Хмелевская Иоанна. Роман века

   Ужин застрял у меня в горле. До меня дошло что он искал — иголку с ниткой, идиотское желание! Интересно, где я их ему возьму? Черт знает, куда их Басенька спрятала, наверное, в стиральную машину… Никакие устройства для шитья, кроме машинки, не попадались мне на глаза, не начинать же искать при нем в самых неподходящих местах.
   — С какой ниткой? — спросила я, чтобы выиграть время.
   — Чёрной и белой, — ответил он после короткого унылого размышления. — И булавку. Две булавки.
   — Так возьми. Разве я тебе запрещаю?
   — Я не буду рыться в твоих вещах, — обиделся он. — Если лежит сверху, я возьму сам. Ты все прячешь неизвестно где. Мне нужна иголка с ниткой.
   У меня чуть не вырвалось, что это не я, а Басенька. Действительно, она прятала все неизвестно где…
   — Завтра, — огрызнулась я. — От шитья по ночам глаза портятся.
   — Можно и завтра, только утром.
   Почти пол ночи я потратила на поиски. Как я и предполагала, в ящиках швейной машинки было все, что угодно, только не то, что нужно. В одном лежало множество бутылочных пробок и, о чудо, штопор для них, в другом — мелки, карандаши, ручки и перья для туши. В комнате прислуги я нашла портняжный метр и бельевые прищепки. От швейных принадлежностей не было и следа. У меня не было другого выхода, как назавтра произвести соответствующие покупки в магазине, сумма в пятьдесят тысяч злотых за все эти хлопоты перестала казаться мне слишком большой.
   Утром я холодно уведомила мужа, что чёрные и белые нитки кончились, остались только розовые, а поскольку ниток нет, игла ему ни к чему. Я куплю их чуть позже, и он получит все после полудня. Информацию он воспринял не протестуя, но с очень унылым выражением лица.
   Покупая при случае косметику, я подумала не должна ли вместо мыла покупать например шампунь или крем. При таком количестве странностей Басеньки, моё относительно нормальное поведение может показаться подозрительным. Несомненно, Басенька чувствовала себя свободнее, и тем не менее какую-нибудь глупость придётся придумать.
   Получив нужные иглы и нитки в новенькой упаковке, муж ничуть не удивился. Было похоже, что все в порядке. Облегчение, которое я испытала после очередного потрясения, повлияло на мои умственные способности и я не задумалась, что все проходит слишком легко…
   С каменным спокойствием я восприняла присутствие рыжего дебила, сидящего на корточках за окном. Он заглядывал внутрь, смотрел за моими руками, когда я продолжала круги и полумесяцы и ритмично шевелил массивной челюстью — или жевательная резинка, или нервный тик. В конце-концов это жевание стало меня раздражать, я бы с удовольствием попросила его убраться, но сомневалась, не принадлежит ли он к инвентарю, и не является ли его присутствие чем-то обычным, нормальным и вообще желанным. Пан Паляновский с Басенькой пропустили столько вещей, что запросто могли забыть и рыжего дебила.
   Ближе к вечеру я отдала мужу законченный рисунок. Он с ним не церемонился, свернул в рулон, профессионально проверил, как он стыкуется со всех сторон, перевязал его шнурком и жестом позвал меня за собой:
   — Поехали, — тихо потребовал он.
   Как раз в этот момент я пришла к утешительному выводу, что если он до сих пор не раскрыл обмана, то не раскроет его никогда, и я могу не волноваться. В ответ на просьбу, внутри что-то ёкнуло. Куда, ради бога, мы должны ехать?! Что за животное, получил нитки и иголки, получил рисунок и даже булавки, что ему ещё надо? Пан Паляновский про поездки не говорил!
   — Ну, поехали! — повторил муж, потому что я осталась сидеть за столом и тупо всматривалась в его постоянно спадающие очки. — Чего ты ждёшь?
   — Куда? — запротестовала я тоном глубочайшей обиды.
