Страница:
– Да… я, конечно, должен это сделать, хотя ставлю десять к одному, что Люсилла примется упрекать меня в том, что у меня нет никакой твердости!
Однако Люсилла повела себя самым достойным образом. Когда Найниэн объявил ей, что должен вернуться в «Чартли», она воскликнула:
– О нет, Найниэн! Ты правда должен? Прошу тебя, не уезжай!
Но когда он описал ей все обстоятельства, она не стала протестовать, задумалась, а потом сказала, что, по ее мнению, ему действительно надо ехать. Только после того, как молодой человек ушел, Люсилла, выйдя из кабинета, откровенно призналась мисс Уичвуд:
– Из-за всего этого, мэм, я почти рада тому, что я – сирота!
Леди Уичвуд, слегка шокированная этим заявлением, запротестовала:
– Бог мой, деточка, что ты имеешь в виду?
– То, как Айверли бесчестно заставляют Найниэна делать то, что хочется им! – объяснила Люсилла. – Леди Айверли все время взывает к его добрым чувствам, и самое печальное, что у Найниэна действительно есть добрые чувства! Я понимаю, что иметь такие чувства весьма похвально, но это делает его каким-то бесхарактерным.
– О нет. Я никогда не сказала бы, что Найниэн бесхарактерный, – заметила мисс Уичвуд. – Ты должна помнить, что он очень привязан к своей маме и, насколько я понимаю, сознает, как беспокойна ее жизнь. Я думаю, что она привыкла опираться на него…
– Да, это действительно так, она опирается на него постоянно! – воскликнула Люсилла. – Точно так же, как Корделия и Лавиния! Не понимаю, как он может выносить все это! Я бы так не смогла.
– Да, но у тебя ведь нет добрых чувств, не так ли? – сказала шутливо мисс Уичвуд.
Люсилла рассмеялась:
– Совершенно верно! И слава богу, что нет, потому что это сделало бы мою жизнь чрезвычайно неудобной!
Мисс Уичвуд ее слова развеселили, но леди Уичвуд, услышав их, покачала головой, а позднее сказала своей золовке, что эта фраза Люсиллы может служить печальным примером того, как опасно, когда человек растет без матери.
– Ну, не опаснее, чем если он растет с такой матерью, как леди Айверли! – язвительно заметила Эннис.
С отъездом Найниэна у всех в доме возникло ощущение какой-то пустоты, и даже посторонние люди говорили Эннис, как они жалеют, что Найниэн уехал, выражали надежду, что его отсутствие будет недолгим и он вскоре снова посетит Бат. Похоже, он приобрел здесь множество друзей, и это обстоятельство только усилило уважение Эннис к нему: очень немногие молодые люди пожертвовали бы своими удовольствиями ради такой неразумной и слезливой родительницы, как леди Айверли. Эннис надеялась, что он не захандрит в «Чартли», но боялась все же, что жизнь в отчем доме покажется ему очень скучной после Бата.
Однако через несколько дней она получила от Найниэна письмо, из густо исписанных страниц которого поняла, что, хотя он и думает с тоской о Бате и его обитателях, обстоятельства в «Чартли» намного улучшились. Он имел долгую беседу с отцом, в результате которой было решено, что он займется управлением поместьем и теперь большую часть своего времени будет проводить в разъездах вместе с управляющим. Мисс Уичвуд изумилась бы, узнав, как многому он научился за это время. Его ссора с лордом Айверли уже почти забыта. Он нашел отца ослабевшим и осунувшимся, но сейчас он счастлив сообщить, что отец выглядит с каждым днем все лучше и лучше, и даже сказал как-то, что, если Найниэн хочет пригласить в «Чартли» кого-то из своих друзей, он с радостью примет их.
Из всего этого мисс Уичвуд сделала вывод, что лорд Айверли получил из всего произошедшего должный урок, и теперь можно не волноваться за будущее Найниэна.
Можно, конечно, было вообще ни о чем не волноваться: Люсилла здорова и ведет себя очень послушно; о зубной боли маленького Тома помнили только его мама и няня; мисс Фарлоу, поощренная няней, теперь либо проводила большую часть дня в детской, либо ходила с Томом на долгие прогулки. И если мистер Карлтонн решил не возвращаться в Бат, то и ладно, они прекрасно жили без него.
Но когда однажды утром мисс Уичвуд получила от него письмо, ее сердце подпрыгнуло, и она почувствовала вдруг, что не хочет открывать письмо – она боялась узнать, что он действительно передумал и не вернется в Бат.
Нет, он все-таки не передумал, она с облегчением узнала о том, что он собирается приехать в Бат, но письмо, тем не менее, не принесло ей удовлетворения. Мистер Карлтонн написал его в спешке, он коротко сообщал ей, что вынужден отложить свое возвращение в Бат. Занят каким-то срочным делом, которое потребовало его поездки в поместье. Вот как раз собирается отправиться туда и просит простить его за то, что он посылает ей такую короткую записку с сообщением о своих намерениях. На большее у него нет времени, но он остается всегда ее – Оливер Карлтонн.
«Конечно, не образец эпистолярного искусства; еще меньше это можно считать письмом влюбленного мужчины», – подумала она. Единственным намеком, который позволял ей надеяться, что он влюблен в нее, была заключительная фраза письма. Но вполне вероятно, что он все свои письма подписывает словами «Всегда ваш», и было бы глупо видеть в них нечто большее, чем просто дружеское расположение.
Она почувствовала, что ее настроение упало, и изо всех сил старалась стряхнуть с себя хандру, не позволять себе думать ни о мистере Карлтонне, ни о его письме, ни о том, как она скучает без него. Она подумала, что если ей и не удалось до конца выполнить это прекрасное решение, то по крайней мере она смогла скрыть свою депрессию от леди Уичвуд. Но вскоре выяснила, что ошиблась.
– Дорогая, ты не хочешь рассказать мне, отчего ты так подавлена, – сказала осторожно леди Уичвуд.
– Да нет, ничего! А что, я выгляжу подавленной? Я как-то не думала об этом. Просто я всегда падаю духом, когда не видно ничего, кроме мокрых улиц, деревьев, зонтов и луж. Ненавижу сидеть в доме, ты же знаешь!
– Печально, конечно, что погода испортилась, но ведь ты никогда не обращала внимания на погоду. Как часто я просила тебя не выходить из дому, когда на улице дождь лил как из ведра! Но ты всегда только смеялась и говорила, что любишь чувствовать на лице капли дождя.
– Ну, это было в деревне, Амабел! В городе все по-другому, здесь ведь не обмотаешь шарф вокруг головы, не наденешь пару прочных старых туфель и не пустишься пешком за несколько километров! Я же не могу так поступить в Бате!
