– Причина была весьма тривиальной. Он забыл записаться в учебной части. А когда спохватился, было уже поздно, срок подачи заявлений истек. Фудзикава поспешил в учебную часть, чтобы исправить свою оплошность, но…
– Ему не позволили, – прервал Югава. – Мне жаловались студенты, что наша учебная часть в этом отношении необычайно сурова. Я и сам в свое время имел с этим проблемы.
– А отказала ему не кто иная, как Рёко Умэдзато.
– Понятно, – сказал Югава.
– Тогда Фудзикава обратился с просьбой непосредственно к профессору Кисиме. Если бы профессор согласился, задним числом его могли бы включить в группу.
– И что профессор?
– Отказал, – сказал Кусанаги. – По какой причине, этого Мацуда не знает.
Югава слегка склонил голову набок.
– Мне кажется, я знаю причину.
– И какова же она?
– Об этом после. Так как же поступил Фудзикава?
– А что он мог сделать? Он пропустил важнейший лекционный курс. В результате не смог, как мечтал, попасть в лабораторию профессора Кисимы. Волей-неволей пришлось идти к профессору Ёкомори.
– В итоге против желания учился, против желания поступил на фирму, против желания выполнял работу… И все, получается, из-за этих двух…
– Да. Из-за Рёко Умэдзато и профессора Кисимы. – Кусанаги почесал голову. – Но из-за этого – убивать? Мацуда считает, что у него начался своего рода невроз.
– Это сказал Мацуда? – Югава широко раскрыл глаза. – Что у Фудзикавы был невроз?
– Да.
Югава поднял глаза к потолку. Судя по выражению лица, что-то обдумывая.
– Что с тобой?
– Нет, ничего. – Югава потряс головой. – А что он говорит об убийстве Фудзикавы?
– По словам Мацуды, когда он узнал про то, что произошло на пляже, он по характеру взрыва и по имени жертвы догадался, что преступник не кто иной, как Фудзикава. Он тщательно осмотрел лабораторию и обнаружил, что количество натрия уменьшилось.
Мацуда тотчас отправился на квартиру Фудзикавы. Хотел убедиться в своей правоте.
Фудзикава не стал отпираться. Признался, что взрыв устроил он. Мало того, заявил, что планирует убить еще одного человека. На этот раз – профессора Кисиму.
– В этом месте показания Мацуды становятся не вполне понятны, – продолжал Кусанаги, нахмурившись. – Якобы Фудзикава сказал ему, что теперь и вам всем крышка, а он вспылил и убил его. Почему – «всем крышка», почему Мацуда пришел в такую ярость, что совершил убийство, это все еще не ясно.
– Теперь понимаю… – Югава, поднявшись, подошел к окну.
– Есть какие-то соображения?
– Кое-какие есть. Но ничего экстраординарного. Такое случается сплошь и рядом.
– Выкладывай. – Кусанаги повернулся вместе со стулом в его сторону.
Югава, скрестив на груди руки, стоял у окна. Его лица не было видно.
– Для начала надо сказать несколько слов о прошлом энергетического отделения. Раньше оно называлось отделением атомной энергетики.
«Теперь понятно, чем они там занимаются!» – подумал Кусанаги.
– Название изменили из-за того, что в последние годы резко ухудшился имидж атомной энергетики. Вследствие этого и направление исследований постепенно стало меняться. Но, разумеется, сохранились и прежние темы. Одну из них разрабатывал Мацуда. Теплообменные системы, использующие жидкий натрий, строго говоря, имеют лишь одно применение. Знаешь какое?
– Нет, – честно признался Кусанаги, а про себя добавил: – «И на кой черт мне это знать?»
– Их используют для того, чтобы охлаждать реактор на плутонии, так называемый реактор на быстрых нейтронах. Помнишь, несколько лет назад произошла утечка натрия из такого реактора?
– Да, – кивнул Кусанаги, – помню, что-то тогда писали в газетах по поводу натрия…
– После этой аварии государство потребовало свернуть планы по использованию плутония в нашей стране. Положение усугубили неуклюжие попытки заинтересованных ведомств скрыть этот инцидент. В результате все так или иначе связанные с этим отрасли подверглись опале. Первым пострадало соответствующее производство. – Югава, сделав несколько шагов, достал какую-то брошюру. – Я расспросил одного моего знакомого, работающего в «Нисина инджениринг». Мои догадки полностью подтвердились. Эта компания десятилетиями разрабатывала технологию, готовясь к веку плутония, но начиная с этого года отказалась от всех исследований в этом направлении. Видимо, это и стало причиной того, что Фудзикаве пришлось сменить поле деятельности.
– Теперь я понимаю, отчего у него сделался невроз.
Пусть и против своей воли, но Фудзикава занимался работой, которая требовала его специальных знаний, а теперь даже это было у него отнято. Жизнь утратила для него всякий смысл…
– Следующими после промышленности, кто испытал на себе влияние пересмотра политики в области атомной энергетики, оказались научные работники, – продолжал Югава. – Финансирование исследований, которые вел Мацуда, также оказалось под вопросом.
– Понятно…
– Думаю, Мацуда был в постоянном страхе. Если тема его исследований будет исключена из научной программы университета, все его многолетние усилия пойдут прахом. Разумеется, и на карьере можно поставить крест.
Кусанаги вспомнил, что Мацуда по должности был все еще ассистентом.
– Мог ли решающим стать тот факт, что выпускник энергетического отделения совершил убийство?
– Скорее Мацуда был напуган тем, что орудием убийства послужил натрий. У натрия и без того имидж опасного вещества. Если же узнают, что его украли из университетской лаборатории…
– …ему и всем, кто с ним работает, будет крышка, – вздохнул Кусанаги.
– Мне кажется, Мацуда осознавал, что, убив Фудзикаву, он не решит проблему. Но, видя у себя перед глазами виновника своих бед, не смог совладать с собой… – Югава покачал головой. – Ты говоришь, что Мацуда заподозрил у Фудзикавы невроз. А не является ли он сам невротиком?
– Наверно, ты прав, – согласился Кусанаги. – Мацуда страшно боялся, что пойдет дождь.
– Видимо, первоначально он не знал, где установлен натрий?
В ответ Кусанаги кивнул:
– Только когда увидел фотографию автостоянки, он догадался, что натрий – в машине профессора Кисимы. Однако в то время профессор уже уехал в Осаку на международную конференцию. Мацуда не находил себе покоя, опасаясь, что, если пойдет дождь, натрий, вернее водород, взорвется.
