Хмелевская Иоанна. Роман века

   У него начался такой приступ смеха, что я удивилась. Мне совсем не хотелось его так веселить.
   — А вы знаете, это лучший комплимент из всех, что я слышал, — сказал он не переставая смеяться. — Вы понятия не имеете, как я боялся и сколько усилий потратил на то, чтобы быть похожим на цивилизованного человека, а не на лесного отшельника. Я очень долго жил именно в лесу. Лес был моей естественной средой, я до сих пор чувствую себя там намного лучше, чем в городе. Этого действительно не заметно?
   — У вас что, зеркала нет? — ехидно спросила я.
   — Нет, — признался он, продолжая смеяться. — Есть маленькое, для бритья. В нем видно отрастающую бороду, которая не производит очень цивилизованного впечатления. А вы любите лес?
   — Естественно. И даже неплохо себя там чувствую, не мёрзну и не страдаю от насморка…
   Я с чистой совестью могла поклясться, что не удерживала его на этой скамейке силой. В любой момент он мог встать и пойти домой. По неизвестным причинам он не вставал и не шёл. Странно…
   Когда я ввалилась в прихожую Мачеяков, оказалось, что уже полночь. Муж ждал меня в пижаме, очень злой.
   — Ты меня в могилу вгонишь, — уведомил он меня. — Что на тебя нашло, почему именно теперь ты исчезаешь на всю ночь! Прежде ты возвращалась раньше!
   Обременительная афёра, мешающая ему весь вечер, диссонансом ворвалась в моё благостное настроение и показалась мне невыносимо противной. Я на мгновение забыла, что люблю сенсационные происшествия.
   — Кто просил тебя ждать? — раздражённо спросила я. — Как муж ты меня не ждал, а теперь у тебя крыша поехала! Что-то случилось?
   — Конечно! Я отколупнул кусочек от глиняного подсвечника и, слушай, там какая-то скульптура.
   — Какая скульптура?
   — Ну статуэтка. Из золота.
   — Наверное тоже шедевр. Это просто извращение действий торговцев. Они подделывают стекла под бриллианты из царской короны, а тут шедевры превратили в мазню. Хоть убей, но я не понимаю, зачем им это было нужно!
   — Я не знаю, наверное, придётся ещё поразмыслить, может что и придумаем до разговора с полковником. Ты отдаёшь себе отчёт насколько по-идиотски все это выглядит?
   — Будет ещё более идиотски, если окажется, что мы должны отдать шефу его собственность в первоначальном состоянии, — беспокойно заметила я, когда обнаружила, как он разорил драгоценности. — Надеюсь, это все-таки преступление…
   Муж направился за мной на кухню, упёршись в необходимость продолжить рассуждения. Он выдвинул предположение, что визита взломщика ожидали и старались отбить у него искушение выкрасть самое ценное, спрятав его таким изощрённым способом. Отталкивающе могла подействовать и тяжесть. В конце-концов я дала себя вовлечь в тему, придерживаясь все-таки версии правонарушения и боязни милиции, поскольку от одной мысли о том, что мы разломали на кусочки собственность порядочных людей и теперь мне придётся собственноручно реконструировать морду плакальщицы, мне делалось нехорошо. Дополнительно меня сбивало воспоминание о пане Паляновском, пылкая чувственность которого не позволяла исключить амуры с Басенькой. Нельзя же было допустить, что предметом чувств мог быть рыцарь с головой, как дыня…
   На следующий день, в половине двенадцатого, мы начали действовать. Я запарковала Басенькин вольво у торгового центра и вместе с мужем пошла в «Саву». На мне была яркая шляпка и плащ в клетку, муж нёс сильно набитую сумку. Старательно симулируя желание что-либо приобрести мы обошли первый этаж, поднялись наверх и вышли на лестничную клетку в задней части. На лестнице как раз никого не было. Я сорвала шляпку с головы, сорвала с себя плащ, муж выхватил из сумки светлый жакет от юбки, которую я надела под плащ, я воткнула ему в руки сумочку от плаща, вырвала сумку от костюма, прошлась гребнем по волосам, подготовленным косметическим молочком смыла рот, брови и родинку с лица. Длилось это ровно полторы минуты. Я напялила тёмные очки, оставила его запихивающим в сумку клетчатый плащ и помятую шляпку, и через второй этаж вышла наружу со стороны Хмельной улицы.