– Конечно нет! – тихо ответила леди Уичвуд и снова склонилась над платьем, которое она шила для своей малышки.
– По правде говоря, я думаю, что мне просто надо чем-нибудь заняться, – призналась Эннис. – Вот если бы я только не считала шитье ужасно скучным занятием или у меня была бы способность Люсиллы к рисованию – ты видела ее акварели? Они на голову выше того уровня, на котором обычно находятся работы юных девушек!
– О, не думаю, что шитье или рисование решат проблему! Это ведь не помогает отвлечься. Не знаю, как насчет рисования, потому что я никогда не любила рисовать, но думаю, что, как и шитье, оно не отвлекает от тяжких дум. Даже наоборот!
– Я думаю, мне нужно приняться за чтение серьезных книг, – заявила Эннис, решив увести разговор в сторону от опасной темы.
– Да, дорогая, это наверняка помогло бы, но ты сидишь с книгой в руках уже двадцать минут, и я просто не могла не заметить, что за это время ты не перевернула ни одной страницы, – отметила леди Уичвуд. Затем она подняла голову и, слабо улыбнувшись, сказала: – Я не хочу терзать тебя вопросами и больше не скажу ни слова. Я только от всего сердца надеюсь, что ты не совершишь ничего, о чем впоследствии будешь жалеть. Я не смогу вынести, если ты будешь несчастна, моя дорогая. Скажи мне, как ты думаешь, этот лиф не будет мал моей малышке?
Глава 14
Однако Люсилла повела себя самым достойным образом. Когда Найниэн объявил ей, что должен вернуться в «Чартли», она воскликнула:
– О нет, Найниэн! Ты правда должен? Прошу тебя, не уезжай!
Но когда он описал ей все обстоятельства, она не стала протестовать, задумалась, а потом сказала, что, по ее мнению, ему действительно надо ехать. Только после того, как молодой человек ушел, Люсилла, выйдя из кабинета, откровенно призналась мисс Уичвуд:
– Из-за всего этого, мэм, я почти рада тому, что я – сирота!
Леди Уичвуд, слегка шокированная этим заявлением, запротестовала:
– Бог мой, деточка, что ты имеешь в виду?
– То, как Айверли бесчестно заставляют Найниэна делать то, что хочется им! – объяснила Люсилла. – Леди Айверли все время взывает к его добрым чувствам, и самое печальное, что у Найниэна действительно есть добрые чувства! Я понимаю, что иметь такие чувства весьма похвально, но это делает его каким-то бесхарактерным.
– О нет. Я никогда не сказала бы, что Найниэн бесхарактерный, – заметила мисс Уичвуд. – Ты должна помнить, что он очень привязан к своей маме и, насколько я понимаю, сознает, как беспокойна ее жизнь. Я думаю, что она привыкла опираться на него…
– Да, это действительно так, она опирается на него постоянно! – воскликнула Люсилла. – Точно так же, как Корделия и Лавиния! Не понимаю, как он может выносить все это! Я бы так не смогла.
– Да, но у тебя ведь нет добрых чувств, не так ли? – сказала шутливо мисс Уичвуд.
Люсилла рассмеялась:
– Совершенно верно! И слава богу, что нет, потому что это сделало бы мою жизнь чрезвычайно неудобной!
Мисс Уичвуд ее слова развеселили, но леди Уичвуд, услышав их, покачала головой, а позднее сказала своей золовке, что эта фраза Люсиллы может служить печальным примером того, как опасно, когда человек растет без матери.
– Ну, не опаснее, чем если он растет с такой матерью, как леди Айверли! – язвительно заметила Эннис.
С отъездом Найниэна у всех в доме возникло ощущение какой-то пустоты, и даже посторонние люди говорили Эннис, как они жалеют, что Найниэн уехал, выражали надежду, что его отсутствие будет недолгим и он вскоре снова посетит Бат. Похоже, он приобрел здесь множество друзей, и это обстоятельство только усилило уважение Эннис к нему: очень немногие молодые люди пожертвовали бы своими удовольствиями ради такой неразумной и слезливой родительницы, как леди Айверли. Эннис надеялась, что он не захандрит в «Чартли», но боялась все же, что жизнь в отчем доме покажется ему очень скучной после Бата.
Однако через несколько дней она получила от Найниэна письмо, из густо исписанных страниц которого поняла, что, хотя он и думает с тоской о Бате и его обитателях, обстоятельства в «Чартли» намного улучшились. Он имел долгую беседу с отцом, в результате которой было решено, что он займется управлением поместьем и теперь большую часть своего времени будет проводить в разъездах вместе с управляющим. Мисс Уичвуд изумилась бы, узнав, как многому он научился за это время. Его ссора с лордом Айверли уже почти забыта. Он нашел отца ослабевшим и осунувшимся, но сейчас он счастлив сообщить, что отец выглядит с каждым днем все лучше и лучше, и даже сказал как-то, что, если Найниэн хочет пригласить в «Чартли» кого-то из своих друзей, он с радостью примет их.
Из всего этого мисс Уичвуд сделала вывод, что лорд Айверли получил из всего произошедшего должный урок, и теперь можно не волноваться за будущее Найниэна.
Можно, конечно, было вообще ни о чем не волноваться: Люсилла здорова и ведет себя очень послушно; о зубной боли маленького Тома помнили только его мама и няня; мисс Фарлоу, поощренная няней, теперь либо проводила большую часть дня в детской, либо ходила с Томом на долгие прогулки. И если мистер Карлтонн решил не возвращаться в Бат, то и ладно, они прекрасно жили без него.
Но когда однажды утром мисс Уичвуд получила от него письмо, ее сердце подпрыгнуло, и она почувствовала вдруг, что не хочет открывать письмо – она боялась узнать, что он действительно передумал и не вернется в Бат.
Нет, он все-таки не передумал, она с облегчением узнала о том, что он собирается приехать в Бат, но письмо, тем не менее, не принесло ей удовлетворения. Мистер Карлтонн написал его в спешке, он коротко сообщал ей, что вынужден отложить свое возвращение в Бат. Занят каким-то срочным делом, которое потребовало его поездки в поместье. Вот как раз собирается отправиться туда и просит простить его за то, что он посылает ей такую короткую записку с сообщением о своих намерениях. На большее у него нет времени, но он остается всегда ее – Оливер Карлтонн.
«Конечно, не образец эпистолярного искусства; еще меньше это можно считать письмом влюбленного мужчины», – подумала она. Единственным намеком, который позволял ей надеяться, что он влюблен в нее, была заключительная фраза письма. Но вполне вероятно, что он все свои письма подписывает словами «Всегда ваш», и было бы глупо видеть в них нечто большее, чем просто дружеское расположение.
