Страница:
Жест, которым ему был вручён пакет, исключал возможность отказаться его принять. Если бы он немедленно не заключил его в объятия, он бы свалился ему на ноги. Среди реверансов, поклонов и благодарностей, владелец достойных его произведений искусства прыжками удалился, мелькая белыми гетрами. Ещё долгое время мы не могли избавиться от впечатления.
— Ушёл… — испуганно и недоверчиво прошептал муж. — А я уже думал, что мы до самой смерти от этого гада не избавимся… Боже мой, так это и есть шеф? Откуда он, из паноптикума?
Мой возбуждённый мозг лихорадочно работал.
— Послушай, — сказала я, оттягивая его от окна. — Когда ты туда вошёл, там ничего не было?
— Куда?
— В мастерскую.
Муж оторвался от наблюдения за улицей, с которой исчез чёрный фиат, и тупо смотрел на меня.
— Все было. То есть… Подожди ка! Ты туда не ходила?
— Куда?
— В мастерскую.
— Чокнулся? Я же все время сидела с тобой на кухне!
— Я бы не удивился, если бы от всего этого чокнулся. Но пока, кажется, нет… Знаешь, он лежал по-другому. Наоборот. Я помню, что клал его поперёк кресла, а теперь, когда его брал, он лежал вдоль. Он сам повернулся?
Я несколько раз кивнула и покачала головой, одновременно пытаясь ответить и себе и ему.
— Они поменяли один на другой. Кто-то прокрался, подбросил фальшивый, забрал настоящий, а этот забрал фальшивый. Он не просто так держал нас столько времени, ему было нужно, чтобы второй успел. Надеюсь, что капитан прислал сюда двоих, а не одного.
Я опять упала на колени перед телефоном, подумав, что придётся положить здесь какую-нибудь подушку. Докладывая капитану, я сменила мнение и пришла к выводу, что смена пакета была мнимой и шеф все-таки забрал настоящий. Вероятно эти рассуждения оказали негативное влияние на ясность моего доклада, потому что капитан пожелал поговорить с мужем, который на четвереньках прополз от двери к телефону, не обращая внимания на то, что в комнате темно, и никто снаружи увидеть нас не может. Он подтвердил мою версию событий, после чего я вырвала трубку из его рук.
— Что дальше, пан капитан? — забеспокоилась я. Нам тут дальше сидеть? Продолжать представление?
— Сидеть, — загремел капитан. — Пока вас не освободят наниматели! Договоритесь, что вы им скажете! Никакого самовольства! Все как было! Спокойной ночи!
Я со вздохом положила трубку, сменила позу и удобно облокотилась о дверцу шкафа, вытянув ноги.
— Похоже на то, что остаток жизни мы проведём как чета Мачеяков, — уныло сообщила я мужу, также усевшемуся на полу, под секретером. — Они поймают шефа, вынут пана Паляновского из объятий Басеньки, возьмут настоящего пана Романа и не знаю, кто будет нас освобождать. Договор был по завтра включительно, и что? Сплошная халтура.
— Главное, что пакет наконец убрался ко всем чертям, — твёрдо рассудил муж. — Не думая о шефе, я чувствую себя гораздо лучше. Я решил, что пятьдесят штук им тоже отдам, не хочу иметь с этим ничего общего. Верну по частям, хоть пока и не знаю, откуда я столько возьму. Может они согласятся на проценты с зарплаты.
Я кивнула и немного сдвинулась, дверная ручка врезалась мне в спину.
— У меня нет зарплаты, зато я ещё ничего не потратила. За ремонт машины придётся платить, это уже не вернёшь. Остальное я верну им как только смогу.
— Надо это оформить. Слушай, мы должны сейчас об этом написать и отдать капитану, или кому там нужно. Мы добровольно отдаём доходы от преступления, не принимали в нем участия, пусть к нам никто не цепляется. Мне необходимо остаться чистым, а если мы не сделаем этого сейчас, потом никто не поверит в наши добрые намерения. Давай писать!
Я признала его правоту. Развитие событий одурило нас до такой степени, что только через несколько минут столкновений с мебелью мы осознали, что можем включить свет. При свете лампы нам удалось прийти в себя почти окончательно. Торжественно подписанные документы мы решили послать почтой на следующий день.
— Не думай, что все так легко закончится, — зловеще сообщила я, закрывая машинку. — Самое худшее ещё впереди.
— Что ещё? — забеспокоился муж. — Ничего хуже я уже и представить не могу.
— Тогда представь себе, что встречаешься с Мачеяком для очередного превращения в безлюдном месте, а он тебя спрашивает, откуда такая дружба с женой и почему ты не скрыл от неё, что ничего не знаешь про шефа. Не заподозрила ли она что-то? И как?
Муж посмотрел на меня как на Горгону, которая до сих пор скрывалась под маской голубки. Он побледнел, руки сами собой подпрыгнули к волосам.
— И ещё спросит, что ты знаешь про сантехников и где так текло, — безжалостно добавила я. — Обращаю твоё внимание, что капитан приказал нам над этим подумать. Нет сомнений, что нам будут задавать глупые вопросы, чтобы проверить, не открыли ли мы что-нибудь, потому что шеф на нас наговорит. Надо договориться.
Муж вдруг перестал хвататься за голову, недовольно с обидой посмотрел на меня и продолжил подметать бумажки.
— Сделай-ка кофе, — попросил он. — Не знаю почему, но тебе очень нравится вылезать со своими идеями как раз среди ночи. По-моему, я до конца жизни не женюсь, хоть и собирался…
Утром следующего дня явился капитан собственной персоной, в одежде электрика. Ему это было даже к лицу. Мы приняли его в прихожей, под открытым шкафом с пробками, не самое удобное место, поскольку сидеть мы могли только на лестнице. Настроение у него было намного лучше, чем вчера.
— Товарищи, — торжественно сообщил он. — Органы милиции обращаются к вам… Точнее, не столько органы, сколько я лично, хотя, конечно, от имени органов… С просьбой, а может с предложением, не знаю, как это назвать. Видите ли… Мы бы несомненно отстранили вас от этого дела, потому что милиция не нанимает людей посторонних, но здесь исключительный случай. Сейчас я объясню подробно, только сначала скажу, в чем дело. А именно, существует возможность, что Мачеяки ещё раз обратятся к вам с просьбой о замене. Вы согласитесь.
— О, боже!.. — душераздирающе застонал муж.
Я тоже чувствовала себя неприятно удивлённой. Капитан посмотрел на нас со смесью интереса и отвращения.
— Вам так плохо с этой женой? — осуждающе удивился он.
