Меллори недоверчиво покачал головой:
– Долго это продолжаться не может. Слишком далеко вы зашли. Даже «Л'Алуэтт» теперь больше дело чести, чем реальность.
– Вы сильно ошибаетесь.
Де Бомон встал, вынул из шкафчика карты и разложил их на столе.
– Подойдите-ка сюда. Вам это покажется интересным.
Это были карты района острова Гернси и части французского побережья. Де Бомон быстро сдвинул их вместе.
– Вот Иль де Рок и Сен-Пьер, в тридцати милях к юго-западу от Гернси. Ближайшая французская точка – Пуант дю Шато, всего в двадцати милях. Вы знаете это место?
– Нет. Я бывал только в Бресте.
– Совершенно дикая местность. Все побережье усеяно мелкими островками и рифами, довольно опасные воды. Вот в миле от побережья остров Иль де Мон. Напротив – Жиронд Марш. На этом острове примерно в полумиле вверх по реке стоит небольшой коттедж. Местность пустынная, до ближайшей дороги восемь миль. Даже телефона нет. Сейчас там находятся два человека.
– Они нужны вам?
– Только один. Анри Гранвиль.
Меллори выпрямился и нахмурил брови:
– Вы имеете в виду судью Гранвиля, бывшего генерального прокурора, который месяц назад ушел в отставку?
– Поздравляю вас с отличным знанием французских реалии. Вчера они вдвоем с женой прибыли на остров. Естественно, никто ничего не должен был знать. Он любит одиночество, одиночество и птиц. К несчастью для него, мой человек в Париже прошлой ночью узнал о его переезде. Сегодня я пошлю туда Жако на «Л'Алуэтт». Эта казнь вызовет настоящий переполох.
– Вы сошли с ума, – сказал Меллори. – Ему же лет восемьдесят, не меньше. Кроме того, это один из самых уважаемых людей во Франции. Черт возьми, его же все любят! При чем здесь политика?
– Три раза именно он председательствовал на процессах, где некоторых моих друзей приговорили к смерти, – сказал де Бомон. – Теперь придется расплачиваться. Смерть Гранвиля сразу заставит всех осознать, что мы реальная сила и с нами надо считаться. Что ни один человек, даже самый могущественный, не застрахован от нашей мести.
– Но Анри Гранвиль никогда не выносил приговоров без веских на то оснований. Его смерть обернется против вас. И выйти сухим из воды в этом случае вряд ли удастся.
Де Бомон едва заметно улыбнулся, подошел к камину и налил себе еще коньяку.
– Вы полагаете? – Он отхлебнул из своего бокала и вздохнул: – Я отложу вашу казнь до вечера. К этому времени Жако успеет вернуться. Мне будет приятно отправить вас на тот свет с сознанием того, что Анри Гранвиль опередил вас.
– Это не замедлит обнаружиться.
Де Бомон повернулся и ткнул пальцем в изорванный боевой штандарт, висевший над камином.
– Мой предок вынес его из сражения при Ватерлоо, когда знаменосец был убит. Этот штандарт был со мной под Дьенбьенфу. Мне удалось сохранить его в заключении. На нем девиз рода де Бомонов.
– "Посметь – значит победить", – прочитал Меллори.
– На вашем месте я бы запомнил это изречение.
– Но вы кое-что упускаете из виду. Когда ваш предок поднял этот штандарт под Ватерлоо, он не кинулся с ним в атаку. Гвардейский полк прикрывал его отход. И я припоминаю, что под Дьенбьенфу вы командовали десантным полком колониальных войск, а я сейчас говорю о Франции. Реальной Франции, о которой вы понятия не имеете.
Глаза де Бомона на секунду сузились, он подавил гнев и усилием воли выдавил улыбку.
– Отведи его вниз, Жако. Пусть вместе с Гийоном напоследок попытается разрешить неразрешимое. А я посмеюсь.
Жако толкнул Меллори к выходу. Когда дверь открылась, де Бомон спокойно добавил:
– И еще, Жако. К нашей следующей встрече полковник Меллори должен быть доставлен в том же виде, в каком он находится сейчас. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Жако резко повернулся и что-то прорычал в ответ. Казалось, он вот-вот ослушается де Бомона. Через секунду они уже спускались по винтовой лестнице. Меллори шел впереди, спиной ощущая направленное на него дуло автомата.
Они прошли полутемную галерею, миновали холл. В камине дотлевали угли. Наконец они вышли к двери, ведущей в коридор, к жилым комнатам и пещере. В дальнем конце коридора на стуле сидел Марсель и читал газету. На поясе у него болтался револьвер. Марсель вопросительно взглянул на Жако:
– Когда?
– Вечером, когда вернусь.
Он повернулся к Меллори, и в глазах его вспыхнул какой-то красный огонек. Похлопав ладонью по автомату, он сказал:
– Ладно, полковник Меллори.
Меллори вошел в камеру. Когда дверь за ним захлопнулась, Гийон сел на койке, свесив ноги с кровати, и взглянул на него.
Меллори усмехнулся:
– Скажите, сэр, у вас случайно не найдется сигаретки?
13. Военный совет
14. Железо и кровь
– Долго это продолжаться не может. Слишком далеко вы зашли. Даже «Л'Алуэтт» теперь больше дело чести, чем реальность.
– Вы сильно ошибаетесь.
Де Бомон встал, вынул из шкафчика карты и разложил их на столе.
– Подойдите-ка сюда. Вам это покажется интересным.
Это были карты района острова Гернси и части французского побережья. Де Бомон быстро сдвинул их вместе.
– Вот Иль де Рок и Сен-Пьер, в тридцати милях к юго-западу от Гернси. Ближайшая французская точка – Пуант дю Шато, всего в двадцати милях. Вы знаете это место?
– Нет. Я бывал только в Бресте.
– Совершенно дикая местность. Все побережье усеяно мелкими островками и рифами, довольно опасные воды. Вот в миле от побережья остров Иль де Мон. Напротив – Жиронд Марш. На этом острове примерно в полумиле вверх по реке стоит небольшой коттедж. Местность пустынная, до ближайшей дороги восемь миль. Даже телефона нет. Сейчас там находятся два человека.
– Они нужны вам?
– Только один. Анри Гранвиль.
Меллори выпрямился и нахмурил брови:
– Вы имеете в виду судью Гранвиля, бывшего генерального прокурора, который месяц назад ушел в отставку?
– Поздравляю вас с отличным знанием французских реалии. Вчера они вдвоем с женой прибыли на остров. Естественно, никто ничего не должен был знать. Он любит одиночество, одиночество и птиц. К несчастью для него, мой человек в Париже прошлой ночью узнал о его переезде. Сегодня я пошлю туда Жако на «Л'Алуэтт». Эта казнь вызовет настоящий переполох.
