Страница:
Если с оборудованием вертолёта и снаряжением пришельцев дело обстояло более-менее благополучно, то с устройством оргии возникли трудности. Оргия преступной шайки планировалась с целью заманить в близлежащие леса телевидение и кинохронику. Заманить следовало каким-то хитрым образом, чтобы они ни о чем не догадались. И не только заманить, но и задержать до момента приземления пришельцев. Значит, оргию следовало организовать в таком месте, откуда до рыночной площади Гарволина можно было добраться за считанные минуты.
Подыскать подходящее место оказалось совсем не трудно. Рощица на окраине города, в двух шагах от Люблинского шоссе, подходила как нельзя лучше: от неё всего за несколько минут можно добраться по шоссе до центральной площади Гарволина. Как люди опытные и много чего повидавшие в жизни, и редактор, и фоторепортёр не сомневались, что среди сотрудников обоих приглашённых творческих коллективов обязательно несколько человек застрянут в забегаловках на рыночной площади Гарволина, откуда собственными глазами увидят эпохальное событие и немедленно донесут о нем отправившимся в лес коллегам.
Труднее было назначить подходящее время. Ведь как обычно организуют репортаж с места выдающихся событий? Если, например, к нам приезжает c визитом глава соседнего государства или через наш город проходит заключительный этап велогонки Мира, в котором как раз мы побеждаем и в индивидуальном, и в групповом зачёте, на месте событий уже накануне, если не раньше, начинают размещаться бригады средств массовой информации. Иначе опоздание гарантировано, даже известен рекорд пунктуальности — семь часов опоздания. А тут изволь обеспечить их своевременную явку в Гарволин без всякой предварительной информации!
Долго ломали головы редактор с фоторепортёром и пришли к единственно возможному решению.
— Не обойтись нам без своего человека, — с грустью констатировал редактор. — Придётся кому-то раскрыться. Расскажем ему, в чем дело, и он возьмёт на себя доставку вовремя обеих бригад. Вот только кто?
— Веслав, — подумав, ответил фоторепортёр.
— Ты думаешь, Весь подойдёт? — с сомнением спросил редактор. — Не такая уж он ответственная личность, чтобы его послушали.
— Наоборот, именно от него все зависит! — отстаивал свою кандидатуру фоторепортёр. — Схватит камеру и помчится. Остальные тут же бросятся следом.
Редактор знал, что Веслав — оператор не просто опытный, но, можно сказать, талантливый. Впрочем, коллеги ценили его не только за профессиональные качества, и даже, можно сказать, не столько. Ценили его за редкую физическую силу и выносливость. Мужчина громадного роста, сильный как бык, он со своей камерой управлялся как с пёрышком и один заменял домкрат, когда требовалось сменить колесо в служебной машине. А главное, очень не любил ждать. Ожиданий и опозданий просто физически не терпел, и зачастую под его нажимом телевизионная «нисса» уезжала на задание, не дождавшись многих опаздывающих сотрудников. Не компанейский, молчаливый по натуре, он и в самом деле годился на роль своего человека в стане болтливых, как правило, журналистов.
Итак, редактор утвердил кандидатуру Веслава, и тут возник вопрос: в какой форме подать средствам массовой информации завлекательное сообщение. Фоторепортёр предлагал: просто и без выкрутасов. Довести до их сведения, что в сараюшке на полянке у рощицы преступная шайка держит награбленные трофеи, вокруг которых на радостях отплясывает под покровом ночной темноты, устраивая попутно разнузданные оргии с привлечением несчастных жертв слабого пола. Редактор возражал: в таком случае об этом первой должна бы узнать местная милиция и журналистам покажется подозрительным её отсутствие, вернее, журналистов насторожит неведение о происходящем представителей сил правопорядка… Подумаешь, возражал фоторепортёр, можно сослаться на счастливый случай, который помог обнаружить столь лакомый кусочек для всякого уважающего себя представителя второй древнейшей профессии… Ведь в каждой нормальной стране каждые нормальные телевидение и пресса тайком извещаются о готовящейся полицейской операции по захвату преступников на месте преступления.
— А какое же у нас преступление? — возразил редактор. — Преступление наши вымышленные преступники уже совершили, а теперь только празднуют, обмывают, так сказать…
— А жертв насилия ты забыл? — воскликнул фоторепортёр. — Ведь они притащили на свою оргию силой захваченных женщин.
