Страница:
– Джимми? Как это смылся?
– Его не было в доме всю ночь, и сейчас он еще не появился. А помнишь, вчера отец велел Обри привезти из банка кругленькую сумму – так что все становится ясно, не правда ли?
– О нет, неужели?.. – простонала она, не переставая внимательно всматриваться в лицо сына.
– Да, мама, да... Но подумай о другом. Конечно, будет некрасиво, если окажется, что отца убил этот мерзавец из-за каких-то трехсот фунтов, но еще безобразнее будет, если окажется, что Джимми здесь ни при чем! Тогда мы все попадем под подозрение. Видишь ли, Обри уже начал плести всякую чушь, и...
– Что он конкретно говорит? – быстро спросила Фейт.
– А, ерунда, о том, что у нас всех были мотивы для убийства... Конечно, я быстро заткнул его, поскольку он вздумал нападать и на тебя, то есть не то что бы нападать... Ну, одним словом, я решительно пресек эти разговоры!
Лицо у Фейт покрылось бледными пятнами. Она откинулась в кресле и тихо спросила:
– Он нападал на меня? Так что же он сказал? Почему? Чем я это заслужила?
– Ну, я бы не сказал, что он и вправду собирался на тебя нападать, он просто болтал, ты же знаешь Обри!
– Неужели он сказал, что у меня были причины что-нибудь сделать с отцом? – допытывалась она.
Это казалось странным, но, несмотря на то что она действительно отравила Пенхоллоу, сейчас она все еще пребывала в счастливой уверенности, что это совершило какое-то ее второе Я, и, кроме того, это сделало всех их в доме свободными. И потому тем более оскорбительными казались чьи-либо предположения о ее причастности к убийству – от нее этого просто не имели права ожидать!
Но Клей, который вовсе не хотел оказаться потом разносчиком слухов, поспешил смягчить свои слова:
– Мама, нет! Пойми, что все это было сказано совершенно несерьезно! Тут не из-за чего горячиться. Я сразу же велел ему заткнуться, так что практически никто не обратил на эти слова никакого внимания. А Чармиэн сказала, что это самое странное предположение, которое ей когда-либо приходилось слышать!
– Хотелось бы надеяться, что так! – нервно сказала Фейт, выдергивая платок и прикладывая его к своему лицу. – Боже мой, Клей, что же теперь будет?
– Я думаю, теперь доктор Рэйм сделает вскрытие. До этого момента нам вряд ли что-нибудь станет известно. Но если он сочтет, что отец был действительно отравлен, то дело перейдет в руки полиции.
Она вздрогнула:
– О, Боже, нет! Это просто ужасно!
– Да, то же самое сказала и тетя Клара, но все это бесполезно. Говори не говори, ужасайся не ужасайся, а полиция станет делать то, что ей надлежит делать. Но поверь мне, вряд ли Рэйм обнаружит в теле отца яд! Вообще-то Обри может, конечно, болтать о том, что у каждого есть мотивы для убийства, но в глубине души я согласен с Бартом, который прямо сказал, что никто из нас не мог этого сделать! А если уж он окажется отравленным, то станет ясно, что это сделал Джимми!
Она судорожно сглотнула:
– Клей, дорогой! Поди, пожалуйста, сейчас вниз, я просто разбита и не могу тронуться с места... Ты знаешь, это все на меня жутко подействовало – и мне надо еще немного полежать...
Когда Клей выходил из комнаты, она все еще сидела в кресле, сжимая и разжимая пальцы, глаза ее бегали по комнате, словно в поисках спасительного тайного выхода... Потом она вгляделась в свои флакончики веронала и поняла, что хорошо бы куда-нибудь деть один из них, пустой, которому следовало бы быть полным... Первым побуждением ее было спрятать флакончик в ящике, она даже привскочила с кресла, но тут же упала обратно, поняв, что самое простое – это найти искомую улику в ящике... Фейт мало знала о том, как работает полиция, но уж во всяком случае понимала, что при необходимости они обыщут весь дом самым тщательным образом. Потом она подумала, что лучше всего было бы оставить бутылочку на прежнем месте, поскольку все в доме прекрасно знают, что она не засыпает без веронала. Во всяком случае, в большинстве детективных романов, которые ей приходилось читать, всякая попытка к сокрытию преступления приводила в конечном счете к его раскрытию.
Да, самое разумное – это ничего не предпринимать. И более того, вид этой бутылочки, стоящей на самом виду, заставит полицию отмести всякие подозрения в ее виновности. Если даже полиция установит, что она плохо жила с мужем все эти годы, то тем не менее никто не сможет ее, робко сносившую гнусные оскорбления столько лет, заподозрить в убийстве своего супруга.
И старшие дети Пенхоллоу, которые прекрасно понимали, насколько второй брак их отца оказался неудачен, – они все вряд ли могли бы даже просто предположить, что в голову Фейт могла закрасться мысль об убийстве... Ведь они ничего не знали о том краткосрочном помутнении сознания, которое испытала Фейт, когда опрокинула бутылочку с вероналом в графин с виски... Они могли подозревать ее разве что только в шутку. В конце концов, никто не видел, как она входила в комнату Пенхоллоу, – в этом она была уверена. А если так, то любой мог влить в виски веронал, а для этого похитить препарат у Фейт, поскольку она его никогда не прятала и даже постоянно жаловалась всем, что не может без него заснуть...
Потом она подумала о Джимми и в волнении заерзала на стуле. Хотя она никогда не любила Джимми, но думать о том, что его могут осудить за преступление, которого он не совершал, было еще ужаснее, чем осознавать убийцей себя...
Она собралась было спуститься вниз, поскольку пришла к выводу, что подозрительнее всего оставаться у себя в спальне все то время, пока события стремительно развиваются. Она подошла к зеркалу, спрятала поглубже выбившуюся прядку седых волос и вышла из комнаты.
В доме было по странному тихо, и Фейт не могла понять, в чем дело, почему обычно шумные домочадцы вдруг угомонились... Встретившаяся ей по пути горничная бросила на нее затравленный взгляд, но Фейт ее попросту не заметила и прошла дальше.
В гостиной Майра, приехавшая с Ингрэмом, сидела напротив Клары и обсуждала с нею смерть Пенхоллоу шипящим шепотом, который, очевидно, казался ей наиболее уместным тоном при разговоре на щекотливые темы. Ингрэм, заложив руки в карманы, стоял у камина и беседовал с Чармиэн, которая пила чай и курила. В отличие от женщин, освежавшихся чаем, Ингрэму потребовался для взбадривания более крепкий напиток, о чем свидетельствовал большой наполовину осушенный стакан с виски, стоящий на столике у камина. Когда в комнату вошла Фейт, они все быстро переглянулись, а Майра, вскочив с софы, направилась ей навстречу с восклицанием:
– О, бедняжка Фейт! Как я вам сочувствую! Если бы только можно было бы вам помочь...
