Страница:
Обидно мне было такие речи слышать. Кузина Матильда могла бы наперед мне о том сообщить, как-никак я тут распоряжаюсь. Зачем же за моей спиной людей мне навязывать, меня не спросивши? Велела я этим двум немедля разойтись в разные стороны, беспутством не заниматься и моего решения ожидать. Заплаканная Ягуся под моим наблюдением дверь кухонную тщательно заперла. И теперь не удивляюсь, что она котел с молоком упустила из рук.
25 июня
Ночь Св.Яна[7], и тут уж ничего не поделаешь. Я бы и сама охотно поглядела на эти забавы, и как девки венки в реку бросают, и как парни через костер прыгают. Уж куда лучше вот так всем миром забавляться, чем парочками обниматься по углам. Ягусе я по силе возможности разъяснила, сколь зазорным делом она занималась, и велела всерьез подумать о будущем, тетке рассказать о своем парне, и пусть уж сами решают. Потом доверительно поговорила с Польдиком, так тот подтвердил, и впрямь этот Бартек, хоть и батрак, разумом не обделен и к разным ремеслам способный, а поскольку грамоте обучен, господа его в старосты метят или управители, вроде бы в Блендове. Он и с лошадьми обращаться умеет, так дивиться нечего, что ясновельможному пану Вежховскому приглянулся.
…С самого утра Мадеиха сама ко мне пришла, озабоченная сверх всякой меры, ибо Ягуся ей созналась в своих амурах. Со слезами начала мне старуха жаловаться, ведь у ее сестры бедность страшная, вот она и надумала племянницу в кухарки вывести, у девки есть к тому желание и соображение, да без приданого кто же ее возьмет? Хоть бы и батрак, ежели не пьяница и лентяй, и то хорошо, но свадьбу честную надобно сыграть. И так меня молила и просила, что я на свадьбу дала согласие.
Давно уже примечаю – неладно в Кренглеве, нет там настоящего хозяина. Владелец поместья пан Кренглевский, родной брат кузины Матильды, человек характера равнодушного и нравом смирный, всем заправляет супруга его, а она скупа без меры. Уж который год доходят до меня вести, что барыня чуть не всю прислугу из скупости удалила и из дому барского, и с хуторов, во всеуслышание заявляя – не нужны ей, дескать, дармоеды. И все там в упадок пришло, ибо кому же работать, коли всех поразгоняли? А будучи в Кренглеве по распоряжению моей кузины, собственными глазами видела, как в кухню продукты выдаются. С превеликой экономией.
3 июля
С утра вновь кузина Матильда на мою голову свалилась, заодно и лакея привезла из Кренглева. Правильные слухи до меня доходят, прислугу тамошняя хозяйка разгоняет. А лакей этот, из буфетного мальчика выросши, уже к своей должности достаточно приучен. Так Кацпер его живо доучит, коли чего не знает. У Кацпера теперь забот поменьше, Польдик уже все на свои плечи взял, вскорости, глядишь, самого Кацпера заменит, а там и меня, кто знает? Нам лее давно новый лакей требуется, ведь по трагической кончине Альбина у нас нового лакея не было. Поинтересовалась я деликатно о прочих делах в Кренглеве, на что кузина Матильда без обиняков мне поведала – святая правда, потому она лучших людей из Кренглева и отбирает себе, что ее невестка от скупости бесится. И еще добавила – будущее Кренглева ей тоже в черном цвете представляется.
Потом разговор на сливочные сырки перешел, и хозяйка настоятельно меня на их изготовление настраивала. Вечер же, по своему обыкновению, за чтением в библиотеке провела, запершись.
Записки панны Доминики читались несравненно легче, чем дневник прабабки, и у Юстины были все основания считать отдыхом время, которое она тратила на них. Как-то незаметно для себя Юстина втянулась в жизнь дворянской усадьбы прошлого века, прониклась ее заботами до такой степени, что даже решила сварить варенье… Обыкновенное, взяться за изготовление сухого мешало отсутствие сильных дворовых девок, которые могли бы как следует трясти засахаренные фрукты. Нет, речь шла об обычном варенье, тем более что время года было как раз подходящее, вишни уродилось пропасть, из Косьмина прислали две большие корзины. Феля идее жутко обрадовалась.
– Давно следовало, – убежденно заявила она. – Покупное варенье совсем не то, что домашнее, а я молодость вспомню. И уж признаюсь пани… Как увижу, что Геня варит, – так у меня под ложечкой аж засосет! А вишневое самое вкусное.
Итак, Юстина отложила в сторону панну Доминику и лично принялась вытаскивать косточки из вишни, а Феля прямо-таки с упоением вытирала за ней красные брызги с мебели и пола. Затем панна Доминика переключилась на малину, ежевику, абрикосы, за ними последовали слива ренклод, яблоки, дыни и виноград, и всем этим Юстина тоже занялась, открывая для себя дотоле неведомый, но чрезвычайно увлекательный мир домашних заготовок. И вот в кухне старшей правнучки дружными рядами выстроились неисчислимые аппетитные банки, вызывая бешеный восторг ничего подобного не ожидавшего семейства. Феля не упустила возможности продемонстрировать свои познания, добиваясь, чтобы все делалось по старинным рецептам. Эпопея с вареньем заняла полных две недели.
Все эти две недели, заглядывая время от времени в записки экономки, чтобы узнать, что там новенького готовят, Юстина потом делилась с Фелей неприятностями вековой давности. Панне Доминике не удалось сухое клубничное варенье, потому что клубника перезрела; цыплята сбежали от невнимательной мамаши на пруд, и один утонул; Ягуся и Бартек обручились, и ксендз всенародно оповестил об этом в костеле, а новый лакей подрался с Кацпером. Подрались по недоразумению, и хотя недоразумение скоро разъяснилось, однако в драке разбилось большое старинное блюдо, правда давно треснувшее, а вот теперь совсем разбилось. Писала панна Доминика и о новостях из конюшни: какие кобылки и жеребцы поступали, каких продавали, и какие меры предпринимал пан Матеуш, чтобы от его жеребца-производителя по всей округе вывелась хорошая порода, не только разрешая окрестным мужикам бесплатно пользоваться его породистым жеребцом, но и еще в каждом случае приплачивая по два рубля. Понимая всю пользу таких мер, панна Доминика, не щедрая на одобрения, тем не менее сдержанно хвалила кузена. С кузиной было хуже.
