– Вот вам кресло! – предложил лорд Бедденден.
   – Вам будет удобно здесь, моя дорогая Китти, – сказал преподобный Хью, указывая на стул, с которого он поднялся, когда она вошла.
   Боясь упустить момент, встрепенулся и лорд Долфинтон. Издав глубокий вздох, он взмолился:
   – Возьмите мой! Он не так удобен, но я буду счастлив. Прошу вас!
   Мисс Чаринг одарила кроткой улыбкой всех собравшихся и, сложив на коленях руки, села на стул, который стоял у стола.
   Мисс Чаринг была миниатюрной, хорошо сложенной брюнеткой, с маленькими красивыми руками и ногами, с лицом, основную прелесть которого составляли большие темные глаза. Они выражали такую искренность и чистоту, что, когда Китти пристально смотрела в лицо собеседникам, некоторые из них испытывали замешательство. При этом у нее был мило вздернутый нос, короткая верхняя губка, но – волевой подбородок. Свои роскошные темные волосы она укладывала так скромно, что снискала этим расположение своего опекуна. На ней было невзрачное зеленое платье с высокой талией и узкой оборкой. На шее виднелся маленький золотой медальон. Это было ее единственное украшение. Если на лорда Беддендена, человека светского, ее одежда произвела удручающее впечатление и он подумывал о роскошном наряде, который куда бы больше подошел Китти, его брат изучал скромную внешность девушки с одобрением.
   – Итак, Китти, – сказал мистер Пениквик, – я рассказал о своих намерениях племянникам, и сейчас они сами могут с вами поговорить. Это не относится к мистеру Беддендену, как все понимают, хотя, я не сомневаюсь, он может многое сказать. По правде, я даже не знаю, зачем он явился.
   – Думаю, – сказал Китти, имею в виду его светлость, – он явился, чтобы прокатить Хью.
   – В самом деле, Китти! Честное слово! – воскликнул Бедденден, несколько смущенный. – Но вам пора научиться правильно говорить!
   Мисс Чаринг удивилась и вопросительно взглянула на Хью.
   Он пояснил:
   – Джордж имел в виду, что такое слово, как «прокатить», не стоит употреблять в разговоре, кузина.
   – Ха! – воскликнул мистер Пениквик. – Так он имел в виду вон что! Отлично! Отлично! В таком случае, я бы посоветовал ему не совать нос в дела, которые его совершенно не касаются! Более того, я не хочу, чтобы вы делали девушке замечания! Я не позволю этого, пока она живет в моем доме. Мне вполне достаточно одной мисс Фиш!
   – Я хотел бы заметить вам, сэр, что моей кузине лучше брать пример с мисс Фишгард, чем с Джека, если я не ошибаюсь, – не сдавался Хью, отчетливо выговорив имя гувернантки.
   – Вздор! – возразил мистер Пениквик. – Она не с Джека берет пример! Она берет пример с меня. Я знаю это манерное сюсюканье: «Ах, я сегодня не сомкнула глаз!» Проклятье! Никто еще не раздражал меня так, как вы, Хью, с этой вашей чопорностью и банальностями! Если я что-то решил, никогда не пытайтесь меня переубедить! Я от своего слова не отступлюсь! Никогда этого не делал – и не собираюсь. К тому же у Китти нет причин спешить с выбором. И если она прислушается к моим советам, то подождет и многое поймет сама. Не все из вас достойны ее, и, если кто-то думает, что сможет сесть мне на голову, он очень скоро поймет, что ошибается!
   После таких неожиданных и ядовитых речей мистер Пениквик позвонил в звонок с такой силой, что не только дворецкий, но и камердинер появились в кабинете, не успело еще стихнуть эхо звонка. Мистер Пениквик объявил, что удаляется в библиотеку и что на сегодня с него достаточно. Никого, кроме доктора, он видеть не желает, поскольку плохо себя почувствовал.