Она почувствовала, что ее настроение упало, и изо всех сил старалась стряхнуть с себя хандру, не позволять себе думать ни о мистере Карлтонне, ни о его письме, ни о том, как она скучает без него. Она подумала, что если ей и не удалось до конца выполнить это прекрасное решение, то по крайней мере она смогла скрыть свою депрессию от леди Уичвуд. Но вскоре выяснила, что ошиблась.
– Дорогая, ты не хочешь рассказать мне, отчего ты так подавлена, – сказала осторожно леди Уичвуд.
– Да нет, ничего! А что, я выгляжу подавленной? Я как-то не думала об этом. Просто я всегда падаю духом, когда не видно ничего, кроме мокрых улиц, деревьев, зонтов и луж. Ненавижу сидеть в доме, ты же знаешь!
– Печально, конечно, что погода испортилась, но ведь ты никогда не обращала внимания на погоду. Как часто я просила тебя не выходить из дому, когда на улице дождь лил как из ведра! Но ты всегда только смеялась и говорила, что любишь чувствовать на лице капли дождя.
– Ну, это было в деревне, Амабел! В городе все по-другому, здесь ведь не обмотаешь шарф вокруг головы, не наденешь пару прочных старых туфель и не пустишься пешком за несколько километров! Я же не могу так поступить в Бате!
– Конечно нет! – тихо ответила леди Уичвуд и снова склонилась над платьем, которое она шила для своей малышки.
– По правде говоря, я думаю, что мне просто надо чем-нибудь заняться, – призналась Эннис. – Вот если бы я только не считала шитье ужасно скучным занятием или у меня была бы способность Люсиллы к рисованию – ты видела ее акварели? Они на голову выше того уровня, на котором обычно находятся работы юных девушек!
– О, не думаю, что шитье или рисование решат проблему! Это ведь не помогает отвлечься. Не знаю, как насчет рисования, потому что я никогда не любила рисовать, но думаю, что, как и шитье, оно не отвлекает от тяжких дум. Даже наоборот!
– Я думаю, мне нужно приняться за чтение серьезных книг, – заявила Эннис, решив увести разговор в сторону от опасной темы.
– Да, дорогая, это наверняка помогло бы, но ты сидишь с книгой в руках уже двадцать минут, и я просто не могла не заметить, что за это время ты не перевернула ни одной страницы, – отметила леди Уичвуд. Затем она подняла голову и, слабо улыбнувшись, сказала: – Я не хочу терзать тебя вопросами и больше не скажу ни слова. Я только от всего сердца надеюсь, что ты не совершишь ничего, о чем впоследствии будешь жалеть. Я не смогу вынести, если ты будешь несчастна, моя дорогая. Скажи мне, как ты думаешь, этот лиф не будет мал моей малышке?
Глава 14
Погода оставалась неустойчивой еще несколько дней, и стало ясно, что различные развлечения на свежем воздухе, запланированные Коризандой и ее друзьями, придется отложить. Это, естественно, стало огромным разочарованием для Люсиллы, и очень скоро даже леди Уичвуд потеряла терпение. Когда Люсилла в двадцатый раз за последние два часа спросила, не кажется ли ей, что небо проясняется и что завтрашняя прогулка в Сидни-Гарден, скорее всего, состоится, она мягко, но решительно упрекнула ее:
– Милое мое дитя, погода не улучшится оттого, что ты постоянно подбегаешь к окну и спрашиваешь нас, не кажется ли нам, что небо проясняется. Ни моя золовка, ни я не имеем ни малейшего представления, будет ли завтра хорошая погода – так есть ли смысл требовать от нас ответов? Куда лучше без толку не прижиматься носом к стеклу, а заняться делом – музыкой или рисованием. – Леди Уичвуд мягко улыбнулась и добавила: – Знаешь, моя дорогая, как бы люди тебя ни любили, они очень скоро сочтут тебя невыносимо скучной, если ты будешь постоянно жаловаться и капризничать по поводу каждой мелочи, словно ты до сих пор – маленький избалованный ребенок.
Люсилла покраснела, и на мгновение показалось, что она не удержится и скажет в ответ какую-нибудь резкость, но через несколько секунд внутренней борьбы девушка произнесла тихо:
– Прошу прощения, мэм! – и выбежала из комнаты.
Вскоре стало ясно, что слова леди Уичвуд подействовали. Люсилла хотя и бросала время от времени грустные взгляды на мокрые стекла, но уже очень редко жаловалась на капризы погоды, и усилия девушки, с которыми она старалась скрыть свое разочарование за внешней жизнерадостностью, были достойны всяческих похвал.
Но тогда, когда погода стала налаживаться, мисс Фарлоу внесла совершенно лишнее разнообразие в их жизнь, внезапно заболев гриппом. Завернувшись в платок, она ковыляла по дому, уверяя, что у нее всего лишь небольшая простуда, и, пока она однажды утром не упала в обморок, попытавшись подняться с кровати, ее нельзя было уговорить ни полежать в постели несколько дней, ни позволить Эннис пригласить врача. У меня ничего опасного, легкое недомогание, но скоро я совсем поправлюсь, твердила она, и дорогой Эннис нет никакой необходимости вызывать доктора Тидмарша не потому, что она имеет что-либо против него, ведь она знает, что он очень мил и настоящий джентльмен, просто ее папа не верил докторам; и кроме того, было бы странно с ее стороны заболеть тогда, когда весь дом полон гостей, и ее долг – оставаться на ногах, даже если это и убьет ее.
Однако Эннис решила взять дело в свои руки и послала посыльного с запиской к доктору Тидмаршу. К тому времени, когда пришел доктор, мисс Фарлоу чувствовала себя настолько плохо, что приветствовала его как спасителя, затем разрыдалась и принялась описывать ему все симптомы своей болезни в мельчайших подробностях. Закончила она тем, что принялась умолять его ни в коем случае не говорить ей, что у нее скарлатина.
– Нет, нет, мэм! – утешил ее доктор. – Всего лишь грипп! Я пришлю вам лекарство, и вы очень скоро почувствуете себя гораздо лучше. Я загляну к вам завтра, чтобы посмотреть, как вы поправляетесь. А вы должны оставаться в постели и делать то, что вам скажет мисс Уичвуд.
Затем он вышел из комнаты вместе с Эннис, сказав, что особо беспокоиться не следует, дал ей необходимые наставления, а потом, уходя, прищурившись, сказал:
– Так, а что касается вас, мэм, то вы, пожалуйста, не переутомляйтесь. Вы выглядите не такой здоровой, как в прошлый раз: я подозреваю, что вы слишком устали.