14 февраля 1889 года
Так я разнервничалась, так разволновалась, аж до сих пор в себя никак не приду. Поначалу кузина Матильда ни словечком не намекнула, весь день вчерашний у нас в хозяйственных делах прошел, нынче же после завтрака и начала! Завтракаем поздно, ибо в темноте день начинать кузина не привыкла, пока солнышко не взойдет, она и не встает. Как уж совсем развиднеется, в половине девятого, поднимется с постели, то да се, за стол не ранее девяти садимся. И по окончании завтрака ошеломила меня пренеприятнейшей новостью. Отсылает меня в другое свое поместье, в Пляцувку.
Удивляюсь, как я на месте не померла. Пляцувка та на краю света, за Варшавой, то мне доподлинно известно, я в детстве с благодетельницей моей, царствие ей небесное, туда ездила. Именьице крохотное, куда ему до Блендова! Поначалу мне на ум пришло, что моими услугами недовольны и гневаются, и придется мне, горемычной, дни свои коротать в глуши и пренебрежении. Видно, я от мыслей горестных в лице переменилась, поскольку кузина немедля успокаивать меня начала и пояснила, дескать, не ссылка то позорная, напротив, честь для меня великая, радоваться надо. Большое доверие ко мне питая, господа на меня возлагают чрезвычайно тяжкую и почетную обязанность то именьице, пребывающее в запустении, привести в должный вид. Задача эта только мне под силу, поскольку я за господское душой болею, а разумом и познаниями в хозяйстве Господь меня не обидел. В Пляцувке же всем заправляла престарелая ключница, недавно от старости померла. Хозяйство совсем в упадок пришло, и дом валится, людям в нем жить неспособно, разве что мышам подвальным да летучим. И меня на войну с нетопырями посылают!
Успокоенная малость добрыми словами хозяйки, сомнение я высказала, как же без меня Блендово останется, на что кузина живо возразила, мол, тут все столь отменно поставлено – короткое время и без меня вышколенная прислуга обойдется, да и кузен Матеуш намерен чаще здесь бывать, ведь многие кобылы жеребиться начинают и доглядеть за ними особо требуется.
Надо сказать, долго я не могла успокоиться, и кузина еще новые доводы прибавила. В барском доме там много ценной мебели на произвол судьбы брошено и в негодность приходит, больше всего ее душа изболелась о портретах старинных, что ей завещаны. Вот и просит меня позаботиться о добре этом. И еще прислугу нанять, уж я лучше всех в этом сведуща, никого иного не может она послать в Пляцувку, лишь мне такая задача по плечу.
И вот обо всем этом раздумываю, и сон бежит от меня. Бартек, на Ягусе недавно женившийся, добрым помощником растет и непременно управителем сделается, лучшего не сыскать, в конюшне не хуже кузена распоряжается, а в поле и огородах нет ему равных. А с домом что? Кузина Матильда заверила меня, мол, Кацпер с Польдиком за всем присмотрят, да и она сама наезжать сюда чаще станет. Я едва сдержалась, чтобы не поинтересоваться, нечто нельзя и в Пляцувку время от времени наезжать? Кузина разумом быстрая, тотчас о моих сомнениях невысказанных догадалась и пояснила – туда дорога длинная, сюда же ей намного ближе, да и Глухов на ней.
И лишь когда я, с судьбой смирившись, выразила свое согласие, сообщила мне хитроумная кузина Матильда, что в Пляцувке летом пожар приключился. Службы аж до кухни выгорели, и девичья, но теперь там, хоть и морозы стоят, вовсю новый дом строится. К моему приезду кухня уже будет. Господи, смилуйся надо мной! Что же я там застану? Отказаться никак невозможно.
О портретах кузина особо велела мне позаботиться, им бы какого ущерба не случилось. В салоне там на стенке висят.
А тут курица одна вдруг квохтать начала, так я сдуру, всеми этими новостями оглушенная, посадить ее на яйца велела, а ведь то на две недели ранее положенного! Ну вот, и как я тут все в Блендове брошу на произвол судьбы?! А сама дорога в Пляцувку не менее трех дней займет, о Езус-Мария!
16 февраля
Лакей Фабиан столь отменно чистить серебро выучился, что Кацпер принес мне показать, и я, со всем вниманием оглядев то серебро, не могла обнаружить изъяна. Что ж, видно, станет человеком. Курица на яйцах сидит предовольная, словно счастье в жизни обрела. По причине присутствия господ все на барскую ногу поставлено, рулет свиной с грибами на редкость мне удался, сырки же мои сливочные превосходят те, о коих кузина Матильда смела лишь мечтать, сама мне то давеча с улыбкой при муже заявила. Нужно признать, на похвалу она не скупится.
Кузен Матеуш мне приятность готовит, дескать, путешествие мое в Пляцувку совершу я на поистине королевской упряжке, коней он специально на этот предмет из Глухова приведет, я на них до Глухова доеду, а там сменят, и на них доеду до самой Варшавы. Ночевать буду в доме ясновельможной пани Клементины, она меня примет и все в лучшем виде устроит. Ясновельможная пани Клементина Заворская приходится племянницей моей благодетельнице, особу эту я достаточно знаю, чтобы предпочесть кого другого иметь опекуншей, да иного никого не имеется, так что лучше синица в руках… Надеюсь, сумеет меня отправить в Пляцувку, да и кузина обещала списаться с Пляцувкой, оттуда лошадей за мною пришлют.
От всех этих забот голова кругом идет. Один завтрашний денек осталось мне пребывать в Блендове, я уж и вещи упаковала, беру лишь самое необходимое. С Польдиком особую беседу провела, он Кацпера поумнее будет, должно быть, по причине молодости лет.
17 февраля
Завтра чуть свет отправляюсь в путь-дорогу. Сколько могла, обо всем тут позаботилась и распоряжения сделала. По моим расчетам, в отсутствии пробуду месяца четыре, но, как знать, может, и дольше. Куда денешься, воля барская…
Сделав передышку в чтении, Юстина попыталась обдумать прочитанное. В своем дневнике прабабка Матильда ни словечком не обмолвилась о высылке домоправительницы в Пляцувку. Возможно, там и в самом деле случился пожар, да и летучих мышей следовало изгнать из барского дома. Однако не это было главным. Все говорило о том, что прабабка пожелала избавиться на время от слишком любопытной и дотошной экономки, чтобы на свободе извлечь сокровища из таинственных библиотечных недр. Ведь вскоре после этого она ослепляла всех блеском драгоценностей на светских балах в Париже и Вене.
