал, чтобы закрыть поплотнее шторы, и именно поэтому заметил Люси. С портпледом в руке она направлялась по подъездной дороге к воротам. Лучше бы я ее не увидел, но раз уж увидел, что мне еще оставалось делать?
– Даже не могу себе представить! – призналась мисс Уичвуд.
– Я, естественно, должен был сначала одеться, а потом тихо выбраться из дому, пробраться на конюшню, и к тому времени, когда я запряг лошадь в бричку и заговорил зубы Соуэрби – Соуэрби – это наш конюх, он выполз среди ночи в одной ночной сорочке, чтобы выяснить, кто это там пытается увести лошадь и бричку! – Люси была уже на полдороге к Эймсбери. Я догадался, что она направится туда, потому что, естественно, предположил, что она попытается вернуться в Челтнем, а кроме того, я знал, что из Эймсбери ходит почтовый дилижанс до Мальборо, а Мальборо находится на дороге в Челтнем. Я думал, что это самый глупый план, но еще глупее была ее выдумка с Батом! Я пытался убедить ее оставить эту безумную затею, но это было совершенно бесполезно, и уже ничего не оставалось делать, как довезти ее до места.
Он закончил свою речь, как бы оправдываясь, и мисс Уичвуд окончательно утвердилась во мнении, что Люси, которая обладала куда более твердым характером, чем ее друг, просто уговорила Найниэна помочь ей, что он пусть неохотно, но все же сделал. И она посоветовала юноше откровенно рассказать своему отцу о тех чувствах, которые вызывает у него мысль о женитьбе на Люси.
– Поверьте мне, – сказала она, – он вряд ли будет возражать, особенно сейчас, после того как Люсилла дала ясно понять, каковы ее чувства! Я не удивлюсь, если он даже почувствует облегчение, узнав, что такая девушка не станет его невесткой.
Мисс Уичвуд запечатала письмо, протянула его молодому человеку и поднялась из-за стола со словами:
– Вот, пожалуйста! Надеюсь, что это письмо успокоит миссис Эмбер и, возможно, даже убедит ее – хотя она кажется мне весьма глупой женщиной – в том, что самым разумным сейчас было бы разрешить Люсилле погостить у меня в течение нескольких недель до тех пор, пока сама миссис Эмбер не придет в себя от пережитых волнений. Пойдемте теперь в гостиную. Лимбери сейчас принесет чай.
Она вышла из комнаты и уже подошла к дверям гостиной, как у входной двери раздался звонок. Поскольку она не ожидала посетителей, она решила, что это посыльный с каким-нибудь сообщением, и спокойно вошла в гостиную, но через несколько минут на пороге гостиной появился Лимбери и торжественно объявил:
– Милорд Бекнем, мэм, и мистер Гарри Бекнем!
Глава 3
Она улыбнулась, и Найниэн, который уже было напрягся и собрался спорить, понял, что тоже улыбается ей в ответ, и забормотал что-то о том, как он ей благодарен.
Люсилла, наоборот, нахмурилась:
– Да, но… Конечно, я понимаю, что ты должен вернуться домой, но что ты будешь отвечать, когда тебя спросят, что случилось со мной?
Найниэн в замешательстве уставился на нее и после паузы, в ходе которой он тщетно искал выход из сложившейся неловкой ситуации, сказал:
– Я не знаю. Наверное, я скажу, что я не могу ответить на этот вопрос, потому что дал слово, что я тебя не выдам.
На лице Люсиллы можно было с легкостью прочесть все, что она думает по поводу подобного развития событий.
– В таком случае можно сразу сказать, где я, потому что отец прикажет тебе сделать это, и ты, как всегда, не сможешь устоять!
– О, почему, ну почему ты не сделала так, как я тебя просил? Я предупреждал тебя, что ничего хорошего из твоего бегства не выйдет! А если ты ставишь мне в упрек то, что я сопровождал тебя, то это… это просто неслыханно. Хорошим же джентльменом я был бы, если бы позволил глупенькой школьнице в одиночестве разъезжать по всей стране!
– Я вовсе не глупенькая школьница! – возмутилась Люсилла, вспыхнув.
– Нет, это именно так! Ты ведь даже не знала, что для того, чтобы отправиться куда-либо в почтовом дилижансе, нужно купить билет. И не знала, что из Эймсбери не ходят дилижансы до Бата! В хорошенькой же ты оказалась бы ситуации, если бы я не отправился с тобой!
Мисс Уичвуд в этот момент встала из-за стола и решительно заявила, что дальнейшее обсуждение должно проходить в гостиной. Подоспевшая мисс Фарлоу тут же добавила:
– О да! Это гораздо разумнее, потому что никогда не знаешь, когда в столовую могут войти Лимбери или Джеймс, и никому не нужно, чтобы слуги услышали разговоры, – я, конечно, не хочу сказать, что Лимбери, такой респектабельный чело-век, подслушивает под дверями, но прислуге всегда известно все до самых мелочей, а откуда это может быть известно, если не подслушивать под дверями, я просто не знаю! Эймсбери! Никогда в жизни там не была, но знакома с несколькими людьми, которые там бывали, и мне кажется, что знаю об этом месте буквально все! Стоунхендж!
