Хмелевская Иоанна. Закон постоянного невезения

   - Я принес вареники и какой-то суп в супном термосе, - шепнул он мне на ухо. - Поставил в ваш холодильник, ну, то есть вареники, а не термос. И еще будет салат.
   Майор заметил его.
   - А, пан сосед с первого этажа...
   - Я стучал, - тут же начал оправдываться Рысек. - Но дверь была открыта. У вас защелка испортилась?
   Я попыталась убить его взглядом, но, похоже, мне это не удалось. Я сама тайком заблокировала автоматическую защелку после того раза, когда выскочила без ключей, чтобы иметь возможность возвращаться домой, и предпочитала не обращать на этот недочет внимание семейства. Заинтересовавшись ситуацией, Рысек смотрел не на меня, а на стол, и, видимо, по этой причине мой взгляд на него не подействовал.
   Зато на него подействовали разбросанные снимки.
   - О господи! - охнул он вдруг. - Вот негодяй!..
   И схватил лежащую сбоку и оставленную семьей без внимания фотографию чего-то крайне странного.
   Я бросила взгляд через его плечо и увидела на снимке нечто вроде шасси автомашины, вмурованного в покрытие и лишенного кузова. Я сразу же поняла, что это такое.
   - Боже, Рысек, вы и фотографии делали?..
   - Мы! - расстроился Рысек. - Это все та зараза паршивая, а ведь вовсе не выглядел такой зловредной обезьяной, вот, смотрите... Вот он!
   В руке он держал фотографию мужчины, тем самым привлек к себе всеобщее внимание, но в этот момент вдруг заметил присутствие в семейном кругу майора и ужасно смутился.
   - О, чтоб меня... Но это... А может, уже срок давности? Нарушение, но ведь никто о нем не знал!
   Так как?.. Отпираться?
   Вопрос был адресован мне, и таким путем я убедилась, что моя догадка была правильной.
   - Несомненно, срок давности уже истек, - с нажимом заверила я его. Пан майор, нарушение было в некотором роде транспортным: запрет въезжать, а кто-то по ошибке въехал, скажем так, не заметив знака...
   - Там не было знака, - с болью, но честно поправил меня Рысек.
   - Вот видите? Даже знака не было. Никто его на этом деле не поймал, штрафа не выписывал, он сам спохватился и тут же выехал...
   - Тут же? - удивился майор, вглядываясь в прекрасное изображение вплавленных в асфальт остатков машины.
   - Сам, лично, вышел немедленно...
   - Не так чтобы немедленно, - вырвалось у Рысека. - Ботинки-то там остались...
   - А носки?
   - Носки частично сохранились...
   - Где и когда это было? - деловито спросил майор, пренебрегая деталями гардероба.
   Я объяснила ему, потому что Рысек утратил дар речи, и постучала пальцем по фотографии Бешеного.
   - И вот этот тип, тот, о котором я вам говорила, испортил одну взлетно-посадочную полосу и выбросил на ветер миллиарды злотых. Они запретили туда въезжать, а парень въехал, за что был крупно наказан, а в принципе-то это было нарушение правил движения, поэтому я вас спрашиваю, истек срок давности или нет?
   - Я, видите ли, пани, не из дорожной полиции...
   - А вы обязаны им доносить?
   - Не вижу никаких причин; к тому же у меня очень мало времени...
   - Вот видишь, Рысек, срок давности. Можешь снова говорить.
   - Я бы очень рекомендовал, - подтвердил майор. - Кто делал этот снимок?
   - В том-то все и дело, - занервничал разблокированный Рысек. - Один мужик болтался там, но, думаю, разрешение у него было. Как только мы увидели, что он щелкает, Мундек перепугался. Холера, это же вещественное доказательство. Просил его, как человека, чтобы отдал негатив. Отдал, хотя и не сразу, с этим вообще целая история была, потому что фотограф этот сбежал, и один приятель гонялся за ним по всему городу. Нашел его в одном магазинчике. А потом я - сразу-то не мог, я был на кране - пересел на "малыша" и вместе с Мундеком мы поехали за ним до самого его дома, около Леса Кабацкого.