А дом в Пляцувке и в самом деле мог нуждаться в ремонте, старинная деревянная постройка из лиственничных или дубовых бревен в состоянии простоять столетия, но заботы требовала. Юстина помнила барский дом в Пляцувке еще с довоенных времен. И хоть уже тогда от него осталась лишь половина, огромный полуразрушенный дом все еще производил внушительное впечатление. После войны в нем поселились какие-то «дикие жильцы», как их называли в семье, восемь или девять бездомных семейств, по три комнаты на семью, – значит, когда-то в доме было около тридцати комнат.
Вздохнув, Юстина поспешила вернуться к запискам панны Доминики. Несчастной довелось пережить в Варшаве несколько поистине ужасных дней. Воспользовавшись случаем, легкомысленная тетка Клементина, к тому времени уже пожилая, но по-прежнему весьма светская, решила развлечь бедную провинциалку и свозила ее на ужин в роскошный варшавский ресторан со множеством увеселений, посещаемый избранным обществом польской столицы. Поехали, разумеется, в сопровождении кавалера, почтенного пана советника. Стреляющие по зеркалам царские офицеры и веселые девицы, отплясывающие на эстраде канкан, совершенно потрясли даму из провинции. Наверняка впоследствии приходский ксендз с большим интересом выслушал исповедь богобоязненной девы. К счастью, до того как избранное варшавское общество разошлось вовсю, панна Доминика успела отведать изысканных ресторанных яств, и, надо сказать, вынесла свое особое мнение.
Благодаря последнему обстоятельству в Пляцувку панна Доминика отправилась не совсем голодной, хотя и потрясенной до глубины души. Оставаться после такого в Варшаве она не пожелала, настояла на том, чтобы немедленно ехать вон из столицы, быстро собрала вещички, сжав губы и дрожа всем телом битый час прождала, пока не запрягли лошадей, и отбыла. Хорошо, что дорога долгая, постепенно экономка пришла в себя, но и в Пляцувке первое время плохо спала по ночам.
Приехав, она столь рьяно взялась за дело, что в кратчайший срок придала имению образцовый вид, подобрала прислугу и такой порядок навела, что в последующие полвека не возникло никакой необходимости даже в малейших поправках. У Матильды не было ни единого шанса вновь отправить туда экономку. Вот почему ремонт в Блендове проходил под бдительным оком панны Доминики, прочно укоренившейся в поместье и еще многие годы с ужасом вспоминавшей фривольные сценки из столичной жизни.
5 февраля 1894 года
Не слишком ли рано кузина Матильда младшую дочь в свет вывозит? Слухи до меня дошли через дворовых, а они от купцов еврейских узнали, что Зосенька начала на балах плясать. И неведомо, чьи платья наряднее, – Зосенькины или ее мамаши. Кузина Матильда туалеты привезла из Парижа, где кузен Матеуш имел большие успехи по лошадиной части. Представляю, что должно в этом Париже делаться, коли я и варшавских бесстыдств до сих пор не могу забыть.
Сегодня утром пан Пукельник попросился погостить, на что я с охотой согласилась. Ничего удивительного, что лошадьми кузена Матеуша интересуется, они на весь свет теперь прославлены. А поскольку он намеревается собственные конюшни завести, то и хочет лучших производителей иметь. Мода ныне пошла на бега лошадиные. Вот того только понять не могу, отчего кузен Матеуш ему никак продать коней не соглашается, другим же продает с охотой. Аглицкую породу пан Пукельник не желает, ему наши, польские, милее.
Отужинавши, до позднего вечера приятную беседу с ним вела, вспоминая бесстыжих девок в варшавском ресторане. Пан Пукельник мне терпеливо разъяснил, что по всей Европе такие «кабареты» понаделаны, а танцовщицы не всегда девки беспутные, бывают и добродетельные девицы. Распутными же притворяются на потребу публике, за деньги, ведь такой танцорке случается и мать старую содержать, и меньших братьев-сестер. И хотя пани Клементина мне то же говорила, просто не хочется верить.
Весьма огорчился пан Пукельник, узнав, что в Пляцувке кузен Матеуш выводит только рабочих лошадей, даже верить мне не хотел. Предложила ему самому убедиться, до чего хороши наши рабочие лошади, может, увидев, и на них польстится? На ужин же велела я испечь пирог большой с грибной да мясной начинкой, и тот пирог пан Пукельник много хвалил.
У Юстины мелькнула мысль – хорошо, что Матильда была не знакома с записями своей экономки, ее бы кондрашка хватил при известии, что та привечала негодяя Пукельника, наверняка ничего не зная о его криминальном прошлом.
14 февраля
Страшную историю я услышала, записать бы, пока не запамятовала. Как морозы ослабли, приволоклась к нам старая нищенка Зенобия из Груйца и рассказала о страшном преступлении, как жена мужу голову топором отрубила. Муж у нее был горький пьяница и бездельник, бил ее почем зря, безо всякой ее вины, она же день и ночь работала, чтобы семью прокормить, трое малых деток. И все терпела, сердечная. А уж как младшего сыночка муж-изверг чуть до смерти не убил и руку ему сломал, не выдержала, несчастная. Подождала, пока изверг заснет с перепою мертвецким сном, деток к соседям отправила, сама же ему голову и отрубила. И писать-то о таком страшно! Затем все чисто прибрала в хате, покойника аккуратно уложила и голову приставила, не заметить, что отрезанная. Хотела его похоронить, дескать, с перепою скончался. А как в гроб-то класть стали, голова и отвалилась. И все об убийстве узнали.
В Груйце чуть не война началась, одни ее сторону держали, другие требуют наказания для убийцы. И хотя покойник человек совсем никудышный, убийство – великий грех. Жандармы ее забрали, дети одни остались. Старшей девочке всего четырнадцать, а сынки и вовсе малые. Груец до сих пор шумит.
3 марта
Кузина Матильда спит и видит, как бы мне работы прибавить, вроде ее у меня и без того мало. Человека какого-то из Варшавы прислала, весь дом задумала переделывать и новомодные удобства вводить. Вверх дном все перевернут! Уже тот человек с Польдиком и стены обстукивает, и покои осматривает, и все промеряет да записывает. Я было поинтересовалась, что за удобства, да не все поняла. О водопроводе и канализации слышала, это еще понять можно, а вот вещи какой-то невиданной, электрикой называется, никак в толк не возьму. Только то поняла, что электрика эта свет дает, так ведь у нас и без того ламп да свечей без счета. А тут Пасха на носу, ежегодную общую уборку проводить в доме надобно, я уж и шторы велела поснимать, вот и не знаю теперь – делать ли уборку. Коли перестройку начнут, вся уборка псу под хвост пойдет.