– Если б не его угрызения совести, – сказал Югава, глядя в окно, – я бы до сих пор не догадался, что цель – машина Кисимы.
– Фотография стоянки навела меня на мысль, что Фудзикава по какой-то причине хочет взорвать машину профессора Ёкомори. Но все обстояло иначе. Он спросил у студента, где машина Ёкомори, только для того, чтобы узнать, которая из двух новых машин принадлежит Кисиме. Если бы он непосредственно произнес имя Кисимы, после взрыва студент наверняка бы его вспомнил. Так он, видимо, рассуждал.
Фудзикава прикрепил натрий к днищу «БМВ» моментальным клеем. А Югава подменил его безобидным комком глины, устроив западню для Мацуды, пришедшего его забрать.
– Последний вопрос, – обратился Кусанаги к стоявшему к нему боком Югаве: – Когда ты начал подозревать Мацуду?
В этом вопросе для Югавы было что-то неприятное. Он поморщился.
– В тот момент, когда ты сообщил мне, что Фудзикава, возможно, причастен к взрыву на море. Незадолго до этого я догадался, что, скорее всего, взрыв вызван натрием.
– Но ты не сказал мне об этом. Почему?
– Действительно… – Югава склонил набок голову. – Почему?
«Неужели хотел покрыть коллегу?» – хотел сказать Кусанаги, как вдруг в дверь постучали.
– Войдите, – сказал Югава.
Вошел профессор Кисима. Кусанаги невольно вскочил.
– Спасибо вам за профессиональную работу, – сказал профессор, приветливо улыбаясь детективу.
– Это вам спасибо. – Кусанаги поклонился. Кисима действительно очень помог полиции при организации засады возле его дома.
Обсудив с Югавой какие-то рабочие вопросы, Кисима уже собирался выйти из комнаты, когда Кусанаги окликнул его:
– Профессор!…
Кисима обернулся.
– Профессор, почему вы не позволили Фудзикаве слушать ваши лекции?
Кисима, посмотрев ему в глаза, улыбнулся.
– Вы занимаетесь каким-нибудь спортом?
– Дзюдо…
– Тогда вы должны понять, – сказал Кисима. – Какой бы уважительной ни была причина, спортсмен, забывший заявить о своем участии в схватке, не будет допущен к участию в соревновании. Ибо такой спортсмен не сможет победить. Наука – это тоже борьба. В ней ни к кому не может быть снисхождения.
Усмехнувшись, профессор вышел.
Застывший в изумлении Кусанаги повернул голову в сторону Югавы.
Югава, хмыкнув, посмотрел в окно.
– Дождь пошел, – сказал он.
Часть 5
1
2
– Ему не позволили, – прервал Югава. – Мне жаловались студенты, что наша учебная часть в этом отношении необычайно сурова. Я и сам в свое время имел с этим проблемы.
– А отказала ему не кто иная, как Рёко Умэдзато.
– Понятно, – сказал Югава.
– Тогда Фудзикава обратился с просьбой непосредственно к профессору Кисиме. Если бы профессор согласился, задним числом его могли бы включить в группу.
– И что профессор?
– Отказал, – сказал Кусанаги. – По какой причине, этого Мацуда не знает.
Югава слегка склонил голову набок.
– Мне кажется, я знаю причину.
– И какова же она?
– Об этом после. Так как же поступил Фудзикава?
– А что он мог сделать? Он пропустил важнейший лекционный курс. В результате не смог, как мечтал, попасть в лабораторию профессора Кисимы. Волей-неволей пришлось идти к профессору Ёкомори.
– В итоге против желания учился, против желания поступил на фирму, против желания выполнял работу… И все, получается, из-за этих двух…
– Да. Из-за Рёко Умэдзато и профессора Кисимы. – Кусанаги почесал голову. – Но из-за этого – убивать? Мацуда считает, что у него начался своего рода невроз.
– Это сказал Мацуда? – Югава широко раскрыл глаза. – Что у Фудзикавы был невроз?
– Да.
Югава поднял глаза к потолку. Судя по выражению лица, что-то обдумывая.
– Что с тобой?
– Нет, ничего. – Югава потряс головой. – А что он говорит об убийстве Фудзикавы?
– По словам Мацуды, когда он узнал про то, что произошло на пляже, он по характеру взрыва и по имени жертвы догадался, что преступник не кто иной, как Фудзикава. Он тщательно осмотрел лабораторию и обнаружил, что количество натрия уменьшилось.
Мацуда тотчас отправился на квартиру Фудзикавы. Хотел убедиться в своей правоте.
Фудзикава не стал отпираться. Признался, что взрыв устроил он. Мало того, заявил, что планирует убить еще одного человека. На этот раз – профессора Кисиму.
– В этом месте показания Мацуды становятся не вполне понятны, – продолжал Кусанаги, нахмурившись. – Якобы Фудзикава сказал ему, что теперь и вам всем крышка, а он вспылил и убил его. Почему – «всем крышка», почему Мацуда пришел в такую ярость, что совершил убийство, это все еще не ясно.
– Теперь понимаю… – Югава, поднявшись, подошел к окну.
– Есть какие-то соображения?
– Кое-какие есть. Но ничего экстраординарного. Такое случается сплошь и рядом.
– Выкладывай. – Кусанаги повернулся вместе со стулом в его сторону.
Югава, скрестив на груди руки, стоял у окна. Его лица не было видно.
– Для начала надо сказать несколько слов о прошлом энергетического отделения. Раньше оно называлось отделением атомной энергетики.
«Теперь понятно, чем они там занимаются!» – подумал Кусанаги.
– Название изменили из-за того, что в последние годы резко ухудшился имидж атомной энергетики. Вследствие этого и направление исследований постепенно стало меняться. Но, разумеется, сохранились и прежние темы. Одну из них разрабатывал Мацуда. Теплообменные системы, использующие жидкий натрий, строго говоря, имеют лишь одно применение. Знаешь какое?
– Нет, – честно признался Кусанаги, а про себя добавил: – «И на кой черт мне это знать?»
– Их используют для того, чтобы охлаждать реактор на плутонии, так называемый реактор на быстрых нейтронах. Помнишь, несколько лет назад произошла утечка натрия из такого реактора?
