Страница:
Что совсем не помешало ей, так, на всякий случай, не признаваться, что алмаз существует и находится у нее.
Зато захотелось взглянуть на него ещё раз.
Желание свое графиня осуществила в полном одиночестве, отправив даже Флорека. Дверь в библиотеку на этот раз она заперла, собственноручно зажгла дополнительные лампы, ибо удобство в виде электрического освещения в замке имелось уже с год, вынула фолиант о соколах и тут вспомнила, что обещала мужу заново склеить страницы. Сделать это было нетрудно Клей находился здесь же, в библиотеке, и часто использовался для мелкого ремонта книг. Обычно этим занимался специально приглашаемый переплетчик, но и сама Клементина умела обращаться с клеем. Достала его из шкафчика, приготовила кисточку и только после этого раскрыла книгу.
Она очень долго не могла отвести глаз от сияния, усиленного светом лампы. В конце концов, графиня была женщиной, а от такого зрелища нелегко оторваться. Алмаз начинал оказывать свое могучее влияние и на нее. Отказаться от него?.. А почему, собственно, она должна это делать? Ценность камня — огромная, а кроме того, он просто прекрасен, а у неё дочь и даже внучка, есть кому оставить!
А если его возвращать, то, собственно говоря, кому, в чьи руки? Запихать в могилу того полковника, что открещивался от камня даже после смерти, или лично отвезти его в Индию и подбросить тайком в какой-нибудь древний храм, который даже неизвестно, существует ли еще? Чушь. А если семья, не дай Бог, обеднеет, такая страховка на будущее наверняка пригодится...
Клементина с трудом оторвалась от сверкающей драгоценности, аккуратно склеила разделенные стилетом страницы и водрузила трактат о соколах на прежнее место. Бумаги из «Жития святых» она спрятала в шкатулку в своей спальне.
* * *
* * *
* * *
Зато захотелось взглянуть на него ещё раз.
Желание свое графиня осуществила в полном одиночестве, отправив даже Флорека. Дверь в библиотеку на этот раз она заперла, собственноручно зажгла дополнительные лампы, ибо удобство в виде электрического освещения в замке имелось уже с год, вынула фолиант о соколах и тут вспомнила, что обещала мужу заново склеить страницы. Сделать это было нетрудно Клей находился здесь же, в библиотеке, и часто использовался для мелкого ремонта книг. Обычно этим занимался специально приглашаемый переплетчик, но и сама Клементина умела обращаться с клеем. Достала его из шкафчика, приготовила кисточку и только после этого раскрыла книгу.
Она очень долго не могла отвести глаз от сияния, усиленного светом лампы. В конце концов, графиня была женщиной, а от такого зрелища нелегко оторваться. Алмаз начинал оказывать свое могучее влияние и на нее. Отказаться от него?.. А почему, собственно, она должна это делать? Ценность камня — огромная, а кроме того, он просто прекрасен, а у неё дочь и даже внучка, есть кому оставить!
А если его возвращать, то, собственно говоря, кому, в чьи руки? Запихать в могилу того полковника, что открещивался от камня даже после смерти, или лично отвезти его в Индию и подбросить тайком в какой-нибудь древний храм, который даже неизвестно, существует ли еще? Чушь. А если семья, не дай Бог, обеднеет, такая страховка на будущее наверняка пригодится...
Клементина с трудом оторвалась от сверкающей драгоценности, аккуратно склеила разделенные стилетом страницы и водрузила трактат о соколах на прежнее место. Бумаги из «Жития святых» она спрятала в шкатулку в своей спальне.
* * *
Из всех детей Клементины дочь Доминика как минимум половину времени проводила «в Польше, где благоденствовала в многочисленных, беззаботно эксплуатируемых поместьях, сын же, двумя годами младше, Жан Пьер — теперь уже граф де Нуармон, проживал в Париже, время от времени навещая Лондон, Вену и Монте-Карло. В родовой замок он наезжал исключительно в охотничий сезон, который, правда, был таковым только по названию, так как дичью окрестности, прямо скажем, не изобиловали. Гораздо больший интерес представляли лошади, которыми почти сорок лет занимался его отец, создав небольшой, но замечательно налаженный конный завод. Теперь им управляла мать, тоже весьма талантливая в этой области.
Единственной дочери Доминики — Юстине, той самой, которую Флорек вытянул из заболоченного пруда, в год смерти французского деда исполнилось восемнадцать. Единственному сыну, названному по семейной традиции опять же Жаном Пьером, было семь, и малыш только начал учиться. Зятя — Кшиштофа — Клементина всегда очень любила, а вот невестка оказалась неудачной. Молодая графиня де Нуармон являлась самой обыкновенной дурындой, хотя и очень красивой, но с весьма неприятным характером, что обнаружилось, к сожалению, уже после свадьбы, когда было поздно. Заносчивая, эгоистичная, ленивая, патологически жадная и одновременно транжира, она без всяких угрызений совести использовала ложь, коварство, шантаж для достижения своей цели и удовлетворения собственных капризов.
Молодой граф, ясное дело, клюнул на её красоту и влип хуже, чем это могло случиться с его отцом, женись тот на Мариэтте. Ведь та, обладая сходными чертами характера, была по крайней мере трудолюбива и благоразумна.
Следовательно, Клементине пришлось основательно задуматься, кому же оставить сверкающее наследство и всю информацию о нем.
Сын отпадал сразу, так как за ним стояла жена.
А той он ради собственного спокойствия подчинялся во всем и ничего сохранить в тайне не мог. Молодая же графиня способна была на любую глупость и любую подлость и не посчиталась бы ни с кем и ни с чем. Клементина ни за что не доверила бы ей даже дохлого кролика, не говоря уже о чести семьи.
Внук отпадал из-за возраста — слишком ещё мал.
Доминика...
Доминика вызывала весьма серьезные сомнения.
Она пошла в основном в бабку, старую графиню де Нуармон, от второй своей бабки, графини Дембской, унаследовав только несгибаемый патриотизм.
У старой же графини де Нуармон была масса достоинств, вот только умом бедняжка не грешила. Прекрасная жена и любовница, идеальная мать и хозяйка дома, она в то же время была законченной кретинкой, трусихой, не способной самостоятельно мыслить, зато весьма склонной к истерии. Часто случается, что всевозможные черты характера перескакивают через поколение, вот и Доминика пошла в свою французскую бабку, а её дочь Юстина — в Клементину.
