Холдсток Роберт. Железный Грааль

   С борта дивного корабля послышался вдруг птичий крик Ниив. Ее звонкий голос эхом разлетелся в невысоких меловых берегах. Урту пронизал озноб, волоски на затылке встали дыбом. Заметила она его? Или колдунья в забытьи? Душа покинула тело и нащупывает путь? Так, как в тот раз, когда Ниив сумела провести Арго в узкое, богатое мелями русло великой реки Рейн?
   Блестя щитами по бортам, под грозным взглядом богини-покровительницы, корабль греков скрылся в тумане, уходя обратно в серое море, за тихий пролив.
   Только теперь Урта услышал, что Манандун настойчиво окликает его. Старый воин побледнел от злости. Кажется, сообразил Урта, я грезил наяву.
   – Это же Арго! – твердил рыжебородый Манандун. – Наш корабль! Наш старый корабль… почему мы не пошли за ним?
   Оказывается, Манандун несколько раз окликал гребцов. Урта ничего не слышал. Моряки из прибрежного селения угрюмо молчали, и только один проговорил:
   – Я уже видал такие корабли. Они из старого мира: корабли-призраки. Их посылает Рассекающий, чтобы заманить нас к гибели.
   – Чушь, – фыркнул Манандун. – Никакой не призрак. А если и призрак, нам уже случалось плавать на нем. Там наши друзья.
   Послышались презрительные смешки.
   – Что-то они вас не признали! – выкрикнул кто-то из местных.
   Манандун не слушал. Он обращался к Урте:
   – Если отчалить сейчас же, мы еще можем найти их по бою барабана. Раз Ясон возвращается на Альбу, значит, ищет тебя. Других дел у него там нет, верно?
   – Есть еще его второй сын. Мальчика называют Маленький Сновидец. Помнишь, что сказал ему Мерлин? Пророчество Аркамонского оракула. Сын Ясона скрыт «между двух омываемых морем стен».
   – Остров, – заключил Манандун. – Омываемые морем стены – это остров. Но какой? Мы-то знаем, Урта: наш остров не единственный в мире.
   – Это так. Однако Арго идет на запад.
   Манандум не сдавался:
   – Тогда за ним!
   Но хозяева побережья, малый род клана атребатов, и думать не хотели, чтобы выйти в море.
   Урта мрачно побрел по затянутому туманом берегу обратно в поселок.
 
   Вскоре, однако, сквозь туман донесся грохот колес двуконной колесницы, подгоняемой отчаянными воплями двух восторженный молодых глоток. Урта медленно поднялся на ноги, прислушиваясь к стуку колес, свисту кнута, жалобному ржанию коней. Любопытство заставило его взобраться на вершину утеса. Его утэны, Манандун и Катабах, встали рядом, напрягая острое зрение и чуткий слух, тыча пальцами в сторону невидимой в тумане колесницы.
   – Знакомые голоса, – пробормотал Катабах. – Где я их слышал?
   Туман насквозь промочил его рыжую бороду и капал с острых кончиков усов.
   – И я их помню, – крикнула снизу, из загона, Уланна. – Это парочка из нашего времени, из века Арго. Кимбры. Они отправились в Дельфы с Ясоном, после того как мы откололись от его отряда.
   Урта тоже узнал голоса:
   – Верно. Конан и Гвирион. Непослушные сыновья сияющего бога Ллеу.
   – И куда их несет? – проворчал Катабах. Он стоял, откинув назад тяжелый плащ, и поглаживал костяную рукоять меча.
   Однако Манандун перебил:
   – Если у них колесница, мы, похоже, скорей доберемся в Тауровинду. Четверым в одной повозке было бы тесновато.
   Катабах покачал головой:
   – Колесница не перелетит через море. А в лодках на нее не хватит места.
   – Помолчите-ка! – приказал Урта. – Что, во имя Керна, они вытворяют?
   Сквозь туман пробился золотистый свет. Колесница, сверкнув, промелькнула мимо и снова скрылась в тумане, резко развернулась… щелкнул бич, голос прокричал:
   – Слишком круто! Ось сломаешь!
   – Дыши воздухом, братец, а править позволь мне!
   Мальчишеский смех. Снова сквозь туман сверкнула слепящая вспышка. Земля содрогнулась. Колесница неслась к обрыву. Урта, почуяв неладное, бросился туда же:
   – Обрыв! Обрыв! Сворачивайте, дурачье! Назад!
   Паническое ржание коней, вопли возничих, скрежет колес: колесница явно чудом избежала падения с крутого берега, свернув в последний миг. То ли парни услышали предупреждение, то ли сами заметили, что берег резко обрывается к морю, – не важно.