– Вы сошли с ума, – сказал Меллори. – Ему же лет восемьдесят, не меньше. Кроме того, это один из самых уважаемых людей во Франции. Черт возьми, его же все любят! При чем здесь политика?
– Три раза именно он председательствовал на процессах, где некоторых моих друзей приговорили к смерти, – сказал де Бомон. – Теперь придется расплачиваться. Смерть Гранвиля сразу заставит всех осознать, что мы реальная сила и с нами надо считаться. Что ни один человек, даже самый могущественный, не застрахован от нашей мести.
– Но Анри Гранвиль никогда не выносил приговоров без веских на то оснований. Его смерть обернется против вас. И выйти сухим из воды в этом случае вряд ли удастся.
Де Бомон едва заметно улыбнулся, подошел к камину и налил себе еще коньяку.
– Вы полагаете? – Он отхлебнул из своего бокала и вздохнул: – Я отложу вашу казнь до вечера. К этому времени Жако успеет вернуться. Мне будет приятно отправить вас на тот свет с сознанием того, что Анри Гранвиль опередил вас.
– Это не замедлит обнаружиться.
Де Бомон повернулся и ткнул пальцем в изорванный боевой штандарт, висевший над камином.
– Мой предок вынес его из сражения при Ватерлоо, когда знаменосец был убит. Этот штандарт был со мной под Дьенбьенфу. Мне удалось сохранить его в заключении. На нем девиз рода де Бомонов.
– "Посметь – значит победить", – прочитал Меллори.
– На вашем месте я бы запомнил это изречение.
– Но вы кое-что упускаете из виду. Когда ваш предок поднял этот штандарт под Ватерлоо, он не кинулся с ним в атаку. Гвардейский полк прикрывал его отход. И я припоминаю, что под Дьенбьенфу вы командовали десантным полком колониальных войск, а я сейчас говорю о Франции. Реальной Франции, о которой вы понятия не имеете.
Глаза де Бомона на секунду сузились, он подавил гнев и усилием воли выдавил улыбку.
– Отведи его вниз, Жако. Пусть вместе с Гийоном напоследок попытается разрешить неразрешимое. А я посмеюсь.
Жако толкнул Меллори к выходу. Когда дверь открылась, де Бомон спокойно добавил:
– И еще, Жако. К нашей следующей встрече полковник Меллори должен быть доставлен в том же виде, в каком он находится сейчас. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Жако резко повернулся и что-то прорычал в ответ. Казалось, он вот-вот ослушается де Бомона. Через секунду они уже спускались по винтовой лестнице. Меллори шел впереди, спиной ощущая направленное на него дуло автомата.
Они прошли полутемную галерею, миновали холл. В камине дотлевали угли. Наконец они вышли к двери, ведущей в коридор, к жилым комнатам и пещере. В дальнем конце коридора на стуле сидел Марсель и читал газету. На поясе у него болтался револьвер. Марсель вопросительно взглянул на Жако:
– Когда?
– Вечером, когда вернусь.
Он повернулся к Меллори, и в глазах его вспыхнул какой-то красный огонек. Похлопав ладонью по автомату, он сказал:
– Ладно, полковник Меллори.
Меллори вошел в камеру. Когда дверь за ним захлопнулась, Гийон сел на койке, свесив ноги с кровати, и взглянул на него.
Меллори усмехнулся:
– Скажите, сэр, у вас случайно не найдется сигаретки?
13. Военный совет
– Я не вижу никакой разницы между добром и злом. Мне все равно. В конечном счете остается только вера в друзей. В тех, кому накануне, может быть, перерезали горло. Я пришел к этому выводу после шести лет в Алжире.
Рауль Гийон сидел у крошечного зарешеченного окошка, вглядываясь в темноту. Лицо его было усталым.
– И поэтому ты вступил в ОАГ? – спросил Меллори.
Гийон отрицательно качнул головой.
– Я был в Алжире в пятьдесят восьмом году. У нас руки были по локоть в крови. И еще эта девушка, берберка. Я надеялся, что с ней вместе нам удастся переждать. Ее нашли на пляже раздетую, изуродованную. Я был на опознании. На другой день – тяжелое ранение. Отправили лечиться во Францию. Когда вернулся, у всех наших на уме было одно – вернуть де Голля.
– Ты принял участие в заговоре?
Гийон замялся:
– Я был пешкой. Просто еще один младший офицер. Но для меня де Голль был оплотом порядка среди хаоса. Потом нас разбросали по разным частям. Я на пять месяцев попал в Хоггар – патрульная служба на верблюдах.
– И нашел, что искал?
– Почти. Был однажды такой день. Жара, жажда, кругом только горы. Все в сплошном мареве, и я посреди этого пекла. Почти нашел.
– А что потом?
– Отправили обратно в Алжир. В один из самых горячих районов. Колючая проволока и страх. Жестокостью заражались друг от друга, как болезнью. Держались только верой в жизнь. И уже в прошлом году, перед неудачной попыткой военного переворота генерала Шалле, – новое ранение. Не слишком серьезное, но все-таки повод написать рапорт об уходе. Вечером накануне приказа ко мне в гостиницу пришел Легран, предложил работу в «Доксьем Бюро».
– И ты согласился?
– Это был выход, как ни странно. Потом, в Париже, на меня вышел агент ОАГ. Бывший офицер-десантник и участник того самого заговора, который помог де Голлю. Щекотливая ситуация.
– Ты сказал Леграну?
– Сразу же, как смог с ним связаться. Это было даже забавно. Будто специально для меня придумано. Легран посоветовал принять предложение. Он считал, что агенту со связями в этом направлении просто цены нет.
– И все же нам известно, что у Бюро не было никаких конкретных подозрений относительно де Бомона. Какие-то ниточки к нему обязательно должны были тянуться. Ты не мог не знать о них от парижских агентов с той стороны.
– Не знал. Я был рядовым членом их организации. Де Бомон упоминался только как один из сочувствующих. К тому же его политические взгляды достаточно широко известны во Франции. И уж, конечно, ничто не говорило о его активности.
– И тебе полностью удалось внедриться?
– По крайней мере я так думал. Было очевидно, что мои возможности ограничены, поскольку я считался молодым сотрудником «Доксьем». Но я передавал им информацию по указанию Леграна. Конечно, никакого выхода на их боссов у меня тогда не было, но я добивался этого. В двух случаях Легран даже разрешил мне передать им информацию о предстоящих арестах кое-кого из мелкой рыбешки.
– А подводная лодка?