Когда Эннис вернулась в спальню мисс Фарлоу, она застала кузину в слезах. Поводом для этого нового приступа беспокойства стал страх Марии, что Том мог заразиться от нее, за что она никогда, никогда себя не простит.
– Дорогая Мария, у нас будет достаточно времени поплакать над этим, если Том действительно заразится, чего, вполне вероятно, может и не произойти, – бодро заявила Эннис. – Бетти принесет тебе сейчас лимонад, а после этого ты, возможно, сможешь немного поспать.
Вскоре стало ясно, что мисс Фарлоу – очень сложный больной. Она умоляла мисс Уичвуд не обращать на нее внимания, заниматься своими делами и не думать ни в коем случае, что она должна сидеть у ее постели, потому что у нее есть все необходимое и ей невыносима сама мысль о том, что она причиняет кому-то беспокойство. Но если мисс Уичвуд уходила из комнаты дольше чем на полчаса, мисс Фарлоу впадала в глубокое уныние, потому что ей тут же становилось ясно, что никого не беспокоит, что с ней, а ее дорогую Эннис это беспокоит меньше всех.
Леди Уичвуд и Люсилла тоже хотели помочь ухаживать за мисс Фарлоу, но Эннис не позволила им даже войти в спальню больной. Люсилла, услыхав отказ, явно испытала облегчение, потому что она никогда в жизни ни за кем не ухаживала и в глубине души боялась, что может сделать что-нибудь не так. Что же касается леди Уичвуд, то она весьма неохотно согласилась держаться подальше от бедной Марии, и то только после того, как Эннис напомнила ей, что она должна думать прежде всего о своих детях и ни в коем случае не может рисковать заразиться гриппом.
– Но ты должна пообещать мне, что будешь осторожна! Пусть Джерби тебе поможет, и не оставайся в комнате надолго и не подходи к Марии слишком близко! Как было бы ужасно, если бы ты заболела!
– Действительно ужасно… и при этом удивительно! – ответила Эннис. – Ты же знаешь, я никогда не болею! Ты наверняка помнишь, как несколько раз простуда укладывала в постель всех обитателей «Твайнема», кроме няни и меня! Но если ты в это время присмотришь за Люсил-лой, я буду тебе чрезвычайно благодарна!
Когда Эннис спросила Джерби, не поможет ли она ей ухаживать за мисс Фарлоу, та ответила, что мисс Эннис может полностью положиться на нее и не беспокоиться ни о чем. Но поскольку Джерби явно полагала, что мисс Фарлоу подхватила грипп специально для того, чтобы сесть всем на шею, Эннис старалась оказаться в комнате больной всякий раз, когда Джерби приходила, чтобы отмерить лекарство, умыть мисс Фарлоу или поправить ей подушки. Джерби не любила мисс Фарлоу, считала, что та могла бы быть гораздо лучше, если бы хотела того, и вообще вела себя с ней как тюремщик с беспокойным заключенным. Напрасно пыталась мисс Уичвуд урезонить ее.
– Просто сил нет, мисс, выслушивать, какую суматоху она устроила из такой ерунды, как грипп! Если послушать, как она описывает свои боли и страдания, можно подумать, что она находится на последней стадии чахотки. А самое главное, мисс Эннис, я просто выхожу из себя, когда она сначала говорит, что не хочет, чтобы вы беспокоились о ней или сидели с ней, а через секунду удивляется, как так могло получиться, что вы не сидите у ее постели целыми часами!
– О, Джерби, прошу тебя, замолчи! – уговаривала ее мисс Уичвуд. – Я знаю, что она… она очень утомляет, но нужно помнить, что при гриппе люди действительно себя очень плохо чувствуют. Поэтому ничего удивительного, что она… так подавлена! Но больше, я надеюсь, тебе не придется возиться с ней, потому что доктор Тидмарш сказал мне, что не видит причин, по которым она не могла бы встать на часок уже завтра. А когда она поднимется хотя бы ненадолго, ее настроение резко улучшится, ведь она с самого начала не хотела ложиться в постель. Джерби недоверчиво фыркнула:
– Это она только так говорит, мисс Эннис, но я уверена, что она пролежит в постели еще недели две!
Но Джерби оказалась не права в своем пророчестве. Когда на следующий день мисс Фарлоу разрешили посидеть пару часов в кресле, она тут же воспрянула духом и принялась перечислять все дела, которые собиралась переделать в ближайшее время. Мало того, она считала, что на следующий день уже будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей, и мисс Уичвуд с большим трудом удалось уговорить больную не приниматься немедленно за починку разорванной простыни. К счастью, мисс Фарлоу настолько ослабела после своей болезни, что, всего лишь причесавшись, она почувствовала себя настолько обессиленной, что почти два часа просидела в кресле, не двигаясь и укутавшись шалью, едва собравшись с духом, чтобы просмотреть светскую хронику в «Морнинг пост».
Но так или иначе, она определенно поправлялась, и мисс Уичвуд, несмотря на то что сама чувствовала необъяснимую усталость, уже предвкушала период спокойствия. Однако ее мечтам не суждено было сбыться – утром, отдергивая полог вокруг ее кровати, Джерби сообщила ей ужасную новость: няня попросила послать за доктором Тидмаршем, чтобы тот осмотрел Тома.
Мисс Уичвуд резко села на кровати и в ужасе воскликнула:
– О, Джерби, нет, только не это! Ты хочешь сказать, что у него тоже грипп?
– В этом не может быть ни малейшего сомнения, мисс, – неумолимо заявила Джерби. – Няня заподозрила, что он заболел, еще вчера вечером, но у нее хватило здравого смысла, чтобы вынести колыбель в гардеробную, поэтому будем надеяться, что бедная малышка не подхватила инфекцию от Тома.
– Будем надеяться! – сказала Эннис, отбросив в сторону одеяла и выскользнув из постели. – Помоги мне одеться побыстрее, Джерби! Я должна сейчас же послать за доктором Тидмаршем и предупредить Уордлоу, чтобы она сделала запас лимонов, ячменя и купила еще кур для бульона и… я не знаю, но она наверняка знает, что там еще понадобится!
– Можете быть уверены в этом, мисс. А что касается доктора, то леди Уичвуд уже послала за ним сразу же, как только няня сообщила ей, что Том заболел. Конечно, – добавила горничная мрачно, подавая мисс Уичвуд чулки, – осталось только, чтобы сама леди Уичвуд подхватила этот грипп, и тогда мы действительно окажемся в сложном положении!
– О, прошу тебя, не говори так, Джерби! – взмолилась мисс Уичвуд.
– Я пренебрегла бы своим долгом, мисс, если бы не предупредила вас: беда не ходит одна! Уж это поверьте моему опыту.