   – Хотя не думаю, что после встречи с ним мне полегчает, – сказал он и обрушился на камердинера, который оказался не слишком ловок. Уходя, он бросил злобный взгляд на лорда Беддендена. – Даже если бы я имел прекрасный сон, а проснулся здоровым, не ощущая боли от этой проклятой подагры, я все равно не захотел бы вас видеть, Джордж! – произнес он.
   Лорд Бедденден подождал, пока мистера Пениквика выведут из комнаты, и окинул всех многозначительным взглядом: «Разумеется, не сложно догадаться, что толкает его на этот черный юмор!»
   – Не очень-то он любезен с вами, – сказал Долфинтон, давая понять, что ему все ясно.
   – Попридержи язык! – воскликнул Бедденден довольно раздраженным голосом. – У дядюшки начинается, наверное, старческий маразм! Отвратительнее всего…
   – И в самом деле, отвратительно, – сказал Хью. – Даже его учтивость неприятна – не по отношению к нам, а к нашей кузине!
   – Она не наша кузина!
   – Дорогой мой брат, мы считаем ее нашей кузиной еще с тех пор, когда она была в пеленках.
   – Знаю, знаю, – сказал Бедденден, – но вы слышали, что сказал дядюшка. Мы не родственники.
   Хью холодно произнес:
   – Я не это имел в виду. Я счастлив, что могу сказать, что такое подозрение никогда не приходило мне в голову.
   – Твои мысли были покруче, Хью! – с усмешкой проговорил Бедденден.
   – Ты забываешься! – тихо сказал Хью, и в его голосе прозвучало предостережение.
   Опомнившись, лорд Бедденден покраснел и виновато посмотрел на Китти:
   – Я прошу прощения! Но все это меня просто выводит из терпения! Какой-то фарс. Тем не менее, я не хотел поставить вас в неудобное положение и надеюсь, что своим спором мы не позволили вам почувствовать себя униженной.
   – Что вы! Конечно нет! – заверила его Китти. – Кстати, я очень удивлена. Хью убедил меня, что разговоров о происхождении не будет. Но меня это не очень волнует.
   – Честное слово! – сказал лорд Бедденден, не зная, улыбнуться ему или рассердиться. – Хью сказал, Хью обещал?.. Какие сладкие беседы, мой дорогой братец! Какие заверения! Ты, наверное, всегда будешь водить нас за нос! А вы, дорогая Китти, говорить с Хью на такие темы! Но я умолкаю. Не сомневаюсь, что у вас с ним прекрасное взаимопонимание. По правде, я этому весьма рад.
   – Вы можете спросить мисс Фиш, – объяснила Китти, – нашу беседу. Я обратилась к Хью, поскольку он священник. Дядя Мэтью сказал вам, что я не его дочь?
   Задав этот вопрос, она посмотрела на Хью, и он сдержанно пояснил:
   – Вы дочь последнего Томаса Чаринга, Китти, и его жены, французской леди.
   – О, я знаю, что моя мать была француженкой! – воскликнула Китти. – Я помню, как дядя Арманд привозил в гости моих французских кузенов. Их звали Камилл и Андре. Камилл помог мне починить мою куклу. Никто больше этого не мог сделать после того, как Клод сказал, что она аристократка, и отрезал ей голову. – От этого воспоминания глаза мисс Чаринг потускнели, и она с обидой добавила: – Никогда ему этого не прощу!
   Это воспоминание сильно понизили шансы капитана Реттрея в завоевании сердца наследницы. Лорд Бедденден обиженно возразил:
   – Но это же было много лет назад!
   – Да, но я этого не забыла и всегда буду благодарна своему кузену Камиллу.
   – Но это смешно, ей-Богу! Вмешался Хью:
   – Это ты смешон, Джордж. Однако я согласен с тобой, дядя не проявил деликатности в этом деле. Все мы попали в неловкое положение. Я убежден, что наша кузина не будет возражать, если вы с Долфинтоном удалитесь.
   – Я сказал бы, это будет более удобным для тебя, – резко ответил его светлость. – И я с радостью сделал бы такое одолжение, но если ты думаешь, что я ложусь спать в семь часов вечера, то глубоко заблуждаешься!