Она с триумфом улыбнулась своим собеседникам и направилась к выходу из комнаты вслед за мисс Уичвуд. Оба молодых гостя мисс Уичвуд были воспитаны в строжайших правилах, и поэтому никто из них не произнес в ответ ни слова, но за спиной у нее они обменялись весьма красноречивыми взглядами, и мистер Элмор вполголоса спросил у мисс Карлтонн, какое отношение имеет ко всему происходящему Стоунхендж?
Удобно устроив своих гостей, мисс Уичвуд заметила, что она, обдумав сложившуюся ситуацию, пришла к выводу, что Найниэну лучше всего будет рассказать своим родителям и миссис Эмбер всю правду. Она не смогла удержаться от смеха, увидев два замерших от ужаса юных лица, но тут же посерьезнела:
– Видите ли, дорогие мои, это – единственное, что можно сделать! В других обстоятельствах – например, если бы миссис Эмбер плохо обращалась с Люсиллой, – я могла бы пойти на то, чтобы держать ее присутствие в доме в тайне, но насколько я понимаю, к ней никогда в жизни никто плохо не относился!
– О нет, нет! – тут же воскликнула Люсилла. – Я никогда этого не говорила! Но ведь существует и другой вид тирании, мэм! Я не могу объяснить, что я имею в виду, и, наверное, вы никогда этого не испытывали, но…
– Я не испытывала этого, но я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Эннис. – Это тирания слабости, не так ли? А оружием такого тирана становятся слезы, упреки, истерики и тому подобные средства, которыми пользуются такие женщины, как ваша тетушка!
– О, так вы понимаете! – радостно воскликнула Люсилла.
– Конечно, понимаю! Но и вы попытайтесь в свою очередь понять меня. Я не могу пойти против своей совести, Люсилла, и спрятать вас от вашей тети. – И, подняв палец, она заставила замолчать уже готовую было вступить в спор Люсиллу. – Нет, позвольте мне закончить. Я собираюсь написать письмо миссис Эмбер и спросить ее, не разрешит ли она вам погостить у меня несколько недель. Найниэн завтра отвезет мое письмо, и я надеюсь, что он сможет убедить вашу тетушку в том, что я – весьма респектабельная личность, способная должным образом о вас позаботиться.
– Можете быть в этом уверены, мэм! – воскликнул Найниэн с энтузиазмом в голосе. Но через мгновение на его лицо снова набежала тень сомнения. – Но что мне делать, если она не согласится? Она – очень мнительная дама, понимаете, и она почти никогда не позволяет Люси выходить из дому без нее, потому что она постоянно боится, что с Люси может что-нибудь случиться, например ее похитят. Такой случай действительно произошел с какой-то девушкой в прошлом году, но, конечно, не у нас – там этого просто не может случиться!
– Да, с тех пор, как умер дядя Эйбел, она каждый вечер запирает все окна и двери на засовы, – поддержала его Люсилла, – и заставляет дворецкого брать с собой в постель все наше серебро, а сама прячет свои драгоценности под матрасами!
– Бедняжка! – ответила с сожалением мисс Уичвуд. – Если она так беспокоится, то ей следовало бы завести хорошего сторожевого пса!
– Она боится собак, – мрачно произнесла Люсилла. – И лошадей! Когда я еще была маленькой, у меня был свой пони. О, Найниэн, ты помнишь, как прекрасно мы проводили время в поисках приключений, даже увязывались за охотниками, а нам этого делать не разрешалось, но егерь был нашим хорошим другом, и он только говорил нам, что мы – пара шалопаев и наверняка окончим наши дни в Ньюгейтской тюрьме!
– Конечно помню, клянусь Юпитером! – радостно воскликнул Найниэн. – Он был отличным охотником! Бог мой, а ты помнишь, как твой пони взбрыкнул, и ты полетела через забор прямо на свежевспаханное поле, и я думал, что мы уже никогда не отчистим твое платье!
Люсилла, вспомнив этот забавный случай, радостно рассмеялась, но очень скоро ее веселье угасло, и она печально заметила, что эти дни остались далеко в прошлом.
– Я знаю, мама наверняка купила бы мне лошадь, когда я слишком выросла, чтобы ездить на моем милом Панче, но тетя Клара категорически отказалась сделать это! Она заявила, что не будет знать ни минуты покоя, если я буду скакать по всей округе, и что если мне так уж хочется поездить верхом, то в Челтнеме есть очень приличная конюшня, которая предоставляет надежных грумов для сопровождения молодых леди. А эти леди разъезжают исключительно на старых клячах!