   — Как куда? К Земянскому!
   Господи, кто такой Земянский?!..
   — Не хочу, — твёрдо сказала я, — езжай сам.
   Муж уже был в дверях, он моментально остановился и обернулся.
   — С ума сошла? Думаешь я буду носиться с этим по городу и искать такси? А с шаблоном мне потом тоже бегать? Что за новые фокусы?
   От волнения я слегка потеряла и поднялась с кресла. Муж направился вверх по лестнице. Я медленно пошла за ним, не зная, что делать, потому что вдруг вспомнила, что пан Паляновский, что-то на этот счёт говорил. В семействе Мачеяков на личной почве идёт война, а на почве работы царит мир. Культивируемая среди них общность интересов вынуждает меня к сотрудничеству, я должна отвезти его к Земянскому, который, по-видимому, делает шаблоны из узоров, но как я его отвезу, если не имею ни малейшего понятия, где это! Хоть бы знать в какую сторону от дома ехать!..
   Муж стоял на последней ступеньке лестницы.
   — Поспеши, — нетерпеливо произнёс он. — Надо успеть до шести.
   Я опёрлась на перила внизу.
   — Это продлится слишком долго, — немного неуверенно сообщила я. — Сейчас у меня нет времени.
   — Что значит, нет времени? Ты же знала, что его надо отвозить, не для того же ты его заканчивала, чтобы он лежал!…
   — Желания у меня тоже нет…
   На мгновение муж оцепенел. Он беспомощно смотрел на меня, на лице его появился испуг, у него свалились очки, он их поправил и вдруг разъярился:
   — Я не позволю тебе переворачивать все вверх ногами! — заорал он. — Я знал, что ты придуриваешься, но не до такой же степени! Садись в машину и немедленно едем, это займёт у тебя пол часа. Черняковская не на краю света! Я все могу вынести, кроме этого!!!
   Он взмахнул руками, зацепил рулоном за перила и чуть не свалился с лестницы. Я испугалась, что он упадёт на меня. Он рычал что-то ещё, но я уже не слушала, потому что узнала самое главное. Я знаю, куда ехать, кроме того, все сходится — личная война и служебный мир, я должна послушно отвезти его, истекая по дороге ядом и ненавистью. Может у Земянского есть какая-то вывеска…
   Вдруг я вспомнила, что должна знать, где это, когда-то я там была. Пару лет назад, когда я делала такие узоры, меня один раз отвезли к парню, делающему шаблоны из матриц, чтобы что-то там поправить на рисунке. Конечно же, это было на Черняковской. Рядом была вулканизационная мастерская, в моей памяти навсегда запечатлелся образ элегантно одетого человека, который пытался поднять колесо, вместо того, чтобы его катить. В конце-концов это ему удалось, и он с кряхтением потащил это колесо в объятиях. Такое не забывается.
   — Заткнись, — сказала я, проходя мимо мужа. — Я уже иду.
   Прежде чем мы добрались до Черняковской, я поняла причину, по которой машиной пользуется исключительно Басенька. Где-то посреди Хелмской, муж, до сих пор сидящий спокойно, судорожно схватился за приборную панель и странно зашипел. Я удивилась, потому что на проезжей части ничего не происходило, я не делала ничего необычного, ехала нормально, никаких препятствий не было. Муж дико вытаращил глаза, что было заметно даже через очки.
   — Помедленнее! — прохрипел он. — Куда ты так гонишь, помедленнее!