— Нет, не это… Как жена она вообще-то ничего, и сама по себе ничем мне не мешает. Но я больше так не могу, я не гожусь в преступники, с меня хватит! У меня отпуск кончается!
— У тебя ещё три недели, — заметила я.
— А если они разойдутся и потребуют месяц?..
Капитан жестом успокоил нас.
— Сейчас я вам все объясню. Дело в том, что нам нужно, чтобы они чувствовали себя безопасно. Так будет намного легче. Понятно, что мы переловим их и так, но будет труднее и дольше, ваше участие может здорово помочь…
Муж опять застонал, но уже покорно.
— Могу вас заверить, что об этом никто не узнает, вы не будете выступать официально, ни теперь, ни вообще. Вы, конечно, вправе не соглашаться, я даже уговаривать вас не имею права, но не скрою, что вы нам очень нужны…
— Меня можно не агитировать, — уныло остановила я его. — Я бы согласилась просто так, из-за скандала, а он протестует по глупости, не понимает, что в свете закона выглядит очень зыбко. Или мы реабилитируемся, или нас затаскают по судам. Ни один судья не поверит, что позволили так себя обмануть, все будут вспоминать наше идиотское стремление к нетрудовым доходам… Я хотела сказать, от преступления…
— Я же написал, что отказываюсь!
— Отказываешься, потому что все раскрылось. Судья тебе скажет, что если бы не раскрылось, ты бы не отдал, и можешь подтереться своим раскаянием!
Муж в мгновение ока сотворил себе причёску a la пугало для воробьёв.
— Отпуск… — глухо простонал он.
Капитан успокаивающе замахал обеими руками.
— Во-первых, это вопрос нескольких дней, пары-тройки. А во-вторых, вы правы только частично. Вы что, думаете мы не знаем кого и в чем обвинять? Ещё раз подчёркиваю, вы можете не соглашаться!
— Соглашаемся, — уныло сказал муж. — Жаль, придётся ещё раз делать из себя идиота…
Я подавила свои личные проблемы, мы присягнули на верность милиции до гробовой доски, после чего обговорили детали. Капитан удивительно мало интересовался нашим гонораром, не сопротивляясь принял наше письмо и ещё раз предупредил, что мы подвергаемся опасности.
— И не подумайте случайно контактировать друг с другом, — добавил он. — Вы, как вы, вообще не знакомы!
— Ну, это то ясно, — буркнул муж.
— Конечно, — обиженно поддержала я. — Вы нас за идиотов держите?
Капитан как-то странно посмотрел на нас, проглотил напрашивающийся ответ и закончил визит.
Я начала нервничать, но немного не так, как раньше. Избавление от личности Басеньки открывало передо мной новые перспективы, в которых можно было заметить мило радующие элементы, мне было бы даже приятно нервничать, если бы не последнее бревно, лежащее на пути к волшебным переживаниям. При мысли, что меня ожидает разговор с полным подозрений паном Паляновским и, что ещё хуже, обязательный визит к нему домой, радость улетучивалась.
Делать нам было нечего. Муж, согласно договорённости, уволил помощника, закончив раскрашивать белую ткань. Узор для него лично я закончила, и с разгона даже начала новый, за Басеньку, но не хотела его продолжать. Мы посвятили своё время выдвижению гипотез о развитии ситуации.
— Интересно, как ты собираешься вынести это из пещеры разбойников, — критически заметила я, помогая ему упаковать толстый рулон. Не скажешь же Мачеяку, что я лично для тебя делала работу? Ему тоже не оставишь.
— Об этом я уже подумал. Как только он позвонит и договорится со мной, я сразу звоню приятелю, говорю, что к нему зайдёт чёрный бородатый мужик и занесёт рисунок. И по дороге ему заброшу. Он меня не узнает, можно не бояться.
— Чёрный мужик — это ты? — поинтересовалась я.
— Естественно, я, — подтвердил муж и вдруг занервничал. — Да не я, а Мачеяк! То бишь я, как он. Я блондин!
В голове у меня пронеслось, что от этих блондинов я с ума сойду, и немедленно осознала ещё одну неприятность. Если я обратно превращусь в себя, на прогулку сегодня пойдёт настоящая Басенька. Эффект может быть катастрофическим, необходимо этому воспрепятствовать…
— Слушай, нам придётся установить какой-то пароль, — серьёзно сказала я, наполнившись плохими предчувствиями.
— Зачем пароль? — забеспокоился муж.
— Если нам снова предстоит притворяться. Может произойти так, что они наймут только одного из нас. Мы можем не отличить нас от них.
— Ну и что?
— Как, что? Как ты думаешь, что будет, если ты придёшь сюда, вместо меня будет настоящая Басенька, и ты обратишься к ней, как ко мне. Все откроется! Думаешь, они нас поздравят?
Муж испугался до смерти.
— О боже, действительно! Они шлёпнут нас не раздумывая! Что за дерьмо, и как меня угораздило в это встрять! Надо обезопасить себя. Что ты предлагаешь?
— Да пароль же. Что-нибудь естественное…
— Как это? Я вхожу и говорю: «В Гранаде эпидемия, отзыв!». Да?
— Дурачок, я же сказала, что-нибудь естественное! Подожди… Уже знаю! Ничего не говорить, стучать пальцами по стеклу, или ещё куда. Допустим я там сижу, ты подходишь к окну и барабанишь, выглядывая. Вот так!…
Я продемонстрировала, муж постучал по соседнему стеклу.
— Возможно, — согласился. — А ты что? Тоже?
— Нет, не будем однообразными. Я сниму туфель и вытрушу из него камушек.
— А где ты возьмёшь камушек?
— Совсем сдурел? Я притворюсь, что вытряхиваю камушек!…
— Все указывало на то, что дальнейшее ожидание приведёт нас в состояние полного умственного расстройства. Предусмотреть, что при этом произойдёт, было невозможно. Муж выдвинул ужасное предположение, что наши наниматели обманули преследователей, давным-давно смылись через границу, поставив нас кормой к ветру, и вообще они не объявятся, а мы останемся прикованными друг к другу до конца жизни. Я лично считала, что они приготовят нам западню, из которой выберутся только наши трупы, причём не в лучшем состоянии. Было очевидно, что если нам придётся ждать до завтра, мы впадём в состояние неизлечимого психоза.
Мрачные прогнозы в половине пятого пополудни прервал пан Паляновский. Телефон оторвал меня от приготовления яичницы, в конце концов, несмотря на нервы, поесть было надо.
