И оглянулся, желая удостовериться, что фургон следует за ними.
   “Плимут” Карлоса должен был находиться сзади, но его не было видно.
   Теперь они рассмотрели, что поток машин по команде полицейских сужен до двух рядов. Между рядами высилась будка, похожая на ту, в каких собирают дорожную пошлину, и несколько полицейских беседовали с водителями, когда те останавливались. Справа тоже стояли полицейские машины с “мигалками”.
   — Без паники, — сказал Мигель двум своим попутчикам. — Все разговоры буду вести я.
   Они проползли еще минут десять, прежде чем им удалось разглядеть голову колонны. Но даже тогда нельзя было понять толком, что происходит: уже стемнело, а множество фар и “мигалок” искажали картину. Тем не менее бандиты заметили. что после обмена репликами между полицейскими и водителями некоторые легковые машины и грузовики отъезжали к обочине для более тщательного досмотра.
   Мигель посмотрел на часы. Было почти 20.00. Они уже опаздывали к самолету.
   Хотя Мигель и призывал других сохранять выдержку, сам он все больше и больше нервничал. Ведь до сих пор все шло как по маслу. Неужели это конец, неужели их схватят или они погибнут в перестрелке с полицией? Мигель предпочел бы умереть. Шансов выбраться из этой передряги, казалось, не было.
   Он думал: “Может, все-таки попытаться прорваться — по крайней мере хоть устроим драку, или надо сидеть и ждать, отсчитывая минуты в надежде на чудо?”
   — Эти сволочи нас ищут! — пробормотал Луис, достал “вальтер” и положил на сиденье рядом с собой.
   — Спрячь! — прошипел Мигель.
   Луис накрыл пистолет газетой.
   Мигель чувствовал, как дрожит Сокорро. Он положил руку ей на плечо, и дрожь унялась. Он видел, что она не мигая смотрит перед собой — к ним приближался полицейский.
   Казалось, что этот парень в униформе существовал сам по себе и не был связан с нарядом полицейских, действовавших в головной части колонны. Он шел мимо стоявших машин, заглядывал в окна, иногда останавливался, по-видимому, отвечая на вопросы. Когда офицера отделяло от них лишь несколько ярдов, Мигель решил взять инициативу в свои руки. Нажав на кнопку, он автоматически опустил оконное стекло.
   — Офицер, — крикнул Мигель, — скажите на милость, что все это значит?
   Полицейский, совсем юнец, подошел ближе. На именном значке было написано “Куайлз”.
   — Проверка на алкоголь, сэр, в интересах общественной безопасности, — ответил он с натянутой улыбкой.
   Мигель ему не поверил.
   А полицейский тем временем, поняв, что перед ним катафалк, а в катафалке то, чему там положено быть, добавил:
   — Надеюсь, вы не слишком крепко выпили на поминках. В этой глупой остроте, прозвучавшей так неуклюже, Мигель усмотрел шанс и ухватился за него. Пригвоздив полицейского Куайлза взглядом, он сухо промолвил:
   — Если это шутка, офицер, то очень пошлая.
   Выражение лица полицейского мгновенно изменилось. Он покаянно пробормотал:
   — Простите…
   А Мигель, будто и не слыша, продолжал гнуть свое:
   — Рядом со мной сидит дама, которая путешествовала по вашей стране со своей сестрой. Так вот, ее любимая сестра лежит в гробу сзади нас — она трагически погибла в автомобильной аварии; с ней были еще двое, которых везут следом за нами в фургоне похоронного бюро. Их тела на самолете доставят на родину и там предадут земле. В Тетерборо нас ждет самолет, и нам не доставляют удовольствия ни ваши шуточки, ни эта задержка.
   Почувствовав, что настала ее очередь, Сокорро повернула голову так, чтобы офицер мог видеть струившиеся по щекам слезы.
   — Я же попросил прощения, сэр и мадам, — сказал Куайлз. — Случайно сорвалось с языка. Я действительно сожалею об этом.
   — Мы принимаем ваши извинения, офицер, — произнес Мигель с достоинством. — А теперь не могли бы вы помочь нам побыстрее отсюда выбраться?
   — Подождите, пожалуйста. — Полицейский быстро прошел вперед, к началу колонны, и обратился с просьбой к сержанту. Выслушав его, сержант бросил взгляд в сторону катафалка и кивнул. Молодой офицер вернулся.