   - На Жолны?
   - Точно, на Жолны.
   - Это его дом был?
   - А откуда я могу знать, его или нет, во всяком случае он там жил. И мастерская у него там была, и темная комната, целая лаборатория, вообще все.
   Мариуш Ченгала его зовут. Оказалось - художник-фотограф. Все ему объяснили, что в случае чего Мундека с работы выгонят, да еще и штраф сдерут, он даже расстроился, честно. Вроде бы, казалось, такой порядочный парень, а вот уничтожить снимок не захотел. Сказал, что для него это тоже вещественное доказательство, только совсем по другому делу, а вообще, надо сказать, он был какой-то потухший и грустный. В конце концов согласился, отдал Мундеку снимок и негатив, а тут - на тебе. Либо еще один себе оставил, тот, что тут лежит, либо с другого снимка сделал негатив и мог себе печатать столько карточек, сколько захочешь. Но раз вы говорите, что срок давности...
   - Безоговорочно прошел, - с большой решительностью подтвердил майор. Меня интересует этот Мариуш Ченгала. Вы у него были?
   - Ну я же и говорю, что был. Вместе с Мундеком мы там были.
   - И вы там у него видели снимки?
   - И еще какие! - восхитился успокоившийся Рысек. - Просто чудо какое-то! При нас он делал увеличение, и знаете чего? Ноги мухи! Класс! Я бы ни за что в жизни не догадался. Представляете, все это поросло волосиками, а еще как-то так подсвечено было, солнцем наверное, или, может, эта муха на лампе сидела...
   Семейство замолкло уже в самом начале этого рассказа. Майор же оставил местоположение мухи без внимания.
   - И соответствующее оборудование у него было?
   - Супер и экстра! Мундек в этом разбирается, так он говорит, что за эту его фотолабораторию можно было бы два "роллса" купить, и еще бы на жизнь осталось. Он его даже спрашивал, что тот со всем этим делает, за такие фотки он мог бы бабки во всем мире сбивать, а тот так как-то неохотно сказал, что это только его хобби, и переменил тему.
   - В таком случае, что он сказал о том, чем он занимается? Кроме хобби?
   - Он механик. По разным мелким штучкам. Но и это не правда, как же, мелким, я-то как раз в этом разбираюсь. Электронная механика, понимаете, не связь, не компьютеры, скорее роботы. Автоматически управляемые - нажимаете на клавишу, а манипуляторы сверлят, подгоняют, поднимают все, что хотите. Я там насмотрелся - сказка! Научная фантастика!
   - Способный парень.
   - Вот именно. И при этом какой-то несчастный.
   - Он что-нибудь о себе рассказывал?
   - О себе не очень. Вот о технике - да.
   - У него вроде бы жена есть. Вы ее видели?
   - Промелькнула где-то вдалеке. Если это, конечно, жена. Блондиночка загляденье. Но участия не принимала.
   - Понятно...
   В общем, с Рысеком майору пофартило - как слепой курице найти зерно. Мы оба с Лукашем молчали, как могила. Ни за какие сокровища я бы не открыла ментам своих подозрений.., да каких там подозрений!
   Уверенности, которая у меня появилась. И какого черта Лукаш тогда не обогнал мотоциклиста...
   - Здорово мне повезло, что я пришел к вам с этим опознанием, - любезно заявил майор.
   - О, а вот это его дом! - добавил еще Рысек, указывая на другой снимок.
   - Кому повезло, а кому и нет, - мрачно пробормотала я.
   - Действительно. Вы, конечно, надеялись, что это пан Карчох?
   - Что Пустынко.
   - Вот тут я могу вас обрадовать. Разумеется, без деталей. Пан Пустынко также был опознан основным свидетелем и понесет свою долю ответственности.