— Сокровище моё, я уже здесь, — оживлённо произнёс он. — Немедленно приходи ко мне, и не слушай протестов этого негодяя. Я по тебе соскучился.
Я прикрыла рукой трубку и проникновенным шёпотом предложила негодяю снять с огня сковородку. Радость вернула аппетит.
— Хорошо, — послушно ответила я телефону. — Уже еду. Через пол часа буду.
— На машине, конечно же?
— На машине.
— Оденься… А то холодно!
Было как раз тепло. Несомненно, это должно было означать, что я должна выбрать костюм, бросающийся в глаза. Пан Паляновский будто бы ничего не подозревал.
Яичницу я съела ещё спокойно, после чего представила, что надо сделать до вечера, и спокойствие как рукой сняло.
В сумасшедшей спешке я позвонила капитану, потом в мастерскую, в которой уже три дня стояла готовая машина. Я получила согласие забрать её в восемь часов, хотя мастерская работала до пяти. Потом я оделась, абсолютно беспорядочно, но очень ярко, попрощалась с перепуганным до бессознательности мужем и отправилась к страдающему любовнику.
У дверей пана Паляновского я собрала остатки душевных сил.
За порогом на меня никто не набросился, не связал, не скрутил, не было и гориллы с пистолетом в руках, от чего, однако, лучше мне не стало. Шляпка моей тётки лежала на столе. Басенька сидела на диване в халате ухажёра. На мгновение у меня возникла мысль, что так она просидела все три недели.
Из пана Паляновского вырывались гейзеры благодарности, среди которых не удалось заметить никаких подозрений.
— Понимаете, мне пришлось обращаться к вам, как к Басеньке, — пламенно оправдывался он. — Этот преступный тип способен организовать подслушивание. Прошу у вас прощения за эту вынужденную фамильярность… О моих чувствах к Басеньке он прекрасно знает и насмехается над ними. Вы уверенны, что все в порядке? Что было с сантехниками? Вы должны подробно все рассказать!
Я приняла чашечку кофе, решив в крайнем случае вылить его за пазуху, чем выпить хоть каплю, и приступила к освещению событий. Было понятно, что их интересовало. Пан Паляновский хотел лично оценить ситуацию и понять, есть ли у него поводы для беспокойства. С мстительным удовлетворением я черпала успокаивающие известия из богатых закромов моего воображения. Потоки воды, проливающиеся на кухне Мачеяков, и полнейшую недоразвитость сантехников, вызванных из какой-то мастерской, название которой, естественно, вылетело из памяти, я представила исключительно образно и убедительно. Вор тоже прошёл как по маслу. Пакет для шефа вызвал у меня некоторые трудности, потому что любовник с неутомимым упорством допытывался у меня о реакции мужа и степени моего с ним взаимопонимания. Через пол часа я начала чувствовать себя психически истощённой, покинуть эту пещеру разбойников, стало для меня основной целью в жизни.
— Муж ваш — полный кретин, — недовольно сказала я Басеньке, которая пожатием плеч выразила согласие с моим мнением. — Оказывается он этого шефа вообще не знал, и, неизвестно зачем, от меня это скрывал. Он назло мне постоянно предлагал отвезти пакет самой. Я конечно протестовала…
— И совершенно правильно, совершенно правильно, — поспешно заверил меня пан Паляновский. — Здесь произошло некоторое недоразумение, он пана Шефа действительно не знал, это было не его дело, а Басеньки. Басенька должна была сообщить о прибытии посылки, но в силу обстоятельств не смогла этого сделать. Мы этого попросту не предвидели, тем более, что пана Шефа не было в Варшаве… А он таким образом хотел узнать о её делах и знакомствах, притворяясь, что о них знает…
Мне было очень интересно, как пан Паляновский объяснит глупое упущение с пакетом и я смотрела на него, как собака на кость, когда он путался в зарослях лжи. Чем больше я смотрела, тем больше он путался, пока мне не пришло в голову, что как человек простодушный, легковерный и ничего в деле непонимающий, я вообще не должна этим заниматься. Это вообще не должно меня касаться. Я добровольно сменила тему, доставив ему явное облегчение, и разъяснила вопрос о товарище по прогулкам.
— Можете ему кланяться, но даже не обязательно любезно, — вежливо проинструктировала я Басеньку. — Это чужой человек, пару раз я говорила с ним о чем попало. О погоде и о хулиганах. Он к вам цепляться не станет.
— А мы уже беспокоились, что вы завязали близкое знакомство, — нервно рассмеялся пан Паляновский. — Это было бы неприятно.
Я чуть было не ответила, что если и да, то не как Басенька, а как я. Психическое истощение стало на меня действовать. Надо было как можно скорее заканчивать с этим опасным допросом и убираться. Убраться наконец-то отсюда, в живых и собственной персоной!
Пан Паляновский заметил мой взгляд на часы:
— Вы спешите? Не хотелось бы быть невежливым, но вы, кажется, нервничаете? Может произошло что-то ещё?..
— Это ещё только случится, когда сюда примчится мой муж, — ответила я не скрывая раздражения. — Странно, почему это вы не спешите? Во всяком случае, я предпочла бы закончить этот маскарад. Получиться получилось, но уже три недели я живу в напряжении и заявляю вам, что с меня хватит. Можем поговорить в другой раз.
Пан Паляновский будто очнулся. Он сорвался с места, взволнованный и обеспокоенный, выразил сожаление и погнал Басеньку, которая наконец-то слезла с дивана. Возвращение в себя доставило мне громадное удовольствие. Героиня фальшивого романа переодевалась в собственный пурпур и фиолет, я же срывала с себя её шкуру. Долой идиотскую родинку, долой мёртвый зуб, долой чёлку, долой недовольную косметику! Под париком у меня образовался плотный ком, перекраситься было нечем, но ничто не было в состоянии лишить меня неописуемого удовольствия. Вернуться в человеческий вид я решила уже дома.