   Мой надёжный друг ожидал в «трабанте» среди кучи машин.
   — Делай что хочешь, — сказала я, поспешно усаживаясь. — Но не допускай, чтобы кто-либо нас догнал. Посмотри, не едет ли кто за нами, и, если едет, оторвись от него. Я не могу ехать на Мокотув явно.
   — Ты меня удивляешь, — с невозмутимым спокойствием сказал Ежи трогаясь с места. — Мне казалось, что ты там живёшь и это все знают. Кроме того, если догонять нас будет милиция, предупреждаю сразу — убегать не буду.
   — Милиция мне не мешает, я боюсь частных лиц.
   — По-моему наше грустное серое существование набирает красок! Что на этот раз?
   — Понятия не имею, но через две недели тебе расскажу. К тому времени все должно разъясниться. О боже, езжай!!!..
   Ежи отказался от соблюдения правил и проехал перекрёсток на жёлтый свет, благодаря чему мы стали последней машиной на дороге. За нами никто не ехал. Я успокоилась.
   К полковнику меня впустили сразу, хоть я пришла на пару минут раньше. Мы посмотрели друг на друга со взаимным интересом, не лишённым опасений. Его наверняка беспокоило, какую новую глупость я выдумала, а я размышляла, как долго он будет меня терпеть. Меня немного утешало то, что с мужчинами, которые мне не нравятся, разговаривать как-то легче, даже если это чисто казённые разговоры.
   Полковник мне понравился с первой нашей встречи, это было и естественно, поскольку он был мужчина видный, и удивительно, поскольку он носил бороду. Я не люблю бород, но должна была признать, что она ему исключительно идёт, и, кто знает, возможно без бороды он выглядел бы намного хуже. К общению с ним я относилась с симпатией, испытывая тихую надежду, что симпатия окажется заразной.
   — У меня трудности, — сказала я. — Я пришла как частное лицо, чтобы донести на себя. Я преступила закон, не знаю, что теперь делать, и очень прошу не садить меня сразу.
   — Скажите, в чем дело. Если это не убийство, то возможно, вы останетесь на свободе.
   — Если позволите, я начну с конца. Мне кажется, что я впуталась в дело, которое заключается в подделке произведений искусства. По-моему вам это знакомо.
   Полковник как-то странно посмотрел на меня:
   — Не знаю, понимаете ли вы, что мы довольно редко подделываем произведения искусства.
   — Но вы раскрываете преступления в этой области намного чаще, чем я. Значит так, я нашла пакет… То есть, его нам принесли… Нет, все-таки с этого начинать не стоит.
   Полковник смотрел на меня с выражением терпеливого отвращения. Я решила с конца не начинать.
   — Жаль, по-видимому придётся начать с начала. Итак, один мужчина уговорил меня, чтобы я три недели изображала женщину, которая уедет. Я должна была поселиться в её доме и ссориться с мужем. Как она. Я похожа на неё лицом, особенно в её парике и её шмотках. Я там поселилась.
   — Зачем? — остановил меня полковник.
   — Как зачем, чтобы изображать эту женщину…
   — Зачем её изображать?
   — Так этот мужчина, который меня уговорил, говорил, что для любви. Чтобы она могла уехать с ним в тайне от мужа. Такая большая любовь, тайная, с препятствиями… Подождите, как раз здесь собака и зарыта. Я поселилась и через некоторое время узнала, что её муж вовсе не её муж, а подставное лицо…
   — Не могли бы вы говорить попонятнее?