   - Надеюсь, несколько долей? - вежливо поправил его Лукаш.
   Майор уже начал собирать со стола свой комплект фотографий, но остановился и посмотрел на него.
   - Вы намерены подать против него гражданский иск?
   - Вы полагаете, что я совсем с ума сошел?
   - Мне так почему-то показалось, извините. На всякий случай, на вашем месте я бы позаботился о себе.
   Жаль, что вы не ехали побыстрее...
   Вот тебе и на, оказывается, мы оба, я и представитель властей, подумали об одном и том же...
   ***
   - Убьешь дерьмо, а сядешь за человека, - мрачным голосом сказал Бежану Роберт Гурский. - Не знаю, кто это придумал, но он был совершенно прав.
   - Не так уж надолго, дадут ему убийство в аффекте или вообще даже по неосторожности, - успокоил его Бежан. - А я ему преднамеренности добавлять не собираюсь.
   Они вместе возвращались в управление из чудесной виллы под Лесом Кабацким, где проходил всего лишь второй допрос Мариуша Ченгалы. Бежал не стал его никуда вызывать, а предпочел прибегнуть к внезапности. Он вежливо попросил его на минуточку выйти из мастерской, потом - отдать ему ключи от "мерседеса", а затем - съездить с ним ненадолго на улицу Жолны. На патрульной машине.
   "Мерседес" повел Гурский.
   При виде собственного изображения рядом с "хондой", загнанной в старый сарай на садовом участке, Мариуш Ченгала тут же сломался. Не пришлось даже напоминать ему обо всем богатстве, шикарном оборудовании фотоателье и мастерской, "мерседесе", инструментах... В наличие очевидца он поверил без каких-либо сомнений и даже не спросил, кто это.
   - Я больше не мог, понимаете, - говорил он с отчаянием в голосе. Четырнадцать лет! Последние четырнадцать лет я как будто не жил, словно меня вообще на белом свете не было. С самого начала оказалось, что у меня есть какие-то там способности, и никогда, ни одного разу, я не мог даже в этом признаться. Только то, что нужно было для учебы, и ни на грош больше! Все шло на его счет, всю работу я за него делал, сам ведь он ничего не умел, у него в таких тонких вещах обе руки левыми оказывались, зато дурацких идей хоть пруд пруди. И я все это должен был реализовывать!
   - Но почему? - мягко спросил Бежан. - У него на вас что-то было? Он вас шантажировал? Но чем?
   - Я даже не знаю, можно ли это назвать шантажом? Хотя... Возможно, да. Ведь он мог в любой момент все это у нас отнять, вроде бы все это Баськино, но на самом деле - его, у него были наши векселя, и он мог все забрать у нас на самых законных основаниях... Но не это было самое страшное...
   - А что?
   - Он сам. То, каким он был, - ответил Мариуш Ченгала с ожесточением и застыл, глядя куда-то вдаль.
   Они сидели втроем на садовых стульях у туристического столика позади той самой пристройки, в которой находилась двойная мастерская. Оттуда видно было громадное стекло оранжереи, в которой просматривалась оргия буйного цветения кактусов.
   Атмосфера была прямо-таки товарищеская, что всегда больше нравилось майору, при этом он почему-то был убежден, неизвестно почему, что арестованный вовсе не намерен бежать. Что он полностью капитулировал.
   - Кое-что о том, каким он был, мы уже знаем - буркнул Роберт.
   - Нет. Ничего вы не знаете. Со стороны, - да, вроде бы можно было увидеть, что это - плохой человек, ощущался гнет, давление. Но вблизи все это проходило: не человек, а божество, он так умел все перевернуть, что ты становился абсолютным глупцом. Ведь я годами боготворил его, свято верил в его благородство, великий ум, во все, что хотите. Верил, что он борется за социальную справедливость, карает подлецов, помогает приличным и достойным людям, этакий Робин Гуд двадцатого века. На самом деле он борется за деньги и власть, чтобы выиграть этот бой, я ведь собственными глазами видел, как он вытаскивал людей с самого дна, а на самом деле - ничего подобного! Он любил власть ради самой власти, он хотел управлять всем и вся, ведь он нам даже пожениться не позволил, мы так живем, неофициально, потому что ему так хотелось...