Хорошенько обдумав дело, Клементина выбрала внучку.
Пока она после смерти мужа размышляла и принимала решение, присутствовавшие на похоронах члены семьи успели поразъехаться во все стороны, и Юстина с матерью находились в Ницце.
Внучка как раз разорвала сверхнеудачную помолвку, была этим несколько раздосадована и с охотой предавалась светским развлечениям. Доминика, куда ещё более раздосадованная, поскольку очень рассчитывала, что слишком живая и энергичная, по её мнению, дочь наконец-то устроит свою жизнь и успокоится, а тут все лопнуло, также нуждалась в отдыхе и разрядке. Будучи несколько стеснена в действиях трауром по отцу, Доминика твердила, что жертвует собой исключительно ради ребенка.
Ребенок же весьма охотно жертвовал собой ради матери. Таким образом, обе развлекались на славу.
Отдых неожиданно прервало недомогание пана Пшилесского, который в Польше сломал ногу, упав с лошади. Точнее, лошадь упала вместе с ним. Письмо Клементины не застало обеих дам в Ницце, так как те уже успели уехать домой ухаживать за мужем и отцом. Это потребовало какого-то времени, затем у самой Клементины возникли дела в Париже, и в результате прошло два года, прежде чем теперь уже двадцатилетняя внучка наконец к ней приехала.
Внимательно разглядев её, Клементина мысленно поздравила себя с правильным выбором и вдруг почувствовала, что не знает, как начать. Дело все ещё казалось ей несколько щекотливым.
Юстина, сама того не подозревая, помогла ей.
— ..не везет мне с женихами, — печально рассказывала она, изливая душу бабке, к которой чувствовала явное расположение. — Один оказался недоумком, другой — тупым солдафоном, а третьего я не успела заловить. А этот третий, должна тебе, бабуля, признаться, больше всех мне нравился. И надо же, как раз приходит телеграмма от отца, когда Джек Блэкхилл уже почти готов был сделать предложение...
— Как?! — прервала её Клементина.
— Что «как»?
— Как его звали?
— Блэкхилл. Джек Блэкхилл. Англичанин, кажется, лорд, вроде настоящий. Я с ним в Ницце познакомилась А что? Ой, там вообще была целая история, и он повел себя весьма достойно...
Молча и очень внимательно Клементина выслушала рассказ внучки о крайне неприятном столкновении, во время которого один молодой англичанин, некий мистер Мидоуз, устроил афронт другому молодому англичанину, этому самому лорду Блэкхиллу, возлагая на него ответственность за некие таинственные прегрешения его предков. Кто-то там якобы кому-то подложил свинью, но лорд Блэкхилл весьма тактично доказал, что все было с точностью до наоборот и не мистер Мидоуз должен предъявлять претензии, а он сам. Но ему на всю эту крысиную возню плевать с высокой колокольни, ибо честь его рода всякая шушера замарать не может. Мистеру Мидоузу, злому и надутому, пришлось убраться, хотя, говорят, он очень богат...
— А в чем суть дела-то? — спросила Клементина. — Из-за чего весь этот скандал? Кто что говорил?
— Да нет, прямо никто не объяснил. Только какие-то туманные намеки, вроде бы дело в каких-то драгоценностях, что весьма вероятно, ведь мистер Мидоуз из семьи ювелиров. Крупные торговцы. Поэтому-то он такой богатый.
Клементина решительно поднялась. Начало было положено.
— Ступай за мной, — приказала она. — Я тебе кое-что покажу.
Заинтригованная Юстина сразу оставила болтовню о пустяках и последовала за бабкой в библиотеку. После возвращения из Парижа Клементина сюда не заглядывала, привезенные новинки для чтения держала в спальне на полке и сейчас, наморщив лоб, нерешительно остановилась посреди зала.
В библиотеке был легкий беспорядок: кое-какие книги переставлены, другие высились стопкой на столе, нескольких явно не хватало, а на маленьком столике в углу лежали какие-то бумаги, придавленные подсвечником. Беспорядок не так уж и бросался в глаза, но Клементина, лично занимавшаяся библиотекой, знала её как свои пять пальцев. Расположение книг, не менявшееся десятилетиями, так и стояло у неё перед глазами, и теперешние, пусть даже небольшие, изменения она заметила сразу же.
Графиня сделала несколько шагов, подошла к самому старому шкафу и открыла его.
Книги о соколах не было. Вместо неё между толстенными соседними томами зияла пустота.
Клементина уже успела привыкнуть к мысли, что владеет огромным сокровищем. Дела в Париже пошли не лучшим образом, семье был нанесен некоторый финансовый ущерб, к чему графиня отнеслась с пренебрежением, сознавая, какая материальная поддержка дожидается своего часа среди ловчих птиц. При виде пустого места в расставленных по порядку старинных книгах её чуть удар не хватил. Графиня осмотрела все ещё раз и позвонила камердинеру.
— Во время последнего отсутствия вашего сиятельства здесь был господин граф с друзьями, — спокойно ответил слуга на заданный вопрос. — Месье Флорлан должен все знать, так как он даже . вроде бы.., вызвал недовольство господина графа.., — Позови месье Флориана!
Месье Флориан, он же Флорек, явился в мгновение ока, ибо только и ждал, когда его вызовут.
Клементина молча подняла брови и обвела рукой все помещение библиотеки.
— Так оно и есть, — с огромным облегчением заявил Флорек. — Дождь лил, будто кто шлюзы открыл, и так два дня кряду. Господин граф приехали с господином маркизом де Руссильоном и с их сиятельством господином дю Лаком. С охотой ничего не вышло, лошадей смотреть разве что на конюшне, кто бы ездил по такому потопу, совсем нечего было господам делать. Их сиятельство господин дю Лак, прошу прощения, за горничными бегал, а господин маркиз чтением занялся и здесь рылся, а господин граф, прости Господи, ещё ему и помогал.
А как я что поперек говорил, так за дверь меня выгонял, аж я, на все воля Божья, обещал, что вам пожалуюсь, и неизвестно еще, кто туг больше госпожи графини боится. А он только смеется и говорит, что все возьмет на себя. Ну, и что тут повынимали, все так и осталось, потому как знаю, госпожа графиня сама изволит разбираться, а что забрали, то я уперся, чтоб расписка была. Иначе через мой труп.