Мисс Уичвуд это пророчество почему-то не испугало. Но окончательно она успокоилась, когда вошла в комнату для завтрака. Леди Уичвуд, держа на коленях свою малышку, ела хлеб с маслом, а Люсилла с благоговением взирала на эту семейную идиллию. Мисс Уичвуд, которой было прекрасно известно, какая заботливая мать ее невестка, испытала огромное облегчение, увидев, что леди Уичвуд так спокойна. Наклонившись к ней, она поцеловала ее и сказала:
– Я так расстроилась, Амабел, когда сегодня утром услыхала, что Том тоже пал жертвой этого ужасного гриппа!
– Да, это очень плохо, – вдохнула леди Уичвуд. – Но этого следовало ожидать! Я была уверена, что он заразится от Марии, потому что он играл с ней как раз в тот день, когда она почувствовала себя плохо. Но няня считает, что он заболел нетяжело, и я полностью доверяю доктору Тидмаршу. Когда я говорила с ним пару дней назад, у меня сложилось впечатление, что он – очень компетентный врач, понятно, ведь он практикует в Бате. Самое плохое, что… – в этот момент ее глаза наполнились слезами и нижняя губа дрогнула, – что я не могу сама ухаживать за Томом. Когда он болел, он всегда звал маму, и я никогда не оставляла его ни на минуту! Но я должна уберечь от инфекции малышку, и я сделаю это во что бы то ни стало. Я обсудила это с няней, и мы договорились, что она будет ухаживать за Томом, а я полностью возьму на себя малышку. Ведь так, моя драгоценная? – прошептала она, склоняясь над малюткой.
Мисс Сьюзен Уичвуд, которая все это время потихоньку гулила, отреагировала на этот вопрос подобием возгласа, что ее мама приняла за выражение согласия.
– Какая умная девочка! – восхищенно воскликнула нежно любящая мать.
Доктор Тидмарш, осмотрев пациента, подтвердил диагноз няни, предупредил леди Уичвуд, что Том вряд ли выздоровеет так быстро, как мисс Фарлоу, и велел ей не беспокоиться, если к концу второй недели Том все еще будет иногда температурить, потому что это обычное дело с непоседливыми мальчишками, которых просто невозможно заставить лежать спокойно. Тут и несколько человек не удержат их в кровати, когда температура несколько спадает.
– У меня своих таких двое шалунов, миледи! – сообщил он с плохо скрываемой гордостью. – И точно такие же шустрые, как и ваш, уж будьте уверены – я сужу об этом по собственному опыту!
Еще он одобрил ее мудрое решение оградить малышку от больного сына, похвалил крепкие ручки и ножки, а также сильные легкие мисс Сьюзен Уичвуд и ушел, после чего леди Уичвуд сказала Эннис, что доктор Тидмарш – самый милый и внимательный врач, какого она когда-либо встречала.
На мисс Фарлоу сообщение о болезни Тома подействовало как тоник. Поначалу она действительно ударилась в слезы и все твердила, что теперь никогда в жизни не осмелится посмотреть в лицо дорогой леди Уичвуд, но приступ меланхолии у нее длился недолго. Ей представилась возможность доказать свою необходимость, и она с радостью за нее ухватилась. Отбросив шали и полностью одевшись, она, слегка покачиваясь от слабости, вышла из своей комнаты, полная решимости помочь няне в ее нелегкой задаче удержать Тома в постели. Няня с удовольствием приняла ее услуги.
– Ничего не скажешь, мисс Джерби, хоть она и болтушка, язык у нее что помело, но она знает, как управляться с детьми, – сказала няня. – Она готова часами сидеть у постели Тома, рассказывать ему сказки и всякие истории, а я в это время могу хоть немного отдохнуть.
Казалось уже, что мрачный прогноз Джерби не сбудется, но через два дня слегла в постель Бетти, младшая горничная, которая ухаживала за мисс Фарлоу во время ее болезни, о чем Джерби не преминула сообщить с мрачным удовлетворением своей хозяйке, когда пришла одевать ее утром.
– Это все только подтверждает, как я была права, мисс! – сказала горничная, открывая большой гардероб, в котором висели платья мисс Уичвуд. – Я говорила вам, что беда не приходит одна, и если заболеет только Бетти, то это будет еще хорошо. Так что же вы наденете сегодня – голубое батистовое платье или французское муслиновое с полосатым спенсером?
– Джерби, – произнесла мисс Уичвуд неуверенно, – я думаю… боюсь… что у меня тоже грипп!
Джерби обернулась. Мисс Уичвуд сидела в ночной сорочке на краю кровати, и, хотя дождливая погода уже несколько дней назад уступила место ясным солнечным дням, Эннис дрожала так, что у нее стучали зубы. Джерби бросилась к ней со словами:
– О господи боже мой! Я должна была знать, что это случится! – Она схватила мисс Уичвуд за руки, заставила ее лечь обратно в постель и грозно заявила: – Не вздумайте вставать, мисс Эннис! Будем надеяться, что это только грипп!
– Не думаю, что это что-нибудь другое! – слабым голосом произнесла Эннис. – Я почувствовала это ночью. Я проснулась, и все тело у меня болело так, будто меня избили, и еще такая головная боль… Я надеялась, что это пройдет к утру, если я закрою глаза, но это не прошло, и я чувствую себя сейчас совершенно разбитой. Смотри ничего не говори леди Уичвуд!
– Только не надо волноваться, мисс Эннис! – ответила Джерби, положив руку на лоб мисс Уичвуд. – Я должна сказать леди Уичвуд, что вы сегодня плохо себя чувствуете и останетесь в постели, но я не разрешу входить ей в комнату, обещаю вам!
– И не разрешай заходить сюда мисс Люсилле тоже!
– Единственным человеком, который сюда войдет, будет врач! – мрачно заявила Джерби, подойдя к окну и задернув шторы. – Лежите спокойно, пока я не вернусь, и не вздумайте переживать, что весь дом развалится оттого, что вы слегли после всех тех треволнений, которые вам пришлось перенести. Проведете этот день в постели!
С этими словами она обильно обрызгала лавандовой водой подушку, на которой лежала мисс Уичвуд, смочила ею же носовой платок и нежно отерла им разгоряченное лицо своей хозяйки. Затем Джерби заверила Эннис, что она очень скоро будет в полном порядке, и вышла из комнаты, чтобы сначала отправить посыльного за доктором Тидмаршем, а затем сообщить леди Уичвуд, которая еще не вышла из своей комнаты, что мисс Эннис слегла и что за врачом уже послали.
– Не сомневаюсь, что это всего лишь грипп, миледи, но у нее очень высокая температура! – прямо заявила Джерби.