   - Но почему? - изумился Роберт.
   - А холера его знает, почему. Видно, так ему было удобней. Хотя оба мы люди свободные и могли бы в любой момент...
   - И вы не протестовали? - спросил Бежан.
   - Протестовал. Позже. Вначале-то нет, мне это и в голову не приходило верный слуга! Постепенно открывались у меня, дурака, глаза, пока наконец я не понял, что живу так, словно меня вообще не существует. Я хотел добиться каких-то успехов, достижений, я был на это способен, старался изо всех сил, а он даже никогда меня не похвалил. Только критиковал. Знаменитый фотограф, большой художник, а я вроде как еще не дорос до славы, поэтому он брал на себя авторство всех моих работ, и я, клянусь Богом, верил, что все это - для моего же блага. Полный кретин! Деньги тоже забирал он, я же получал столько, сколько он мне выделял от щедрот своих. Наконец я стал нажимать, пусть хоть что-то будет мое, пусть я появлюсь на рынке под своим именем, хотя бы какой-то небольшой альбом, о снеге... Это ведь чудо, а не тема! Ну ладно, он поначалу даже согласился - и снова фигу, рассовал все снимки как свои. Я разозлился. На расстоянии. Одной встречи хватило, чтобы я поджал хвост и продолжать работать мальчиком на побегушках, но теперь уже постоянно упирался, а он морочил мне голову.
   Хуже того. Одно издательство - я пошел туда один, без него - хотело взять три снимка, но потом отказалось, а я случайно узнал, что это он лично меня отклонил. Не давал мне самостоятельности, держал за горло и душил...
   - А оружие?
   - Что оружие?
   - Что-то там с оружием вы для него тоже делали?
   - Все для него делал я. Оружие переделывал по-разному, такие у него были фантазии, хотел, чтобы у него все было необычное, нетипичное, в том числе и замки. Там, в его доме, ни один взломщик бы ничего не сделал. Ну а я уже больше не мог, что-то внутри у меня перевернулось, в последний раз я поехал туда со скандалом, в бешенстве, потому что он снова мне все напортил: вроде бы разрешил собственное издание, а потом фиг. Всю дорогу к нему я ругался: хватит, довольно, уеду из страны, эмигрирую, две профессии в руках, и обе - интернациональные, не позволю больше себя угнетать. Ну как обычно, он меня заговорил, объяснил мне по-научному, что так было необходимо, я совершенно обалдел, смирился, он взял меня голыми руками. Обещал равноправное партнерство...
   Неожиданно Мариуш Ченгала замолк. Лицо его пылало одновременно гневом и горечью.
   - Это происходило там, в салоне, где вы пили? - деликатно спросил Бежан.
   - Там. Он принял меня, как гостя, с почтением...
   - Вот именно. И что было потом?
   - А потом он потребовал, чтобы я что-то придумал с заряжанием этой двустволки с укороченным дулом...
   - Он впустил вас в кабинет?
   - А как же иначе? Он одного меня туда впускал, ведь я же сам ему там все и оборудовал, но только тогда, когда никто этого не видел. Даже его Михалина понятия не имела, что я бываю в этом священном месте. У него там был инструмент, и я много разных вещей делал прямо у него.
   - И что дальше?
   - Не знаю.
   - Ну, не надо глупить. Вы ведь должны были что-то запомнить.
   - Да помню я, конечно помню. Но не знаю. Что-то со мной произошло. Может, не до конца он меня заговорил или, может, слишком быстро потребовал следующей работы, которой мог бы потом хвастаться... Не знаю. Он показал мне, что ему нужно, я зарядил жаканами... Весь этот бунт все еще бурлил во мне, и что-то вроде как мелькнуло в голове: о боже, если бы это его не было на свете, а не меня...