Вот здесь эти бумаги, я проследил.
Он указал на документы, лежавшие под подсвечником.
Клементина, по-прежнему молча, подошла к столику и прочитала расписку. Юстина, сильно заинтригованная, ждала, что будет дальше.
Книгу о соколиной охоте взял маркиз де Руссильон, в чем и расписался, а граф де Нуармон, её собственный сын, подтвердил это тут же, вероятно ещё и заливаясь идиотским смехом. Бог покарал её глупыми детьми. Это ужасное событие произошло от силы месяц тому назад, а маркиз де Руссильон...
Пресвятая Богородица! Она же сама убедилась сейчас, во время последнего пребывания в Париже, что этому кретину грозит банкротство и продажа с аукциона всего имущества! Разбогател, нечего сказать... Ее сын тоже, разумеется, давал ему в долг, и как минимум тысяч двести — псу под хвост, не будут же они добивать лежачего. Банк и ростовщики заберут все...
Она обернулась к Флореку, и оба пристально и понимающе посмотрели друг другу в глаза. Не затем в свое время любопытный лакей свалился со стены замка, чтобы предмет любопытства вот так запросто пропал ко всем чертям.
— Слава Богу, что ты хоть расписки добился, — произнесла Клементина сдавленным голосом. — Ты самим Господом послан нашей семье, не иначе, и знай, что в своем завещании я тебя отблагодарю.
Тебе надо жениться и завести детей. А ты... — обратилась она к Юстине и вдруг прервала сама себя:
— Погоди. Можешь идти, Флорек. Вели принести вина и очень холодной воды.
— Бабушка, что случилось? — «испугалась Юстина. — О Господи, может, доктора?
— Не морочь мне голову своими докторами.
Сюда сейчас явится Бальбина и приготовит мне травы, это лучше любого доктора...
Клементине скорее помог характер, нежели вино и холодная вода, а дальше пережить полученный удар помогла Бальбина, её личная ключница, самой госпожой выученная, как пользоваться травами. Сама же Клементина чуть ли не с детства была отличной травницей. И прежде чем приступить к главному делу, она успела подумать о будущем — видно, её бесценные знания отправятся вместе с ней в могилу...
— Послушай, девочка моя, — озабоченно обратилась она к внучке, — может быть, времена и меняются, а природа остается. Дай мне слово, что все записанное мною о лечении травами ты сохранишь.
Просьба моя хлопотная, ибо только часть находится у меня в секретере, а основное — здесь, в книгах, но ничего не поделаешь. Ни у кого другого ума на Такое дело не хватит, значит, придется заняться тебе.
Взволнованная происходящим Юстина готова была дать бабке любую клятву, а главное — выполнить её. Таким образом, что касается трав, Клементина успокоилась.
— А теперь делай что хочешь, а книгу верни, — приказала она весьма категорично. — Будь я помоложе, сделала бы это сама, но сейчас, боюсь, сил уже не хватит. Этот кретин, маркиз де Руссильон, потерял все, и сейчас, наверное, его имущество уже пошло с молотка. Надо ехать и забрать нашу книгу.
Твой дядя не иначе как рехнулся, когда её одолжил.
Вещь это уникальная и представляет собой огромную ценность с разных точек зрения. Поезжай немедленно, чем скорее, тем лучше. Ты хоть молода, но не глупа. Этот недоделанный маркиз и так уже обошелся нам как минимум в двести тысяч, а возможно, и гораздо дороже...
Юстина отправилась в Париж немедленно, забрав с собой, неизвестно зачем, горничную. На этом настояла бабушка, считавшая, что молодой девушке из приличной семьи не пристало путешествовать в одиночку. Все равно что приехать на вокзал босиком или в ночной рубашке. Таким образом, горничная являлась тем минимумом, ниже которого опускаться было никак нельзя.
Поезд из Орлеана в Париж отправлялся через два часа. Лошади при должном старании преодолевали трассу от замка до Орлеана минут за сорок, а значит, надо было поспешить. Ошарашенная столь неожиданным отъездом горничная, в планы которой входило чрезвычайно заманчивое свидание, выехала вместе с госпожой в состоянии, близком к закипанию...
Единственной дочери Доминики — Юстине, той самой, которую Флорек вытянул из заболоченного пруда, в год смерти французского деда исполнилось восемнадцать. Единственному сыну, названному по семейной традиции опять же Жаном Пьером, было семь, и малыш только начал учиться. Зятя — Кшиштофа — Клементина всегда очень любила, а вот невестка оказалась неудачной. Молодая графиня де Нуармон являлась самой обыкновенной дурындой, хотя и очень красивой, но с весьма неприятным характером, что обнаружилось, к сожалению, уже после свадьбы, когда было поздно. Заносчивая, эгоистичная, ленивая, патологически жадная и одновременно транжира, она без всяких угрызений совести использовала ложь, коварство, шантаж для достижения своей цели и удовлетворения собственных капризов.
Молодой граф, ясное дело, клюнул на её красоту и влип хуже, чем это могло случиться с его отцом, женись тот на Мариэтте. Ведь та, обладая сходными чертами характера, была по крайней мере трудолюбива и благоразумна.
Следовательно, Клементине пришлось основательно задуматься, кому же оставить сверкающее наследство и всю информацию о нем.
Сын отпадал сразу, так как за ним стояла жена.
А той он ради собственного спокойствия подчинялся во всем и ничего сохранить в тайне не мог. Молодая же графиня способна была на любую глупость и любую подлость и не посчиталась бы ни с кем и ни с чем. Клементина ни за что не доверила бы ей даже дохлого кролика, не говоря уже о чести семьи.
Внук отпадал из-за возраста — слишком ещё мал.
Доминика...
Доминика вызывала весьма серьезные сомнения.
Она пошла в основном в бабку, старую графиню де Нуармон, от второй своей бабки, графини Дембской, унаследовав только несгибаемый патриотизм.
У старой же графини де Нуармон была масса достоинств, вот только умом бедняжка не грешила. Прекрасная жена и любовница, идеальная мать и хозяйка дома, она в то же время была законченной кретинкой, трусихой, не способной самостоятельно мыслить, зато весьма склонной к истерии. Часто случается, что всевозможные черты характера перескакивают через поколение, вот и Доминика пошла в свою французскую бабку, а её дочь Юстина — в Клементину.