Фейт позволила ей поцеловать себя в щеку и неохотно выдавила из себя:
– Спасибо. Это такой шок – я все еще не способна осознать того, что произошло.
Клара шмыгнула носом:
– Ах, Боже мой, вот уж не думала, что доживу до того дня, когда тело моего бедного брата потащат в полицию...
Фейт содрогнулась:
– Как? Нет! Неужели они...
– Да, забрали час назад, – угрюмо сказал Ингрэм. – Паршивое дело. Никак не могу поверить. Надо же было отцу взять в дом эту подлую тварь! Ничего ведь не хотел слушать! И вот печальный результат... И еще я виню Раймонда в том, что он позволял отцу держать такие крупные деньги прямо рядом с постелью, почти на виду... Так и напрашивалось...
Фейт непонимающе взглянула на него:
– О чем ты, Ингрэм?
– Это был Джимми, дорогая! – вмешалась из угла Клара. – Исчезла шкатулка, и с ней триста фунтов стерлингов!
Фейт издала сдавленный вопль и так побелела, что Майра обняла ее за плечи.
– Ох, дорогая, я вас так понимаю! Это ужасно, ужасно – думать, что его убили всего за триста фунтов... Присядьте лучше. Ингрэм, позвони прислуге – пусть принесут еще одну чашку. Ей надо выпить чайку.
– Нет, не надо! – взмолилась Фейт. – Я не смогу сделать ни глотка! А они... Они арестовали Джимми?
– Нет еще, – сказал Ингрэм. – Он сбежал, но они его отыщут, можете не сомневаться.
– А где Раймонд?
– Он сказал, что едет в Лискерд повидаться с Клиффом, – ответила Клара. – Я думаю, это связано с завещанием Адама или еще с чем-нибудь таким... Он уехал и пока не вернулся.
– Рай не теряет времени даром, – заметил Ингрэм с коротким смешком. – Он, как всегда, такой же деловой!
– Не говори так, – с укоризной заметила Клара. – Рай не показывает свои чувства, но ведь это не значит, что их у него нет.
– Может ли Рай как-нибудь остановить полицию? – спросила Фейт, обращаясь к Чармиэн. – Ведь это так ужасно, просто невозможно помыслить...
– Полицию никто не сможет остановить. Мы оказались по горло в дерьме – придется расхлебывать... Но еще хуже – закатывать по этому поводу истерики.
– Не надо говорить неприятные веши при бедняжке Фейт! – сказала Майра, очень нежно поглаживая руку Фейт. – Я так понимаю ее отчаяние. Даже при том, что мистер Пенхоллоу был не подарок все эти годы, ей сейчас тяжелее всего... Да, в общем-то, у всех сегодня такой вид... Как все в доме изменилось...
– И скоро изменится еще больше, как только Раймонд покрепче сядет в седле, – мрачно изрек Ингрэм.
– Ну и слава Богу! – сказала Чармиэн. – Мне бы хотелось видеть, что Юджин наконец занимается какой-нибудь работой, да и близнецам давно уже пора зарабатывать себе на жизнь!
– Да, но если все мальчики разъедутся, это будет уже не прежний Тревелин! – грустно вздохнула Клара. – Не знаю, наверно, Раймонд захочет, чтобы и я уехала...
– Нет, нет, почему вы так решили, Клара? – вскрикнула Фейт.
– А вы сами разве не собираетесь отсюда уехать? – в лоб спросила ее Чармиэн.
– Я? А, не знаю... Я еще не думала – ведь еще рано об этом загадывать...
– Конечно-конечно! – успокоила ее Майра, кидая укоризненный взгляд на Чармиэн. – И потом, ведь не похоже, чтобы Раймонд собирался жениться...
– Да, уж что-что, но старик наш умел держать семью вместе! – вздохнул Ингрэм. – А теперь, если Рай выгонит из дома близнецов, это будет просто срам!
– Во всяком случае, Барт женится на этой девке! – покачала головой Клара. – Теперь, когда Адама уже нет, ничто на свете не сможет остановить его...
– На какой это девке? – навострил уши Ингрэм.
– На Лавли Трюитьен. Именно из-за этого Барт и поссорился с отцом буквально пару дней назад.
– Лавли Трюитьен? Она ведь племянница Рубена! – изумленно воскликнул Ингрэм. – Какой болван! Нет, он не имеет права так поступить!
– А почему это он не имеет права? – встряла Чармиэн. – Почему, если он хочет этого? Конечно, эта девица не в моем вкусе, но я уверена, что она прекрасно подойдет Барту и проживет с ним до старости!
– Нет, Бога ради, Чармиэн! Он не может жениться на племяннице дворецкого!
– Подумаешь! Ведь у него же будет Треллик, не правда ли? А Лавли станет прекрасной фермерской женой.
– Но, Чармиэн, в какое мы-то попадем положение! – воскликнула Майра. – Что скажут о нас люди?
– Не надо шума! – грубо сказала Чармиэн, точь-в-точь как ее отец... – После всего что произошло у нас в доме, никто уже ничему не станет удивляться... Одним скандалом больше – одним меньше, какая разница?
Клара тихонько плакала:
– Нет, я хотела бы умереть первой... Я и так зажилась на свете... А тут еще наше доброе имя затаскают по газетам... На нас станут пальцем показывать... Я уже стара, я не смогу этого перенести...
Фейт посмотрела на нее расширенными глазами:
– Ну что вы, Клара, кто станет показывать на вас пальцем? При чем тут вы? Разве вы в чем-то виноваты?
– Нет, дорогая, но я знаю, каковы люди... И потом, мне так тяжело, так страшно осознавать, что этого старого дуралея убили из-за каких-то трех сотен фунтов..
Чармиэн снова закурила и произнесла небрежно, выпуская струю дыма из ноздрей:
– А все-таки я не уверена, что его убили из-за денег... Я просто не понимаю, зачем Джимми понадобилось травить его из-за трехсот фунтов. Весь день до того отца не было в комнате, и Джимми мог преспокойно забрать деньги – никто бы его не заметил. Одним словом, если призадуматься, то для Джимми убивать отца было совершенно бессмысленным!
– Неужели ты не понимаешь, Чармиэн? – удивился Ингрэм. – Он же боялся, что его схватят и осудят!
– Ты же взрослый человек, Ингрэм! – возразила Чармиэн. – Во-первых, отец ни за что не стал бы предавать Джимми суду. А во-вторых, Джимми вряд ли мог надеяться убежать с этими деньгами после такого громкого убийства. Чего бы ради он стал накидывать себе петлю на шею?
– Но факт остается фактом – нет ни Джимми, ни денег.
– Не удивлюсь, если окажется, что исчезновение Джимми с деньгами никак не связано со смертью отца! – настаивала Чармиэн.
Ингрэм осмыслил эту идею.
– Однако, если не Джимми отравил отца, это значит, что его отравил кто-то из нас, так, что ли?
– Не совсем так, – заметила Чармиэн. – Но если Кон говорит, то он знает... Конечно, у отца была стычка с Бартом, но отравить его могла именно эта самая Лавли. У нее были на то веские причины.
– Нет, она не могла этого сделать! Не могла! – вскрикнула Фейт. – Не надо говорить таких несправедливых вещей, Чармиэн! Это неправда!
– Конечно, Фейт, все понимают, что вам нравится девушка, но откуда вам знать, что у нее на душе? И кроме того, она не единственная, кто мог это сделать. Так что никто не обвиняет ее – пока. А потом... Не знаю, что скажут остальные, а я никак не пойму, что заставило накануне вдруг приехать дядю Финеаса?
– А что, разве он приезжал? – удивился Ингрэм. – А зачем, интересно знать?
– Это и мне очень интересно. Он приехал сразу после чая и настаивал на приватном разговоре с отцом. Они заперлись в Желтом зале и не выходили оттуда около часа. Финеаса никто из нас, по-моему, так и не видел.
– Как странно, – заметила Майра. – Я думала, он никогда не заезжал в Тревелин!
– Действительно, крайне странно... – пробормотал Ингрэм. – Насколько мне известно, у отца не было с ним никаких дел...
– Можно подумать, вы когда-нибудь знали, что у отца на уме! – Чармиэн раздавила свою сигарету в пепельнице. – Мы и о существовании Джимми ничего не ведали, пока он вдруг не свалился, как снег на голову! И тем более важно то, зачем сюда приезжал Финеас!
– Какая история! – всплеснула руками Майра. – Прямо настоящий детектив! Мистика, подозрения... Такое ощущение, что это происходит не со мной... А полиция должна знать о визите Финеаса?
Нервы у Фейт стали сдавать.
– Нет, не надо продолжать! – воскликнула она истерически. – Не надо браться еще и за Финеаса! Я этого не вынесу... Он не мог сделать этого, я знаю!
– Ну хватит, Чармиэн, правда! – крикнула Майра. – Как можно так наплевательски относиться к чувствам людей?! Пойдемте наверх, Фейт, дорогая, вам нужно прилечь!
– Нет. Ничего. Со мной все в порядке. Только очень прощу – прекратите эти ужасные разговоры...
Чармиэн презрительно посмотрела на нее:
– Вы вечно увиливаете от всего хоть чуточку неприятного, Фейт. Ни разу вы не рискнули посмотреть жизни в лицо! Ну что ж, живите как хотите... Но вы скоро поймете, что вам не удастся спокойно спать в теперешней ситуации!
Глава восемнадцатая
– Его не было в доме всю ночь, и сейчас он еще не появился. А помнишь, вчера отец велел Обри привезти из банка кругленькую сумму – так что все становится ясно, не правда ли?
– О нет, неужели?.. – простонала она, не переставая внимательно всматриваться в лицо сына.
– Да, мама, да... Но подумай о другом. Конечно, будет некрасиво, если окажется, что отца убил этот мерзавец из-за каких-то трехсот фунтов, но еще безобразнее будет, если окажется, что Джимми здесь ни при чем! Тогда мы все попадем под подозрение. Видишь ли, Обри уже начал плести всякую чушь, и...
– Что он конкретно говорит? – быстро спросила Фейт.
– А, ерунда, о том, что у нас всех были мотивы для убийства... Конечно, я быстро заткнул его, поскольку он вздумал нападать и на тебя, то есть не то что бы нападать... Ну, одним словом, я решительно пресек эти разговоры!
Лицо у Фейт покрылось бледными пятнами. Она откинулась в кресле и тихо спросила:
– Он нападал на меня? Так что же он сказал? Почему? Чем я это заслужила?
– Ну, я бы не сказал, что он и вправду собирался на тебя нападать, он просто болтал, ты же знаешь Обри!
– Неужели он сказал, что у меня были причины что-нибудь сделать с отцом? – допытывалась она.
Это казалось странным, но, несмотря на то что она действительно отравила Пенхоллоу, сейчас она все еще пребывала в счастливой уверенности, что это совершило какое-то ее второе Я, и, кроме того, это сделало всех их в доме свободными. И потому тем более оскорбительными казались чьи-либо предположения о ее причастности к убийству – от нее этого просто не имели права ожидать!
Но Клей, который вовсе не хотел оказаться потом разносчиком слухов, поспешил смягчить свои слова:
– Мама, нет! Пойми, что все это было сказано совершенно несерьезно! Тут не из-за чего горячиться. Я сразу же велел ему заткнуться, так что практически никто не обратил на эти слова никакого внимания. А Чармиэн сказала, что это самое странное предположение, которое ей когда-либо приходилось слышать!
– Хотелось бы надеяться, что так! – нервно сказала Фейт, выдергивая платок и прикладывая его к своему лицу. – Боже мой, Клей, что же теперь будет?
– Я думаю, теперь доктор Рэйм сделает вскрытие. До этого момента нам вряд ли что-нибудь станет известно. Но если он сочтет, что отец был действительно отравлен, то дело перейдет в руки полиции.
Она вздрогнула:
– О, Боже, нет! Это просто ужасно!
– Да, то же самое сказала и тетя Клара, но все это бесполезно. Говори не говори, ужасайся не ужасайся, а полиция станет делать то, что ей надлежит делать. Но поверь мне, вряд ли Рэйм обнаружит в теле отца яд! Вообще-то Обри может, конечно, болтать о том, что у каждого есть мотивы для убийства, но в глубине души я согласен с Бартом, который прямо сказал, что никто из нас не мог этого сделать! А если уж он окажется отравленным, то станет ясно, что это сделал Джимми!
Она судорожно сглотнула:
– Клей, дорогой! Поди, пожалуйста, сейчас вниз, я просто разбита и не могу тронуться с места... Ты знаешь, это все на меня жутко подействовало – и мне надо еще немного полежать...
Когда Клей выходил из комнаты, она все еще сидела в кресле, сжимая и разжимая пальцы, глаза ее бегали по комнате, словно в поисках спасительного тайного выхода... Потом она вгляделась в свои флакончики веронала и поняла, что хорошо бы куда-нибудь деть один из них, пустой, которому следовало бы быть полным... Первым побуждением ее было спрятать флакончик в ящике, она даже привскочила с кресла, но тут же упала обратно, поняв, что самое простое – это найти искомую улику в ящике... Фейт мало знала о том, как работает полиция, но уж во всяком случае понимала, что при необходимости они обыщут весь дом самым тщательным образом. Потом она подумала, что лучше всего было бы оставить бутылочку на прежнем месте, поскольку все в доме прекрасно знают, что она не засыпает без веронала. Во всяком случае, в большинстве детективных романов, которые ей приходилось читать, всякая попытка к сокрытию преступления приводила в конечном счете к его раскрытию.
Да, самое разумное – это ничего не предпринимать. И более того, вид этой бутылочки, стоящей на самом виду, заставит полицию отмести всякие подозрения в ее виновности. Если даже полиция установит, что она плохо жила с мужем все эти годы, то тем не менее никто не сможет ее, робко сносившую гнусные оскорбления столько лет, заподозрить в убийстве своего супруга.
И старшие дети Пенхоллоу, которые прекрасно понимали, насколько второй брак их отца оказался неудачен, – они все вряд ли могли бы даже просто предположить, что в голову Фейт могла закрасться мысль об убийстве... Ведь они ничего не знали о том краткосрочном помутнении сознания, которое испытала Фейт, когда опрокинула бутылочку с вероналом в графин с виски... Они могли подозревать ее разве что только в шутку. В конце концов, никто не видел, как она входила в комнату Пенхоллоу, – в этом она была уверена. А если так, то любой мог влить в виски веронал, а для этого похитить препарат у Фейт, поскольку она его никогда не прятала и даже постоянно жаловалась всем, что не может без него заснуть...
Потом она подумала о Джимми и в волнении заерзала на стуле. Хотя она никогда не любила Джимми, но думать о том, что его могут осудить за преступление, которого он не совершал, было еще ужаснее, чем осознавать убийцей себя...
Она собралась было спуститься вниз, поскольку пришла к выводу, что подозрительнее всего оставаться у себя в спальне все то время, пока события стремительно развиваются. Она подошла к зеркалу, спрятала поглубже выбившуюся прядку седых волос и вышла из комнаты.
В доме было по странному тихо, и Фейт не могла понять, в чем дело, почему обычно шумные домочадцы вдруг угомонились... Встретившаяся ей по пути горничная бросила на нее затравленный взгляд, но Фейт ее попросту не заметила и прошла дальше.
В гостиной Майра, приехавшая с Ингрэмом, сидела напротив Клары и обсуждала с нею смерть Пенхоллоу шипящим шепотом, который, очевидно, казался ей наиболее уместным тоном при разговоре на щекотливые темы. Ингрэм, заложив руки в карманы, стоял у камина и беседовал с Чармиэн, которая пила чай и курила. В отличие от женщин, освежавшихся чаем, Ингрэму потребовался для взбадривания более крепкий напиток, о чем свидетельствовал большой наполовину осушенный стакан с виски, стоящий на столике у камина. Когда в комнату вошла Фейт, они все быстро переглянулись, а Майра, вскочив с софы, направилась ей навстречу с восклицанием:
– О, бедняжка Фейт! Как я вам сочувствую! Если бы только можно было бы вам помочь...
Фейт позволила ей поцеловать себя в щеку и неохотно выдавила из себя:
– Спасибо. Это такой шок – я все еще не способна осознать того, что произошло.
Клара шмыгнула носом:
– Ах, Боже мой, вот уж не думала, что доживу до того дня, когда тело моего бедного брата потащат в полицию...
Фейт содрогнулась:
– Как? Нет! Неужели они...
– Да, забрали час назад, – угрюмо сказал Ингрэм. – Паршивое дело. Никак не могу поверить. Надо же было отцу взять в дом эту подлую тварь! Ничего ведь не хотел слушать! И вот печальный результат... И еще я виню Раймонда в том, что он позволял отцу держать такие крупные деньги прямо рядом с постелью, почти на виду... Так и напрашивалось...
Фейт непонимающе взглянула на него:
– О чем ты, Ингрэм?
– Это был Джимми, дорогая! – вмешалась из угла Клара. – Исчезла шкатулка, и с ней триста фунтов стерлингов!
Фейт издала сдавленный вопль и так побелела, что Майра обняла ее за плечи.
– Ох, дорогая, я вас так понимаю! Это ужасно, ужасно – думать, что его убили всего за триста фунтов... Присядьте лучше. Ингрэм, позвони прислуге – пусть принесут еще одну чашку. Ей надо выпить чайку.
– Нет, не надо! – взмолилась Фейт. – Я не смогу сделать ни глотка! А они... Они арестовали Джимми?
– Нет еще, – сказал Ингрэм. – Он сбежал, но они его отыщут, можете не сомневаться.
– А где Раймонд?
– Он сказал, что едет в Лискерд повидаться с Клиффом, – ответила Клара. – Я думаю, это связано с завещанием Адама или еще с чем-нибудь таким... Он уехал и пока не вернулся.
– Рай не теряет времени даром, – заметил Ингрэм с коротким смешком. – Он, как всегда, такой же деловой!
– Не говори так, – с укоризной заметила Клара. – Рай не показывает свои чувства, но ведь это не значит, что их у него нет.
– Может ли Рай как-нибудь остановить полицию? – спросила Фейт, обращаясь к Чармиэн. – Ведь это так ужасно, просто невозможно помыслить...
– Полицию никто не сможет остановить. Мы оказались по горло в дерьме – придется расхлебывать... Но еще хуже – закатывать по этому поводу истерики.
– Не надо говорить неприятные веши при бедняжке Фейт! – сказала Майра, очень нежно поглаживая руку Фейт. – Я так понимаю ее отчаяние. Даже при том, что мистер Пенхоллоу был не подарок все эти годы, ей сейчас тяжелее всего... Да, в общем-то, у всех сегодня такой вид... Как все в доме изменилось...
– И скоро изменится еще больше, как только Раймонд покрепче сядет в седле, – мрачно изрек Ингрэм.
– Ну и слава Богу! – сказала Чармиэн. – Мне бы хотелось видеть, что Юджин наконец занимается какой-нибудь работой, да и близнецам давно уже пора зарабатывать себе на жизнь!
– Да, но если все мальчики разъедутся, это будет уже не прежний Тревелин! – грустно вздохнула Клара. – Не знаю, наверно, Раймонд захочет, чтобы и я уехала...
– Нет, нет, почему вы так решили, Клара? – вскрикнула Фейт.
– А вы сами разве не собираетесь отсюда уехать? – в лоб спросила ее Чармиэн.
– Я? А, не знаю... Я еще не думала – ведь еще рано об этом загадывать...
– Конечно-конечно! – успокоила ее Майра, кидая укоризненный взгляд на Чармиэн. – И потом, ведь не похоже, чтобы Раймонд собирался жениться...