   Не помню даже, целился ли я, но грохнул два раза...
   И тут же пришел в себя: господи, что я наделал!..
   Ну, а его больше не было на свете, все было кончено. Слишком даже хорошо у меня получилось...
   - Таким образом, вы признаетесь в убийстве Доминика Доминика?
   - А что еще мне остается? Признаюсь. Но пусть уж все будет до конца. Потому как я еще подумал, что он и после смерти меня уничтожит, так вот - не дамся, нужно стереть все следы, бежать... Я вытер двустволку, повесил ее на стену, помыл посуду...
   И убежал.
   - Вы все за собой заперли?
   Мариуш Ченгала посмотрел на Бежана отупелым взглядом.
   - Что?.. Не знаю. А что - было заперто?
   - По-всякому. Но вы запирали?
   - Понятия не имею. Не знаю. Наверное, я о чем-то думал, потому что никакого запирания я не припомню. Возможно, что мои нервы были до такой степени взвинчены...
   - Действительно, это вполне возможно...
   Разумеется, оба они хотели прояснить и некоторые другие детали, но большого успеха не добились.
   От финансовых дел Доминика Мариуш Ченгала был далек, накопленную в святилище документацию, естественно, видел, но в суть ее не вникал, знакомства Михалины Колек его вообще не касались, а всякие там выходки Каи Пешт доходили до него лишь косвенным путем, через Барбару Буковскую. От Барбары он убийство скрыл, хотя она уже давно не слишком-то высоко ценила Доминика. После посещения мастерской Гурским он перепугался, стащил у нее ключи от старого садового участка и попытался избавиться от мотоцикла, но, похоже, это ему не очень-то удалось. Но зато он решился на смелый поступок и под собственным именем дал пару снимков в книгу о фотографии. Тут уж Доминик не мог ему напас кудить...
   ***
   - В высшей степени неприятное и сложное дело, - заявила бабушка на следующий день после демонстрации. - Я размышляю о нем со вчерашнего дня, и у меня уже более или менее складывается картина событий. Я не отличаюсь склерозом и еще не утратила зрения и слуха, поэтому хотела бы узнать, по какой такой причине два человека, внешне друг другу чужие, щадят какого-то там Мариуша с необычной фамилией.
   Как моя внучка, так и вы... - она сделала жест в сторону Лукаша, избегая его взглядом, - оба вы обвиняете его с явной неохотой. А по моему мнению, он - ключевая фигура. Так в чем же там дело с фотографиями и механизмами? И что у него общего с преступлением, совершенным против бывшего сожителя Изы?
   - Ну, - жадно подхватила тетка Иза. - Что?
   - Ничего, - сердито буркнула я.
   - Очень многое, - сказал Лукаш, который снова присутствовал, так как его заказали для поездки, которая почему-то никак не могла осуществиться. Вероятнее всего, он и есть убийца, у которого имеются гигантские смягчающие обстоятельства. Убийство в состоянии аффекта. Мы так считаем, но мы можем ошибаться, поэтому предпочитаем не подсовывать властям своих идей. Отсюда и сдержанность, тем более что рядом имеются в наличии лица, в значительно большей мере заслуживающие осуждения.
   С Изой же все это ни имеет ничего общего.
   - С Изой! - фыркнула тетка Иза. - Подумать только, какие темпы!..
   - Я, моя милая, несколько постарше тебя, - заметила ей бабушка ужасающе ледяным тоном. - И тем не менее вижу, как меняются нравы. Пан Дарко и моя внучка примерно одного возраста, наверняка они могли бы даже вместе в школу ходить. В Кракове...
   - В Кракове они подружились, - с готовностью подхватил дядя Филипп.
   - Это и вправду теперь так называется - подружились? - язвительно удивилась тетка Иза.
   - Ну все в порядке, - сказала я Лукашу. - Сам видишь...