   – Но тебе нет никакой необходимости ложиться спать.
   Правда, Джордж.
   – Увы, есть! – резко ответил его светлость. – Несомненно, мой дядя велел зажечь свет только в библиотеке, и если он горит еще в какой-нибудь комнате, я буду приятно удивлен!
   – Не только в библиотеке. В его спальне горит, – сказала Китти. – И если вы не против общества мисс Фиш, то можете пойти в учебную комнату. Только, я полагаю, вам это не очень понравится.
   – Вы правы.
   – И бедняге Долфу это не понравится тоже. Между прочим, он хочет что-то сказать, – объявила Китти, заметив, как лорд Долфинтон судорожно открыл и закрыл рот.
   – Так что же, Фостер, ты хочешь сказать? – мягко спросил Хью.
   – Я не хочу идти с Джорджем! – произнес Долфинтон. – Он мне не нравится. Я не к нему пришел. Меня сюда пригласили. Я должен быть здесь!
   – Боже, что он несет! – пробормотал Бедденден. – Ты с одинаковым успехом можешь пойти спать, Долфинтон, или остаться здесь!
   – Нет, не так, – ответил Долфинтон, набравшись решительности, – Я не женат. Более того, я из рода Ирлов.
   – Ну и что из того?
   – Это важно, – сказал Долфинтон с простодушной улыбкой. – Выйдя замуж за Ирла, женщина получает титул графини.
   – Это, как я понимаю, объяснение в любви, – с насмешкой сказал Бедденден. – Замечательно, Фостер, замечательно.
   – Вы так любезны, что делаете мне предложение, Долф? – удивилась мисс Чаринг без всякого смущения.
   Лорд Долфинтон несколько раз кивнул головой, благодарный ей за то, что она сразу все поняла.
   – Буду счастлив! – сказал он. – Не из-за толстого кошелька – не в этом дело! Честно скажу, я всегда был к вам расположен! Сделайте честь, примите мое предложение!
   – Клянусь Богом! – воскликнул Бедденден. – Если бы я тебя не знал, Фостер, то подумал бы, что ты самый хитрый парень на свете.
   Лорд Долфинтон, осознав, что потерял нить заготовленной речи, залился краской до самых кончиков своих прямых каштановых волос. Он бросил умоляющий взгляд на мисс Чаринг, которая тоже покраснела и пересела в кресло рядом с ним. Она успокаивающе похлопала его по руке и сказала:
   – Ерунда! Вы все хорошо мне объяснили, Долф, и мне это приятно. Но я также знаю, что сделать мне предложение приказала вам ваша мама, не так ли?
   – Вы правы, – сказал с облегчением его светлость. – Но я не хочу рассердить вас, Китти, потому что вы мне очень нравитесь!
   – А ваше поместье заложено и карманы ваши пусты, Долф. Вот вам и пришлось сделать мне предложение! Так ведь? На самом же деле вам совсем не хочется жениться на мне.
   Его сиятельство вздохнул:
   – Это мне и впрямь ни к чему!
   – Конечно, вы правы. И поэтому я не приму вашего предложения, Долф, – сказала мисс Чаринг как можно мягче. – Итак, вы снова можете чувствовать себя спокойно.
   Лицо Долфинтона омрачилось.
   – Нет, не могу, – обреченно произнес его светлость. – Мама будет меня ругать. Скажет, что я все сделал не так, как надо.
   – Что меня удивляет, так это то, что моя тетя Августа позволила ему прийти одному! – сказал Бедденден, поглядывая с усмешкой на брата.
   – Не захотела идти, – сказал Долфинтон, еще раз поразив своих родственников способностью откликаться на замечания, адресованные не ему. – Дядя Мэтью сказал, что он не позволит ей переступить порог его дома. Сказал, что я должен прийти один. Пусть так, но только теперь она скажет, что я не сделал того, что она мне велела. Но я сделал! Позвал вас замуж? – позвал; сказал, что я из Ирлов? – сказал; сказал, что это сделает мне честь? – тоже сказал! Но она не поверит, что я сделал все, что она велела!