– Да, – кивнул Кусанаги, – помню, что-то тогда писали в газетах по поводу натрия…
– После этой аварии государство потребовало свернуть планы по использованию плутония в нашей стране. Положение усугубили неуклюжие попытки заинтересованных ведомств скрыть этот инцидент. В результате все так или иначе связанные с этим отрасли подверглись опале. Первым пострадало соответствующее производство. – Югава, сделав несколько шагов, достал какую-то брошюру. – Я расспросил одного моего знакомого, работающего в «Нисина инджениринг». Мои догадки полностью подтвердились. Эта компания десятилетиями разрабатывала технологию, готовясь к веку плутония, но начиная с этого года отказалась от всех исследований в этом направлении. Видимо, это и стало причиной того, что Фудзикаве пришлось сменить поле деятельности.
– Теперь я понимаю, отчего у него сделался невроз.
Пусть и против своей воли, но Фудзикава занимался работой, которая требовала его специальных знаний, а теперь даже это было у него отнято. Жизнь утратила для него всякий смысл…
– Следующими после промышленности, кто испытал на себе влияние пересмотра политики в области атомной энергетики, оказались научные работники, – продолжал Югава. – Финансирование исследований, которые вел Мацуда, также оказалось под вопросом.
– Понятно…
– Думаю, Мацуда был в постоянном страхе. Если тема его исследований будет исключена из научной программы университета, все его многолетние усилия пойдут прахом. Разумеется, и на карьере можно поставить крест.
Кусанаги вспомнил, что Мацуда по должности был все еще ассистентом.
– Мог ли решающим стать тот факт, что выпускник энергетического отделения совершил убийство?
– Скорее Мацуда был напуган тем, что орудием убийства послужил натрий. У натрия и без того имидж опасного вещества. Если же узнают, что его украли из университетской лаборатории…
– …ему и всем, кто с ним работает, будет крышка, – вздохнул Кусанаги.
– Мне кажется, Мацуда осознавал, что, убив Фудзикаву, он не решит проблему. Но, видя у себя перед глазами виновника своих бед, не смог совладать с собой… – Югава покачал головой. – Ты говоришь, что Мацуда заподозрил у Фудзикавы невроз. А не является ли он сам невротиком?
– Наверно, ты прав, – согласился Кусанаги. – Мацуда страшно боялся, что пойдет дождь.
– Видимо, первоначально он не знал, где установлен натрий?
В ответ Кусанаги кивнул:
– Только когда увидел фотографию автостоянки, он догадался, что натрий – в машине профессора Кисимы. Однако в то время профессор уже уехал в Осаку на международную конференцию. Мацуда не находил себе покоя, опасаясь, что, если пойдет дождь, натрий, вернее водород, взорвется.
– Если б не его угрызения совести, – сказал Югава, глядя в окно, – я бы до сих пор не догадался, что цель – машина Кисимы.
– Фотография стоянки навела меня на мысль, что Фудзикава по какой-то причине хочет взорвать машину профессора Ёкомори. Но все обстояло иначе. Он спросил у студента, где машина Ёкомори, только для того, чтобы узнать, которая из двух новых машин принадлежит Кисиме. Если бы он непосредственно произнес имя Кисимы, после взрыва студент наверняка бы его вспомнил. Так он, видимо, рассуждал.
Фудзикава прикрепил натрий к днищу «БМВ» моментальным клеем. А Югава подменил его безобидным комком глины, устроив западню для Мацуды, пришедшего его забрать.
– Последний вопрос, – обратился Кусанаги к стоявшему к нему боком Югаве: – Когда ты начал подозревать Мацуду?
В этом вопросе для Югавы было что-то неприятное. Он поморщился.
– В тот момент, когда ты сообщил мне, что Фудзикава, возможно, причастен к взрыву на море. Незадолго до этого я догадался, что, скорее всего, взрыв вызван натрием.
– Но ты не сказал мне об этом. Почему?
– Действительно… – Югава склонил набок голову. – Почему?
«Неужели хотел покрыть коллегу?» – хотел сказать Кусанаги, как вдруг в дверь постучали.
– Войдите, – сказал Югава.
Вошел профессор Кисима. Кусанаги невольно вскочил.
– Спасибо вам за профессиональную работу, – сказал профессор, приветливо улыбаясь детективу.
– Это вам спасибо. – Кусанаги поклонился. Кисима действительно очень помог полиции при организации засады возле его дома.
Обсудив с Югавой какие-то рабочие вопросы, Кисима уже собирался выйти из комнаты, когда Кусанаги окликнул его:
– Профессор!…
Кисима обернулся.
– Профессор, почему вы не позволили Фудзикаве слушать ваши лекции?
Кисима, посмотрев ему в глаза, улыбнулся.
– Вы занимаетесь каким-нибудь спортом?
– Дзюдо…
– Тогда вы должны понять, – сказал Кисима. – Какой бы уважительной ни была причина, спортсмен, забывший заявить о своем участии в схватке, не будет допущен к участию в соревновании. Ибо такой спортсмен не сможет победить. Наука – это тоже борьба. В ней ни к кому не может быть снисхождения.
Усмехнувшись, профессор вышел.
Застывший в изумлении Кусанаги повернул голову в сторону Югавы.
Югава, хмыкнув, посмотрел в окно.
– Дождь пошел, – сказал он.
Часть 5
Внетелесный опыт
1
Кондиционер сломался в самый неподходящий момент. Уже месяц как кончился весенний сезон дождей. С раннего утра зашкаливало за тридцать. И сегодня – то же. А дальше станет еще жарче.
Хироси Уэмура, держа в левой руке веер, вяло тыкал пальцем по клавиатуре, постоянно прерываясь, чтобы вытереть с шеи пот лежавшим под рукой полотенцем. Обычно незаметное тепло, идущее от компьютера, сегодня казалось невыносимым.
Пойти, что ли, в гостиную, подумал он, обмахиваясь веером. Кроме комнаты, в которой он обычно работал, была еще маленькая комнатка в японском стиле, использовавшаяся как спальня. Если отодвинуть перегородку, в гостиной будет попрохладней.
Но тотчас спохватился, что делать этого нельзя. В спальне – его сын, Тадахиро. И он нездоров.
От рождения болезненный, Тадахиро даже сейчас, перейдя во второй класс, если подхватывал простуду, потом долго не мог выздороветь. То же и на этот раз. Четыре дня назад пожаловался на головную боль, затем начался жар и в последующие дни только усиливался, никаких намеков на улучшение. Лекарства сбивали температуру, но к вечеру она вновь подскакивала. Прошлой ночью опять дошло до тридцати девяти градусов. Из-за необходимости присматривать за больным ребенком Уэмура никак не мог сосредоточиться на работе.