   — Стараюсь, как могу. Я выступила в роли хозяйки дома, и в доме был муж, который, как оказалось, очутился в точно такой же ситуации, то есть, один мужчина уговорил его, чтобы он изображал мужа, то есть этого мужчину. Чтобы он поселился в его доме и ссорился с его женой. Он поселился и был уверен, что жена это я…
   — По-моему, вы как раз пишете какую-то неслыханно запутанную повесть. Какое отношение к этому имеет подделка произведений искусства?
   — Жаль, что я не принесла эту плакальщицу над гробом, вы бы сразу поверили, что все это правда, — уныло сказала я, одновременно подумав, что мои рассуждения действительно звучат не совсем понятно. — Но она чертовски тяжёлая, кроме того я не хотела испытывать ваши нервы. Вместо того, чтобы поблагодарить меня, вы надо мной издеваетесь.
   — Не знаю, кто над кем, по-моему, вы надо мной.
   — Я бы не решилась. Слушайте дальше. Короче говоря, выяснилось, что в доме живут два человека, которые, вдвоём, в тайне друг от друга, должны изображать чужих людей. Причины, по которым нас уговорили, показались нам неясными и подозрительными, до сих пор мы их так и не поняли. Это ещё ничего, я бы к вам не прибежала, подозрительным нам показался пакет, который принёс пару дней назад какой-то жлоб. Во-первых, он по-дурацки со мной разговаривал…
   — Как? — снова остановил меня полковник, я вдруг поняла, что вопреки доброжелательной недоверчивости он слушает удивительно внимательно и безошибочно вылавливает из хаоса самое важное. А говорит, что ничего не понимает!.. Я почувствовала, что-то вроде удивления.
   — Абсолютно бессмысленно. Спросил меня про кур, согласился на крокодилов и сказал, что принёс для них морковь…
   — Не могли бы вы воспроизвести этот разговор поточнее? Морковь для крокодилов меня немного сбивает.
   — Меня тоже. Конечно могу. Вы хотите сразу?
   — Нет, потом. И что дальше?
   — Он вручил мне пакет для шефа.
   — Для кого? — очень резко спросил полковник.
   — Для шефа. Извините меня, но я не выдумываю…
   Полковник жестом остановил меня. С минуту он размышлял, мне показалось, что в его взгляде я увидела некоторый страх, после чего он поднялся, выглянул к секретарше и потребовал немедленно позвать капитана Рыняка. Я слегка забеспокоилась.
   — Подождите со своими откровениями, — сказал он, вернувшись в кресло. — Сейчас сюда придёт мой сотрудник, которого они заинтересуют. То что вы говорите, это голая правда, или вы добавили кое-что от себя?
   — Вы меня переоцениваете, к такой правде трудно что-либо добавить…
   Капитана Рыняка я знала уже много лет. Он, кажется, тоже меня помнил, причём лучше меня, потому что, увидев меня, будто поперхнулся. Я подумала, что все-таки люблю милицию без взаимности.
   — Пани Хмелевская рассказывает интересную историю, — язвительно произнёс полковник. — Она может вас заинтересовать. Ей встретился какой-то пакет, предназначенный для шефа.
   Капитан посмотрел на меня как на привидение.
   — Вы?!
   Я кивнула.
   — Она, она, — нетерпеливо подтвердил полковник. — Ей вручили этот пакет, потому что уже несколько недель, она играет роль совсем другого человека, её на это уговорили. Как её зовут, жену?
   — Мачеяк. Барбара Мачеяк.
   С минуту капитан был похож на человека поражённого громом. Он сорвался с кресла, застыл на полпути, уставившись на меня взглядом наполненным удивлением и страхом. Мне стало жарко и я очень нехорошо подумала про пана Паляновского. У полковника было каменное лицо.
   — А мужа?
