Но боль от сознания того, что блеск ботфортов Винсента превосходил блеск собственных сапог Клода, не шла ни в какое сравнение с яростью и отчаянием, которые наполняли душу камердинера Клода. Враждебность между братьями была сущей ерундой по сравнению с завистью, ненавистью и презрением, которые питали друг к другу их лакеи. Если Кримплшэм достиг совершенства в чистке сапог и содержании лосин своего господина в неукоснительном порядке, Полифант славился своим умением обращаться с утюгом и чутьем к изобретению новых, замысловатых способов завязывания галстуков и шейных платков, а также способностью сногсшибательно укладывать завитые и напомаженные локоны своего хозяина. Сам он считал себя гораздо более умелым камердинером, и ему было просто непереносимо сознавать, что единственное мастерство, которым владел Кримплшэм, было видно всем, а его же столь многочисленные таланты мог оценить лишь его хозяин.
   К тому времени, как Клод поспешно удалился в свою комнату, Полифант распаковал его чемодан и даже успел разгладить заломы элегантного длиннополого фрака и черных шелковых панталон до колеи. Их Клод оглядел с неодобрением, возразив:
   — Нет, будь я проклят, если надену здесь этот наряд! Оставь, Полифант, это совсем не то!
   — Да, сэр, я сам прекрасно знаю, — прочувствованно согласился Полифант. — Здесь подойдут длинные панталоны. Но возможно, стоит принять во внимание предрассудки его светлости. Не подумайте, что я навязываю вам свое мнение. Но я постарался расспросить слугу его светлости, сохранился ли в усадьбе Дэрракоттов обычай носить панталоны до колен по вечерам. Он заверил меня, что сохранился, сэр.
   Подобная предусмотрительность не ускользнула от Клода, и он не стал возражать. Необходимость предстать перед семейством в давно вышедшем из моды наряде вызывала в нем сильную досаду, но он был вознагражден тем, что не навлек на себя никакого осуждения со стороны своего деда, кроме исчерпывающего неодобрения, заключавшегося в приветственном «Бездельник!», когда Клод просеменил к нему, чтобы отвесить поклон. После этого его светлость оставил своего внука без внимания.
   Обед, по мнению миссис Дэрракотт, прошел довольно неплохо. Омаров достать не удалось, зато Годни добыл несколько куропаток, которые, умело уложенные с сухой морошкой на блюде, почти восполнили этот недостаток и даже заслужили похвалу от Мэтью, который слыл известным гурманом. И хотя воссоединение семейства вряд ли можно было назвать радостным, оно не было омрачено ни одной вспышкой ярости лорда Дэрракотта.
   Когда мужчины встали из-за стола, милорд, посоветовав своему сыну и младшему внуку присоединиться к дамам, поволок Винсента в библиотеку, сказав, как только они достигли этого святилища:
   — Твой папаша разозлился, как черт, когда обо всем узнал!
   — И чья в этом вина? — огрызнулся Винсент. — Я и сам по этому поводу не визжу от радости, знаете ли. Смею предположить, что и вы тоже не испытываете особой радости, сэр.
   — Видит Бог, ни малейшей! — Его светлость налил бренди в два бокала, выпил залпом из одного, а потом наполнил его снова! — Я делал все, что мог, лишь бы держать этого парня от нас подальше, но куда деваться? Придется придать ему недостающий лоск!
   — Уверен, вам это по силам, сэр. Сколько ему лет?
   — Он почти твой ровесник: двадцать семь.
   — Если он дожил до столь почтенного возраста, боюсь, его уже не переделаешь, — цинично заметил Винсент.
   — Поживем — увидим! — огрызнулся его светлость. А через минуту с явной неохотой добавил: — Во всяком случае, с ножа есть я ему не позволю. Он — человек военный, служит в одном из этих новомодных полков, но все равно…
   — Военный! А я-то ожидал мужлана в домотканой одежде! А что, он имеет офицерский чин, сэр?
   — Он майор, — коротко ответил лорд Дэрракотт.
   Глаза Винсента расширились от удивления.
   — Черт его побери! — На какое-то мгновение его лицо приобрело непроницаемое выражение, потом он издал короткий смешок и сказал: — Искренне надеюсь, что он вполне пристойного вида, сэр, поскольку вряд ли вам удастся отправить майора снова в школу.
   — Вряд ли удастся? — зловеще переспросил милорд. — Запомни: это ничтожество — мой внук. Он будет плясать под мою дудку, или я быстренько отправлю его отсюда!