– Она путала нам карты с самого начала. Совершенно ничего не было известно о ее местонахождении, даже в ОАГ никто ничего не знал. Поэтому Легран дал указание проинформировать моих связных в Париже, что меня направляют на обычное задание для наблюдения за де Бомоном на Нормандские острова. Просто чтобы убедиться, что там все спокойно. Легран чувствовал, что по меньшей мере должно было выясниться; существует ли здесь какая-то связь или нет.
– Единственное, чего он не сделал, – это не предупредил нас.
– Очень жаль. Легран не думает о сегодняшнем дне. Живет завтрашним. В данном случае он не просто ухватился за ситуацию, в которой моя «подпольная» деятельность могла оказаться полезной. В этих обстоятельствах разумнее всего было представить меня просто как Рауля Гийона, доверенного агента Бюро, и ничего более.
– Старый лис до последнего не открывает свои карты, все хочет сыграть в собственный покер.
– Удивительно, но то же самое он сказал о тебе, когда я уезжал.
Меллори усмехнулся:
– Во всяком случае одно мы выяснили. Де Бомон связан с агентурой ОАГ в Париже, потому что его предупредили о твоем приезде. Не пойму только, почему ему не показалось странным, что ты ничего не сказал об «Л'Алуэтт».
– Это было первое, о чем он спросил меня на катере. Трудный вопрос.
– И как же ты ответил?
– Сказал, что в Бюро считают это работой какой-то независимой группировки, что я сам убедился в этом, столкнувшись с полным незнанием ситуации вокруг лодки в ОАГ, что как бывший офицер-десантник, принимавший участие в перевороте в июне пятьдесят восьмого года и преданный де Голлем, предпочел бы сотрудничать с ним.
– И он клюнул на это?
– Тогда мне так показалось.
– Лично для меня это звучит неубедительно.
– Для де Бомона, видимо, тоже. – Гийон криво улыбнулся. – Но с другой стороны, у меня просто не было времени придумать что-нибудь получше.
– Однако быстро сообразил.
Молодой француз пожал плечами:
– Когда я увидел, во что они превратили радиотелефон, совершенно естественно было предположить, что они все еще на борту и наблюдают за нами. В этой ситуации разумнее всего было утвердить свое реноме в их глазах. А я помнил, что еще днем ты сунул передатчик в ящик стола.
– Ты действительно никогда не видел де Бомона раньше?
– Я уже говорил, только издали. Естественно, я много знал о нем. Ведь он был действительно отличным командиром. Настоящий десантник.
– Теперь он обречен. Убить такого славного человека, как Анри Гранвиль, значит резко изменить мнение о себе, потерять значительную часть своих сторонников, всех тех, кто симпатизировал Гранвилю. Полная бессмыслица. И все-таки он идет на это. Спрашивается, зачем?
– Он всегда был человеком со странностями. Настоящий аскет, смесь религиозного фанатика и рубаки. Сдача Дьенбьенфу, унижения во вьетконговских лагерях для него – один непрерывный позор. Как и многие другие люди его склада, он готов умереть, чтобы ничего подобного не повторилось.
– И ради этого он пойдет на все?
Гийон кивнул.
– Де Бомон – последний отпрыск одной из самых главных фамилий Франции. Единственный его наследник – брат, профессор, преподает политологию в Сорбонне. Человек левых взглядов и не скрывает этого. Один из предков де Бомона был в числе тех немногих дворян, которые восприняли и поддержали революцию в конце семнадцатого века. Другой был генералом при Наполеоне.
– Что-то вроде национального позора, если бы его пришлось арестовать?
– Вот именно. Поэтому в правительстве были просто счастливы, когда он решил уединиться на Нормандских островах. Одно время то, как избавиться от него, было даже проблемой номер один.
– Как, впрочем, и теперь, – заметил Меллори. – И даже более того.
– Думаешь, он намерен убрать де Голля во время визита в Сен-Мало в будущем месяце? – Гийон отрицательно покачал головой и откинулся на койке, заложив руки за голову: – Нет. За это я спокоен. Де Голля им не одолеть. Он неуязвим. Как скала на рифе. Полуразрушенная, конечно, но еще крепкая.
– Значит, остается Гранвиль. И, похоже, мы ни черта не сможем здесь поделать.
Меллори закурил и лег, глядя в потолок и перебирая в уме события последних часов. Немного помолчав, он тихо сказал:
– В этой игре самое главное правило – сначала дело, потом все остальное. Большинство тех, с кем мне приходилось работать, на твоем месте продолжили бы игру с де Бомоном, и при необходимости даже пристрелили бы меня.
– Видимо, у меня просто другой взгляд на вещи.
– Почему ты не ощутил по весу, что пистолет заряжен холостыми?
– Я сам гадаю уже целый час. Не так просто найти ответ. Понимаешь, я чувствую, как что-то меняется во мне самом, в моем отношении к людям. И оставим пока эту тему. – Он отвернулся к стене.
Меллори молча курил, думая о любви. Как странно, что это старое как мир чувство смогло вернуть к жизни человека, опаленного пламенем двух кровавых войн.
Он почувствовал, как кто-то тормошит его, и открыл глаза. Рядом на корточках сидел Рауль Гийон. Серый свет сочился в камеру через зарешеченное окошко. Меллори опустил ноги с койки на пол:
– Дождь?
Гийон кивнул:
– Всю ночь шел не переставая. Сейчас почти восемь.
Меллори выглянул в коридор сквозь чугунную решетку. Молодой матрос сидел на стуле и читал газету. С поясного ремня свисала кобура с тяжелым армейским револьвером.
Меллори подошел к окну. Створки открывались легко, но толстые прутья решетки прочно сидели в стене. Он вгляделся в серое утро. Пелена дождя окутывала горизонт, видимость была отвратительная. Низко над водой ветер тащил клочья сырого тумана.
– Интересно, чем они там занимаются? – спросил сзади Рауль Гийон.
– Я думаю, они уже догадались, что что-то не так. Если у них есть хоть какое-то чутье, они уже взяли с собой Оуэна Моргана и пошли на Гернси.
– Наверное, де Бомон предусмотрел и такую возможность.
– Видимо, да. Это меня больше всего и беспокоит.
Загремел засов, и дверь отворилась. В камеру вошел Марсель. Он шагнул в сторону с револьвером в руке, пропустив молодого матроса. Тот опустил на койку поднос с едой, и так же молча оба вышли из камеры.
Завтрак был простенький – хлеб с сыром и горячий кофе. Меллори вдруг почувствовал, что голоден.
Они уселись по обе стороны подноса, поели и докурили вдвоем последнюю сигарету. Потом Меллори растянулся на койке, словно ожидая чего-то, а Гийон принялся нервно мерить шагами камеру.
Дождь стучал в оконное стекло. Примерно в десять часов дверь снова открылась, и вошел де Бомон. За его спиной стоял Марсель.