Уэмура был свободным журналистом. В настоящий момент он имел договоры с четырьмя издательствами и писал главным образом статейки для еженедельных журналов. Сроки одной из заказанных статей уже поджимали. До вечера нужно было что-нибудь состряпать по поводу новых развлекалок в мобильных телефонах. Если б не это, он бы и сейчас неотлучно сидел возле сына.
Холод тоже, конечно, плохо, но из-за духоты невозможно выспаться, весь день как сонная муха. К счастью, в комнате, в которой спит Тадахиро, кондиционер работает и поддерживает нормальную температуру…
Уэмура посмотрел на настольные часы. Уже больше двух! До срока сдачи осталось три часа. В обычных условиях он бы справился в два счета. Но в комнате, где жарко, как в бане, сосредоточиться – выше человеческих возможностей. И уличный шум, врывающийся в окно, как назло, именно сегодня был сильнее обычного.
Повесив полотенце на шею, он положил руки на клавиатуру и приготовился что-нибудь выжать из себя, как вдруг уж совсем некстати раздался звонок в дверь. Уэмура, выругавшись, поднялся, достал бумажник. Наверняка какой-нибудь очередной сборщик подати.
Но, открыв дверь, он увидел живущую по соседству Сатиэ Такэду. Мать Рёты, школьного приятеля Тадахиро.
– А, это вы, чем могу быть полезен? – спросил Уэмура, подумав, что дамочка пришла по делам родительского комитета.
– Я слышала, Тадахиро опять простудился?
– Да, – буркнул Уэмура, – как обычно.
– Вы так легкомысленно к этому относитесь! Ребенку нужен уход! А вы небось из-за своей работы бросили его на произвол судьбы!
– Не знаю, что вы имеете в виду. Я уложил ребенка в постель.
– Позвольте я войду. – Сатиэ сбросила сандалии и, не выпуская из рук пакет с покупками, ворвалась в квартиру. – Ну и духота! Что это? Кондиционер отключен?
– Сломался. Но в комнате Тадахиро нормально.
Не дослушав объяснений, Сатиэ отодвинула перегородку.
– Тадахиро, как ты себя чувствуешь? – заговорила она. Видимо, Тадахиро не спал.
Уэмура вошел вслед за ней в спальню. Благодаря кондиционеру здесь царила приятная прохлада. Облегченно вздохнув, он посмотрел в глубь комнаты. Тадахиро лежал на расстеленной на циновках постели.
– Ты в порядке? – спросил он сына.
Тадахиро едва заметно кивнул. Кажется, цвет лица по сравнению со вчерашним стал получше.
– Ты не голоден? Может быть, тебе что-нибудь приготовить? – спросила Сатиэ, присаживаясь возле постели.
– Горло пересохло.
– Съешь яблочко, я только что купила. – Сказав это, она приподнялась, но тотчас воскликнула: – А это что такое?
Схватила лежавший возле постели альбом для рисования.
Уэмура купил его, чтобы проводившему много времени в постели Тадахиро было не так скучно. И коробка с цветными карандашами всегда лежала у изголовья.
На странице, которую разглядывала Сатиэ, было изображено что-то вроде стены. Посредине какой-то прямоугольник красного цвета. Вообще-то Тадахиро рисовал неплохо, но в данном случае было трудно понять, что изображено.
– Что это такое? – вновь спросила Сатиэ.
Тадахиро покачал головой и сказал:
– Не знаю.
– Как так? Ведь это же ты нарисовал?
– Я. Но что это – не знаю.
– Так что же это? – повторила вопрос Сатиэ, повернувшись в сторону Уэмуры.
– Я дремал, и вдруг мне почудилось, что я медленно поднимаюсь вверх. – Тадахиро посмотрел на отца, потом на Сатиэ, после чего продолжил: – Я выглянул в окно и увидел вот это. Кажется, я довольно высоко поднялся…
– Что все это значит? – Уэмура выхватил тетрадь из рук Сатиэ и впился глазами в рисунок. Затем устремил взгляд в окно.
Квартира находилась на втором этаже. Прямо за окном виднелись большие дугообразные ворота в здании пищевого комбината.
Хироси Уэмура, держа в левой руке веер, вяло тыкал пальцем по клавиатуре, постоянно прерываясь, чтобы вытереть с шеи пот лежавшим под рукой полотенцем. Обычно незаметное тепло, идущее от компьютера, сегодня казалось невыносимым.
Пойти, что ли, в гостиную, подумал он, обмахиваясь веером. Кроме комнаты, в которой он обычно работал, была еще маленькая комнатка в японском стиле, использовавшаяся как спальня. Если отодвинуть перегородку, в гостиной будет попрохладней.
Но тотчас спохватился, что делать этого нельзя. В спальне – его сын, Тадахиро. И он нездоров.
От рождения болезненный, Тадахиро даже сейчас, перейдя во второй класс, если подхватывал простуду, потом долго не мог выздороветь. То же и на этот раз. Четыре дня назад пожаловался на головную боль, затем начался жар и в последующие дни только усиливался, никаких намеков на улучшение. Лекарства сбивали температуру, но к вечеру она вновь подскакивала. Прошлой ночью опять дошло до тридцати девяти градусов. Из-за необходимости присматривать за больным ребенком Уэмура никак не мог сосредоточиться на работе.
Уэмура был свободным журналистом. В настоящий момент он имел договоры с четырьмя издательствами и писал главным образом статейки для еженедельных журналов. Сроки одной из заказанных статей уже поджимали. До вечера нужно было что-нибудь состряпать по поводу новых развлекалок в мобильных телефонах. Если б не это, он бы и сейчас неотлучно сидел возле сына.
Холод тоже, конечно, плохо, но из-за духоты невозможно выспаться, весь день как сонная муха. К счастью, в комнате, в которой спит Тадахиро, кондиционер работает и поддерживает нормальную температуру…
Уэмура посмотрел на настольные часы. Уже больше двух! До срока сдачи осталось три часа. В обычных условиях он бы справился в два счета. Но в комнате, где жарко, как в бане, сосредоточиться – выше человеческих возможностей. И уличный шум, врывающийся в окно, как назло, именно сегодня был сильнее обычного.
Повесив полотенце на шею, он положил руки на клавиатуру и приготовился что-нибудь выжать из себя, как вдруг уж совсем некстати раздался звонок в дверь. Уэмура, выругавшись, поднялся, достал бумажник. Наверняка какой-нибудь очередной сборщик подати.
Но, открыв дверь, он увидел живущую по соседству Сатиэ Такэду. Мать Рёты, школьного приятеля Тадахиро.
– А, это вы, чем могу быть полезен? – спросил Уэмура, подумав, что дамочка пришла по делам родительского комитета.