– Должен сказать, что он может показаться несколько консервативным и даже отсталым, – согласился Найниэн, – но это не так. Возможно, он просто не одобряет участия женщин в охоте.
– Как и многие другие джентльмены, – вступила в разговор мисс Фарлоу. – Мой дорогой отец никогда не разрешал мне принимать участие в охоте. Конечно, я и сама бы не захотела, даже если бы умела ездить верхом, чего я не умею.
Ответить на подобное заявление было нечего, и в комнате повисла гнетущая тишина, которую через некоторое время нарушила Люсилла.
– Поверьте мне, – мрачно произнесла она, – моя тетушка наверняка напишет моему дяде Карлтонну, и тот непременно велит мне делать то, что мне говорят старшие. Все безнадежно.
– О, не отчаивайтесь, – весело ответила ей Эннис. – Вы посмотрите, ваша тетушка будет настолько рада, когда узнает, что с вами ничего не случилось, что не станет возражать против вашего пребывания у меня в гостях. Она, возможно, даже обрадуется возможности отдохнуть!
Люсилла слабо улыбнулась, но ее улыбка тут же растаяла, и понадобилось немало времени, чтобы объяснить ей, что из этой ситуации другого выхода нет.
Перед тем как подали чай, Эннис попросила Найниэна пройти с ней в кабинет. Люсилле она сказала, что ей нужна помощь Найниэна в написании письма, но на самом деле она просто хотела узнать все детали о побеге Люсиллы и о том, что стало его причиной. Ей казалось, что в рассказе беглянки много преувеличений, но, когда Найниэн изложил ей свою версию развития событий, она поняла, что Люсилла ничего не преувеличила. Ни о каком дурном обращении не было и речи; Люсиллу просто душили доброта и любовь, которую на нее постоянно изливали не только миссис Эмбер, но и лорд и леди Айверли, и все три сестры Найниэна – даже десятилетняя Элиза боготворила ее, чем невероятно смущала Люсиллу. Что же касается Корделии и Лавинии, которых мисс Уичвуд, по рассказу брата, сочла весьма робкими и бесцветными девицами, то они постоянно повторяли Люсилле, что никак не дождутся того дня, когда смогут назвать ее своей сестрой. Этого, как справедливо заметил Найниэн, говорить, конечно, не следовало, но сам он не понимал, что его собственное поведение в этой ситуации оставляло желать много лучшего. Мисс Уичвуд было очевидно, что его преданность родителям была просто чрезмерной, но, когда она спросила его, был ли он действительно готов жениться на Люсилле, он ответил:
– Нет, нет! То есть… ну, я хочу сказать… о, я не знаю, но я думал, что обязательно случится что-нибудь, что этому помешает!
– Но насколько я понимаю, – сказала мисс Уичвуд, – ваши родители вас очень любят и никогда вам ни в чем не отказывали.
– Именно так! – с энтузиазмом воскликнул юноша. – Каждое… каждое мое желание сразу же выполнялось, и поэтому… поэтому как я мог быть настолько неблагодарным, чтобы отказаться выполнить их единственную просьбу? Особенно после того, как моя мать умоляла меня со слезами на глазах не разбивать последнюю мечту моего отца!
Но эта трогательная картина не произвела на мисс Уичвуд ни малейшего впечатления. Она несколько суховато заметила, что просто не понимает, почему его родители так настаивают на браке с девушкой, на которой сам он не имеет ни малейшего желания жениться.
– Но ведь она – дочь лучшего друга моего отца, – с благоговением в голосе ответил Найниэн. – Когда капитан Карлтонн купил «Олд-Мэнор», он надеялся, что оба эти поместья соединятся в результате нашего брака!
– Насколько я понимаю, капитан Карлтонн был весьма состоятельным человеком?
– О да, все Карлтонны очень богаты! – сказал Найниэн. – Но это не имеет к делу ни малейшего отношения.
Мисс Уичвуд подумала, что это как раз наверняка имеет очень большое отношение к делу, но промолчала. Через несколько секунд Найниэн, покраснев, сказал:
– Осмелюсь заявить, мэм, что у моего отца никакой корысти и в мыслях не было! Он лишь хочет обеспечить мое… мое счастье, ведь мы с Люси всегда играли вместе, когда были детьми, и… и нам нравилось общество друг друга, мы сможем стать прекрасными мужем и женой. Но это не так! – воскликнул Найниэн.
– Да, я думаю, что это действительно не так! – весело согласилась мисс Уичвуд. – И я просто не понимаю, как могли ваши родители вообразить такое.