Де Бомон был в прекрасном настроении и весело улыбался:
– Доброе утро, господа. Надеюсь, вам хорошо спалось? Апартаментами довольны?
– Я видел похуже, – сказал Меллори.
– Просьбы, пожелания?
– Последнее желание приговоренного? – пожал плечами Меллори. – Сигареты. Вот, пожалуй, и все.
Марсель вынул из кармана и швырнул на койку пачку «Галуа».
– Что-нибудь еще?
Меллори сунул сигарету в зубы и передал пачку Гийону:
– Нет, не думаю.
– В таком случае позвольте откланяться. Вам будет небезынтересно узнать, что Жако и его люди, как мы и рассчитывали, четверть часа назад ушли на Пуант дю Шато. Видимо, теперь настало время нанести визит и на Иль де Рок.
– Я бы не стал рассчитывать, что вас там кто-нибудь встретит.
– О, они будут там. Уверяю вас.
Де Бомон загадочно улыбнулся, словно оценив свою же тонкую шутку, кивнул Марселю и вышел. Дверь закрылась, и засовы резко лязгнули. Гийон в отчаянии обернулся, но Меллори приложил палец к губам и подкрался к двери. Молодой матрос сидел к ним спиной, читал журнал. Меллори взглянул в окно. Через пару минут послышался шум запускаемого мотора, и показался «Фоксхантер», идущий вдоль рифа по направлению к Иль де Рок.
– Они уходят.
Гийон тоже подошел к окну и нахмурился:
– А почему на «Фоксхантере»?
– На коротких расстояниях им легче управлять, чем «Флер де Лис». А для моторной лодки это слишком далеко.
Гийон подумал о Фионе. Он нервничал.
– Мне не понравилась его последняя фраза. Можно подумать, он точно знает, что генерал и женщины на острове.
– Скорее всего это так, – сказал Меллори. – У него была целая ночь. Но теперь это уже неважно. Думаю, он намеревается привезти их сюда, чтобы обезопасить себя до отъезда.
– Возможно, ты прав.
– У меня из головы не выходит Анри Гранвиль, который сидит на острове Жиронд Марш и не подозревает ни о чем. Представляю, как сейчас радуется Жако.
– И мы ничего не можем сделать!
– Если бы только выбраться отсюда! Наверху есть радиорубка, а на «Флер де Лис», кроме того, должен быть радиотелефон.
Гийон покачал головой:
– Эти острова – одно из самых безлюдных мест на всем побережье. Даже если мы свяжемся с моими людьми в Париже, все равно уже будет поздно. Им не добраться до Гранвиля вовремя.
– Мы и сами могли бы, – сказал Меллори. – «Л'Алуэтт» вынуждена весь путь идти в подводном положении. Это займет добрых три часа.
– Они уже больше часа в пути, – заметил Гийон.
– "Флер де Лис" в два раза быстроходнее. Мы сможем опередить Жако.
– При условии, что выберемся отсюда в течение получаса, – сказал Гийон. – А я очень давно перестал верить в чудеса.
– Чуда не потребуется. Только немного везения. – Меллори рывком усадил его на койку. – Слушай внимательно.
В коридоре было холодно. Молодой матрос зябко поежился и поднялся. Он сделал несколько энергичных шагов, чтобы восстановить кровообращение, и отошел от своего стула. Он скучал. В то же время ему было страшновато. Сначала это было похоже на большое приключение, как крестовый поход, а сейчас все выглядело иначе. Он повернулся, собираясь идти обратно к стулу, когда из камеры раздался приглушенный крик. Матрос замер. На его лице застыло изумленное выражение. В камере снова закричали. Затем послышался звук ломающейся койки. Он заглянул в глазок как раз в тот момент, когда Гийон ударил Меллори кулаком в лицо, и Меллори отлетел к стене.
– Ты меня втянул в это, ублюдок, – кричал молодой француз. – Я убью тебя! Убью!
Гийон бросился на Меллори, который, увернувшись от очередного удара, подставил ему подножку. Через секунду Меллори сидел верхом на груди Гийона и душил его.
Отодвинув засовы, матрос вбежал в камеру с револьвером в руке и схватил Меллори за воротник. И тут произошло нечто неожиданное. Гийон вскочил с пола, схватил матроса за запястье, с силой вывернул руку и выбил револьвер. Матрос уже раскрыл рот, чтобы позвать на помощь, но Меллори коротким и сильным ударом в челюсть оборвал его крик. Он подобрал револьвер, кивнул Гийону, и они быстро вышли из камеры. Все было спокойно. Гийон запер дверь, и они побежали. В главном коридоре были слышны приглушенные голоса и звон посуды из кухни. Они оказались на верхней ступени лестницы, ведущей в пещеру. Внизу было безлюдно. «Флер де Лис» и моторная лодка сиротливо стояли у причала.
Они быстро сбежали по каменным ступеням, на мгновение остановились внизу и бросились к «Флер де Лис».
Влетев в рулевую рубку, они тут же увидели, что гнездо радиотелефона пусто.
Меллори усмехнулся:
– Осторожная скотина.
– Этого следовало ожидать, – сказал Гийон, пожав плечами. – Хороший солдат должен быть дальновидным.
Он огляделся и покачал головой:
– Многовато места для двоих.
– Ничего, справимся, – сказал Меллори. – Отдать швартовы. Уходим.
Гийон быстро прошел вперед, сбросил первый канат с кнехта и тут же услышал грубый окрик. Подняв глаза, он увидел матроса на верхней ступени лестницы. Гийон пробежал по палубе назад и отдал второй швартов. Матрос выхватил револьвер и дважды выстрелил, сбегая вниз, Ко было поздно. Двигатель взревел и завелся. Меллори направил «Флер де Лис» к выходу из пещеры.
Брызги хлестали в лобовое стекло, волны заливали палубу, когда катер, обогнув риф, взял курс на Пуант дю Шато.
Рауль Гийон сидел у крошечного зарешеченного окошка, вглядываясь в темноту. Лицо его было усталым.
– И поэтому ты вступил в ОАГ? – спросил Меллори.
Гийон отрицательно качнул головой.
– Я был в Алжире в пятьдесят восьмом году. У нас руки были по локоть в крови. И еще эта девушка, берберка. Я надеялся, что с ней вместе нам удастся переждать. Ее нашли на пляже раздетую, изуродованную. Я был на опознании. На другой день – тяжелое ранение. Отправили лечиться во Францию. Когда вернулся, у всех наших на уме было одно – вернуть де Голля.
– Ты принял участие в заговоре?
Гийон замялся:
– Я был пешкой. Просто еще один младший офицер. Но для меня де Голль был оплотом порядка среди хаоса. Потом нас разбросали по разным частям. Я на пять месяцев попал в Хоггар – патрульная служба на верблюдах.