— Ты прав! — согласился редактор.
А фоторепортёр продолжал:
— Так вот, в каждой нормальной стране мчится такая телевизионная бригада и стая газетчиков на место преступления, глаза горят, слюнки текут…
— У наших не текут, — охладил пыл коллеги многоопытный редактор. — Им все до фени.
— Не скажи! — возразил фоторепортёр. — Сам знаю таких журналистов, которые в погоне за сенсацией на край света помчатся, не то что в рощицу под Гарволином.
— Есть, конечно, настоящие профессионалы среди журналистов, — согласился редактор, — да ведь не они руководят газетой и телевидением. А руководители ни в жизнь не разрешат выезд бригад на такое сомнительное мероприятие, как бандитская оргия. Нет, давай придумаем что-нибудь другое, — решил редактор. — К тому же как ты думаешь её организовать? И как вообще ты представляешь всю операцию по заманиванию газетчиков и телевизионщиков в гарволинские леса?
Фоторепортёр принялся рассуждать вслух:
— Значит, так. Анонимный звонок энтузиастам— журналистам и Веське. Те поднажмут на своё руководство, быстренько соберутся, тут и Веська постарается, и примчатся к сараюшке…
— …и ничего там не обнаружат! — подхватил редактор. — Приезжают и что видят? Сараюшка, правда, стоит, но вокруг ничего не происходит. Ну, допустим, разбросаем мы пустые бутылки из-под спиртного…
— …и колбасные огрызки или там шкурки…
— Колбасных шкурок маловато, чтобы заставить их задержаться на месте.
— Да, надо какое-то средство посильнее, — согласился фоторепортёр. — Вот если бы нам удалось организовать каких голых девушек, которые согласятся побегать там между деревьями…
— Девушки и одной хватило бы, да где её возьмёшь? — возразил редактор и глубоко задумался.
Он попытался представить себя на месте приехавших в лес журналистов. Что могло бы заставить его остаться там добровольно? Пустые бутылки наверняка бы его не привлекли, другое дело — полные, да ещё бы и закуску к ним. Нет, этот вариант отпадал, главбух редакции категорически отказывался выделять дальнейшие средства на какие-то сомнительные эксперименты. Итак, гастрономическая версия отпадала, оставалась версия оптическая. Действительно, если бы в лесу мелькнули какие голые бабы… да хотя бы одна голая баба, это подтвердило бы достоверность информации, полученной от анонима. Но где взять голую бабу? Ведь в их шайке… тьфу! В их коллективе нет ни одной женщины. Хотя как это нет?
— Знаю! Марыся! — вскричал редактор. — Она и сыграет роль приманки.
Услышав имя невесты, фоторепортёр вздрогнул и, неловко взмахнув рукой, смел с редакционного стола оставшиеся невостребованными фрагменты космического одеяния, которые с оглушительным бренчанием раскатились по полу.
При мысли, что его Марысенька, его невеста, женщина, которую он решил взять в жены, и в которой с каждым днём раскрывались все новые достоинства, и которая теперь, спасая уникальный эксперимент, станет демонстрировать свои телесные достоинства, обнажившись перед этими облезлыми телевизионными сатирами, бедному фоторепортёру стало плохо. Первый раз он отчётливо понял, что это будет его жена, его любимая женщина, и он совсем не намерен позволить ей предстать нагишом перед другими, тем более что и сам ещё не имел возможности увидеть невесту обнажённой. В фоторепортёре вдруг с такой силой взыграли чувства, что он и сам себе удивился. Рука дёрнулась дать оплеуху редактору, осмелившемуся внести столь оскорбительное для него и Марыси предложение. В морду его, старого хрыча! Да как он смеет?
И фоторепортёр стремительно вскочил, чтобы осуществить своё намерение, но его перебил редактор, не подозревавший, что оказался на волосок от травмы.
— Хотя нет! Слушай, превосходная идея! В сараюшке мы им покажем порнуху! Недавно один мой знакомый из Швеции привёз нечто потрясающее! Он одолжит мне, я попрошу. Установим там скрытую установку и запустим им кино. Ни один мужик не оторвётся, гарантирую! Ну как?