   — Следует так понимать, сэр, что вы намерены оставить его здесь?
   — Да, если он умеет себя вести. Я хочу, чтобы он был под моим присмотром. Все оказалось не столь скверно, как я опасался, но сейчас с воинскими чинами такая неразбериха, а этот парень воспитан не бог весть как… в лачуге ткачихи, если можно так выразиться. Если бы я знал… если бы только я мог себе представить!… — Милорд замолчал и принялся сжимать и разжимать пальцы — верный признак приближающегося приступа ярости. Последовал взгляд из-под мохнатых бровей на Винсента. — Ладно! Только между нами: мы придадим ему недостающий шик!
   — Между нами?… — оторопел Винсент. — Дорогой сэр, я вам чрезвычайно признателен, но отесывать кузена, которого я бы с удовольствием послал к дьяволу, — подвиг выше моих сил!
   — Я же не говорю, что отесывать его придется тебе! Ты экстравагантный бездельник, но манеры у тебя хорошие — ты послужишь ему образцом для подражания!
   — Если бы я хоть отчасти мог предположить причину, по которой меня пригласили сюда, я бы ни за что не приехал! — возвестил Винсент.
   — Как бы не так! — возразил его светлость. — Более того, нахал, ты останешься тут столько, сколько я пожелаю! В противном случае в будущем тебе придется оплачивать свои долги самому! — И милорд с удовлетворением заметил, что этими словами довел своего внука до бешенства, но заставил промолчать, одарив его иронической улыбочкой: — А, вот где собака зарыта! Неужели это тебя задело за живое?
   С трудом справившись со своим гневом, Винсент равнодушно ответил:
   — Вовсе нет. Это комариный укус. Сознаюсь, погостить здесь несколько недель — отличная перспектива.
   — Ну, я послал за тобой не только поэтому. Поскольку я не могу больше держать этого парня вдалеке от семьи, нужно, чтобы вы встретили его как можно лучше с самого начала — все вы!
   — Все мы? — переспросил Винсент. — Неужели нам выпадет счастье видеть здесь всех моих тетушек? Не говоря уже об их многочисленном потомстве и…
   — Потрудись не дерзить! — рявкнул его светлость.
   Винсент, который был прекрасно осведомлен, что милорд относился к трем замужним дочерям с абсолютным безразличием, включая, безо всякого сомнения, всех своих потомков женского пола, отвесил едва заметный поклон. Милорд минуту смотрел на него, а потом изрек:
   — Мне наплевать, как скоро остальные захотят унести отсюда ноги, но ты мне нужен здесь! — Он замолчал, нахмурился, а затем резко продолжил: — Из-за мальчика! Я не желаю, чтобы этот тип забивал ему голову всякой чепухой. С меня и так забот хватает!
   Винсент приподнял бровь:
   — Из-за Ричмонда?
   — Да, из-за Ричмонда! Сейчас уже все позади, но еще полгода назад он был решительно настроен вступить в армию. Впал в отчаяние, когда я сказал, что у него ничего не выйдет. Похоже, сейчас он оставил свой каприз, но я не хочу, чтобы он снова начал хандрить и чахнуть. Он хороший мальчик, но, знаешь ли, у него мозги наперекосяк. Несомненно, он будет слушать этого типа с открытым ртом, то есть я хочу сказать, представит из него героя. Но пока ты будешь здесь, он этого не сделает!
   — Не сделает? — удивился Винсент. — Но что я смогу, если увижу, что Ричмонд болтает с нашим нежданным кузеном? Взять его за ухо и оттащить прочь?
   Губы милорда скривились в сардонической ухмылке.
   — Тебе не придется этого делать. Думаешь, я не знаю, как он на тебя смотрит? Стоит тебе только свистнуть, он побежит за тобой, как самый глупый в помете щенок!
   Перспектива иметь нетерпеливого юношу, следующего за ним по пятам, как щенок, была воспринята без особого энтузиазма. Правда, Винсент промолчал, решив, что, возможно, ему не придется особо обременять себя, — он лишь постарается держать Ричмонда в узде. В этом трудностей не возникает, поскольку мальчик действительно любит его и восхищается.
   Словно прочитав мысли Винсента, лорд Дэрракотт предупредил:
   — Не думай, что он у тебя в руках, хотя надоедать он тебе не станет. Но пока ты тут, пусть он думает, что ты возьмешь его с собой на мельницу, или поохотиться на вальдшнепов, или научишь его, как правильно обращаться с вожжами, и не будет обращать внимания ни на кого другого.
