Хмелевская Иоанна. Инопланетяне в Гарволине

   — В таком случае надо придумать что-то другое… Сделать по-другому… Надо придумать… что-то, что не поднимает ветер. Что не поднимает ветер?
   Вопрос был обращён все к тому же электрику, который теперь уже с явной опаской поглядывал на консультанта, ибо всегда боялся сумасшедших. Поэтому он не стал впадать в ярость, услышав идиотский вопрос, а постарался как можно вежливей ответить:
   — Не поднимают ветра неподвижные предметы.
   Консультант принялся лихорадочно размышлять, покусывая губы:
   — Ажурный, — бормотал он. — Сначала, значит, главный круг. Летит и светится. Останавливается, гаснет. И тут включается второй круг, запасной. Скажем, из проволоки… И на нем тоже приделаны лампочки, замаскированные… Знаете что, сделайте так, чтобы интенсивность свечения менялась, то усиливалась, то уменьшалась. Ну, вы сами знаете, если быстрее крутится, лампочки горят ярче, а если медленнее, то слабее. Какое-нибудь сопротивление вставьте, это уже по вашей части. А если лампочки на ажурный винт прикрепить, ветер будет слабее, так ведь? Даже не ветер, а так себе, ветерок, дуновение, можно сказать. Хорошо бы сделать его складным. О, придумал! На манер зонтика, чтобы мог раскрываться и закрываться. Значит, при нажатии кнопки изнутри раскрывается такая ажурная конструкция с лампочками на концах. Нет, знаете, не только на концах, этого мало, приделайте лампочки по всей длине пропеллера, чтобы, когда он закрутится, образовалась такая сплошная светящаяся плоскость. Понимаете?
   Электрик очень хорошо понимал, что неблагосклонная к нему судьба ни с того ни с сего вместо привычной мастерской забросила его в дом сумасшедших. Услышав соображение о светящейся ажурной плоскости, он даже отпрянул и прочно приклеился к полу разлитым кем-то клеем «Суперцемент». В порыве творческого энтузиазма научный консультант шагнул к нему и приклеился рядом.
   Тем временем художник, сидя на баке с машинным маслом в окружении ящиков с ракетами, на которых разложил свои эскизы, давал указания рабочим по оформлению передней части вертолёта.
   Покрашенные серебряной краской целлулоид и стекла, по мнению автора проекта, предоставляли возможности добиваться самых поразительных эффектов, что, по мнению того же автора, полностью компенсировало потерю прозрачности. Очень впечатляли небольшие детские мячики, украшающие концы торчащих во все стороны заострённых пик из воронёной стали. Для пущего эффекта как стальные прутья, так и мячики тоже покрыли серебряной краской. Художник настаивал на том, чтобы как можно больше элементов космического корабля серебрилось и блестело на солнце или в ярком свете фонарей на рыночной площади Гарволина.
   В атмосфере ангара росло напряжение и раздражение, постепенно охватывающее весь рабочий персонал, не имеющий понятия, что они готовят. И для чего? Специалисты возмущались, доказывали, что нельзя такого вытворять с вертолётом. Только отдельные особенно дисциплинированные и послушные рабочие прикручивали, что им велели, а потом, когда у художника менялась концепция, откручивали снова, кляня себя за то, что так добросовестно прикрутили. К счастью, художник был склонен скорее что-то дополнять, чем снимать, поэтому отрывать приходилось не так часто. И все равно раздражение и недовольство висели в воздухе.
   Работе очень мешали помосты, взнесённые по обоим сторонам вертолёта, чтобы можно было добраться до самого верха. Естественно, без них украшение вертолёта было бы невозможно; с другой стороны, они мешали пробираться рабочим с мешками, рулонами жести и прочими материалами.
   И вот специалист по космическим аппаратам оказался в самом водовороте этого безумия. Узнав о готовящемся эксперименте, он, как уже было сказано, пришёл в ужас, который усугубился после ознакомления с эскизами художника.
   — Да вы что, спятили? — простонал он, обретая голос и хватаясь за голову. — Ведь это же идиотизм! То, что вы тут сооружаете, вообще не способно летать! Не только в космическом пространстве, вообще нигде! Независимо от типа двигателя!
   — А кто вам сказал, что это должно летать? — огрызнулся обиженный художник. — Это должно только приземлиться в Гарволине и выглядеть таинственно. Ни на что не похоже.