Хорошенько обдумав дело, Клементина выбрала внучку.
Пока она после смерти мужа размышляла и принимала решение, присутствовавшие на похоронах члены семьи успели поразъехаться во все стороны, и Юстина с матерью находились в Ницце.
Внучка как раз разорвала сверхнеудачную помолвку, была этим несколько раздосадована и с охотой предавалась светским развлечениям. Доминика, куда ещё более раздосадованная, поскольку очень рассчитывала, что слишком живая и энергичная, по её мнению, дочь наконец-то устроит свою жизнь и успокоится, а тут все лопнуло, также нуждалась в отдыхе и разрядке. Будучи несколько стеснена в действиях трауром по отцу, Доминика твердила, что жертвует собой исключительно ради ребенка.
Ребенок же весьма охотно жертвовал собой ради матери. Таким образом, обе развлекались на славу.
Отдых неожиданно прервало недомогание пана Пшилесского, который в Польше сломал ногу, упав с лошади. Точнее, лошадь упала вместе с ним. Письмо Клементины не застало обеих дам в Ницце, так как те уже успели уехать домой ухаживать за мужем и отцом. Это потребовало какого-то времени, затем у самой Клементины возникли дела в Париже, и в результате прошло два года, прежде чем теперь уже двадцатилетняя внучка наконец к ней приехала.
Внимательно разглядев её, Клементина мысленно поздравила себя с правильным выбором и вдруг почувствовала, что не знает, как начать. Дело все ещё казалось ей несколько щекотливым.
Юстина, сама того не подозревая, помогла ей.
— ..не везет мне с женихами, — печально рассказывала она, изливая душу бабке, к которой чувствовала явное расположение. — Один оказался недоумком, другой — тупым солдафоном, а третьего я не успела заловить. А этот третий, должна тебе, бабуля, признаться, больше всех мне нравился. И надо же, как раз приходит телеграмма от отца, когда Джек Блэкхилл уже почти готов был сделать предложение...
— Как?! — прервала её Клементина.
— Что «как»?
— Как его звали?
— Блэкхилл. Джек Блэкхилл. Англичанин, кажется, лорд, вроде настоящий. Я с ним в Ницце познакомилась А что? Ой, там вообще была целая история, и он повел себя весьма достойно...
Молча и очень внимательно Клементина выслушала рассказ внучки о крайне неприятном столкновении, во время которого один молодой англичанин, некий мистер Мидоуз, устроил афронт другому молодому англичанину, этому самому лорду Блэкхиллу, возлагая на него ответственность за некие таинственные прегрешения его предков. Кто-то там якобы кому-то подложил свинью, но лорд Блэкхилл весьма тактично доказал, что все было с точностью до наоборот и не мистер Мидоуз должен предъявлять претензии, а он сам. Но ему на всю эту крысиную возню плевать с высокой колокольни, ибо честь его рода всякая шушера замарать не может. Мистеру Мидоузу, злому и надутому, пришлось убраться, хотя, говорят, он очень богат...
— А в чем суть дела-то? — спросила Клементина. — Из-за чего весь этот скандал? Кто что говорил?
— Да нет, прямо никто не объяснил. Только какие-то туманные намеки, вроде бы дело в каких-то драгоценностях, что весьма вероятно, ведь мистер Мидоуз из семьи ювелиров. Крупные торговцы. Поэтому-то он такой богатый.
Клементина решительно поднялась. Начало было положено.
— Ступай за мной, — приказала она. — Я тебе кое-что покажу.
Заинтригованная Юстина сразу оставила болтовню о пустяках и последовала за бабкой в библиотеку. После возвращения из Парижа Клементина сюда не заглядывала, привезенные новинки для чтения держала в спальне на полке и сейчас, наморщив лоб, нерешительно остановилась посреди зала.
В библиотеке был легкий беспорядок: кое-какие книги переставлены, другие высились стопкой на столе, нескольких явно не хватало, а на маленьком столике в углу лежали какие-то бумаги, придавленные подсвечником. Беспорядок не так уж и бросался в глаза, но Клементина, лично занимавшаяся библиотекой, знала её как свои пять пальцев. Расположение книг, не менявшееся десятилетиями, так и стояло у неё перед глазами, и теперешние, пусть даже небольшие, изменения она заметила сразу же.
Графиня сделала несколько шагов, подошла к самому старому шкафу и открыла его.
Книги о соколах не было. Вместо неё между толстенными соседними томами зияла пустота.
Клементина уже успела привыкнуть к мысли, что владеет огромным сокровищем. Дела в Париже пошли не лучшим образом, семье был нанесен некоторый финансовый ущерб, к чему графиня отнеслась с пренебрежением, сознавая, какая материальная поддержка дожидается своего часа среди ловчих птиц. При виде пустого места в расставленных по порядку старинных книгах её чуть удар не хватил. Графиня осмотрела все ещё раз и позвонила камердинеру.
— Во время последнего отсутствия вашего сиятельства здесь был господин граф с друзьями, — спокойно ответил слуга на заданный вопрос. — Месье Флорлан должен все знать, так как он даже . вроде бы.., вызвал недовольство господина графа.., — Позови месье Флориана!
Месье Флориан, он же Флорек, явился в мгновение ока, ибо только и ждал, когда его вызовут.
Клементина молча подняла брови и обвела рукой все помещение библиотеки.
— Так оно и есть, — с огромным облегчением заявил Флорек. — Дождь лил, будто кто шлюзы открыл, и так два дня кряду. Господин граф приехали с господином маркизом де Руссильоном и с их сиятельством господином дю Лаком. С охотой ничего не вышло, лошадей смотреть разве что на конюшне, кто бы ездил по такому потопу, совсем нечего было господам делать. Их сиятельство господин дю Лак, прошу прощения, за горничными бегал, а господин маркиз чтением занялся и здесь рылся, а господин граф, прости Господи, ещё ему и помогал.
А как я что поперек говорил, так за дверь меня выгонял, аж я, на все воля Божья, обещал, что вам пожалуюсь, и неизвестно еще, кто туг больше госпожи графини боится. А он только смеется и говорит, что все возьмет на себя. Ну, и что тут повынимали, все так и осталось, потому как знаю, госпожа графиня сама изволит разбираться, а что забрали, то я уперся, чтоб расписка была. Иначе через мой труп.