   Я глянула на спидометр, испугавшись, что у меня какие-то видения, и я теряю связь с действительностью, что при сложившемся положении вещей было вполне возможно, а может это машина свихнулась и едет сама. На спидометре было 65, поэтому я снова посмотрела на мужа, неуверенная в этом ли дело. Я сбавила до шестидесяти, но это не помогло, он продолжал судорожно цепляться за панель и сопеть. При повороте направо, на скорости 15 километров в час, он закрыл глаза и застонал так, будто я проходила этот поворот юзом, над краем пропасти. Стало понятно, что он страдает какой-то автомобилефобией и любая скорость кажется ему сумасшедшей. Странно было только одно, что он впал в панику на Хелмской, где я ехала ровно и не очень быстро, а не на Бельведерской, где я добавила газа, обогнала два автобуса, фольксваген и фиат, перед перекрёстком шла под девяносто, в последний момент притормозила и свернула налево под носом у мчавшегося из Виланова мерседеса. На Хелмской я сбавила скорость, потому что вспомнила, что боюсь Службы Движения.
   Я ехала медленно, напряжённо высматривая вывеску вулканизационной мастерской. За мной ехало такси марки «варшава», которое я попыталась пропустить, чтобы не путаться у него под носом, но безуспешно, такси везло сильно пьяного пассажира. Время от времени оно останавливалось и было видно, как водитель пытается добыть из пассажира информацию о цели путешествия. Было похоже, что пьяница либо живёт в нескольких местах сразу, либо нигде. Я была в похожем положении, то есть тоже не знала куда еду, в конце концов пришлось прибегнуть к новой хитрости.
   — Куда ты хочешь ехать? — сварливо спросила я.
   Муж вдруг очнулся и перестал бояться.
   — Все равно. Куда хочешь.
   — Я вообще никуда не хочу. Это ты хочешь. Пожалуйста, какой дорогой?
   Он странно посмотрел на меня, постучал пальцем по лбу и сделал жест подбородком:
   — Налево. И направо. Не понятно, как здесь можно найти другую дорогу, она вообще одна…
   Передо мною появилась вулканизационная мастерская. Земянский должен быть рядом. Я вдруг сделала открытие. Наконец-то я поняла, откуда появились успех этого идиотского представления и слепота мужа, который не узнает собственную жену. Эта Басенька действительно приучила его ко всевозможным бредням и глупостям, заменять её можно как угодно, главное — сохранить внешнее сходство. Действительно, с моей стороны его ничто не удивит…
   Муж достал с заднего сиденья рулон и вышел, приказав мне подождать. Он вошёл как раз в тот двор, перед которым я остановилась, что указывала на то, что сама о том не ведая, я подъехала точно к Земянскому. Такси с пьяницей наконец-то меня обогнало и остановилось в нескольких метрах впереди. Пьяница начал высаживаться. Он закачался, упал на капот, с видимым усилием перевернулся и, опершись на машину задом посмотрел вокруг, размахивая руками. Потом, не отрываясь от кузова, он доковылял до дверей и начал садиться обратно. Было видно, как водитель пытается его отговорить.
   Я с интересом присматривалась к этой сцене и одновременно думала, не надо ли оставить здесь мужа и сбежать. Если первое поручение я выполнила успешно и послушно, второму должна воспротивиться. Прежде чем я приняла решение, муж вернулся.
   — Теперь подбрось меня домой, — буркнул он.
   Чуть не сорвав с петель дверь, пьяница наконец-то уселся в такси. Водитель казался смирившимся. Он развернулся раньше меня, но я обогнала его на первом же перекрёстке, после чего вольво показало, на что способно. Я подумала, что должна как-то продемонстрировать неприязнь к мужу. К моему удивлению, он сидел спокойно, принимая сумасшедшие манёвры машины с полным безразличием, и только на Бельведерской он, по-видимому осознал, что происходит, потому что его охватила просто божественная паника. К дому он подъезжал с крепко закрытыми глазами.
   Через три дня я окончательно успокоилась и почувствовала себя свободнее. Все шло по плану. В ящике стола в мастерской я нашла множество рисунков и эскизов Басеньки, среди них три скреплённых вместе и отмеченных карандашом — несомненно те самые, выбранные. Я прикрепила к доске новый лист астралона и начала новый узор, к которому внимательно приглядывался дебил за окном. Муж хлопот не доставлял, вёл себя нормально, как муж, избегал меня так же старательно, как и я его, я его почти не видела. Я обрела равновесие, ко мне вернулась трезвость ума.