   — Мы все немного взвинчены, сэр, — сказал он Мигелю. И, понизив голос, доверительно сообщил:
   — По правде говоря, то, что я вам сказал, всего-навсего легенда, на самом-то деле мы разыскиваем похитителей. Вы слышали, что они натворили сегодня в Уайт-Плейнзе?
   — Слышал, — с серьезной миной ответил Мигель. — Это ужасно.
   Машина перед ними продвинулась вперед, освобождая место.
   — Оба ваших водителя могут проехать слева, сэр. Я провожу вас до барьера, а там вы беспрепятственно выедете на шоссе. Еще раз прошу извинить за бестактность.
   Полицейский дал сигнал катафалку и фургону вывернуть из ряда автомобилей. Мигель оглянулся, но “плимута” видно не было, ну что ж, Карлосу придется самому о себе заботиться.
   Полицейский Куайлз, когда катафалк проезжал мимо него, взял под козырек и держал руку у виска до тех пор, пока обе машины не скрылись из виду.
   “На сей раз легенда сработала, — думал Мигель. — Но впереди Тетерборо — и сработает ли она во второй раз?”
   За время пребывания в Хакенсаке Мигель дважды побывал в аэропорту Тетерборо и изучил его внутреннее расположение.
   Это был оживленный аэропорт исключительно для частных самолетов. В среднем в течение суток там взлетало и садилось около четырехсот машин, причем многие — в ночное время. В северо-восточной части Тетерборо постоянно стояло около ста самолетов. А на северо-западе были расположены здания, в которых размещалось шесть компаний, обеспечивавших обслуживание самолетов. Каждая компания имела свои въездные ворота и собственную службу безопасности.
   Самой крупной была “Брансуик эвиейшн”; именно ее услугами, по предложению Мигеля, должен воспользоваться экипаж самолета “Лирджет-55”, когда прилетит из Колумбии.
   В одно из своих посещений аэродрома Мигель, изобразив владельца частного самолета, встретился с главным управляющим компании “Брансуик”, а также с управляющими двух других компаний. Из разговоров с ними он понял, что на аэродроме есть более, а есть менее укромные площадки для загрузки самолетов. Самым оживленным и популярным местом был так называемый “Стол”, расположенный в центре, рядом со зданиями компаний.
   Меньше всего — в силу неудобства — использовалась площадка на южном конце поля. Если кто-то просил предоставить там место, просьбу охотно удовлетворяли, чтобы хоть немного разгрузить “Стол”. К тому же там рядом находились запертые въездные ворота, которые открывали по требованию любой из компаний, обслуживающих Тетерборо.
   Располагая этой информацией, Мигель через своего связного в колумбийском консульстве в Нью-Йорке передал в Боготу рекомендацию, чтобы компания “Лир” заказала место своему самолету в южной части взлетного поля, рядом с воротами. А сегодня, воспользовавшись в последний раз радиотелефоном, он позвонил в “Брансуик эвиейшн” и попросил держать ворота открытыми с 19.45 до 20.15.
   Из предварительных переговоров в Тетерборо Мигель знал, что такого рода запрос был делом вполне обычным. Владельцы частных самолетов нередко занимались бизнесом, который предпочитали держать в тайне, а служащие аэропорта имели репутацию “порядочных людей”. Один из управляющих рассказал Мигелю историю о том, как однажды в аэропорт прибыл груз марихуаны.
   Управляющему показались подозрительными мешки, которые сгружали с самолета в грузовик, и он позвонил в полицию. После чего владелец самолета — постоянный клиент Тетерборо — горько жаловался на вмешательство в его личные дела, а он-то думал, что “это надежный аэропорт с приличным персоналом”.
   И сейчас Мигель распорядился, чтобы Луис ехал к южным воротам. Он не надеялся, что им удастся избежать встречи со службой безопасности, но здесь эти ребята могли оказаться более покладистыми, чем на главном въезде.
   После инцидента с полицией в катафалке царило тяжелое молчание. Но постепенно напряжение спало, и Сокорро сказала Мигелю:
   — Там, на шоссе, ты был magnifico![46]
   — Да, — подтвердил Луис. Мигель пожал плечами:
   — Рано радоваться. Еще неизвестно, что ждет впереди.
   Когда показался забор, огораживающий взлетное поле, он взглянул на часы: 20.25. Они опоздали на целых полчаса, к тому же ворота должны были закрыть десять минут назад.
