— Охотился, — коротко ответил он.
В свою очередь и Бабичев отлично понимал, что в итоге за все надо платить. Согласившись поехать в ФРГ, он тем самым окончательно подтвердил, что готов лоббировать интересы западной компании.
Весь вопрос: на каких условиях? Очевидно, что, будучи человеком трезвомыслящим, жалкой подачкой в виде шикарного приема во Франкфурте ограничиться он не мог. Для человека такого уровня это было бы слишком пошло.
Допустить, что будущий глава аппарата продается за авиабилеты и немецкий шнапс, я не могу: это было бы просто неуважением к столь значительной особе.
Потраченные марки не пропали даром. Весной 93-го правительство приняло решение о выплате «Luitpold-Werke» (переименованной к тому времени в «Luitpold-Farma») 1 миллиона 837 тысяч долларов из правительственного резерва.
Факт сам по себе нетипичный, поскольку наше государство должно куда большую сумму куда более серьезным организациям. Скромные немцы вполне могли подождать ещё пару лет (как ждет, скажем, свои полтора миллиона Эрнст Пиндур от того же «Медэкспорта», и не он один).
В чем же причина подобной избирательности? Ответ на поверхности: КТО-ТО замолвил за немцев словечко. Пролоббировал их интересы.
— Я не могу сказать, давало ли «Luitpold-Werke» кому-то взятки, — заявляет Эрнст Пиндур, — я никогда не лез на «кухню» Солодовникова: все «пробивание» было исключительно его делом. Кроме того, «Luitpold-Werke» получала деньги напрямую. Они настолько опустили свои цены, что мне было уже невыгодно с ними сотрудничать.
Пиндур не врет: в финале операции он уже не участвовал. Это максимально соответствовало интересам Солодовникова и К° — чем меньше людей знает о происходящем, тем лучше.
Между тем подоплека столь чудесной перемены в поведении Российского правительства становится понятной после прочтения одного документа — доверенности, которую шеф «Luitpold-Werke»/»Luitpold-Farma» господин Йенч выдал Солодовникову в начале 93-го года:
«Настоящим мы доверяем вам от нашего имени вести переговоры касательно неоплаченных счетов от 1991 года в размере 3 887 500 немецких марок. Вы имеете полномочие предоставить 20-процентную скидку от вышеназванной суммы».
Кому конкретно предназначалась эта скидка — 777 с половиной тысяч марок (или 367 тысяч 400 долларов по пересчету), в доверенности, конечно, не говорится. А посему я предлагаю читателям делать выводы самим. Думаю, вы не ошибетесь в своих оценках.
Любопытная подробность: как явствует из телефакса, направленного Солодовниковым в «Luitpold-Farma» в мае 93-го, его очень сильно беспокоило то, что «чаевые» может содрать не он один. А именно его конкуренты — представители «Pindur Gmbh» в Москве Симонов и Носов. Цитирую:
«Пожалуйста, не принимайте всерьез информацию г-на Симонова и постоянно контролируйте ситуацию. От „Медэкспорта“ ничего не зависит. Деньги взяты специально из правительственного фонда, чтобы оплатить „Luitpold-Farma“ необходимые платежи.
Г-да Носов и Симонов делают все возможное для того, чтобы получить от фирмы дополнительные дивиденды. МЫ ещё раз настойчиво просим не производить никаких оплат!
Пакет с подлинными документами находится у меня; я передам его вам в Мюнхене 7-12 июня».
13 мая 1993 года Министерство финансов разрешило перечислить 1 миллион 837 тысяч долларов из правительственного резерва на счет «Медэкспорта». Казалось, дело сделано.
Ан нет. Солодовников слишком хорошо знал главу «Медэкспорта» Сорокина, ныне, увы, покойного. (Поскольку о мертвых плохо не говорят, не будем тревожить дух этого человека.) Он понимал, что разрешение разрешением, но с деньгами все равно может выйти какая-нибудь петрушка.