   – Да не расстраивайся так, – сказал Бедденден. – Мы трое – свидетели. Мы подтвердим, с каким пылом и настойчивостью ты себя вел.
   – Вы и вправду считаете, что я хорошо себя вел? – с надеждой спросил Долфинтон.
   – О, небеса, пошлите мне терпения! – воскликнул его кузен.
   – Тебе оно действительно не помешало бы, – сурово заметил Хью. – Можешь быть уверен, дорогой Фостер, ты сделал все именно так, как приказала тебе тетя. И я уверен, что никакие заманчивые обещания на нашу кузину просто не подействовали бы. У тети нет повода для недовольства тобой.
   – Это так, – заверила мисс Чаринг. – Меня может убедить только один человек – я сама. Спасибо вам, Хью! А вы сами не желаете сделать мне предложение?
   Лорд Долфинтон, а его миссия уже была закончена, с интересом посмотрел на своего кузена-священника; лорд Бедденден произнес: «Это невыносимо!»; а Хью почувствовал замешательство. Он волновался, сказав с натянутой улыбкой:
   – Ситуация весьма щекотливая, и, я полагаю, нам было бы лучше остаться одним.
   – Но вы же не станете настаивать, чтобы Джордж и бедняга Долф ушли в комнату, где нет света! – простодушно заметила мисс Чаринг. – Вы знаете, это бесполезно – просить дядю Мэтью зажигать вечерами побольше огня. Ничто так не раздражает его, как расточительность, и две лишних свечи для Фостера и Джорджа ему показались бы ненужной роскошью. А что касается неловкости, в моих силах ее смягчить своей откровенностью. Я не собираюсь продлить это затянувшееся недоразумение. Ведь у меня нет ни малейшего желания выходить замуж ни за одного из вас!
   – Похоже, что так, Китти, но что за радость вам быть столь решительной и не по-девичьи резкой? Это вам совсем не идет. Я удивлен, что и мисс Фишгард, – я убежден, это замечательная женщина, – не научила вас по-другому вести себя, – печально промолвил преподобный Хью.
   Ссора с Китти не входила в планы Беддендена, и он постарался быть сдержанным:
   – Хотя я должен признать, что смущен пикантностью этой беседы, поверьте мне, Китти, я сочувствую вам! Я не хочу, чтобы вы оказались в смешном положении.
   – Да, но в конце концов, я хорошо всех вас знаю и поэтому могу, не стесняясь, сказать вам правду, не так ли? – отрезала Китти. – Меня не волнуют богатство и планы дядюшки Мэтью, а что касается предложения джентльмена, который хочет стать моим мужем только потому, что видит во мне богатую наследницу, то, поверьте, я лучше состарюсь в одиночестве. И позвольте мне вам заметить, Хью, я уверена, что вы на моем месте поступили бы точно так же!
   Пастор, вполне естественно, был смущен такой внезапной атакой и не нашел, что сказать. Лорд Долфинтон, который внимательно все слушал, с радостью внес ясность в ситуацию.
   – Не нужно было вам приходить, – объявил он своим кузенам. – Здесь нечего делать духовному лицу. А Джорджа вообще не приглашали.
   – Китти не хочет наследовать состояние! – воскликнул Бедденден, потрясенный. Он взглянул на лопочущего брата и еще более экспансивно вскричал: – Фу! Ерунда! Вы не понимаете, что говорите.
   – Наоборот, – возразил, придя в себя, пастор, – чувства Китти делают ей честь! Дорогая Китти, ничто так не здраво, как ваши рассуждения по поводу происходящего. В самом деле, поверьте мне, я их разделяю! Мысль, что мой великий дядюшка может оставить мне наследство, никогда меня не смущала. Если я когда-то и позволял себе строить предположения о его намерениях, то полагал, что он оставит большую часть состояния своей приемной дочери, а все остальное тому, кто был его любимым племянником. Никто из нас, я склонен думать, не сомневается в справедливости такого распоряжения; никто из нас не мог предположить, что он способен оставить дочь без средств к существованию. – Он встретился с пристальным взглядом мисс Чаринг и продолжил: – То, что он, собирается сделать, дражайшая Китти, если мы или вы ослушаемся его, я рискну назвать чудовищным условием.
