Страница:
— Ну, это очень возможно, — ответил Хьюго.
— Да, вот только нельзя не признаться, что в характере всех Дэрракоттов есть какое-то непостоянство, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Понимаю. Вы хотели сказать, что не у всех Дэрракоттов непостоянный характер.
Антея улыбнулась:
— Ну, надеюсь, что не у всех. Но после того, что выкинул Клод…
— Так, значит, вот на что вы намекаете, — прервал ее Хьюго. — Можете быть спокойны. Полагаю, можно не беспокоиться за Ричмонда — он не из тех, кто ищет пьяных приключений. У меня у самого закралось подозрение, что, возможно, мальчишка попал в беду, но он мне сказал, что это не так. Не думайте об этом больше, любовь моя.
— Если Ричмонд знает, что вы за ним следите, — благодарно сказала Антея, — не думаю, чтобы он осмелился ввязаться во что-то плохое. Я вам так обязана!
Хьюго с удовольствием отметил, что у нее с лица исчезает беспокойство, однако уверенность, которую он вселил в девушку, не нашла отражения в его собственных мыслях. Он не знал, как поступить. С одной стороны, задача информировать лорда Дэрракотта о случившемся и о его подозрениях была ему отвратительна и, само собой разумеется, фатальна для развития дальнейших отношений между ним и Ричмондом. С другой же стороны, он не мог убедить себя в том, что словам Ричмонда можно верить безоговорочно. Хьюго ушел после разговора с юношей сильно обеспокоенным — был в растерянности, какую линию поведения выбрать. Он с Ричмондом слишком мало знаком, чтобы завоевать доверие мальчика, да и вряд ли Ричмонд доверяет кому-нибудь вообще, он всегда держится в странном отдалении. За причинами далеко ходить не надо, но до тех пор пока Хьюго не сблизился с ним, трудно было попять, насколько непреодолима та стена, за которой жил его юный кузен. Мысль воодушевить Антею порасспросить брата самой он отбросил в ту же минуту, как она пришла ему в голову. По его понятиям, Ричмонд уже не мальчик, но и не слишком взрослый, чтобы вынести вмешательство в свою жизнь сестры. Похоже, не оставалось ничего, кроме того, как ненавязчиво наблюдать за Ричмондом и надеяться, что, если мальчик будет знать, что хотя бы один член семейства настороже, он будет осмотрительнее.
Еще одна причина не заставила себя долго ждать. Винсент столкнулся с Хьюго по пути с прогулки по имению с управляющим милорда и решил вернуться с ним домой. Как только Глоссой оставил компанию двух кузенов, он сказал:
— Слышал, вы познакомились с привидением семьи Дэрракотт, кузен. Бедняга Ричмонд! Думаю, ему следовало бы знать, что не стоит лелеять ни малейшей надежды поколебать вашу невозмутимость.
— Так, значит, он рассказал вам все? — помедлив, спросил Хьюго.
— Ну конечно, — ответил Винсент, насмешливо приподнимая бровь. — Он мог составить о вас превратное мнение, но меня-то он знает достаточно хорошо, чтобы не утаивать такой захватывающей истории.
— Этого и следовало ожидать, — сказал Хьюго и повернул голову. На его лице появились признаки его обезоруживающей улыбки. — Вы были правы: скучный безмозглый Аякс одержал честную победу. Похоже, вы — единственный среди нас, кто способен привести этого парня в чувство.
— Знаете ли, дорогой кузен, бывают моменты, когда я удивляюсь: неужели мое первое впечатление о вас было несколько неверным? Какое утешение узнать, что на этот счет я не ошибался.
Явная издевка, прозвучавшая в этих словах, нисколько не задела Хьюго, который спросил прямо:
— Вам никогда не приходило в голову, что в этой его подростковой покорности кроется нечто чертовски туманное? Энергии мальчишке не занимать: он полон огня и, кроме всего прочего, отчаянно дерзок.
— Боюсь, я никогда об этом не задумывался, — сказал Винсент, подавив зевок.
— Тогда подумайте об этом сейчас. Возможно, вы слишком привыкли к такому положению дел и на вас не производит впечатление то, что бросается в глаза любому появившемуся здесь новичку, такому, как я, например. Как-то я уже говорил, что у меня больше опыта в обращении с такими парнями, чем у вас, и скажу вам сейчас: мне хватило и недели, чтобы понять, что наш Ричмонд ведет двойную игру, хотя какую, я не догадывался до тех пор, пока не разговорился с этим таможенным офицером. Только нужно быть в два раза тупее меня, чтобы не сообразить, что за его недоброжелательным отношением к Ричмонду кроется нечто большее, чем одно только презрение. Не могу не признаться, что подозрение, которое лейтенант в меня заронил, казалось слишком невероятным, чтобы о нем задуматься всерьез, до тех пор, пока я не сопоставил одно с другим и в особенности ту пустую болтовню, что слушал парень всю свою жизнь, — но ни у одного из вас, похоже, не хватило мозгов попять, какому безрассудному риску вы подвергаетесь. Вина вся в основном лежит на его светлости, но у вас-то в голове не опилки, а вы ведь знаете мальчишку с колыбели! Нет, Винсент! Неужели вам никогда не приходило в голову, что Ричмонд — настоящий порох: стоит лишь поднести спичку — взорвется!
— Нет, — сказал Винсент очень тихо. — Но прошу вас, продолжайте. Не думайте, мне ваши рассуждения очень даже нравятся. На самом деле я — «весь внимание» и э-э-э… «понимаю вас с полуслова, таинственный Аякс». Цитата, которую я несколько видоизменил, закапчивается словами: «О Небеса! Что это за человек!» Но возможно, будет не слишком вежливо приводить эту цитату целиком, а уж мне совсем не пристало говорить подобным образом с будущим главой семейства Дэрракоттов.
Майор слушал его со сдержанным недоумением, а потом миролюбиво заметил:
— Для здравомыслящего человека вы тратите массу времени на бессмыслицу. Со мной вы ссоры не затеете, поэтому можете прекратить попытки заморочить мне голову, лучше заняться более насущными делами. Ричмонд изображал из себя привидение прошлой ночью вовсе не для меня: он хотел напугать Оттершоу, чтобы тот держался подальше от Довер-Хаус. Теперь парень понял, что у него ничего не получится, и я верю ему, когда он говорит, что больше никогда не сунет голову в петлю. Если бы я не верил, то мне ничего не оставалось бы, как выложить все его светлости, и это последнее, что я хотел бы сделать. Когда я остановил Оттершоу, у лейтенанта в руке был пистолет. Воспользовался бы он им или нет — вопрос другой, но подвергать себя риску быть застреленным — не дело.