Потребовалось некоторое время на то, чтобы фоторепортёр обрёл утраченное душевное спокойствие. Отказавшись от мордобоя, он с некоторым усилием изгнал из воображения образ невесты в натуральном виде, в чем ему помог редактор, принявшийся вслух развивать свою гениальную идею. С трудом переключившись с личного на общественное, фоторепортёр трезво заметил:
— Тогда появляется возможность вызвать их ещё засветло, в сараюшке темно, кино можно смотреть. А они успеют тогда к моменту приземления. Вот только как их заманить в сараюшку? Что ты им скажешь? Точнее, что скажет анонимный информатор?
— Да что угодно! Это не имеет значения. Да хотя бы об… о торжественном открытии памятника Ленину.
— В сараюшке?
— А что? Образец народного творчества, деревянная скульптура в национальном стиле. Заглянут они, значит, в сарай, Ленина там не обнаружат, зато автоматический проектор начнёт им показывать фильм. Как ты думаешь, многие из них покинут сарай?
— Да ни один!
— То-то. И уверен, потом не станут предъявлять претензии. Наоборот, может, примутся разыскивать проектор, чтобы ленту присвоить…
— И найдут?
— Не дай Бог! Плёнку я обязан буду вернуть. А вообще неплохо было бы им там бутылку-другую поставить. Не водки, разумеется, они только виски уважают. Придётся разориться, купить в валютном магазине.
— Ещё чего! — возразил фоторепортёр. — У нас ещё за прошлый год остались неиспользованными лимиты на культуру, проведём по этой статье.
Редактор понял, что зарапортовался, и охотно признал свою ошибку.
— Правильно, молодец, что напомнил, там как раз на две бутылки. Ну вот, вроде все продумали, за работу!
Нельзя сказать, что будущие астронавты не были морально готовы к предстоящему эксперименту, но только теперь, когда срок последнего приблизился вплотную, они осознали во всей полноте, насколько страшное испытание их ждёт.
В соответствии с разработанным редактором планом они должны были глубокой ночью, ещё до наступления рассвета, пробраться в дорожных костюмах в вертолёт и в нем дожидаться полудня, ибо приземление в Гарволине должно произойти обязательно средь бела дня. Взволнованный редактор вдохновенно излагал участникам экспедиции разработанный по минутам план действий, а запершиеся вместе с ним в комнате художника пришельцы хранили страшное молчание, удручённые предстоящим кошмаром.
Поэтому редактор был безмерно удивлён, когда из уст коллег одновременно вырвался вопль недовольства. Остановившись на всем скаку в своём радостном энтузиазме, редактор удивлённо вопросил:
— Вы чего? Что вас не устраивает? Все продумано до мельчайших подробностей.
— Пошёл ты со своими подробностями знаешь куда? — яростно просипел сатирик, больше других травмированный неземным одеянием. — В дорожных костюмах! Как ты себе это представляешь? Вот здесь, в этой комнате переоденемся и трамвайчиком поедем на аэродром, так?
Его поддержал художник, саркастически добавив:
— А потом, на рассвете, начнём искать ягодки в лесу.
— Уже не мы начнём, а наши трупы, — подхватил столь же горячо консультант по науке и технике. — Сообразил бы, болван, кто в состоянии выдержать столько часов?
— Нас обязательно заметит кто-нибудь из местного населения, — присоединился к протесту коллег социолог, хотя и в более мягкой форме. — А если коровы увидят, наверняка молоко потеряют, — озабоченно добавил он.
Молчал лишь один фоторепортёр. Его удручали ещё и вопросы личного порядка. Поддавшись на ловкие дипломатические уговоры редактора, секретарша выразила согласие побегать по рощице в купальном костюме телесного цвета. В нем она выглядела столь завлекательно (он в этом уже смог убедиться лично), что без труда была в состоянии удержать на какое угодно время не только телевидение и кинохронику, но и стройные ряды трудящихся в бесчисленных первомайских колоннах, вот только он не был уверен, что имеет моральное право согласиться на это. Молодого человека разрывали противоречивые чувства: общественные интересы требовали его согласия, личные категорически возражали. Занятый разрешением своего внутреннего конфликта, фоторепортёр не принимал участия в общем галдёже.