   – Без средств к существованию? – повторила Китти, хотя эти слова были ей вполне ясны.
   Лорд Бедденден поднялся со своего кресла и пересел к Китти. Он взял девушку за руку и похлопал по ней.
   – Да, Китти, так это звучит в двух словах, – сказал он. – Я не удивлен, что вы шокированы. Ваше недоумение может разделить любой здравомыслящий человек. Невеселая правда заключается в том, что вы не были рождены в богатстве; ваш отец – человек из отличной семьи, несомненно! – был, увы, расточителен. Но благодаря великодушию моего дяди – вашего опекуна, вы выросли в прекрасных условиях, которым могут позавидовать и более благополучные отпрыски. Казалось, судьба к вам удивительно благосклонна. И вы привыкли считать себя счастливой наследницей богатого опекуна, как вдруг судьба вас низводит до положения мисс Фишгард!
   По сокрушенным ноткам в его голосе было ясно, что Бедденден сам потрясен открывшейся мрачной перспективой. Его рассудительная речь произвела впечатление. Китти взглянула на пастора: она привыкла доверять его суждениям с ранних лет, и от них зависело многое.
   – Я не могу сказать, что это неправда, – низким голосом сказал Хью. – Но я должен признать, что хотя мой дядя был сегодня суров, с моей точки зрения, вы очень обязаны ему за его великодушие в прошлом…
   Китти вырвала ладонь из руки Беддендена, вскочила и, переполненная чувствами, заговорила:
   – Надеюсь, что вы не сочтете меня неблагодарной, но когда вы говорите о великодушии, мое сердце готово выскочить из груди!
   – Китти, Китти, оставьте этот вульгарный тон, – сказал Хью.
   – Да вы не хотите меня понять! – закричала девушка. – Вы говорите о его состоянии, вы знаете, что оно большое! Об этом говорят все, и у меня нет причин сомневаться в том, что это действительно так! Но почему, если он проявил великодушие, взяв меня на воспитание, то не дал мне его ощутить все эти годы? Нет, Хью, я не хочу молчать! Спросите беднягу Фиш, сколько он платил ей за мое образование! Спросите ее, на что она только не пускалась, чтобы я не выглядела замарашкой! Хорошо, пусть не замарашка. Но взгляните на мой наряд, на это убожество, которое я вынуждена носить…
   Трое джентльменов слушали ее, но, наверное, только лорд Бедденден понял справедливость ее упреков. Хью же сказал:
   – Вы прекрасно выглядите, Китти, могу вас заверить. Все опрятно и прилично…
   – А я не хочу опрятно и прилично, – перебила его Китти. У нее пылали щеки и горели глаза. – Я хочу носить элегантные вещи, хочу сделать самую модную прическу, хочу появляться на вечерах, ходить в театр, слушать музыку и не хочу, не хочу, понимаете? – выглядеть бедной родственницей!
   – Совершенно верно, – заметил Хью. – Я часто напоминал дяде, что он должен делать вам поблажки и разрешать кое-какие развлечения, Китти. Увы, я боюсь, что его привычки и предрассудки уже не изменить! Я не могу тешить себя тем, что мои слова возымели какое-то действие.
   – Это так, – подтвердил Бедденден. – И так будет всегда, пока вы живете в этом доме, Китти. Тем не менее вы можете взвесить предложение дяди и оценить все преимущества, касающиеся замужества. Вас будут уважать, вы будете хозяйкой замечательного дома, вы сможете вести такой образ жизни, который вам по душе. Вы отбросите привитую вам бережливость и научитесь получать удовольствие от роскоши, которой себя окружите.
   Судя по тому, как пастор вытянул верхнюю губу, можно было понять, что нарисованная его братом картина задела его за живое:
   – Я думаю, что Китти слишком благоразумна, чтобы быть расточительной. Я не пуританин: мне вполне понятно ее желание избавиться от запретов, которые чинят ей болезненные привычки моего дядюшки, но…
   – О! – задумчиво перебила его Китти. – Мне бы так хотелось быть расточительной!