— Если вам от этого будет легче, знайте: я уже сказал Ричмонду, что, хоть последствия его подвигов можно считать забавными, подобные выходки ему не к лицу, — лениво сказал Винсент.
— Мне было бы намного легче, если бы я чувствовал, что в этом вопросе могу положиться на вас. Ричмонд мне пока не доверяет. Да и с чего бы ожидать от него подобного?
— Но ведь Ричмонд, если не ошибаюсь, заверил вас в том, что он не замешай ни в чем незаконном, а тем более в контрабанде, — вкрадчиво вставил Винсент.
— Да, так он сказал, — согласился Хьюго. Он на мгновение замолчал и вперил задумчивый взгляд меж ушей своего коня. Грустная улыбка тронула его губы. — У меня нет причин сомневаться в его словах, знает бог, не в моих правилах не доверять людям, но я думаю, он мне солгал.
— Не могу ничего сказать вам по этому поводу. — Тяжелый взгляд Винсента был полон презрения. — Ричмонд, мой дорогой кузен, был рожден и воспитан в приличном семействе, у членов которого не в обычае давать лживые обещания или ввязываться в криминальные истории. Но, несмотря на то, чему вы дали определение «пустая болтовня», которой, к сожалению, так потворствует мой дедушка, Ричмонд различает понятия «симпатия» и «участие». Он, будучи Дэрракоттом, вряд ли допускал хоть на одно мгновение мысль об участии в банде таких вульгарных типов, как контрабандисты. Надеюсь, я ясно выразился?
— Достаточно ясно, — ответил Хьюго. — Не знаю, верите ли вы в то, что говорите, или говорите просто потому, что не любите меня столь сильно, чтобы подумать о чем-либо еще, но в любом случае нет особой разницы. Вы, кузен, просто не хотите и пальцем пошевелить, чтобы спасти парня, который души в вас не чает, от беды. Вы упомянули о высоком происхождении и воспитании Ричмонда. Согласен: его происхождение высокое, а вот что касается воспитания — увы, хуже некуда! И вам, Винсент, об этом прекрасно известно. И мне тоже. Когда вы были в Итоне, я был в Харроу, и то, что мне не вложил в голову мой дед, я узнал там. — Хьюго замолчал, и в его глазах снова появился блеск. — Хотя особенно узнавать было нечего, — добавил он.
— Харроу, — пробормотал Винсент в приступе холодной ярости. — Будьте уверены, наше мнение о Харроу никогда не было очень высоким, но… Ну да ладно!
Хьюго издал смешок:
— Если хорошенько подумать, то мы тоже были не очень высокого мнения об Итоне. Э-э-э, да вы заставляете меня говорить вашими же словами. Пораскиньте мозгами и спросите себя, многому бы вы научились, если бы получили такое же воспитание, как Ричмонд.
К этому времени они подъехали к конюшням, а поскольку их грумы вышли им навстречу, чтобы позаботиться о лошадях, приличия не позволили Винсенту ответить, как он хотел. Он промолчал, но его грум, бросив взгляд на его лицо, отдал бы месячный заработок, лишь бы узнать, что такого сказал ему майор и почему его хозяин так чертовски разозлился.
Винсент ушел с конюшни, не промолвив и слова ни своему кузену, ни слуге, а майор, перебросившись несколькими замечаниями с Джоном-Джозефом, к вящему критическому неодобрению Винсента и удовольствию ухмыляющихся конюхов, предупредил Руфуса на самом что ни на есть йоркширском диалекте, чтобы тот вел себя прилично и не клянчил с таким животным нетерпением сахар, который, как всем прекрасно известно, ему и так дадут, последовал ленивой походкой за кузеном к дому.
За время их отсутствия с оказией прибыла почта, и на столике у входной двери лежал пухлый конверт, адресованный лично Хьюго с пометкой «Почтовые расходы оплачены». Не успел он взломать сургуч, которым было запечатано письмо, и вытащить три листка, заполненных убористым почерком, как в холл вошел Чоллакомб и сообщил, что милорд желает видеть его в библиотеке как можно скорее. Майор, уже внимательно читающий большое послание от того, кто подписался как «преданный друг и верный слуга, Джунас Генри Полтон», ответил на это сообщение дворецкого неразборчивым мычанием, не отрываясь от письма, которое держал в руке, и не проявляя ни малейшего рвения стремглав броситься на зов деда. Любой бы из его кузенов отметил бы ту вежливость, с которой Чоллакомбом был передан в завуалированной форме безапелляционный (а возможно, и гневный) приказ. Чоллакомб решил в отчаянии, что ничто и никогда не научит майора мудрости повиноваться подобным требованиям со всей возможной поспешностью. Он осуждающе кашлянул и сказал:
— Полагаю, его светлость, сэр, горит нетерпением увидеть вас.
Майор кивнул:
— Да, хорошо. Я вас слышал. Я приду к нему, как только переоденусь. Пошлите Ферринга наверх в мою комнату, ладно, Чоллакомб?
Чоллакомб вздохнул, но не сделал попытки настаивать. Со своей стороны, он целиком и полностью одобрял неизменную привычку майора снимать свой костюм для верховой езды сразу же по возвращении из конюшен, но ему было прекрасно известно, что его светлость не питает особых возражений против ароматов, неотделимых от лошадей, зато очень возражал, если его заставляли ждать более пяти минут. Дворецкий удалился, зная по опыту, что напоминать майору об этом обстоятельстве или намекать о том, что милорд, ко всеобщему прискорбию, находится не в лучшем расположении духа, было бесполезно.
— В Сассексе, сэр, — ответил майор, прикрывая за собой дверь. — У вас для меня какие-то неотложные дела? Простите.
Лорд Дэрракотт, похоже, прилагал все усилия, чтобы подавить раздражение. Он не ответил майору, но резко произнес:
— Я послал за тобой, потому что получил письмо от твоего дяди Мэтью. Не знаю, что за чушь взбрела ему в голову и откуда он взял те сведения, что сообщил мне. Он набитый дурак и всегда им был! Любой может его одурачить!
Майор, хотя и придерживался мнения, что Мэтью был гораздо более здравомыслящим, нежели остальные члены семейства, позволил себе оставить это нелестное замечание без комментариев и терпеливо ждал, когда милорд доберется до сути этих самых сведений, что вызвали прилив его гнева.
Лорд Дэрракотт, жаждущий ужасного возмездия, бросая не такие угрожающие взгляды, чем раньше, и потерпев неудачу разозлить своего внука и тем самым подвигнуть на опрометчивость ответить ему что-то, горько бросил с чувством:
— Чучело!