– Да, уж что-что, но старик наш умел держать семью вместе! – вздохнул Ингрэм. – А теперь, если Рай выгонит из дома близнецов, это будет просто срам!
– Во всяком случае, Барт женится на этой девке! – покачала головой Клара. – Теперь, когда Адама уже нет, ничто на свете не сможет остановить его...
– На какой это девке? – навострил уши Ингрэм.
– На Лавли Трюитьен. Именно из-за этого Барт и поссорился с отцом буквально пару дней назад.
– Лавли Трюитьен? Она ведь племянница Рубена! – изумленно воскликнул Ингрэм. – Какой болван! Нет, он не имеет права так поступить!
– А почему это он не имеет права? – встряла Чармиэн. – Почему, если он хочет этого? Конечно, эта девица не в моем вкусе, но я уверена, что она прекрасно подойдет Барту и проживет с ним до старости!
– Нет, Бога ради, Чармиэн! Он не может жениться на племяннице дворецкого!
– Подумаешь! Ведь у него же будет Треллик, не правда ли? А Лавли станет прекрасной фермерской женой.
– Но, Чармиэн, в какое мы-то попадем положение! – воскликнула Майра. – Что скажут о нас люди?
– Не надо шума! – грубо сказала Чармиэн, точь-в-точь как ее отец... – После всего что произошло у нас в доме, никто уже ничему не станет удивляться... Одним скандалом больше – одним меньше, какая разница?
Клара тихонько плакала:
– Нет, я хотела бы умереть первой... Я и так зажилась на свете... А тут еще наше доброе имя затаскают по газетам... На нас станут пальцем показывать... Я уже стара, я не смогу этого перенести...
Фейт посмотрела на нее расширенными глазами:
– Ну что вы, Клара, кто станет показывать на вас пальцем? При чем тут вы? Разве вы в чем-то виноваты?
– Нет, дорогая, но я знаю, каковы люди... И потом, мне так тяжело, так страшно осознавать, что этого старого дуралея убили из-за каких-то трех сотен фунтов..
Чармиэн снова закурила и произнесла небрежно, выпуская струю дыма из ноздрей:
– А все-таки я не уверена, что его убили из-за денег... Я просто не понимаю, зачем Джимми понадобилось травить его из-за трехсот фунтов. Весь день до того отца не было в комнате, и Джимми мог преспокойно забрать деньги – никто бы его не заметил. Одним словом, если призадуматься, то для Джимми убивать отца было совершенно бессмысленным!
– Неужели ты не понимаешь, Чармиэн? – удивился Ингрэм. – Он же боялся, что его схватят и осудят!
– Ты же взрослый человек, Ингрэм! – возразила Чармиэн. – Во-первых, отец ни за что не стал бы предавать Джимми суду. А во-вторых, Джимми вряд ли мог надеяться убежать с этими деньгами после такого громкого убийства. Чего бы ради он стал накидывать себе петлю на шею?
– Но факт остается фактом – нет ни Джимми, ни денег.
– Не удивлюсь, если окажется, что исчезновение Джимми с деньгами никак не связано со смертью отца! – настаивала Чармиэн.
Ингрэм осмыслил эту идею.
– Однако, если не Джимми отравил отца, это значит, что его отравил кто-то из нас, так, что ли?
– Не совсем так, – заметила Чармиэн. – Но если Кон говорит, то он знает... Конечно, у отца была стычка с Бартом, но отравить его могла именно эта самая Лавли. У нее были на то веские причины.
– Нет, она не могла этого сделать! Не могла! – вскрикнула Фейт. – Не надо говорить таких несправедливых вещей, Чармиэн! Это неправда!
– Конечно, Фейт, все понимают, что вам нравится девушка, но откуда вам знать, что у нее на душе? И кроме того, она не единственная, кто мог это сделать. Так что никто не обвиняет ее – пока. А потом... Не знаю, что скажут остальные, а я никак не пойму, что заставило накануне вдруг приехать дядю Финеаса?
– А что, разве он приезжал? – удивился Ингрэм. – А зачем, интересно знать?
– Это и мне очень интересно. Он приехал сразу после чая и настаивал на приватном разговоре с отцом. Они заперлись в Желтом зале и не выходили оттуда около часа. Финеаса никто из нас, по-моему, так и не видел.
– Как странно, – заметила Майра. – Я думала, он никогда не заезжал в Тревелин!
– Действительно, крайне странно... – пробормотал Ингрэм. – Насколько мне известно, у отца не было с ним никаких дел...
– Можно подумать, вы когда-нибудь знали, что у отца на уме! – Чармиэн раздавила свою сигарету в пепельнице. – Мы и о существовании Джимми ничего не ведали, пока он вдруг не свалился, как снег на голову! И тем более важно то, зачем сюда приезжал Финеас!
– Какая история! – всплеснула руками Майра. – Прямо настоящий детектив! Мистика, подозрения... Такое ощущение, что это происходит не со мной... А полиция должна знать о визите Финеаса?
Нервы у Фейт стали сдавать.
– Нет, не надо продолжать! – воскликнула она истерически. – Не надо браться еще и за Финеаса! Я этого не вынесу... Он не мог сделать этого, я знаю!
– Ну хватит, Чармиэн, правда! – крикнула Майра. – Как можно так наплевательски относиться к чувствам людей?! Пойдемте наверх, Фейт, дорогая, вам нужно прилечь!
– Нет. Ничего. Со мной все в порядке. Только очень прощу – прекратите эти ужасные разговоры...
Чармиэн презрительно посмотрела на нее:
– Вы вечно увиливаете от всего хоть чуточку неприятного, Фейт. Ни разу вы не рискнули посмотреть жизни в лицо! Ну что ж, живите как хотите... Но вы скоро поймете, что вам не удастся спокойно спать в теперешней ситуации!
Глава восемнадцатая
Раймонду срочно надо было повидаться с Клиффордом, чтобы выяснить, какие бумаги Пенхоллоу хранятся в адвокатской конторе «Блэзи, Блэзи, Гастингс и Вембери». По меньшей мере, там хранилось завещание отца, Раймонд знал это. Там же должны были быть разнообразные свидетельства на обладание землей, которые крайне мало интересовали Раймонда. Больше всего Раймонд боялся, что такой важный для него документ, как свидетельство о рождении, мог быть помещен отцом в такой неподходящий «тайник», как адвокатская контора. Как здравомыслящий человек, Раймонд прекрасно понимал, что Клиффорд ни за что не передаст ему бумаги отца, но все-таки, даже не имея еще определенного плана, он намеревался как-нибудь вынюхать, существует ли вообще этот опасный для него документ...