– Я слышала, Тадахиро опять простудился?
– Да, – буркнул Уэмура, – как обычно.
– Вы так легкомысленно к этому относитесь! Ребенку нужен уход! А вы небось из-за своей работы бросили его на произвол судьбы!
– Не знаю, что вы имеете в виду. Я уложил ребенка в постель.
– Позвольте я войду. – Сатиэ сбросила сандалии и, не выпуская из рук пакет с покупками, ворвалась в квартиру. – Ну и духота! Что это? Кондиционер отключен?
– Сломался. Но в комнате Тадахиро нормально.
Не дослушав объяснений, Сатиэ отодвинула перегородку.
– Тадахиро, как ты себя чувствуешь? – заговорила она. Видимо, Тадахиро не спал.
Уэмура вошел вслед за ней в спальню. Благодаря кондиционеру здесь царила приятная прохлада. Облегченно вздохнув, он посмотрел в глубь комнаты. Тадахиро лежал на расстеленной на циновках постели.
– Ты в порядке? – спросил он сына.
Тадахиро едва заметно кивнул. Кажется, цвет лица по сравнению со вчерашним стал получше.
– Ты не голоден? Может быть, тебе что-нибудь приготовить? – спросила Сатиэ, присаживаясь возле постели.
– Горло пересохло.
– Съешь яблочко, я только что купила. – Сказав это, она приподнялась, но тотчас воскликнула: – А это что такое?
Схватила лежавший возле постели альбом для рисования.
Уэмура купил его, чтобы проводившему много времени в постели Тадахиро было не так скучно. И коробка с цветными карандашами всегда лежала у изголовья.
На странице, которую разглядывала Сатиэ, было изображено что-то вроде стены. Посредине какой-то прямоугольник красного цвета. Вообще-то Тадахиро рисовал неплохо, но в данном случае было трудно понять, что изображено.
– Что это такое? – вновь спросила Сатиэ.
Тадахиро покачал головой и сказал:
– Не знаю.
– Как так? Ведь это же ты нарисовал?
– Я. Но что это – не знаю.
– Так что же это? – повторила вопрос Сатиэ, повернувшись в сторону Уэмуры.
– Я дремал, и вдруг мне почудилось, что я медленно поднимаюсь вверх. – Тадахиро посмотрел на отца, потом на Сатиэ, после чего продолжил: – Я выглянул в окно и увидел вот это. Кажется, я довольно высоко поднялся…
– Что все это значит? – Уэмура выхватил тетрадь из рук Сатиэ и впился глазами в рисунок. Затем устремил взгляд в окно.
Квартира находилась на втором этаже. Прямо за окном виднелись большие дугообразные ворота в здании пищевого комбината.
2
Узнав обстоятельства, при которых был найден труп, Кусанаги потерял всякую охоту ехать на место преступления. Разумеется, его коллеги наверняка испытывали те же чувства. У всех на лицах было написано: я бы предпочел остаться и заняться аналитической работой.
Труп обнаружили в квартире шестиэтажного дома в районе Сугинами. Дом был рассчитан в основном на холостых, одиноких квартиросъемщиков, так что в нем преобладали однокомнатные квартиры. В квартире номер пятьсот три, в которой был найден труп, сразу за порогом начинался узенький коридорчик, за которым располагались кухня-столовая и жилая комната.
Труп женщины лежал в этом узком коридоре. В черной майке, в мини-юбке, почти без косметики. Ничком, головой в сторону выхода. Кто-то из следственной бригады сразу предположил, что женщина была убита в тот момент, когда пыталась удержать уходящего мужчину. Вряд ли это можно было по праву назвать дедуктивным методом, но Кусанаги показалось вполне правдоподобным.
С идентификацией проблем не возникло. В сумочке лежало водительское удостоверение, фотография на нем принадлежала убитой. Таэко Нагацука. Подтвердилось, что именно она снимала квартиру. Месяц назад ей исполнилось двадцать восемь.
Первой неладное заподозрила женщина, проживающая в соседней квартире. Прошлым вечером, возвращаясь с работы и проходя мимо пятьсот третьей, она почувствовала неприятный запах. Зная, что в квартире проживает девушка, она решила, что это временно, и не стала поднимать шум. Однако на следующее утро, то есть сегодня, вонь только усилилась. Тогда она по дороге на работу позвонила по мобильному телефону и пожаловалась в управляющую компанию. Человек, отвечающий за управление домом, пришел во второй половине дня. Предварительно он на всякий случай еще раз позвонил в пятьсот третью, но, судя по тому, что сработал автоответчик, Таэко Нагацука отсутствовала.
Сотрудник компании предположил, что она куда-то уехала отдыхать и забыла выбросить пищевые отходы. В летний сезон такое совсем не редкость. Поэтому он кроме дубликата ключа прихватил мусорный мешок и марлевую повязку. Предусмотрительность, основанная на прошлом опыте.
В конце концов ни мусорный мешок, ни дубликат ключа не понадобились. Дверь в квартиру оказалась не заперта. Что же касается вони, то ее источником, как выяснилось, были отнюдь не пищевые отходы.
Однако заслуживает всяческих похвал то, что, прежде чем отворить дверь, он надел марлевую повязку. Это было правильным решением. Если бы он ее не надел, его бы немедленно стошнило, что нанесло бы существенный вред последующей криминологической экспертизе. К счастью, он вывалил содержимое своего желудка, успев добежать до черной лестницы.
Учитывая обстоятельства, даже для членов следственной бригады, как ни были они привычны к виду трупов, осмотр места преступления оказался делом нелегким.
Кусанаги, только чтобы не приближаться к трупу, занялся обследованием дальней комнаты. Но от вони было никуда не деться, он с трудом сдерживал тошноту.
На шее трупа остались следы удушения. Других внешних повреждений не было. В комнате, насколько можно было судить по беглому осмотру, отсутствовали следы борьбы.