   Винсент кивнул:
   — Согласен, сэр, я отвлеку мальчика от этого… Кстати, как зовут этого парня?
   Лицо лорда Дэрракотта передернулось, и он резко ответил:
   — Точно так же, как его отца. Подписывает письма: Хьюго. Не знаю почему, но мне это не нравится.
   — Так, значит, вы получали от него письма, сэр?
   — Я? Нет! Он написал Лиссетту — чертовски небрежно.
   На какое-то мгновение в глазах Винсента мелькнули смешинки, но он быстро прикрыл их веками. По почерку самого милорда мало кто мог бы предположить, что он дворянин, да к тому же образованный человек, но намекать сейчас на эти обстоятельства было бы крайне неразумно. Вместо этого Винсент спросил:
   — Он… насколько известно моему отцу, он выдвинул свои притязания?
   — Нет, можешь так и передать своему папаше: нет! Никогда не подавал признаков жизни, пока я не приказал Лиссетту написать ему. Похоже, он и знать не знает, что он наследник, если только не притворяется. С него станется! Он написал, что опечален известием о смерти Гранвилля. Вздор!
   — О, это простая вежливость.
   — Угу! Чтобы я подумал, что он нисколько не стремится занять мое место! Ведь он не добавил, что в курсе дела! Проходимец!
   — О, это очень подозрительно, — согласился Винсент. — Несомненно, дурно воспитанный тип. Нам не удастся его исправить.
   — Тебе, возможно, и не удастся! Но только не мне! Не отрицаю, поначалу я думал, что выдохся, но до сих пор никому не удавалось меня провести, и полагаю, я найду способ справиться и с ним! Я женю его на Антее!
   Винсент, который от нечего делать вертел свой монокль за тесемку, уронил его на пол и громко втянул в себя воздух:
   — Жените на Антее?!
   — Да, бестолочь! — брюзгливо подтвердил милорд. — А почему бы нет?
   Винсент выдохнул:
   — Не могу придумать уважительной причины — почему нет. Я и в самом деле бестолочь, мне на ум приходят лишь причины, по которым он просто обязан это сделать. Как унизительно! А я-то всегда считал себя исключительно толковым человеком.
   — Ты ничем не умнее всех остальных! Это лучший способ выйти из затруднительного положения! Вряд ли он сам сподобится на более приемлемый союз…
   Брови Винсента снова поползли вверх.
   — Чем союз Дэрракотта с Дэрракоттом? — договорил он.
   — Дэрракотта лишь наполовину! — Милорд не без раздражения внес поправку. — Один шанс из десяти, что он выберет такую же простолюдинку, как и он сам, если я предоставлю ему решать самому! Но я этого не сделаю! Я не позволю этому олуху выставлять себя посмешищем в свете! Я как можно скорее захомутаю его, чтобы он всю свою оставшуюся жизнь зависел от Антеи. О, у нее это прекрасно получится! Здравого смысла и характера моей внучке не занимать! Она девушка с характером и большими достоинствами, и этот тип может считать, что ему повезло, если она согласится выйти за него.
   — Естественно, может! Вот только что будет считать после этого Антея, сэр?
   — Пусть считает, что и ей повезло тоже! Она не такая глупая гусыня, как ее мамаша. Она получит свой шанс, и он будет стоить мне немало! Упустит она его или вцепится мертвой хваткой — я не знаю. Не знаю, что предложил ей Оверсли, но она не польстилась на его предложение. Если Антея не захочет прожить свой век в старых девах, то согласится выйти за своего кузена и извлечет из этого брака одну лишь пользу!
***
   — Единственное, — говорил Винсент Антее на следующий день, — что вселяет в меня надежду относительно твоей судьбы, бедняжка, так это то, что таинственный родственничек окажется уже женатым.
   — Да, но какой шум поднимется тогда. Ведь дедушка, похоже, проинформировал всех и каждого о том замечательном союзе, который он приготовил для меня. Это гадко! Ведь и ты счел меня смиренной и покорной овцой, согласной на все?
   — Если бы я так думал, то непременно женился бы на тебе сам.
   — Это что, предложение? — потребовала ответа Антея.
   — Конечно нет. Я и не думал ничего тебе предлагать.