И далее многие страницы были заполнены причитаниями и горячей критикой новомодных удобств. Досталось и соседям-помещикам, которые поддержали кузину Матильду в ее безумном предприятии, а Доминика уж было понадеялась, что кузина обанкротится и придет конец ее выдумкам. Выдумки-то и впрямь несусветные, кто это видел, чтобы щелкнуть штуковиной какой-то на стене и сам собой свет в люстре зажигался? Или вода в ванной комнате из стены лилась?
Ну и совсем уж интимные помещения, из которых больше ничего выносить не требуется, само собой все куда-то девается. Панну Доминику последнее обстоятельство чрезвычайно озадачило, и хотя она видела многочисленные трубы собственными глазами, как-то эти факты не способна была связать.
Единственное, что оказалось доступно ее пониманию, так это объяснение, откуда бралась горячая вода. Могучий бойлер в кухне говорил сам за себя, под ним горел всем понятный огонь, мог хоть кипяток производить. И печки в ванных – тоже вещь понятная, в печках разжигался огонь, и вода грелась, разжигались же они очень легко. Тяга в них была потрясающая, а топились чем угодно, никакого особенного топлива не требовали.
До центрального отопления Матильда так и не поднялась, но и без него в ее блендовском доме цивилизация просто потрясала. А панну Доминику так захватили все эти достижения цивилизации, что генеральной перестройки библиотеки она просто не заметила. Этим в основном занимался уже упомянутый немец с каким-то своим помощником. А кроме того, приходилось кормить всех строителей и мастеров, и это оказалось непростым делом, поскольку в кухне все время царил хаос. Разгневанная экономка как-то даже осмелилась, невзирая на всю свою кротость, иронически поинтересоваться у хозяйки, затеявшей это столпотворение, уж не на костре ли ей готовить пищу? Разжечь на лужайке перед домом и котел повесить? Или, еще лучше, картошку печь на костре – просто и вкусно.
Продолжался весь этот ужас до самой зимы. Единственным утешением для панны Доминики было то, что из-за нововведений не пришлось заниматься сухим вареньем, разоренная кухня сделала это совершенно невозможным. К сожалению, кузина Матильда не очень из-за сухого варенья огорчалась.
А вот Юстина очень огорчилась. Разумеется, не из-за невозможности в тот давний год засахаривать фрукты, огорчило ее полное отсутствие в записках экономки упоминаний о работах в библиотеке, ведь это был последний шанс хоть что-то узнать о ее перестройке. А экономка и сама ничего не знала, ведь всем распоряжался немец, который сразу по окончании работ навсегда исчез с горизонта. Предусмотрительная Матильда все сделала наилучшим образом и наверняка с началом первой мировой войны использовала свой тайник. И перестала делать записи в дневнике.
Зато упомянутый в записках панны Доминики бойлер Юстина видела собственными глазами и теперь с невольным восхищением вспомнила это чудо техники, водруженное в блендовской кухне на рубеже веков. Старик выдержал две мировые войны и еще пятьдесят лет спустя достойно служил людям. Да и водопровод с канализацией тоже действовали безотказно, вот только вышла из строя местная электростанция, и то от прямого попадания снаряда.
Юстина подбадривала себя – а вдруг в записках экономки все-таки промелькнет какое указание насчет библиотеки? Надо дочитать до конца, тем более что осталось совсем немного. Что-то и панна Доминика стала реже писать, но все-таки занималась этим дольше прабабки. Вот запись от
7 января 1909 года
Вот как слухи расходятся, опять от купцов через прислугу узнаю, что вроде бы кузина Матильда еще несколько лет назад в Париже да Вене шику задавала и танцевала на балах, ровно позабыла о своем возрасте, а ведь она всего-то на шесть лет помоложе меня. Кузен Матеуш лошадей своих привез на бега, о кузене слово дурного не скажу, а вот супруга его должна бы себя поскромнее вести. Те купцы рассказывали, будто кузина такими драгоценностями вся была изукрашена, что свет не видывал, возбуждая в тамошних дамах всеобщую зависть. Откуда ж такие? Об алмазах купцы говорили, о несравненных рубинах да сапфирах, а изумруды я сама на ней видала не так давно, когда здесь устроила бал, явившись с кучей гостей прямиком с варшавских бегов. Граф Потоцкий тогда еще приехал на своей ужасающей машине, автомобилем называемой.
Драгоценности у кузины Матильды имеются, мне это известно, но чтобы аж такие, как купцы говорят?
Промерзла я вчера изрядно, от лесничего возвращаясь пешком. Лошадь с санями запуталась в куче веток, едва прикрытых снегом, и кучер никак не мог выпутаться. Так я решила лучше уж самой остаток пути пройти пешком и кучеру помощь из дому прислать, чем в метель одной мерзнуть неведомо сколько. Двух мужиков послала, чтобы коня без ущерба из западни извлечь, но сама чуть живая до дома добралась. И только теперь признаю, что выдумки кузины Матильды не так уж и плохи, потому как Юзя мне тотчас ванну полную горячей воды напустила и я в ней довольно посидела. Мигом согрелась, и вижу – правильно сделала, даже насморка нету. А ведь не сомневалась, что разболеюсь после такого путешествия.
20 мая
Произошло нечто непонятное и страшное. Велела я Стасе со стеклянного шара, что в гардеробной светит, пыль стереть, а то много накопилось, глядеть стыдно. Стася на лесенку влезла – потолки-то высокие, не достать – и лакею Фабиану велела лесенку на всякий случай придерживать. И счастье ее, что лакей придерживал, потому как, только Стася до шара светящегося дотронулась, тот с оглушительным треском взорвался, стекла посыпались, а Стася с перепугу свалилась с лесенки. Фабиан, хоть и сам перепугался, все-таки успел подхватить ее, не то расшиблась бы. В доме переполох поднялся, и только Польдик нас несколько успокоил. И что же оказалось? Мокрой тряпкой нельзя к горящему шару прикасаться, ибо сильно горячим от свету делается. А как сухой тряпкой пыль стирать? Польдик и это растолковал. Мокрой можно прикасаться, когда шар не горит, а иначе горячий непременно лопнет от холодной тряпки, да еще и поранить может. Это как в холодный хрустальный стакан кипяток налить, враз лопнет, только наоборот. Когда он про хрусталь сказал, я сразу поняла. А Польдик немедля электрику в порядок привел, и опять засветилась. Из чего я вижу, что все эти изобретения, может, и удобная вещь, да очень опасная.