– Ясное дело – мужик! – сказал детектив, который, надев белые перчатки, изучал содержимое мусорного ведра. – Как пить дать, пришел, чтобы поставить точку в отношениях. Баба – в слезы: не бросай меня! А ему бы только поскорей убраться. Потому что – жена, дети. Затеял интрижку ради забавы. Эти слезы ему поперек горла. Разозлившись, крикнул: «Заткнись! Надоела! Между нами все кончено!» – ну или что-то в этом роде. Тогда баба, утирая слезы, говорит: «Что ж, хочешь уйти – уходи! Если тебе милее твоя старая ведьма, катись к ней. Но предупреждаю. Я всем расскажу о том, что между нами было. И твоей жене, и у тебя на работе!» Мужчина, разумеется, в панике: «Эй, постой! Не смей этого делать!» На что она: «Меня теперь не остановишь, сделаю так, как сказала». Понесло, вот-вот забьется в истерике. Положение аховое. Того гляди, схватит телефонную трубку и начнет названивать. Мужчина вспылил, начал душить ее. В общем, что-то такое…
Нарисовавший эту красочную картину детектив Югэ, бывший на год старше Кусанаги, имел привычку с ходу начинать рассуждать вслух, разыгрывая в лицах произошедшее. Это всегда забавляло его коллег. Даже начальник бригады Мамия, не любивший болтунов, слушая его, не мог сдержать улыбки.
Тем не менее сказанное Югэ было не лишено здравого смысла. В случаях, когда убита одинокая женщина, ищи связь с мужчиной – это азы криминалистики. Вот и Кусанаги рылся в бумагах, надеясь отыскать мужской след.
Вдруг рука Кусанаги замерла. Он наткнулся в папке на визитную карточку. Агент страховой компании, некто Нобухико Курита. Но более всего внимание Кусанаги привлекло то, что на свободном месте визитки было написано от руки: «Зайду двадцать второго».
– Начальник, подойдите-ка сюда! – подозвал он Мамию и показал визитку.
Тучный Мамия повертел визитку в своих толстых пальцах.
– Страховой агент?… Двадцать второго?
– Не в этот ли день произошло убийство? – предположил Кусанаги. – Три дня назад.
– Видимо, придется провести с ним основательную беседу, – сказал Мамия, возвращая визитку Кусанаги.
Кусанаги на пару с Югэ наведался в страховую компанию, где работал Нобухико Курита, через два дня после обнаружения трупа. На то, что они не встретились с ним сразу, по горячим следам, имелась веская причина. Выяснилось, что проставленная на визитке дата, а именно – «двадцать второе», не лишена смысла.
Именно двадцать второго июля убитая Таэко Нагацука встретилась утром в кафе со своей живущей неподалеку младшей сестрой. Они собирались обсудить, что подарить отцу в связи с его выходом на пенсию. Сестра со слезами на глазах рассказывала, что, несмотря на неожиданно большое выходное пособие, он мучается оттого, что отныне никому не нужен.
В кафе сестры заказали свое любимое лакомство – фруктовый мармелад. Входящая в состав этого мармелада фасоль была обнаружена в желудке Таэко Нагацуки во время вскрытия. По тому, насколько она переварилась, было установлено приблизительное время смерти – с часу, когда Таэко рассталась с сестрой, и до трех часов дня.
Расставаясь с сестрой, Таэко сказала: «Извини, мне пора, ко мне должен зайти один человек». Не был ли тот, о ком она говорила, Нобухико Куритой?
Кроме того, любопытную информацию сообщили сотрудники фирмы, в которой работала Таэко. Она познакомилась с Куритой через посредничество своего начальника, взявшего на себя роль свата. Таэко не выказала интереса, и затея в конце концов расстроилась. Однако так случилось, что в то же время Таэко заключила договор со страховой компанией, в которой работал Курита. И Курита, со своей стороны, сделал все от него зависящее, чтобы она получила как можно более выгодные условия.
По предположению сотрудников, Курита отнюдь не смирился с отказом Таэко и не оставлял надежд каким-то образом добиться ее расположения.
В страховой компании девушка за стойкой одарила детективов обворожительной улыбкой. Югэ не стал сообщать, что они из полиции, сказал только, что им необходимо посоветоваться с господином Куритой по одному важному делу. Ничего не заподозрив, девушка попросила их подождать и удалилась.
Через несколько минут появился затянутый в строгий костюм невысокий человек с профессиональной улыбкой на лице. Волосы у него были гладко зачесаны на косой пробор, казалось, даже брови старательно причесаны. Глядя на его ухоженную кожу, можно было подумать, что он только что принял ванну.
Представившись, Курита выжидающе посмотрел на посетителей. От Кусанаги не ускользнуло, что он как будто смерил их взглядом, оценивая. Хоть на лице у него и застыла улыбка, Курита явно был настороже.
Югэ, улыбаясь, перегнулся через стойку и, приблизив к нему лицо, шепнул:
– Мы из полиции. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Очевидно, Курита был трусоват. Его лицо мгновенно побелело.
Выйдя из здания компании, зашли в ближайшее кафе. Когда Югэ сообщил об убийстве Таэко, Курита вздрогнул. Он заявил, что ничего не знал, и умолял рассказать, как все произошло. На глаза его навернулись слезы. Если это спектакль, подумал Кусанаги, то он великолепный актер.
– Когда вы в последний раз виделись с Таэко Нагацукой? – спросил Югэ.
– Дайте вспомнить… – Курита достал записную книжку. Рука, которой он открывал ее, заметно дрожала. – Двадцать первого июля. В пятницу, вечером. Надо было уладить формальности с переоформлением автомобильной страховки.
– В пятницу? Нагацука должна была быть на работе.
– Насколько я знаю, в тот день у нее был выходной.
Это была правда. Косметическая фирма, в которой работала Нагацука, перенесла выходной по случаю Праздника моря с двадцатого июля на двадцать первое, чтобы гулять три дня подряд – в пятницу, субботу и воскресенье. Но, разумеется, тот факт, что Курита знал об этом, вовсе не снимал с него подозрений.
– Точно двадцать первого? Не двадцать второго? – настаивал Югэ.
– Двадцать первого. Никакой ошибки, – сказал Курита, еще раз заглянув в свою записную книжку.
– Позвольте-ка посмотреть.
– Пожалуйста, – Курита протянул записную книжку Югэ.
Кусанаги заглянул сбоку. В колонке на двадцать второе июля было вписано имя Таэко Нагацуки, но исправлено на двадцать первое. Когда Кусанаги указал на это, Курита нисколько не смутился.
– Первоначально я собирался посетить ее двадцать второго… Дело в том, что вообще-то мы договаривались на пятнадцатое. Я пришел, пятнадцатого, но не застал ее дома, поэтому написал на визитке, что приду вновь двадцать второго, и бросил ее в почтовый ящик. На следующий день госпожа Нагацука позвонила и попросила прийти двадцать первого.
В его объяснении не было противоречий, не придерешься. Но, с другой стороны, предвидя разговор с полицейскими, сочинить стройную историю не составляло труда.
– В вашем календаре, – заговорил Югэ, – днем двадцать второго ничего не значится. Где вы были в это время?