   — Роман. Тоже Мачеяк, естественно.
   — И, судя по тому, что вы говорите, некоторое время вместо Барбары и Романа Мачеяк в их доме живут два абсолютно посторонних человека.
   Капитан свалился в кресло, после чего подхватился и молча выбежал. Я почувствовала себя, как в тропиках. Я сделала несмелую попытку объяснить в чем тут собственно дело, которую полковник подавил в зародыше. Через несколько очень долгих минут капитан вернулся с бумагой в руке.
   — Она вышла из дома, одетой в фиолетовую шляпу, клетчатый плащ, фиолетовое, чёрное, красное. Чёрная сумочка, чёрные туфли, — прочитал он с бумаги. — Вошла в «Саву»…
   Он остановился и оба они, как по команде, посмотрели на мой светлый костюм и бежевую сумочку, после чего одновременно перенесли взоры на ноги.
   — Сходится, — неуверенно призналась я. — Туфли у меня те же самые, они не подходят к этому костюму, но я надеялась, что никто не обратит внимания. Все остальное в сумке у подставного мужа, который ждёт на лестнице в торговом центре.
   Полковник и капитан посмотрели друг на друга. Капитан свалился в кресло, как человек у которого отнялись ноги. Воцарилось зловещее молчание.
   — Рассказывать дальше? — осторожно спросила я, сильно испугавшись. — Кажется, я вам перешла дорогу?..
   — Да, немного, — ответил полковник. — Вам обязательно впутываться в такие дела?.. Начните ещё раз, сначала, и теперь со всеми подробностями. И повторите тот разговор.
   Я придерживалась хронологии событий, всеми силами пытаясь выпятить большую любовь пана Паляновского, которая для меня была единственным смягчающим обстоятельством. Капитан слушал внимательно, выражение удивления сменилось выражением угрюмой злости, он смотрел на меня с нескрываемым упрёком. Я опять добралась до пакета для шефа.
   — Почему вы пришли только сейчас?! — обиженно и возмущённо выкрикнул капитан.
   — Раньше не было повода, в супружеской измене я не вижу ничего подозрительного…
   — Как вы сюда добрались? — спросил полковник, осенённый какой-то мыслью.
   Я объяснила все относительно моего визита. Они посмотрели друг на друга. Лицо капитана слегка посветлело.
   — Ещё можно кое-что исправить, — пробурчал он с надеждой.
   — Это может даже пригодиться, — ответил полковник, мужа…
   — Подождите, это ещё не все, будут вещи и повеселее, — вмешалась я раздражённая тем, что они постоянно перебивают меня на шефе и дают рассказать остального. — Вся соль в содержимом пакета! Именно поэтому я пришла.
   — Как, вы его открыли?
   — Конечно, вместе с мужем. Подставным.
   — И что там было?
   — Видите ли, именно здесь мы и подходим к подделке произведений искусства. Это определение неточное и неправильное, это следовало бы назвать маскировкой произведений искусства. Две жуткие мазни, а под ними старые иконы, кроме того, четыре золотые статуэтки, переделанные в подсвечники каких свет не видел. Какие статуэтки я не знаю, мы доковырялись только до кусочка. Все это вместе показалось нам странным.
   — И где это теперь?
   — Лежит на кухне, на столе, прикрытое бумагой.
   Полковник снова посмотрел на капитана. Капитан потёр подбородок и над чем-то задумался, сосредоточенно глядя на меня. Мне показалось, что они спорят друг с другом при помощи телепатии. Афёра супружеской четы Мачеяков была им известна, в этом у меня уже не было ни малейшего сомнения, хуже того, это, должно быть, какой-то ужасный скандал, судя по производимому впечатлению. Полковник не принадлежал к числу людей выдающий трения, происходящие в кругу милиции, людям вне этого круга.
   — Как вы?.. — вдруг спросил капитан, посмотрев на полковника.
   — Поможет, без колебаний ответил полковник. — Другого выхода нет.
   Я испытала облегчение. Капитан кивнул головой.
   — Порядок, — жёстко произнёс он. — Завтра к вам придут сантехники. Скорее всего трое. Я попрошу вас впустить их.
   Я согласилась, вспомнив, что это ещё не все. Я рассказала про взломщика. Они восприняли это удивительно благодушно, после чего начали перекрёстный допрос. Мои знакомства в скверике они трактовали легкомысленно, на вопрос гонорара почти не обратили внимания. Наконец мне показалось, что они удовлетворены.
   — Теперь надо как-то добраться к вашему подставному мужу, энергично сказал капитан. — Где он вас ждёт?
   — На задней лестнице в «Саве». Добирайтесь к нему осторожно, а то он нервничает.
   — Я с ней посижу, — сказал полковник. — А вы потом зайдите ко мне.
   Они обменялись какими-то непонятными жестами, полностью договорились при помощи взглядов и капитан вышел. Полковник обратился ко мне.
   — Что вам ударило в голову, зачем вы согласились на этот идиотский маскарад? — с раздражением, осуждением и некоторым отвращением спросил он. — На кой черт вы превратились в эту жену? Вам не приходило в голову, что это нечто противоправное?
   — Изображать другого человека всегда противоправно, — согласилась я с раскаянием. — Но бог свидетель, в первый момент я поверила в их дикие чувства! Я люблю романы, а они меня разволновали… Проявите же хоть тень человеческих чувств, скажите, в чем дело!
   — Конечно скажу, а то неизвестно, что вы ещё придумаете. О сохранении тайны, я думаю, напоминать не надо, вы сами поймёте, чем грозит разглашение. Дело в том…
   Он на мгновение остановился. Я задержала дыхание и перестала думать.
   — Речь идёт о контрабанде. Уже полтора года мы разбираемся с этим отвратительным делом. От одного немецкого барона остались так называемые сокровища, награбленные им за время войны, вы знаете, как это происходило… Собрание произведений искусства большой ценности, наших, советских, болгарских, даже греческих и итальянских. Где он это спрятал неизвестно, но кто-то это нашёл и теперь переправляет, а кроме того, переправляет те жалкие крохи которые остались у нас после войны. Вы знаете, как болезненно я к этому отношусь, и как подумаю, что вы приняли в этом участие, что вы облегчили… Если бы я вас не знал…
   — Но вы же меня знаете и лучше не говорите, что бы было, если бы вы меня не знали, — поспешно прервала я его, глубоко обидевшись, потому что к такой контрабанде я относилась не менее болезненно, чем полковник. — И вообще подождите, а то у меня инфаркт будет. Контрабанда произведений искусства!..
   Я сдержала напрашивавшиеся комментарии, но лицо моё наверно приняло идиотское выражение, потому что полковник сделал успокаивающий жест.
   — Только спокойно, — предостерёг он. — Не устраивайте мне здесь сцен!
   — Спокойно!!!.. Меня удар хватит! Большая любовь, черт побери, придумали! Пусть вывозят доллары, водку, колбасу, но только не произведения искусства! И замешать в это меня!!!..
   Я вдруг вспомнила про мебель Мачеяков.
   — Там есть и ещё, — мстительно сообщила я, разозлившись до бессознательного состояния. — Там стоит рококо, мебель, на стене висит Ватто, серебряные подсвечники, гипсовая ваза восемнадцатого века! Делайте что хотите, но немедленно это прекратите!!!
   — Так не я же вывожу…
   — Все равно! Пресеките! Хватит, можете успокоиться, я сделаю все!..
   — Ради бога, не выцарапайте мне глаза. Хотелось бы обратить ваше внимание, что это не я подставная жена, а вы…
   Понемногу я начала приходить в себя. Глупая шутка превратилась в большое свинство. Ирония судьбы состояла в том, что мои патриотические чувства пышнее всего расцветали при виде старины в чужих странах, в Дании, Франции, Италии… Осознание нашей утраты в этой области грызло моё сердце и будило преступные мысли. Мне чертовски хотелось все оттуда украсть и привезти сюда.
   Отвратительный поступок пана Паляновского превратил меня в Эринию, пылающую жаждой мести. Полковник добавил масла в огонь, безжалостно продемонстрировав мне, кем я выгляжу в глазах закона. Если бы он не знал меня лично…
   — Вы меня уже сагитировали, — зло сказала я. — Что я должна делать?
   — Только одно. По-прежнему, старательно притворяться Барбарой Мачеяк.
   — Как это?!.. Изображать Басеньку и ничего больше?
   — А что вы ещё хотели? Стрелять по прохожим? Изображать Басеньку, причём так, чтобы никто не догадался, что вы что-то знаете. Предупреждаю вас, эта игра может быть опасной. В расчёт берутся большие деньги, эти люди могут решиться на крайние меры. Абсолютно никто не должен догадаться об обмане и нашем взаимопонимании. Контактировать вы будете исключительно с капитаном Рыняком, он даст вам свои телефоны. А теперь возвращайтесь домой…
   — Не могу, я не так выгляжу! Я опять превратилась в себя, не закрывать же мне голову газетой! У мужа в сумке плащ и шляпка!..
   — Ничего, успокойтесь. Загримируетесь дома. Подумайте логично!
   — А!.. — сказала я внезапно приходя в себя и замолкая. Мне стало понятно, что за четой Мачеяков наблюдала милиция, а не таинственные бандиты. Отсюда и наше чисто внешнее сходство!…
   Домой я возвращалась окольными путями, через торговый центр, откуда надо было забрать машину. По пути я пыталась остыть и разобраться с полученной информацией. Все у меня сходилось неплохо. Чета Мачеяков, почуяв слежку, постаралась исчезнуть и спокойно уладить дела, оставив слежке на растерзание двух невинных жертв. Идея была великолепной, настолько глупой, что никто бы не догадался, и, одновременно, неожиданно успешной…
   Муж вернулся к вечеру, полуживой от переживаний. Я потребовала отчёта о происшедшем.
   — Я сказал им все! — драматически признался он. — Ко мне пристал какой-то мужик, кажется капитан, кажется он говорил с тобой, не понимаю, что это значит, они разжаловали полковника?.. Должен был быть полковник!
   — Дурачок, полковнику больше нечего делать, как носиться по лестницам и ловить тебя. Он выделил нам этого капитана, с тебя достаточно.
   — А!… Возможно. Там была небольшая суматоха, какая-то девушка свалилась с лестницы, продавщица, пришлось отвести её в медпункт, потому что она хромала, а он там уже ждал. Не знаю, откуда он знал, что она свалится и придёт? Нормальный мужик, мне он понравился, хоть я из этого ничего и не понял. Слушай, он просил меня продолжать притворяться Мачеяком! А тебя?..
   — Меня тоже. Продолжай!
   — Я думал, что он мне не поверит, я сам бы себе не поверил, но нет, выглядел он так, как будто все у него сходилось. Они про это что-то знают. Не знаю, как ты, а я держусь за милицию, это была прекрасная идея. Буду работать за Мачеяка, хоть год! Он пообещал мне, что никто не узнает, при условии, что мы им поможем. Логично, если не поможем, значит мы сами замешаны. Кажется завтра должны прийти какие-то водопроводчики, а про шефа я до сих пор ничего не знаю. Боже мой, какая каша получилась, а что с тобой?
   Сообщение показалось мне ясным, понятным и согласованным с моими допущениями.
   — Со мной тоже самое. Я до сих пор Басенька, разрази меня гром. Полковник не подозревает меня в преступной деятельности, зато считает меня такой идиоткой, каких свет не видел. Не понимает, как можно было клюнуть на эту болтовню о любви.