25 июня
Ночь Св.Яна[7], и тут уж ничего не поделаешь. Я бы и сама охотно поглядела на эти забавы, и как девки венки в реку бросают, и как парни через костер прыгают. Уж куда лучше вот так всем миром забавляться, чем парочками обниматься по углам. Ягусе я по силе возможности разъяснила, сколь зазорным делом она занималась, и велела всерьез подумать о будущем, тетке рассказать о своем парне, и пусть уж сами решают. Потом доверительно поговорила с Польдиком, так тот подтвердил, и впрямь этот Бартек, хоть и батрак, разумом не обделен и к разным ремеслам способный, а поскольку грамоте обучен, господа его в старосты метят или управители, вроде бы в Блендове. Он и с лошадьми обращаться умеет, так дивиться нечего, что ясновельможному пану Вежховскому приглянулся.
…С самого утра Мадеиха сама ко мне пришла, озабоченная сверх всякой меры, ибо Ягуся ей созналась в своих амурах. Со слезами начала мне старуха жаловаться, ведь у ее сестры бедность страшная, вот она и надумала племянницу в кухарки вывести, у девки есть к тому желание и соображение, да без приданого кто же ее возьмет? Хоть бы и батрак, ежели не пьяница и лентяй, и то хорошо, но свадьбу честную надобно сыграть. И так меня молила и просила, что я на свадьбу дала согласие.
Давно уже примечаю – неладно в Кренглеве, нет там настоящего хозяина. Владелец поместья пан Кренглевский, родной брат кузины Матильды, человек характера равнодушного и нравом смирный, всем заправляет супруга его, а она скупа без меры. Уж который год доходят до меня вести, что барыня чуть не всю прислугу из скупости удалила и из дому барского, и с хуторов, во всеуслышание заявляя – не нужны ей, дескать, дармоеды. И все там в упадок пришло, ибо кому же работать, коли всех поразгоняли? А будучи в Кренглеве по распоряжению моей кузины, собственными глазами видела, как в кухню продукты выдаются. С превеликой экономией.
3 июля
С утра вновь кузина Матильда на мою голову свалилась, заодно и лакея привезла из Кренглева. Правильные слухи до меня доходят, прислугу тамошняя хозяйка разгоняет. А лакей этот, из буфетного мальчика выросши, уже к своей должности достаточно приучен. Так Кацпер его живо доучит, коли чего не знает. У Кацпера теперь забот поменьше, Польдик уже все на свои плечи взял, вскорости, глядишь, самого Кацпера заменит, а там и меня, кто знает? Нам лее давно новый лакей требуется, ведь по трагической кончине Альбина у нас нового лакея не было. Поинтересовалась я деликатно о прочих делах в Кренглеве, на что кузина Матильда без обиняков мне поведала – святая правда, потому она лучших людей из Кренглева и отбирает себе, что ее невестка от скупости бесится. И еще добавила – будущее Кренглева ей тоже в черном цвете представляется.
Потом разговор на сливочные сырки перешел, и хозяйка настоятельно меня на их изготовление настраивала. Вечер же, по своему обыкновению, за чтением в библиотеке провела, запершись.
Записки панны Доминики читались несравненно легче, чем дневник прабабки, и у Юстины были все основания считать отдыхом время, которое она тратила на них. Как-то незаметно для себя Юстина втянулась в жизнь дворянской усадьбы прошлого века, прониклась ее заботами до такой степени, что даже решила сварить варенье… Обыкновенное, взяться за изготовление сухого мешало отсутствие сильных дворовых девок, которые могли бы как следует трясти засахаренные фрукты. Нет, речь шла об обычном варенье, тем более что время года было как раз подходящее, вишни уродилось пропасть, из Косьмина прислали две большие корзины. Феля идее жутко обрадовалась.
– Давно следовало, – убежденно заявила она. – Покупное варенье совсем не то, что домашнее, а я молодость вспомню. И уж признаюсь пани… Как увижу, что Геня варит, – так у меня под ложечкой аж засосет! А вишневое самое вкусное.
Итак, Юстина отложила в сторону панну Доминику и лично принялась вытаскивать косточки из вишни, а Феля прямо-таки с упоением вытирала за ней красные брызги с мебели и пола. Затем панна Доминика переключилась на малину, ежевику, абрикосы, за ними последовали слива ренклод, яблоки, дыни и виноград, и всем этим Юстина тоже занялась, открывая для себя дотоле неведомый, но чрезвычайно увлекательный мир домашних заготовок. И вот в кухне старшей правнучки дружными рядами выстроились неисчислимые аппетитные банки, вызывая бешеный восторг ничего подобного не ожидавшего семейства. Феля не упустила возможности продемонстрировать свои познания, добиваясь, чтобы все делалось по старинным рецептам. Эпопея с вареньем заняла полных две недели.
Все эти две недели, заглядывая время от времени в записки экономки, чтобы узнать, что там новенького готовят, Юстина потом делилась с Фелей неприятностями вековой давности. Панне Доминике не удалось сухое клубничное варенье, потому что клубника перезрела; цыплята сбежали от невнимательной мамаши на пруд, и один утонул; Ягуся и Бартек обручились, и ксендз всенародно оповестил об этом в костеле, а новый лакей подрался с Кацпером. Подрались по недоразумению, и хотя недоразумение скоро разъяснилось, однако в драке разбилось большое старинное блюдо, правда давно треснувшее, а вот теперь совсем разбилось. Писала панна Доминика и о новостях из конюшни: какие кобылки и жеребцы поступали, каких продавали, и какие меры предпринимал пан Матеуш, чтобы от его жеребца-производителя по всей округе вывелась хорошая порода, не только разрешая окрестным мужикам бесплатно пользоваться его породистым жеребцом, но и еще в каждом случае приплачивая по два рубля. Понимая всю пользу таких мер, панна Доминика, не щедрая на одобрения, тем не менее сдержанно хвалила кузена. С кузиной было хуже.