– И нашел, что искал?
– Почти. Был однажды такой день. Жара, жажда, кругом только горы. Все в сплошном мареве, и я посреди этого пекла. Почти нашел.
– А что потом?
– Отправили обратно в Алжир. В один из самых горячих районов. Колючая проволока и страх. Жестокостью заражались друг от друга, как болезнью. Держались только верой в жизнь. И уже в прошлом году, перед неудачной попыткой военного переворота генерала Шалле, – новое ранение. Не слишком серьезное, но все-таки повод написать рапорт об уходе. Вечером накануне приказа ко мне в гостиницу пришел Легран, предложил работу в «Доксьем Бюро».
– И ты согласился?
– Это был выход, как ни странно. Потом, в Париже, на меня вышел агент ОАГ. Бывший офицер-десантник и участник того самого заговора, который помог де Голлю. Щекотливая ситуация.
– Ты сказал Леграну?
– Сразу же, как смог с ним связаться. Это было даже забавно. Будто специально для меня придумано. Легран посоветовал принять предложение. Он считал, что агенту со связями в этом направлении просто цены нет.
– И все же нам известно, что у Бюро не было никаких конкретных подозрений относительно де Бомона. Какие-то ниточки к нему обязательно должны были тянуться. Ты не мог не знать о них от парижских агентов с той стороны.
– Не знал. Я был рядовым членом их организации. Де Бомон упоминался только как один из сочувствующих. К тому же его политические взгляды достаточно широко известны во Франции. И уж, конечно, ничто не говорило о его активности.
– И тебе полностью удалось внедриться?
– По крайней мере я так думал. Было очевидно, что мои возможности ограничены, поскольку я считался молодым сотрудником «Доксьем». Но я передавал им информацию по указанию Леграна. Конечно, никакого выхода на их боссов у меня тогда не было, но я добивался этого. В двух случаях Легран даже разрешил мне передать им информацию о предстоящих арестах кое-кого из мелкой рыбешки.
– А подводная лодка?
– Она путала нам карты с самого начала. Совершенно ничего не было известно о ее местонахождении, даже в ОАГ никто ничего не знал. Поэтому Легран дал указание проинформировать моих связных в Париже, что меня направляют на обычное задание для наблюдения за де Бомоном на Нормандские острова. Просто чтобы убедиться, что там все спокойно. Легран чувствовал, что по меньшей мере должно было выясниться; существует ли здесь какая-то связь или нет.
– Единственное, чего он не сделал, – это не предупредил нас.
– Очень жаль. Легран не думает о сегодняшнем дне. Живет завтрашним. В данном случае он не просто ухватился за ситуацию, в которой моя «подпольная» деятельность могла оказаться полезной. В этих обстоятельствах разумнее всего было представить меня просто как Рауля Гийона, доверенного агента Бюро, и ничего более.
– Старый лис до последнего не открывает свои карты, все хочет сыграть в собственный покер.
– Удивительно, но то же самое он сказал о тебе, когда я уезжал.
Меллори усмехнулся:
– Во всяком случае одно мы выяснили. Де Бомон связан с агентурой ОАГ в Париже, потому что его предупредили о твоем приезде. Не пойму только, почему ему не показалось странным, что ты ничего не сказал об «Л'Алуэтт».
– Это было первое, о чем он спросил меня на катере. Трудный вопрос.
– И как же ты ответил?
– Сказал, что в Бюро считают это работой какой-то независимой группировки, что я сам убедился в этом, столкнувшись с полным незнанием ситуации вокруг лодки в ОАГ, что как бывший офицер-десантник, принимавший участие в перевороте в июне пятьдесят восьмого года и преданный де Голлем, предпочел бы сотрудничать с ним.
– И он клюнул на это?
– Тогда мне так показалось.
– Лично для меня это звучит неубедительно.
– Для де Бомона, видимо, тоже. – Гийон криво улыбнулся. – Но с другой стороны, у меня просто не было времени придумать что-нибудь получше.
– Однако быстро сообразил.
Молодой француз пожал плечами:
– Когда я увидел, во что они превратили радиотелефон, совершенно естественно было предположить, что они все еще на борту и наблюдают за нами. В этой ситуации разумнее всего было утвердить свое реноме в их глазах. А я помнил, что еще днем ты сунул передатчик в ящик стола.
– Ты действительно никогда не видел де Бомона раньше?
– Я уже говорил, только издали. Естественно, я много знал о нем. Ведь он был действительно отличным командиром. Настоящий десантник.
– Теперь он обречен. Убить такого славного человека, как Анри Гранвиль, значит резко изменить мнение о себе, потерять значительную часть своих сторонников, всех тех, кто симпатизировал Гранвилю. Полная бессмыслица. И все-таки он идет на это. Спрашивается, зачем?
– Он всегда был человеком со странностями. Настоящий аскет, смесь религиозного фанатика и рубаки. Сдача Дьенбьенфу, унижения во вьетконговских лагерях для него – один непрерывный позор. Как и многие другие люди его склада, он готов умереть, чтобы ничего подобного не повторилось.
– И ради этого он пойдет на все?
Гийон кивнул.
– Де Бомон – последний отпрыск одной из самых главных фамилий Франции. Единственный его наследник – брат, профессор, преподает политологию в Сорбонне. Человек левых взглядов и не скрывает этого. Один из предков де Бомона был в числе тех немногих дворян, которые восприняли и поддержали революцию в конце семнадцатого века. Другой был генералом при Наполеоне.
– Что-то вроде национального позора, если бы его пришлось арестовать?
– Вот именно. Поэтому в правительстве были просто счастливы, когда он решил уединиться на Нормандских островах. Одно время то, как избавиться от него, было даже проблемой номер один.
– Как, впрочем, и теперь, – заметил Меллори. – И даже более того.
– Думаешь, он намерен убрать де Голля во время визита в Сен-Мало в будущем месяце? – Гийон отрицательно покачал головой и откинулся на койке, заложив руки за голову: – Нет. За это я спокоен. Де Голля им не одолеть. Он неуязвим. Как скала на рифе. Полуразрушенная, конечно, но еще крепкая.
– Значит, остается Гранвиль. И, похоже, мы ни черта не сможем здесь поделать.
Меллори закурил и лег, глядя в потолок и перебирая в уме события последних часов. Немного помолчав, он тихо сказал:
– В этой игре самое главное правило – сначала дело, потом все остальное. Большинство тех, с кем мне приходилось работать, на твоем месте продолжили бы игру с де Бомоном, и при необходимости даже пристрелили бы меня.
– Видимо, у меня просто другой взгляд на вещи.
– Почему ты не ощутил по весу, что пистолет заряжен холостыми?