– Они уверены, что Люси так своенравна потому, что слишком молода, а еще потому, что долго прожила под неусыпным контролем мисс Эмбер, и что я смогу справиться с ней, – ответил Найниэн. – Но я не смогу, мэм! Я действительно пытался помешать ее бегству из «Чартли», но это было просто невозможно, разве что удержать ее силой. А к тому времени, когда я догнал ее, – откровенно признался он, – она уже добралась до деревни и заявила, что, если я хотя бы пальцем к ней прикоснусь, она начнет кричать, кусаться и царапаться! Подумайте только, какой мог бы выйти скандал! Она разбудила бы всю деревню – а некоторые фермеры уже готовились отправляться на поля! Но когда она попыталась убедить меня вернуться домой и сделать вид, будто мне ничего не известно о том, как она покинула «Чартли» поздно ночью, тут уже я не мог с ней согласиться. Хорош бы я был, если бы позволил разъезжать беззащитной девушке по всей стране в одиночку!
– А она собиралась сделать именно это? – спросила мисс Уичвуд, не сумев скрыть нотки одобрения в голосе.
– Да, и если бы меня не разбудил лунный свет, упавший мне на лицо, я бы даже ничего не узнал об этом! – с горечью в голосе произнес Найниэн. – Я конечно же встал, чтобы закрыть поплотнее шторы, и именно поэтому заметил Люси. С портпледом в руке она направлялась по подъездной дороге к воротам. Лучше бы я ее не увидел, но раз уж увидел, что мне еще оставалось делать?
– Даже не могу себе представить! – призналась мисс Уичвуд.
– Я, естественно, должен был сначала одеться, а потом тихо выбраться из дому, пробраться на конюшню, и к тому времени, когда я запряг лошадь в бричку и заговорил зубы Соуэрби – Соуэрби – это наш конюх, он выполз среди ночи в одной ночной сорочке, чтобы выяснить, кто это там пытается увести лошадь и бричку! – Люси была уже на полдороге к Эймсбери. Я догадался, что она направится туда, потому что, естественно, предположил, что она попытается вернуться в Челтнем, а кроме того, я знал, что из Эймсбери ходит почтовый дилижанс до Мальборо, а Мальборо находится на дороге в Челтнем. Я думал, что это самый глупый план, но еще глупее была ее выдумка с Батом! Я пытался убедить ее оставить эту безумную затею, но это было совершенно бесполезно, и уже ничего не оставалось делать, как довезти ее до места.
Он закончил свою речь, как бы оправдываясь, и мисс Уичвуд окончательно утвердилась во мнении, что Люси, которая обладала куда более твердым характером, чем ее друг, просто уговорила Найниэна помочь ей, что он пусть неохотно, но все же сделал. И она посоветовала юноше откровенно рассказать своему отцу о тех чувствах, которые вызывает у него мысль о женитьбе на Люси.
– Поверьте мне, – сказала она, – он вряд ли будет возражать, особенно сейчас, после того как Люсилла дала ясно понять, каковы ее чувства! Я не удивлюсь, если он даже почувствует облегчение, узнав, что такая девушка не станет его невесткой.
Мисс Уичвуд запечатала письмо, протянула его молодому человеку и поднялась из-за стола со словами:
– Вот, пожалуйста! Надеюсь, что это письмо успокоит миссис Эмбер и, возможно, даже убедит ее – хотя она кажется мне весьма глупой женщиной – в том, что самым разумным сейчас было бы разрешить Люсилле погостить у меня в течение нескольких недель до тех пор, пока сама миссис Эмбер не придет в себя от пережитых волнений. Пойдемте теперь в гостиную. Лимбери сейчас принесет чай.
Она вышла из комнаты и уже подошла к дверям гостиной, как у входной двери раздался звонок. Поскольку она не ожидала посетителей, она решила, что это посыльный с каким-нибудь сообщением, и спокойно вошла в гостиную, но через несколько минут на пороге гостиной появился Лимбери и торжественно объявил:
– Милорд Бекнем, мэм, и мистер Гарри Бекнем!
Глава 3
Мисс Уичвуд издала тихое шипение, но даже если первый из вошедших в комнату и слышал его, то виду не подал. Это был коренастый мужчина немногим старше тридцати с выражением значимости на слегка уже обрюзгшем лице. Он был одет согласно всем правилам этикета, но по его виду было совершенно ясно, что за модой этот человек не гонится, потому что его галстук, хоть и тщательно повязанный, был весьма заурядным, а уголки воротничка едва поднимались к щекам. Поклонившись, он подошел к хозяйке с видом человека, уверенного в том, что его приход будет встречен благосклонно, и с несколько тяжеловесной галантностью произнес:
– Сегодня утром, увидев солнце, встающее над Батом, я должен был догадаться, что оно возвещает ваш приезд! И я не ошибся, так оно и случилось. Дорогая мисс Эннис, этот город без вас превращается в пустыню!
Он поднес к губам протянутую ручку, но она почти сразу же отняла ее и, обратившись к спутнику джентльмена, сказала с улыбкой:
– Что случилось, Гарри? Вы приехали в Сомерсет затем, чтобы поправить свое финансовое положение?
– Вам должно быть стыдно так острить! – ответил тот с улыбкой. – Ведь я проделал весь этот путь из Лондона только для того, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение!
– Да вы льстец! – рассмеялась она. – Не пытайтесь сбить меня с толку своими дифирамбами, потому что я научилась не обращать внимания на льстивые речи еще до того, как вы выросли из коротких штанишек! Вы оба знакомы с мисс Фарлоу, но я должна познакомить вас с мисс Карлтонн, с которой, я думаю, вы не знакомы.
Затем она представила им Найниэна и предложила всем сесть.
Лорд Бекнем, бросив укоряющий взгляд на своего брата, сказал:
– Твоя живость заводит тебя слишком далеко, Гарри! Тебе не следует так разговаривать с мисс Уичвуд.
Однако Гарри не обратил ни малейшего внимания на этот упрек, поскольку его взгляд и слух были прикованы лишь к Люсилле, которую он рассматривал с явным восхищением. Гарри Бекнем был очень элегантным молодым человеком с приятными манерами. Его блестящие каштановые волосы были уложены в модную прическу и выглядели так, словно их взлохматило порывом ветра; высокие уголки воротничка доставали почти до самых скул; галстук был повязан просто великолепно; жилет свидетельствовал о безупречном вкусе хозяина; панталоны имели модный песочный цвет, а великолепные сапоги были начищены до слепящего блеска. Он выглядел полной противоположностью своему брату, впрочем, он ею и являлся – характер его был столь же легкомысленным, как и его наряд. Он никогда не проявлял ни малейшей склонности к серьезным занятиям, напротив, имел ясно выраженную склонность к трате своего наследства на пирушки, азартные игры и всяческое украшение собственной персоны. Кроме того, он держал конюшню из нескольких великолепных лошадей и был превосходным наездником, чего никогда бы не сказали те, кто видел мистера Гарри Бекнема фланирующим по улицам Бата. А меж тем он являлся регулярным клиентом конюшни Хейторпа с самого первого дня пребывания в Оксфорде, и хотя он и был весьма рисковым наездником, однако ни разу не перелетал через каменные ограды, которые в изобилии имеются в графстве Котсуолд, и не оказывался в канавах, которые обычно располагаются за этими оградами.
Лорд Бекнем, с одной стороны, восхищался искусством брата, а с другой стороны, был возмущен его расточительностью. Он постоянно читал ему нотации, но неизменно выручал его, когда тот оказывался в долгах, и всегда был рад видеть его в «Бекнем-Корт». Лорд Бекнем говорил (и сам в это верил), что он искренне привязан к двум своим братьям и трем сестрам, но он не был сердечным человеком, и его неустанная забота об их благосостоянии проистекала отчасти из чувства долга и отчасти из отеческого инстинкта. В юном возрасте он унаследовал состояние и титул своего отца и оказался единственной опорой своей больной матери и опекуном двух сестер и младшего брата. Его старшая сестра была к этому времени уже замужем за безденежным священником и имела двоих детей, в будущем ее семейство обещало стать еще многочисленнее. Лорд Бекнем принялся подыскивать подходящих женихов и для младших Мэри и Кэролайн. Его радовало, что гардемарин Джеймс Бекием, получив повышение, стал младшим офицером – с этого момента его быстрая карьера в военном флоте была обеспечена. Ему повезло – в военных кампаниях он заслужил немалые денежные премии, которые вкупе с его собственным приличным наследством позволили ему стать финансово независимым от старшего брата. Он очень редко приезжал в «Бекнем-Корт», предпочитая проводить свои отпуска на берегу в таких развлечениях, которые лорд Бекнем никак не мог одобрить. Мэри и Кэролайн навещали брата все реже после того, как Бекнем выдал их замуж за весьма обеспеченных джентльменов. Таким образом, в конце концов на попечении лорда Бекнема остался лишь самый младший член его семьи. С одной стороны, Бекнема-старшего радовала независимость бывших его подопечных, но его искренне огорчало ослабление тех связей, которые заставляли всех вращаться вокруг него, и, будучи глубоко уверенным в собственной непогрешимости, он так и не понял, что его характер и привычка всем читать нотации и давать советы отвратили всех его родственников от «Бекнем-Корт».
Тем не менее ничто не мешало ему наслаждаться теми преимуществами, которые давало большое состояние. Он владел внушительным поместьем, расположенным между Батом и Уэллсом, и очень часто приезжал в Бат, где пользовался большим уважением у тех жителей города, кого Гарри Бекием весьма непочтительно называл «батскими скупердяями». В течение нескольких лет лорд Бекнем считался самым завидным женихом в графстве, и на него было излито немало женского обаяния, но до появления в Бате мисс Эннис Уичвуд он не выказывал ни малейшего желания сделать предложение какой-либо из местных леди. Впервые он встретился с Эннис, когда она гостила у кого-то из своих друзей в Бате; будучи представленным ей на одном из приемов, он понял, что она – единственная женщина, которая достойна того, чтобы стать его женой, и с тех пор не прекращал своих попыток снискать ее расположение. Конечно, были такие, которые (подобно леди Уичвуд) считали, что Эннис поступает глупо, отказываясь от столь выгодного предложения, но таких благоразумных дам было гораздо меньше, чем тех, кто находил весьма забавным, что такой прозаический человек, как лорд Бекнем, влюбился в Эннис Уичвуд, которая была настолько весела и энергична, насколько сам лорд Бекнем был сух и скучен.
Эннис сделала все возможное, в рамках приличия, чтобы дать ему понять, что на его чувства она никогда не ответит взаимностью. Но ей так и не удалось внушить ему эту мысль – отчасти из-за того, что она уважала его за многочисленные его достоинства и просто не могла обращаться с ним грубо, отчасти же из-за того, что лорд Бекнем просто не мог поверить в то, что женщина, которую он удостоил своим вниманием, может отказаться выйти за него замуж. Он даже прощал мисс Уичвуд ее многочисленных поклонников. Не совсем, конечно… Это был единственный недостаток, который он находил в ней. И часто размышлял, станет ли она под его влиянием более сдержанной или это легкомыслие останется в ней навсегда. Поразмышляв какое-то время, он снова встречался с мисс Уичвуд и снова испытывал на себе ее очарование и еще настойчивее пытался присоединить это совершенство к своей богатейшей художественной коллекции.
Его единственной прихотью было собирание картин, статуй и ваз. У него было несколько агентов, которые информировали его об интересных продажах. Сам лорд Бекнем частенько покидал Англию, привозя с континента все новые экспонаты – еще одну китайскую вазу, чтобы поставить ее в свои переполненные шкафы, или еще одну картину кого-либо из старых мастеров, чтобы повесить ее на свои и без того завешанные картинами стены.
А настоящий момент он только что вернулся из Гааги, где приобрел картину работы Кайпа. Однако он заявил, что у него имеются некоторые сомнения в подлинности картины, и он надеется уговорить мисс Уичвуд посетить «Бекнем-Корт», чтобы посмотреть на его новое приобретение. Лорд Бекнем описал в мельчайших подробностях не только композицию картины, но и все обстоятельства, сопутствовавшие ее приобретению. Мисс Уичвуд слушала его вполуха, поскольку была увлечена представлением, разыгрываемым тремя остальными гостями. Мистер Гарри Бекнем, усевшийся рядом с Люсиллой, был сама любезность, и девушка, преодолев неизбежную поначалу застенчивость, наслаждалась своей первой, как догадалась мисс Уичвуд, беседой с достойным молодым человеком, который явно ею восхищался и который прекрасно знал, как вести разговор, чтобы робкая молодая девушка не чувствовала себя не в своей тарелке. С другой стороны камина сидел Найниэн, которому молодой Бекнем явно не понравился, скорее всего, из-за того, что явно проигрывал своему сверстнику – более непринужденному, ловкому, обладавшему манерами и внешностью светского молодого человека. Но, наблюдая за этой троицей, мисс Уичвуд вдруг подумала, что, пожалуй, причина враждебности молодого Элмора в том, что на его глазах подруга его детства с видимым удовольствием флиртует с мистером Бекнемом. Наблюдать за поведением «собаки на сене» было весьма забавно, но все это могло запросто привести к ненужным осложнениям, и поэтому мисс Уичвуд нисколько не огорчилась, когда строгая приверженность лорда Бекнема к правилам этикета заставила его подняться и откланяться сразу же после чая.
Мисс Уичвуд окончательно уверилась в том, что миссис Эмбер держала Люсиллу в слишком строгой изоляции, когда девушка принялась изливать ей свой восторг по поводу первого вечера в своей жизни, проведенного среди взрослых.
– Я не считаю вечера, когда мне нужно было из вежливости поздороваться с чопорными друзьями тетушки Клары и когда меня сразу же отсылали из комнаты, словно я какая-то школьница.
Ведь у нее не было своих друзей! По крайней мере таких, которых она выбрала бы себе сама! Тетушка постоянно предлагал ей ходить на прогулки с двумя девушками, родителей которых она знала и которых, безусловно, одобряла, но эти девушки были столь образцово благопристойны и глупы, что навевали на нее глубочайшую скуку. А когда Люсиллу однажды пригласили на пикник, тетушка не дала на это согласия, потому что она сама когда-то в молодости подхватила на молодежной вечеринке корь. И кроме того, тетушка Клара не любила развлечений на свежем воздухе: она была уверена, что сидение на сырой земле – верный путь к пневмонии и другим неприятностям.
– Сегодня утром, увидев солнце, встающее над Батом, я должен был догадаться, что оно возвещает ваш приезд! И я не ошибся, так оно и случилось. Дорогая мисс Эннис, этот город без вас превращается в пустыню!
Он поднес к губам протянутую ручку, но она почти сразу же отняла ее и, обратившись к спутнику джентльмена, сказала с улыбкой:
– Что случилось, Гарри? Вы приехали в Сомерсет затем, чтобы поправить свое финансовое положение?
– Вам должно быть стыдно так острить! – ответил тот с улыбкой. – Ведь я проделал весь этот путь из Лондона только для того, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение!
– Да вы льстец! – рассмеялась она. – Не пытайтесь сбить меня с толку своими дифирамбами, потому что я научилась не обращать внимания на льстивые речи еще до того, как вы выросли из коротких штанишек! Вы оба знакомы с мисс Фарлоу, но я должна познакомить вас с мисс Карлтонн, с которой, я думаю, вы не знакомы.
Затем она представила им Найниэна и предложила всем сесть.
Лорд Бекнем, бросив укоряющий взгляд на своего брата, сказал:
– Твоя живость заводит тебя слишком далеко, Гарри! Тебе не следует так разговаривать с мисс Уичвуд.
Однако Гарри не обратил ни малейшего внимания на этот упрек, поскольку его взгляд и слух были прикованы лишь к Люсилле, которую он рассматривал с явным восхищением. Гарри Бекнем был очень элегантным молодым человеком с приятными манерами. Его блестящие каштановые волосы были уложены в модную прическу и выглядели так, словно их взлохматило порывом ветра; высокие уголки воротничка доставали почти до самых скул; галстук был повязан просто великолепно; жилет свидетельствовал о безупречном вкусе хозяина; панталоны имели модный песочный цвет, а великолепные сапоги были начищены до слепящего блеска. Он выглядел полной противоположностью своему брату, впрочем, он ею и являлся – характер его был столь же легкомысленным, как и его наряд. Он никогда не проявлял ни малейшей склонности к серьезным занятиям, напротив, имел ясно выраженную склонность к трате своего наследства на пирушки, азартные игры и всяческое украшение собственной персоны. Кроме того, он держал конюшню из нескольких великолепных лошадей и был превосходным наездником, чего никогда бы не сказали те, кто видел мистера Гарри Бекнема фланирующим по улицам Бата. А меж тем он являлся регулярным клиентом конюшни Хейторпа с самого первого дня пребывания в Оксфорде, и хотя он и был весьма рисковым наездником, однако ни разу не перелетал через каменные ограды, которые в изобилии имеются в графстве Котсуолд, и не оказывался в канавах, которые обычно располагаются за этими оградами.
Лорд Бекнем, с одной стороны, восхищался искусством брата, а с другой стороны, был возмущен его расточительностью. Он постоянно читал ему нотации, но неизменно выручал его, когда тот оказывался в долгах, и всегда был рад видеть его в «Бекнем-Корт». Лорд Бекнем говорил (и сам в это верил), что он искренне привязан к двум своим братьям и трем сестрам, но он не был сердечным человеком, и его неустанная забота об их благосостоянии проистекала отчасти из чувства долга и отчасти из отеческого инстинкта. В юном возрасте он унаследовал состояние и титул своего отца и оказался единственной опорой своей больной матери и опекуном двух сестер и младшего брата. Его старшая сестра была к этому времени уже замужем за безденежным священником и имела двоих детей, в будущем ее семейство обещало стать еще многочисленнее. Лорд Бекнем принялся подыскивать подходящих женихов и для младших Мэри и Кэролайн. Его радовало, что гардемарин Джеймс Бекием, получив повышение, стал младшим офицером – с этого момента его быстрая карьера в военном флоте была обеспечена. Ему повезло – в военных кампаниях он заслужил немалые денежные премии, которые вкупе с его собственным приличным наследством позволили ему стать финансово независимым от старшего брата. Он очень редко приезжал в «Бекнем-Корт», предпочитая проводить свои отпуска на берегу в таких развлечениях, которые лорд Бекнем никак не мог одобрить. Мэри и Кэролайн навещали брата все реже после того, как Бекнем выдал их замуж за весьма обеспеченных джентльменов. Таким образом, в конце концов на попечении лорда Бекнема остался лишь самый младший член его семьи. С одной стороны, Бекнема-старшего радовала независимость бывших его подопечных, но его искренне огорчало ослабление тех связей, которые заставляли всех вращаться вокруг него, и, будучи глубоко уверенным в собственной непогрешимости, он так и не понял, что его характер и привычка всем читать нотации и давать советы отвратили всех его родственников от «Бекнем-Корт».