   Потом я начала удивляться.
   Ослеплённый сначала оригинальным романом пана Паляновского, а потом паникой и волнением, мозг наконец-то возобновил свою работу. Что-то здесь не сходилось.
   Притворяться Басенькой было подозрительно легко. Если бы муж время от времени встречался со мной только на улице, в тряпках, которые он помнит и знает, и даже если бы он видел меня вблизи, ошибка была бы понятной. Я выглядела абсолютно как Басенька, каждый день, перед выходом из комнаты, я сравнивала лицо в зеркале с лицом на фотографии, точно придерживаясь указаний гримёра. Но лицо же это не все, у человека есть разные индивидуальные черты…
   Я удивилась, как он до сих пор не разоблачил обман, но в то же время возникло ощущение, что это вовсе не то, чему следует удивляться, и вообще, дело не в этом, а в чем-то другом. Есть здесь что-то такое, чего я не понимаю, и от этого, все кажется ненормальным…
   Я мыла посуду на кухне, старательно пропуская приборы использованные мужем, когда он вдруг просунул голову в дверь.
   — Где утюг? — безразлично спросил он.
   Нож и вилка вылетели из рук. Опять началось!.. Я не имела никакого понятия, где может быть утюг, так же, как до сих пор не обнаружила швейные принадлежности. Я почувствовала, что меня снова охватывает паника. Я тут же прокляла Басеньку за идиотскую идею спрятать все от него и от меня.
   — Там где и должен быть, — сказала я раздражённо. — А если нет, то в другом месте. У тебя есть глаза, можешь и сам поискать.
   Муж уныло посмотрел на меня, заколебался, как будто хотел что-то сказать, но отказался. Он пожал плечами и убрал голову.
   Я кончила мыть посуду и приступила к поискам утюга. Что, черт возьми, могла с ним сделать Басенька? Может выбросила в окно, как те тарелки, и теперь он лежит в саду и ржавеет?.. Что бы она с ним ни сделала, я должна знать, потому что Басенька — это я.
   Муж отказался от глупых вопросов и тоже искал, пытаясь скрыть поиски от меня. Точно также я скрывала свои от него. Мы вдвоём посвятили себя одной цели, до тех пор пока утюг не заполнил собой весь мир.
   Исследуя в двадцатый раз кухонные закутки, я услышала, как муж вышел в прихожую и начал рыться в шкафу под лестничной клеткой. Я решила подождать пока он закончит. Шум раздавался довольно долго, наконец он затих, я подождала ещё немного, после чего, уверенная, что муж удалился, выглянула в холл.
   Он стоял над пылесосом, тряпками и щётками, извлечёнными из шкафа, как символ нужды и отчаяния, и чесал голову рукой сжимающей очки. При моем появлении он смешался, в глазах его мелькнула паника, он торопливо одел очки и начал запихивать все обратно в шкаф.
   — Конечно! — сварливо произнёс он. — Нет и этого… Ну… Вообще ничего нет!
   Было понятно, что нет ни вообще ничего, а только утюга. Я стояла, как соляной столб, смертельно удивлённая, поскольку мне пришло в голову, что он меня боится. Самым настоящим образом боится меня также панически, как и я его. Мы боимся друг друга, где в этом смысл, где логика? Я то понятно, но почему он?!..
   Я попыталась над этим задуматься, но утюг помешал. Чтоб они треснули, и Басенька и пан Паляновский! Не в силах оторваться от проклятого предмета, я решила обнаружить его используя дедукцию, хоть и сомневалась, справится ли дедукция с этой идиоткой. Муж сбежал из холла. Я стояла и думала.
   Утюг должен лежать там, где гладят, вместе с гладильной доской. Гладильной доски я тоже нигде не видела, а она побольше утюга и поместится не везде. Вообще-то в этом доме есть прислуга, она гладит, если не на кухне, то где? Не в подвале же, не в ванной! Где может гладить служанка?.. Конечно в своей комнате!