   Фары катафалка высветили ворота: они были на замке. Поблизости никого — непроглядная тьма. В отчаянии Мигель ударил кулаком по приборному щитку и громко выругался:
   “Mierda!”[47]
   Луис вышел из катафалка и осмотрел замок. Из фургона выпрыгнул Рафаэль и присоединился к нему.
   — Я могу открыть эту штуковину одним выстрелом, — сказал он Мигелю, подойдя к катафалку.
   Мигель отрицательно покачал головой — он не мог понять, почему ни один из пилотов их не встречает. В темноте за забором он разглядел несколько стоявших самолетов, но ни огонька, ни признака жизни. Может быть, вылет отложили? Так или иначе, Мигель понимал, что придется воспользоваться главным въездом.
   — В машины, — приказал он Луису и Рафаэлю. Когда они отъехали от южных ворот, появился “плимут”. Очевидно, Карлосу удалось проскочить через полицейский кордон. Он должен был следовать за катафалком и фургоном до въезда в аэропорт, затем дожидаться снаружи, когда они выедут.
   Подъезжая к ярко освещенному зданию компании “Брансуик”, они увидели еще одни ворота. У ворот перед караульным постом стоял представитель службы безопасности в униформе. Рядом с ним человек в гражданской одежде внимательно разглядывал приближавшийся катафалк. Полицейский детектив? И снова Мигель почувствовал, как внутри у него все сжалось.
   Второй человек выступил вперед. На вид ему было пятьдесят с небольшим, и в его движениях чувствовались уверенность и сила. Луис опустил стекло, и человек спросил:
   — Вы везете нестандартный груз для сеньора Писарро? Мигель почувствовал невероятное облегчение. Это был пароль. Он дал соответствующий ответ:
   — Партия товаров готова для перевозки, все документы в порядке.
   Подошедший к ним кивнул.
   — Я ваш пилот. Моя фамилия Андерхилл. — У него был американский выговор. — Вы опоздали, черт побери!
   — У нас были проблемы.
   — Меня это не касается. Я заполнил рапортичку полета. Поехали! — Андерхилл подал знак караульному открыть ворота.
   Значит, не будет проверки службой безопасности или полицейской инспекцией. Легенда, которую они так тщательно готовили, им не понадобилась. Мигель, пожалуй, не имел ничего против.
   Вчетвером они едва уместились на переднем сиденье катафалка. Пилот указывал Луису путь, катафалк выехал на полосу для пробежки и двинулся между синими огнями к южному краю взлетного поля. Фургон следовал за ним.
   Впереди возникли очертания нескольких самолетов. Пилот велел ехать к самому большому — самолету “Лирджет-55”. От самолета отделилась фигура.
   — Фолкнер. Второй пилот, — сухо сказал Андерхилл. Дверь по левому борту самолета была открыта; от фюзеляжа на землю спускался трап. Второй пилот поднялся в салон и включил свет.
   Луис задним ходом подал катафалк вплотную к трапу для погрузки. Фургон остановился рядом; с него спрыгнули Хулио, Рафаэль и Баудельо.
   Когда все собрались у трапа, Андерхилл спросил:
   — Сколько живых пассажиров?
   — Четверо, — ответил Мигель.
   — Мне нужны ваши фамилии для декларации, — сказал пилот, — а также фамилии покойных. Больше нас с Фолкнером ничего не интересует — ни вы, ни ваши дела. Мы совершаем чартерный рейс по контракту. И на этом точка.
   Мигель кивнул. Он не сомневался, что оба пилота сорвут немалый куш за сегодняшний перелет. Воздушные трассы между Латинской Америкой и США были забиты самолетами с американскими — да и не только американскими — экипажами, которые, обходя закон, получали за это большой гонорар. Что до этих двоих, Мигелю было наплевать, какими способами они хотят оградить себя от происходящего. Он сомневался, что их меры предосторожности сыграют какую-то роль, попади они в серьезную передрягу. Тогда пилотам все равно не избежать своей участи.
   Рафаэль, Хулио, Луис и Мигель под наблюдением второго пилота вытащили гроб с Джессикой из катафалка и погрузили в самолет. Они с трудом протащили фоб в дверь — будь проход на дюйм уже, им бы это не удалось. Внутри самолета сиденья с правой стороны были сняты. Ремни для фиксации груза — в данном случае гробов — крепились к пазам в полу и к специальным приспособлениям в потолке.
   Как только первый гроб загрузили в самолет, катафалк отъехал, и его место занял фургон. Два других гроба быстро внесли, после чего Мигель, Баудельо, Сокорро и Рафаэль заняли свои места, и дверь захлопнулась. Никаких прощаний. Когда Мигель сел в кресло и выглянул в окно, задние фары обеих машин были уже далеко.