Вот здесь эти бумаги, я проследил.
Он указал на документы, лежавшие под подсвечником.
Клементина, по-прежнему молча, подошла к столику и прочитала расписку. Юстина, сильно заинтригованная, ждала, что будет дальше.
Книгу о соколиной охоте взял маркиз де Руссильон, в чем и расписался, а граф де Нуармон, её собственный сын, подтвердил это тут же, вероятно ещё и заливаясь идиотским смехом. Бог покарал её глупыми детьми. Это ужасное событие произошло от силы месяц тому назад, а маркиз де Руссильон...
Пресвятая Богородица! Она же сама убедилась сейчас, во время последнего пребывания в Париже, что этому кретину грозит банкротство и продажа с аукциона всего имущества! Разбогател, нечего сказать... Ее сын тоже, разумеется, давал ему в долг, и как минимум тысяч двести — псу под хвост, не будут же они добивать лежачего. Банк и ростовщики заберут все...
Она обернулась к Флореку, и оба пристально и понимающе посмотрели друг другу в глаза. Не затем в свое время любопытный лакей свалился со стены замка, чтобы предмет любопытства вот так запросто пропал ко всем чертям.
— Слава Богу, что ты хоть расписки добился, — произнесла Клементина сдавленным голосом. — Ты самим Господом послан нашей семье, не иначе, и знай, что в своем завещании я тебя отблагодарю.
Тебе надо жениться и завести детей. А ты... — обратилась она к Юстине и вдруг прервала сама себя:
— Погоди. Можешь идти, Флорек. Вели принести вина и очень холодной воды.
— Бабушка, что случилось? — «испугалась Юстина. — О Господи, может, доктора?
— Не морочь мне голову своими докторами.
Сюда сейчас явится Бальбина и приготовит мне травы, это лучше любого доктора...
Клементине скорее помог характер, нежели вино и холодная вода, а дальше пережить полученный удар помогла Бальбина, её личная ключница, самой госпожой выученная, как пользоваться травами. Сама же Клементина чуть ли не с детства была отличной травницей. И прежде чем приступить к главному делу, она успела подумать о будущем — видно, её бесценные знания отправятся вместе с ней в могилу...
— Послушай, девочка моя, — озабоченно обратилась она к внучке, — может быть, времена и меняются, а природа остается. Дай мне слово, что все записанное мною о лечении травами ты сохранишь.
Просьба моя хлопотная, ибо только часть находится у меня в секретере, а основное — здесь, в книгах, но ничего не поделаешь. Ни у кого другого ума на Такое дело не хватит, значит, придется заняться тебе.
Взволнованная происходящим Юстина готова была дать бабке любую клятву, а главное — выполнить её. Таким образом, что касается трав, Клементина успокоилась.
— А теперь делай что хочешь, а книгу верни, — приказала она весьма категорично. — Будь я помоложе, сделала бы это сама, но сейчас, боюсь, сил уже не хватит. Этот кретин, маркиз де Руссильон, потерял все, и сейчас, наверное, его имущество уже пошло с молотка. Надо ехать и забрать нашу книгу.
Твой дядя не иначе как рехнулся, когда её одолжил.
Вещь это уникальная и представляет собой огромную ценность с разных точек зрения. Поезжай немедленно, чем скорее, тем лучше. Ты хоть молода, но не глупа. Этот недоделанный маркиз и так уже обошелся нам как минимум в двести тысяч, а возможно, и гораздо дороже...
Юстина отправилась в Париж немедленно, забрав с собой, неизвестно зачем, горничную. На этом настояла бабушка, считавшая, что молодой девушке из приличной семьи не пристало путешествовать в одиночку. Все равно что приехать на вокзал босиком или в ночной рубашке. Таким образом, горничная являлась тем минимумом, ниже которого опускаться было никак нельзя.
Поезд из Орлеана в Париж отправлялся через два часа. Лошади при должном старании преодолевали трассу от замка до Орлеана минут за сорок, а значит, надо было поспешить. Ошарашенная столь неожиданным отъездом горничная, в планы которой входило чрезвычайно заманчивое свидание, выехала вместе с госпожой в состоянии, близком к закипанию...
* * *
Маркиз, ясное дело, пошел с молотка.
Он даже не успел открыть позаимствованный в Нуармоне трактат. Когда прибыл судебный исполнитель, тот лежал себе преспокойненько посреди стола, который уже некому было накрывать, так как вся прислуга оставила столь безответственного хозяина. Сам же маркиз, бросив свое имущество на произвол казны, перебрался к старой няньке, которая и без того мало что соображала, а финансовый крах обожаемого ею барчука вообще до сознания старухи не дошел. Она была счастлива от одного его присутствия, закармливала маркиза любимыми им в детстве лакомствами и ни о чем не спрашивала.
Судебный исполнитель, пришедший описывать имущество, был человеком на редкость для представителя своей профессии умным. Он отлично знал, что старинные фамилии подчас владеют редчайшими вещами и не один банкрот мог бы спасти остатки своего состояния, выгодно продав какую-нибудь непрезентабельную на первый взгляд картину, задвинутый в дальний угол немодный уже предмет меблировки, часы или прабабкино колье. Пристав не был законченной свиньей и частенько давал спасительные советы отчаявшимся банкротам, довольствуясь скромным процентом от столь неожиданной прибыли, но к абсолютным кретинам он ни малейшей жалости не испытывал. Маркиз же де Руссильон был, по его мнению, идиотом высшей пробы, и пристав ни в коем случае не намеревался делиться с ним возможной прибылью.
Дело к тому же облегчалось ещё и тем, что у судебного исполнителя имелся брат-антиквар, весьма неплохой знаток своего дела, которого он и взял с собой в качестве эксперта.
И разумеется, первое, что попалось брату-антиквару на глаза, была книга о соколиной охоте. Пристав опечатывал все подряд, а брат, присев за обеденный стол, листал начальные страницы, в упоении читая текст и разглядывая иллюстрации, пока не добрался до склеенной части. Тут он слегка вздрогнул и захлопнул книгу.