   Катабах уже подбегал к ним. Взъерошенные юнцы тяжело дышали. Они успели поднять опрокинувшуюся повозку и теперь осматривали ее на предмет повреждений.
   – Ослеп? – спрашивал один другого. – Обрыва не видишь?
   – Править – моя работа, братец! Ты прикрываешь спину и, если надо, бросаешь копья. Знай свое дело. Колеса вроде целы.
   Оба взглянули на решительно направлявшегося к ним Катабаха. Различить братьев было нелегко: одинаковые золотые кудри до плеч, светлые, гладко выбритые лица, бронзовые обручи на головах и цветные одеяния, достойные царских сыновей. Оба в коротких плащах, заколотых на груди фибулой, у обоих на туниках вышит суровый лик солнечного бога.
   – Катабах! – обрадовался первый. – Вот это радость! Мы думали, ты давно пропал. Помоги нам куда-нибудь пристроить колесницу: ей нужна починка.
   Катабах, онемев от ярости, подошел к мальчишкам – возничего звали Конан, копейщика – Гвирион – и, схватив за шкирки, приложил головами друг о друга.
   Конан схватился было за меч, но, наткнувшись на взгляд Катабаха, опустил руку. Гвирион ощупывал висок, проверяя, не течет ли кровь.
   – Пара бестолковых дурней! – рявкнул на них воин. – Что, колесницы растут на деревьях?
   Парни изумленно уставились на него.
   – По-моему, их делают из деревьев, – робко предположил Конан.
   – Колесница – огромная ценность. Почему вы ее не бережете?
   – Мы торопились на Альбу… – Ребята неуверенно переглянулись.
   Катабах мгновенно приступил к допросу:
   – Зачем? Чья это колесница?
   – Мы взяли ее у Ноденса, – пояснил Гвирион. – В одном старом святилище. Она там лежала в углу. Где-то в Диводуруме.
   – У Ноденса? В святилище? Взяли? Что вы тут мне плетете?
   – Мы украли ее у Ноденса. Из его святилища в Диводуруме, – поправился Конан.
   Урта, слушавший эту беседу, ожидал, что его друг-друид вот-вот вспыхнет, как соломенное чучело в ночь середины зимы. Но Катабах, что бы он ни думал обо всем этом, умудрился сдержать себя. Гвирион, видимо угадав мысли старика, добавил:
   – Это мы лучше всего умеем.
   – Что вы умеете?
   – Воровать колесницы, – объяснил Гвирион.
   – Это у нас врожденное, – важно согласился Конан. – Я только это и знаю. За себя скажу: когда дело доходит до битвы, мне по нраву править лучшей колесницей на земле и знать, что спину мне прикрывает лучший копьеносец. Желательно, не этот неуравновешенный болван. Но колесницам свойственно ломаться, если они не стоят без дела…
   – Вот-вот, – вмешался Гвирион, – особенно если ты держишь поводья. Потому-то нам и приходится их воровать. Мы всегда крали самые лучшие, – согласился Гвирион. – Раз мы даже отцовскую угнали. Золотую колесницу Ллеу, с дышлом из полированного кедра и перламутровыми ободьями.
   – Правда, мы ее разбили, – с сожалением признался Конан и тут же просветлел лицом. – Зато эта – его родича, Ноденса. Он, говорят, тоже великий муж.
   Гвирион поморщился:
   – Только подушки в его колеснице никудышные: мало гусиного пуха. И оси не из лучших. Но все же неплохая была повозка!
   – И будет, когда мы ее починим, – заверил Конан.
   Прервав их болтовню, Катабах взревел:
   – А Ноденс? Добрый бог Ноденс, среброрукий защитник наших тел в сражении, добрый целитель, нагоняющий тучи?.. Он знает, куда подевалась его колесница?
   Конан выдавил смешок:
   – Ну да. У него только эта одна и была. Думаю, он ее уже хватился. Потому-то мы так и спешим вернуться на Альбу. Придется на время затаиться.
   – Хоть вы и плоть от плоти божества, – сурово, медленно подбирая слова, произнес Катабах, – клянусь, что наложу гейс на каждого из вас, если на пути в Тауровинду вы совершите еще хоть одно безрассудство. И вы лишитесь удовольствия раскатывать на колеснице в дни игр или в сражении.
   – Это может только друид, – огрызнулся на старшего Конан.
   Катабах распахнул рубаху на груди, открывая девятнадцать шрамов-полумесяцев и четыре спирали времен года.