Но и это слово не произвело особого эффекта — лишь огонек появился в простодушных синих глазах майора. Милорд не в первый раз выразил свое горячее желание узнать, почему судьбе было угодно покарать его этим недоразумением в качестве своего наследника, а потом наконец подошел к сути дела:
— Мой сын написал мне, чтобы сообщить, что этот тип — твой дед по материнской линии! — был главой какой-то проклятой фирмы или чего-то еще — я не слишком разбираюсь в подобных делах, — под названием «Брей энд Полтон». Это правда?
Майор кивнул:
— Да, это так. Он был ее основателем. Теперь ее главой стал дядюшка Джоунас Генри, но с самого начала, когда он был еще маленьким мальчиком, он был просто одним из сучильщиков — это детишки, которые следят, чтобы рама прядильного станка была полной, или соединяют порванные нити ровничной машины…
— Дядюшка?! — перебил его милорд. — Ты же говорил, что у тебя никого нет!
— Нет, он мне не родственник, — невозмутимо ответил Хьюго. — Просто я привык называть его так, когда сам был мальчишкой. А он считался лучшим ткачом на равнине. Он был любимчиком у моего деда, но только перед самой смертью дедуля сделал его своим партнером — наследников, кроме меня, у него не было, а я не имею склонности к прядильному ремеслу.
— Ты хочешь мне сказать, что твой дед по материнской линии был владельцем прядильной фабрики?
— Ну да, — ответил Хьюго улыбаясь. — Дорос до владельца, хотя начинал обыкновенным ткачом, как и его отец. Он был довольно сметливым, чтобы удержаться на плаву. Мой дедуля — человек, знающий свое дело!
Пораженный этим открытием, его светлость сумел обрести дар речи и произнести: «Человек состоятельный?» — лишь через некоторое время.
— Ага, к концу жизни он не нуждался, — ответил майор. — Можно сказать, он в свое время заработал кучу медяков — замучил себя до смерти усердным и тяжелым трудом, подумать только! Его почти всегда можно было найти на прядильной фабрике, даже когда он стал одним из самых состоятельных людей во всем Западном райдинге. Однако деньги ему доставались нелегко, — добавил он. — Дед собирал их по крохам, копил до того, как заработал достаточно, чтобы завести собственное дело. Это не то, что мы на севере называем «шальными». Просто он умел вести домашнее хозяйство, как любой добрый йоркширец. — Хьюго замолчал, заметив, что милорд уставился на него со смешанным чувством недоверия и плохо скрываемой ярости, а потом пояснил дружелюбным топом: — Конечно, свое состояние мой дедуля сделал не таким образом — это было только начало. Ему повезло с природной мудростью: он был самым предусмотрительным человеком на моей памяти и, более того, еще и дальновидным! Конечно, ткацкие челноки были изобретены еще до его рождения, но первые механические ткацкие станки вошли в употребление, когда ему не было и пяти лет! Тогда они мало кому пришлись по праву. Дед увидел эти станки, когда сам был еще сучильщиком. Однажды он мне рассказывал о начале своей карьеры. Похоже, с того самого момента он не мог больше думать ни о чем другом — только о станках. Он одним из первых купил ткацкий станок Картрайта [14] — не такой, на каких работают теперь, — они появились всего лишь не более десяти лет тому назад, а чудную старинную машину, которая теперь считается ужасно устаревшей. Все это происходило задолго до моего появления на этом свете — меня тогда еще и в проекте не было. К тому времени, когда я вырос из коротких штанишек, подобные вещи больше не считались такими новомодными, и прядильная фабрика начала быстро разрастаться и процветать. — Хьюго улыбнулся и сказал извиняющимся топом: — Для вас это все китайская грамота, сэр, верно? — Его улыбка растянулась до ушей. — Подумать только, услышь любой прядильщик, как я объясняю вам его профессию, он живот надорвал бы со смеху! Вы можете забросать меня сотней вопросов, но я знаю немногим больше, чем узнал, когда мальчишкой бегал по прядильной фабрике втайне от деда. Дело в том, что в давние времена не было таких прядильных фабрик, где мешки с шерстью поступают с одного входа, а с другого — выходит ткань: саржа, кашемир, ворсистые ткани и тому подобное. Картрайт основал фабрику в Донкастере, где одновременно пряли и ткали, но мой дед пошел дальше: про него обычно говорили, что он хочет достать луну с неба, пока не увидели, как старая, полуразвалившаяся фабрика растет и перестраивается! Сегодня же имя Брея известно специалистам по всему миру!
Подобные сведения, похоже, не доставили лорду Дэрракотту ни малейшего удовлетворения. Он заявил тоном, подстрекаемым возмущением:
— Я ничего не знаю о прядильных фабриках и знать не желаю! Ответь мне одно: то, что пишет мне твой дядюшка, правда? Ты действительно унаследовал от Брея состояние?
— Ну, — отвечал осторожно майор, — не знаю, что вы называете состоянием, сэр. Сам бы я сказал, что довольно неплохо обеспечен.
— Брось эти старые трюки и не увиливай от прямого ответа! — рявкнул его светлость. — Скажи мне безо всяких околичностей, сколько у тебя денег, черт побери!
Майор потер нос.
— Нет, этого я не могу сделать, — признался он.
— Значит, не можешь? Так я и думал! Верить Мэтью никак нельзя — преувеличивает, как обычно, сверх всякой меры! А почему это ты не можешь сказать?
— Я и сам пока точно не знаю сколько, — чистосердечно признался Хьюго.
— Какого черта ты имеешь в виду, идиот? — требовательно спросил его светлость. — Полагаю, тебе известно, что оставил твой дед!
— О, конечно, я прекрасно знаю, каким было его личное состояние, — сказал Хьюго. — Оно в основном вложено в ценные бумаги и приносит от пятнадцати до шестнадцати тысяч фунтов в год. Но ведь это не все. Я являюсь совладельцем прядильной фабрики, но и это еще не все. Не могу сказать, сколько это в денежном выражении. Сейчас наступили тяжелые времена, мятежи луддитов [15] и депрессия, последовавшая следом за заключением мира. К тому же в прошлом году был плохой урожай. Мой дядюшка Джоунас Генри писал мне, что в Йоркшире стоимость бушеля [16] пшеницы возросла до гинеи. Однако, похоже, дела сейчас понемногу стали налаживаться, поэтому…
— Ты говоришь, что твоя доля в «Брей энд Полтоп» достигает полумиллиона? — вымолвил милорд изменившимся голосом.
— Да, что-то около того, если не считать прядильную фабрику, — согласился Хьюго.