   — Насчёт второго, уверен, вы своей цели добились, — начал было взволнованный специалист, но редактор поспешил увести его подальше от художника и обступивших его рабочих.
   — Я же тебе объяснил, аппарат должен быть похож на космический корабль. Чтобы каждый, увидев его, сразу понял — прилетели пришельцы с других планет! Ну что ты придираешься, будет летать, не будет — какое это имеет значение? Вот смотри.
   И редактор, выхватив из кучи в углу большой лист алюминия, взобрался на помост и лично стал прикладывать его к боку вертолёта под разными углами, попутно давая пояснения.
   — Вот тут, понимаешь, образуется выпуклость. Подержи вот здесь… Правда становится похоже на летающую тарелку?
   Позабыв о своём скептицизме, специалист тоже взобрался на помост и послушно придержал угол алюминиевого листа, проворчав:
   — Не на тарелку, а скорее на лоханку!
   — Хорошо держишь! — похвалил редактор. — Не беспокойся, мы ещё немного выпрямим, а вот тут сплющим, чтобы получилась грань. Отличная выйдет тарелка!
   — А на чем ваш вертолёт держится? Обычно ведь он стоит на полозьях, они амортизируют приземление. А у вас?
   — И у нас полозья, в этом вся беда. Надо ведь, чтобы наш космический корабль ни в чем не напоминал вертолёт.
   — Хотите его на постамент поставить?
   — Нет, понимаем, что нельзя, значит, полозья надо чем-то замаскировать. Понимаешь, что-то такое придумать, чтобы спрятать нижнюю часть вертолёта. Посоветуй.
   Специалист не выдержал, наверное, звёздная болезнь заразительна. Сорвавшись с помоста, он подбежал к художнику, вырвал у него карандаш и на обрывке бумаги принялся набрасывать чертёж, внося коррективы в устройство космического корабля. И при этом сам себе удивлялся. Он, такой уравновешенный, такой практичный математик, сам себя не узнавал, испытывая странное волнение в груди и прилив совсем не логического, совсем не математического вдохновения. И вот в его учёном мозгу родились соображения, драгоценные для экспериментаторов.
   Через час прибыл пилот. Аврал был в разгаре. Шум, стук, ругань заполняли ангар, заставив пилота остановиться в дверях. Он попытался сориентироваться, что же здесь происходит.
   — Никакого хвоста! — кричал художник, размахивая листом ватмана перед носом специалиста. — Никаких хвостов! Ты что, не соображаешь, ведь по хвосту каждый сразу же распознает вертолёт! Это обязательно нужно прикрыть!
   Специалист выходил из себя, объясняя азы аэродинамики этому балбесу.
   — Ну как ты не понимаешь? Если аппарат рассчитан на полет в атмосфере, у него непременно должен быть хвост! Руль направления! Как ты себе представляешь, каким образом эти твои пришельцы управляют своим аппаратом? Силой воли?
   — А хотя бы и так! — не уступал художник. — Как существа из других миров имеют право! Это впечатляет, пусть будет не как у нас.
   — И в Гарволине приземлится впечатление?
   Художник немного сбавил тон.
   — Я же не говорю, чтобы хвост совсем отрезали! — оправдывался он. — Я же говорю — прикрыть! И если некоторые кретины не понимают…
   — Сейчас подерутся! — с беспокойством произнёс редактор. — Надо же, как разобрало специалиста!
   — Идея! — вскричал вдруг консультант по науке и технике. — У меня гениальная идея! Успокойтесь, господа! Я знаю, что надо сделать!
   И он помчался к хвосту вертолёта, прихватив по дороге за рукав несчастного электрика. Остальные бросились за ним.
   Когда электрик услышал изложение гениальной идеи, его чуть кондрашка не хватила. Побагровев, он прохрипел:
   — Только-то? И ещё должно вращаться? А может, и стрелять при этом? Чего уж там, давайте заодно! Я сам спячу от всех этих ваших светящихся кругов!
   Зато специалисту идея понравилась.
   — Неплохо, неплохо, — одобрил он. — В конце концов… здесь, значит, прикроем встык, а вот тут расширим…
   Тем временем пилот несколько вошёл в курс дела, в связи с чем возникли новые проблемы.