   — Жаль, а я-то надеялась, — тоскливо протянула она. — Как некрасиво с твоей стороны. Если бы ты только знал, как мало в моей жизни развлечений, то, возможно, снизошел бы и не лишил меня возможности ответить тебе отказом.
   Винсент рассмеялся, но все-таки спросил с непонятным блеском в глазах:
   — Неужели ты бы мне отказала?…
   Антея встретилась с ним взглядом без тени смущения:
   — Дорогой Винсент! С большим энтузиазмом! Ты вообще не должен жениться. Никогда не делай этого, прошу тебя. Не поддавайся соблазну. У тебя нет никакой надежды найти женщину, которая будет любить тебя больше, чем ты сам любишь себя.
   Уязвленный Винсент быстро оправился и уточнил:
   — Не люблю, милая кузина, — ценю!
   Она лишь улыбнулась. И поскольку начал накрапывать дождь, повернула к дому. Когда они вошли, их встретил Мэтью с весьма недовольным видом:
   — Надеюсь, этот парень не задержится без причины в пути. Ваш дедушка хоть и говорит, что не желает понапрасну портить глаза, глядя на дорогу в ожидании его, но все равно волнуется и сердится. А еще только едва перевалило за полдень. Лично я не ожидаю его раньше трех часов.
   Однако и к трем часам майор Дэрракотт так и не появился. Милорд распалился еще сильнее. Он стремительным шагом вошел в один из салопов с часами в руке и, не обращаясь конкретно ни к кому, едко осведомился, какого черта этот парень задерживается. Поскольку ответа никто не знал, все промолчали, и милорд поинтересовался, уж не онемели ли его родственники часом.
   — Онемели, но не разозлились, — буркнул себе под нос Винсент. — Клод, где твой кузен?
   — Какой еще кузен? — оторопело спросил тот.
   И этот неосторожный вопрос навлек на голову невинного внука праведный гнев милорда. Клоду тут же был наклеен ярлык нахального молодого идиота и выдано строгое предупреждение не испытывать терпения своего деда. С ошеломленным видом Клод запротестовал, честно признавшись, что подобного намерения у него и в мыслях не было.
   — Не такой уж я идиот, сэр, — сказал он с умиротворенной, но нервной улыбкой.
   Милорд осмотрел внука с головы до ног с нескрываемым отвращением и заключил:
   — Лично я считаю, что у тебе сквозняк в голове. — Взгляд его переместился на леди Аурелию, вяжущую кружево у окна, и милорд добавил с явным удовольствием: — Наверняка он унаследовал его от вашего семейства, милочка. У нас, в роду Дэрракоттов, до сего времени идиотов не было.
   — Очень возможно, — спокойно отвечала леди Аурелия, не прерывая своего занятия.
   Милорд от разочарования был готов метать громы и молнии, а Клод, который мысленно взвесил заданный ему вопрос, неожиданно сказал:
   — А, тот самый кузен! Я знаю. — Тут он заметил, что все, кроме его матери, таращатся на него в удивлении, и, покраснев, скромно произнес: — Может, я и не слишком умен, но это могу вам сказать. Ну, я хочу сказать, с ним ничего не случилось. Я не знаю точно, где он, хотя у меня есть и по этому поводу догадка. — Он с гордостью оглядел кружок своих родственников и торжествующе возвестил: — В Торнбридже! Прибудет к нам в течение ближайших трех часов. Конечно, если форейторы не потеряли дорогу. Осмелюсь предположить, что так оно и было. Усадьбу Дэрракоттов не так-то просто найти. Я сам однажды заблудился.
   После такого взрыва словоохотливости Клод сник. Его дед с жутким выражением лица все подыскивал слова, чтобы уничтожить нерадивого идиота, когда вмешалась леди Аурелия:
   — Ты, несомненно, прав. Я не вижу никаких причин ожидать этого молодого человека до ужина.
   — Не видите, мадам? — осведомился его светлость, тут же оставив Клода в покое и переключившись на более достойную жертву. — Тогда позвольте мне довести до вашего сведения, что я приказал Лиссетту, чтобы этот парень выехал с почтовой станции в восемь и ни минутой позже! А уж ему ли не знать, что если я отдаю какие-нибудь распоряжения, то ожидаю беспрекословного их выполнения!
   — Разумное предположение, на мой взгляд, — заметил Винсент, когда дверь с грохотом захлопнулась за его светлостью.