Лорда Дэрракотта внезапно обуял новый приступ ярости.
— Да как ты смел так меня обмануть! — воскликнул он.
— Ничего подобного! Я вас не обманывал, — напомнил ему Хьюго. — Вот на этом самом месте я говорил вам, что у меня полно монет.
— Я помню! Но я решил, что ты говоришь о денежном вознаграждении за участие в военных действиях, если хочешь знать!
Хьюго улыбнулся ему:
— Но ведь я уведомил вас, что мой другой дед оставил мне свои деньги. Вы же сказали, что я могу делать со сбережениями моего деда все, что мне заблагорассудится, и что вы больше не хотите ничего слышать ни о них, ни о нем. Поэтому я не стал вдаваться в подробности, поскольку, честно признаться, сэр, в то время меня больше устраивало держать язык за зубами. Я должен был оглядеться вокруг. Более того, — добавил он задумчиво, — я не намеревался оставаться тут больше недели — особенно когда вы оповестили о своем решении женить меня на кузине Антее. Удивительно, почему я не сбежал отсюда тогда же!
Лорд Дэрракотт уставился на Хьюго. Тонкие губы его были плотно сжаты, а глаза метали молнии. Он ничего не сказал, но, помедлив, прошел к креслу с подголовником, стоящему у камина, и уселся в него, скрестив руки на груди. Майор тоже присел и сказал:
— Хорошо, что мой дядюшка написал вам, похоже, нам давно пора прийти ко взаимопониманию. Я совершенно случайно получил с сегодняшней почтой письмо от дядюшки Джоунаса Генри. — Он издал смешок. — Он, похоже, как всегда, деловой, но немножко ерепенится на меня за то, что я тут слоняюсь без дела. Нужно будет на следующей неделе отправить письмо в Хаддерсфильд, сэр. Вот будет базар, когда я туда вернусь! Он мне тумаков-то надает! Уж я-то знаю дядюшку Джоунаса Генри!
Лорд Дэрракотт с усилием произнес:
— А не соблаговолишь ли сказать, намерен ли ты остаться здесь?
— Нет, ведь это вы должны сказать, сэр!
Глаза старика яростно сверкнули.
— Похоже, мое слово для тебя ничего не значит!
Майор посмотрел на него не без неодобрения:
— Конечно, в этом есть доля правды, но не мучайте себя, сэр. Если вы подумали о деньгах, могу сказать, особой разницы нет — вы в любом случае не смогли бы давить на меня. И никакое золото не помогло бы мне переступить порог этого дома, если бы вы не решили меня сюда впустить.
Его светлость презрительно хмыкнул, скрывая невеселый смешок, но произнес уже более спокойно:
— И что же ты намерен делать?
— Если вы не против, я бы предпочел вернуться сюда, когда улажу свои дела и обговорю все с Джоунасом Генри, а то я, видите ли, у него нечто вроде неработающего партнера. Меня бы очень устроило, если бы вы позволили поселиться мне в Довер-Хаус. Если, конечно, вы решили, что мне стоит обзавестись жильем тут. Если нет — ну, есть дом моего деда в Хаддерсфильде, или же, возможно, я могу купить дом в одном из графств Средней Англии. Время еще есть, чтобы решить, как мне поступить, а может быть, ситуация сложится так, что решать буду не я.
Лорд Дэрракотт пристально посмотрел на него:
— Следует так понимать, что ты собираешься жениться на Антее?
— Если она захочет, — просто ответил майор.
— Захочет? Она будет польщена! В эти суматошные времена я не сомневаюсь, что твое состояние сделает благосклонной любую женщину. Могу поклясться, любая сваха в городе готова заманить тебя в свои сети: стоит тебе только уронить носовой платок, — саркастически заметил милорд.
— Ну, поскольку я не собираюсь ронять носовые платки, поэтому мы никогда не узнаем, насколько вы правы. Сам я так не думаю, однако нет никакого смысла спорить о том, что никогда не случится. Если моя кузина не захочет выйти за меня, тогда… Нет, об этом думать просто невыносимо!
— Гм-м-м! Похоже, ты на удивление ею очарован, — заметил милорд. — Она осведомлена о твоих финансовых обстоятельствах?
— Ну, я ей говорил, но она не поверила ни одному моему слову, — ответил Хьюго. — Меня просто в дрожь бросает при мысли о том, что она скажет, когда выяснится, что я не пытался заморочить ей голову, — признался он.
Его светлость ничего не ответил, но через минуту сказал, не сводя глаз с лица майора:
— Ты намерен жить здесь до тех пор, пока я не окажусь в могиле?
— Вы же сами того хотели, когда послали за мной, сэр. Поскольку мне ничего не остается, как стать вашим наследником, будет неплохо, если ваши люди познакомятся со мной поближе, а я в свою очередь получше узнаю их. Мне еще чертовски много предстоит узнать — особенно об управлении имениями, поскольку я еще не сталкивался с этим в жизни. — Он замолчал, отвечая на пристальный взгляд милорда не менее пристальным взглядом. — Они все до одного в плохом состоянии, сэр, поэтому не так уж и плохо, что у меня полны карманы денег.
— О! — Пальцы милорда сжались на подлокотниках кресла. — Наконец-то мы добрались до сути, верно? Я и без тебя знаю, что мои земли находятся в запущенном состоянии! Мне и без тебя прекрасно известно, что необходимо сделать в первую очередь. Но если ты думаешь, что станешь хозяином здесь, пока я жив, то можешь забирать свои, как ты их называешь, «медяки» и катиться к чертовой бабушке!
— Нет, сэр, — возразил Хьюго. — У меня нет никакого желания становиться здесь хозяином, поскольку такой невежа, как я, может наворотить тут таких дел! Но рано или поздно придется воспользоваться моими денежками, чтобы поправить здесь дела, поэтому я хочу сделать это как можно раньше. Если я правильно воспользуюсь деньгами, я больше не останусь в полном неведении в любом вопросе, который меня касается. Есть вероятность, что мы время от времени будем ссориться, но я буду хозяином не больше, чем Глоссоп. Я просто буду вашим младшим партнером.
— Я не потерплю ни твоего, ни чьего бы то ни было вмешательства в мои дела! — заявил милорд. — Ты хочешь сделать меня своим нахлебником, не так ли? Сперва сам побудь на этом месте!
— Да, вот только нельзя не признаться, что в характере всех Дэрракоттов есть какое-то непостоянство, если вы понимаете, что я хочу сказать.
— Понимаю. Вы хотели сказать, что не у всех Дэрракоттов непостоянный характер.