— Кто его знает?.. — задумчиво произнес антиквар после того, как довольно долго просидел, бессмысленно уставившись в пространство — Вдруг это та самая книга, которой был отравлен Карл IX?
Находящийся здесь же в столовой пристав вопросительно посмотрел на брата.
— Ну и?..
Антиквар вздохнул и озабоченно заерзал на стуле.
— Вещь на любителя, возможно, и удастся кое-что выручить, — заявил он. — Я сам её куплю. Ну, если говорить о цене, то не слишком...
Он снова попытался перелистать книгу. Страницы были склеены на совесть, сухие пальцы скользили по толстой бумаге. Антиквар уже поднес было руку ко рту, чтобы их послюнявить, как вдруг вспомнил исторические домыслы и весь облился потом. Отшвырнув фолиант, он решил пока отказаться от дальнейшего знакомства с ценной реликвией.
На другой день, приобретя книгу законным образом, антиквар сам ещё не знал, как он ей распорядится, но почему-то начал нервничать. Сходил на обед, оставив в магазине молодого расторопного продавца.
Вернувшись и отослав в свою очередь обедать весь персонал в единственном числе, антиквар обнаружил нечто, от чего самым естественным образом скончался на месте от кровоизлияния в мозг. Он уже давно страдал повышенным давлением.
Он даже не успел открыть позаимствованный в Нуармоне трактат. Когда прибыл судебный исполнитель, тот лежал себе преспокойненько посреди стола, который уже некому было накрывать, так как вся прислуга оставила столь безответственного хозяина. Сам же маркиз, бросив свое имущество на произвол казны, перебрался к старой няньке, которая и без того мало что соображала, а финансовый крах обожаемого ею барчука вообще до сознания старухи не дошел. Она была счастлива от одного его присутствия, закармливала маркиза любимыми им в детстве лакомствами и ни о чем не спрашивала.
Судебный исполнитель, пришедший описывать имущество, был человеком на редкость для представителя своей профессии умным. Он отлично знал, что старинные фамилии подчас владеют редчайшими вещами и не один банкрот мог бы спасти остатки своего состояния, выгодно продав какую-нибудь непрезентабельную на первый взгляд картину, задвинутый в дальний угол немодный уже предмет меблировки, часы или прабабкино колье. Пристав не был законченной свиньей и частенько давал спасительные советы отчаявшимся банкротам, довольствуясь скромным процентом от столь неожиданной прибыли, но к абсолютным кретинам он ни малейшей жалости не испытывал. Маркиз же де Руссильон был, по его мнению, идиотом высшей пробы, и пристав ни в коем случае не намеревался делиться с ним возможной прибылью.
Дело к тому же облегчалось ещё и тем, что у судебного исполнителя имелся брат-антиквар, весьма неплохой знаток своего дела, которого он и взял с собой в качестве эксперта.
И разумеется, первое, что попалось брату-антиквару на глаза, была книга о соколиной охоте. Пристав опечатывал все подряд, а брат, присев за обеденный стол, листал начальные страницы, в упоении читая текст и разглядывая иллюстрации, пока не добрался до склеенной части. Тут он слегка вздрогнул и захлопнул книгу.
— Кто его знает?.. — задумчиво произнес антиквар после того, как довольно долго просидел, бессмысленно уставившись в пространство — Вдруг это та самая книга, которой был отравлен Карл IX?
Находящийся здесь же в столовой пристав вопросительно посмотрел на брата.
— Ну и?..
Антиквар вздохнул и озабоченно заерзал на стуле.
— Вещь на любителя, возможно, и удастся кое-что выручить, — заявил он. — Я сам её куплю. Ну, если говорить о цене, то не слишком...
Он снова попытался перелистать книгу. Страницы были склеены на совесть, сухие пальцы скользили по толстой бумаге. Антиквар уже поднес было руку ко рту, чтобы их послюнявить, как вдруг вспомнил исторические домыслы и весь облился потом. Отшвырнув фолиант, он решил пока отказаться от дальнейшего знакомства с ценной реликвией.
На другой день, приобретя книгу законным образом, антиквар сам ещё не знал, как он ей распорядится, но почему-то начал нервничать. Сходил на обед, оставив в магазине молодого расторопного продавца.
Вернувшись и отослав в свою очередь обедать весь персонал в единственном числе, антиквар обнаружил нечто, от чего самым естественным образом скончался на месте от кровоизлияния в мозг. Он уже давно страдал повышенным давлением.
* * *
Юстина прибыла в Париж под вечер того дня, когда антиквара благополучно похоронили, и сразу, с корабля на бал, то бишъ с вокзала, отправилась к обанкротившемуся господину маркизу де Руссильону, где ещё застала ликвидатора. Последний уже собирался уходить, но любезно задержался и охотно разъяснил ситуацию. Совершенно верно, все пропало, имущество господина маркиза, дурака недоделанного, пошло с торгов только что, продано почти все, сам маркиз уже довольно продолжительное время на люди не показывается, и никто не знает, где он скрывается. Все аукционные квитанции в полном порядке, и он сам даже помнит некоторые вещи и кто их купил Утром, проведя ночь в парижском доме дяди, Юстина уже стояла перед антикварным магазином, который освобождали от траурного убранства и как раз открывали Ее принял зять покойного — муж наследницы и многолетний компаньон тестя.
— О Боже! — он казался странно взволнованным — Книга о соколиной охоте? Шестнадцатый век, недавно приобретенная?! Господь милосердный!
Его беспокойство передалось Юстине, хотя она и понятия не имела, что именно содержит в себе пресловутый фолиант. Ведь Клементина так и не раскрыла ей тайну, решив пока воздержаться от признаний, так как в случае безвозвратной потери алмаза доброе имя её покойного мужа сохранится незапятнанным. А посему старая графиня прикусила язык и не стала излагать внучке подозрительную историю о драгоценности сомнительного происхождения. Какой смысл, если вдруг сокровище окончательно черти взяли и в семью оно не вернется? Разве что этот придурок маркиз его обнаружит и наделает крику, тогда, конечно, она скажет все, что нужно, и отберет у недоумка алмаз, а если нет, пусть это темное дело так и сгинет во мраке неизвестности. Сначала Юстине надо найти книгу, а там видно будет...
Вооруженная заверенной распиской маркиза, Юстина начала выяснять ситуацию с юридической стороны — Вы, конечно, понимаете, это было продано с аукциона незаконно, — холодно заметила она. — Собственность нашей семьи, одолженная без нашего ведома, вот доказательство, есть также и свидетели Данная вещь должна быть исключена из описанного имущества, тут явная ошибка судебного исполнителя, но мы не намерены требовать возмещения ущерба. Наша цель — вернуть семейную реликвию.
— Семейная реликвия! Ха-ха-ха! — Реакция зятя оказалась весьма неожиданной. — Я бы на вашем месте не делал таких признаний.
Юстина оказалась достойной внучкой своей бабки.
— Что вы имеете в виду? — спросила она совсем уже ледяным тоном.
Зять антиквара вдруг не на шутку перепугался, когда из-под внешней оболочки молодой красивой дамы на него взглянула жуткая мегера.
— Все скажу, милостивая госпожа, извольте выслушать. Юридически вопрос вполне можно было бы решить. Подождать введения в наследство, это все ерунда, единственной наследницей является моя жена, так что здесь никаких проблем нет, а я был компаньоном покойного и состояние его имущества знаю как свои пять пальцев. Доказать, а доказательства, как вижу, у вас в наличии, что один предмет был продан с торгов по ошибке, чужая собственность, предмет возвращаем, и делу конец.
Все было бы в полном порядке, да есть тут одна загвоздка...
Зять антиквара сделал глубокий вдох и мужественно продолжил, напуганный видением мегеры больше, чем всеми вероятными правовыми последствиями.
— Так вот, милостивая госпожа... Вышеназванного произведения уже нет. Минуточку, разрешите мне закончить. Мой тесть умер скоропостижно. Он скончался прямо здесь, в кабинете, вы видите, это служебное помещение, его перенесли в квартиру, в спальню, там доктора, семья... Я же обнаружил на его бюро странное письмо, адресованное, вероятно, мне, во всяком случае тому, кто должен перенять дело. Вот это письмо. Даже, может, и не письмо, а записка. Будьте добры, извольте прочитать.
Юстина по примеру бабки слушала молча, скрывая постепенно охватывающее её удивление. Преемник антиквара подал ей обыкновенный листок бумаги.
Покойный антиквар и впрямь написал довольно странные вещи. Во-первых, он сообщал, что владеет купленным на распродаже старинным трудом о соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, после чего предупреждал, чтобы никто не читал и не разглядывал книгу голыми руками. Звучало сие предупреждение довольно странно, так как обычно читают и разглядывают при помощи глаз, а верхние конечности играют скорее вспомогательную роль. Не перелистывать страниц. Существует вероятность, правда, небольшая, что книга пропитана ядом ещё Екатериной Медичи, ею отравился Карл IX, и неизвестно, как долго яд ещё будет действовать. Правда, это только подозрение, основанное на исторических сплетнях и не более того, но на всякий случай...
Здесь письмо обрывалось. Юстина подняла голову и вопросительно взглянула на зятя. Тот выглядел ещё более смущенным и обеспокоенным.
— Видел я эту книгу, — угрюмо признался он. Буквально какую-то минуту. Даже в руках держал.
Конечно, заинтересовался, заглянул в начало, а дальше не видел, так как страницы были склеены, в конец ещё посмотрел, а середину оставил в покое.
Я, может, и внимательнее бы изучил, как-никак вещь шестнадцатого века в таком отличном состоянии — большая редкость, но тесть буквально вырвал её у меня из рук. Разволновался, аж посинел...
Прямо и не знаю. Бог спас... Ну а потом, сразу на следующий день, оказалось, что помощник её продал. Как раз когда мы ненадолго отлучились. Тесть вернулся, отпустил его на обед, остался один, вероятно, страшно разволновался, я уже не застал его в живых... Но вне всякого сомнения, он книгу рассматривал раньше, читал... Ну а теперь прямо и не знаю, утверждать не могу, но предположения, сделанные в этом письме, мне кажутся ужасными...
Юстине они тоже показались ужасными. Волнение её собственной бабки выглядело весьма красноречивым, а вдруг и впрямь кошмарная реликвия была некогда королевской собственностью и теперь травила направо и налево всех интересующихся орнитологией... Покойный антиквар ознакомился-с шедевром и тут же умер. Разве не ясно?..
Тут только до неё дошли слова зятя. Книги о соколах в антикварной лавке уже нет, кто-то успел её купить, а антиквара мог хватить удар при мысли, что яд пошел в народ; отравился он сам или нет — теперь уже неважно, на все воля Божья, но ей необходимо вернуть книгу!
— Случайность, — продолжал свое печальное повествование зять, — несчастная случайность, ведь крайне редко бывает, чтобы вещь так моментально продавалась, и ведь не дешевая, и, как назло, никого в магазине не было, только наш продавец...
— Кто?! — прервала его Юстина. — Кто купил?!!
Антикваров зять взглянул на неё и окаменел. Ему пришла в голову та же мысль. Если и вправду в книге яд, хоть маловероятно, но все же.., который столь ловко спровадил на тот свет его тестя.., а ведь тот едва дотронулся до книги, даже страниц не расклеивал! То кто там сейчас лежит в качестве следующей жертвы?!!
Он вдруг сообразил, что не имеет об этом ни малейшего представления, не спросил того паршивца, кому продан фолиант, небось ещё обрадовался, кретин, что продал такую дорогую вещь...
Но может, все-таки вспомнит, может, даст Бог, знакомый клиент...
Несчастный преемник антиквара смотрел на молодую мегеру взглядом раненой лани.
— Наш продавец, — пробормотал он. — Квитанция, конечно, но фамилии мы не записываем, клиент приходит, покупает, платит и убирается ко всем чертям... Ох, простите, мадемуазель!
— Ничего, — раздраженно буркнула Юстина.
— О Боже! — он казался странно взволнованным — Книга о соколиной охоте? Шестнадцатый век, недавно приобретенная?! Господь милосердный!
Его беспокойство передалось Юстине, хотя она и понятия не имела, что именно содержит в себе пресловутый фолиант. Ведь Клементина так и не раскрыла ей тайну, решив пока воздержаться от признаний, так как в случае безвозвратной потери алмаза доброе имя её покойного мужа сохранится незапятнанным. А посему старая графиня прикусила язык и не стала излагать внучке подозрительную историю о драгоценности сомнительного происхождения. Какой смысл, если вдруг сокровище окончательно черти взяли и в семью оно не вернется? Разве что этот придурок маркиз его обнаружит и наделает крику, тогда, конечно, она скажет все, что нужно, и отберет у недоумка алмаз, а если нет, пусть это темное дело так и сгинет во мраке неизвестности. Сначала Юстине надо найти книгу, а там видно будет...
Вооруженная заверенной распиской маркиза, Юстина начала выяснять ситуацию с юридической стороны — Вы, конечно, понимаете, это было продано с аукциона незаконно, — холодно заметила она. — Собственность нашей семьи, одолженная без нашего ведома, вот доказательство, есть также и свидетели Данная вещь должна быть исключена из описанного имущества, тут явная ошибка судебного исполнителя, но мы не намерены требовать возмещения ущерба. Наша цель — вернуть семейную реликвию.
— Семейная реликвия! Ха-ха-ха! — Реакция зятя оказалась весьма неожиданной. — Я бы на вашем месте не делал таких признаний.
Юстина оказалась достойной внучкой своей бабки.
— Что вы имеете в виду? — спросила она совсем уже ледяным тоном.
Зять антиквара вдруг не на шутку перепугался, когда из-под внешней оболочки молодой красивой дамы на него взглянула жуткая мегера.
— Все скажу, милостивая госпожа, извольте выслушать. Юридически вопрос вполне можно было бы решить. Подождать введения в наследство, это все ерунда, единственной наследницей является моя жена, так что здесь никаких проблем нет, а я был компаньоном покойного и состояние его имущества знаю как свои пять пальцев. Доказать, а доказательства, как вижу, у вас в наличии, что один предмет был продан с торгов по ошибке, чужая собственность, предмет возвращаем, и делу конец.
Все было бы в полном порядке, да есть тут одна загвоздка...
Зять антиквара сделал глубокий вдох и мужественно продолжил, напуганный видением мегеры больше, чем всеми вероятными правовыми последствиями.
— Так вот, милостивая госпожа... Вышеназванного произведения уже нет. Минуточку, разрешите мне закончить. Мой тесть умер скоропостижно. Он скончался прямо здесь, в кабинете, вы видите, это служебное помещение, его перенесли в квартиру, в спальню, там доктора, семья... Я же обнаружил на его бюро странное письмо, адресованное, вероятно, мне, во всяком случае тому, кто должен перенять дело. Вот это письмо. Даже, может, и не письмо, а записка. Будьте добры, извольте прочитать.
Юстина по примеру бабки слушала молча, скрывая постепенно охватывающее её удивление. Преемник антиквара подал ей обыкновенный листок бумаги.
Покойный антиквар и впрямь написал довольно странные вещи. Во-первых, он сообщал, что владеет купленным на распродаже старинным трудом о соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, после чего предупреждал, чтобы никто не читал и не разглядывал книгу голыми руками. Звучало сие предупреждение довольно странно, так как обычно читают и разглядывают при помощи глаз, а верхние конечности играют скорее вспомогательную роль. Не перелистывать страниц. Существует вероятность, правда, небольшая, что книга пропитана ядом ещё Екатериной Медичи, ею отравился Карл IX, и неизвестно, как долго яд ещё будет действовать. Правда, это только подозрение, основанное на исторических сплетнях и не более того, но на всякий случай...
Здесь письмо обрывалось. Юстина подняла голову и вопросительно взглянула на зятя. Тот выглядел ещё более смущенным и обеспокоенным.
— Видел я эту книгу, — угрюмо признался он. Буквально какую-то минуту. Даже в руках держал.
Конечно, заинтересовался, заглянул в начало, а дальше не видел, так как страницы были склеены, в конец ещё посмотрел, а середину оставил в покое.
Я, может, и внимательнее бы изучил, как-никак вещь шестнадцатого века в таком отличном состоянии — большая редкость, но тесть буквально вырвал её у меня из рук. Разволновался, аж посинел...
Прямо и не знаю. Бог спас... Ну а потом, сразу на следующий день, оказалось, что помощник её продал. Как раз когда мы ненадолго отлучились. Тесть вернулся, отпустил его на обед, остался один, вероятно, страшно разволновался, я уже не застал его в живых... Но вне всякого сомнения, он книгу рассматривал раньше, читал... Ну а теперь прямо и не знаю, утверждать не могу, но предположения, сделанные в этом письме, мне кажутся ужасными...
Юстине они тоже показались ужасными. Волнение её собственной бабки выглядело весьма красноречивым, а вдруг и впрямь кошмарная реликвия была некогда королевской собственностью и теперь травила направо и налево всех интересующихся орнитологией... Покойный антиквар ознакомился-с шедевром и тут же умер. Разве не ясно?..
Тут только до неё дошли слова зятя. Книги о соколах в антикварной лавке уже нет, кто-то успел её купить, а антиквара мог хватить удар при мысли, что яд пошел в народ; отравился он сам или нет — теперь уже неважно, на все воля Божья, но ей необходимо вернуть книгу!
— Случайность, — продолжал свое печальное повествование зять, — несчастная случайность, ведь крайне редко бывает, чтобы вещь так моментально продавалась, и ведь не дешевая, и, как назло, никого в магазине не было, только наш продавец...
— Кто?! — прервала его Юстина. — Кто купил?!!
Антикваров зять взглянул на неё и окаменел. Ему пришла в голову та же мысль. Если и вправду в книге яд, хоть маловероятно, но все же.., который столь ловко спровадил на тот свет его тестя.., а ведь тот едва дотронулся до книги, даже страниц не расклеивал! То кто там сейчас лежит в качестве следующей жертвы?!!
Он вдруг сообразил, что не имеет об этом ни малейшего представления, не спросил того паршивца, кому продан фолиант, небось ещё обрадовался, кретин, что продал такую дорогую вещь...
Но может, все-таки вспомнит, может, даст Бог, знакомый клиент...
Несчастный преемник антиквара смотрел на молодую мегеру взглядом раненой лани.
— Наш продавец, — пробормотал он. — Квитанция, конечно, но фамилии мы не записываем, клиент приходит, покупает, платит и убирается ко всем чертям... Ох, простите, мадемуазель!
— Ничего, — раздраженно буркнула Юстина.