Пол часа, которые я ожидала выхода Басеньки несомненно принадлежат к самым длинным в моей жизни. Пан Паляновский развлекал меня вялым разговором, блуждая мыслями в другом измерении. Наконец, он на минуту остановился, несколько раз обеспокоенно откашлялся, после чего произнёс:
— Если вы позволите, я ещё хотел бы… Очень прошу не считать это злоупотреблением вашей любезностью! Мог бы я надеяться… Пока это не точно, но после минут полнейшего счастья так трудно вернуться к мерзкой действительности! Если только это будет возможно, не согласились бы вы… Может, всего на несколько дней, в крайнем случае — на неделю… Конечно, за отдельное вознаграждение…
Даже если капитан не имел с этим ничего общего, я бы согласилась без колебаний. Я была готова заплатить ему, и на все, что угодно, лишь бы убраться отсюда. В первый момент я не поняла, куда он клонит, и ожидала предложения, от которого застынет кровь в жилах, например, остаться у него дома, проехаться к безлюдным окраинам, выпить этот кофе или чего-нибудь подобного, против чего пришлось бы яростно протестовать…
В данной же ситуации мы договорились в мгновение ока. Удачливость предсказаний капитана наполняла меня надеждой на его скорый успех. С полным безразличием я согласилась с суммой в десять тысяч злотых, с тем же успехом пан Паляновский мог предложить мне и десять миллионов и пятьдесят грошей. Я подтвердила, что для меня лично, будет лучше сохранить все в тайне, хотя бы из-за документов. Все ещё неуверенная, не встретит ли меня какая-нибудь неприятность на лестнице, не хлопнется ли на голову тяжёлый предмет из окна, не заинтересуется ли мной в подъезде гориллоподобный бандит, испытывая райское наслаждение, я оставила апартаменты преступника.
Одновременно я утеряла способность сохранять спокойствие. Было около семи. Мне надо было забежать за деньгами, забрать машину, вернуться к себе домой, привести в порядок размазанное лицо, переодеться и любой ценой успеть в скверик! Мысленно я представила неописуемые осложнения: я опаздываю, блондин приходит, натыкается на эту чёртову куклу, обращается к ней, она ему отвечает ни в пень ни в колоду, он пытается выяснить, что произошло, моя ложь открывается, я приезжаю туда как я. Басенька видит меня вместе с ним, моя ложь выявляется ещё больше, они убивают не только меня, но и его, огромное количество трупов портит безобидный скверик. Или Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, она больше похожа на меня, то бишь на себя, неизвестно кто из нас я, заваривается каша, опять-таки, из-за меня все выясняется, полковник и капитан выражают мне благодарность в виде долговременного заключения. Или происходит ещё что-нибудь, чего я не в состоянии предвидеть, но последствия тоже плачевны. Общий плач и скрип зубовный…
Я поймала такси, заскочила домой за деньгами, счастливо избежав взгляда в зеркало, буквально в последнюю минуту ввалилась в мастерскую, не выслушав рекомендации по поводу смены масла, бросилась в машину и вырвалась на улицу. С визгом я затормозила перед собственным подъездом и галопом пронеслась по лестнице. Когда я рисовала себе настоящее лицо, руки у меня дрожали, я надела блузку задом наперёд, уронила часы и поломала на парике расчёску.
На улицу возле скверика я подъехала после восьми. Чёртова Басенька, как назло, прогуливалась по самым освещённым местам, видная издалека, как Статуя Свободы. Я объехала скверик вокруг, припарковала машину в тени, прорвалась сквозь зелень кустов, выбирая самые тёмные места, после чего уселась на лавку под деревом, вдали от фонаря, в полной темноте, получив обзор во все стороны. Блондина все ещё не было. Я немного успокоилась, хотя предвиденные осложнения до сих пор не снимались.
Я попыталась разработать план действий. Надо его поймать, прежде чем он заметит Басеньку, подипломатичнее объяснить ему, что теперь я выгляжу так, женщины всегда изменчивы, подипломатичнее утащить его с этого идиотского места и подипломатичнее уговорить его проехаться куда-нибудь на машине. И проделать все так дипломатично, чтобы избежать подробных объяснений…
Первый пункт программы был выполнен безукоризненно. Я заметила его, входящим в аллейку недалеко от припаркованной машины, сорвалась со скамейки и рысью бросилась в его сторону. Басенька, к счастью, в этот момент шла ко мне задом. Я обо что-то зацепилась в темноте и рухнула на него, чуть не перевернув нас обоих.
— Уходите отсюда! — поспешно произнесла я, забыв о правилах дипломатии. — То есть, пойдёмте, это место мне надоело! Есть и другие, получше и покрасивее, мы поедем туда на машине!
Он не только не протестовал, но и не высказал ни малейшего удивления. Он развернулся, позволил дотащить себя до машины и затолкать внутрь. Я сорвалась с места, как пожарная машина, поставила рекорд трассы и остановилась около одного из широко рекламируемых красивых мест на Рацлавской, возле районного сада, въехав левыми колёсами в какую-то грязную яму. Я сдала назад, выехала из ямы и заглушила двигатель, временно потеряв способность к дальнейшим дипломатическим действиям.
— Вы прекрасно сегодня выглядите, — сказал он, с улыбкой присматриваясь ко мне в слабом свете далёкого фонаря, так, будто мы до сих пор стояли на аллее скверика, будто не было сумасшедшей гонки к красивому месту и перерыва после приветствия. — По-моему, в вас что-то изменилось. Причёска?.. Кажется, ещё форма глаз и рта… Так вам лучше.
— Мне вообще лучше, — убеждённо ответила я, пытаясь забыть о переживаниях. — Во всех смыслах. Я собираюсь и дальше оставаться такой прекрасной, особенно при плохом освещении. Вам необходимы прогулки в том скверике?
— Если бы это было так, я не разрешил бы себя оттуда забрать. Вам перестало там нравиться?
— Ноги моей там больше не будет… — вдруг начала я, но вспомнила договор с паном Паляновским, остановилась и довольно-таки вяло закончила: — …как минимум неделю.
— Через неделю вы возобновите оставленную работу?
— Откуда вы знаете? — спросила я, подозрительно уставившись на него. — Вы, кажется, лицо абсолютно частное?
— Естественно, я частное лицо! Кем мне ещё быть?
— Не имею понятия. Я думала над этим, но в голову ничего не приходит. Как лицо частное вы не можете знать того, что знаете.
— Допустим, что я частное лицо исключительное любопытное и любознательное. Я обладаю способностью к дедукции и делаю выводы из предпосылок. Предпосылки вы предоставили мне сами, в количестве достаточном, чтобы разогнать самый густой туман, а выводы вы подтверждаете. Вот только вы не сообщили пока своего имени.
— Готова поклясться, что вы знаете! — с раздражением выкрикнула я.
— Даже если и знаю, предпочитаю, чтобы назвали его вы…
Из этого получилось нечто совсем невероятное. Действительность превзошла область действия воображения настолько, что романа с блондином я не могла и представить. Я доходила до знакомства с ним, выяснения взаимных симпатий и ни шагу дальше. Он должен был остановиться на этом месте, остаться в этой фазе, быть может окаменеть, или дематериализоваться, исчезнуть с глаз, предложить платоническую дружбу, или, в конце-концов, задушить меня для собственного спокойствия… Все было бы понятно! Но то, что развивалось и расцветало возле садов, пробуждало во мне набожное ангельское недоумение, изгоняя из моего сознания все остальное.