   — О господи! — вздохнула миссис Дэрракотт. — Поскольку этот молодой человек так нужен вашему дедушке, лучше бы он не запаздывал. Не могу избавиться от предчувствия, что нас всех ждет чрезвычайно неприятный вечер.
   Когда до шести часов осталось двадцать минут, а майор Дэрракотт еще не появился, милорд достиг предельного состояния холодной ярости. Дамы еще не спустились вниз из своих спален, но джентльмены благоразумно переоделись вовремя и покорно собрались в зеленом салопе. Милорд с недовольным видом потянул за шнурок звонка и, когда появился дворецкий, предупредил, чтобы обед был подан ровно в шесть часов.
   — Очень хорошо, милорд, — сказал Чоллакомб, — но…
   — Ты меня слышал?!
   По высоко вскинутой голове Чоллакомба и напряженному выражению его лица было очевидно, что он слышал кое-что еще.
   — Да, милорд, — сказал он. — Но мне кажется, приехал майор.
   — Веди его немедленно сюда, — приказал его светлость.
   Чоллакомб поклонился и вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. В салон проник неразличимый гул голосов, словно велась оживленная словесная перепалка.
   — Хочет сначала сменить платье, — подметил Клод, объясняя задержку. — Могу его понять. Сам бы так поступил.
   — Молокосос, — бросил милорд.
   Дверь снова отворилась.
   — Майор Дэрракотт! — возвестил Чоллакомб.

Глава 4

   Майор решительно шагнул через порог и остановился, пригвожденный к месту взглядами людей, представших перед ним. Пять пар глаз смотрели на него — и в этих взглядах было и удивление, и неприязнь, и скепсис. Он огляделся. Его синие глаза приняли комичное выражение растерянности, а густой румянец пробился сквозь загар. Пять джентльменов, все как один, наставили на него свои лорнеты, а один, которого он счел своим дедом, хмуро уставился из-под нависших бровей.
   Целую минуту никто не произнес ни слова, не сдвинулся с места — это здорово действовало на нервы. На самом деле причиной остолбенения было изумление, но только расширившиеся глаза Ричмонда и отвалившаяся челюсть Клода явственно указывали на это.
   Все мужчины семейства Дэрракоттов считались высокими, но майор, стоящий на пороге, затмил их всех. Ростом он был примерно шесть футов четыре дюйма, благородного телосложения — с широкими плечами, развитой грудной клеткой и мощными бедрами. Он был гораздо светлее своих кузенов — сильно вьющиеся каштановые волосы подстрижены короче, чем полагалось по моде. Цвет лица — здоровый. Нос — не похож на орлиный: горбинка чуть заметна. Все это вкупе с кудрями и широко раскрытыми глазами с по-детски непосредственным взглядом придавало ему невинный вид, что явно противоречило твердо очерченным губам и волевому подбородку. В общем, внешность новоявленного родственника была довольно располагающая, но он определенно оробел — и не без причины: он попал в комнату, где находилось пять джентльменов, разодетых, как к приему при дворе, в то время как он сам был одет в кожаные штаны, высокие сапоги и мундир для верховой езды, — все густо забрызганное грязью.
   — Боже правый… — пробормотал Мэтью, прервав молчание.
   — Наконец-то вы появились, — сказал лорд Дэрракотт. — Вы чертовски припозднились, сэр.
   — Да, опоздал немного, — согласился обвиняемый. — Извините, но я поехал не той дорогой, вот и задержался.
   — Я так и думал, — вставил Клод.
   — Тогда не стой тут столбом, — сказал лорд Дэрракотт. — Это — твой дядя Мэтью, а остальные — твои кузены: Винсент, Клод и Ричмонд.
   Явно лишившись присутствия духа от подобного приема, майор сделал опрометчивый шаг вперед и чуть было не упал, зацепив оказавшийся у него на пути стул, которого не заметил. Винсент наклонился к уху Ричмонда и громко прошептал:
   — Неуклюжий Аякс [7].
   Если майор и слышал его, то не подал виду. Эти слова достигли ушей Мэтью, и он издал короткий смешок, который попытался не слишком удачно скрыть, притворившись, что закашлялся. Майор, восстановив равновесие, подошел к лорду Дэрракотту, который в легком раздражении махнул рукой в направлении его дядюшки. Тогда гость развернулся, протянул было руку, но Мэтью, не сдвинувшись со своего места у камина, ограничился кивком и сказал:
   — Как поживаете?