– Двадцать второго?… – Курита задумался, прикрыв рукой рот. – В тот день я был в Камаэ.
– В Камаэ?
– Видите ли, – Курита сильно потер лицо, – накануне я немного перепил и в тот день неважно себя чувствовал, поэтому, посетив утром клиента, остановил машину возле реки Тамагавы и немного поспал.
– Как долго? – спросил Югэ. – С какого часу до какого?
– Кажется, с полудня до трех. Можно вас попросить не говорить об этом на моей работе?
– Разумеется, – заверил его Югэ, стрельнув глазами в сторону Кусанаги. Мол, как-то сомнительно.
– Машина принадлежит компании?
– Нет, моя собственная.
– Скажите марку и цвет.
– «Мини-купер», красный.
– Пижонская тачка. После покажете ее нам.
– Без проблем. – Глаза Куриты беспокойно бегали.
На следующий день Куриту обязали «в добровольном порядке» явиться в полицию для дачи показаний. В распоряжении полиции оказалась важная информация. Исходила она от женщины, держащей лавку окономияки [1] по соседству с домом, в котором проживала Таэко Нагацука. Эта женщина, крайне недовольная тем, что владельцы дома устроили автостоянку прямо против ее лавки, заметила, что два дня подряд, двадцать первого и двадцать второго, на ней останавливалась одна и та же машина. Она собиралась дождаться водителя и высказать ему в глаза свое неудовольствие, но отвлеклась на покупателей и упустила момент, когда машина уехала.
Труп обнаружили в квартире шестиэтажного дома в районе Сугинами. Дом был рассчитан в основном на холостых, одиноких квартиросъемщиков, так что в нем преобладали однокомнатные квартиры. В квартире номер пятьсот три, в которой был найден труп, сразу за порогом начинался узенький коридорчик, за которым располагались кухня-столовая и жилая комната.
Труп женщины лежал в этом узком коридоре. В черной майке, в мини-юбке, почти без косметики. Ничком, головой в сторону выхода. Кто-то из следственной бригады сразу предположил, что женщина была убита в тот момент, когда пыталась удержать уходящего мужчину. Вряд ли это можно было по праву назвать дедуктивным методом, но Кусанаги показалось вполне правдоподобным.
С идентификацией проблем не возникло. В сумочке лежало водительское удостоверение, фотография на нем принадлежала убитой. Таэко Нагацука. Подтвердилось, что именно она снимала квартиру. Месяц назад ей исполнилось двадцать восемь.
Первой неладное заподозрила женщина, проживающая в соседней квартире. Прошлым вечером, возвращаясь с работы и проходя мимо пятьсот третьей, она почувствовала неприятный запах. Зная, что в квартире проживает девушка, она решила, что это временно, и не стала поднимать шум. Однако на следующее утро, то есть сегодня, вонь только усилилась. Тогда она по дороге на работу позвонила по мобильному телефону и пожаловалась в управляющую компанию. Человек, отвечающий за управление домом, пришел во второй половине дня. Предварительно он на всякий случай еще раз позвонил в пятьсот третью, но, судя по тому, что сработал автоответчик, Таэко Нагацука отсутствовала.
Сотрудник компании предположил, что она куда-то уехала отдыхать и забыла выбросить пищевые отходы. В летний сезон такое совсем не редкость. Поэтому он кроме дубликата ключа прихватил мусорный мешок и марлевую повязку. Предусмотрительность, основанная на прошлом опыте.
В конце концов ни мусорный мешок, ни дубликат ключа не понадобились. Дверь в квартиру оказалась не заперта. Что же касается вони, то ее источником, как выяснилось, были отнюдь не пищевые отходы.
Однако заслуживает всяческих похвал то, что, прежде чем отворить дверь, он надел марлевую повязку. Это было правильным решением. Если бы он ее не надел, его бы немедленно стошнило, что нанесло бы существенный вред последующей криминологической экспертизе. К счастью, он вывалил содержимое своего желудка, успев добежать до черной лестницы.
Учитывая обстоятельства, даже для членов следственной бригады, как ни были они привычны к виду трупов, осмотр места преступления оказался делом нелегким.
Кусанаги, только чтобы не приближаться к трупу, занялся обследованием дальней комнаты. Но от вони было никуда не деться, он с трудом сдерживал тошноту.
На шее трупа остались следы удушения. Других внешних повреждений не было. В комнате, насколько можно было судить по беглому осмотру, отсутствовали следы борьбы.
– Ясное дело – мужик! – сказал детектив, который, надев белые перчатки, изучал содержимое мусорного ведра. – Как пить дать, пришел, чтобы поставить точку в отношениях. Баба – в слезы: не бросай меня! А ему бы только поскорей убраться. Потому что – жена, дети. Затеял интрижку ради забавы. Эти слезы ему поперек горла. Разозлившись, крикнул: «Заткнись! Надоела! Между нами все кончено!» – ну или что-то в этом роде. Тогда баба, утирая слезы, говорит: «Что ж, хочешь уйти – уходи! Если тебе милее твоя старая ведьма, катись к ней. Но предупреждаю. Я всем расскажу о том, что между нами было. И твоей жене, и у тебя на работе!» Мужчина, разумеется, в панике: «Эй, постой! Не смей этого делать!» На что она: «Меня теперь не остановишь, сделаю так, как сказала». Понесло, вот-вот забьется в истерике. Положение аховое. Того гляди, схватит телефонную трубку и начнет названивать. Мужчина вспылил, начал душить ее. В общем, что-то такое…
Нарисовавший эту красочную картину детектив Югэ, бывший на год старше Кусанаги, имел привычку с ходу начинать рассуждать вслух, разыгрывая в лицах произошедшее. Это всегда забавляло его коллег. Даже начальник бригады Мамия, не любивший болтунов, слушая его, не мог сдержать улыбки.
Тем не менее сказанное Югэ было не лишено здравого смысла. В случаях, когда убита одинокая женщина, ищи связь с мужчиной – это азы криминалистики. Вот и Кусанаги рылся в бумагах, надеясь отыскать мужской след.
Вдруг рука Кусанаги замерла. Он наткнулся в папке на визитную карточку. Агент страховой компании, некто Нобухико Курита. Но более всего внимание Кусанаги привлекло то, что на свободном месте визитки было написано от руки: «Зайду двадцать второго».
– Начальник, подойдите-ка сюда! – подозвал он Мамию и показал визитку.
Тучный Мамия повертел визитку в своих толстых пальцах.
– Страховой агент?… Двадцать второго?