   Я обрела способность двигаться. Гладильная доска стояла за шкафчиком в комнате прислуги, утюг находился рядом — на полочке. Я чуть было не помчалась поделиться радостным открытием с мужем, но к счастью меня остановила следующая трезвая мысль.
   Утюг действительно был там, где должен, почему же он не мог его найти? Не знает, что в доме есть прислуга?… Допустим, что он никогда в жизни ничего не гладил, даже подштанников, допустим, о работе прислуги он не имеет понятия и вообще ею не интересуется, допустим, что утюг понадобился ему в первый раз… Порядок — возможно, он не знал, где он стоит. Искать он тоже имел право, но почему в таком страхе передо мной?!
   Мысли смешались окончательно, понять этого не удавалось никак. Я подумала, может, он делает что-то нелегальное, мошенничает, жульничает, злоупотребляет, черт знает, что ещё, и боится, что Басенька все узнает. Этот звонок от Викторчака, когда он не хотел разговаривать при мне… А может, он знает, что Басенька это не я, то есть я это вовсе не Басенька, он не боится настоящей Басеньку, но боится подставной, а свои мысли, по неизвестным побуждениям скрывает, притворяясь, что принимает меня за свою настоящую жену, и боится, чтобы я не поняла, что он притворяется…
   Я почувствовала, что избытка страха и его причин, сама того и гляди свихнусь. Я запуталась в рассуждениях. Что-то во всем этом было очень странно…
   Выходя на прогулку, у подножия лестницы я столкнулась с этим несчастным, испуганным и нервным придурком, мне стало его немного жалко.
   — Конечно, утюга ты не нашёл? — пренебрежительно спросила я. — Я же говорила, что он на месте. В комнате прислуги. Не знаю, где твои глаза и ум.
   — Я не видел, — пробормотал придурок, хмуро посмотрел на меня и скрылся в кухне.
   С прогулки я вернулась довольно поздно, ничего плохого не ожидала и полностью была занята единственной темой, а именно — размышлениями о жене блондина из автобуса. Я уже в третий раз встретила его в скверике, у меня создалось впечатление, что он шатается там по вечерам от того, что с ней поссорился. Другого повода для его прогулок я найти не могла.
   Я открыла двери, вошла в прихожую и на пороге комнаты увидела мужа, угрюмого, надутого, глядящего на меня жутким взглядом. Он по-наполеоновски сложил руки и издавал какое-то странное булькающее бурчание. Я невольно остановилась, немного обеспокоившись и не зная, что это может значить. Муж внезапно сделал выпад ногой в прихожую.
   — Негодяйка!!! — неожиданно громким басом зарычал он.
   Я опешила. Я ожидала всякого, но не такого! Что на него нашло?! В полном ошеломлении я уставилась на него, не понимая причин такого странного поведения.
   Муж убрал ногу, сделал выпад другой, это стало похоже на гимнастические упражнения, взмахнул руками, некоторое время казалось, что он пытается что-то вспомнить, наконец он погрозил мне кулаком:
   — Шлюха!!! — для разнообразия дискантом завыл он. — Я знаю все!!! Я не дам марать своё имя по сточным канавам!!!
   Я окончательно остолбенела. Ради бога, какие сточные канавы?! О чем речь, о грязи в скверике? Да, действительно, там грязно, но никакого имени я там не марала, только Басенькину обувь… Нажрался он что-ли?.. Я с удивлением смотрела на него, не могла ни с чем связать этот цирк, и вообще, не зная что делать. Принять участие в скандале, повернутся и убежать, обидеться?.. Никаких инструкций по этому вопросу я не получала…
   — Мне надоели твои любовники, больше я этого не потерплю!!! — сходил с ума муж, не переступая порог комнаты. — Ты моя жена!!! Убью гада!!! Убью!!!…
   Гадом, которому угрожала опасность, мог быть только пан Паляновский. В качестве Басеньки я должна была позаботиться о сохранности почитателя и успокоить мужа. Законный владелец продолжал рычать, как раненный буйвол, сбивая меня с мысли.
   — Заткнись!!! — внезапно крикнула я, ещё пронзительнее его. — Люди услышат!!!
   Муж на полуслове остановился и застыл с кулаком, поднятым вверх. У него свалились очки, он поймал их и насадил на нос. Я брезгливо постучала себя пальцем по лбу и направилась в сторону лестницы.
   — Я вообще не собираюсь говорить с тобой таким тоном, — гордо и обиженно сказала я. — Ни по каким сточным канавам я не хожу, перестань сходить с ума. Странные какие-то манеры…
   Я начала подниматься наверх, остановилась посередине лестницы и повернулась:
   — Если тебе что-то не нравится, можешь со мной развестись, — примирительно добавила я. — А вульгарных скандалов порошу избегать.
   Муж обрёл способность к движению и даже как-бы обрадовался.
   — Про развод можешь забыть, — сказал он нормальным голосом с отчётливым удовлетворением. — А с твоими поклонниками я разберусь. Я отлично знаю, чем ты занимаешься.
   Я не удостоила его ответом, потому что все это казалось бесконечно дурацким и лишённым всякой логики. Если он знает, чем я занимаюсь, то цепляться не должен, не к чему. Может, посылаемые за мной типы, которых я, кстати, до сих пор не видела, со скуки что-нибудь придумали, а он им поверил. Эдак может дойти и до того, что блондин в скверике заговорит со мной и получит по морде…
   Два дня мы совсем не разговаривали. На третий день муж нарушил тишину.
   — Я еду в Лодзь, — без предисловий сообщил он, заглянув в мою часть мастерской. — Будь добра, отвезти меня на вокзал.
   Я не протестовала, потому что он произнёс это таким тоном, будто доставка его на вокзал принадлежала к таким нерушимым традициям, как путешествие с рисунками к Земянскому. Слава богу, я знала, где вокзал. Кроме того, несколько часов полного спокойствия, без забот о лице, без парика, казались мне райским отдыхом. Если я его не отвезу, он может вообще не поехать.
   — Когда вернёшься? — спросила я по дороге, надеясь, что не раньше чем через неделю.
   Он подозрительно посмотрел на меня:
   — Как всегда, завтра. Очень рано, на рассвете.
   Это меня не интересовало, на рассвете я не функционирую. Я ехала очень медленно, чтобы его не расстраивать, чтобы он, упаси боже, не отказался от поездки.
   — Поспеши, мне ещё надо купить билет, — нетерпеливо произнёс он и тут же опомнился. — То есть, езжай медленно! Не несись так, никто тебя не гонит!
   На этот раз я не собиралась убеждать его, что он просто чокнулся и просто не знает, чего хочет. Я исполнила его первое желание, отчего до самого центрального вокзала он цеплялся за приборную панель, попеременно закрывал и выпучивал глаза, постанывал и сопел.
   — Тебе надо ездить на заднем сиденье, — неохотно заметила я, остановившись у вокзала.
   — Зачем? — удивился он, внезапно лишившись страха, по-видимому он задумался о чем-то другом. — А!.. Нет, на заднем ещё хуже. До завтра.

 

* * *

 
   Утром следующего дня меня разбудил звонок. Спросонья, находясь в полубессознательном состоянии, я посмотрела на часы. Была половина шестого. Я страшно разозлилась, но потянулась за халатом, чтобы спуститься вниз и взять этот чёртов телефон. Когда я была на лестнице, звонок повторился и оказалось, что звонят в двери. В бешенстве я подумала, что этот идиот забыл взять ключи и будит меня в такую рань, уж чего-чего, а этого я ему не прощу. Я все ещё не пришла в себя и даже не подумала, что у меня собственное лицо, без макияжа под Басеньку, то есть, мне нельзя никому показываться. Страшно зевая я открыла дверь.