   К редактору с трудом пробился механик с сообщением:
   — Пан начальник, пилот скандалит! Говорит, из-за ваших декораций ему ничего не видно!
   — Скажите, какие претензии! А зачем ему видеть? Когда приземлится, выйдет из вертолёта и посмотрит!
   У пилота голова шла кругом. Когда же он услышал доносящиеся из угла крики о том, чтобы отрезать хвост, у него по спине мурашки забегали. Час от часу не легче! Ошарашенный тем, что представляет собой передняя часть вертолёта, он как-то совсем позабыл о задней. Ещё бы, позабудешь! Сев в кабине на своё пилотское место и обнаружив полное отсутствие видимости — все окна закрывали декоративные элементы и серебристая краска, — он ни о чем другом думать не мог. А теперь вот ещё и хвост…
   В полной прострации сидел несчастный пилот, даже перестав возмущаться. А вокруг него кипели страсти. Привлечённые громкими криками, к вертолёту подтянулись и все конспираторы, и весь обслуживающий персонал. В ходе жаркой дискуссии у спорящих вырвались нежелательные высказывания, так что пришлось присутствующим немного приоткрыть тайну эксперимента, иначе пилот напрочь отказывался вести странный аппарат. С обслуживающего персонала в полном составе взяли клятву молчать, объявив эксперимент военной тайной. Персонал охотно дал клятву и перестал удивляться дурацким требованиям. Особенно радовался электрик, поняв, что имеет дело все-таки не с сумасшедшими. Фоторепортёр прибыл в тот момент, когда последний из рабочих давал торжественную клятву — никому ни слова. Узнав о случившемся, фоторепортёр страшно огорчился: если столько народу знает о намеченном эксперименте, вряд ли удастся его сохранить в тайне. Нет, он, фоторепортёр, с этим решительно не согласен и предлагает весь обслуживающий персонал продержать взаперти в ангаре до приземления инопланетян. Фоторепортёр даже вызвался лично снабжать арестованных едой и питьём. Его предложение не вызвало энтузиазма среди рабочих. Гораздо лучше они восприняли предложение консультанта заставить их проглотить препарат, вызывающий временную амнезию, или потерю памяти. Приобретение препарата не вызвало трудностей. Механик вслух заметил: есть такое простое средство, продаётся в любом магазине, имеет вид прозрачной жидкости и разлито чаще всего в пол-литровые бутылки. К сожалению, и это предложение не прошло, тут возражали участники эксперимента, которым все— таки хотелось довести его до конца. Пришлось ограничиться клятвой соблюдать военную тайну.
   Надо признаться, рабочие, все как один человек, добровольно дали клятву и даже намерены были её сдержать. Не только потому, что обрадовались, узнав смысл своей работы. Нет, их чрезвычайно заинтересовал сам эксперимент. Мало того, что они перестали ломать головы, сберегая тем самым здоровье и нервы, их очень вдохновила возможность принять личное участие в появлении на Земле пришельцев. Ну и само собой, повлияло убеждение в причастности в военной тайне. Поскольку им не объяснили толком, кто именно участвует в эксперименте, они были убеждены — непременно какие-нибудь «зеленые береты» или прочий спецназ. С такими шутки плохи, надо держать язык за зубами.
   Хуже всех было пилоту. Весть о том, что ему придётся не только вести управляемый космический корабль с пришельцами из звёздных миров, но ещё и самому играть роль одного из них, пала на беднягу как гром средь ясного неба. Пилот был совсем молодым человеком и, хотя обладал уже немалым опытом в вождении вертолёта и других летательных аппаратов, вот такого не водил ни разу. И ещё играть роль пришельца!
   — А мне обязательно выходить из вертолёта? — робко поинтересовался он. — Нельзя остаться внутри?
   — Исключено! — отрезал редактор. — Во-первых, кто— нибудь может разглядеть вас внутри машины, значит, вы обязательно должны выглядеть как нечеловек. Это во-первых. Во-вторых, прибывших должно быть пять штук, а не четыре. Это во-вторых. А в-третьих, всегда бывает так, что прилетают и выходят все, никто внутри не остаётся. Так что и вы должны.