   Майор не сделал попытки пожать руку остальным, но когда обменивался вежливыми поклонами с Винсентом и Клодом, Ричмонд, чьи щеки тоже загорелись ярким румянцем, вышел вперед с протянутой рукой и, слегка запинаясь, произнес:
   — Как… как поживаете, кузен Хью?
   Его ладонь утонула в крепком пожатии ручищи майора.
   — Так ты который из моих кузенов? — спросил майор, ласково улыбаясь ему сверху вниз.
   — Я — Ричмонд, сэр.
   — Нет, — запротестовал майор. — Не называй меня сэром. И я был бы рад, если бы ты не стал называть меня кузеном Хью. Меня нарекли Хью, но я отзываюсь только на имя Хьюго.
   Тут вмешался лорд Дэрракотт. К этому времени он рассмотрел, что одежда Хьюго обильно заляпана грязью, и решительно потребовал ответа.
   Хьюго отпустил руку Ричмонда и повернул голову к своему деду.
   — У вас тут шел дождь, сэр. Я не вошел бы сюда, не счистив с себя грязь, но у меня не было выбора, — объяснил он.
   — Почтовая карета перевернулась? — не без сочувствия поинтересовался Клод.
   Хьюго рассмеялся:
   — Нет, со мной такой беды не произошло. Я не ехал почтовой каретой.
   — Тогда как же вы приехали? — спросил Мэтью. — По виду можно сказать, что весь путь из города вы проскакали верхом.
   — Да, так и есть, — кивнул Хьюго.
   — Верхом?! — выдохнул Клод. — Всю дорогу из Лондона верхом?!
   — А что тут такого? — изумился Хьюго.
   — Но… проклятье, не может быть! — потрясенно произнес Клод. — Я хочу сказать… нет, действительно, кузен. А как же ваш багаж?
   — А, пустяки, — ответил Хьюго. — Все, что мне нужно, Джон-Джозеф погрузил на свободную лошадь. Он мой грум… То есть я хотел сказать, мой личный слуга.
   — Очень оригинально, — протянул Винсент. — Я и сам редко путешествую почтовой каретой, но мне никогда не приходило в голову превратить одного из моих скакунов во вьючное животное.
   — Да ну! Неужели? — добродушно удивился майор. — Может быть, вам просто никогда не приходилось путешествовать без удобств? Лично мне нечасто доводилось разъезжать в почтовой карете.
   Лорд Дэрракотт беспокойно заерзал в кресле и тотчас же схватился за подлокотники:
   — Не сомневаюсь! Тебе вовсе не нужно было путешествовать, как ты только что выразился, «без удобств». Я приказал, чтобы для тебя наняли экипаж, и полагал, что мои приказы беспрекословно выполняются.
   — О, я и сам придерживаюсь того же мнения, — радостно согласился Хьюго. — Ваш поверенный в делах был решительно настроен обеспечить мне приятную поездку. Он сказал, что вы дали такое распоряжение, поэтому не стоит винить его. Да и меня тоже, — добавил он задумчиво и улыбнулся своему кипящему негодованием предку. — Очень благодарен вам, сэр, но не забивайте себе голову излишней заботой обо мне. Вот уже несколько лет я забочусь о себе сам.
   — Не забивать себе голову? Ричмонд! Звони! А вы, сэр! Вы привезли с собой камердинера или его у вас нет?
   — Ага, нету, — признался майор, словно извиняясь. — Конечно, у меня был денщик, но это совсем другое дело. У меня просто не было времени подумать о личной прислуге с тех пор, как я вернулся домой.
   — Нет камердинера? — повторил Клод, глядя на него недоверчиво. — Но как же вы справляетесь? То есть… я хочу сказать — с укладкой вещей… с сапогами… шейными платками…
   — Попридержи язык! — прошипел ему отец.
   — Если бы ты внимательно слушал, братец, — язвительно вставил Винсент, — ты бы услышал, что наш кузен имеет обыкновение заботиться о себе сам. За редким исключением, когда у него бывает денщик.
   — Да, но складывать вещи у меня никак не получается, — признался Хьюго, подтверждая свой недостаток покачиванием головы.
   — Сколько можно еще ждать с обедом? — требовательно спросил лорд Дэрракотт. — Дерни этот чертов звонок еще раз, Ричмонд. Куда подевался Чоллакомб, черт его дери? О, ты здесь. Проводи майора Дэрракотта в его комнату и пришли к нему какого-нибудь слугу. Мы сядем за стол ровно через двадцать минут.