Сатирик уже совсем не владел собой, художнику же стало весело, и он предложил время ожидания провести, забравшись на ветви деревьев. Все кричали одновременно, не слушая аргументов друг друга. И хорошо, потому что консультант, не стесняясь, яркими красками сочно характеризовал состояние умственных способностей начальства, а тот неудачно огрызался, ибо коровы социолога окончательно сбили его с толку.
Самым рассудительным оказался пилот.
— Минутку, панове, потише, пожалуйста! — мощным рыком ворвался он в нестройную дискуссию и, дождавшись установления относительной тишины, продолжал уже нормальным голосом: — Зачем вам вообще лететь со мной, чтобы потом торчать в лесу до установленного часа? Я и без вас доставлю вертолёт, куда договорились.
— А как же неземные существа? — попробовал вякнуть редактор.
— Доберутся своим ходом. На любом транспорте, кто как сможет. В нормальном обличии. Ну, пусть выйдут из домов пораньше, ранним утром. Я же на вертолёте доставлю все снаряжение. Могу, на худой конец, прихватить одного автоматического подъёмника, а уж остальные пусть добираются сами. Понятно? И никаких проблем. Вечерком доставите в ангар незаметно все оборудование и снаряжение. И мне будет спокойнее. Моя машинка не очень-то стабильна, и чем меньше времени в ней будут находиться люди, тем для них лучше. Откровенно говоря, в испытательный полет я на всякий случай прихватил с собой парашют…
Парашют решил дело. Редактор поджал хвост и перестал возражать, отстаивая свой превосходный план. Приняв озабоченное выражение лица, он сначала взглянул на часы, а потом на лежащий перед ним график операции.
— Раз так, — важно заявил он, — транспортировку начинаем в семнадцать двадцать три…
Поздней ночью из ворот ангара выкатился летательный аппарат странной формы, поднялся в воздух и с тихим рычанием поплыл куда-то в юго-восточном направлении. Обслуживающий персонал в лице двух механиков и одного электрика какое-то время пялился на него, задрав головы, а затем, отерев пот со лба, как-то ошалело уставился друг на друга.
В лесу за Гарволином, на опушке довольно большой поляны, стояли, потушив фары, два военных грузовика, один «газик», микроавтобус марки «нисса» и одна легковая машина марки «вартбург». Вокруг них суетились люди с электрическими фонариками в руках. Установленные на грузовиках локаторы были направлены в небо.
И когда над верхушками тёмных деревьев послышалось негромкое урчание вертолёта, для ожидающих оно прозвучало ангельским пением…
Так случилось, что возвращающийся после ночного вызова в Хрубешев гданьский врач задавил по дороге зайца. Вспомнив, как сердилась жена из-за ночного вызова, как не хотела его отпускать, врач решил, раз уж так случилось, умилостивить супругу, привезя ей в подарок незапланированную дичь. Остановив машину, он вышел из неё и с фонариком в руке принялся разыскивать то, что осталось от сбитого зайца. Кажется, того отбросило в кювет.
Ночь была светлая, на усеянном звёздами небосклоне светила ещё и полная луна, так что при желании можно было обойтись и без фонарика. Врач действительно нашёл в придорожном рву свою жертву, без признаков жизни, но в очень неплохом состоянии. Он поднял зайца за задние ноги и тут услышал над головой негромкое урчание. Странным оно показалось врачу, нетипичным, не похожим ни на что, напоминающее привычный шум самолётов или вертолётов. Стоя на обочине шоссе с зайцем в руке, врач задрал голову и на фоне звёздного неба ясно разглядел неспешно проплывающий мимо странной формы летательный аппарат. Проплывал он на небольшой высоте и летел в направлении Люблина.
А надо заметить, что у доктора Зайончковского было хобби — моторизация в самом широком понимании этого слова. Его интересовало все, что ездит, плавает, летает, все механические аппараты. И он очень неплохо в них разбирался. В данной области его познания не уступали познаниям специалиста-инженера. Доктор читал много литературы по интересующему его предмету, выписывал даже иностранные специальные журналы, следил за всеми новинками в интересующей его области и хвастался тем, что может определить любой движущийся аппарат, созданный гением и руками человека.
И вот теперь никак не мог понять, что же он видит, хотя, задрав голову, напряжённо всматривался в проплывающий над ним почти бесшумно в ночном небе тёмный предмет. От напряжения глаза чуть не выскочили из орбит, а шея одеревенела.