– Не в этот ли день произошло убийство? – предположил Кусанаги. – Три дня назад.
– Видимо, придется провести с ним основательную беседу, – сказал Мамия, возвращая визитку Кусанаги.
Кусанаги на пару с Югэ наведался в страховую компанию, где работал Нобухико Курита, через два дня после обнаружения трупа. На то, что они не встретились с ним сразу, по горячим следам, имелась веская причина. Выяснилось, что проставленная на визитке дата, а именно – «двадцать второе», не лишена смысла.
Именно двадцать второго июля убитая Таэко Нагацука встретилась утром в кафе со своей живущей неподалеку младшей сестрой. Они собирались обсудить, что подарить отцу в связи с его выходом на пенсию. Сестра со слезами на глазах рассказывала, что, несмотря на неожиданно большое выходное пособие, он мучается оттого, что отныне никому не нужен.
В кафе сестры заказали свое любимое лакомство – фруктовый мармелад. Входящая в состав этого мармелада фасоль была обнаружена в желудке Таэко Нагацуки во время вскрытия. По тому, насколько она переварилась, было установлено приблизительное время смерти – с часу, когда Таэко рассталась с сестрой, и до трех часов дня.
Расставаясь с сестрой, Таэко сказала: «Извини, мне пора, ко мне должен зайти один человек». Не был ли тот, о ком она говорила, Нобухико Куритой?
Кроме того, любопытную информацию сообщили сотрудники фирмы, в которой работала Таэко. Она познакомилась с Куритой через посредничество своего начальника, взявшего на себя роль свата. Таэко не выказала интереса, и затея в конце концов расстроилась. Однако так случилось, что в то же время Таэко заключила договор со страховой компанией, в которой работал Курита. И Курита, со своей стороны, сделал все от него зависящее, чтобы она получила как можно более выгодные условия.
По предположению сотрудников, Курита отнюдь не смирился с отказом Таэко и не оставлял надежд каким-то образом добиться ее расположения.
В страховой компании девушка за стойкой одарила детективов обворожительной улыбкой. Югэ не стал сообщать, что они из полиции, сказал только, что им необходимо посоветоваться с господином Куритой по одному важному делу. Ничего не заподозрив, девушка попросила их подождать и удалилась.
Через несколько минут появился затянутый в строгий костюм невысокий человек с профессиональной улыбкой на лице. Волосы у него были гладко зачесаны на косой пробор, казалось, даже брови старательно причесаны. Глядя на его ухоженную кожу, можно было подумать, что он только что принял ванну.
Представившись, Курита выжидающе посмотрел на посетителей. От Кусанаги не ускользнуло, что он как будто смерил их взглядом, оценивая. Хоть на лице у него и застыла улыбка, Курита явно был настороже.
Югэ, улыбаясь, перегнулся через стойку и, приблизив к нему лицо, шепнул:
– Мы из полиции. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Очевидно, Курита был трусоват. Его лицо мгновенно побелело.
Выйдя из здания компании, зашли в ближайшее кафе. Когда Югэ сообщил об убийстве Таэко, Курита вздрогнул. Он заявил, что ничего не знал, и умолял рассказать, как все произошло. На глаза его навернулись слезы. Если это спектакль, подумал Кусанаги, то он великолепный актер.
– Когда вы в последний раз виделись с Таэко Нагацукой? – спросил Югэ.
– Дайте вспомнить… – Курита достал записную книжку. Рука, которой он открывал ее, заметно дрожала. – Двадцать первого июля. В пятницу, вечером. Надо было уладить формальности с переоформлением автомобильной страховки.
– В пятницу? Нагацука должна была быть на работе.
– Насколько я знаю, в тот день у нее был выходной.
Это была правда. Косметическая фирма, в которой работала Нагацука, перенесла выходной по случаю Праздника моря с двадцатого июля на двадцать первое, чтобы гулять три дня подряд – в пятницу, субботу и воскресенье. Но, разумеется, тот факт, что Курита знал об этом, вовсе не снимал с него подозрений.
– Точно двадцать первого? Не двадцать второго? – настаивал Югэ.
– Двадцать первого. Никакой ошибки, – сказал Курита, еще раз заглянув в свою записную книжку.
– Позвольте-ка посмотреть.
– Пожалуйста, – Курита протянул записную книжку Югэ.
Кусанаги заглянул сбоку. В колонке на двадцать второе июля было вписано имя Таэко Нагацуки, но исправлено на двадцать первое. Когда Кусанаги указал на это, Курита нисколько не смутился.
– Первоначально я собирался посетить ее двадцать второго… Дело в том, что вообще-то мы договаривались на пятнадцатое. Я пришел, пятнадцатого, но не застал ее дома, поэтому написал на визитке, что приду вновь двадцать второго, и бросил ее в почтовый ящик. На следующий день госпожа Нагацука позвонила и попросила прийти двадцать первого.
В его объяснении не было противоречий, не придерешься. Но, с другой стороны, предвидя разговор с полицейскими, сочинить стройную историю не составляло труда.
– В вашем календаре, – заговорил Югэ, – днем двадцать второго ничего не значится. Где вы были в это время?
– Двадцать второго?… – Курита задумался, прикрыв рукой рот. – В тот день я был в Камаэ.
– В Камаэ?
– Видите ли, – Курита сильно потер лицо, – накануне я немного перепил и в тот день неважно себя чувствовал, поэтому, посетив утром клиента, остановил машину возле реки Тамагавы и немного поспал.
– Как долго? – спросил Югэ. – С какого часу до какого?
– Кажется, с полудня до трех. Можно вас попросить не говорить об этом на моей работе?
– Разумеется, – заверил его Югэ, стрельнув глазами в сторону Кусанаги. Мол, как-то сомнительно.
– Машина принадлежит компании?
– Нет, моя собственная.
– Скажите марку и цвет.
– «Мини-купер», красный.
– Пижонская тачка. После покажете ее нам.
– Без проблем. – Глаза Куриты беспокойно бегали.
На следующий день Куриту обязали «в добровольном порядке» явиться в полицию для дачи показаний. В распоряжении полиции оказалась важная информация. Исходила она от женщины, держащей лавку окономияки [1] по соседству с домом, в котором проживала Таэко Нагацука. Эта женщина, крайне недовольная тем, что владельцы дома устроили автостоянку прямо против ее лавки, заметила, что два дня подряд, двадцать первого и двадцать второго, на ней останавливалась одна и та же машина. Она собиралась дождаться водителя и высказать ему в глаза свое неудовольствие, но отвлеклась на покупателей и упустила момент, когда машина уехала.