Бумаги, которые он прихватил из комнаты отца, не относились к делу. Там были в основном только письма. Раймонд прочитал их и затем сжег. Далее, оставалось два места – банк и Клиффорд. Но насчет банка Раймонд был почти уверен, что никаких бумаг отец там не держал. В любом случае Раймонд мог это легко проверить, поскольку в качестве одного из душеприказчиков он имел право инспектировать банковские документы отца.
Мысль о причинах смерти отца совершенно не занимала Раймонда, несмотря даже на то, что Рубен Лэннер с самого утра стал очень подозрительно смотреть на него, явно подозревая если не в убийстве, то в соучастии. Когда доктор Рэйм осматривал покойного, он обнаружил на его горле синяки. Раймонд довольно бесцеремонно отодвинул доктора, заявив:
– Эти синяки от моих рук, нечего их рассматривать! Это было вчера утром, и с тех пор отец был живехонек, так что от синяков ему вреда не было!
Доктор Рэйм, хотя и знал от окрестных жителей о свирепости обитателей Тревелина и их жестоких нравах, все-таки был потрясен этим хладнокровным заявлением. Он пробормотал:
– Да, но у покойного на горле явные признаки удушения или попытки удушения...
– Может быть.
– Подумайте, а ведь он и так был нездоров? Так что даже легкое удушение...
– Да бросьте вы! – пожал плечами Раймонд. – Просто он немножко вывел меня из себя, вот и все.
Доктор, сжав зубы, снова склонился над трупом. Рубен, который присутствовал при этом, опустил глаза... Потом в комнату вошла Чармиэн, и доктор спросил у нее, была ли у Пенхоллоу привычка принимать снотворное. В ответ на удивленное восклицание Чармиэн он пояснил, что обнаруживает синюшную бледность, характерную для отравления барбитуратами. Затем доктор осмотрелся, нашел графинчик с недопитым виски и чуть-чуть попробовал виски на язык.
Марта, которая стояла рядом с Рубеном, тут же вставила, что у хозяина никогда не было привычки пить снотворное, и таким образом стало очевидным, что для выяснения вопроса об отравлении необходимо задействовать полицию.
Из всех присутствовавших лишь у Раймонда лицо не выражало ни малейшего испуга, а только некоторое раздражение. Голова у него была занята собственными генеалогическими проблемами, и на этом фоне смерть отца была для него не более чем досадным осложнением. Хотя он и понимал двусмысленное и небезопасное положение, в котором оказался, он не придал этому особого значения, полагая, что раз Джимми сбежал, то убийство, скорее всего, свалят на Джимми. Конечно, не исключено было, что если полиция схватит Джимми, то он поведает о драке Раймонда с отцом. Но Раймонд решил не забивать себе голову вещами, которые от него не зависят, а пока что надеяться, что Джимми удастся избежать ареста. Если Джимми, убив Пенхоллоу, потихоньку уедет из Англии, то, несомненно, он уже никогда в жизни не вернется в Тревелин, где хозяином станет Раймонд...
Но по дороге в Лискерд, заново все обдумывая, Раймонд пришел к той же мысли, которая посетила Чармиэн, – что у Джимми не было никаких мотивов совершить это убийство! Теперь Раймонд стал склоняться к тому, что Джимми скоро объявится в Тревелине, а его временная отлучка объяснится совершенно посторонними причинами, как, например, поход по девочкам в Лискерде.
Что касается исчезновения шкатулки с деньгами, то Раймонд, взвесив все, пришел к выводу, что скорее всего ее взял Обри. А поскольку Раймонд презирал и ненавидел Обри еще больше, чем Джимми Ублюдка, то он мог вполне поверить в то, что Обри убийца и вор. Чем дальше он думал, тем больше был уверен в этом. Обри мог зайти в комнату отца позже, зная, где лежат привезенные им деньги, подсыпать яду в виски и взять шкатулку. Тем более что Пенхоллоу громогласно и неоднократно требовал от Обри жить в Тревелине и заниматься сельским хозяйством вместе с братьями... Для Обри это была, безусловно, ужасная перспектива.
Когда он доехал до Лискерда и сообщил Клиффорду последние новости, тот кинулся обнимать его со сдавленным криком; а после того как Раймонд в довершение ко всему, еще сообщил о неизбежном вмешательстве полиции в это дело, Клиффорд побледнел, как свежепобеленная стенка, а нижняя челюсть у него отвисла до воротничка.
– Но кто?.. Кто это мог сделать, Рай?.. – пробормотал он трясущимися губами.
– Не имею ни малейшего понятия, – отвечал Раймонд. – Не думаю, чтобы имело смысл обсуждать это. Мы еще наговоримся об этом с полицией. Я приехал просто поставить тебя в известность, а также взглянуть на бумаги, которые отец хранил у тебя в конторе. Мне просто надо выяснить, как обстоят дела, чтобы знать, что делать дальше.
– Да, конечно, ты ведь один из душеприказчиков и можешь на них взглянуть, но знаешь ли, старик, если полиция установит, что это было убийство...
– Я ничего не собираюсь забирать! – прервал его Раймонд. – Я только хочу знать, какие именно документы имеются в наличии, вот и все.
– Ну, если так, то пожалуйста! Там, правда, нет ничего особо интересного, но я тем не менее сейчас пошлю за ключами от его коробки... Посиди здесь, старик, я сейчас вернусь.
Пока Клиффорд ходил за ключами, Раймонд, постукивая ногой о ножку стула, нашел взглядом металлический ящик на полке, на котором было выгравировано: «Поместье Пенхоллоу». Клиффорд вернулся с клерком, который осторожно спустил тяжелый ящик с полки, поставил его на стол и стер пыль с крышки, перед тем как вернуться к своей конторке.
– Хочешь взглянуть на завещание? – спросил Клиффорд. – Как ты знаешь, мы с тобой единственные душеприказчики, других нет. Ну вот, тут все бумаги, которые дядя оставил мне. Да. приложено еще дополнительно распоряжение насчет Треллика – ты, надеюсь, знаешь об этом?
Раймонд кивнул. Клиффорд повернул ключ в замке и распахнул ящик. Раймонд быстро просмотрел бумаги, но ничего, относящегося к себе, не обнаружил. Сдавленный вздох вырвался из его груди...
– Итак, всех денег пять тысяч? Ну что ж, я думал – меньше...
– Это по первому завещанию, пять лет назад. Сейчас, я думаю, осталось намного меньше... – вздохнул в ответ Клиффорд. – Да, старик, печально, очень печально! А ведь если между нами, то на имении висят, наверно, немаленькие долги?
– Огромные долги!
– Да, представляю, ведь дядя всегда жил чуть-чуть не по средствам...