Нет, на вертолёт эта штука никак не походила, а врач знал все системы вертолётов. Контуры не те. На самолёт — тем более. И уж, разумеется, не воздушный шар, не говоря о том, что воздушный шар не урчал бы вовсе. В какой-то степени силуэт проплывающего воздушного корабля напоминал бокастую лодку, но сама мысль о том, что какая-либо лодка была в состоянии летать по небу, показалась учёному доктору абсурдной.
Доктор Зайончковский отвёл взор от диковинки, потряс головой и протёр глаза, пытаясь стряхнуть наваждение, и даже поглядел на зайца в другой руке, чтобы убедиться — глаза его не обманывают… После чего опять поднял их к небу. Таинственный предмет уже почти затерялся вдали, но доктору показалось, что он вроде бы снижается.
Доктору ничего не оставалось, как сесть в машину и продолжить свой путь, что он и сделал, испытывая, кроме понятного ошеломления, ещё и что-то вроде претензии к самому себе: вот, прозевал какое-то новейшее изобретение в столь интересующей его области. В Гданьск доктор приехал к шести утра, разбудил жену, вручил ей зайца и рассказал о странной штуковине, которую видел по дороге в ночном небе, причём признался — так и не мог определить, что же это такое было, хотя на всем пути от Любиц до Гданьска только об этом и думал.
Жена благосклонно приняла подношение, спрятала его в холодильник, покрутила пальцем у виска, зевнула и решила больше не ложиться, а пораньше прийти на работу, где её с самого утра ждала срочная корреспонденция. В их редакции намечался очередной аврал…
На главной площади небольшого польского городка Гарволина, по традиции называемой рыночной, текла обычная жизнь. На автобусную станцию прибывали и с неё отъезжали рейсовые автобусы, к ним стояли, как обычно, очереди пассажиров. Очереди рассасывались с приходом автобуса и возникали в ожидании другого. Никуда не уезжавшие гарволинцы сновали по площади, переходя из магазина в магазин и совершая утренние покупки. Все было как обычно. Никто не обращал внимания на некоторые нетипичные моменты. Да и то сказать, они не очень бросались в глаза.
Нетипичными моментами были пятеро мужчин. Двое сидели на скамейке у здания автостанции автовокзала, двое прохаживались по площади, рассеянно поглядывая на малоинтересные витрины магазинов, а пятый стоял, облокотившись о газетный киоск, и читал газету. У всех пятерых в. руках были большие, как-то особенно тщательно завёрнутые букеты цветов, и большие же сумки висели на плече. О том, что в руках неизвестные держали букеты цветов, можно было лишь догадываться, ибо огромные кульки из газет полностью скрывали цветы, наружу торчали лишь обычно прилагаемые к букетам ветки декоративной зелени или даже травы. Внимательный наблюдатель даже смог бы определить, что это были преимущественно лебеда и тысячелистник.
Пятеро мужчин делали вид, что незнакомы друг с другом, и по очереди то глядели на часы, то задирали голову к небу.
Спокойную атмосферу центральной городской площади Гарволина ни в чем не нарушали драматические события, разыгравшиеся в эту минуту в трех с половиной километрах от города, на опушке небольшой поляны. Да и как могли нарушить? Кто бы мог о них сообщить? Оказался, правда, один непредусмотренный свидетель интересного зрелища, но его никакая сила не могла заставить от этого зрелища оторваться, даже на самый короткий момент.
Бригаду Государственной Польской кинохроники направили сюда для снятия сюжета о выдающемся изобретении. Руководство кинохроники по только ему одному известным каналам получило сообщение о том, что в таком-то месте в такое— то время будет испытываться новый агрегат, последнее слово науки и техники в деревообрабатывающей промышленности. Изготовленный по канадской лицензии агрегат одним своим концом извлекает из почвы дерево вместе с корнями, выпуская с другого конца уже готовый предмет меблировки. А поскольку для эксперимента неразумное руководство деревообрабатывающей промышленности избрало памятник природы, особенно любимую местным населением рощицу у шоссе Варшава — Люблин, то местное население решило отстаивать рощицу с вилами и косами в руках. А также топорами.