   – Я был друидом и буду им снова. Гейс вынудил меня десять лет носить меч. – Он склонился к Конану, заглядывая тому прямо в глаза. – И срок почти вышел.
   Парень почесал висок. На его лице отразилось опасливое любопытство.
   – Сложный ты человек, – проговорил он.
   – Простых людей не бывает, – таинственно ответствовал Катабах.
 
   Отчаянные юнцы поломали ось колесницы и повредили ногу упряжной лошади, хотя и не слишком серьезно. И угрозы Катабаха только подлили масла в две головы, где огня и без того хватало. Каждый из близнецов винил другого, будто бы не в ту сторону отклонившегося при повороте. Они никак не могли выяснить, чья ошибка привела к поломке колесницы. А когда повозку поставили на колеса, обнаружилось к тому же, что острые корни, торчавшие из земли на подходе к меловому обрыву, поцарапали золоченый лик строителя колесницы, самого Ноденса!
   Как будто мало им было гнева божественного отца, Ллеу, Владыки Света, не чуждавшегося охоты за головами. Теперь и огневолосый родич Ллеу потребует выкупа, платы за обиду, а может, и кровавого трофея.
   Осталась одна надежда, решили братья, – как можно быстрее добраться до Альбы. Лучше знакомый мститель, чем мстительный чужак. Отца всегда можно разжалобить, убедительно изобразив сыновнее раскаяние. И можно принести ему в дар колесницу Ноденса, а там уж пусть отец сам разбирается, следует ли принимать такие подарки.
   Так что Урта с Манандуном, придя к ним в лагерь, застали парней в отличном настроении. Оба с готовностью согласились перетащить сломанную колесницу к берегу. Они ничуть не сомневались, что сумеют привести ее в порядок и перемахнуть море по волнам.
   Урта был другого мнения.
   – Рассказывайте-ка, что творится в Греческой земле? Что там с Ясоном и Мерлином?
   Гвирион ответил недоуменным взглядом. Конан просто затряс головой, уставившись на правителя.
   – Ясон? Он же погиб, разыскивая старшего сына. Он во время битвы вошел к Дельфийскому оракулу – а обратно не вышел.
   – А вы его ждали? Искали?
   Гвирион, уловив в вопросах Урты обвинение, простодушно развел руками:
   – Он умер. Так нам сказала богиня-покровительница Арго. А мы охраняли сердце корабля. Вы с Ясоном вырубили сердце Арго – ту мрачную деревянную голову, – и мы повезли ее сушей на колеснице. Разве ты не помнишь?
   – Отлично помню.
   – Мы сидели с ней, с этой оскаленной деревянной головой, пока в долине перед разграбленным святилищем бушевало сражение. Конан отправился собирать оружие погибших, а пока его не было, ко мне подошел друг Ясона, Мерлин. – Парень содрогнулся, вспоминая, как смотрели сверху на хаос в долине Дельфийского оракула. – Он открыл голову Миеликки и молился ей. Что-то вроде: «Миеликки! Арго! Дух корабля! Мне нужно попасть в Додону, где срублен был дуб, ставший частью тебя». Что-то в этом роде.
   Потом взгляд у него стал пустым. Как если бы он прибегал к чарам. Он ушел вниз по склону, и земля поглотила его. Конан вернулся, и мы ждали целый день, и еще… А потом к нам явилась сама богиня. Северная богиня. Ее лицо скрывала белая вуаль, а тело ее было юным. Она сказала: «Все кончено. Мерлин ушел. И Ясон ушел. Вам больше нечего здесь делать. Ищите сами путь домой». Кто мы такие, чтобы с ней спорить? Поймали лошадей, оставшихся без всадников, и поступили, как она велела. Все это дело в Дельфах было сплошной неудачей. Святилище оказалось заброшенным задолго до нашего появления.
   – Вы решили, что богиня говорила о смерти Мерлина и Ясона…
   Конан пожал плечами:
   – Ну да. Все это дело в Дельфах было посвящено убийствам и грабежу. Все мы это понимали. А ты, насколько мы знали, тоже умер от ран после поединка с Куномаглом.
   Урта обменялся с Манандуном долгим взглядом.
   – Ясон жив, – сказал он, – и Ниив тоже. Они на Арго, возвращаются на Альбу. И мне не верится, будто Мерлин так глуп, чтобы позволить себе умереть, сколько бы крови ни пролилось в Дельфах. Думаю, не было ли его на борту?