— Ушёл… — испуганно и недоверчиво прошептал муж. — А я уже думал, что мы до самой смерти от этого гада не избавимся… Боже мой, так это и есть шеф? Откуда он, из паноптикума?
Мой возбуждённый мозг лихорадочно работал.
— Послушай, — сказала я, оттягивая его от окна. — Когда ты туда вошёл, там ничего не было?
— Куда?
— В мастерскую.
Муж оторвался от наблюдения за улицей, с которой исчез чёрный фиат, и тупо смотрел на меня.
— Все было. То есть… Подожди ка! Ты туда не ходила?
— Куда?
— В мастерскую.
— Чокнулся? Я же все время сидела с тобой на кухне!
— Я бы не удивился, если бы от всего этого чокнулся. Но пока, кажется, нет… Знаешь, он лежал по-другому. Наоборот. Я помню, что клал его поперёк кресла, а теперь, когда его брал, он лежал вдоль. Он сам повернулся?
Я несколько раз кивнула и покачала головой, одновременно пытаясь ответить и себе и ему.
— Они поменяли один на другой. Кто-то прокрался, подбросил фальшивый, забрал настоящий, а этот забрал фальшивый. Он не просто так держал нас столько времени, ему было нужно, чтобы второй успел. Надеюсь, что капитан прислал сюда двоих, а не одного.
Я опять упала на колени перед телефоном, подумав, что придётся положить здесь какую-нибудь подушку. Докладывая капитану, я сменила мнение и пришла к выводу, что смена пакета была мнимой и шеф все-таки забрал настоящий. Вероятно эти рассуждения оказали негативное влияние на ясность моего доклада, потому что капитан пожелал поговорить с мужем, который на четвереньках прополз от двери к телефону, не обращая внимания на то, что в комнате темно, и никто снаружи увидеть нас не может. Он подтвердил мою версию событий, после чего я вырвала трубку из его рук.
— Что дальше, пан капитан? — забеспокоилась я. Нам тут дальше сидеть? Продолжать представление?
— Сидеть, — загремел капитан. — Пока вас не освободят наниматели! Договоритесь, что вы им скажете! Никакого самовольства! Все как было! Спокойной ночи!
Я со вздохом положила трубку, сменила позу и удобно облокотилась о дверцу шкафа, вытянув ноги.
— Похоже на то, что остаток жизни мы проведём как чета Мачеяков, — уныло сообщила я мужу, также усевшемуся на полу, под секретером. — Они поймают шефа, вынут пана Паляновского из объятий Басеньки, возьмут настоящего пана Романа и не знаю, кто будет нас освобождать. Договор был по завтра включительно, и что? Сплошная халтура.
— Главное, что пакет наконец убрался ко всем чертям, — твёрдо рассудил муж. — Не думая о шефе, я чувствую себя гораздо лучше. Я решил, что пятьдесят штук им тоже отдам, не хочу иметь с этим ничего общего. Верну по частям, хоть пока и не знаю, откуда я столько возьму. Может они согласятся на проценты с зарплаты.
Я кивнула и немного сдвинулась, дверная ручка врезалась мне в спину.
— У меня нет зарплаты, зато я ещё ничего не потратила. За ремонт машины придётся платить, это уже не вернёшь. Остальное я верну им как только смогу.
— Надо это оформить. Слушай, мы должны сейчас об этом написать и отдать капитану, или кому там нужно. Мы добровольно отдаём доходы от преступления, не принимали в нем участия, пусть к нам никто не цепляется. Мне необходимо остаться чистым, а если мы не сделаем этого сейчас, потом никто не поверит в наши добрые намерения. Давай писать!
Я признала его правоту. Развитие событий одурило нас до такой степени, что только через несколько минут столкновений с мебелью мы осознали, что можем включить свет. При свете лампы нам удалось прийти в себя почти окончательно. Торжественно подписанные документы мы решили послать почтой на следующий день.
— Не думай, что все так легко закончится, — зловеще сообщила я, закрывая машинку. — Самое худшее ещё впереди.
— Что ещё? — забеспокоился муж. — Ничего хуже я уже и представить не могу.
— Тогда представь себе, что встречаешься с Мачеяком для очередного превращения в безлюдном месте, а он тебя спрашивает, откуда такая дружба с женой и почему ты не скрыл от неё, что ничего не знаешь про шефа. Не заподозрила ли она что-то? И как?
Муж посмотрел на меня как на Горгону, которая до сих пор скрывалась под маской голубки. Он побледнел, руки сами собой подпрыгнули к волосам.
— И ещё спросит, что ты знаешь про сантехников и где так текло, — безжалостно добавила я. — Обращаю твоё внимание, что капитан приказал нам над этим подумать. Нет сомнений, что нам будут задавать глупые вопросы, чтобы проверить, не открыли ли мы что-нибудь, потому что шеф на нас наговорит. Надо договориться.
Муж вдруг перестал хвататься за голову, недовольно с обидой посмотрел на меня и продолжил подметать бумажки.
— Сделай-ка кофе, — попросил он. — Не знаю почему, но тебе очень нравится вылезать со своими идеями как раз среди ночи. По-моему, я до конца жизни не женюсь, хоть и собирался…
* * *
Утром следующего дня явился капитан собственной персоной, в одежде электрика. Ему это было даже к лицу. Мы приняли его в прихожей, под открытым шкафом с пробками, не самое удобное место, поскольку сидеть мы могли только на лестнице. Настроение у него было намного лучше, чем вчера.
— Товарищи, — торжественно сообщил он. — Органы милиции обращаются к вам… Точнее, не столько органы, сколько я лично, хотя, конечно, от имени органов… С просьбой, а может с предложением, не знаю, как это назвать. Видите ли… Мы бы несомненно отстранили вас от этого дела, потому что милиция не нанимает людей посторонних, но здесь исключительный случай. Сейчас я объясню подробно, только сначала скажу, в чем дело. А именно, существует возможность, что Мачеяки ещё раз обратятся к вам с просьбой о замене. Вы согласитесь.
— О, боже!.. — душераздирающе застонал муж.
Я тоже чувствовала себя неприятно удивлённой. Капитан посмотрел на нас со смесью интереса и отвращения.
— Вам так плохо с этой женой? — осуждающе удивился он.
— Нет, не это… Как жена она вообще-то ничего, и сама по себе ничем мне не мешает. Но я больше так не могу, я не гожусь в преступники, с меня хватит! У меня отпуск кончается!