Волновался не он один. Волновались и его высокопоставленные друзья. Возможно, потому, что, по условиям, 777 тысяч марок переходили из рук в руки только после получения долга.
Это отчетливо видно из телефонных разговоров Солодовникова с лицом, названным в оперативных расшифровках Владимиром Степановичем. И хотя фамилия напрашивается сама собой, будем все же следовать источнику: раз Владимир Степанович, а не …., значит, Владимир Степанович.
Из перехватов телефонных переговоров «Владимира Степановича» и Солодовникова:
(7 июня 1993 г.)
Владимир Степанович: Олег Петрович, так ты тогда не доуточнил. Все-таки вот это обращение на фирму — это, скорее, устное… Я так понимаю, вот этот Симонов (один из московских представителей «Pindur Gmbh». — А.Х.)… Выходит, у них официального запроса нет, кроме его устной передачи?
Солодовников: Нет официального.
В.С.: То есть это он передал устно? Что «Медэкспорт» вот так требует?
С.: Хочет денег.
В.С.: Мне в разговоре с Сорокиным (глава «Медэкспорта». — А.Х.) можно говорить о том, что представитель фирмы потребовал для вас такую-то компенсацию?
С.: И сослался на Носова — вашего заместителя.
В.С.: А это было?
С.: Да.
В.С.: Вот это уже плохо. В эти дебри мне залезать никак не в дугу.
С.: А что, до сих пор не отправлено ничего?
В.С.: Кто?
С.: Деньги эти. Может, уже отправили?
В.С.: Я с Сорокиным сегодня не разговаривал, потому что он на совещании был до двенадцати часов. Потом я уехал в концерн и только приехал. Сейчас буду с ним разговаривать. Мне важно, что он скажет, понимаешь?
С.: Может, он и брякнет, что уже все оплатили?
В.С.: Может быть! Если он сейчас начнет мне что-то там рассказывать, то я ему скажу, что у нас есть такая информация. Причем я-то ему скажу, что эта информация вернулась из фирмы в Институт ревматологии.
С.: Институт, может, и не нужно трогать. Он же прекрасно знает эту Насонову (директор Института ревматологии РАМН, куда, собственно, и пришел «Артепарон». По просьбе «трудящихся» в январе 93-го она написала письмо на имя Черномырдина с просьбой помочь в оплате долга. — А.Х.) Позвонит ей.
В.С.: А откуда тогда у меня информация?
С.: Не знаю…
В.С.: Я же не могу сказать, что на имя Трапезникова пришла такая бумага!!!
С.: Нет… Просто, может, можно будет спросить: произошла оплата или нет, чтобы доложить можно было в аппарате. Больше ничего не нужно.
В.С.: Это без сомнений… Я-то боюсь, что он мне, мудак, скажет, что все нормально, мы тут занимаемся… Я хочу выйти на понимание, УЧАСТВУЕТ ОН В ЭТОМ ДЕЛЕ СДИРАНИЯ или нет…
(9 июня 1993 г.)
Солодовников: Представитель фирмы и Симонов якобы вчера улетели в Таджикистан по препаратам. По тому же препарату «Артепарон». Я подумал: может быть… Там никого из людей в той республике?
Владимир Степанович: Нет. В Таджикистане никого. Я даже близко не знаю.
С.: Б…дь. Жалко-то как. Хотел им там от ворот поворот… Я за это время тоже кое-что успел. У меня тут идея кое-какая проскочила. Чтобы совсем не терять, поправить нужно все. В конечном итоге проигрывать невозможно.
В.С.: Нежелательно, конечно.
С.: Столько работы!
В.С.: И накроют нас эти гады!