– Я сам гадаю уже целый час. Не так просто найти ответ. Понимаешь, я чувствую, как что-то меняется во мне самом, в моем отношении к людям. И оставим пока эту тему. – Он отвернулся к стене.
Меллори молча курил, думая о любви. Как странно, что это старое как мир чувство смогло вернуть к жизни человека, опаленного пламенем двух кровавых войн.
* * *
Меллори замерз, руки и ноги его затекли и онемели. Он натянул одеяло и взглянул на часы. Почти пять утра. Он прислушался к вою ветра и шуму дождя и снова задремал.Он почувствовал, как кто-то тормошит его, и открыл глаза. Рядом на корточках сидел Рауль Гийон. Серый свет сочился в камеру через зарешеченное окошко. Меллори опустил ноги с койки на пол:
– Дождь?
Гийон кивнул:
– Всю ночь шел не переставая. Сейчас почти восемь.
Меллори выглянул в коридор сквозь чугунную решетку. Молодой матрос сидел на стуле и читал газету. С поясного ремня свисала кобура с тяжелым армейским револьвером.
Меллори подошел к окну. Створки открывались легко, но толстые прутья решетки прочно сидели в стене. Он вгляделся в серое утро. Пелена дождя окутывала горизонт, видимость была отвратительная. Низко над водой ветер тащил клочья сырого тумана.
– Интересно, чем они там занимаются? – спросил сзади Рауль Гийон.
– Я думаю, они уже догадались, что что-то не так. Если у них есть хоть какое-то чутье, они уже взяли с собой Оуэна Моргана и пошли на Гернси.
– Наверное, де Бомон предусмотрел и такую возможность.
– Видимо, да. Это меня больше всего и беспокоит.
Загремел засов, и дверь отворилась. В камеру вошел Марсель. Он шагнул в сторону с револьвером в руке, пропустив молодого матроса. Тот опустил на койку поднос с едой, и так же молча оба вышли из камеры.
Завтрак был простенький – хлеб с сыром и горячий кофе. Меллори вдруг почувствовал, что голоден.
Они уселись по обе стороны подноса, поели и докурили вдвоем последнюю сигарету. Потом Меллори растянулся на койке, словно ожидая чего-то, а Гийон принялся нервно мерить шагами камеру.
Дождь стучал в оконное стекло. Примерно в десять часов дверь снова открылась, и вошел де Бомон. За его спиной стоял Марсель.
Де Бомон был в прекрасном настроении и весело улыбался:
– Доброе утро, господа. Надеюсь, вам хорошо спалось? Апартаментами довольны?
– Я видел похуже, – сказал Меллори.
– Просьбы, пожелания?
– Последнее желание приговоренного? – пожал плечами Меллори. – Сигареты. Вот, пожалуй, и все.
Марсель вынул из кармана и швырнул на койку пачку «Галуа».
– Что-нибудь еще?
Меллори сунул сигарету в зубы и передал пачку Гийону:
– Нет, не думаю.
– В таком случае позвольте откланяться. Вам будет небезынтересно узнать, что Жако и его люди, как мы и рассчитывали, четверть часа назад ушли на Пуант дю Шато. Видимо, теперь настало время нанести визит и на Иль де Рок.
– Я бы не стал рассчитывать, что вас там кто-нибудь встретит.
– О, они будут там. Уверяю вас.
Де Бомон загадочно улыбнулся, словно оценив свою же тонкую шутку, кивнул Марселю и вышел. Дверь закрылась, и засовы резко лязгнули. Гийон в отчаянии обернулся, но Меллори приложил палец к губам и подкрался к двери. Молодой матрос сидел к ним спиной, читал журнал. Меллори взглянул в окно. Через пару минут послышался шум запускаемого мотора, и показался «Фоксхантер», идущий вдоль рифа по направлению к Иль де Рок.
– Они уходят.
Гийон тоже подошел к окну и нахмурился:
– А почему на «Фоксхантере»?
– На коротких расстояниях им легче управлять, чем «Флер де Лис». А для моторной лодки это слишком далеко.
Гийон подумал о Фионе. Он нервничал.
– Мне не понравилась его последняя фраза. Можно подумать, он точно знает, что генерал и женщины на острове.
– Скорее всего это так, – сказал Меллори. – У него была целая ночь. Но теперь это уже неважно. Думаю, он намеревается привезти их сюда, чтобы обезопасить себя до отъезда.
– Возможно, ты прав.
– У меня из головы не выходит Анри Гранвиль, который сидит на острове Жиронд Марш и не подозревает ни о чем. Представляю, как сейчас радуется Жако.
– И мы ничего не можем сделать!
– Если бы только выбраться отсюда! Наверху есть радиорубка, а на «Флер де Лис», кроме того, должен быть радиотелефон.
Гийон покачал головой:
– Эти острова – одно из самых безлюдных мест на всем побережье. Даже если мы свяжемся с моими людьми в Париже, все равно уже будет поздно. Им не добраться до Гранвиля вовремя.
– Мы и сами могли бы, – сказал Меллори. – «Л'Алуэтт» вынуждена весь путь идти в подводном положении. Это займет добрых три часа.
– Они уже больше часа в пути, – заметил Гийон.
– "Флер де Лис" в два раза быстроходнее. Мы сможем опередить Жако.
– При условии, что выберемся отсюда в течение получаса, – сказал Гийон. – А я очень давно перестал верить в чудеса.
– Чуда не потребуется. Только немного везения. – Меллори рывком усадил его на койку. – Слушай внимательно.
В коридоре было холодно. Молодой матрос зябко поежился и поднялся. Он сделал несколько энергичных шагов, чтобы восстановить кровообращение, и отошел от своего стула. Он скучал. В то же время ему было страшновато. Сначала это было похоже на большое приключение, как крестовый поход, а сейчас все выглядело иначе. Он повернулся, собираясь идти обратно к стулу, когда из камеры раздался приглушенный крик. Матрос замер. На его лице застыло изумленное выражение. В камере снова закричали. Затем послышался звук ломающейся койки. Он заглянул в глазок как раз в тот момент, когда Гийон ударил Меллори кулаком в лицо, и Меллори отлетел к стене.
– Ты меня втянул в это, ублюдок, – кричал молодой француз. – Я убью тебя! Убью!
Гийон бросился на Меллори, который, увернувшись от очередного удара, подставил ему подножку. Через секунду Меллори сидел верхом на груди Гийона и душил его.