– Итак, неизвестно еще, с какими неприятностями мне придется столкнуться. Поместье приносит не так уж много дохода... А что это у тебя в руках?
– Это брачный контракт Фейт, – отвечал Клиффорд. – Хочешь взглянуть?
Раймонд пробежал документ и коротко хохотнул:
– Отлично! Он назначает ей после своей смерти всего тысячу фунтов в год, большую часть которых ей придется тратить на Клея! – Он поднялся со стула. – Пожалуй, лучше всего привези завещание в Тревелин и прочитай при всех. Обычно это делают после похорон, кажется? По крайней мере, пока Ингрэм, Юджин и Обри не узнают, сколько им положено денег, у меня с ними мирной жизни не получится, так что дай Бог, чтобы они узнали это поскорее. Тогда, глядишь, не загрызут, а только огрызнутся...
Клиффорд проводил его до машины, бормоча приличествующие случаю соболезнования. Потом он добавил, что, если Раймонд не возражает против его присутствия в Тревелине в такую пору, он хотел бы съездить навестить свою мать. Раймонд пожал плечами и ответил, что Клиффорд волен поступать как хочет, после чего сел в машину и уехал.
Когда он вернулся в Тревелин, там уже были викарий, старый друг Пенхоллоу Джон Пробэс, а также инспектор Логан в сопровождении сержанта Плимстока. Появление двух последних явно вызвало нервную дрожь у половины обитателей дома...
Инспектор был довольно проницательного вида мужчиной лет сорока пяти. Он имел представление о репутации Пенхоллоу, однако до сих пор ни разу еще не видел никого из этой семейки и этого странного дома. Инспектор, конечно, был поражен огромным числом комнат в замке, длинными запутанными коридорами, затейливой мебелью, но все же не издал ни звука, пока не попал наконец в спальню Пенхоллоу... Там он коротко крякнул, ибо комната эта показалась ему чем-то вроде пещеры Аладина...
Ингрэм, взявший на себя в отсутствие Раймонда обязанности старшего по дому, проводил их туда и сам невольно охнул, когда на пороге его не встретил, как всегда, громкий жизнерадостный оклик отца... У Ингрэма инспектор выяснил имена и статус всех проживающих в доме. Все это пришлось записать на бумажке, потому что даже прекрасная память инспектора не могла справиться с таким обилием персоналий... Далее, то, что проскальзывало в рассказе Ингрэма об отце, заставило инспектора считать страшные истории про дом Пенхоллоу, которые ходили по округе, просто детскими сказочками в сравнении с тем, какая тирания и самодурство в действительности царили здесь...
При опросе миссис Пенхоллоу инспектор Логан сразу же вышел на самую вероятную причину смерти мистера Пенхоллоу.
Фейт сказала ему:
– Я единственный человек в доме, который принимает снотворное. Ну, может быть, разве что Юджин еще... Но, собственно, я пью не совсем снотворное. Это веронал, его мне прописал доктор Лифтон. Но я держу его у себя в комнате!
– Он у вас запирается на ключ, мадам? – спросил Лифтон.
Нервы ее напряглись, как струны...
– Нет, но... Но никто никогда не видел, где он стоит.
– Не говорите глупостей, Фейт! – грубо оборвала ее Чармиэн. – Кто-то уж наверняка видел! Так где он стоял?
– На полочке с моими лекарствами. Но там в бутылочке оставалось очень мало, и я еще не начала новую...
Бумаги, которые он прихватил из комнаты отца, не относились к делу. Там были в основном только письма. Раймонд прочитал их и затем сжег. Далее, оставалось два места – банк и Клиффорд. Но насчет банка Раймонд был почти уверен, что никаких бумаг отец там не держал. В любом случае Раймонд мог это легко проверить, поскольку в качестве одного из душеприказчиков он имел право инспектировать банковские документы отца.
Мысль о причинах смерти отца совершенно не занимала Раймонда, несмотря даже на то, что Рубен Лэннер с самого утра стал очень подозрительно смотреть на него, явно подозревая если не в убийстве, то в соучастии. Когда доктор Рэйм осматривал покойного, он обнаружил на его горле синяки. Раймонд довольно бесцеремонно отодвинул доктора, заявив:
– Эти синяки от моих рук, нечего их рассматривать! Это было вчера утром, и с тех пор отец был живехонек, так что от синяков ему вреда не было!
Доктор Рэйм, хотя и знал от окрестных жителей о свирепости обитателей Тревелина и их жестоких нравах, все-таки был потрясен этим хладнокровным заявлением. Он пробормотал:
– Да, но у покойного на горле явные признаки удушения или попытки удушения...
– Может быть.
– Подумайте, а ведь он и так был нездоров? Так что даже легкое удушение...
– Да бросьте вы! – пожал плечами Раймонд. – Просто он немножко вывел меня из себя, вот и все.
Доктор, сжав зубы, снова склонился над трупом. Рубен, который присутствовал при этом, опустил глаза... Потом в комнату вошла Чармиэн, и доктор спросил у нее, была ли у Пенхоллоу привычка принимать снотворное. В ответ на удивленное восклицание Чармиэн он пояснил, что обнаруживает синюшную бледность, характерную для отравления барбитуратами. Затем доктор осмотрелся, нашел графинчик с недопитым виски и чуть-чуть попробовал виски на язык.
Марта, которая стояла рядом с Рубеном, тут же вставила, что у хозяина никогда не было привычки пить снотворное, и таким образом стало очевидным, что для выяснения вопроса об отравлении необходимо задействовать полицию.
Из всех присутствовавших лишь у Раймонда лицо не выражало ни малейшего испуга, а только некоторое раздражение. Голова у него была занята собственными генеалогическими проблемами, и на этом фоне смерть отца была для него не более чем досадным осложнением. Хотя он и понимал двусмысленное и небезопасное положение, в котором оказался, он не придал этому особого значения, полагая, что раз Джимми сбежал, то убийство, скорее всего, свалят на Джимми. Конечно, не исключено было, что если полиция схватит Джимми, то он поведает о драке Раймонда с отцом. Но Раймонд решил не забивать себе голову вещами, которые от него не зависят, а пока что надеяться, что Джимми удастся избежать ареста. Если Джимми, убив Пенхоллоу, потихоньку уедет из Англии, то, несомненно, он уже никогда в жизни не вернется в Тревелин, где хозяином станет Раймонд...
Но по дороге в Лискерд, заново все обдумывая, Раймонд пришел к той же мысли, которая посетила Чармиэн, – что у Джимми не было никаких мотивов совершить это убийство! Теперь Раймонд стал склоняться к тому, что Джимми скоро объявится в Тревелине, а его временная отлучка объяснится совершенно посторонними причинами, как, например, поход по девочкам в Лискерде.