Приехав по названному адресу, кинохроника принялась выискивать упомянутый в тайном сообщении памятник природы, чтобы заранее выбрать наиболее подходящее место для киносъёмок. К сожалению, ничего особенного обнаружить не удалось, в общем-то обычная роща, да ещё небольшой сарайчик.
А телевизионщиков поставил на ноги сигнал о разыгрывающихся в рощице сценах, оскорбляющих общественную нравственность. Телевизионщиков предупредили, что такие сцены происходят преимущественно по ночам, затягиваясь иногда до пяти утра. Опоздав по своему обыкновению и явившись к одиннадцати, побив тем самым собственный рекорд опоздания, микроавтобус телевидения подъехал к рощице, когда там уже стояла машина кинохроники. Первым из микроавтобуса выскочил какой-то громадный детина и принялся спешно расставлять штативы, чтобы установить на них камеры и юпитеры. За ним попрыгали остальные.
Обе ветви средств массовой информации легко установили контакт.
— И вы здесь? — удивился оператор кинохроники. — Странно… А главное, незачем было беспокоиться, ведь могли бы все материалы от нас получить. Интересно, где же мужики с вилами?
Телевизионный деятель с удивлением взглянул на коллегу из конкурирующей фирмы.
— Меня тоже удивляет отсутствие мужиков, только на кой черт им вилы? Никогда не слышал, чтобы в оргиях применялись вилы.
— А чем же они станут защищаться?
— Защищаться? От кого? От девок, которых собираются… того…
Услышав о девках, которых собираются… того… к беседующим подтянулись остальные кинохроникёры. Прежде чем обе стороны обменялись имеющейся в их распоряжении совершенно тайной информацией, единственный из прибывших, знающий истинную причину вызова, громадный Веслав, успел вытащить все захваченное с собой телевизионное оборудование и разбросать его на большой территории. Одна из поставленных перед ним задач заключалась в том, чтобы затянуть время, погрузка же в микроавтобус дорогостоящего и тяжеленного оборудования наверняка потребует немало времени. Как минимум пару часов, если он, Веслав, не поможет.
Несколько озадаченные разноплановостью ожидающих их сенсаций, разбитные журналисты тем не менее решили духом не падать, а снимать все, что ни подвернётся интересного. Пока же не происходило абсолютно ничего, не только интересного, но и вообще ничего. Да и никого не было поблизости, за исключением парнишки подросткового возраста, случайно пасущего поблизости коров. При виде неожиданно появившихся в глухомани столичных машин и разномастной публики, повалившей из них, парнишка позабыл о коровах и во все глаза уставился на приехавших. Вряд ли можно было признать оскорбляющим нравственность факт, что мальчишка пасёт коров вместо того, чтобы сидеть на уроке в школе, но даже если с большой натяжкой и признать, факт этот не стоил того, чтобы из— за него мчаться сломя голову за тридевять земель.
Руководитель бригады кинохроники был очень недоволен.
— Наверняка опять ошиблись! — злился он. — У нас вечно путают. И теперь мы, как идиоты, вот примчались сюда вместо Беловежской пущи или какой другой…
С ним не согласился руководитель телевизионщиков.
— Никаких пущ! — твёрдо заявил он. — Из очень достоверного источника мы получили сообщение, что именно здесь.
— А что именно? — попытался поставить точки над «i» киношник.
Телевизионщику очень не хотелось признаваться, что их провели как мальчишек, и он старался напустить как можно больше туману.
— Трудно сказать. Официально одно, а из частного источника — совсем другое. Но источник достоверный.
— Возможно, собирались что-то организовать, да не вышло, — предположил киношник.
— Все возможно…
— Так что же, возвращаемся?
— Я бы не стал торопиться. Не мешало бы все-таки заполучить хоть какой-нибудь материал. Пусть даже хоть паршивый сенокос…
Кинохроника тоже пришла к выводу, что возвращаться с пустыми руками глупо, надо хоть что-то снять, пусть даже простое дерево. Хорошо бы старое. Стали озираться в поисках старого фотогеничного дерева, но как назло тут росли только самые обычные деревья неинтересного среднего возраста. Замусорена, правда, роща была основательно, но замусоренность наших лесов уже всем надоела, не та тема, чтобы привлечь внимание широкой общественности.