Леди Уичвуд вскочила и направилась к дверям со словами:
– Я сейчас же пойду к ней!
– Нет, не пойдете, миледи! – сказала Джерби, загородив собой дверь. – Вы для нее все равно не сможете ничего сделать, и к тому же вам нужно подумать о вашей малышке. Мисс Эннис велела не подпускать к ней ни вас, ни мисс Люсиллу. Она очень беспокоится, что вы захотите повидать ее и в результате тоже заболеете. Если вы не хотите, чтобы она совсем разволновалась, а я уверена, что вы этого не хотите, вы сделаете так, как она вас просит.
– Увы, я должна! – согласилась чрезвычайно расстроенная леди Уичвуд. – Почему, ну почему я не отослала детей домой вместе с няней, как только заболела мисс Фарлоу? Почему я не убедила мисс Эннис лечь в постель еще вчера и сразу же послать за доктором Тидмаршем? Я же видела, что она плохо себя чувствует, но я и не могла подумать, что она заболела, она так редко болеет! Но все же я могла бы об этом догадаться! Какая глупость с моей стороны!
– Если она заразилась гриппом, то и вчера доктор не смог бы ничего с этим сделать. И вам не следует себя винить в недогадливости, если даже я ни о чем не догадалась. А уж я-то – если вы простите мне эти слова – знаю ее лучше, чем кто-либо другой! Я видела, что она не в лучшем состоянии, но думала, что это просто усталость от того, что ей пришлось угождать все это время мисс Фарлоу, вдобавок… – Здесь Джерби запнулась и через секунду закончила свою фразу самым угрожающим тоном: – Ко всему остальному!
Они посмотрели друг на друга. Через мгновение леди Уичвуд сказала просто:
– Милое мое дитя, погода не улучшится оттого, что ты постоянно подбегаешь к окну и спрашиваешь нас, не кажется ли нам, что небо проясняется. Ни моя золовка, ни я не имеем ни малейшего представления, будет ли завтра хорошая погода – так есть ли смысл требовать от нас ответов? Куда лучше без толку не прижиматься носом к стеклу, а заняться делом – музыкой или рисованием. – Леди Уичвуд мягко улыбнулась и добавила: – Знаешь, моя дорогая, как бы люди тебя ни любили, они очень скоро сочтут тебя невыносимо скучной, если ты будешь постоянно жаловаться и капризничать по поводу каждой мелочи, словно ты до сих пор – маленький избалованный ребенок.
Люсилла покраснела, и на мгновение показалось, что она не удержится и скажет в ответ какую-нибудь резкость, но через несколько секунд внутренней борьбы девушка произнесла тихо:
– Прошу прощения, мэм! – и выбежала из комнаты.
Вскоре стало ясно, что слова леди Уичвуд подействовали. Люсилла хотя и бросала время от времени грустные взгляды на мокрые стекла, но уже очень редко жаловалась на капризы погоды, и усилия девушки, с которыми она старалась скрыть свое разочарование за внешней жизнерадостностью, были достойны всяческих похвал.
Но тогда, когда погода стала налаживаться, мисс Фарлоу внесла совершенно лишнее разнообразие в их жизнь, внезапно заболев гриппом. Завернувшись в платок, она ковыляла по дому, уверяя, что у нее всего лишь небольшая простуда, и, пока она однажды утром не упала в обморок, попытавшись подняться с кровати, ее нельзя было уговорить ни полежать в постели несколько дней, ни позволить Эннис пригласить врача. У меня ничего опасного, легкое недомогание, но скоро я совсем поправлюсь, твердила она, и дорогой Эннис нет никакой необходимости вызывать доктора Тидмарша не потому, что она имеет что-либо против него, ведь она знает, что он очень мил и настоящий джентльмен, просто ее папа не верил докторам; и кроме того, было бы странно с ее стороны заболеть тогда, когда весь дом полон гостей, и ее долг – оставаться на ногах, даже если это и убьет ее.
Однако Эннис решила взять дело в свои руки и послала посыльного с запиской к доктору Тидмаршу. К тому времени, когда пришел доктор, мисс Фарлоу чувствовала себя настолько плохо, что приветствовала его как спасителя, затем разрыдалась и принялась описывать ему все симптомы своей болезни в мельчайших подробностях. Закончила она тем, что принялась умолять его ни в коем случае не говорить ей, что у нее скарлатина.
– Нет, нет, мэм! – утешил ее доктор. – Всего лишь грипп! Я пришлю вам лекарство, и вы очень скоро почувствуете себя гораздо лучше. Я загляну к вам завтра, чтобы посмотреть, как вы поправляетесь. А вы должны оставаться в постели и делать то, что вам скажет мисс Уичвуд.
Затем он вышел из комнаты вместе с Эннис, сказав, что особо беспокоиться не следует, дал ей необходимые наставления, а потом, уходя, прищурившись, сказал:
– Так, а что касается вас, мэм, то вы, пожалуйста, не переутомляйтесь. Вы выглядите не такой здоровой, как в прошлый раз: я подозреваю, что вы слишком устали.
Когда Эннис вернулась в спальню мисс Фарлоу, она застала кузину в слезах. Поводом для этого нового приступа беспокойства стал страх Марии, что Том мог заразиться от нее, за что она никогда, никогда себя не простит.
– Дорогая Мария, у нас будет достаточно времени поплакать над этим, если Том действительно заразится, чего, вполне вероятно, может и не произойти, – бодро заявила Эннис. – Бетти принесет тебе сейчас лимонад, а после этого ты, возможно, сможешь немного поспать.
Вскоре стало ясно, что мисс Фарлоу – очень сложный больной. Она умоляла мисс Уичвуд не обращать на нее внимания, заниматься своими делами и не думать ни в коем случае, что она должна сидеть у ее постели, потому что у нее есть все необходимое и ей невыносима сама мысль о том, что она причиняет кому-то беспокойство. Но если мисс Уичвуд уходила из комнаты дольше чем на полчаса, мисс Фарлоу впадала в глубокое уныние, потому что ей тут же становилось ясно, что никого не беспокоит, что с ней, а ее дорогую Эннис это беспокоит меньше всех.
Леди Уичвуд и Люсилла тоже хотели помочь ухаживать за мисс Фарлоу, но Эннис не позволила им даже войти в спальню больной. Люсилла, услыхав отказ, явно испытала облегчение, потому что она никогда в жизни ни за кем не ухаживала и в глубине души боялась, что может сделать что-нибудь не так. Что же касается леди Уичвуд, то она весьма неохотно согласилась держаться подальше от бедной Марии, и то только после того, как Эннис напомнила ей, что она должна думать прежде всего о своих детях и ни в коем случае не может рисковать заразиться гриппом.