Антея улыбнулась:
— Ну, надеюсь, что не у всех. Но после того, что выкинул Клод…
— Так, значит, вот на что вы намекаете, — прервал ее Хьюго. — Можете быть спокойны. Полагаю, можно не беспокоиться за Ричмонда — он не из тех, кто ищет пьяных приключений. У меня у самого закралось подозрение, что, возможно, мальчишка попал в беду, но он мне сказал, что это не так. Не думайте об этом больше, любовь моя.
— Если Ричмонд знает, что вы за ним следите, — благодарно сказала Антея, — не думаю, чтобы он осмелился ввязаться во что-то плохое. Я вам так обязана!
Хьюго с удовольствием отметил, что у нее с лица исчезает беспокойство, однако уверенность, которую он вселил в девушку, не нашла отражения в его собственных мыслях. Он не знал, как поступить. С одной стороны, задача информировать лорда Дэрракотта о случившемся и о его подозрениях была ему отвратительна и, само собой разумеется, фатальна для развития дальнейших отношений между ним и Ричмондом. С другой же стороны, он не мог убедить себя в том, что словам Ричмонда можно верить безоговорочно. Хьюго ушел после разговора с юношей сильно обеспокоенным — был в растерянности, какую линию поведения выбрать. Он с Ричмондом слишком мало знаком, чтобы завоевать доверие мальчика, да и вряд ли Ричмонд доверяет кому-нибудь вообще, он всегда держится в странном отдалении. За причинами далеко ходить не надо, но до тех пор пока Хьюго не сблизился с ним, трудно было попять, насколько непреодолима та стена, за которой жил его юный кузен. Мысль воодушевить Антею порасспросить брата самой он отбросил в ту же минуту, как она пришла ему в голову. По его понятиям, Ричмонд уже не мальчик, но и не слишком взрослый, чтобы вынести вмешательство в свою жизнь сестры. Похоже, не оставалось ничего, кроме того, как ненавязчиво наблюдать за Ричмондом и надеяться, что, если мальчик будет знать, что хотя бы один член семейства настороже, он будет осмотрительнее.
Еще одна причина не заставила себя долго ждать. Винсент столкнулся с Хьюго по пути с прогулки по имению с управляющим милорда и решил вернуться с ним домой. Как только Глоссой оставил компанию двух кузенов, он сказал:
— Слышал, вы познакомились с привидением семьи Дэрракотт, кузен. Бедняга Ричмонд! Думаю, ему следовало бы знать, что не стоит лелеять ни малейшей надежды поколебать вашу невозмутимость.
— Так, значит, он рассказал вам все? — помедлив, спросил Хьюго.
— Ну конечно, — ответил Винсент, насмешливо приподнимая бровь. — Он мог составить о вас превратное мнение, но меня-то он знает достаточно хорошо, чтобы не утаивать такой захватывающей истории.
— Этого и следовало ожидать, — сказал Хьюго и повернул голову. На его лице появились признаки его обезоруживающей улыбки. — Вы были правы: скучный безмозглый Аякс одержал честную победу. Похоже, вы — единственный среди нас, кто способен привести этого парня в чувство.
— Знаете ли, дорогой кузен, бывают моменты, когда я удивляюсь: неужели мое первое впечатление о вас было несколько неверным? Какое утешение узнать, что на этот счет я не ошибался.
Явная издевка, прозвучавшая в этих словах, нисколько не задела Хьюго, который спросил прямо:
— Вам никогда не приходило в голову, что в этой его подростковой покорности кроется нечто чертовски туманное? Энергии мальчишке не занимать: он полон огня и, кроме всего прочего, отчаянно дерзок.
— Боюсь, я никогда об этом не задумывался, — сказал Винсент, подавив зевок.
— Тогда подумайте об этом сейчас. Возможно, вы слишком привыкли к такому положению дел и на вас не производит впечатление то, что бросается в глаза любому появившемуся здесь новичку, такому, как я, например. Как-то я уже говорил, что у меня больше опыта в обращении с такими парнями, чем у вас, и скажу вам сейчас: мне хватило и недели, чтобы понять, что наш Ричмонд ведет двойную игру, хотя какую, я не догадывался до тех пор, пока не разговорился с этим таможенным офицером. Только нужно быть в два раза тупее меня, чтобы не сообразить, что за его недоброжелательным отношением к Ричмонду кроется нечто большее, чем одно только презрение. Не могу не признаться, что подозрение, которое лейтенант в меня заронил, казалось слишком невероятным, чтобы о нем задуматься всерьез, до тех пор, пока я не сопоставил одно с другим и в особенности ту пустую болтовню, что слушал парень всю свою жизнь, — но ни у одного из вас, похоже, не хватило мозгов попять, какому безрассудному риску вы подвергаетесь. Вина вся в основном лежит на его светлости, но у вас-то в голове не опилки, а вы ведь знаете мальчишку с колыбели! Нет, Винсент! Неужели вам никогда не приходило в голову, что Ричмонд — настоящий порох: стоит лишь поднести спичку — взорвется!
— Нет, — сказал Винсент очень тихо. — Но прошу вас, продолжайте. Не думайте, мне ваши рассуждения очень даже нравятся. На самом деле я — «весь внимание» и э-э-э… «понимаю вас с полуслова, таинственный Аякс». Цитата, которую я несколько видоизменил, закапчивается словами: «О Небеса! Что это за человек!» Но возможно, будет не слишком вежливо приводить эту цитату целиком, а уж мне совсем не пристало говорить подобным образом с будущим главой семейства Дэрракоттов.
Майор слушал его со сдержанным недоумением, а потом миролюбиво заметил:
— Для здравомыслящего человека вы тратите массу времени на бессмыслицу. Со мной вы ссоры не затеете, поэтому можете прекратить попытки заморочить мне голову, лучше заняться более насущными делами. Ричмонд изображал из себя привидение прошлой ночью вовсе не для меня: он хотел напугать Оттершоу, чтобы тот держался подальше от Довер-Хаус. Теперь парень понял, что у него ничего не получится, и я верю ему, когда он говорит, что больше никогда не сунет голову в петлю. Если бы я не верил, то мне ничего не оставалось бы, как выложить все его светлости, и это последнее, что я хотел бы сделать. Когда я остановил Оттершоу, у лейтенанта в руке был пистолет. Воспользовался бы он им или нет — вопрос другой, но подвергать себя риску быть застреленным — не дело.
— Если вам от этого будет легче, знайте: я уже сказал Ричмонду, что, хоть последствия его подвигов можно считать забавными, подобные выходки ему не к лицу, — лениво сказал Винсент.