   Пилот открыл было рот, собираясь возразить. Во-первых, он до сих пор вообще не слышал о порядке выхода пришельцев из космического корабля. Кто установил такое правило? А во— вторых, если и появлялись пресловутые летающие тарелки, то они обычно выпускали наружу прилетевшие существа, а сами немедленно удалялись в мировое пространство. Сколько раз он читал об этом! А раз удалялись, значит, в тарелке оставался хотя бы пилот, правда? Значит, нет такого правила, чтобы из космического аппарата выходили все!
   Все это пилот только собирался сказать, но так и закрыл рот, ни слова не произнеся. Он вдруг с изумлением почувствовал, как в его молодом сердце запылало горячее желание непременно принять участие в столь необычном эксперименте. Ведь потрясающее же дело предстоит! Рискованный эксперимент, не просто нетипичный, но и вообще неслыханный. И в самом деле, ведь до сих пор на Земле никто не приземлялся из космоса. А он приземлится! И в мгновение ока пилот превратился в самого горячего энтузиаста эксперимента. И беспрекословно согласился прибыть на тренировку в помещение редакции завтра вечером.
   — Но и мне потребуется сделать тренировочный полет на этой новогодней ёлке, — заявил он. — Никто же не знает, как она станет вести себя в воздухе. Не могу рисковать, ведь полетят люди.
   Требование пилота было встречено с пониманием. Решили провести тренировочный полет ночью, сразу после того как закончится переоборудование вертолёта в космический корабль. Пусть пилот полетает себе в какой-нибудь безлюдной местности, потренируется.
   Обсудили и все детали переброски вертолёта в леса под Гарволином.
   — Ясное дело, лететь в своём окончательном виде вертолёт не может, — заметил консультант. — Тогда как быть? Прилетит обычный вертолёт, а все это оборудование смонтировать в лесу? О нет, исключено. Мы не сможем этого сделать! Пусть летит при всем параде!
   — Но его же заметят по дороге!
   — И вовсе нет! Полетит ночью, с выключенными огнями. А мы на полянке разожжём костёр, чтобы видел, куда садиться.
   — И сразу приедет пожарная команда! — возразили ему. — Или лесник примчится!
   Пилот уже освоился в своей новой роли и высказал разумное предложение.
   — Лететь, разумеется, ночью, когда вертолёт будет полностью переоборудован. Никаких огней включать не буду, а вот вы, вместо костра, посветите фонариками. Я вас научу, как светить. До Гарволина недалеко лететь, ничего особенного…
 
 
   Решив использовать редакционную тайну для охмурения фоторепортёра, секретарша стала действовать. Весь вечер до ночи просидела она в редакции и ни одной живой души не увидела. Не появлялся ни один из конспираторов, а взломать запертую дверь кабинета художника она не смогла, поскольку не предвидела такой необходимости и не запаслась соответствующими инструментами. Расстроенная и злая, она поздней ночью ни с чем возвратилась домой. Откуда ей было знать, что как раз этот вечер заговорщики в полном составе провели в ангаре на аэродроме Бемово, поглощённые хлопотами о своём космическом аппарате?
   Марыся, однако, не пала духом и от своего намерения не отказалась.
   Интуиция подсказывала девушке, что лёд тронулся. Фоторепортёр явно стал уделять ей больше внимания, наконец-то оценив некоторые из её высоких достоинств. Вот и надо ковать железо, пока горячо, заставить его заметить ещё парочку достоинств — и парень капитулирует. А вдруг не хватает всего какой-то последней капли?
   Девушка неглупая, Марыся в глубине души опасалась, что таких капель может потребоваться целое ведро. Негативный супружеский опыт мог лечь тяжким бременем на душу молодого человека и на долгие годы отвратить его от супружества вообще. Если так, очень неправильно он рассуждает! Попалась ему тогда неподходящая кандидатура, подумаешь, большое дело! Теперь может подвернуться подходящая. Впрочем, даже если и не так, тоже ничего страшного. Марыся не боялась ошибиться, не настраивалась на безоблачное счастье до конца дней своих. От жизни она хотела получить хоть малость: пожить со своим Грегори Пеком, сколько поживется, а там — как Бог даст. Хоть раз в жизни нужно ведь выйти замуж! О том, что она здорово влюбилась в фоторепортёра, Марыся пока не догадывалась.
   Зато не сомневалась в том, что сейчас наступил решающий момент. В редакции что-то происходит, все как с ума спятили, в том числе и предмет её мечтаний, и происходящее они держат в глубокой тайне. При сложившихся обстоятельствах ей предоставляется просто уникальная возможность продемонстрировать ещё одно своё незаурядное достоинство.