   Пока второй пилот возился с ремнями, укрепляя гробы, Андерхилл включил приборы на щите управления в кабине — раздался рев двигателей. Второй пилот прошел вперед, и послышалось потрескивание рации; у диспетчерской запросили и получили разрешение на вылет. Минуту спустя они уже катили по беговой дорожке.
   А Баудельо со своего места начал подсоединять к гробам контрольные приборы. Он все еще продолжал возиться, когда самолет взлетел, быстро набрал высоту и взял курс в ночной тьме на Флориду.
 
 
   На земле еще оставалось завершить кое-какие дела.
   Карлос, ожидавший снаружи, увидел, что катафалк и фургон выехали из аэропорта, пристроился сзади в своем “плимуте” и следом за катафалком доехал до Пэтерсона, расположенного милях в десяти на запад. Там Луис подъехал к скромному похоронному бюро, которое они заранее выбрали наугад, и поставил машину на принадлежавшей бюро стоянке. Оставив ключи в машине, он быстро сел в “плимут” и уехал вместе с Карлосом.
   Утром владельцу похоронного бюро, очевидно, придется выдержать борьбу со своей совестью: то ли вызывать полицию, то ли подождать — а может, ничего и не случится, и дорогостоящий катафалк задаром достанется ему. Но как бы там ни было, Карлос, Луис и остальные будут уже вне пределов досягаемости.
   От Пэтерсона Карлос и Луис проехали около шести миль на север до Риджвуда, куда Хулио уже пригнал фургон. Он оставил его у пункта торговли подержанными грузовиками, который закрывался на ночь. Скорее всего и там не преминут воспользоваться почти новым фургоном, и никому не станут о нем сообщать.
   Двое бандитов подобрали Хулио в условленном месте, и все трое двинулись в последний раз в Хакенсак. Там Хулио и Луис пересели в “шевроле” и “форд”. И без промедления разъехались кто куда.
   Они бросят машины в разных концах города, не заперев двери и не вынимая ключей зажигания, в надежде, что машины угонят и таким образом исчезнет всякая их связь с похищением семьи Слоуна.

Глава 14

   Специальная группа поиска возобновила совещание, прерванное трагическими утренними событиями в Уайт-Плейнзе, лишь после того, как был передан первый блок субботних “Вечерних новостей”. Было уже 19.10, и всем пришлось отменить свои планы на выходные. Ни для кого не секрет, что из-за ненормированного рабочего дня, бесконечных отлучек из дома и невозможности планировать личную жизнь число разводов среди сотрудников телестанций новостей самое высокое.
   Гарри Партридж, сидя, как всегда, во главе стола, обвел взглядом присутствующих — Рита, Норман Джегер, Айрис Иверли, Карл Оуэне, Тедди Купер. Вид почти у всех был изможденный: Айрис впервые выглядела не безупречно — волосы растрепаны, белая кофточка испачкана чернилами. Джегер сидел в рубашке с короткими рукавами, откинувшись на стуле, положив ноги на стол.
   В комнате тоже царил беспорядок: корзины для мусора набиты доверху, в пепельницах полно окурков, всюду грязные чашки из-под кофе, на полу валяются газеты. Из-за того, что помещения, выделенные группе поиска, запирались на ночь, уборщики не могли сюда попасть. Рита отметила про себя, что к понедельнику надо привести комнаты в порядок.
   На досках “Хронология событий” и “Разное” сведений значительно прибавилось. Последней была краткая информация об утреннем происшествии в Уайт-Плейнзе, напечатанная Партриджем. Однако ничего определенного относительно личности похитителей или местонахождения заложников на досках по-прежнему не появилось.
   — Есть у кого-нибудь что сказать? — спросил Партридж. Джегер опустил ноги на пол и, придвинув стул к столу, поднял руку.
   — Давай, Норм.
   Пожилой, опытный выпускающий заговорил в своей спокойной, академичной манере:
   — Сегодня большую часть дня я потратил на телефонные звонки в Европу и страны Ближнего Востока: звонил заведующим наших отделений, корреспондентам, хроникерам и задавал одни и те же вопросы: не слышали ли чего-нибудь нового или необычного о террористических группах? Не было ли неожиданных перемещений террористов? Не исчезали ли в последнее время из поля зрения отдельные террористы или, что важнее, террористические группы? Если да, то какова вероятность их появления в Соединенных Штатах? И так далее. — Джегер помолчал, полистал свои записи и продолжал:
   — Кое-что есть. Целая группа Хэзболлах месяц назад исчезла из Бейрута и до сих пор не обнаружена. Однако поговаривают, что они в Турции, готовят новое нападение на евреев; Анкара подтвердила, что турецкая полиция ведет розыск. Хотя доказательств нет. Они могут быть где угодно.