   – Позвольте, дорогая, Китти, я знаю вас лучше, чем вы сами знаете себя, – запротестовал Хью с шутливой настойчивостью. – Это так естественно, что вам хочется увидеть мир за стенами этого дома. Вы захотите, я полагаю, попутешествовать, и у вас будет такая возможность. Вы жаждете вкусить наслаждение от общения с людьми, которые задают тон всей культурной жизни. Так оно и должно быть. Но рискну вас заверить, что скоро вы пресытитесь удовольствиями такого рода. Однако не думайте, что если вы предпочтете выйти за меня замуж, то ничего веселее, чем занятия в церковном хоре, вы не получите! Я не враг развлечений. Люблю танцы. Признаюсь, что получал немалое удовольствие от посещения игорных домов. И в то время, как я должен ненавидеть азартные игры, я не так уж к ним нетерпим: могу сыграть в вист. А станцевать кадриль на каком-нибудь празднике – для меня наслаждение…
   – Милый Хью, – остановила его Китти. – Это, должно быть, Джордж вынудил вас сделать мне это предложение?
   – Уверяю вас, слово чести, это не так!
   – Но вы ведь не хотите, чтобы я стала вашей женой! Вы ведь не любите меня, – сказала Китти, задыхаясь от еле сдерживаемых слез.
   Он мягко повторил:
   – Мое расположение к вам очень искренне. С тех пор, как я получил место в приходе, я живу, вы знаете, не так уж и далеко. У меня появилась возможность часто навещать дядю. За это время я гораздо лучше узнал вас, и к моему расположению к вам добавилось уважение. Я убежден, что в вашем характере нет ничего такого, что могло бы помешать вам стать желанной женой любому из мужчин нашего рода.
   – Я? – Китти с удивлением уставилась на него. – Вы так часто ругали меня за легкомыслие, постоянно сердились, что я не так разговариваю, не так веду себя, как надо, и постоянно говорили, что я не должна гневить свою судьбу! А теперь оказывается, что я уважаема, любима, желанна…
   Хью рассмеялся:
   – Здесь нет противоречия, Китти. Вы – юны, и я считал своим долгом направлять вас. Но вы всегда мне внушали самые добрые чувства.
   – Если не Джордж, то, наверное, дядя Мэтью склонил вас сделать мне предложение! – продолжала девушка, не отвечая на улыбку пастора.
   – В какой-то мере, возможно, – ответил пастор. – Вам сложно понять почему…
   – Нет, уверяю вас!
   – Да, – уверенно возразил он. – Вы должны знать, Китти, и понимать, как это ни больно, что Джордж сказал чистую правду. Вы полностью зависите от моего дяди: если он умрет, а вы останетесь незамужней и не будете помолвлены с одним из его племянников, ваше положение будет отчаянным. Я боюсь задеть ваши чувства, но должен сказать, что таков мир: сиротам и бесприданницам очень трудно устроить свою судьбу. Что вы будете делать, если останетесь в этом мире одна? Джордж говорил о незавидном положении мисс Фишгард. Мисс Фишгард – замечательная, сердечная женщина, но ее нельзя назвать хорошей гувернанткой. Она не найдет работы в богатых домах, это понятно. Ее манеры не безукоризненны, ее игру на пианино нельзя назвать хорошей, она совершенно не умеет рисовать, ее знания французского оставляют желать лучшего, а итальянского она и вовсе не знает. Это все сказывается на уровне воспитания, которое она может дать.
   Китти отвернулась. Ее щеки залились краской:
   – Вы хотите сказать, что у меня плохое воспитание и негодное образование?
   – Поскольку мой дядя отказался нанять хороших учителей, то этого и следовало ожидать, – мягко сказал Хью. – Вы помните, милая Китти, как часто я советовал вам продолжать занятия независимо от того, находитесь вы в учебном кабинете или у себя в комнате?
   – Да, – понуро согласилась Китти.