С.: Да. Поэтому есть такая форма. Это неоднократно делалось. В связи с тем что на самом деле пару лет были должны фирме. Пошли ей навстречу в такое тяжелое для страны время. Этот фирмач вызывается в аппарат и ему говорится: «Да, тяжело. Вы должны понимать. Страна была… Трудные моменты. Однако мы нашли возможность и надеемся на дальнейшее сотрудничество». Все! Так? И тогда вызывают его со мной, я еду с ним. И тогда я вылетаю и все заканчиваю… Деньги немалые… Тогда я бы связался с этим шефом, которому я все отправлял. Он меня поблагодарил. И так далее. Дальше я лечу и занимаюсь.
В.С.: Видишь, какое дело — кто и куда его может позвать?
С.: Вот нужно подумать. Если на самом деле деньги ушли от хозяина денег… Тем более что на самом деле был долг…. Здесь нужно, кто деньги дал. И ещё было бы классно, что вот не просто кинули…
В.С.: Кто не дал?!! Деньги дал товарищ, и все!
С.: РЕЗЕРВ.
В.С.: Все. И об этом никто не знает. Ни отдел никакой, ни служба никакая.
С.: А он не может позвать и поговорить? Пять минут ровно? То есть закрепить все то, что я говорил?
В.С.: Дело все в том, что это трудно объяснить этому человеку. Понимаешь? Ему сейчас нужно сформулировать такую просьбу и говорить. Он скажет: «Е… твою мать, вы просили деньги, что вы ещё хотите от меня?»
(22 июня 1993 г.)
В.С.: Я вчера как очнулся только, побежал на работу и сразу позвонил шефу. Оставалось у него 10 минут. Я пробежал к нему и в самых общих чертах все ему сказал. Он единственное спросил: «Там фирма держится? Не пропустят удара никакого?»
С.: Нет.
В.С.: Я говорю — «нет». — «Ну, все»… Он в пятницу все-таки по тому моему звонку подключил первого помощника премьера… Он говорит: «Я приеду, и мы им яйца отвернем».
С.: А пока он звонка не делал, да?
В.С.: Нет, он в пятницу делал.
С.: И что там было?
В.С.: Результата просто не знаю. Поскольку его нет, то я не могу узнать, какая реакция обратная.
Если вы внимательно прочитали стенограммы, то, надеюсь, поняли, насколько близкие и откровенные отношения завязались у Солодовникова с «Владимиром Степановичем». ТАК говорят только с очень доверенными людьми.
Из переговоров видно, что возвратом конкретно взятого долга ограничиваться они не пожелали. Впереди были иные, не менее взаимовыгодные планы.
Солодовников и «Владимир Степанович» остались крайне довольны друг другом. Первый сумел получить долг. (В итоге «Медэкспорт» все же перевел деньги на счет «Luitpold-Farma».) Второй что-то другое.
Бьюсь об заклад, они бы провернули ещё не одну операцию. Но ситуация резко изменилась.
14 октября 1993 года Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией Министерства безопасности РФ провело досмотр офисов трапезниковского СП. При обыске оперативники изъяли незаконно хранившиеся там пистолеты «ПМ», винтовки, охотничьи ружья, оптические и инфакрасные прицелы, около 1,5 тысячи боеприпасов разного калибра. А на даче Солодовникова в поселке «Северный трудовой» и вовсе стоял на приколе… бронетранспортер БРДМ.
Солодовников объяснил обалдевшим чекистам, что он охотник и все оружие нужно ему исключительно для забавы. БРДМ же он использует как средство передвижения по заснеженным равнинам.
Комитетчики, конечно, не удовлетворились подобным ответом. И тогда Солодовников скрылся из зоны досягаемости. Он вновь уехал за рубеж.
Эрнст Пиндур, на которого я так часто ссылаюсь, рассказывал, что вскоре после бегства Солодовникова он приехал в Москву и был приглашен в приемную Министерства безопасности (Кузнецкий мост, 22). Встретивший его чекист доходчиво поведал, что их ведомство очень сильно интересуют материалы о коррупции среди высших должностных лиц. И что откровенный рассказ о выплате долга будет зачтен в счет «незаконно хранящегося оружия».
Пиндур отказался помогать МБ. Солодовников — тоже. Неудивительно — он давно (знаю это доподлинно) находился в разработке российских спецслужб как человек, возможно связанный с немецкой разведкой «БНД».
Конечно же, узнав, что история о пробивании долгов стала предметом достояния спецслужб (а данные об этом имеются аж у нескольких отечественных силовых ведомств), Солодовников и «Владимир Степанович» мгновенно заморозили свои отношения.
Рисковать им было не с руки. За горизонтом раскрывались слишком большие перспективы.
Безнаказанность давно уже стала неотъемлемой частью российской демократии.
Конфискованное во время обыска оружие Солодовникова уныло хранится в арсенале ФСБ. Сам он преспокойно продолжает заниматься бизнесом.
Владимир Пансков, наворотивший немало дел в Минфине (надеюсь, об этом мы ещё расскажем), благополучно перешел на должность первого замминистра экономики. Говорят, что скоро его сделают аудитором Счетной палаты. Честность и бескомпромиссность Панскова известны всем.
Владимир Бабичев, друг и покровитель немецких агентов, уверенно сидит в кресле главы аппарата правительства. Приговаривая: «Наш дом — Россия».
Валерий Млынник служит помощником одного из представителей президента.
Ни один из этих людей не только не был наказан. Даже пылинка не слетела с их светлых голов. Они спокойно живут себе и в ус не дуют.
Им-то уж отлично известно: у них дома все взятки — гладки. Потому что их дом — Россия.
В день выхода этого материала Черномырдин (он был тогда премьером) приехал в ФСБ. Разумеется, приезжал он совсем по другому поводу — кажется, на какую-то коллегию, — но речь о статье все равно зашла.
Я не знаю подробностей его разговора с директором ФСБ Ковалевым: до меня донеслись только отголоски. Но знаю, что Виктор Степанович выражал свое исключительное неудовольствие выпадами против его друга Бабичева.
К Бабичеву он вообще относился особенно, словно к родному сыну, и все «наезды» на него воспринимал, как собственную обиду.
Вспоминаю, как мы с Валерием Стрелецким, бывшим «резидентом Коржакова» в правительстве, сделали интервью, где среди прочего речь шла и о бабичевских делах. Черномырдин тогда выступал как раз перед депутатами Госдумы.
Понятно, его спросили об этой статье. Он взвился и в свойственной ему высоколексической манере сказал пламенную речь.
«Никого там, ничего! — восклицал Черномырдин. — Это мракобесие, которое цепляет по одному… Просто надо было наехать какой-то частью на Черномырдина».
Впоследствии выступление это дало название книге Валерия Стрелецкого — «Мракобесие», а мне — повод для небольшой газетной реплики. «Какой частью надо наезжать на Черномырдина?» — так я её озаглавил.
Я писал, помню, что специально встал во весь рост перед зеркалом, но, сколь ни старался, так и не нашел никакой выступающей части, которой можно наезжать на премьер-министра.
После этого Черномырдин назвал меня хамом (в изложении официального рупора Белого дома Шабдурасулова), чему я немало обрадовался. Значит, задело…
Теперь — несколько слов о том, как сложились судьбы героев этого материала.
Владимира Панскова действительно избрали аудитором Счетной палаты. Он стал финансовой совестью страны.
После отставки Черномырдина Владимир Бабичев перебрался в Госдуму. Депутатом.
Наш старый знакомый, следователь Генпрокуратуры Борис Уваров, ушел в отставку. Теперь уже окончательно.
Уваров увольнялся дважды. Первый раз — в эпоху «вечного и.о.» Ильюшенко. Он вел тогда дело Листьева.
При Скуратове его вернули. Как оказалось, не надолго. В рыночных условиях Генпрокуратуры Уваров работать не смог.
Чего нельзя сказать о его сменщике — Руслане Тамаеве. Нынче он в большом авторитете. Руководство Генпрокуратуры очень ценит его «миротворческий» дар и время от времени поручает Тамаеву наиболее щекотливые дела.
Именно Тамаев прекратил знаменитое дело швейцарской фирмы «Мабетекс» — по такому же точно сценарию, как и в случае с Пансковым. Дело, из-за которого был опорочен генпрокурор Скуратов. Дело, по которому проходили высшие сановники страны — те, что брали взятки за подряды на ремонт Кремля и открывали многомиллионные счета в Швейцарии. Дело, едва не приведшее к импичменту президенту.
«Родина» (в лице отдельных её представителей) щедро отблагодарила Тамаева. За Панскова он получил квартиру. За «Мабетекс» — повышение. Отныне Тамаев — зам начальника Управления по расследованию особо важных дел. Разумеется, генерал…
А «Нашего дома — России» больше не существует. Что, впрочем, ровным счетом ничего не меняет…
29.10.1998
ДАЧИ БЕЗ СДАЧИ
— Позовите, пожалуйста, Павла Сергеевича.
— Он на даче.
— На какой?
— В прокуратуре, на даче показаний.
…Когда едешь по Рублево-Успенке, кажется, что листаешь справочник «Кто есть кто в российской власти».
— Это генеральский поселок, в народе «здориковский» (Здориков — бывший начальник Воспитательного управления Минобороны. — А.Х.). А слева, вон, сразу за «Царской охотой», знаменитые Жуковки, первая и вторая…
Мой гид — рублевский абориген. Все местные достопримечательности знает как свои пять пальцев. Впрочем, поворот на ельцинскую дачу, особняк Рыжкова или забор Черномырдина покажет вам любой здешний школьник. Близость к власти как-никак ко многому обязывает.
— Видишь, на горке махина? Виктор Степанович. Как жил, так и живет. Даже охрана осталась. А напротив — зеленый забор: говорят, Пал Сергеича Грачева. Сразу за ним Сосковец и директор ФСБ.
…Зеленый частокол «лучшего министра обороны» тянется подозрительно долго.
— Еще бы, — усмехается гид, — Здесь девять гектаров.
Я сразу же начинаю перемножать в уме: если сотка земли стоит примерно десять тысяч «зеленых», на сколько же тянет весь участок? Девять миллионов? Да чтобы набрать эту сумму, нужно продать не один танк или военный самолет…
…Мои сомнения были напрасны. Как выяснилось впоследствии, госдача общей площадью 1010 квадратных метров с многочисленными постройками плюс участок в девять гектаров достались её новому владельцу совершенно бесплатно.
Но не будем забегать вперед…
Госдачи — явление чисто советское. Бьюсь об заклад, вы никогда не объясните иностранцу, что такое казенная дача. Почему за неё не платят? А если платят, то копейки? Не проще ли жить на своей вилле? Потом ведь все равно уезжать?
Во всех странах вполне обходятся немногочисленными официальными резиденциями. Разумеется, после ухода в отставку премьеры и президенты даже и не помышляют о том, чтобы купить приглянувшийся особняк. Без разговоров оставляют преемнику
Ну а для того чтобы принимать иностранные делегации, власти арендуют частные отели. Такая практика существует, например, в Германии.
Наше ноу-хау родилось на свет благодаря гению Сталина. Вождь любил иерархию.
Наличие у человека госдачи, служебного авто, пайка означало близость к власти. (Соответственно, чем шикарней, тем выше ранг.) Правда, и лишался человек всего в одночасье.
Массовое строительство государственных дач началось в 30-е годы. Почему было выбрано именно западное направление, Рублево-Успенка? Существует несколько версий. По одной, Сталин, рассматривая карту области, просто ткнул сюда пальцем. По другой, в этой стороне наиболее благоприятная роза ветров.
Неизвестные доселе названия деревенек — Жуковка, Барвиха, Ильинское, Николина Гора, Петрово-Дальнее, Усово — зазвучали на всю страну. Звучат и поныне.
Десятилетиями жизнь в правительственных поселках, укрытая шлагбаумами и заборами, протекала чинно и размеренно. О кровавых 30-40-х, когда шум подъезжающего авто вгонял сановников в дрожь, постепенно забыли.
Министры, зампреды Совмина, члены ЦК и Политбюро знали: как только их проводят на пенсию, взамен госдачи они получат небольшую «фазенду». Иметь в те годы две дачи одновременно считалось неэтично. Но пришли демократы…
Поначалу, в пылу борьбы с привилегиями, президент Ельцин был категорически против житья за казенный счет. Он даже подписал указ об упразднении системы государственных дач. Но, как водится, документ был удачно похерен и забыт.
А поселки, принадлежавшие ранее Управделами Совмина СССР и Хозотделу Управления делами ЦК партии, отошли к новым хозяевам. Правда, не в полном составе. Под шумок, воспользовавшись суматохой, жители совминовского поселка Назарьево переоформили его в дачное товарищество и выкупили земельные участки вкупе с постройками.
С того момента и по сей день дачно-оздоровительными хозяйствами распоряжаются президентские службы. Однако эта перемена не сильно сказалась на чиновничьих судьбах. По-прежнему высшие сановники обитают в казенных домах. За комфорт и сухость они платят копейки. (Пять-восемь рублей за квадратный метр в месяц.)
Аппетит приходит во время еды. Конечно, кайфовать за гроши — дело хорошее. Но власть в России переменчива. Сегодня ты царь и бог, а завтра…
Неудивительно, что десятки чиновников всеми правдами и неправдами попытались добиться того, о чем прежние жильцы и мечтать не могли. Выкупить дачи. Точнее, землю, на которой они стоят. Шутка ли — цены на Рублевке самые высокие в стране. И если есть возможность получить её в десять, а то и в двадцать раз дешевле, грех упускать такой шанс.
Информация к размышлению:
Сегодня на Рублевке осталось два крупных государственных хозяйства, подчиненных Управлению делами президента.
1) Оздоровительный комплекс «Жуковка». Сюда входят поселки Жуковка-1, 2, 3, Петрово-Дальнее, Горки-6, Ильинское, Архангельское, Барвиха. Общее число дач — 172 (на 228 семей), продано — 24.
2) Оздоровительный комплекс «Сосны». Успенское, Горки-10, Усово. Общее число дач — 92. Продано — 22. В ближайшее время может быть решен вопрос о передаче «Соснам» и поселка Успенское-2 на 60 дач.
В каждом из поселков, помимо собственно дач, есть и санатории, и жилые дома, и детсады. Здесь свой водозабор, котельные, штат дворников, горничных и рабочих.
Почему-то считается, что растаскивать казенную собственность начали демократы. Это не так. Первыми были коммунисты.
Летом 90-го года тогдашний начальник ХОЗУ Совмина Стерлигов (вскоре он станет известен как великий патриот) с благословения премьера Рыжкова принялся за продажу дач. Себе он взял виллу в Баковке (там же досталась дача и зампреду Совмина Воронину). В новом поселке на Николиной Горе поселились вице-премьер Бирюкова, помощник премьера Саваков, первый зампред Совмина Белоусов.
Не терялся и сам Рыжков. В июле он оформил договор купли-продажи на дачу № 2 в поселке Ильинское (зарегистрировано в Одинцовском БТИ за № 1006). Площадью 363,7 квадратных метра.
Разумеется, государство несло серьезные убытки. Дачи оценивали по смехотворной цене, без учета коммуникаций, асфальтовых дорог, инженерно-технологического оборудования. Утварь — мебель, посуда — уходили по остаточной стоимости.
Однако бдительные депутаты не дремали. Легендарная Элла Памфилова поставила на Верховном Совете вопрос о некорректном поведении премьера. Испуганный Николай Иванович по привычке заплакал и расторг договор.