   Муж кивнул:
   — Ты бы послушала, как плакался этот гад, — обиженно сказал он. — Я даже удивился, как он шалеет из-за своего бегства, а под обман жены даже подвёл научную базу. Вообще-то такое случается, хоть и странно, но возможно. Он скулил, стонал и почти плакал, любой бы сдался. Кроме того, у меня мягкое сердце. Только после того как я пришёл в себя, мне показалось, что что-то здесь не сходится. Слушай, между нами, а в чем здесь собственно дело? Мне сказали, что нас втянули в преступление, но не сказали в какое. Ты знаешь?
   — Знаю. Контрабанда произведений искусства.
   Муж тупо уставился на меня.
   — Контрабанда к нам, или от нас? — неуверенно спросил он через некоторое время.
   — Идиот! К нам было бы хорошо.
   — Как это? Эти жалкие остатки?!..
   — Предупреждаю, — вновь рассердилась я, — я лично считаю это последним свинством! Я видела всякий антиквариат в разных странах, и внутри у меня что-то происходило. Я бы охотно самолично выкрала то, что было от нас вывезено до войны, независимо от того, в чьи руки оно попало!
   — А что? — вдруг заинтересовался муж. — Ты уже пробовала?
   — Условий не было, — с сожалением призналась я. — Но если бы были, бог свидетель, я бы что-нибудь свистнула! И привезла. А что делают эти?..
   До мужа наконец дошло и он разволновался ещё больше меня. В оценке деятельности четы Мачеяков и пана Паляновского наши мнения полностью совпали. На долгое время мы погрузились в разбор их морального уровня и общественной опасности событий, в которые нас так вероломно впутали.
   — Мы тоже не святые, — со смертельной обидой высказался муж. — Нимба у меня над головой нет, но я думаю так: можно спереть подушку у того, у кого их двадцать, тем более если у тебя её нет, но воровать у того, у кого она только одна, для того, чтобы подложить себе под зад, а тот будет мучиться на голых досках — это обыкновенное скотство. Я не буду принимать в этом участие ни за какие деньги!
   Аргументация мне очень понравилась, я подобрела и в доказательство поддержки поджарила ему отбивную. Обломки собственности шефа сами напрашивались в качестве темы для разговора. Сопоставление событий с полученной информацией позволило нам открывать все новые тайны, но мы никак не могли найти смысла в упаковке сокровищ. Следовало думать, что они подготовлены к нелегальному вывозу через границу. Настоящие произведения искусства спрятали внутри произведений народного искусства. Каким чудом в таком виде они могли не вызвать интереса таможенников, понять было невозможно. Замыслы организаторов контрабанды оставались для нас загадкой.
   — Ты даже понятия не имеешь, как мне это не нравится, — с отвращением сообщила я. — Размышлять и размышлять! Хорошо полковнику говорить, что мы знаем достаточно, а об остальном догадаемся! Черта с два, догадаемся! Я люблю знать наверняка, а не догадываться. Что мне с того, что я догадаюсь, если всегда есть сомнения!
   — И в чем теперь? — поинтересовался муж.
   — Как в чем? Во всем! Я не уверена, знали ли они, что за ними ходят легавые, или просто перестраховались. Не могу понять откуда такие противоречия с этим пакетом, парень просил поторопиться, а они про это ничего не говорили! Если бы они предупредили, что придёт пакет и должен полежать, нам бы и в голову не пришло в него заглядывать! Я догадываюсь, что пана Паляновского вообще не подозревали, кристальный человек, хорошо знакомый с Басенькой, к которой он чувствует личную привязанность и ничего более. Только я и его подставила. Я думаю, милиция хочет определить их контакты и связи и взять всех сразу, так всегда делают. А этот пакет для шефа может навести на ценный след. Но про это я только догадываюсь и, черт знает, может, я догадываюсь неправильно?