— У тебя ещё три недели, — заметила я.
— А если они разойдутся и потребуют месяц?..
Капитан жестом успокоил нас.
— Сейчас я вам все объясню. Дело в том, что нам нужно, чтобы они чувствовали себя безопасно. Так будет намного легче. Понятно, что мы переловим их и так, но будет труднее и дольше, ваше участие может здорово помочь…
Муж опять застонал, но уже покорно.
— Могу вас заверить, что об этом никто не узнает, вы не будете выступать официально, ни теперь, ни вообще. Вы, конечно, вправе не соглашаться, я даже уговаривать вас не имею права, но не скрою, что вы нам очень нужны…
— Меня можно не агитировать, — уныло остановила я его. — Я бы согласилась просто так, из-за скандала, а он протестует по глупости, не понимает, что в свете закона выглядит очень зыбко. Или мы реабилитируемся, или нас затаскают по судам. Ни один судья не поверит, что позволили так себя обмануть, все будут вспоминать наше идиотское стремление к нетрудовым доходам… Я хотела сказать, от преступления…
— Я же написал, что отказываюсь!
— Отказываешься, потому что все раскрылось. Судья тебе скажет, что если бы не раскрылось, ты бы не отдал, и можешь подтереться своим раскаянием!
Муж в мгновение ока сотворил себе причёску a la пугало для воробьёв.
— Отпуск… — глухо простонал он.
Капитан успокаивающе замахал обеими руками.
— Во-первых, это вопрос нескольких дней, пары-тройки. А во-вторых, вы правы только частично. Вы что, думаете мы не знаем кого и в чем обвинять? Ещё раз подчёркиваю, вы можете не соглашаться!
— Соглашаемся, — уныло сказал муж. — Жаль, придётся ещё раз делать из себя идиота…
Я подавила свои личные проблемы, мы присягнули на верность милиции до гробовой доски, после чего обговорили детали. Капитан удивительно мало интересовался нашим гонораром, не сопротивляясь принял наше письмо и ещё раз предупредил, что мы подвергаемся опасности.
— И не подумайте случайно контактировать друг с другом, — добавил он. — Вы, как вы, вообще не знакомы!
— Ну, это то ясно, — буркнул муж.
— Конечно, — обиженно поддержала я. — Вы нас за идиотов держите?
Капитан как-то странно посмотрел на нас, проглотил напрашивающийся ответ и закончил визит.
Я начала нервничать, но немного не так, как раньше. Избавление от личности Басеньки открывало передо мной новые перспективы, в которых можно было заметить мило радующие элементы, мне было бы даже приятно нервничать, если бы не последнее бревно, лежащее на пути к волшебным переживаниям. При мысли, что меня ожидает разговор с полным подозрений паном Паляновским и, что ещё хуже, обязательный визит к нему домой, радость улетучивалась.
Делать нам было нечего. Муж, согласно договорённости, уволил помощника, закончив раскрашивать белую ткань. Узор для него лично я закончила, и с разгона даже начала новый, за Басеньку, но не хотела его продолжать. Мы посвятили своё время выдвижению гипотез о развитии ситуации.
— Интересно, как ты собираешься вынести это из пещеры разбойников, — критически заметила я, помогая ему упаковать толстый рулон. Не скажешь же Мачеяку, что я лично для тебя делала работу? Ему тоже не оставишь.
— Об этом я уже подумал. Как только он позвонит и договорится со мной, я сразу звоню приятелю, говорю, что к нему зайдёт чёрный бородатый мужик и занесёт рисунок. И по дороге ему заброшу. Он меня не узнает, можно не бояться.
— Чёрный мужик — это ты? — поинтересовалась я.
— Естественно, я, — подтвердил муж и вдруг занервничал. — Да не я, а Мачеяк! То бишь я, как он. Я блондин!
В голове у меня пронеслось, что от этих блондинов я с ума сойду, и немедленно осознала ещё одну неприятность. Если я обратно превращусь в себя, на прогулку сегодня пойдёт настоящая Басенька. Эффект может быть катастрофическим, необходимо этому воспрепятствовать…
— Слушай, нам придётся установить какой-то пароль, — серьёзно сказала я, наполнившись плохими предчувствиями.
— Зачем пароль? — забеспокоился муж.
— Если нам снова предстоит притворяться. Может произойти так, что они наймут только одного из нас. Мы можем не отличить нас от них.
— Ну и что?
— Как, что? Как ты думаешь, что будет, если ты придёшь сюда, вместо меня будет настоящая Басенька, и ты обратишься к ней, как ко мне. Все откроется! Думаешь, они нас поздравят?
Муж испугался до смерти.
— О боже, действительно! Они шлёпнут нас не раздумывая! Что за дерьмо, и как меня угораздило в это встрять! Надо обезопасить себя. Что ты предлагаешь?
— Да пароль же. Что-нибудь естественное…
— Как это? Я вхожу и говорю: «В Гранаде эпидемия, отзыв!». Да?
— Дурачок, я же сказала, что-нибудь естественное! Подожди… Уже знаю! Ничего не говорить, стучать пальцами по стеклу, или ещё куда. Допустим я там сижу, ты подходишь к окну и барабанишь, выглядывая. Вот так!…
Я продемонстрировала, муж постучал по соседнему стеклу.
— Возможно, — согласился. — А ты что? Тоже?
— Нет, не будем однообразными. Я сниму туфель и вытрушу из него камушек.
— А где ты возьмёшь камушек?
— Совсем сдурел? Я притворюсь, что вытряхиваю камушек!…
— Все указывало на то, что дальнейшее ожидание приведёт нас в состояние полного умственного расстройства. Предусмотреть, что при этом произойдёт, было невозможно. Муж выдвинул ужасное предположение, что наши наниматели обманули преследователей, давным-давно смылись через границу, поставив нас кормой к ветру, и вообще они не объявятся, а мы останемся прикованными друг к другу до конца жизни. Я лично считала, что они приготовят нам западню, из которой выберутся только наши трупы, причём не в лучшем состоянии. Было очевидно, что если нам придётся ждать до завтра, мы впадём в состояние неизлечимого психоза.
Мрачные прогнозы в половине пятого пополудни прервал пан Паляновский. Телефон оторвал меня от приготовления яичницы, в конце концов, несмотря на нервы, поесть было надо.
— Сокровище моё, я уже здесь, — оживлённо произнёс он. — Немедленно приходи ко мне, и не слушай протестов этого негодяя. Я по тебе соскучился.
Я прикрыла рукой трубку и проникновенным шёпотом предложила негодяю снять с огня сковородку. Радость вернула аппетит.