— Мне было бы намного легче, если бы я чувствовал, что в этом вопросе могу положиться на вас. Ричмонд мне пока не доверяет. Да и с чего бы ожидать от него подобного?
— Но ведь Ричмонд, если не ошибаюсь, заверил вас в том, что он не замешай ни в чем незаконном, а тем более в контрабанде, — вкрадчиво вставил Винсент.
— Да, так он сказал, — согласился Хьюго. Он на мгновение замолчал и вперил задумчивый взгляд меж ушей своего коня. Грустная улыбка тронула его губы. — У меня нет причин сомневаться в его словах, знает бог, не в моих правилах не доверять людям, но я думаю, он мне солгал.
— Не могу ничего сказать вам по этому поводу. — Тяжелый взгляд Винсента был полон презрения. — Ричмонд, мой дорогой кузен, был рожден и воспитан в приличном семействе, у членов которого не в обычае давать лживые обещания или ввязываться в криминальные истории. Но, несмотря на то, чему вы дали определение «пустая болтовня», которой, к сожалению, так потворствует мой дедушка, Ричмонд различает понятия «симпатия» и «участие». Он, будучи Дэрракоттом, вряд ли допускал хоть на одно мгновение мысль об участии в банде таких вульгарных типов, как контрабандисты. Надеюсь, я ясно выразился?
— Достаточно ясно, — ответил Хьюго. — Не знаю, верите ли вы в то, что говорите, или говорите просто потому, что не любите меня столь сильно, чтобы подумать о чем-либо еще, но в любом случае нет особой разницы. Вы, кузен, просто не хотите и пальцем пошевелить, чтобы спасти парня, который души в вас не чает, от беды. Вы упомянули о высоком происхождении и воспитании Ричмонда. Согласен: его происхождение высокое, а вот что касается воспитания — увы, хуже некуда! И вам, Винсент, об этом прекрасно известно. И мне тоже. Когда вы были в Итоне, я был в Харроу, и то, что мне не вложил в голову мой дед, я узнал там. — Хьюго замолчал, и в его глазах снова появился блеск. — Хотя особенно узнавать было нечего, — добавил он.
— Харроу, — пробормотал Винсент в приступе холодной ярости. — Будьте уверены, наше мнение о Харроу никогда не было очень высоким, но… Ну да ладно!
Хьюго издал смешок:
— Если хорошенько подумать, то мы тоже были не очень высокого мнения об Итоне. Э-э-э, да вы заставляете меня говорить вашими же словами. Пораскиньте мозгами и спросите себя, многому бы вы научились, если бы получили такое же воспитание, как Ричмонд.
К этому времени они подъехали к конюшням, а поскольку их грумы вышли им навстречу, чтобы позаботиться о лошадях, приличия не позволили Винсенту ответить, как он хотел. Он промолчал, но его грум, бросив взгляд на его лицо, отдал бы месячный заработок, лишь бы узнать, что такого сказал ему майор и почему его хозяин так чертовски разозлился.
Винсент ушел с конюшни, не промолвив и слова ни своему кузену, ни слуге, а майор, перебросившись несколькими замечаниями с Джоном-Джозефом, к вящему критическому неодобрению Винсента и удовольствию ухмыляющихся конюхов, предупредил Руфуса на самом что ни на есть йоркширском диалекте, чтобы тот вел себя прилично и не клянчил с таким животным нетерпением сахар, который, как всем прекрасно известно, ему и так дадут, последовал ленивой походкой за кузеном к дому.
За время их отсутствия с оказией прибыла почта, и на столике у входной двери лежал пухлый конверт, адресованный лично Хьюго с пометкой «Почтовые расходы оплачены». Не успел он взломать сургуч, которым было запечатано письмо, и вытащить три листка, заполненных убористым почерком, как в холл вошел Чоллакомб и сообщил, что милорд желает видеть его в библиотеке как можно скорее. Майор, уже внимательно читающий большое послание от того, кто подписался как «преданный друг и верный слуга, Джунас Генри Полтон», ответил на это сообщение дворецкого неразборчивым мычанием, не отрываясь от письма, которое держал в руке, и не проявляя ни малейшего рвения стремглав броситься на зов деда. Любой бы из его кузенов отметил бы ту вежливость, с которой Чоллакомбом был передан в завуалированной форме безапелляционный (а возможно, и гневный) приказ. Чоллакомб решил в отчаянии, что ничто и никогда не научит майора мудрости повиноваться подобным требованиям со всей возможной поспешностью. Он осуждающе кашлянул и сказал:
— Полагаю, его светлость, сэр, горит нетерпением увидеть вас.
Майор кивнул:
— Да, хорошо. Я вас слышал. Я приду к нему, как только переоденусь. Пошлите Ферринга наверх в мою комнату, ладно, Чоллакомб?
Чоллакомб вздохнул, но не сделал попытки настаивать. Со своей стороны, он целиком и полностью одобрял неизменную привычку майора снимать свой костюм для верховой езды сразу же по возвращении из конюшен, но ему было прекрасно известно, что его светлость не питает особых возражений против ароматов, неотделимых от лошадей, зато очень возражал, если его заставляли ждать более пяти минут. Дворецкий удалился, зная по опыту, что напоминать майору об этом обстоятельстве или намекать о том, что милорд, ко всеобщему прискорбию, находится не в лучшем расположении духа, было бесполезно.
***
Майор удостоверился в этом самолично, когда вошел в библиотеку добрых двадцать минут спустя. В последний раз, когда они встречались, его светлость был необычно дружелюбен. Теперь же его брови были гневно сдвинуты, и по нервно сжавшимся пальцам и пульсирующему тику у жесткого тонкогубого рта можно было понять, что произошло нечто, что повергло милорда в дурное расположение духа. Он стоял спиной к камину и, поприветствовав своего огромного внука злобной кривой ухмылкой, требовательно пролаял вопрос относительно того, где он, черт его побери, был.— В Сассексе, сэр, — ответил майор, прикрывая за собой дверь. — У вас для меня какие-то неотложные дела? Простите.
Лорд Дэрракотт, похоже, прилагал все усилия, чтобы подавить раздражение. Он не ответил майору, но резко произнес:
— Я послал за тобой, потому что получил письмо от твоего дяди Мэтью. Не знаю, что за чушь взбрела ему в голову и откуда он взял те сведения, что сообщил мне. Он набитый дурак и всегда им был! Любой может его одурачить!
Майор, хотя и придерживался мнения, что Мэтью был гораздо более здравомыслящим, нежели остальные члены семейства, позволил себе оставить это нелестное замечание без комментариев и терпеливо ждал, когда милорд доберется до сути этих самых сведений, что вызвали прилив его гнева.
Лорд Дэрракотт, жаждущий ужасного возмездия, бросая не такие угрожающие взгляды, чем раньше, и потерпев неудачу разозлить своего внука и тем самым подвигнуть на опрометчивость ответить ему что-то, горько бросил с чувством:
— Чучело!
Но и это слово не произвело особого эффекта — лишь огонек появился в простодушных синих глазах майора. Милорд не в первый раз выразил свое горячее желание узнать, почему судьбе было угодно покарать его этим недоразумением в качестве своего наследника, а потом наконец подошел к сути дела:
— Мой сын написал мне, чтобы сообщить, что этот тип — твой дед по материнской линии! — был главой какой-то проклятой фирмы или чего-то еще — я не слишком разбираюсь в подобных делах, — под названием «Брей энд Полтон». Это правда?
Майор кивнул:
— Да, это так. Он был ее основателем. Теперь ее главой стал дядюшка Джоунас Генри, но с самого начала, когда он был еще маленьким мальчиком, он был просто одним из сучильщиков — это детишки, которые следят, чтобы рама прядильного станка была полной, или соединяют порванные нити ровничной машины…
— Дядюшка?! — перебил его милорд. — Ты же говорил, что у тебя никого нет!
— Нет, он мне не родственник, — невозмутимо ответил Хьюго. — Просто я привык называть его так, когда сам был мальчишкой. А он считался лучшим ткачом на равнине. Он был любимчиком у моего деда, но только перед самой смертью дедуля сделал его своим партнером — наследников, кроме меня, у него не было, а я не имею склонности к прядильному ремеслу.
— Ты хочешь мне сказать, что твой дед по материнской линии был владельцем прядильной фабрики?
— Ну да, — ответил Хьюго улыбаясь. — Дорос до владельца, хотя начинал обыкновенным ткачом, как и его отец. Он был довольно сметливым, чтобы удержаться на плаву. Мой дедуля — человек, знающий свое дело!
Пораженный этим открытием, его светлость сумел обрести дар речи и произнести: «Человек состоятельный?» — лишь через некоторое время.
— Ага, к концу жизни он не нуждался, — ответил майор. — Можно сказать, он в свое время заработал кучу медяков — замучил себя до смерти усердным и тяжелым трудом, подумать только! Его почти всегда можно было найти на прядильной фабрике, даже когда он стал одним из самых состоятельных людей во всем Западном райдинге. Однако деньги ему доставались нелегко, — добавил он. — Дед собирал их по крохам, копил до того, как заработал достаточно, чтобы завести собственное дело. Это не то, что мы на севере называем «шальными». Просто он умел вести домашнее хозяйство, как любой добрый йоркширец. — Хьюго замолчал, заметив, что милорд уставился на него со смешанным чувством недоверия и плохо скрываемой ярости, а потом пояснил дружелюбным топом: — Конечно, свое состояние мой дедуля сделал не таким образом — это было только начало. Ему повезло с природной мудростью: он был самым предусмотрительным человеком на моей памяти и, более того, еще и дальновидным! Конечно, ткацкие челноки были изобретены еще до его рождения, но первые механические ткацкие станки вошли в употребление, когда ему не было и пяти лет! Тогда они мало кому пришлись по праву. Дед увидел эти станки, когда сам был еще сучильщиком. Однажды он мне рассказывал о начале своей карьеры. Похоже, с того самого момента он не мог больше думать ни о чем другом — только о станках. Он одним из первых купил ткацкий станок Картрайта [14] — не такой, на каких работают теперь, — они появились всего лишь не более десяти лет тому назад, а чудную старинную машину, которая теперь считается ужасно устаревшей. Все это происходило задолго до моего появления на этом свете — меня тогда еще и в проекте не было. К тому времени, когда я вырос из коротких штанишек, подобные вещи больше не считались такими новомодными, и прядильная фабрика начала быстро разрастаться и процветать. — Хьюго улыбнулся и сказал извиняющимся топом: — Для вас это все китайская грамота, сэр, верно? — Его улыбка растянулась до ушей. — Подумать только, услышь любой прядильщик, как я объясняю вам его профессию, он живот надорвал бы со смеху! Вы можете забросать меня сотней вопросов, но я знаю немногим больше, чем узнал, когда мальчишкой бегал по прядильной фабрике втайне от деда. Дело в том, что в давние времена не было таких прядильных фабрик, где мешки с шерстью поступают с одного входа, а с другого — выходит ткань: саржа, кашемир, ворсистые ткани и тому подобное. Картрайт основал фабрику в Донкастере, где одновременно пряли и ткали, но мой дед пошел дальше: про него обычно говорили, что он хочет достать луну с неба, пока не увидели, как старая, полуразвалившаяся фабрика растет и перестраивается! Сегодня же имя Брея известно специалистам по всему миру!
Подобные сведения, похоже, не доставили лорду Дэрракотту ни малейшего удовлетворения. Он заявил тоном, подстрекаемым возмущением:
— Я ничего не знаю о прядильных фабриках и знать не желаю! Ответь мне одно: то, что пишет мне твой дядюшка, правда? Ты действительно унаследовал от Брея состояние?
— Ну, — отвечал осторожно майор, — не знаю, что вы называете состоянием, сэр. Сам бы я сказал, что довольно неплохо обеспечен.
— Брось эти старые трюки и не увиливай от прямого ответа! — рявкнул его светлость. — Скажи мне безо всяких околичностей, сколько у тебя денег, черт побери!
Майор потер нос.
— Нет, этого я не могу сделать, — признался он.
— Значит, не можешь? Так я и думал! Верить Мэтью никак нельзя — преувеличивает, как обычно, сверх всякой меры! А почему это ты не можешь сказать?
— Я и сам пока точно не знаю сколько, — чистосердечно признался Хьюго.
— Какого черта ты имеешь в виду, идиот? — требовательно спросил его светлость. — Полагаю, тебе известно, что оставил твой дед!
— О, конечно, я прекрасно знаю, каким было его личное состояние, — сказал Хьюго. — Оно в основном вложено в ценные бумаги и приносит от пятнадцати до шестнадцати тысяч фунтов в год. Но ведь это не все. Я являюсь совладельцем прядильной фабрики, но и это еще не все. Не могу сказать, сколько это в денежном выражении. Сейчас наступили тяжелые времена, мятежи луддитов [15] и депрессия, последовавшая следом за заключением мира. К тому же в прошлом году был плохой урожай. Мой дядюшка Джоунас Генри писал мне, что в Йоркшире стоимость бушеля [16] пшеницы возросла до гинеи. Однако, похоже, дела сейчас понемногу стали налаживаться, поэтому…
— Ты говоришь, что твоя доля в «Брей энд Полтоп» достигает полумиллиона? — вымолвил милорд изменившимся голосом.