Отодвинув засовы, матрос вбежал в камеру с револьвером в руке и схватил Меллори за воротник. И тут произошло нечто неожиданное. Гийон вскочил с пола, схватил матроса за запястье, с силой вывернул руку и выбил револьвер. Матрос уже раскрыл рот, чтобы позвать на помощь, но Меллори коротким и сильным ударом в челюсть оборвал его крик. Он подобрал револьвер, кивнул Гийону, и они быстро вышли из камеры. Все было спокойно. Гийон запер дверь, и они побежали. В главном коридоре были слышны приглушенные голоса и звон посуды из кухни. Они оказались на верхней ступени лестницы, ведущей в пещеру. Внизу было безлюдно. «Флер де Лис» и моторная лодка сиротливо стояли у причала.
Они быстро сбежали по каменным ступеням, на мгновение остановились внизу и бросились к «Флер де Лис».
Влетев в рулевую рубку, они тут же увидели, что гнездо радиотелефона пусто.
Меллори усмехнулся:
– Осторожная скотина.
– Этого следовало ожидать, – сказал Гийон, пожав плечами. – Хороший солдат должен быть дальновидным.
Он огляделся и покачал головой:
– Многовато места для двоих.
– Ничего, справимся, – сказал Меллори. – Отдать швартовы. Уходим.
Гийон быстро прошел вперед, сбросил первый канат с кнехта и тут же услышал грубый окрик. Подняв глаза, он увидел матроса на верхней ступени лестницы. Гийон пробежал по палубе назад и отдал второй швартов. Матрос выхватил револьвер и дважды выстрелил, сбегая вниз, Ко было поздно. Двигатель взревел и завелся. Меллори направил «Флер де Лис» к выходу из пещеры.
Брызги хлестали в лобовое стекло, волны заливали палубу, когда катер, обогнув риф, взял курс на Пуант дю Шато.
14. Железо и кровь
Хэмиш Грант приоткрыл дверь и прислушался к спокойному дыханию спящих. Фиона растянулась на диване. В кресле, накрыв ноги пледом, дремала Энн. Она открыла глаза и тихо спросила:
– Который час?
– Начало девятого. Джагбир приготовил свежий чай.
Она встала, накрыла Фиону пледом и вышла вместе со свекром.
– От них есть что-нибудь?
Старик покачал головой:
– Пока нет.
В кухне, большой и уютной, выходящей окнами во двор, Джагбир жарил яичницу. Увидев Энн, он налил в чашку чай. Она встала у плиты, осторожно отпивая обжигающий напиток.
Пошел дождь. Дождевые струи потекли с крыши, вода тащила за собой бурые листья. Энн подошла к окну. Мысли ее были о Меллори.
Хэмиш Грант потрепал ее по руке:
– Он ведь сказал, что вернется к завтраку. Я бы на твоем месте не стал так волноваться.
– Я и не волнуюсь, – сказала Энн. – Уверена, что он способен постоять за себя. Однако тебе не кажется, что они давно уже должны были дать о себе знать?
– Скоро, думаю, все станет ясно.
Она допила чай и подошла к двери:
– Я, пожалуй, спущусь вниз, к гавани. Посмотрю, что там.
– Я пошлю с тобой Джагбира.
Она покачала головой:
– Пусть готовит завтрак. Я не задержусь. И не буди Фиону. Пусть поспит.
Энн надела дубленку и вышла из дому. Дождь не прекращался. Серая мгла клочьями стелилась над водой. Главная вершина острова казалась зеленее обычного на фоне свинцового неба.
Она ускорила шаг и, остановившись у обрыва, посмотрела вниз, в сторону гавани. В самом конце причала стоял брошенный пикап, рядом была пришвартована моторная лодка Гийона. Она сбежала с горы и напрямик пошла к причалу. Машина стояла с холодным двигателем. Энн нахмурилась и несколько секунд не двигалась, размышляя, затем прошла в самый конец причала и спустилась в шлюпку Гийона.
Она заглянула в маленькую рубку, огляделась и уже повернулась, чтобы выйти, но вдруг почувствовала в свежем утреннем воздухе запах бензина. Она поморщилась. У дверцы моторного отделения стояла небольшая лужица, оттуда и шел запах. Она открыла дверцу и увидела хаос изорванных шлангов, тонких трубочек и вывернутых краников.
Энн в недоумении опустилась на одно колено. Чьи-то шаги глухо отдавались по деревянному настилу причала, потом послышался голос Оуэна Моргана:
– Эй, там, внизу!
Энн поднялась на ноги, выглянула из рубки. Увидев ее, Оуэн спустился на палубу. На нем было старое пальто и резиновые сапоги, седые волосы слиплись от дождя. Он хотел улыбнуться, но улыбка угасла, как только он взглянул в обеспокоенное лицо молодой женщины.
– Что случилось?
– Посмотрите, что-то с двигателем.
Оуэн быстро спустился вниз, а когда снова показался на палубе, его лицо было мрачнее тучи:
– Кому это понадобилось?
– Тому, кто хочет, чтобы никто не мог покинуть остров.
Он нахмурился:
– Послушайте, может быть, вы расскажете мне, в чем дело? Где «Фоксхантер»? Я слышал, как он завелся и ушел куда-то рано утром.
– Видимо, это были полковник Меллори и мсье Гийон, – сказала она. – Они должны были уже вернуться. Боюсь, как бы с ними чего не случилось.
– А что, у них неприятности?
– Может быть. Но сейчас не время вдаваться в подробности, Оуэн. Мы должны как можно скорее добраться до Гернси. Где ваша лодка?
– В сарае. Третьего дня поднял ее на зиму. Но, если это действительно так необходимо, я могу снова спустить ее на воду. Полчаса мне будет достаточно, чтобы ее подготовить.
– Пожалуйста, так и сделайте, – сказала Энн. – А я пока сбегаю за остальными. Когда вернусь, расскажу все более подробно.
Она подбежала к машине, села за руль и включила стартер. Ей пришлось несколько раз качнуть педаль газа, прежде чем двигатель нехотя завелся. Когда она наконец тронулась с места; Оуэн Морган был уже на полпути к сараю, стоящему неподалеку от отеля. Валлиец чувствовал сильное возбуждение. Случилось что-то серьезное, это было видно по тому, как вела себя Энн Грант. На человека, вся жизнь которого представляла собой непрерывную цепь приключений, ожидание живого дела всегда действует опьяняюще.
Уже подходя к сараю, он вспомнил, что дверь заперта. Войдя в отель через заднее крыльцо, он застал Жюльетт на кухне. Она мыла посуду.
– Где ключ от сарая? – резко спросил он.
Она обернулась, удивленно вздернув брови:
– На гвозде, за дверью, где и всегда. Что случилось?
– Нужно спустить лодку на воду. Гранты просят отвезти их на Гернси. Потом все объясню, сейчас и сам толком не знаю зачем. Но что-то у них случилось.