— Хорошо, — послушно ответила я телефону. — Уже еду. Через пол часа буду.
— На машине, конечно же?
— На машине.
— Оденься… А то холодно!
Было как раз тепло. Несомненно, это должно было означать, что я должна выбрать костюм, бросающийся в глаза. Пан Паляновский будто бы ничего не подозревал.
Яичницу я съела ещё спокойно, после чего представила, что надо сделать до вечера, и спокойствие как рукой сняло.
В сумасшедшей спешке я позвонила капитану, потом в мастерскую, в которой уже три дня стояла готовая машина. Я получила согласие забрать её в восемь часов, хотя мастерская работала до пяти. Потом я оделась, абсолютно беспорядочно, но очень ярко, попрощалась с перепуганным до бессознательности мужем и отправилась к страдающему любовнику.
У дверей пана Паляновского я собрала остатки душевных сил.
За порогом на меня никто не набросился, не связал, не скрутил, не было и гориллы с пистолетом в руках, от чего, однако, лучше мне не стало. Шляпка моей тётки лежала на столе. Басенька сидела на диване в халате ухажёра. На мгновение у меня возникла мысль, что так она просидела все три недели.
Из пана Паляновского вырывались гейзеры благодарности, среди которых не удалось заметить никаких подозрений.
— Понимаете, мне пришлось обращаться к вам, как к Басеньке, — пламенно оправдывался он. — Этот преступный тип способен организовать подслушивание. Прошу у вас прощения за эту вынужденную фамильярность… О моих чувствах к Басеньке он прекрасно знает и насмехается над ними. Вы уверенны, что все в порядке? Что было с сантехниками? Вы должны подробно все рассказать!
Я приняла чашечку кофе, решив в крайнем случае вылить его за пазуху, чем выпить хоть каплю, и приступила к освещению событий. Было понятно, что их интересовало. Пан Паляновский хотел лично оценить ситуацию и понять, есть ли у него поводы для беспокойства. С мстительным удовлетворением я черпала успокаивающие известия из богатых закромов моего воображения. Потоки воды, проливающиеся на кухне Мачеяков, и полнейшую недоразвитость сантехников, вызванных из какой-то мастерской, название которой, естественно, вылетело из памяти, я представила исключительно образно и убедительно. Вор тоже прошёл как по маслу. Пакет для шефа вызвал у меня некоторые трудности, потому что любовник с неутомимым упорством допытывался у меня о реакции мужа и степени моего с ним взаимопонимания. Через пол часа я начала чувствовать себя психически истощённой, покинуть эту пещеру разбойников, стало для меня основной целью в жизни.
— Муж ваш — полный кретин, — недовольно сказала я Басеньке, которая пожатием плеч выразила согласие с моим мнением. — Оказывается он этого шефа вообще не знал, и, неизвестно зачем, от меня это скрывал. Он назло мне постоянно предлагал отвезти пакет самой. Я конечно протестовала…
— И совершенно правильно, совершенно правильно, — поспешно заверил меня пан Паляновский. — Здесь произошло некоторое недоразумение, он пана Шефа действительно не знал, это было не его дело, а Басеньки. Басенька должна была сообщить о прибытии посылки, но в силу обстоятельств не смогла этого сделать. Мы этого попросту не предвидели, тем более, что пана Шефа не было в Варшаве… А он таким образом хотел узнать о её делах и знакомствах, притворяясь, что о них знает…
Мне было очень интересно, как пан Паляновский объяснит глупое упущение с пакетом и я смотрела на него, как собака на кость, когда он путался в зарослях лжи. Чем больше я смотрела, тем больше он путался, пока мне не пришло в голову, что как человек простодушный, легковерный и ничего в деле непонимающий, я вообще не должна этим заниматься. Это вообще не должно меня касаться. Я добровольно сменила тему, доставив ему явное облегчение, и разъяснила вопрос о товарище по прогулкам.
— Можете ему кланяться, но даже не обязательно любезно, — вежливо проинструктировала я Басеньку. — Это чужой человек, пару раз я говорила с ним о чем попало. О погоде и о хулиганах. Он к вам цепляться не станет.
— А мы уже беспокоились, что вы завязали близкое знакомство, — нервно рассмеялся пан Паляновский. — Это было бы неприятно.
Я чуть было не ответила, что если и да, то не как Басенька, а как я. Психическое истощение стало на меня действовать. Надо было как можно скорее заканчивать с этим опасным допросом и убираться. Убраться наконец-то отсюда, в живых и собственной персоной!
Пан Паляновский заметил мой взгляд на часы:
— Вы спешите? Не хотелось бы быть невежливым, но вы, кажется, нервничаете? Может произошло что-то ещё?..
— Это ещё только случится, когда сюда примчится мой муж, — ответила я не скрывая раздражения. — Странно, почему это вы не спешите? Во всяком случае, я предпочла бы закончить этот маскарад. Получиться получилось, но уже три недели я живу в напряжении и заявляю вам, что с меня хватит. Можем поговорить в другой раз.
Пан Паляновский будто очнулся. Он сорвался с места, взволнованный и обеспокоенный, выразил сожаление и погнал Басеньку, которая наконец-то слезла с дивана. Возвращение в себя доставило мне громадное удовольствие. Героиня фальшивого романа переодевалась в собственный пурпур и фиолет, я же срывала с себя её шкуру. Долой идиотскую родинку, долой мёртвый зуб, долой чёлку, долой недовольную косметику! Под париком у меня образовался плотный ком, перекраситься было нечем, но ничто не было в состоянии лишить меня неописуемого удовольствия. Вернуться в человеческий вид я решила уже дома.
Пол часа, которые я ожидала выхода Басеньки несомненно принадлежат к самым длинным в моей жизни. Пан Паляновский развлекал меня вялым разговором, блуждая мыслями в другом измерении. Наконец, он на минуту остановился, несколько раз обеспокоенно откашлялся, после чего произнёс:
— Если вы позволите, я ещё хотел бы… Очень прошу не считать это злоупотреблением вашей любезностью! Мог бы я надеяться… Пока это не точно, но после минут полнейшего счастья так трудно вернуться к мерзкой действительности! Если только это будет возможно, не согласились бы вы… Может, всего на несколько дней, в крайнем случае — на неделю… Конечно, за отдельное вознаграждение…
Даже если капитан не имел с этим ничего общего, я бы согласилась без колебаний. Я была готова заплатить ему, и на все, что угодно, лишь бы убраться отсюда. В первый момент я не поняла, куда он клонит, и ожидала предложения, от которого застынет кровь в жилах, например, остаться у него дома, проехаться к безлюдным окраинам, выпить этот кофе или чего-нибудь подобного, против чего пришлось бы яростно протестовать…
В данной же ситуации мы договорились в мгновение ока. Удачливость предсказаний капитана наполняла меня надеждой на его скорый успех. С полным безразличием я согласилась с суммой в десять тысяч злотых, с тем же успехом пан Паляновский мог предложить мне и десять миллионов и пятьдесят грошей. Я подтвердила, что для меня лично, будет лучше сохранить все в тайне, хотя бы из-за документов. Все ещё неуверенная, не встретит ли меня какая-нибудь неприятность на лестнице, не хлопнется ли на голову тяжёлый предмет из окна, не заинтересуется ли мной в подъезде гориллоподобный бандит, испытывая райское наслаждение, я оставила апартаменты преступника.