14 февраля 1889 года
Так я разнервничалась, так разволновалась, аж до сих пор в себя никак не приду. Поначалу кузина Матильда ни словечком не намекнула, весь день вчерашний у нас в хозяйственных делах прошел, нынче же после завтрака и начала! Завтракаем поздно, ибо в темноте день начинать кузина не привыкла, пока солнышко не взойдет, она и не встает. Как уж совсем развиднеется, в половине девятого, поднимется с постели, то да се, за стол не ранее девяти садимся. И по окончании завтрака ошеломила меня пренеприятнейшей новостью. Отсылает меня в другое свое поместье, в Пляцувку.
Удивляюсь, как я на месте не померла. Пляцувка та на краю света, за Варшавой, то мне доподлинно известно, я в детстве с благодетельницей моей, царствие ей небесное, туда ездила. Именьице крохотное, куда ему до Блендова! Поначалу мне на ум пришло, что моими услугами недовольны и гневаются, и придется мне, горемычной, дни свои коротать в глуши и пренебрежении. Видно, я от мыслей горестных в лице переменилась, поскольку кузина немедля успокаивать меня начала и пояснила, дескать, не ссылка то позорная, напротив, честь для меня великая, радоваться надо. Большое доверие ко мне питая, господа на меня возлагают чрезвычайно тяжкую и почетную обязанность то именьице, пребывающее в запустении, привести в должный вид. Задача эта только мне под силу, поскольку я за господское душой болею, а разумом и познаниями в хозяйстве Господь меня не обидел. В Пляцувке же всем заправляла престарелая ключница, недавно от старости померла. Хозяйство совсем в упадок пришло, и дом валится, людям в нем жить неспособно, разве что мышам подвальным да летучим. И меня на войну с нетопырями посылают!
Успокоенная малость добрыми словами хозяйки, сомнение я высказала, как же без меня Блендово останется, на что кузина живо возразила, мол, тут все столь отменно поставлено – короткое время и без меня вышколенная прислуга обойдется, да и кузен Матеуш намерен чаще здесь бывать, ведь многие кобылы жеребиться начинают и доглядеть за ними особо требуется.
Надо сказать, долго я не могла успокоиться, и кузина еще новые доводы прибавила. В барском доме там много ценной мебели на произвол судьбы брошено и в негодность приходит, больше всего ее душа изболелась о портретах старинных, что ей завещаны. Вот и просит меня позаботиться о добре этом. И еще прислугу нанять, уж я лучше всех в этом сведуща, никого иного не может она послать в Пляцувку, лишь мне такая задача по плечу.
И вот обо всем этом раздумываю, и сон бежит от меня. Бартек, на Ягусе недавно женившийся, добрым помощником растет и непременно управителем сделается, лучшего не сыскать, в конюшне не хуже кузена распоряжается, а в поле и огородах нет ему равных. А с домом что? Кузина Матильда заверила меня, мол, Кацпер с Польдиком за всем присмотрят, да и она сама наезжать сюда чаще станет. Я едва сдержалась, чтобы не поинтересоваться, нечто нельзя и в Пляцувку время от времени наезжать? Кузина разумом быстрая, тотчас о моих сомнениях невысказанных догадалась и пояснила – туда дорога длинная, сюда же ей намного ближе, да и Глухов на ней.
И лишь когда я, с судьбой смирившись, выразила свое согласие, сообщила мне хитроумная кузина Матильда, что в Пляцувке летом пожар приключился. Службы аж до кухни выгорели, и девичья, но теперь там, хоть и морозы стоят, вовсю новый дом строится. К моему приезду кухня уже будет. Господи, смилуйся надо мной! Что же я там застану? Отказаться никак невозможно.
О портретах кузина особо велела мне позаботиться, им бы какого ущерба не случилось. В салоне там на стенке висят.
А тут курица одна вдруг квохтать начала, так я сдуру, всеми этими новостями оглушенная, посадить ее на яйца велела, а ведь то на две недели ранее положенного! Ну вот, и как я тут все в Блендове брошу на произвол судьбы?! А сама дорога в Пляцувку не менее трех дней займет, о Езус-Мария!
16 февраля
Лакей Фабиан столь отменно чистить серебро выучился, что Кацпер принес мне показать, и я, со всем вниманием оглядев то серебро, не могла обнаружить изъяна. Что ж, видно, станет человеком. Курица на яйцах сидит предовольная, словно счастье в жизни обрела. По причине присутствия господ все на барскую ногу поставлено, рулет свиной с грибами на редкость мне удался, сырки же мои сливочные превосходят те, о коих кузина Матильда смела лишь мечтать, сама мне то давеча с улыбкой при муже заявила. Нужно признать, на похвалу она не скупится.
Кузен Матеуш мне приятность готовит, дескать, путешествие мое в Пляцувку совершу я на поистине королевской упряжке, коней он специально на этот предмет из Глухова приведет, я на них до Глухова доеду, а там сменят, и на них доеду до самой Варшавы. Ночевать буду в доме ясновельможной пани Клементины, она меня примет и все в лучшем виде устроит. Ясновельможная пани Клементина Заворская приходится племянницей моей благодетельнице, особу эту я достаточно знаю, чтобы предпочесть кого другого иметь опекуншей, да иного никого не имеется, так что лучше синица в руках… Надеюсь, сумеет меня отправить в Пляцувку, да и кузина обещала списаться с Пляцувкой, оттуда лошадей за мною пришлют.
От всех этих забот голова кругом идет. Один завтрашний денек осталось мне пребывать в Блендове, я уж и вещи упаковала, беру лишь самое необходимое. С Польдиком особую беседу провела, он Кацпера поумнее будет, должно быть, по причине молодости лет.
17 февраля
Завтра чуть свет отправляюсь в путь-дорогу. Сколько могла, обо всем тут позаботилась и распоряжения сделала. По моим расчетам, в отсутствии пробуду месяца четыре, но, как знать, может, и дольше. Куда денешься, воля барская…
Сделав передышку в чтении, Юстина попыталась обдумать прочитанное. В своем дневнике прабабка Матильда ни словечком не обмолвилась о высылке домоправительницы в Пляцувку. Возможно, там и в самом деле случился пожар, да и летучих мышей следовало изгнать из барского дома. Однако не это было главным. Все говорило о том, что прабабка пожелала избавиться на время от слишком любопытной и дотошной экономки, чтобы на свободе извлечь сокровища из таинственных библиотечных недр. Ведь вскоре после этого она ослепляла всех блеском драгоценностей на светских балах в Париже и Вене.