   Таким достоинством Марыся считала свою безоглядную преданность любимому, а продемонстрировать её могла только одним путём: узнать тайну и свято её сохранить.
   Очень возможно, что непрошеное, нахальное проникновение в тайну, приобщение к чисто мужскому делу могло привести и к обратному результату, если бы в данное дело не вмешался счастливый случай. Ведь Марыся собиралась опять незаметно вернуться в редакцию поздним вечером, затаиться, подглядеть и подслушать конспираторов. А счастливый случай внёс коррективы в её планы.
   На следующий вечер, когда девушка собиралась осуществить своё намерение, в её дверь позвонила соседка по этажу. На ней лица не было.
   — Марысенька, дорогая, спасай! Умоляю, на тебя вся надежда! Присмотри за квартирой!
   Марыся смотрела на соседку непонимающе, и та сообразила — надо объяснить. Выяснилось, что соседкин муж по ошибке забрал обе связки ключей от квартиры и отправился на работу во вторую смену. Вот она и не может запереть квартиру уходя — изнутри запираться можно, а оставить квартиру незапертой не рискует.
   — А мне просто необходимо выйти! — со слезами в глазах говорила соседка. — Надо за дочкой в садик сбегать, они до пяти работают, я и так опоздала. По всему дому ищу ключи, чтоб им… А позвонить мужу не могу, даже если бы у меня и был телефон, потому как этот осел отправился в рейс, он ведь водитель загородного автобуса. Я только сбегаю за ребёнком и мигом вернусь. Посиди у меня в квартире, ладно? Ведь просто безвыходное положение, то есть я хотела сказать — нет другого выхода!
   Секретарша, девушка добрая и отзывчивая, разумеется, согласилась выполнить просьбу отчаявшейся соседки, подумав, что ещё успеет отправиться в редакцию. Заперев собственную квартиру, она расположилась в соседкиной и принялась ждать её возвращения.
   Соседка со всех ног помчалась в детский садик. И застала его двери запертыми. В дверях торчала записка, прикреплённая кнопками. Записка была адресована соседке:
   «Я ждала сколько могла, больше не могу. Муж в командировке, а в полшестого должен прийти наконец сантехник. Так что забираю вашу дочку с собой. Воспитательница Агата».
   В записке воспитательница Агата сообщала свой адрес. Улица Эразма Чолека. Боже, у черта на куличках! Бедная женщина спохватилась, что, торопясь за дочкой, не захватила с собой денег, значит, такси отпадает. В панике она не сообразила, что могла бы расплатиться с таксистом по приезде домой. Пришлось добираться на трамваях, билеты у неё с собой были. Добираться пришлось с пересадками. Пока добралась до Эразма Чолека, пока обсудила с воспитательницей фатальное стечение обстоятельств, пока с ребёнком дотащилась до дома, прошло три часа.
   Секретарша уже давно металась по соседкиной квартире, как тигрица в клетке. Соседка явилась в полдевятого. Не слушая благодарностей, Марыся кинулась к себе.
   Было уже четверть десятого, когда она осторожно отперла входную дверь дома, где помещалась редакция. Ключ ей удалось заранее выпросить у уборщицы под каким-то благовидным предлогом., Затаив дыхание, Марыся на цыпочках прокралась в редакционный коридор.
   Везде царила тишина. Не зажигая света, не заходя в свою комнату, секретарша остановилась у окна, через которое проникал свет уличного фонаря, и принялась копаться в сумке. На этот раз она захватила кучу всевозможных ключей и отмычек, чтобы открыть дверь таинственного кабинета художника, если она и сегодня окажется запертой.
   А в том, что она будет запертой, секретарша не сомневалась. Ведь везде темно и тихо, как и в прошлый раз, значит, опять в редакции ни души.
 
 
   А тишина стояла потому, что после занятий принудительной и чрезвычайно изматывающей гимнастикой команда космонавтов пыталась прийти в себя. Все пятеро в изнеможении повалились на стулья в, самых невероятных позах, поскольку третья нога исключала всякую возможность сидеть нормально. Это был вечер тренировки астронавтов в полном облачении, и нельзя сказать, что он прошёл безоблачно. Помимо трудностей с одеванием и передвижением по комнате выявились ещё дополнительные, непредвиденные. И вот эта новая проблема наложила на лица присутствующих отпечаток встревоженности и озабоченности. Отдыхая после тренировки, как космонавты, так и не приземляющиеся конспираторы молча ломали головы над тем, как её разрешить.