— Да, что-то около того, если не считать прядильную фабрику, — согласился Хьюго.
Лорда Дэрракотта внезапно обуял новый приступ ярости.
— Да как ты смел так меня обмануть! — воскликнул он.
— Ничего подобного! Я вас не обманывал, — напомнил ему Хьюго. — Вот на этом самом месте я говорил вам, что у меня полно монет.
— Я помню! Но я решил, что ты говоришь о денежном вознаграждении за участие в военных действиях, если хочешь знать!
Хьюго улыбнулся ему:
— Но ведь я уведомил вас, что мой другой дед оставил мне свои деньги. Вы же сказали, что я могу делать со сбережениями моего деда все, что мне заблагорассудится, и что вы больше не хотите ничего слышать ни о них, ни о нем. Поэтому я не стал вдаваться в подробности, поскольку, честно признаться, сэр, в то время меня больше устраивало держать язык за зубами. Я должен был оглядеться вокруг. Более того, — добавил он задумчиво, — я не намеревался оставаться тут больше недели — особенно когда вы оповестили о своем решении женить меня на кузине Антее. Удивительно, почему я не сбежал отсюда тогда же!
Лорд Дэрракотт уставился на Хьюго. Тонкие губы его были плотно сжаты, а глаза метали молнии. Он ничего не сказал, но, помедлив, прошел к креслу с подголовником, стоящему у камина, и уселся в него, скрестив руки на груди. Майор тоже присел и сказал:
— Хорошо, что мой дядюшка написал вам, похоже, нам давно пора прийти ко взаимопониманию. Я совершенно случайно получил с сегодняшней почтой письмо от дядюшки Джоунаса Генри. — Он издал смешок. — Он, похоже, как всегда, деловой, но немножко ерепенится на меня за то, что я тут слоняюсь без дела. Нужно будет на следующей неделе отправить письмо в Хаддерсфильд, сэр. Вот будет базар, когда я туда вернусь! Он мне тумаков-то надает! Уж я-то знаю дядюшку Джоунаса Генри!
Лорд Дэрракотт с усилием произнес:
— А не соблаговолишь ли сказать, намерен ли ты остаться здесь?
— Нет, ведь это вы должны сказать, сэр!
Глаза старика яростно сверкнули.
— Похоже, мое слово для тебя ничего не значит!
Майор посмотрел на него не без неодобрения:
— Конечно, в этом есть доля правды, но не мучайте себя, сэр. Если вы подумали о деньгах, могу сказать, особой разницы нет — вы в любом случае не смогли бы давить на меня. И никакое золото не помогло бы мне переступить порог этого дома, если бы вы не решили меня сюда впустить.
Его светлость презрительно хмыкнул, скрывая невеселый смешок, но произнес уже более спокойно:
— И что же ты намерен делать?
— Если вы не против, я бы предпочел вернуться сюда, когда улажу свои дела и обговорю все с Джоунасом Генри, а то я, видите ли, у него нечто вроде неработающего партнера. Меня бы очень устроило, если бы вы позволили поселиться мне в Довер-Хаус. Если, конечно, вы решили, что мне стоит обзавестись жильем тут. Если нет — ну, есть дом моего деда в Хаддерсфильде, или же, возможно, я могу купить дом в одном из графств Средней Англии. Время еще есть, чтобы решить, как мне поступить, а может быть, ситуация сложится так, что решать буду не я.
Лорд Дэрракотт пристально посмотрел на него:
— Следует так понимать, что ты собираешься жениться на Антее?
— Если она захочет, — просто ответил майор.
— Захочет? Она будет польщена! В эти суматошные времена я не сомневаюсь, что твое состояние сделает благосклонной любую женщину. Могу поклясться, любая сваха в городе готова заманить тебя в свои сети: стоит тебе только уронить носовой платок, — саркастически заметил милорд.
— Ну, поскольку я не собираюсь ронять носовые платки, поэтому мы никогда не узнаем, насколько вы правы. Сам я так не думаю, однако нет никакого смысла спорить о том, что никогда не случится. Если моя кузина не захочет выйти за меня, тогда… Нет, об этом думать просто невыносимо!
— Гм-м-м! Похоже, ты на удивление ею очарован, — заметил милорд. — Она осведомлена о твоих финансовых обстоятельствах?
— Ну, я ей говорил, но она не поверила ни одному моему слову, — ответил Хьюго. — Меня просто в дрожь бросает при мысли о том, что она скажет, когда выяснится, что я не пытался заморочить ей голову, — признался он.
Его светлость ничего не ответил, но через минуту сказал, не сводя глаз с лица майора:
— Ты намерен жить здесь до тех пор, пока я не окажусь в могиле?
— Вы же сами того хотели, когда послали за мной, сэр. Поскольку мне ничего не остается, как стать вашим наследником, будет неплохо, если ваши люди познакомятся со мной поближе, а я в свою очередь получше узнаю их. Мне еще чертовски много предстоит узнать — особенно об управлении имениями, поскольку я еще не сталкивался с этим в жизни. — Он замолчал, отвечая на пристальный взгляд милорда не менее пристальным взглядом. — Они все до одного в плохом состоянии, сэр, поэтому не так уж и плохо, что у меня полны карманы денег.
— О! — Пальцы милорда сжались на подлокотниках кресла. — Наконец-то мы добрались до сути, верно? Я и без тебя знаю, что мои земли находятся в запущенном состоянии! Мне и без тебя прекрасно известно, что необходимо сделать в первую очередь. Но если ты думаешь, что станешь хозяином здесь, пока я жив, то можешь забирать свои, как ты их называешь, «медяки» и катиться к чертовой бабушке!
— Нет, сэр, — возразил Хьюго. — У меня нет никакого желания становиться здесь хозяином, поскольку такой невежа, как я, может наворотить тут таких дел! Но рано или поздно придется воспользоваться моими денежками, чтобы поправить здесь дела, поэтому я хочу сделать это как можно раньше. Если я правильно воспользуюсь деньгами, я больше не останусь в полном неведении в любом вопросе, который меня касается. Есть вероятность, что мы время от времени будем ссориться, но я буду хозяином не больше, чем Глоссоп. Я просто буду вашим младшим партнером.
— Я не потерплю ни твоего, ни чьего бы то ни было вмешательства в мои дела! — заявил милорд. — Ты хочешь сделать меня своим нахлебником, не так ли? Сперва сам побудь на этом месте!