– Но ты должна пообещать мне, что будешь осторожна! Пусть Джерби тебе поможет, и не оставайся в комнате надолго и не подходи к Марии слишком близко! Как было бы ужасно, если бы ты заболела!
– Действительно ужасно… и при этом удивительно! – ответила Эннис. – Ты же знаешь, я никогда не болею! Ты наверняка помнишь, как несколько раз простуда укладывала в постель всех обитателей «Твайнема», кроме няни и меня! Но если ты в это время присмотришь за Люсил-лой, я буду тебе чрезвычайно благодарна!
Когда Эннис спросила Джерби, не поможет ли она ей ухаживать за мисс Фарлоу, та ответила, что мисс Эннис может полностью положиться на нее и не беспокоиться ни о чем. Но поскольку Джерби явно полагала, что мисс Фарлоу подхватила грипп специально для того, чтобы сесть всем на шею, Эннис старалась оказаться в комнате больной всякий раз, когда Джерби приходила, чтобы отмерить лекарство, умыть мисс Фарлоу или поправить ей подушки. Джерби не любила мисс Фарлоу, считала, что та могла бы быть гораздо лучше, если бы хотела того, и вообще вела себя с ней как тюремщик с беспокойным заключенным. Напрасно пыталась мисс Уичвуд урезонить ее.
– Просто сил нет, мисс, выслушивать, какую суматоху она устроила из такой ерунды, как грипп! Если послушать, как она описывает свои боли и страдания, можно подумать, что она находится на последней стадии чахотки. А самое главное, мисс Эннис, я просто выхожу из себя, когда она сначала говорит, что не хочет, чтобы вы беспокоились о ней или сидели с ней, а через секунду удивляется, как так могло получиться, что вы не сидите у ее постели целыми часами!
– О, Джерби, прошу тебя, замолчи! – уговаривала ее мисс Уичвуд. – Я знаю, что она… она очень утомляет, но нужно помнить, что при гриппе люди действительно себя очень плохо чувствуют. Поэтому ничего удивительного, что она… так подавлена! Но больше, я надеюсь, тебе не придется возиться с ней, потому что доктор Тидмарш сказал мне, что не видит причин, по которым она не могла бы встать на часок уже завтра. А когда она поднимется хотя бы ненадолго, ее настроение резко улучшится, ведь она с самого начала не хотела ложиться в постель. Джерби недоверчиво фыркнула:
– Это она только так говорит, мисс Эннис, но я уверена, что она пролежит в постели еще недели две!
Но Джерби оказалась не права в своем пророчестве. Когда на следующий день мисс Фарлоу разрешили посидеть пару часов в кресле, она тут же воспрянула духом и принялась перечислять все дела, которые собиралась переделать в ближайшее время. Мало того, она считала, что на следующий день уже будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей, и мисс Уичвуд с большим трудом удалось уговорить больную не приниматься немедленно за починку разорванной простыни. К счастью, мисс Фарлоу настолько ослабела после своей болезни, что, всего лишь причесавшись, она почувствовала себя настолько обессиленной, что почти два часа просидела в кресле, не двигаясь и укутавшись шалью, едва собравшись с духом, чтобы просмотреть светскую хронику в «Морнинг пост».
Но так или иначе, она определенно поправлялась, и мисс Уичвуд, несмотря на то что сама чувствовала необъяснимую усталость, уже предвкушала период спокойствия. Однако ее мечтам не суждено было сбыться – утром, отдергивая полог вокруг ее кровати, Джерби сообщила ей ужасную новость: няня попросила послать за доктором Тидмаршем, чтобы тот осмотрел Тома.
Мисс Уичвуд резко села на кровати и в ужасе воскликнула:
– О, Джерби, нет, только не это! Ты хочешь сказать, что у него тоже грипп?
– В этом не может быть ни малейшего сомнения, мисс, – неумолимо заявила Джерби. – Няня заподозрила, что он заболел, еще вчера вечером, но у нее хватило здравого смысла, чтобы вынести колыбель в гардеробную, поэтому будем надеяться, что бедная малышка не подхватила инфекцию от Тома.
– Будем надеяться! – сказала Эннис, отбросив в сторону одеяла и выскользнув из постели. – Помоги мне одеться побыстрее, Джерби! Я должна сейчас же послать за доктором Тидмаршем и предупредить Уордлоу, чтобы она сделала запас лимонов, ячменя и купила еще кур для бульона и… я не знаю, но она наверняка знает, что там еще понадобится!
– Можете быть уверены в этом, мисс. А что касается доктора, то леди Уичвуд уже послала за ним сразу же, как только няня сообщила ей, что Том заболел. Конечно, – добавила горничная мрачно, подавая мисс Уичвуд чулки, – осталось только, чтобы сама леди Уичвуд подхватила этот грипп, и тогда мы действительно окажемся в сложном положении!
– О, прошу тебя, не говори так, Джерби! – взмолилась мисс Уичвуд.
– Я пренебрегла бы своим долгом, мисс, если бы не предупредила вас: беда не ходит одна! Уж это поверьте моему опыту.
Мисс Уичвуд это пророчество почему-то не испугало. Но окончательно она успокоилась, когда вошла в комнату для завтрака. Леди Уичвуд, держа на коленях свою малышку, ела хлеб с маслом, а Люсилла с благоговением взирала на эту семейную идиллию. Мисс Уичвуд, которой было прекрасно известно, какая заботливая мать ее невестка, испытала огромное облегчение, увидев, что леди Уичвуд так спокойна. Наклонившись к ней, она поцеловала ее и сказала:
– Я так расстроилась, Амабел, когда сегодня утром услыхала, что Том тоже пал жертвой этого ужасного гриппа!
– Да, это очень плохо, – вдохнула леди Уичвуд. – Но этого следовало ожидать! Я была уверена, что он заразится от Марии, потому что он играл с ней как раз в тот день, когда она почувствовала себя плохо. Но няня считает, что он заболел нетяжело, и я полностью доверяю доктору Тидмаршу. Когда я говорила с ним пару дней назад, у меня сложилось впечатление, что он – очень компетентный врач, понятно, ведь он практикует в Бате. Самое плохое, что… – в этот момент ее глаза наполнились слезами и нижняя губа дрогнула, – что я не могу сама ухаживать за Томом. Когда он болел, он всегда звал маму, и я никогда не оставляла его ни на минуту! Но я должна уберечь от инфекции малышку, и я сделаю это во что бы то ни стало. Я обсудила это с няней, и мы договорились, что она будет ухаживать за Томом, а я полностью возьму на себя малышку. Ведь так, моя драгоценная? – прошептала она, склоняясь над малюткой.