   Нависшую тишину нарушил сатирик, которому больше всех досталось.
   — Хорошо, что у меня хватило ума спуститься только на одну ступеньку, — мрачно произнёс он. — Если бы попытался ступить на вторую, наверх вам пришлось бы вносить меня на руках.
   — Значит, никак не получается? — задал ненужный вопрос редактор, ведь и без того было ясно, что не получается. — А если попытаться как-нибудь боком?
   — Да нет, никакой стороной не выйдет, — поддержал коллегу-пришельца пилот.
   — Я пробовал. Ноги спутаны, а ласты цепляются одна за другую.
   — А даже если каким-то чудом и удастся сойти вниз, то вверх никак не подняться, это уж точно, — со вздохом заключил художник.
   Высказывание коллег навело консультанта по вопросам науки и техники на научное предположение.
   — Из этого следует, — задумчиво произнёс он, — что у них нет никаких ступенек, никаких лестниц.
   — У кого? — не поняли коллеги.
   — Да у пришельцев же…
   До присутствующих не сразу дошла вся глубина предположения. Надо сказать, участие в эксперименте в качестве представителей внеземной цивилизации определённо произвело в их умах какой-то сдвиг. Они так вжились в роль неземных существ, что уже не отделяли себя от них, особенно будучи облачёнными в скафандры космонавтов. Реальность у них явно путалась с вымыслом, и вот теперь они просто не могли понять сути высказывания консультанта.
   Первым понял его фоторепортёр, до него как-то дошло быстрее, чем до прочих.
   — Думай, что говоришь! — проворчал он. — У каких таких пришельцев? Кто их видел? Откуда нам знать, есть ли у них лестницы?
   — И все-таки нам надо что-то придумать, — сказал редактор. — Нам просто необходимо найти выход из положения. Думайте, думайте! Слышал я, у каждого человека есть серое вещество, вот и пошевелите мозгами.
   И весь коллектив, стряхнув с себя отупелость, послушно погрузился в размышления. А чего тут думать? Ясно же, если даже, тренируясь до седьмого пота, команда астронавтов научится спускаться из приземлившегося вертолёта по стальной лесенке, подняться по ней они не смогут даже под страхом смертной казни. Разлапистые негнущиеся ласты делали это невозможным даже для нормального человека, конечности которого не лишены свободы действий. Попробовал бы кто подняться по лестнице в ластах, опутанный сплетениями велосипедных камер!
   — А задом никто не пробовал? — с надеждой в голосе спросил фоторепортёр. Редактор возразил ему:
   — Нельзя, глупо будут выглядеть. Прибыли Бог знает из каких миров и вдруг станут задом подниматься по лестнице!
   — И что сделаешь с хвостом? — поддержал его, сатирик. — Мешается, как холера.
   — Не хвост это, а третья нога! — слабо защищался художник. — Пора бы знать, что у тебя сзади.
   — А если спуститься задом? — внёс свежее предложение фоторепортёр. — В воду в ластах обычно входят задом.
   — Не можем рисковать, — возразил сатирик. — Ведь мы же не знаем, как нас примут на земле. А ну как набросятся?
   — Да, нельзя исключить неожиданного нападения, — поддержал коллегу пилот. Им возразил оптимист социолог:
   — Почему же вы априори исключаете спонтанную дружескую реакцию земного населения? Ведь мы же прилетели установить дружеские отношения с представителями неизвестной нам цивилизации.
   — И ты намерен этим неизвестным представителям, спускаясь с заоблачных высот, по ходу действия объяснить, что спускаешься задом наперёд для того, чтобы потом не подниматься задом? Тьфу, кажется не так, совсем запутался.
   И консультант безнадёжно махнул рукой.
   — Оставьте зад в покое! — сердито потребовал редактор. — Ведь можем же мы что-то придумать, неужели из-за такой соломинки рухнет наш грандиозный эксперимент? Вот вам, пан пилот, наверняка приходилось подниматься в вертолёт не только по лестнице.