   - Ничто не в порядке и не будет в порядке, пока сохранится хотя бы тень подозрения как на тебе, так и на этом молодом человеке, - невозмутимо продолжала бабушка. - Я должна знать с полной уверенностью, кто был убийцей и какие у вас с ним связи. Возможно, нам придется принять участие в рассмотрении дела в суде...
   Что было дальше, я уже не слышала, так как мне стало нехорошо. Боже милостивый! Даже если они немедленно закроют следствие, суд состоится по меньшей мере через полгода, и то это были бы рекордные темпы. Да и не известно еще, как долго он продолжится! И все это время все они будут сидеть у меня на шее?! А куда, разрази их гром, я засуну собственных детей!?.
   Я совершенно окаменела от ужаса и начала даже задумываться, не сбежать ли мне попросту куда попало вместе с детьми, поставив крест на этом поганом наследстве. Вроде бы и можно, но куда? Я же не сменю им школу, не брошу свою работу, иначе на что мы будем жить, и не продам квартиры с семейством внутри! Господи, спаси и помилуй!!!
   К счастью, глухота моя прошла, и я успела услышать слова дяди Филиппа. Лошади. Что-то о лошадях. А, они не могут оставить своих лошадей на столь долгое время. Разумеется, кто-то должен будет за всем этим следить, разве что они получат официальное заявление властей. Дай им Бог здоровья, этим лошадкам!
   - А на судебное разбирательство всегда можно приехать, - с готовностью подсунул идею дядя Игнатий.
   Мне все еще было нехорошо, но слух мой перестал барахлить. Они рассматривали вопрос о следующем приезде. Лукаш и Рысек, который как раз пришел за супным термосом, совместными усилиями очень старательно разъясняли им, что наши органы правопорядка страшно не любят скоропалительных действий, следствие столкнется с ужасающими трудностями, так как к делу имеют отношение самые разные важные персоны, из фотографий следует, что менты уже знают все, что им требуется, но доказательств у них - кот наплакал...
   - Я не уеду отсюда, пока не приму окончательного решения, - уперлась бабушка.
   - Ну конечно, и так уже понятно, что свояк свояка видит издалека, - с ядовитым видом прошипела тетка Иза, переводя полный злости взгляд с меня на Лукаша. - Какие уж тут могут быть сомнения!
   - А ты считаешь, что их не арестовали только для отвода глаз? - с издевкой ответила тетка Ольга.
   - Ну что же... В общем-то... - заикался дядя Филипп. Недосказанность... Я бы все сказал!
   От отчаяния в меня вселилось вдохновенье, и я сама приняла окончательное решение. Ведь у Лукаша имелся номер сотового телефона майора...
   Сколько усилий стоило мне украдкой раздобыть у него этот номер, никакими словами не опишешь.
   Кого-то из нас постоянно дергали, если не его, то меня, ведь мы оба просто притягивали всеобщее внимание, будучи преступным сообществом. За нами нужно было следить, я даже задумывалась, позволят ли они вообще Лукашу уйти домой, наверняка нет, велят ему спать со мной и будут подслушивать под дверью. Мы с ним не могли и словом обменяться!
   В результате я воспользовалась Рысеком, который, правда, тоже оказался на подозрении, но в меньшей степени. Он имел право уходить. Сделав вид, что я пошла закрывать за ним дверь, я объяснила ему, что нужно сделать, Рысек вернулся, закрывать за ним дверь пошел Лукаш, Рысек снова вернулся, я пошла закрывать за ним дверь, весь мир был переполнен исключительно закрыванием дверей. В последний раз Рысеку уже не нужно было возвращаться, зато я осталась с мобильником на лестнице, хотя, по правде говоря, имело смысл скорее закрыться с ним в ванной. Но я уже была не в состоянии заботиться о смысле.
   - Пан майор! - со стоном произнесла я. - Помилосердствуйте!!.
   ***
   Они пришли с неофициальным визитом вдвоем - майор Бежан и поручик Гурский. По такому случаю сестра Рысека зажарила пять уток, так как больше у нее в духовке не поместилось. Точнее говоря, она пожарила восемь, но трех, в соответствии с договором, оставила для собственной семьи. Испекла также шарлотку <Шарлотка - яблочный пирог.>, а закуски в виде салата из креветок, заливной свинины и печени по-еврейски Лукаш принес из знакомого кабака.
   - Обещаете ли вы вернуться в Австралию, не обсуждая ни с кем в Польше тему этого убийства? - очень вежливо спросил майор в самом начале разговора.
   Эти слова прозвучали в моих ушах, словно ангельское пение.
   - Можете быть абсолютно уверены, пан майор, что мы умеем хранить секреты, - с большим достоинством ответила за всех бабушка. - Нас не интересуют какие-то преступные личности, нас заботит исключительно нравственность моей внучки.
   - Двоюродной, - не ведомо зачем с нажимом уточнил дядя Игнатий.
   Майору же было начихать на то, двоюродная я или нет.
   - Тогда заранее оговорюсь, что некоторых фамилий я не смогу назвать, однако детали, скажем так, технического характера - это пожалуйста. Итак, у нас есть очевидец, который видел тех, кто находился на месте преступления, и опознал этих людей по фотографиям и живьем.
   - И он не боялся? - удивился дядя Филипп.
   - Невероятно боялся. По этой причине все было осуществлено цивилизованным путем, через одностороннее стекло. Из этих двух лиц одно было там раньше, второе - позже, первое лицо, судя по времени, успело только совершить убийство, вытереть орудие убийства и убрать со стола, заметая следы своего там пребывания. Второй же человек находился на месте преступления почти полчаса и за это время обыскал документы покойника. Он также провел телефонный разговор, из которого следовало, что он застал дом открытым...
   - А этот второй человек не мог его тоже убить? - жадно заинтересовалась тетка Ольга, начитавшись детективных романов.
   - Пожалуй, нет. Дело в том, что оружие было взято из кабинета убитого. А этого второго человека он ни в коем случае не впустил бы в кабинет и не дал бы ему в руки оружия.
   - А первому?
   - Учитывая, что этого человека покойник принимал с напитками, это должен был быть кто-то из друзей и доверенных лиц...
   - Ну хорошо, и как же вы установили, кем были эти двое? - нетерпеливо спросила тетка Иза. - По порядку, пожалуйста.
   - И с деталями, - подчеркнула бабушка.
   Майор как раз добрался до печени по-еврейски, которая оказалась ему явно по вкусу. Он взглянул на поручика.
   - Общими данными об убитом мы располагали с самого начала, - продолжил рассказ подчиненный, сменив начальника. - Людей, которые охотно отправили бы его на тот свет, было великое множество, к тому же его верная домохозяйка бросила подозрение на пани Изу Брант...
   - Зачем? - холодно перебила его бабушка.
   - Поскольку она ее ненавидела. И боялась, что связь между ней и убитым возобновится.
   - Откуда это известно?
   - От нее самой, а также от ее подруги, которая была допрошена несколько позже. К тому же пани Брант была в том районе как раз в то самое время, когда было совершено преступление. Она там проезжала по пути на море.
   - Это нам уже известно. Прошу продолжать.
   - Пан Дарко также находился в этой местности, и даже ближе, вместе со своим пассажиром, личность которого он вначале пытался скрыть...
   - Могли бы и не напоминать, а? - с упреком проворчал Лукаш.
   Майор оторвался от печенки.
   - А если бы он вам не подложил бомбу, вы бы сказали правду?
   - Не думаю... Хотя нет, без шуток, у всего есть свои пределы. Не люблю мокрых дел - если бы выяснилось, что кого-то пристукнули, то, наверное, я бы не стал их укрывать. Никакого соучастия, мне это не нужно. Разве что несколько позже, в крайнем случае.