Оуэн взял ключ и пошел к выходу. Жюльетт все стояла у раковины, молча уставясь на дверь. Потом аккуратно вытерла руки, повесила полотенце и поднялась по лестнице в свою комнату.
Морган открыл тяжелую дверь сарая, вошел. Лодка была установлена на бетонном основании под полом. Ее удерживал стальной трос, шедший с бака через систему блоков на корму, где и был намотан на лебедку.
Он прыгнул на палубу, откинул крышку моторного отсека и замер от неожиданности: двигатель был в таком же состоянии, как и тот, на лодке Гийона. Тонкие трубки, шланги и краны были измяты и искорежены, рядом валялся тяжелый молот из его собственного набора инструментов. Он обернулся.
Жюльетт стояла, засунув руки в карманы теплой вельветовой куртки:
– Что случилось, Оуэн?
Неясная догадка мелькнула в его мозгу. Пристально взглянув на нее, он спросил:
– Зачем, Жюльетт? Зачем ты это сделала?
– Который час?
– Начало девятого. Джагбир приготовил свежий чай.
Она встала, накрыла Фиону пледом и вышла вместе со свекром.
– От них есть что-нибудь?
Старик покачал головой:
– Пока нет.
В кухне, большой и уютной, выходящей окнами во двор, Джагбир жарил яичницу. Увидев Энн, он налил в чашку чай. Она встала у плиты, осторожно отпивая обжигающий напиток.
Пошел дождь. Дождевые струи потекли с крыши, вода тащила за собой бурые листья. Энн подошла к окну. Мысли ее были о Меллори.
Хэмиш Грант потрепал ее по руке:
– Он ведь сказал, что вернется к завтраку. Я бы на твоем месте не стал так волноваться.
– Я и не волнуюсь, – сказала Энн. – Уверена, что он способен постоять за себя. Однако тебе не кажется, что они давно уже должны были дать о себе знать?
– Скоро, думаю, все станет ясно.
Она допила чай и подошла к двери:
– Я, пожалуй, спущусь вниз, к гавани. Посмотрю, что там.
– Я пошлю с тобой Джагбира.
Она покачала головой:
– Пусть готовит завтрак. Я не задержусь. И не буди Фиону. Пусть поспит.
Энн надела дубленку и вышла из дому. Дождь не прекращался. Серая мгла клочьями стелилась над водой. Главная вершина острова казалась зеленее обычного на фоне свинцового неба.
Она ускорила шаг и, остановившись у обрыва, посмотрела вниз, в сторону гавани. В самом конце причала стоял брошенный пикап, рядом была пришвартована моторная лодка Гийона. Она сбежала с горы и напрямик пошла к причалу. Машина стояла с холодным двигателем. Энн нахмурилась и несколько секунд не двигалась, размышляя, затем прошла в самый конец причала и спустилась в шлюпку Гийона.
Она заглянула в маленькую рубку, огляделась и уже повернулась, чтобы выйти, но вдруг почувствовала в свежем утреннем воздухе запах бензина. Она поморщилась. У дверцы моторного отделения стояла небольшая лужица, оттуда и шел запах. Она открыла дверцу и увидела хаос изорванных шлангов, тонких трубочек и вывернутых краников.
Энн в недоумении опустилась на одно колено. Чьи-то шаги глухо отдавались по деревянному настилу причала, потом послышался голос Оуэна Моргана:
– Эй, там, внизу!
Энн поднялась на ноги, выглянула из рубки. Увидев ее, Оуэн спустился на палубу. На нем было старое пальто и резиновые сапоги, седые волосы слиплись от дождя. Он хотел улыбнуться, но улыбка угасла, как только он взглянул в обеспокоенное лицо молодой женщины.
– Что случилось?
– Посмотрите, что-то с двигателем.
Оуэн быстро спустился вниз, а когда снова показался на палубе, его лицо было мрачнее тучи:
– Кому это понадобилось?
– Тому, кто хочет, чтобы никто не мог покинуть остров.
Он нахмурился:
– Послушайте, может быть, вы расскажете мне, в чем дело? Где «Фоксхантер»? Я слышал, как он завелся и ушел куда-то рано утром.
– Видимо, это были полковник Меллори и мсье Гийон, – сказала она. – Они должны были уже вернуться. Боюсь, как бы с ними чего не случилось.
– А что, у них неприятности?
– Может быть. Но сейчас не время вдаваться в подробности, Оуэн. Мы должны как можно скорее добраться до Гернси. Где ваша лодка?
– В сарае. Третьего дня поднял ее на зиму. Но, если это действительно так необходимо, я могу снова спустить ее на воду. Полчаса мне будет достаточно, чтобы ее подготовить.
– Пожалуйста, так и сделайте, – сказала Энн. – А я пока сбегаю за остальными. Когда вернусь, расскажу все более подробно.
Она подбежала к машине, села за руль и включила стартер. Ей пришлось несколько раз качнуть педаль газа, прежде чем двигатель нехотя завелся. Когда она наконец тронулась с места; Оуэн Морган был уже на полпути к сараю, стоящему неподалеку от отеля. Валлиец чувствовал сильное возбуждение. Случилось что-то серьезное, это было видно по тому, как вела себя Энн Грант. На человека, вся жизнь которого представляла собой непрерывную цепь приключений, ожидание живого дела всегда действует опьяняюще.
Уже подходя к сараю, он вспомнил, что дверь заперта. Войдя в отель через заднее крыльцо, он застал Жюльетт на кухне. Она мыла посуду.
– Где ключ от сарая? – резко спросил он.
Она обернулась, удивленно вздернув брови:
– На гвозде, за дверью, где и всегда. Что случилось?
– Нужно спустить лодку на воду. Гранты просят отвезти их на Гернси. Потом все объясню, сейчас и сам толком не знаю зачем. Но что-то у них случилось.
Оуэн взял ключ и пошел к выходу. Жюльетт все стояла у раковины, молча уставясь на дверь. Потом аккуратно вытерла руки, повесила полотенце и поднялась по лестнице в свою комнату.
Морган открыл тяжелую дверь сарая, вошел. Лодка была установлена на бетонном основании под полом. Ее удерживал стальной трос, шедший с бака через систему блоков на корму, где и был намотан на лебедку.
Он прыгнул на палубу, откинул крышку моторного отсека и замер от неожиданности: двигатель был в таком же состоянии, как и тот, на лодке Гийона. Тонкие трубки, шланги и краны были измяты и искорежены, рядом валялся тяжелый молот из его собственного набора инструментов. Он обернулся.
Жюльетт стояла, засунув руки в карманы теплой вельветовой куртки:
– Что случилось, Оуэн?
Неясная догадка мелькнула в его мозгу. Пристально взглянув на нее, он спросил:
– Зачем, Жюльетт? Зачем ты это сделала?