А на его госдачу вселился вице-президент Янаев. Именно отсюда в августе 91-го Янаева забирали в «Матросскую Тишину». Очевидцы вспоминают, что путчист был крепко под градусом.
Рыжковское упорство в достижении цели заслуживает всяческого уважения. Много лет предсовмина мучился тем, что поддался давлению депутатов. И в итоге вернул нажитое непосильным трудом.
В середине 90-х, уже став депутатом Госдумы, Николай Иванович добился-таки исполнения заветного желания. Получил в собственность ту самую дачу № 2, от которой так бездумно отказался на заре демократии.
При балансовой стоимости 495 миллионов она досталась ему за полцены: 240 миллионов 253 рубля (примерно 48 тысяч долларов). Это, конечно, дороже, чем в 90-м, но все равно неплохо.
Каким образом это произошло, расскажу чуть позже, а пока вернусь к началу 90-х.
Почин Рыжкова успешно продолжил российский премьер Силаев. В декабре 91-го «в виде исключения» трем крупным деятелям — собственно Силаеву, руководителю горбачевского аппарата Ревенко и советнику Президента СССР Шахназарову разрешили купить по даче в Петрово-Дальнем (№ 3, 5, 10). Самая большая — 377,9 квадратных метра — отошла Силаеву. Самая маленькая — 194,2 — Ревенко.
Понятно, заплатили прорабы перестройки гроши (2300 «зеленых» на троих в общей сложности). Дачи оценивали не по реальной, а по мифической остаточно-балансовой стоимости.
Но воля президента — а именно распоряжением Ельцина была санкционирована продажа — выше всяких законов, порядков и правил.
Борис Николаевич — хозяин своего слова. Сам дал — сам взял. Подумаешь, подписал в июле 92-го распоряжение (№ 409), запрещающее приватизацию и продажу собственности президентской администрации. Когда речь идет о соратниках, можно закрыть глаза и на более серьезные вещи.
Как установила проверка, проведенная Счетной палатой, в 1992-1995-м годах пятнадцать дач из оздоровительного комплекса «Жуковка» были проданы по указанию президента в нарушении его же распоряжения. По заниженной цене.
Четыре дачи ушло и из другого хозяйства — «Сосны». По балансовой (то есть нереальной) стоимости.
Абсолютное большинство счастливчиков — люди, известные всей стране. Вроде бы уважаемые.
Ну, например, президент Российской Академии наук Юрий Осипов. Я все понимаю: наука в ауте, денег нет, надо входить в положение ученых. Но не до такой же степени. Юрий Сергеевич приобрел дачу № 3 в Барвихе общей площадью 559,1 квадратных метра на многогектарном участке за… 282 700 рублей. 2600 «зеленых» по курсу.
Или помощник президента по международным вопросам (теперь уже бывший) Дмитрий Рюриков. Шеф отказал ему дачу № 1 (100 кв. м) в Ильинском всего за 22 миллиона 11 тысяч. Неплохая премия.
Тем более соседи у Рюрикова все как на подбор, достойные. На второй даче (112,6 кв. м) поселился отставной пресс-секретарь Вячеслав Костиков. 20 миллионов 551 тысяча.
На 61-й (94 кв. м) — руководитель Государственной архивной службы Руслан Пихоя. 14 миллионов 3 тысячи рублей. В то время курс доллара был примерно полторы тысячи.
На 11-й — шеф президентского протокола Владимир Шевченко. 6 миллионов 879 тысяч рублей (6-7 тысяч «зеленых»).
Кое-кто, правда, пытался помешать халяве. Постановлением правительства от 94-го года был введен новый коэффициент оценки дач. Однако сказка продолжалась. 18-ю дачу в Ильинском (140,3 кв.м) продали губернатору Подмосковья Анатолию Тяжлову за 54 миллиона 341 тысячу. С учетом нового коэффицента и НДС она должна была стоить на 80 миллионов дороже.