А дом в Пляцувке и в самом деле мог нуждаться в ремонте, старинная деревянная постройка из лиственничных или дубовых бревен в состоянии простоять столетия, но заботы требовала. Юстина помнила барский дом в Пляцувке еще с довоенных времен. И хоть уже тогда от него осталась лишь половина, огромный полуразрушенный дом все еще производил внушительное впечатление. После войны в нем поселились какие-то «дикие жильцы», как их называли в семье, восемь или девять бездомных семейств, по три комнаты на семью, – значит, когда-то в доме было около тридцати комнат.
Вздохнув, Юстина поспешила вернуться к запискам панны Доминики. Несчастной довелось пережить в Варшаве несколько поистине ужасных дней. Воспользовавшись случаем, легкомысленная тетка Клементина, к тому времени уже пожилая, но по-прежнему весьма светская, решила развлечь бедную провинциалку и свозила ее на ужин в роскошный варшавский ресторан со множеством увеселений, посещаемый избранным обществом польской столицы. Поехали, разумеется, в сопровождении кавалера, почтенного пана советника. Стреляющие по зеркалам царские офицеры и веселые девицы, отплясывающие на эстраде канкан, совершенно потрясли даму из провинции. Наверняка впоследствии приходский ксендз с большим интересом выслушал исповедь богобоязненной девы. К счастью, до того как избранное варшавское общество разошлось вовсю, панна Доминика успела отведать изысканных ресторанных яств, и, надо сказать, вынесла свое особое мнение.
Благодаря последнему обстоятельству в Пляцувку панна Доминика отправилась не совсем голодной, хотя и потрясенной до глубины души. Оставаться после такого в Варшаве она не пожелала, настояла на том, чтобы немедленно ехать вон из столицы, быстро собрала вещички, сжав губы и дрожа всем телом битый час прождала, пока не запрягли лошадей, и отбыла. Хорошо, что дорога долгая, постепенно экономка пришла в себя, но и в Пляцувке первое время плохо спала по ночам.
Приехав, она столь рьяно взялась за дело, что в кратчайший срок придала имению образцовый вид, подобрала прислугу и такой порядок навела, что в последующие полвека не возникло никакой необходимости даже в малейших поправках. У Матильды не было ни единого шанса вновь отправить туда экономку. Вот почему ремонт в Блендове проходил под бдительным оком панны Доминики, прочно укоренившейся в поместье и еще многие годы с ужасом вспоминавшей фривольные сценки из столичной жизни.
5 февраля 1894 года
Не слишком ли рано кузина Матильда младшую дочь в свет вывозит? Слухи до меня дошли через дворовых, а они от купцов еврейских узнали, что Зосенька начала на балах плясать. И неведомо, чьи платья наряднее, – Зосенькины или ее мамаши. Кузина Матильда туалеты привезла из Парижа, где кузен Матеуш имел большие успехи по лошадиной части. Представляю, что должно в этом Париже делаться, коли я и варшавских бесстыдств до сих пор не могу забыть.
Сегодня утром пан Пукельник попросился погостить, на что я с охотой согласилась. Ничего удивительного, что лошадьми кузена Матеуша интересуется, они на весь свет теперь прославлены. А поскольку он намеревается собственные конюшни завести, то и хочет лучших производителей иметь. Мода ныне пошла на бега лошадиные. Вот того только понять не могу, отчего кузен Матеуш ему никак продать коней не соглашается, другим же продает с охотой. Аглицкую породу пан Пукельник не желает, ему наши, польские, милее.
Отужинавши, до позднего вечера приятную беседу с ним вела, вспоминая бесстыжих девок в варшавском ресторане. Пан Пукельник мне терпеливо разъяснил, что по всей Европе такие «кабареты» понаделаны, а танцовщицы не всегда девки беспутные, бывают и добродетельные девицы. Распутными же притворяются на потребу публике, за деньги, ведь такой танцорке случается и мать старую содержать, и меньших братьев-сестер. И хотя пани Клементина мне то же говорила, просто не хочется верить.
Весьма огорчился пан Пукельник, узнав, что в Пляцувке кузен Матеуш выводит только рабочих лошадей, даже верить мне не хотел. Предложила ему самому убедиться, до чего хороши наши рабочие лошади, может, увидев, и на них польстится? На ужин же велела я испечь пирог большой с грибной да мясной начинкой, и тот пирог пан Пукельник много хвалил.
У Юстины мелькнула мысль – хорошо, что Матильда была не знакома с записями своей экономки, ее бы кондрашка хватил при известии, что та привечала негодяя Пукельника, наверняка ничего не зная о его криминальном прошлом.
14 февраля
Страшную историю я услышала, записать бы, пока не запамятовала. Как морозы ослабли, приволоклась к нам старая нищенка Зенобия из Груйца и рассказала о страшном преступлении, как жена мужу голову топором отрубила. Муж у нее был горький пьяница и бездельник, бил ее почем зря, безо всякой ее вины, она же день и ночь работала, чтобы семью прокормить, трое малых деток. И все терпела, сердечная. А уж как младшего сыночка муж-изверг чуть до смерти не убил и руку ему сломал, не выдержала, несчастная. Подождала, пока изверг заснет с перепою мертвецким сном, деток к соседям отправила, сама же ему голову и отрубила. И писать-то о таком страшно! Затем все чисто прибрала в хате, покойника аккуратно уложила и голову приставила, не заметить, что отрезанная. Хотела его похоронить, дескать, с перепою скончался. А как в гроб-то класть стали, голова и отвалилась. И все об убийстве узнали.
В Груйце чуть не война началась, одни ее сторону держали, другие требуют наказания для убийцы. И хотя покойник человек совсем никудышный, убийство – великий грех. Жандармы ее забрали, дети одни остались. Старшей девочке всего четырнадцать, а сынки и вовсе малые. Груец до сих пор шумит.
3 марта
Кузина Матильда спит и видит, как бы мне работы прибавить, вроде ее у меня и без того мало. Человека какого-то из Варшавы прислала, весь дом задумала переделывать и новомодные удобства вводить. Вверх дном все перевернут! Уже тот человек с Польдиком и стены обстукивает, и покои осматривает, и все промеряет да записывает. Я было поинтересовалась, что за удобства, да не все поняла. О водопроводе и канализации слышала, это еще понять можно, а вот вещи какой-то невиданной, электрикой называется, никак в толк не возьму. Только то поняла, что электрика эта свет дает, так ведь у нас и без того ламп да свечей без счета. А тут Пасха на носу, ежегодную общую уборку проводить в доме надобно, я уж и шторы велела поснимать, вот и не знаю теперь – делать ли уборку. Коли перестройку начнут, вся уборка псу под хвост пойдет.