   Перебрасывают своих людей и ЛВРО — ливанские вооруженные революционные отряды, — но три разных источника информации, включая Париж, утверждают, что они во Франции. Опять-таки доказательств нет. Абу Нидаль исчез из Сирии, предполагают, что он в Италии, по слухам, совместно с исламским газаватом и “красными бригадами” замышляет нечто грандиозное. — Джегер развел руками. — Все эти мерзавцы похожи на неуловимые тени, хотя я пользовался проверенными источниками.
   В комнату вошли Лэсли Чиппингем и Кроуфорд Слоун. Они подсели к столу. Воцарилось молчание.
   — Продолжайте, пожалуйста, — сказал шеф отдела новостей.
   Пока Джегер говорил, Партридж разглядывал Слоуна: краше в гроб кладут — еще бледнее и изможденнее, чем вчера, неудивительно при таком нервном напряжении.
   — По сообщениям тайной разведки, — говорил Джегер, — на новые места перебрались некоторые террористы-одиночки. Не буду утомлять вас деталями, скажу только, что все они находятся в странах Европы и Ближнего Востока. Важно то, что все, с кем бы я ни беседовал, уверены — никакого группового выезде террористов в США или Канаду не было. Обязательно прошел бы слух. Но я всех просил держать ухо востро и в случае поступления новостей нас информировать.
   — Спасибо, Норм. — Партридж повернулся к Карлу Оуэн-су. — Я знаю, ты занимался югом, Карл. Удалось что-нибудь выяснить?
   — Ничего существенного. — Молодому выпускающему не надо было пролистывать записи своих телефонных разговоров. Со свойственной ему дотошностью он аккуратным почерком заносил основное содержание каждой беседы на карточку размером четыре на шесть и складывал карточки в хронологическом порядке. — Я тоже говорил с информаторами, как и Норм, и задавал аналогичные вопросы, — только я звонил в Манагуа, Сан-Сдльвадор, Гавану, Ла-Пас, Буэнос-Айрес, Тегусигальпу, Лиму, Сантьяго, Боготу, Бразилию, Мехико. Разумеется, почти во всех этих местах орудуют террористы, есть сведения об их выездах за рубеж — они пересекают границы с такой же легкостью, с какой пассажир с сезонкой пересаживается с одной электрички на другую. Однако ни в одной разведывательной сводке нет указаний на то, что нас интересует, на групповой переезд. Я, правда, наткнулся на одну штуку. Пока над этим работаю.
   — Расскажи, — попросил Партридж. — Пусть будет сыровато, ничего.
   — Есть кое-что из Колумбии. Парень по имени Улисес Родригес.
   — Один из самых отъявленных мерзавцев, — сказала Рита. — Я слышала, его называют латиноамериканским Абу Нидалем.
   — Именно так, — подтвердил Оуэне, — его подозревают в соучастии в нескольких похищениях, организованных в Колумбии. У нас о похищениях сообщают не так уж часто, а там людей крадут без конца. Три месяца назад Родригеса засекли в Боготе, откуда он внезапно исчез. Люди, которым можно верить, убеждены: он где-то действует. Ходят слухи, что он в Лондоне, — как бы там ни было, с июня он как сквозь землю провалился. — Оуэне, помолчав, заглянул в одну из своих карточек. — Это еще не все: что-то побудило меня позвонить одному вашингтонскому знакомому из Иммиграционной службы США и попросить проверить насчет Родригеса. Некоторое время спустя он позвонил мне и сказал, что три месяца назад, то есть примерно тогда, когда Родригес скрылся, ЦРУ предупредило Иммиграционную службу, что он может попытаться проникнуть в США через Майами. Федеральные власти выписали ордер на его арест, а иммиграционная и таможенная службы были приведены в полную готовность. Но он так и не появился.
   — Или проскочил незамеченным, — вставила Айрис Иверли.
   — Не исключено. Он мог пройти через другой вход — например, с пассажирами из Лондона, если верить слуху, о котором я упомянул. И еще кое-что: Родригес изучал английский язык в Беркли и говорит на нем без акцента, точнее, с американским акцентом. Иными словами, может сойти за американца.