Одновременно я утеряла способность сохранять спокойствие. Было около семи. Мне надо было забежать за деньгами, забрать машину, вернуться к себе домой, привести в порядок размазанное лицо, переодеться и любой ценой успеть в скверик! Мысленно я представила неописуемые осложнения: я опаздываю, блондин приходит, натыкается на эту чёртову куклу, обращается к ней, она ему отвечает ни в пень ни в колоду, он пытается выяснить, что произошло, моя ложь открывается, я приезжаю туда как я. Басенька видит меня вместе с ним, моя ложь выявляется ещё больше, они убивают не только меня, но и его, огромное количество трупов портит безобидный скверик. Или Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, она больше похожа на меня, то бишь на себя, неизвестно кто из нас я, заваривается каша, опять-таки, из-за меня все выясняется, полковник и капитан выражают мне благодарность в виде долговременного заключения. Или происходит ещё что-нибудь, чего я не в состоянии предвидеть, но последствия тоже плачевны. Общий плач и скрип зубовный…
Я поймала такси, заскочила домой за деньгами, счастливо избежав взгляда в зеркало, буквально в последнюю минуту ввалилась в мастерскую, не выслушав рекомендации по поводу смены масла, бросилась в машину и вырвалась на улицу. С визгом я затормозила перед собственным подъездом и галопом пронеслась по лестнице. Когда я рисовала себе настоящее лицо, руки у меня дрожали, я надела блузку задом наперёд, уронила часы и поломала на парике расчёску.
На улицу возле скверика я подъехала после восьми. Чёртова Басенька, как назло, прогуливалась по самым освещённым местам, видная издалека, как Статуя Свободы. Я объехала скверик вокруг, припарковала машину в тени, прорвалась сквозь зелень кустов, выбирая самые тёмные места, после чего уселась на лавку под деревом, вдали от фонаря, в полной темноте, получив обзор во все стороны. Блондина все ещё не было. Я немного успокоилась, хотя предвиденные осложнения до сих пор не снимались.
Я попыталась разработать план действий. Надо его поймать, прежде чем он заметит Басеньку, подипломатичнее объяснить ему, что теперь я выгляжу так, женщины всегда изменчивы, подипломатичнее утащить его с этого идиотского места и подипломатичнее уговорить его проехаться куда-нибудь на машине. И проделать все так дипломатично, чтобы избежать подробных объяснений…
Первый пункт программы был выполнен безукоризненно. Я заметила его, входящим в аллейку недалеко от припаркованной машины, сорвалась со скамейки и рысью бросилась в его сторону. Басенька, к счастью, в этот момент шла ко мне задом. Я обо что-то зацепилась в темноте и рухнула на него, чуть не перевернув нас обоих.
— Уходите отсюда! — поспешно произнесла я, забыв о правилах дипломатии. — То есть, пойдёмте, это место мне надоело! Есть и другие, получше и покрасивее, мы поедем туда на машине!
Он не только не протестовал, но и не высказал ни малейшего удивления. Он развернулся, позволил дотащить себя до машины и затолкать внутрь. Я сорвалась с места, как пожарная машина, поставила рекорд трассы и остановилась около одного из широко рекламируемых красивых мест на Рацлавской, возле районного сада, въехав левыми колёсами в какую-то грязную яму. Я сдала назад, выехала из ямы и заглушила двигатель, временно потеряв способность к дальнейшим дипломатическим действиям.
— Вы прекрасно сегодня выглядите, — сказал он, с улыбкой присматриваясь ко мне в слабом свете далёкого фонаря, так, будто мы до сих пор стояли на аллее скверика, будто не было сумасшедшей гонки к красивому месту и перерыва после приветствия. — По-моему, в вас что-то изменилось. Причёска?.. Кажется, ещё форма глаз и рта… Так вам лучше.
— Мне вообще лучше, — убеждённо ответила я, пытаясь забыть о переживаниях. — Во всех смыслах. Я собираюсь и дальше оставаться такой прекрасной, особенно при плохом освещении. Вам необходимы прогулки в том скверике?
— Если бы это было так, я не разрешил бы себя оттуда забрать. Вам перестало там нравиться?
— Ноги моей там больше не будет… — вдруг начала я, но вспомнила договор с паном Паляновским, остановилась и довольно-таки вяло закончила: — …как минимум неделю.
— Через неделю вы возобновите оставленную работу?
— Откуда вы знаете? — спросила я, подозрительно уставившись на него. — Вы, кажется, лицо абсолютно частное?
— Естественно, я частное лицо! Кем мне ещё быть?
— Не имею понятия. Я думала над этим, но в голову ничего не приходит. Как лицо частное вы не можете знать того, что знаете.
— Допустим, что я частное лицо исключительное любопытное и любознательное. Я обладаю способностью к дедукции и делаю выводы из предпосылок. Предпосылки вы предоставили мне сами, в количестве достаточном, чтобы разогнать самый густой туман, а выводы вы подтверждаете. Вот только вы не сообщили пока своего имени.
— Готова поклясться, что вы знаете! — с раздражением выкрикнула я.
— Даже если и знаю, предпочитаю, чтобы назвали его вы…
Из этого получилось нечто совсем невероятное. Действительность превзошла область действия воображения настолько, что романа с блондином я не могла и представить. Я доходила до знакомства с ним, выяснения взаимных симпатий и ни шагу дальше. Он должен был остановиться на этом месте, остаться в этой фазе, быть может окаменеть, или дематериализоваться, исчезнуть с глаз, предложить платоническую дружбу, или, в конце-концов, задушить меня для собственного спокойствия… Все было бы понятно! Но то, что развивалось и расцветало возле садов, пробуждало во мне набожное ангельское недоумение, изгоняя из моего сознания все остальное.