   – Мне доставляло большое удовольствие помогать вам заниматься, читать вместе с вами, – продолжал пастор. – Думаю, что я обладаю навыками воспитателя, и уверен, что привить вкус и углубить знания такой способной ученице, как вы, дорогая кузина, вполне в моих силах.
   Лорд Бедденден, который слушал размеренные речи своего брата с нарастающим негодованием, больше терпеть не мог.
   – Хватит, Хью! – рявкнул он. – Прекрасное, я бы сказал, предложение бедной девушке! Всей этой болтовни хватит, чтобы она отказала тебе раз и навсегда.
   – Уверен, что Китти понимает меня, – надменно произнес Хью.
   – Да, думаю, что понимаю, – сказала Китти. – И Джордж совершенно прав! Я бы не хотела посвятить жизнь углублению знаний и боюсь, Хью, я не та девушка, на которой вам надо жениться. И сейчас я решила, что у меня есть один способ заработать себе на хлеб! Я могу занять должность экономки. Здесь уж я не нуждаюсь ни в чьих указаниях. Я с шестнадцати лет научилась вести хозяйство и вполне могу освободить мисс Фиш от ненавистных ей обязанностей! Думаю, что это устроит всех, потому что если и есть что-то на свете, чему я научилась, так это строгой бережливости.
   – Хватит, Китти, не говорите глупостей! – взмолился лорд Бедденден.
   Пастор сделал выразительный жест рукой.
   – Если ваша молодость, Китти, примирит вас с новым положением, то, смею вас уверить, пройдет время – и вы почувствуете себя незаслуженно обделенной.
   – Вероятно, – не стала спорить Китти. – Но я не найду счастья и в браке с любым из вас, Хью.
   – Ну вот! Что я вам говорил? – воскликнул Бедденден.
   – Прошу прощения, – серьезно, но мягко сказал Хью. – Со своей стороны, я бы счел за великое счастье называть вас своей женой!
   – Это очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Китти, – но если вы говорите правду, я не могу понять, почему до сегодняшнего дня вы ни разу не дали мне это понять.
   Пришла очередь покраснеть Хью, но он выдержал ее взгляд и через секунду смог ответить:
   – Тем не менее, Китти, такие мысли посещали меня. Влюбляться, терять голову не в моей натуре, но я уже долгое время испытываю по отношению к вам искреннюю привязанность. Но вы так молоды – вам не исполнилось еще и двадцати, – и я думал, что пора моего объяснения еще не настала. Иногда я подозревал, что вы неравнодушны к другому представителю нашей семьи, и боялся, что мои чувства встретят холодный отпор. И я ждал, когда трое моих кузенов соберутся здесь, в Арнсайде, чтобы представить вам возможность сделать выбор самой. Но я вижу здесь только Долфинтона, и при этих обстоятельствах я без колебаний прошу вас принять мое предложение. Смею вас уверить, что в приходе Гарстфилд вы будете жить в безопасности и почете.
   – О, вы сделали предложение не из любви к богатству, а из рыцарских чувств к несчастной особе, которую, как вы полагаете, отвергнут остальные, – на одном дыхании выпалила Китти. – Нет, лучше я выйду замуж за Долфа!
   От этих неожиданных слов лорд Долфинтон, который в это время посасывал ручку ножа для резки бумаги, вздрогнул и выронил нож из разжавшихся пальцев.
   – А? – переспросил он. – Но вы же сказали, что не выйдете! Хорошо помню! Вы сказали, я могу снова себя спокойно чувствовать!
   – Да, вот это я и имела в виду! – со злым торжеством сказала Китти. – Здесь нет никого, кто бы мне нравился, и я не хочу ни за кого из вас выходить замуж, ни за кого из этой противной семьи! Хью – хвастун, Клод – жестокий человек, Долф и Фредди – просто смешны, а что касается Джека, я от души благодарна ему за то, что он не такой самодовольный хлыщ, чтобы явиться сюда, потому что я его не люблю еще больше, чем всех вас, вместе взятых! Спокойной ночи!