Тем не менее ничто не мешало ему наслаждаться теми преимуществами, которые давало большое состояние. Он владел внушительным поместьем, расположенным между Батом и Уэллсом, и очень часто приезжал в Бат, где пользовался большим уважением у тех жителей города, кого Гарри Бекием весьма непочтительно называл «батскими скупердяями». В течение нескольких лет лорд Бекнем считался самым завидным женихом в графстве, и на него было излито немало женского обаяния, но до появления в Бате мисс Эннис Уичвуд он не выказывал ни малейшего желания сделать предложение какой-либо из местных леди. Впервые он встретился с Эннис, когда она гостила у кого-то из своих друзей в Бате; будучи представленным ей на одном из приемов, он понял, что она – единственная женщина, которая достойна того, чтобы стать его женой, и с тех пор не прекращал своих попыток снискать ее расположение. Конечно, были такие, которые (подобно леди Уичвуд) считали, что Эннис поступает глупо, отказываясь от столь выгодного предложения, но таких благоразумных дам было гораздо меньше, чем тех, кто находил весьма забавным, что такой прозаический человек, как лорд Бекнем, влюбился в Эннис Уичвуд, которая была настолько весела и энергична, насколько сам лорд Бекнем был сух и скучен.
Эннис сделала все возможное, в рамках приличия, чтобы дать ему понять, что на его чувства она никогда не ответит взаимностью. Но ей так и не удалось внушить ему эту мысль – отчасти из-за того, что она уважала его за многочисленные его достоинства и просто не могла обращаться с ним грубо, отчасти же из-за того, что лорд Бекнем просто не мог поверить в то, что женщина, которую он удостоил своим вниманием, может отказаться выйти за него замуж. Он даже прощал мисс Уичвуд ее многочисленных поклонников. Не совсем, конечно… Это был единственный недостаток, который он находил в ней. И часто размышлял, станет ли она под его влиянием более сдержанной или это легкомыслие останется в ней навсегда. Поразмышляв какое-то время, он снова встречался с мисс Уичвуд и снова испытывал на себе ее очарование и еще настойчивее пытался присоединить это совершенство к своей богатейшей художественной коллекции.
Его единственной прихотью было собирание картин, статуй и ваз. У него было несколько агентов, которые информировали его об интересных продажах. Сам лорд Бекнем частенько покидал Англию, привозя с континента все новые экспонаты – еще одну китайскую вазу, чтобы поставить ее в свои переполненные шкафы, или еще одну картину кого-либо из старых мастеров, чтобы повесить ее на свои и без того завешанные картинами стены.
А настоящий момент он только что вернулся из Гааги, где приобрел картину работы Кайпа. Однако он заявил, что у него имеются некоторые сомнения в подлинности картины, и он надеется уговорить мисс Уичвуд посетить «Бекнем-Корт», чтобы посмотреть на его новое приобретение. Лорд Бекнем описал в мельчайших подробностях не только композицию картины, но и все обстоятельства, сопутствовавшие ее приобретению. Мисс Уичвуд слушала его вполуха, поскольку была увлечена представлением, разыгрываемым тремя остальными гостями. Мистер Гарри Бекнем, усевшийся рядом с Люсиллой, был сама любезность, и девушка, преодолев неизбежную поначалу застенчивость, наслаждалась своей первой, как догадалась мисс Уичвуд, беседой с достойным молодым человеком, который явно ею восхищался и который прекрасно знал, как вести разговор, чтобы робкая молодая девушка не чувствовала себя не в своей тарелке. С другой стороны камина сидел Найниэн, которому молодой Бекнем явно не понравился, скорее всего, из-за того, что явно проигрывал своему сверстнику – более непринужденному, ловкому, обладавшему манерами и внешностью светского молодого человека. Но, наблюдая за этой троицей, мисс Уичвуд вдруг подумала, что, пожалуй, причина враждебности молодого Элмора в том, что на его глазах подруга его детства с видимым удовольствием флиртует с мистером Бекнемом. Наблюдать за поведением «собаки на сене» было весьма забавно, но все это могло запросто привести к ненужным осложнениям, и поэтому мисс Уичвуд нисколько не огорчилась, когда строгая приверженность лорда Бекнема к правилам этикета заставила его подняться и откланяться сразу же после чая.
Мисс Уичвуд окончательно уверилась в том, что миссис Эмбер держала Люсиллу в слишком строгой изоляции, когда девушка принялась изливать ей свой восторг по поводу первого вечера в своей жизни, проведенного среди взрослых.
– Я не считаю вечера, когда мне нужно было из вежливости поздороваться с чопорными друзьями тетушки Клары и когда меня сразу же отсылали из комнаты, словно я какая-то школьница.
Ведь у нее не было своих друзей! По крайней мере таких, которых она выбрала бы себе сама! Тетушка постоянно предлагал ей ходить на прогулки с двумя девушками, родителей которых она знала и которых, безусловно, одобряла, но эти девушки были столь образцово благопристойны и глупы, что навевали на нее глубочайшую скуку. А когда Люсиллу однажды пригласили на пикник, тетушка не дала на это согласия, потому что она сама когда-то в молодости подхватила на молодежной вечеринке корь. И кроме того, тетушка Клара не любила развлечений на свежем воздухе: она была уверена, что сидение на сырой земле – верный путь к пневмонии и другим неприятностям.