И далее многие страницы были заполнены причитаниями и горячей критикой новомодных удобств. Досталось и соседям-помещикам, которые поддержали кузину Матильду в ее безумном предприятии, а Доминика уж было понадеялась, что кузина обанкротится и придет конец ее выдумкам. Выдумки-то и впрямь несусветные, кто это видел, чтобы щелкнуть штуковиной какой-то на стене и сам собой свет в люстре зажигался? Или вода в ванной комнате из стены лилась?
Ну и совсем уж интимные помещения, из которых больше ничего выносить не требуется, само собой все куда-то девается. Панну Доминику последнее обстоятельство чрезвычайно озадачило, и хотя она видела многочисленные трубы собственными глазами, как-то эти факты не способна была связать.
Единственное, что оказалось доступно ее пониманию, так это объяснение, откуда бралась горячая вода. Могучий бойлер в кухне говорил сам за себя, под ним горел всем понятный огонь, мог хоть кипяток производить. И печки в ванных – тоже вещь понятная, в печках разжигался огонь, и вода грелась, разжигались же они очень легко. Тяга в них была потрясающая, а топились чем угодно, никакого особенного топлива не требовали.
До центрального отопления Матильда так и не поднялась, но и без него в ее блендовском доме цивилизация просто потрясала. А панну Доминику так захватили все эти достижения цивилизации, что генеральной перестройки библиотеки она просто не заметила. Этим в основном занимался уже упомянутый немец с каким-то своим помощником. А кроме того, приходилось кормить всех строителей и мастеров, и это оказалось непростым делом, поскольку в кухне все время царил хаос. Разгневанная экономка как-то даже осмелилась, невзирая на всю свою кротость, иронически поинтересоваться у хозяйки, затеявшей это столпотворение, уж не на костре ли ей готовить пищу? Разжечь на лужайке перед домом и котел повесить? Или, еще лучше, картошку печь на костре – просто и вкусно.
Продолжался весь этот ужас до самой зимы. Единственным утешением для панны Доминики было то, что из-за нововведений не пришлось заниматься сухим вареньем, разоренная кухня сделала это совершенно невозможным. К сожалению, кузина Матильда не очень из-за сухого варенья огорчалась.
А вот Юстина очень огорчилась. Разумеется, не из-за невозможности в тот давний год засахаривать фрукты, огорчило ее полное отсутствие в записках экономки упоминаний о работах в библиотеке, ведь это был последний шанс хоть что-то узнать о ее перестройке. А экономка и сама ничего не знала, ведь всем распоряжался немец, который сразу по окончании работ навсегда исчез с горизонта. Предусмотрительная Матильда все сделала наилучшим образом и наверняка с началом первой мировой войны использовала свой тайник. И перестала делать записи в дневнике.
Зато упомянутый в записках панны Доминики бойлер Юстина видела собственными глазами и теперь с невольным восхищением вспомнила это чудо техники, водруженное в блендовской кухне на рубеже веков. Старик выдержал две мировые войны и еще пятьдесят лет спустя достойно служил людям. Да и водопровод с канализацией тоже действовали безотказно, вот только вышла из строя местная электростанция, и то от прямого попадания снаряда.
Юстина подбадривала себя – а вдруг в записках экономки все-таки промелькнет какое указание насчет библиотеки? Надо дочитать до конца, тем более что осталось совсем немного. Что-то и панна Доминика стала реже писать, но все-таки занималась этим дольше прабабки. Вот запись от
7 января 1909 года
Вот как слухи расходятся, опять от купцов через прислугу узнаю, что вроде бы кузина Матильда еще несколько лет назад в Париже да Вене шику задавала и танцевала на балах, ровно позабыла о своем возрасте, а ведь она всего-то на шесть лет помоложе меня. Кузен Матеуш лошадей своих привез на бега, о кузене слово дурного не скажу, а вот супруга его должна бы себя поскромнее вести. Те купцы рассказывали, будто кузина такими драгоценностями вся была изукрашена, что свет не видывал, возбуждая в тамошних дамах всеобщую зависть. Откуда ж такие? Об алмазах купцы говорили, о несравненных рубинах да сапфирах, а изумруды я сама на ней видала не так давно, когда здесь устроила бал, явившись с кучей гостей прямиком с варшавских бегов. Граф Потоцкий тогда еще приехал на своей ужасающей машине, автомобилем называемой.
Драгоценности у кузины Матильды имеются, мне это известно, но чтобы аж такие, как купцы говорят?
Промерзла я вчера изрядно, от лесничего возвращаясь пешком. Лошадь с санями запуталась в куче веток, едва прикрытых снегом, и кучер никак не мог выпутаться. Так я решила лучше уж самой остаток пути пройти пешком и кучеру помощь из дому прислать, чем в метель одной мерзнуть неведомо сколько. Двух мужиков послала, чтобы коня без ущерба из западни извлечь, но сама чуть живая до дома добралась. И только теперь признаю, что выдумки кузины Матильды не так уж и плохи, потому как Юзя мне тотчас ванну полную горячей воды напустила и я в ней довольно посидела. Мигом согрелась, и вижу – правильно сделала, даже насморка нету. А ведь не сомневалась, что разболеюсь после такого путешествия.
20 мая
Произошло нечто непонятное и страшное. Велела я Стасе со стеклянного шара, что в гардеробной светит, пыль стереть, а то много накопилось, глядеть стыдно. Стася на лесенку влезла – потолки-то высокие, не достать – и лакею Фабиану велела лесенку на всякий случай придерживать. И счастье ее, что лакей придерживал, потому как, только Стася до шара светящегося дотронулась, тот с оглушительным треском взорвался, стекла посыпались, а Стася с перепугу свалилась с лесенки. Фабиан, хоть и сам перепугался, все-таки успел подхватить ее, не то расшиблась бы. В доме переполох поднялся, и только Польдик нас несколько успокоил. И что же оказалось? Мокрой тряпкой нельзя к горящему шару прикасаться, ибо сильно горячим от свету делается. А как сухой тряпкой пыль стирать? Польдик и это растолковал. Мокрой можно прикасаться, когда шар не горит, а иначе горячий непременно лопнет от холодной тряпки, да еще и поранить может. Это как в холодный хрустальный стакан кипяток налить, враз лопнет, только наоборот. Когда он про хрусталь сказал, я сразу поняла. А Польдик немедля электрику в порядок привел, и опять засветилась. Из чего я вижу, что все эти изобретения, может, и удобная вещь, да очень опасная.