   — Это становится интересно, — сказала Рита. — Можешь еще что-нибудь добавить?
   — Немного, — кивнул Оуэне.
   Все присутствующие внимательно слушали, а Партридж подумал, что только те, кто работает в теленовостях, знают, сколько информации можно добыть посредством настойчивых телефонных звонков.
   — Скудные сведения о Родригесе, — продолжал Оуэне, — включают в себя еще и то, что он окончил Беркли в семьдесят втором году.
   — Фотографий его, случайно, нет? — спросил Партридж. Оуэне отрицательно помотал головой:
   — Я запросил фотографии в Иммиграционной службе, но результат нулевой. Говорят, их нет даже в ЦРУ. Родригес всегда отличался осторожностью. Однако, можно сказать, нам повезло.
   — Ради всего святого, Карл! — простонала Рита. — Если уж хочешь изображать из себя писателя-романиста, не тяни резину!
   Оуэне улыбнулся. Терпение и кропотливость были его отличительными чертами. Они приносили свои плоды, и он не собирался менять своих принципов ни ради Эбрамс, ни ради кого бы то ни было еще.
   — Узнав о Родригесе, я позвонил в наше отделение в Сан-Франциско с просьбой послать человека в Беркли, чтобы кое-что проверить. — Он взглянул на Чиппингема. — От твоего имени, Лэс. Сказал, ты распорядился выполнить эту работу максимально срочно. — Шеф Отдела новостей кивнул, и Оуэне продолжал:
   — Туда командировали Фиону Гоуэн, которая, оказывается, окончила Беркли и знает там всех и вся. Фионе повезло, особенно если учесть, что сегодня суббота: хотите верьте, хотите нет, но она отыскала преподавателя кафедры английского языка, который помнит Родригеса, выпускника семьдесят второго года.
   — Верим мы, верим, — со вздохом произнесла Рита. Тон ее говорил: “Ну, давай дальше!”
   — Похоже, Родригес был волком-одиночкой — ни одного близкого друга. Профессор припомнил, что Родригес не любил сниматься: никогда не давал себя фотографировать. Студенческая газета “Дэйли кэл” хотела напечатать групповой снимок иностранных студентов, в том числе и его; но он наотрез отказался. В конце концов это стало предметом шуток, и его однокашник, неплохой художник, набросал углем портрет Родригеса тайком от него. Художник стал показывать портрет всем подряд; узнав об этом, Родригес пришел в бешенство. Он предложил купить портрет и купил-таки, заплатив гораздо дороже, чем портрет стоил. Но фокус в том, что художник успел сделать десяток копий и раздать их друзьям. О чем Родригес не подозревал.
   — Эти копии… — начал было Партридж.
   — Мы почти у цели, Гарри. — Оуэне улыбнулся: он не желал, чтобы его подгоняли. — Фиона вернулась в Сан-Франциско и целый день провела у телефона. Это оказалось делом нелегким: выпуск кафедры английского языка семьдесят второго года насчитывал триста восемьдесят восемь человек. Однако ей удалось наскрести несколько фамилий и отыскать номера домашних телефонов некоторых бывших студентов. Как раз перед совещанием она позвонила и сказала, что разыскала одну из копий рисунка, и мы получим ее завтра по факсу из отделения Си-би-эй в Сан-Франциско. Комнату обежал одобрительный шепоток.
   — В высшей степени профессиональная работа, — сказал Чиппингем. — Поблагодари Фиону от моего имени.
   — Однако давайте смотреть на вещи трезво, — заметил Оуэне. — Пока это не более чем совпадение, и мы можем только предполагать, что Родригес замешан в похищении. Кроме того, рисунку около двадцати лет.
   — Люди не слишком меняются, даже через двадцать лет, — сказал Партридж. — Мы ведь можем показать рисунок в Ларчмонте и поинтересоваться, не видел ли кто-нибудь этого человека. Какие еще новости?
   — По сведениям нашего вашингтонского отделения, — сказала Рита, — ФБР ничего нового не обнаружило. Остатки “ниссана” вывезены из Уайт-Плейнза на судебную экспертизу, однако оптимизма у них на этот счет маловато. Все именно так, как сказал Салерно в передаче в пятницу: ФБР надеется на то, что похитители объявятся сами.
   Партридж обвел глазами присутствующих и остановил взгляд на Слоуне.