Мисс Сьюзен Уичвуд, которая все это время потихоньку гулила, отреагировала на этот вопрос подобием возгласа, что ее мама приняла за выражение согласия.
– Какая умная девочка! – восхищенно воскликнула нежно любящая мать.
Доктор Тидмарш, осмотрев пациента, подтвердил диагноз няни, предупредил леди Уичвуд, что Том вряд ли выздоровеет так быстро, как мисс Фарлоу, и велел ей не беспокоиться, если к концу второй недели Том все еще будет иногда температурить, потому что это обычное дело с непоседливыми мальчишками, которых просто невозможно заставить лежать спокойно. Тут и несколько человек не удержат их в кровати, когда температура несколько спадает.
– У меня своих таких двое шалунов, миледи! – сообщил он с плохо скрываемой гордостью. – И точно такие же шустрые, как и ваш, уж будьте уверены – я сужу об этом по собственному опыту!
Еще он одобрил ее мудрое решение оградить малышку от больного сына, похвалил крепкие ручки и ножки, а также сильные легкие мисс Сьюзен Уичвуд и ушел, после чего леди Уичвуд сказала Эннис, что доктор Тидмарш – самый милый и внимательный врач, какого она когда-либо встречала.
На мисс Фарлоу сообщение о болезни Тома подействовало как тоник. Поначалу она действительно ударилась в слезы и все твердила, что теперь никогда в жизни не осмелится посмотреть в лицо дорогой леди Уичвуд, но приступ меланхолии у нее длился недолго. Ей представилась возможность доказать свою необходимость, и она с радостью за нее ухватилась. Отбросив шали и полностью одевшись, она, слегка покачиваясь от слабости, вышла из своей комнаты, полная решимости помочь няне в ее нелегкой задаче удержать Тома в постели. Няня с удовольствием приняла ее услуги.
– Ничего не скажешь, мисс Джерби, хоть она и болтушка, язык у нее что помело, но она знает, как управляться с детьми, – сказала няня. – Она готова часами сидеть у постели Тома, рассказывать ему сказки и всякие истории, а я в это время могу хоть немного отдохнуть.
Казалось уже, что мрачный прогноз Джерби не сбудется, но через два дня слегла в постель Бетти, младшая горничная, которая ухаживала за мисс Фарлоу во время ее болезни, о чем Джерби не преминула сообщить с мрачным удовлетворением своей хозяйке, когда пришла одевать ее утром.
– Это все только подтверждает, как я была права, мисс! – сказала горничная, открывая большой гардероб, в котором висели платья мисс Уичвуд. – Я говорила вам, что беда не приходит одна, и если заболеет только Бетти, то это будет еще хорошо. Так что же вы наденете сегодня – голубое батистовое платье или французское муслиновое с полосатым спенсером?
– Джерби, – произнесла мисс Уичвуд неуверенно, – я думаю… боюсь… что у меня тоже грипп!
Джерби обернулась. Мисс Уичвуд сидела в ночной сорочке на краю кровати, и, хотя дождливая погода уже несколько дней назад уступила место ясным солнечным дням, Эннис дрожала так, что у нее стучали зубы. Джерби бросилась к ней со словами:
– О господи боже мой! Я должна была знать, что это случится! – Она схватила мисс Уичвуд за руки, заставила ее лечь обратно в постель и грозно заявила: – Не вздумайте вставать, мисс Эннис! Будем надеяться, что это только грипп!
– Не думаю, что это что-нибудь другое! – слабым голосом произнесла Эннис. – Я почувствовала это ночью. Я проснулась, и все тело у меня болело так, будто меня избили, и еще такая головная боль… Я надеялась, что это пройдет к утру, если я закрою глаза, но это не прошло, и я чувствую себя сейчас совершенно разбитой. Смотри ничего не говори леди Уичвуд!
– Только не надо волноваться, мисс Эннис! – ответила Джерби, положив руку на лоб мисс Уичвуд. – Я должна сказать леди Уичвуд, что вы сегодня плохо себя чувствуете и останетесь в постели, но я не разрешу входить ей в комнату, обещаю вам!
– И не разрешай заходить сюда мисс Люсилле тоже!
– Единственным человеком, который сюда войдет, будет врач! – мрачно заявила Джерби, подойдя к окну и задернув шторы. – Лежите спокойно, пока я не вернусь, и не вздумайте переживать, что весь дом развалится оттого, что вы слегли после всех тех треволнений, которые вам пришлось перенести. Проведете этот день в постели!
С этими словами она обильно обрызгала лавандовой водой подушку, на которой лежала мисс Уичвуд, смочила ею же носовой платок и нежно отерла им разгоряченное лицо своей хозяйки. Затем Джерби заверила Эннис, что она очень скоро будет в полном порядке, и вышла из комнаты, чтобы сначала отправить посыльного за доктором Тидмаршем, а затем сообщить леди Уичвуд, которая еще не вышла из своей комнаты, что мисс Эннис слегла и что за врачом уже послали.
– Не сомневаюсь, что это всего лишь грипп, миледи, но у нее очень высокая температура! – прямо заявила Джерби.
Леди Уичвуд вскочила и направилась к дверям со словами:
– Я сейчас же пойду к ней!
– Нет, не пойдете, миледи! – сказала Джерби, загородив собой дверь. – Вы для нее все равно не сможете ничего сделать, и к тому же вам нужно подумать о вашей малышке. Мисс Эннис велела не подпускать к ней ни вас, ни мисс Люсиллу. Она очень беспокоится, что вы захотите повидать ее и в результате тоже заболеете. Если вы не хотите, чтобы она совсем разволновалась, а я уверена, что вы этого не хотите, вы сделаете так, как она вас просит.
– Увы, я должна! – согласилась чрезвычайно расстроенная леди Уичвуд. – Почему, ну почему я не отослала детей домой вместе с няней, как только заболела мисс Фарлоу? Почему я не убедила мисс Эннис лечь в постель еще вчера и сразу же послать за доктором Тидмаршем? Я же видела, что она плохо себя чувствует, но я и не могла подумать, что она заболела, она так редко болеет! Но все же я могла бы об этом догадаться! Какая глупость с моей стороны!
– Если она заразилась гриппом, то и вчера доктор не смог бы ничего с этим сделать. И вам не следует себя винить в недогадливости, если даже я ни о чем не догадалась. А уж я-то – если вы простите мне эти слова – знаю ее лучше, чем кто-либо другой! Я видела, что она не в лучшем состоянии, но думала, что это просто усталость от того, что ей пришлось угождать все это время мисс Фарлоу, вдобавок… – Здесь Джерби запнулась и через секунду закончила свою фразу самым угрожающим тоном: – Ко всему остальному!
Они посмотрели друг на друга. Через мгновение леди Уичвуд сказала просто: