– Скажи ему теперь, что я готовлюсь стать ятаалии в своей общине и мой наставник, старый и весьма уважаемый у нас человек, такой же Дядюшка, как и Савкатева. Скажи, что мой старый дядя учил меня относиться с уважением к могуществу хопи, ко всему, чему научили хопи Священные Люди – как вызывать дождь, как оберегать мир от гибели. Скажи, что ребенком я ходил с дядей на Первую месу, чтобы наши молитвы могли соединиться с молитвами хопи. Скажи ему это.
Ковбой повторил слова Чи на языке хопи. Савкатева слушал, поглядывая то на Ковбоя, то на Чи. Старик сидел совершенно неподвижно. Наконец он кивнул.
– Скажи ему, – продолжал Чи, – что мой дядя учил меня: наш народ и народ хопи очень-очень сильно различаются. Наши Священные Люди, Меняющаяся Женщина и Говорящий Бог, учили нас, как надо жить и что делать, чтобы пребывать в гармонии с красотой окружающего мира. Но они не научили нас вызывать дождь. Мы не умеем добывать с неба благословенную влагу, как тому обучены хопи. Нам не дана эта великая сила, которой наделены хопи, и мы чтим и уважаем хопи за их дар.
Ковбой переводил. Раскаты грома приближались, и вдруг небо будто раскололось над самой крышей. Как по заказу, подумал Чи. Старик снова кивнул.
– Дядя говорил, сила хопи объясняется тем, что им ведомо тайное знание, но эта сила будет утрачена, если ее используют для неправедного дела. – Чи перевел дух. – Вот почему мы говорим, что нам неизвестно, кто ломает ветряк – хопи или навахо. Навахо может делать это со зла. – Чи остановился и приподнял руку, повернув ладонь к старику, чтобы подчеркнуть жестом значение сказанного. – Что касается хопи, то человек из этого племени мог поступить так, потому что ветряк – кахопи.
Чи употребил одно из немногих известных ему слов хопи. Оно означало что-то вроде «анти-хопи», то есть нечто противоположное ценностям хопи.
Ковбой перевел. Савкатева начал говорить, снова поглядывая то на Ковбоя, то на Чи.
– К чему ты ведешь? – спросил Ковбой. – Думаешь, это он ломал ветряк?
– Что он сказал?
– Он говорит, что хопи – набожный народ. Говорит, что многие из них ступили на неверную стезю – выбрали путь, подсказанный белыми, и полагаются на Племенной Совет хопи, вместо того чтобы оставаться верными тому, чему нас учили, когда мы поднялись из нижнего мира. Но, говорит он, сегодня ночью молитвы вновь обрели силу и туча принесет хопи благословенный дар дождя.
– Скажи, что и мы, навахо, с благодарностью примем этот дар.
Ковбой перевел. Вошел мальчик, поставил на пол у ног старика белую фаянсовую кружку, подал Ковбою полистирольный стаканчик, а Чи – стеклянный стакан из закусочной Макдональдс. Керосиновая лампа бросала желтоватые отсветы на его белую кожу, огонек отражался в толстых стеклах очков в металлической оправе. Чуть помедлив, мальчик молча удалился в соседнюю комнату.
Старик заговорил снова. Ковбой поглядел на свою чашку, откашлялся.
– Он говорит – предположим, что он там был. Но ведь ему говорили, что самолет разбился ночью. Разве можно ночью что-нибудь рассмотреть?
– Может быть, и нельзя, – произнес Чи.
– Но ты думаешь, что он был там?
– Я знаю, что он там был, – ответил Чи. – Голову даю на отсечение.
Ковбой выжидательно посмотрел на Чи. Вернулся мальчик, неся алюминиевую кастрюлю, над которой поднимался пар, и налил кофе – сначала старику в кружку, потом в стаканчик Ковбоя и затем в макдональдсовский стакан Чи.
– Скажи ему, – начал Чи, глядя на Савкатеву, – дядя учил меня, что есть и такие знания, передавать которые запрещено. Он учил меня, что навахо и хопи пришли к согласию в некоторых вещах, и одна из этих вещей та, что мы почитаем нашу матерь-землю. У нас, как и у хопи, есть места, приносящие благо, эти места священны. Там мы собираем то, что потом хранится в наших знахарских узелках.
Чи повернулся к Ковбою.
– Переведи ему это. Потом я продолжу.
Ковбой перевел. Старик слушал, мелкими глотками попивая кофе. Чи тоже сделал глоток. Кофе был растворимый, и развели его в воде с легким привкусом гипса и еще – легким привкусом ржавчины от бочки, в которой хранилась вода. Ковбой смолк. Снова пророкотал гром, и вдруг по крыше забарабанил град. Старик улыбнулся. Улыбнулся и мальчик, который стоял, прислонясь к косяку. Град быстро сменился дождем, его тяжелые крупные капли стучали по крыше не так громко, как градины. Чи немного повысил голос:
– Поблизости от ветряка есть место, где земля одарила хопи водой. И хопи платят благодарностью духу земли, принося ему в дар пахо. Так повелось с давних пор. Но вот люди совершили поступок кахопи – они пробурили скважину в земле и отвели воду от священного места. Тогда дух источника перестал даровать воду и отказался принимать пахо. Когда ему оставляли пахо, он сбивал их, чтобы они валялись на земле. Так вот, мы, навахо, тоже мирный народ, хотя, может быть, не такой мирный, как хопи. Но как бы то ни было, дядя учил меня, что мы должны охранять наши святыни. Если бы у меня была святыня навахо – то есть если бы эту святыню оставили на мое попечение, – я стал бы ее охранять.
Чи кивнул Ковбою, тот перевел его слова. Савкатева снова глотнул кофе.
– Ибо есть законы выше законов белого человека, – сказал Чи.
Савкатева кивнул, не дожидаясь, пока Ковбой уму переведет, сказал что-то мальчику, тот вышел и соседнюю комнату и тотчас вернулся с тремя сигаретами. Он вручил каждому по сигарете, снял стекло с лампы и поднес ее всем по очереди прикурить от фитиля. Савкатева глубоко затянулся и выпустил дым из уголка рта. Чи дымил только для вида – ему совсем не хотелось курить. Дождь принес в дом сырость, наполнив комнату запахами воды, озона, влажной пыли, ароматами шалфея и тысяч других пустынных растений, которые начинают благоухать, как только на них прольются капли дождя.
В табачном дыме было что-то ритуальное. Чи закурил бы и скунсову капусту, лишь бы не обидеть старика отказом и не нарушить возникшее понимание.
Савкатева встал, положил сигарету и заговорил, держа руки перед собой ладонями вниз. Он говорил почти пять минут.
– Я не стану все переводить, – сказал Ковбой. – Он начал с той давней поры, когда хопи явились в этот мир через «сипапуни» и узнали, что хранителем мира назначен Масау. Рассказал, как Масау предоставил каждому народу выбрать свой жизненный путь и навахо сорвали длинный початок молочной кукурузы, предпочтя легкую жизнь, а хопи сорвали короткий и твердый початок и тем самым обрекли себя на постоянные тяготы, но в то же время это был символ, что они справятся со всеми испытаниями. Еще он рассказал, как Масау создал разные кланы, как появился клан Воды, как от него отделился клан Тумана и все такое прочее. Я не буду все переводить. Суть в том…
– Если ты не поговоришь еще три-четыре минуты, он заметит, что ты жульничаешь, – сказал Чи. – Переводи все. Куда спешить?
И Ковбой стал переводить. Чи услышал рассказ о том, как хопи странствовали по миру – до края материка на западе и до края материка на востоке, до ледяной двери на самом севере и до конца земли на юге. Ковбой пересказал, как клан Тумана всюду оставлял следы своего пребывания – заброшенные каменные дома, жилища в скалах; как он заключил договор со звериным народом, и звериные люди присоединились к клану и научили его ритуалу, который позволял хопи иметь звериное сердце наряду с человеческим и перевоплощаться в животных, проходя сквозь магический обруч. Ковбой рассказал, как клан Тумана завершил наконец великий круг своих странствий, прибыл в Ораиби и обратился к клану Медведя с просьбой выделить место для жилья, и землю для посевов кукурузы, и охотничьи угодья, где люди Тумана могли бы собирать орлиные перья для своих ритуалов. Ковбой поведал, как «кикмонгви» в Ораиби поначалу отказались, но потом согласились, когда клан предложил добавить к обрядам хопи свой ритуал Я-Я. Ковбой замолчал и отхлебнул кофе.
– Я скоро охрипну, – произнес он. – Да вроде бы и все. Под конец он согласился, что есть законы выше законов белого человека и что законы белого человека не имеют отношения к хопи. Негоже хопи и навахо впутываться в дела белого человека. Он сказал, что все равно не верит в эту историю с аварией, к тому же было темно, когда разбился самолет. И еще сказал, что не видит в темноте.
– Он точно сказал, что не видит в темноте?
Ковбой удивился.
– Ну… Дай подумать. Савкатева сказал так: почему ты считаешь, что он мог видеть в темноте?
Чи помолчал. Порывистый ветер хлестал дождем в окно, свистел под застрехами.
– Скажи ему, что я с ним согласен. Негоже навахо или хопи впутываться вдела белого человека. Но скажи ему, что на этот раз у нас нет выбора. Навахо и хопи уже впутаны – ты и я. А еще скажи – если он расскажет нам, что видел, мы тоже сообщим ему кое-что, и это поможет сохранить святыню.
– Мы? – переспросил Ковбой. – Что мы ему сообщим?
– Ты давай переводи. И еще скажи – я думаю, он видит в темноте, потому что, как учил меня дядя, это один из даров, которые человек получает, пройдя через обруч Я-Я. Его глаза становятся как у зверя – они больше не ведают темноты.
Ковбой явно колебался.
– Мне что-то не хочется говорить ему это.
– Давай, давай, – настаивал Чи.
Ковбой перевел. Чи обратил внимание, что стоящий в дверях мальчик-альбинос внимательно слушает и заметно нервничает. Но Савкатева улыбался во весь рот.
Наконец он что-то произнес.
– Савкатева спрашивает – как ты можешь помочь ему сохранить святыню? Говорит, ты блефуешь.
Победа! Чи ликовал. Торговле конец. Соглашение достигнуто.
– Передай ему: я точно знаю, что сейчас сломать ветряк очень непросто. Это первый раз было легко: отвинтил болты, ветряк валится, и на ремонт требуется много времени. Второй раз тоже было легко – сунул лом в коробку передач, и дело с концом. Да и в третий раз было не слишком трудно – если согнуть шатун, дальше ветряк сам себя доломает. Но теперь болты не отвинтить, коробка передач закрыта, скоро закроют и шатун. В следующий раз сломать ветряк будет очень трудно. Спроси: верно я говорю?
Ковбой перевел. Савкатева ничего не ответил и только выжидательно смотрел на Чи.
– Будь я стражем святыни, – сказал Чи, – или нет, будь я чем-то обязан стражу – например, если он расскажет мне, что именно он видел, когда разбился самолет, – я купил бы мешок цемента, привез бы его к ветряку и оставил бы там вместе с мешком песка, бочкой воды и маленькой пластиковой воронкой и уехал. А будь я стражем святыни, я смешал бы цемент с песком и приготовил раствор пожиже теста, из которого пекут лепешки «пики», налил бы немного раствора в скважину через воронку и подождал бы минут пять, чтобы он схватился, потом налил бы еще, и делал бы так, пока не кончится раствор. Тогда скважина будет запечатана, точно каменной пробкой. Ковбой опешил.
– Не стану я этого переводить, – буркнул он.
– Почему? – удивился Чи.
Савкатева что-то спросил. Ковбой коротко ответил ему и повернулся к Чи:
– Он сам уже кое-что сообразил. Почему я не хочу переводить? Как будто ты сам, черт возьми, не понимаешь.
– А кто будет знать, кроме нас? Тебе что, нравится этот ветряк?
Ковбой пожал плечами.
– Тогда переведи, что я сказал.
Савкатева внимательно выслушал, не сводя глаз с Чи, потом произнес всего три слова.
– Он хочет знать – когда.
– Скажи, что я постараюсь купить цемент подальше от резервации. Может, в Камероне, может, в Флагстаффе. Скажи, цемент будет у ветряка через две ночи.
Ковбой перевел. Руки старика нашарили в картонной коробке веретено и моток пряжи и опять принялись за работу. Ковбой и Чи молча ждали. Савкатева кончил прясть и только после этого заговорил. Ковбой начал переводить:
– Он говорит, это правда, он неплохо видит в темноте, хотя и не так хорошо, как в детстве. Говорит, что услышал, как по ущелью Вело едет машина, и спустился посмотреть, что происходит. Там он увидел двух человек: один расставлял фонари на песке, а второй целился в него из пистолета. Когда фонари были расставлены, первый человек сел на землю подле машины, а второй стоял рядом, держа его под прицелом.
Ковбой вдруг остановился и что-то переспросил.
– Он говорит, это был маленький пистолет. Именно пистолет, а не револьвер. Вскоре появился самолет, он летел совсем низко. Человек, сидевший на земле, встал и посигналил фонариком. Немного спустя самолет появился снова. Парень опять посигналил, а сразу после того как самолет разбился, человек с пистолетом застрелил человека с фонариком. Итак, самолет врезается в скалу. Человек с пистолетом берет фонарик, обходит вокруг обломков и что-то ищет. Затем он собирает фонари и кладет их в машину – но не все, один он устанавливает на камне, чтобы лучше видеть. Потом он начинает что-то выносить из самолета. Наконец он прислоняет к камню убитого им человека, садится в машину и уезжает. Савкатева говорит, он пошел было к самолету, чтобы все получше рассмотреть, но тут услышал, что ты бежишь наверх, и убрался восвояси.
– Что тот человек вынес из самолета?
Ковбой перевел вопрос. Савкатева жестами изобразил нечто прямоугольное длиной сантиметров восемьдесят, высотой сантиметров пятьдесят и описал предмет на хопи, вставив несколько английских слов. Чи разобрал «алюминий» и «чемодан».
– Он говорит, что это были два предмета, похожие на алюминиевые чемоданы. Размером вот столько на столько. – Ковбой повторил жесты старика.
– Он не сказал, куда тот человек дел чемоданы, – заметил Чи. – Наверное, положил в машину?
Ковбой обратился к старику. Савкатева затряс головой. Ответил. Ковбой изобразил удивление.
– Ему показалось, что тот человек не клал их в машину, – перевел он.
– Не клал в машину? Что же он тогда сделал с ними, черт возьми?
Савкатева заговорил, не дожидаясь перевода.
– Он говорит, что тот человек скрылся с чемоданами в темноте и некоторое время его не было. Савкатеве не удалось разглядеть, куда он уходил.
– Что значит – некоторое время? Три минуты? Пять? Долго он не мог отсутствовать. Я был там минут через двадцать после того, как разбился самолет.
Ковбой перевел вопрос. Савкатева пожал плечами. Подумал. Что-то сказал.
– Примерно столько, сколько варится яйцо вкрутую. Так он говорит.
– Как выглядел тот человек?
Савкатева был довольно далеко от места аварии и не сумел его толком рассмотреть. Он видел только силуэт человека.
Тем временем дождь прекратился. Туча ушла на восток, и было слышно, как она бормочет свои угрозы и обещания над Черной месой. По каменным стенам домов сочилась вода, каменистую тропу тут и там пересекали мутные ручейки, а скалы влажно поблескивали в свете фар машины Ковбоя. Наверное, выпало миллиметров шесть, подумал Чи, хороший ливень, но не настоящий дождь. Достаточно, чтобы смочить пыль, смыть мусор и слегка увлажнить почву. Тут главное другое: первый ливень – предвестье сезона дождей.
– Как по-твоему, он ничего не напутал? – спросил Ковбой. – Думаешь, тот парень в самом деле не погрузил наркотики в машину?
– Думаю, Савкатева рассказал нам то, что видел, – ответил Чи.
– Ерунда какая-то, – сказал Ковбой, выравнивая машину, которую занесло на скользкой дороге. – Ты что, в самом деле отвезешь туда цемент, чтобы он мог закупорить скважину?
– Я отказываюсь отвечать – не хочу, чтобы мои показания были использованы против меня.
– На кой черт мне это надо? – воскликнул Ковбой. – Ты втравил меня в это дело так, что и не выпутаешься. Лучше уж я сделаю вид, будто вообще ничего не слышал.
– Я тоже, – отозвался Чи.
– Если он не погрузил чемоданы в машину, то как он мог их увезти, черт побери?
– Не знаю, – ответил Чи. – Может быть, он оставил их там.
22
Ковбой повторил слова Чи на языке хопи. Савкатева слушал, поглядывая то на Ковбоя, то на Чи. Старик сидел совершенно неподвижно. Наконец он кивнул.
– Скажи ему, – продолжал Чи, – что мой дядя учил меня: наш народ и народ хопи очень-очень сильно различаются. Наши Священные Люди, Меняющаяся Женщина и Говорящий Бог, учили нас, как надо жить и что делать, чтобы пребывать в гармонии с красотой окружающего мира. Но они не научили нас вызывать дождь. Мы не умеем добывать с неба благословенную влагу, как тому обучены хопи. Нам не дана эта великая сила, которой наделены хопи, и мы чтим и уважаем хопи за их дар.
Ковбой переводил. Раскаты грома приближались, и вдруг небо будто раскололось над самой крышей. Как по заказу, подумал Чи. Старик снова кивнул.
– Дядя говорил, сила хопи объясняется тем, что им ведомо тайное знание, но эта сила будет утрачена, если ее используют для неправедного дела. – Чи перевел дух. – Вот почему мы говорим, что нам неизвестно, кто ломает ветряк – хопи или навахо. Навахо может делать это со зла. – Чи остановился и приподнял руку, повернув ладонь к старику, чтобы подчеркнуть жестом значение сказанного. – Что касается хопи, то человек из этого племени мог поступить так, потому что ветряк – кахопи.
Чи употребил одно из немногих известных ему слов хопи. Оно означало что-то вроде «анти-хопи», то есть нечто противоположное ценностям хопи.
Ковбой перевел. Савкатева начал говорить, снова поглядывая то на Ковбоя, то на Чи.
– К чему ты ведешь? – спросил Ковбой. – Думаешь, это он ломал ветряк?
– Что он сказал?
– Он говорит, что хопи – набожный народ. Говорит, что многие из них ступили на неверную стезю – выбрали путь, подсказанный белыми, и полагаются на Племенной Совет хопи, вместо того чтобы оставаться верными тому, чему нас учили, когда мы поднялись из нижнего мира. Но, говорит он, сегодня ночью молитвы вновь обрели силу и туча принесет хопи благословенный дар дождя.
– Скажи, что и мы, навахо, с благодарностью примем этот дар.
Ковбой перевел. Вошел мальчик, поставил на пол у ног старика белую фаянсовую кружку, подал Ковбою полистирольный стаканчик, а Чи – стеклянный стакан из закусочной Макдональдс. Керосиновая лампа бросала желтоватые отсветы на его белую кожу, огонек отражался в толстых стеклах очков в металлической оправе. Чуть помедлив, мальчик молча удалился в соседнюю комнату.
Старик заговорил снова. Ковбой поглядел на свою чашку, откашлялся.
– Он говорит – предположим, что он там был. Но ведь ему говорили, что самолет разбился ночью. Разве можно ночью что-нибудь рассмотреть?
– Может быть, и нельзя, – произнес Чи.
– Но ты думаешь, что он был там?
– Я знаю, что он там был, – ответил Чи. – Голову даю на отсечение.
Ковбой выжидательно посмотрел на Чи. Вернулся мальчик, неся алюминиевую кастрюлю, над которой поднимался пар, и налил кофе – сначала старику в кружку, потом в стаканчик Ковбоя и затем в макдональдсовский стакан Чи.
– Скажи ему, – начал Чи, глядя на Савкатеву, – дядя учил меня, что есть и такие знания, передавать которые запрещено. Он учил меня, что навахо и хопи пришли к согласию в некоторых вещах, и одна из этих вещей та, что мы почитаем нашу матерь-землю. У нас, как и у хопи, есть места, приносящие благо, эти места священны. Там мы собираем то, что потом хранится в наших знахарских узелках.
Чи повернулся к Ковбою.
– Переведи ему это. Потом я продолжу.
Ковбой перевел. Старик слушал, мелкими глотками попивая кофе. Чи тоже сделал глоток. Кофе был растворимый, и развели его в воде с легким привкусом гипса и еще – легким привкусом ржавчины от бочки, в которой хранилась вода. Ковбой смолк. Снова пророкотал гром, и вдруг по крыше забарабанил град. Старик улыбнулся. Улыбнулся и мальчик, который стоял, прислонясь к косяку. Град быстро сменился дождем, его тяжелые крупные капли стучали по крыше не так громко, как градины. Чи немного повысил голос:
– Поблизости от ветряка есть место, где земля одарила хопи водой. И хопи платят благодарностью духу земли, принося ему в дар пахо. Так повелось с давних пор. Но вот люди совершили поступок кахопи – они пробурили скважину в земле и отвели воду от священного места. Тогда дух источника перестал даровать воду и отказался принимать пахо. Когда ему оставляли пахо, он сбивал их, чтобы они валялись на земле. Так вот, мы, навахо, тоже мирный народ, хотя, может быть, не такой мирный, как хопи. Но как бы то ни было, дядя учил меня, что мы должны охранять наши святыни. Если бы у меня была святыня навахо – то есть если бы эту святыню оставили на мое попечение, – я стал бы ее охранять.
Чи кивнул Ковбою, тот перевел его слова. Савкатева снова глотнул кофе.
– Ибо есть законы выше законов белого человека, – сказал Чи.
Савкатева кивнул, не дожидаясь, пока Ковбой уму переведет, сказал что-то мальчику, тот вышел и соседнюю комнату и тотчас вернулся с тремя сигаретами. Он вручил каждому по сигарете, снял стекло с лампы и поднес ее всем по очереди прикурить от фитиля. Савкатева глубоко затянулся и выпустил дым из уголка рта. Чи дымил только для вида – ему совсем не хотелось курить. Дождь принес в дом сырость, наполнив комнату запахами воды, озона, влажной пыли, ароматами шалфея и тысяч других пустынных растений, которые начинают благоухать, как только на них прольются капли дождя.
В табачном дыме было что-то ритуальное. Чи закурил бы и скунсову капусту, лишь бы не обидеть старика отказом и не нарушить возникшее понимание.
Савкатева встал, положил сигарету и заговорил, держа руки перед собой ладонями вниз. Он говорил почти пять минут.
– Я не стану все переводить, – сказал Ковбой. – Он начал с той давней поры, когда хопи явились в этот мир через «сипапуни» и узнали, что хранителем мира назначен Масау. Рассказал, как Масау предоставил каждому народу выбрать свой жизненный путь и навахо сорвали длинный початок молочной кукурузы, предпочтя легкую жизнь, а хопи сорвали короткий и твердый початок и тем самым обрекли себя на постоянные тяготы, но в то же время это был символ, что они справятся со всеми испытаниями. Еще он рассказал, как Масау создал разные кланы, как появился клан Воды, как от него отделился клан Тумана и все такое прочее. Я не буду все переводить. Суть в том…
– Если ты не поговоришь еще три-четыре минуты, он заметит, что ты жульничаешь, – сказал Чи. – Переводи все. Куда спешить?
И Ковбой стал переводить. Чи услышал рассказ о том, как хопи странствовали по миру – до края материка на западе и до края материка на востоке, до ледяной двери на самом севере и до конца земли на юге. Ковбой пересказал, как клан Тумана всюду оставлял следы своего пребывания – заброшенные каменные дома, жилища в скалах; как он заключил договор со звериным народом, и звериные люди присоединились к клану и научили его ритуалу, который позволял хопи иметь звериное сердце наряду с человеческим и перевоплощаться в животных, проходя сквозь магический обруч. Ковбой рассказал, как клан Тумана завершил наконец великий круг своих странствий, прибыл в Ораиби и обратился к клану Медведя с просьбой выделить место для жилья, и землю для посевов кукурузы, и охотничьи угодья, где люди Тумана могли бы собирать орлиные перья для своих ритуалов. Ковбой поведал, как «кикмонгви» в Ораиби поначалу отказались, но потом согласились, когда клан предложил добавить к обрядам хопи свой ритуал Я-Я. Ковбой замолчал и отхлебнул кофе.
– Я скоро охрипну, – произнес он. – Да вроде бы и все. Под конец он согласился, что есть законы выше законов белого человека и что законы белого человека не имеют отношения к хопи. Негоже хопи и навахо впутываться в дела белого человека. Он сказал, что все равно не верит в эту историю с аварией, к тому же было темно, когда разбился самолет. И еще сказал, что не видит в темноте.
– Он точно сказал, что не видит в темноте?
Ковбой удивился.
– Ну… Дай подумать. Савкатева сказал так: почему ты считаешь, что он мог видеть в темноте?
Чи помолчал. Порывистый ветер хлестал дождем в окно, свистел под застрехами.
– Скажи ему, что я с ним согласен. Негоже навахо или хопи впутываться вдела белого человека. Но скажи ему, что на этот раз у нас нет выбора. Навахо и хопи уже впутаны – ты и я. А еще скажи – если он расскажет нам, что видел, мы тоже сообщим ему кое-что, и это поможет сохранить святыню.
– Мы? – переспросил Ковбой. – Что мы ему сообщим?
– Ты давай переводи. И еще скажи – я думаю, он видит в темноте, потому что, как учил меня дядя, это один из даров, которые человек получает, пройдя через обруч Я-Я. Его глаза становятся как у зверя – они больше не ведают темноты.
Ковбой явно колебался.
– Мне что-то не хочется говорить ему это.
– Давай, давай, – настаивал Чи.
Ковбой перевел. Чи обратил внимание, что стоящий в дверях мальчик-альбинос внимательно слушает и заметно нервничает. Но Савкатева улыбался во весь рот.
Наконец он что-то произнес.
– Савкатева спрашивает – как ты можешь помочь ему сохранить святыню? Говорит, ты блефуешь.
Победа! Чи ликовал. Торговле конец. Соглашение достигнуто.
– Передай ему: я точно знаю, что сейчас сломать ветряк очень непросто. Это первый раз было легко: отвинтил болты, ветряк валится, и на ремонт требуется много времени. Второй раз тоже было легко – сунул лом в коробку передач, и дело с концом. Да и в третий раз было не слишком трудно – если согнуть шатун, дальше ветряк сам себя доломает. Но теперь болты не отвинтить, коробка передач закрыта, скоро закроют и шатун. В следующий раз сломать ветряк будет очень трудно. Спроси: верно я говорю?
Ковбой перевел. Савкатева ничего не ответил и только выжидательно смотрел на Чи.
– Будь я стражем святыни, – сказал Чи, – или нет, будь я чем-то обязан стражу – например, если он расскажет мне, что именно он видел, когда разбился самолет, – я купил бы мешок цемента, привез бы его к ветряку и оставил бы там вместе с мешком песка, бочкой воды и маленькой пластиковой воронкой и уехал. А будь я стражем святыни, я смешал бы цемент с песком и приготовил раствор пожиже теста, из которого пекут лепешки «пики», налил бы немного раствора в скважину через воронку и подождал бы минут пять, чтобы он схватился, потом налил бы еще, и делал бы так, пока не кончится раствор. Тогда скважина будет запечатана, точно каменной пробкой. Ковбой опешил.
– Не стану я этого переводить, – буркнул он.
– Почему? – удивился Чи.
Савкатева что-то спросил. Ковбой коротко ответил ему и повернулся к Чи:
– Он сам уже кое-что сообразил. Почему я не хочу переводить? Как будто ты сам, черт возьми, не понимаешь.
– А кто будет знать, кроме нас? Тебе что, нравится этот ветряк?
Ковбой пожал плечами.
– Тогда переведи, что я сказал.
Савкатева внимательно выслушал, не сводя глаз с Чи, потом произнес всего три слова.
– Он хочет знать – когда.
– Скажи, что я постараюсь купить цемент подальше от резервации. Может, в Камероне, может, в Флагстаффе. Скажи, цемент будет у ветряка через две ночи.
Ковбой перевел. Руки старика нашарили в картонной коробке веретено и моток пряжи и опять принялись за работу. Ковбой и Чи молча ждали. Савкатева кончил прясть и только после этого заговорил. Ковбой начал переводить:
– Он говорит, это правда, он неплохо видит в темноте, хотя и не так хорошо, как в детстве. Говорит, что услышал, как по ущелью Вело едет машина, и спустился посмотреть, что происходит. Там он увидел двух человек: один расставлял фонари на песке, а второй целился в него из пистолета. Когда фонари были расставлены, первый человек сел на землю подле машины, а второй стоял рядом, держа его под прицелом.
Ковбой вдруг остановился и что-то переспросил.
– Он говорит, это был маленький пистолет. Именно пистолет, а не револьвер. Вскоре появился самолет, он летел совсем низко. Человек, сидевший на земле, встал и посигналил фонариком. Немного спустя самолет появился снова. Парень опять посигналил, а сразу после того как самолет разбился, человек с пистолетом застрелил человека с фонариком. Итак, самолет врезается в скалу. Человек с пистолетом берет фонарик, обходит вокруг обломков и что-то ищет. Затем он собирает фонари и кладет их в машину – но не все, один он устанавливает на камне, чтобы лучше видеть. Потом он начинает что-то выносить из самолета. Наконец он прислоняет к камню убитого им человека, садится в машину и уезжает. Савкатева говорит, он пошел было к самолету, чтобы все получше рассмотреть, но тут услышал, что ты бежишь наверх, и убрался восвояси.
– Что тот человек вынес из самолета?
Ковбой перевел вопрос. Савкатева жестами изобразил нечто прямоугольное длиной сантиметров восемьдесят, высотой сантиметров пятьдесят и описал предмет на хопи, вставив несколько английских слов. Чи разобрал «алюминий» и «чемодан».
– Он говорит, что это были два предмета, похожие на алюминиевые чемоданы. Размером вот столько на столько. – Ковбой повторил жесты старика.
– Он не сказал, куда тот человек дел чемоданы, – заметил Чи. – Наверное, положил в машину?
Ковбой обратился к старику. Савкатева затряс головой. Ответил. Ковбой изобразил удивление.
– Ему показалось, что тот человек не клал их в машину, – перевел он.
– Не клал в машину? Что же он тогда сделал с ними, черт возьми?
Савкатева заговорил, не дожидаясь перевода.
– Он говорит, что тот человек скрылся с чемоданами в темноте и некоторое время его не было. Савкатеве не удалось разглядеть, куда он уходил.
– Что значит – некоторое время? Три минуты? Пять? Долго он не мог отсутствовать. Я был там минут через двадцать после того, как разбился самолет.
Ковбой перевел вопрос. Савкатева пожал плечами. Подумал. Что-то сказал.
– Примерно столько, сколько варится яйцо вкрутую. Так он говорит.
– Как выглядел тот человек?
Савкатева был довольно далеко от места аварии и не сумел его толком рассмотреть. Он видел только силуэт человека.
Тем временем дождь прекратился. Туча ушла на восток, и было слышно, как она бормочет свои угрозы и обещания над Черной месой. По каменным стенам домов сочилась вода, каменистую тропу тут и там пересекали мутные ручейки, а скалы влажно поблескивали в свете фар машины Ковбоя. Наверное, выпало миллиметров шесть, подумал Чи, хороший ливень, но не настоящий дождь. Достаточно, чтобы смочить пыль, смыть мусор и слегка увлажнить почву. Тут главное другое: первый ливень – предвестье сезона дождей.
– Как по-твоему, он ничего не напутал? – спросил Ковбой. – Думаешь, тот парень в самом деле не погрузил наркотики в машину?
– Думаю, Савкатева рассказал нам то, что видел, – ответил Чи.
– Ерунда какая-то, – сказал Ковбой, выравнивая машину, которую занесло на скользкой дороге. – Ты что, в самом деле отвезешь туда цемент, чтобы он мог закупорить скважину?
– Я отказываюсь отвечать – не хочу, чтобы мои показания были использованы против меня.
– На кой черт мне это надо? – воскликнул Ковбой. – Ты втравил меня в это дело так, что и не выпутаешься. Лучше уж я сделаю вид, будто вообще ничего не слышал.
– Я тоже, – отозвался Чи.
– Если он не погрузил чемоданы в машину, то как он мог их увезти, черт побери?
– Не знаю, – ответил Чи. – Может быть, он оставил их там.
22
Чи заметил следы шин сразу, как только свернул с асфальта на грунтовую дорогу, что косо спускалась мимо фактории Горелой Воды и шла дальше на северо-восток по дну ущелья Вепо. Следы означали, что сегодня утром кто-то проснулся раньше Чи, – машина проехала после ночного ливня. Но по-настоящему он заинтересовался следами, когда разглядел отпечатки протекторов на влажном песке в ущелье. Чи остановил пикап и вышел. Покрышки проехавшей ранее машины были почти новые, с рисунком, характерным для мощных легковых автомобилей и пикапов. Чи запомнил его скорее по привычке, чем с какой-то целью, – сработал рефлекс человека, профессия которого обязывает запоминать любые подробности. Здесь мог проехать утром помощник шерифа Дэши, но у него покрышки фирмы «Гудьир», а эти следы оставили покрышки фирмы «Файрстоун». Кому понадобилось на рассвете подниматься по ущелью Вело? Куда он направлялся, если не к разбившемуся самолету? Может, это Железные Пальцы вернулся на место преступления? Чи ехал медленно, на малых оборотах, и настороженно поглядывал по сторонам. Как только рассвело, он выключил фары. Два раза Чи останавливался, чтобы прислушаться. Ничего, кроме утреннего щебета птиц, оживившихся после первого за долгое время дождя. Потом он снова остановился в устье бокового русла, там, где по оврагу можно было выехать к дороге, ведущей к ветряку. Свежие следы уходили вверх по каньону. Чи свернул вправо, в овраг. У него была вполне официальная причина взглянуть на ветряк, и к тому же ему велели держаться подальше от самолета.
Район ветряка оккупировала стая воронов, и восседающий на флюгере крылатый страж хрипло прокаркал сигнал тревоги. Чи поставил машину за цистерной, где ее не так было видно, и прошел прямо к святыне. Опаленная зноем земля почти сразу впитала дождь, но все же ливень был обильным и по дну оврага бежал ручеек глубиной в два-три сантиметра. Свежих следов не было.
Обратный путь к ущелью Вепо Чи проделал пешком. Он спускался не торопясь, то и дело останавливался, чтобы прислушаться. До устья оврага оставалось совсем немного, когда он увидел отпечатки ног. Чи внимательно изучил следы. Кто-то прошел вверх по оврагу около полутораста метров, а потом спустился обратно. От устья оврага до места аварии было метров четыреста. Чи затаился за густым кустарником. У разбитого самолета стояла белая машина. Неподалеку – два человека. Чи узнал Коллинза – блондина, который тогда в вагончике надел на него наручники. Что-то знакомое было и в облике второго: плотный, коренастый, немолодой, в рубашке и брюках защитного цвета, на голове фуражка с длинным козырьком. Его и Коллинза разделяло около полусотни метров. Они что-то искали на противоположном склоне ущелья – рылись в кустах, заглядывали в расщелины. Коллинз шел по склону, удаляясь от того места, где прятался Чи. Второй мужчина поднимался вверх, приближаясь. Но где же все-таки он видел его и притом совсем недавно? Вероятно, это кто-то из федеральной полиции. Вдруг Чи услышал шаги.
Он нырнул в кусты и присел на корточки, чтобы остаться незамеченным. Из такого положения ему была видна только часть фигуры человека, который как раз проходил мимо устья оврага, и все же Чи увидел достаточно, чтобы узнать Джонсона. Агент шагал медленно, держа в руке палку, которую, очевидно, принесло ручьем сверху.
Джонсон остановился. Чи не видел головы агента, но, судя по тому, как были развернуты его бедра, Джонсон смотрел вверх. Чи напрягся и затаил дыхание. Наконец Джонсон отвернулся.
– Нашли что-нибудь?
Откликнулся только один голос. Кто-то – скорее всего, Коллинз – прокричал:
– Ничего.
Ноги Джонсона исчезли из поля зрения Чи – агент отправился дальше.
Чи осторожно приблизился к устью оврага. Он должен точно знать, где находится Джонсон, от этого человека всего можно ожидать. Вот голос агента послышался около самолета, и Чи облегченно вздохнул. Теперь он увидел всех троих. Стоя под торчащим кверху крылом, они что-то обсуждали. Потом забрались в машину – Джонсон сел за руль. Буксуя на влажном песке, машина круто развернулась и с ревом понеслась вниз по каньону. Если они и нашли алюминиевые чемоданы, то с собой их не увезли.
Чи понадобилось около четверти часа, чтобы подтвердить свои догадки насчет того, где и как искали Джонсон и его люди. Ночной дождевой поток в ущелье Вепо был довольно слабым, но он промыл дно каньона. Каждый след, оставленный утром, был виден так же отчетливо, как меловая черта на чистой школьной доске. Джонсон и его приятели тщательно обследовали стены ущелья и землю вокруг базальтовой скалы. Они лазили под кусты, перебрасывали с места на место палки и ветки, принесенные ручьем, смотрели в расщелинах. Не оставили без внимания ни один уголок, где мог быть спрятан средних размеров чемодан.
Чи сел на песок под крылом самолета и принялся размышлять. Утренний воздух после ливня был влажным, над верхними склонами Большой горы все еще висели клочья тумана, пожираемые солнцем. Несколько редких белых облаков предвещали появление грозовых туч после полудня. Чи достал из кармана записную книжку и перечитал записи, сделанные накануне. Под фамилией «Дэши» он дописал: «Джонсон моментально узнал, что рассказал нам старый хопи. Каким образом?»
Он задумался над последним вопросом. Вернувшись в Флагстафф, Дэши напечатал на машинке рапорт; Чи сделал то же самое в Тьюба-Сити. Очевидно, Джонсон узнал про чемоданы ночью. От Дэши? Или от того, кто в это время дежурил в конторе шерифа?
Чи закрыл записную книжку и пробормотал проклятие на языке навахо. Какая разница – кто сообщил Джонсону? На самом деле, Чи не склонен был подозревать Ковбоя. Думать так – означало идти в ложном направлении. «К любой цели надо добираться правильным путем – двигаясь по солнцу, – учил его дядя. – С востока – к югу, потом на запад и, наконец, на север. Так движется солнце, так ты поворачиваешься, войдя в хоган, этому правилу подчинено все. Рассуждай именно так». Но как, черт побери, применить это абстрактное дядино правило к данному конкретному случаю? А вот как, решил Чи, надо начать с самого начала и идти по кругу до конца.
Итак, что есть начало? Начало – это люди с кокаином в Мексике. И люди в Соединенных Штатах, которые желают его купить. Пойдем дальше. Есть некий человек, работающий на одну из этих групп, который знает подходящее место, где можно посадить самолет. Это может быть Джозеф Мушкет, или молодой Вест, или даже они вместе плюс Вест-старший. Мушкета выпускают из тюрьмы, он приезжает в Горелую Воду и готовит место для посадки.
Чи мысленно еще раз проверил, все ли правильно в его рассуждениях.
Управлению по борьбе с наркотиками удается что-то пронюхать. Джонсон навещает Веста в тюрьме, угрожает ему и подставляет парня, чтобы его убили.
Чи достал записную книжку, открыл нужную страницу, нацарапал: «Джонсон подставил Веста, чтобы его убили? Если так, то зачем?»
Два дня спустя на Черной месе убивают неизвестного человека. Возможно, убийца – Мушкет Железные Пальцы. Или какой-нибудь колдун. Или, может быть, сам Мушкет и есть колдун. Или, возможно, неизвестный тут вовсе ни при чем – так, случайная жертва. Возможно, но вряд ли. Вся система воспитания навахо не позволяла принимать на веру такие совпадения.
Чи перестал думать о неизвестном и принялся размышлять о той ночи, когда разбился самолет. К месту посадки приехал «универсал», в нем, очевидно, сидели трое. Один, судя по всему, был уже мертв. На заднем сиденье находился труп, второго человека держал под прицелом третий. Кто это был – Мушкет Железные Пальцы? Двое чужаков приехали сюда, чтобы проследить за доставкой кокаина. Они встретили Мушкета, который должен был показать им дорогу к месту посадки самолета.
Мушкет одного убил, а другого оставил в живых! Почему? Тот знал, какие сигналы подавать пилоту, – вот почему. После того как он просигналил, Мушкет убил и его. Зачем Железные Пальцы оставил один труп и спрятал второй? Чтобы владельцы груза не поняли, кто украл товар? Возможно. Чи задумался. Ситуация с трупом в машине с самого начала казалась непонятной. Мушкет – или не Мушкет, а кто-то другой, кто сидел за рулем, – должен был заранее решить, куда деть тело. Иначе зачем в машине лежала лопата? Но для чего закапывать тело, если проще отвезти его в какой-нибудь дальний овраг и оставить падальщикам?
Чи встал, вытащил из кармана перочинный нож, открыл самое длинное лезвие и потыкал грунт около того места, где только что сидел. Лезвие легко входило во влажный песок, но на глубине примерно пяти сантиметров грунт был плотнее. Чи огляделся. Базальтовая скала… Когда по ущелью шла дождевая вода, она обтекала выступ и кружилась здесь в водоворотах. В этом месте дно должно быть неровным. После сильных ливней поток оставлял кое-где глубокие промоины, и в дальнейшем, когда шли дожди послабее, эти ямы постепенно заполнялись песком. Чи выбрался из ущелья, быстро поднялся к оставленному у ветряка пикапу, достал из-под переднего сиденья монтировку – длинный стальной прут, загнутый на одном конце и сплющенный на другом, – и вернулся на дно каньона.
Всего несколько минут он потратил, чтобы найти то, что искал. Это место должно было быть за базальтовой скалой, ведь, по словам Тэйлора Савкатевы, человек, доставший чемоданы из самолета, скрылся с ними в темноте. Чи принялся тыкать монтировкой песок и раз на двадцатый услышал удар металла о металл. Чи потыкал еще несколько раз и рядом с первым алюминиевым чемоданом нащупал второй. Он опустился на колени и принялся разгребать песок руками. Чемоданы были закопаны в вертикальном положении, они стояли рядышком, между ручками и поверхностью земли песка было сантиметров пятнадцать, не больше.
Чи аккуратно засыпал ямки, оставленные монтировкой, сгреб на место песок и прихлопнул его сверху ладонями, чтобы уплотнить. Затем вынул из кармана носовой платок и смахнул оставшиеся бороздки. Прошелся над тайником – вроде было незаметно, что в песке что-то спрятано. Под конец он потратил почти целый час на то, чтобы, соорудив из веток кроличьей травы подобие метелки, тщательно уничтожить все следы пребывания Джимми Чи на дне ущелья Вепо. Если кто-то и следил за ним, он мог увидеть лишь, что Чи спустился по оврагу в ущелье, потом поднялся обратно к ветряку и уехал.
Район ветряка оккупировала стая воронов, и восседающий на флюгере крылатый страж хрипло прокаркал сигнал тревоги. Чи поставил машину за цистерной, где ее не так было видно, и прошел прямо к святыне. Опаленная зноем земля почти сразу впитала дождь, но все же ливень был обильным и по дну оврага бежал ручеек глубиной в два-три сантиметра. Свежих следов не было.
Обратный путь к ущелью Вепо Чи проделал пешком. Он спускался не торопясь, то и дело останавливался, чтобы прислушаться. До устья оврага оставалось совсем немного, когда он увидел отпечатки ног. Чи внимательно изучил следы. Кто-то прошел вверх по оврагу около полутораста метров, а потом спустился обратно. От устья оврага до места аварии было метров четыреста. Чи затаился за густым кустарником. У разбитого самолета стояла белая машина. Неподалеку – два человека. Чи узнал Коллинза – блондина, который тогда в вагончике надел на него наручники. Что-то знакомое было и в облике второго: плотный, коренастый, немолодой, в рубашке и брюках защитного цвета, на голове фуражка с длинным козырьком. Его и Коллинза разделяло около полусотни метров. Они что-то искали на противоположном склоне ущелья – рылись в кустах, заглядывали в расщелины. Коллинз шел по склону, удаляясь от того места, где прятался Чи. Второй мужчина поднимался вверх, приближаясь. Но где же все-таки он видел его и притом совсем недавно? Вероятно, это кто-то из федеральной полиции. Вдруг Чи услышал шаги.
Он нырнул в кусты и присел на корточки, чтобы остаться незамеченным. Из такого положения ему была видна только часть фигуры человека, который как раз проходил мимо устья оврага, и все же Чи увидел достаточно, чтобы узнать Джонсона. Агент шагал медленно, держа в руке палку, которую, очевидно, принесло ручьем сверху.
Джонсон остановился. Чи не видел головы агента, но, судя по тому, как были развернуты его бедра, Джонсон смотрел вверх. Чи напрягся и затаил дыхание. Наконец Джонсон отвернулся.
– Нашли что-нибудь?
Откликнулся только один голос. Кто-то – скорее всего, Коллинз – прокричал:
– Ничего.
Ноги Джонсона исчезли из поля зрения Чи – агент отправился дальше.
Чи осторожно приблизился к устью оврага. Он должен точно знать, где находится Джонсон, от этого человека всего можно ожидать. Вот голос агента послышался около самолета, и Чи облегченно вздохнул. Теперь он увидел всех троих. Стоя под торчащим кверху крылом, они что-то обсуждали. Потом забрались в машину – Джонсон сел за руль. Буксуя на влажном песке, машина круто развернулась и с ревом понеслась вниз по каньону. Если они и нашли алюминиевые чемоданы, то с собой их не увезли.
Чи понадобилось около четверти часа, чтобы подтвердить свои догадки насчет того, где и как искали Джонсон и его люди. Ночной дождевой поток в ущелье Вепо был довольно слабым, но он промыл дно каньона. Каждый след, оставленный утром, был виден так же отчетливо, как меловая черта на чистой школьной доске. Джонсон и его приятели тщательно обследовали стены ущелья и землю вокруг базальтовой скалы. Они лазили под кусты, перебрасывали с места на место палки и ветки, принесенные ручьем, смотрели в расщелинах. Не оставили без внимания ни один уголок, где мог быть спрятан средних размеров чемодан.
Чи сел на песок под крылом самолета и принялся размышлять. Утренний воздух после ливня был влажным, над верхними склонами Большой горы все еще висели клочья тумана, пожираемые солнцем. Несколько редких белых облаков предвещали появление грозовых туч после полудня. Чи достал из кармана записную книжку и перечитал записи, сделанные накануне. Под фамилией «Дэши» он дописал: «Джонсон моментально узнал, что рассказал нам старый хопи. Каким образом?»
Он задумался над последним вопросом. Вернувшись в Флагстафф, Дэши напечатал на машинке рапорт; Чи сделал то же самое в Тьюба-Сити. Очевидно, Джонсон узнал про чемоданы ночью. От Дэши? Или от того, кто в это время дежурил в конторе шерифа?
Чи закрыл записную книжку и пробормотал проклятие на языке навахо. Какая разница – кто сообщил Джонсону? На самом деле, Чи не склонен был подозревать Ковбоя. Думать так – означало идти в ложном направлении. «К любой цели надо добираться правильным путем – двигаясь по солнцу, – учил его дядя. – С востока – к югу, потом на запад и, наконец, на север. Так движется солнце, так ты поворачиваешься, войдя в хоган, этому правилу подчинено все. Рассуждай именно так». Но как, черт побери, применить это абстрактное дядино правило к данному конкретному случаю? А вот как, решил Чи, надо начать с самого начала и идти по кругу до конца.
Итак, что есть начало? Начало – это люди с кокаином в Мексике. И люди в Соединенных Штатах, которые желают его купить. Пойдем дальше. Есть некий человек, работающий на одну из этих групп, который знает подходящее место, где можно посадить самолет. Это может быть Джозеф Мушкет, или молодой Вест, или даже они вместе плюс Вест-старший. Мушкета выпускают из тюрьмы, он приезжает в Горелую Воду и готовит место для посадки.
Чи мысленно еще раз проверил, все ли правильно в его рассуждениях.
Управлению по борьбе с наркотиками удается что-то пронюхать. Джонсон навещает Веста в тюрьме, угрожает ему и подставляет парня, чтобы его убили.
Чи достал записную книжку, открыл нужную страницу, нацарапал: «Джонсон подставил Веста, чтобы его убили? Если так, то зачем?»
Два дня спустя на Черной месе убивают неизвестного человека. Возможно, убийца – Мушкет Железные Пальцы. Или какой-нибудь колдун. Или, может быть, сам Мушкет и есть колдун. Или, возможно, неизвестный тут вовсе ни при чем – так, случайная жертва. Возможно, но вряд ли. Вся система воспитания навахо не позволяла принимать на веру такие совпадения.
Чи перестал думать о неизвестном и принялся размышлять о той ночи, когда разбился самолет. К месту посадки приехал «универсал», в нем, очевидно, сидели трое. Один, судя по всему, был уже мертв. На заднем сиденье находился труп, второго человека держал под прицелом третий. Кто это был – Мушкет Железные Пальцы? Двое чужаков приехали сюда, чтобы проследить за доставкой кокаина. Они встретили Мушкета, который должен был показать им дорогу к месту посадки самолета.
Мушкет одного убил, а другого оставил в живых! Почему? Тот знал, какие сигналы подавать пилоту, – вот почему. После того как он просигналил, Мушкет убил и его. Зачем Железные Пальцы оставил один труп и спрятал второй? Чтобы владельцы груза не поняли, кто украл товар? Возможно. Чи задумался. Ситуация с трупом в машине с самого начала казалась непонятной. Мушкет – или не Мушкет, а кто-то другой, кто сидел за рулем, – должен был заранее решить, куда деть тело. Иначе зачем в машине лежала лопата? Но для чего закапывать тело, если проще отвезти его в какой-нибудь дальний овраг и оставить падальщикам?
Чи встал, вытащил из кармана перочинный нож, открыл самое длинное лезвие и потыкал грунт около того места, где только что сидел. Лезвие легко входило во влажный песок, но на глубине примерно пяти сантиметров грунт был плотнее. Чи огляделся. Базальтовая скала… Когда по ущелью шла дождевая вода, она обтекала выступ и кружилась здесь в водоворотах. В этом месте дно должно быть неровным. После сильных ливней поток оставлял кое-где глубокие промоины, и в дальнейшем, когда шли дожди послабее, эти ямы постепенно заполнялись песком. Чи выбрался из ущелья, быстро поднялся к оставленному у ветряка пикапу, достал из-под переднего сиденья монтировку – длинный стальной прут, загнутый на одном конце и сплющенный на другом, – и вернулся на дно каньона.
Всего несколько минут он потратил, чтобы найти то, что искал. Это место должно было быть за базальтовой скалой, ведь, по словам Тэйлора Савкатевы, человек, доставший чемоданы из самолета, скрылся с ними в темноте. Чи принялся тыкать монтировкой песок и раз на двадцатый услышал удар металла о металл. Чи потыкал еще несколько раз и рядом с первым алюминиевым чемоданом нащупал второй. Он опустился на колени и принялся разгребать песок руками. Чемоданы были закопаны в вертикальном положении, они стояли рядышком, между ручками и поверхностью земли песка было сантиметров пятнадцать, не больше.
Чи аккуратно засыпал ямки, оставленные монтировкой, сгреб на место песок и прихлопнул его сверху ладонями, чтобы уплотнить. Затем вынул из кармана носовой платок и смахнул оставшиеся бороздки. Прошелся над тайником – вроде было незаметно, что в песке что-то спрятано. Под конец он потратил почти целый час на то, чтобы, соорудив из веток кроличьей травы подобие метелки, тщательно уничтожить все следы пребывания Джимми Чи на дне ущелья Вепо. Если кто-то и следил за ним, он мог увидеть лишь, что Чи спустился по оврагу в ущелье, потом поднялся обратно к ветряку и уехал.