   За дверями стоял незнакомый тип.
   — Куры здесь? — сердито спросил он.
   Я взбесилась. Что за скотина, будить меня в половине шестого, чтобы спросить про кур!!!
   — Нет, — гаркнула я, пытаясь закрыть двери. Парень их придержал.
   — А что? — нетерпеливо поинтересовался он.
   — Крокодилы, — не раздумывая ответила я, готовясь задушить его голыми руками.
   Несимпатичный тип будто засомневался:
   — Ангорские? — неуверенно спросил он.
   — Это переполнило чашу. В половине шестого утра — ангорские крокодилы!!!..
   — Ангорские, — с яростью подтвердила я. — На луну воют.
   — Морковку жрут?
   — Не жрут. Трут на тёрке! Что, черт побери, вам нужно?!
   Мужик казался непоколебимым.
   — Должны были быть ангорские кролики, — недовольно сообщил он. — Вот, это для шефа. Надо отнести ему как можно скорее. Мачеяк здесь живёт?
   Я еле удержалась, чтобы не проинформировать его, что не Мачеяк, а король Август Адольф.
   — Мачеяк. Здесь.
   — Тогда все правильно. Повторяю, это для шефа, отнести сразу.
   — Не обращая внимания на моё сопротивление он всунул мне в руки большой и страшно тяжёлый пакет, размером с чемодан, и чуть не упустил его мне на ноги.
   — Для шефа, — с нажимом повторил он и удалился прежде чем я успела возразить.
   Я осталась за дверями совершенно сбитой с толку, придавленной тяжестью пакета, который весил килограмм сто и в котором, как я поняла, находилась морковка для ангорских крокодилов. До меня дошло, что я сделала одно из дел мужа. Ну что за кретин, бестолочь, скотина, договаривается о встрече на восходе солнца, а потом уезжает, специально, чтобы меня разбудили! С таким гадом я больше не выдержу, все, развожусь!
   Мысль о морковке была настолько сильной, что я, не задумываясь о полной бессмысленности своих действий, отволокла пакет на кухню, с большим трудом установила его на столе, после чего вернулась в постель.
   Муж объявился только к вечеру. К тому времени я уже успела проснуться, прийти в себя и задуматься. Тот невоспитанный тип, который спрашивал про крокодилов, в смысле про куриц, прибыл скорее неожиданно, недоговорившись, иначе бы муж хоть что-то сказал. Даже если бы он заранее не предупредил меня, что ожидает визита, спросил бы после возвращения. Не спросил. Мне это показалось странным, тем более, что сопутствующие обстоятельства были очень оригинальными. В самом факте доставки пакета для какого-то шефа я не видела ничего странного, в конце-концов можно было согласиться даже со временем суток, но сопутствующий диалог был верхом идиотизма. Какие курицы, почему ангорские?!.. Я бы подумала об ошибке, если бы не то, что тип упомянул имя…
   Возвращаясь наверх из мастерской, я заглянула на кухню. Муж готовил себе поесть. Лежащий на кухонном столе пакет ему явно мешал, он услышал меня, повернулся и показал на него пальцем:
   — Что это? Оно должно лежать здесь?
   Я с трудом подавила уверенность, что в пакете морковь, а место моркови на кухне.
   — Не знаю. Ты должен немедленно отнести это шефу.
   — Что?!..
   — Отнести шефу. Немедленно. Какой-то жлоб принёс это утром.
   С минуту муж выглядел как поражённый громом. Он неподвижно стоял и в тупом ошеломлении, я даже забеспокоилась, не моё ли это дело, то есть Басеньки, не я ли должна знать шефа и лично отнести ему все, возможно, даже в тайне от мужа. Раньше это не приходило мне в голову, я не подумала над этим вопросом и теперь не оставалось ничего другого, как продолжать. В конце-концов, пусть думает, что я сошла с ума.