Что касается исчезновения шкатулки с деньгами, то Раймонд, взвесив все, пришел к выводу, что скорее всего ее взял Обри. А поскольку Раймонд презирал и ненавидел Обри еще больше, чем Джимми Ублюдка, то он мог вполне поверить в то, что Обри убийца и вор. Чем дальше он думал, тем больше был уверен в этом. Обри мог зайти в комнату отца позже, зная, где лежат привезенные им деньги, подсыпать яду в виски и взять шкатулку. Тем более что Пенхоллоу громогласно и неоднократно требовал от Обри жить в Тревелине и заниматься сельским хозяйством вместе с братьями... Для Обри это была, безусловно, ужасная перспектива.
Когда он доехал до Лискерда и сообщил Клиффорду последние новости, тот кинулся обнимать его со сдавленным криком; а после того как Раймонд в довершение ко всему, еще сообщил о неизбежном вмешательстве полиции в это дело, Клиффорд побледнел, как свежепобеленная стенка, а нижняя челюсть у него отвисла до воротничка.
– Но кто?.. Кто это мог сделать, Рай?.. – пробормотал он трясущимися губами.
– Не имею ни малейшего понятия, – отвечал Раймонд. – Не думаю, чтобы имело смысл обсуждать это. Мы еще наговоримся об этом с полицией. Я приехал просто поставить тебя в известность, а также взглянуть на бумаги, которые отец хранил у тебя в конторе. Мне просто надо выяснить, как обстоят дела, чтобы знать, что делать дальше.
– Да, конечно, ты ведь один из душеприказчиков и можешь на них взглянуть, но знаешь ли, старик, если полиция установит, что это было убийство...
– Я ничего не собираюсь забирать! – прервал его Раймонд. – Я только хочу знать, какие именно документы имеются в наличии, вот и все.
– Ну, если так, то пожалуйста! Там, правда, нет ничего особо интересного, но я тем не менее сейчас пошлю за ключами от его коробки... Посиди здесь, старик, я сейчас вернусь.
Пока Клиффорд ходил за ключами, Раймонд, постукивая ногой о ножку стула, нашел взглядом металлический ящик на полке, на котором было выгравировано: «Поместье Пенхоллоу». Клиффорд вернулся с клерком, который осторожно спустил тяжелый ящик с полки, поставил его на стол и стер пыль с крышки, перед тем как вернуться к своей конторке.
– Хочешь взглянуть на завещание? – спросил Клиффорд. – Как ты знаешь, мы с тобой единственные душеприказчики, других нет. Ну вот, тут все бумаги, которые дядя оставил мне. Да. приложено еще дополнительно распоряжение насчет Треллика – ты, надеюсь, знаешь об этом?
Раймонд кивнул. Клиффорд повернул ключ в замке и распахнул ящик. Раймонд быстро просмотрел бумаги, но ничего, относящегося к себе, не обнаружил. Сдавленный вздох вырвался из его груди...
– Итак, всех денег пять тысяч? Ну что ж, я думал – меньше...
– Это по первому завещанию, пять лет назад. Сейчас, я думаю, осталось намного меньше... – вздохнул в ответ Клиффорд. – Да, старик, печально, очень печально! А ведь если между нами, то на имении висят, наверно, немаленькие долги?
– Огромные долги!
– Да, представляю, ведь дядя всегда жил чуть-чуть не по средствам...
– Итак, неизвестно еще, с какими неприятностями мне придется столкнуться. Поместье приносит не так уж много дохода... А что это у тебя в руках?
– Это брачный контракт Фейт, – отвечал Клиффорд. – Хочешь взглянуть?
Раймонд пробежал документ и коротко хохотнул:
– Отлично! Он назначает ей после своей смерти всего тысячу фунтов в год, большую часть которых ей придется тратить на Клея! – Он поднялся со стула. – Пожалуй, лучше всего привези завещание в Тревелин и прочитай при всех. Обычно это делают после похорон, кажется? По крайней мере, пока Ингрэм, Юджин и Обри не узнают, сколько им положено денег, у меня с ними мирной жизни не получится, так что дай Бог, чтобы они узнали это поскорее. Тогда, глядишь, не загрызут, а только огрызнутся...
Клиффорд проводил его до машины, бормоча приличествующие случаю соболезнования. Потом он добавил, что, если Раймонд не возражает против его присутствия в Тревелине в такую пору, он хотел бы съездить навестить свою мать. Раймонд пожал плечами и ответил, что Клиффорд волен поступать как хочет, после чего сел в машину и уехал.
Когда он вернулся в Тревелин, там уже были викарий, старый друг Пенхоллоу Джон Пробэс, а также инспектор Логан в сопровождении сержанта Плимстока. Появление двух последних явно вызвало нервную дрожь у половины обитателей дома...
Инспектор был довольно проницательного вида мужчиной лет сорока пяти. Он имел представление о репутации Пенхоллоу, однако до сих пор ни разу еще не видел никого из этой семейки и этого странного дома. Инспектор, конечно, был поражен огромным числом комнат в замке, длинными запутанными коридорами, затейливой мебелью, но все же не издал ни звука, пока не попал наконец в спальню Пенхоллоу... Там он коротко крякнул, ибо комната эта показалась ему чем-то вроде пещеры Аладина...
Ингрэм, взявший на себя в отсутствие Раймонда обязанности старшего по дому, проводил их туда и сам невольно охнул, когда на пороге его не встретил, как всегда, громкий жизнерадостный оклик отца... У Ингрэма инспектор выяснил имена и статус всех проживающих в доме. Все это пришлось записать на бумажке, потому что даже прекрасная память инспектора не могла справиться с таким обилием персоналий... Далее, то, что проскальзывало в рассказе Ингрэма об отце, заставило инспектора считать страшные истории про дом Пенхоллоу, которые ходили по округе, просто детскими сказочками в сравнении с тем, какая тирания и самодурство в действительности царили здесь...
При опросе миссис Пенхоллоу инспектор Логан сразу же вышел на самую вероятную причину смерти мистера Пенхоллоу.
Фейт сказала ему:
– Я единственный человек в доме, который принимает снотворное. Ну, может быть, разве что Юджин еще... Но, собственно, я пью не совсем снотворное. Это веронал, его мне прописал доктор Лифтон. Но я держу его у себя в комнате!
– Он у вас запирается на ключ, мадам? – спросил Лифтон.
Нервы ее напряглись, как струны...
– Нет, но... Но никто никогда не видел, где он стоит.
– Не говорите глупостей, Фейт! – грубо оборвала ее Чармиэн. – Кто-то уж наверняка видел! Так где он стоял?
– На полочке с моими лекарствами. Но там в бутылочке оставалось очень мало, и я еще не начала новую...