   Манандун уставился взглядом в туман:
   – Что-то происходит, и нам следует принять в этом участие. В конце концов, это твоя земля. На твоем месте я убедил бы Катабаха нарушить запрет и тронуть один из девятнадцати шрамов. Если бы он призвал Тевтата, тот мог бы вызвать бурю и развеять туман.
   Впрочем, уговаривать Катабаха не пришлось.
   Из тумана вдруг вынырнула Уланна, промокшая и дрожащая. Она выгуливала собак – иными словами, охотилась, но ничего не добыла.
   – Где мои собаки? – спросил Урта, когда она потянулась, чтобы согреться у него под плащом.
   – У моря, пялятся в этот забытый богами туман. Чуют свой остров и скулят по нему. Готова поклясться, они его почувствовали!
   Им потребовалось не больше минуты, чтобы сообразить, что отсюда следует: Маглерд и Гелард отыщут Альбу в самом непроглядном тумане!
   – Возьмите всех коней. Колесницы оставляем здесь. И берем обе лодки, что бы ни говорили здешние жители!
   – Колесницу оставлять не должно! – высокопарно заявил Конан.
   – Колесница остается! – рявкнул Урта. – У нас нет места. Оставьте ее вместо извинения перед Ноденсом. А золотые щитки будут хорошей платой нашим хозяевам. Не вы ли говорили, что украсть новую ничего не стоит?
   Однако упрямые кимбры все-таки сняли колеса и повесили их за спины, как щиты. Хорошие колеса попадались не часто, тем более колеса от колесницы Ноденса.
   На берегу, толкая большую лодку по твердой гальке к морю, Манандун тихонько заметил:
   – Возможно, конечно, что псы чуют свою хозяйку, Ниив. Ты ведь доверил их ей, помнишь? Они слушались ее и после того, как Мерлин ее бросил.
   Урта, лицо которого налилось кровью от напряжения, столкнул лодку на воду.
   – Лишь бы переправиться, друг Манандун, – только и вымолвил он. – А теперь заводите лошадей и уложите их. Пока на море спокойно, можно погрести. Поторапливайтесь. – Он оглянулся на скрытое в тумане селение. – Знай я, какой бог заботится о Мерлине, я бы обратился к нему с просьбой устроить нашу встречу. Но я не знаю, так что придется нам постараться самим. Маглерд! Гелард! Сюда!

Глава 8
ТРУДНАЯ ПЕРЕПРАВА

   Через пролив шли в густом тумане, а теперь Арго, пробиравшийся вдоль побережья, не упуская из виду крутые серые утесы, хлестал шторм. Бухта все не открывалась. Высокие волны обрушивались на палубу и проникали в трюм, где сидели, сбившись потеснее, чтобы противостоять качке, аргонавты. Рубобост, смуглый дак, привязавшись веревками к мачте, вцепился в рулевое весло, сильной и опытной рукой удерживая судно подальше от линии берегового прибоя. Парус надорвался вдоль реи, и Ясон, закутавшись в мокрый плащ, с кормы следил, как расходится прочная парусина.
   Впереди, прижавшись к крутой носовой балке, лежала ничком маленькая северянка – волшебница Ниив. Ее темные волосы сбились в колтун, а острый взгляд неотрывно обшаривал утесы, чтобы не пропустить приметы входа в бухту.
   Впервые в этом странствии Ясон ощутил тупую боль отчаяния. Он не мог допустить, чтобы его, как обломок кораблекрушения, выбросило не на тот берег. Остров был слишком велик, и путь к его сердцу лежал по одной из пяти рек, проложивших себе путь силами, превосходящими даже могущество его старых богов.
   – Богиня, помоги нам! Мне нужно на этот берег. Там мой сын!
   Он обернулся к грозному лику Миеликки. Фигура скалилась на него с кормы. Узкие глаза демона, презрительно искривленный рот. Где когда-то улыбалась божественная Гера, розовогубая, с добрым взглядом, теперь стояла эта северная ведьма, ставшая новой проводницей корабля. Гера излучала солнце, благоухала вином и оливами. Госпожа Леса была тенью мрачных, заснеженных дебрей, где полгода одна луна лила бледный прозрачный свет на скованный морозом мир.
   Голос Рубобоста прозвучал еще одним воплем ветра и ливня:
   – Море получит свою добычу! Мне не удержать весла! Ясон, надо попробовать выброситься на берег!
   – Нет! Держи курс. Держи, пока кормило не треснет!
   – Раньше треснет моя спина! На каждой волне перегибает пополам!
   – Держись!
   Ясон положил ладони на щеки злобного лица, вырезанного из березы. Ему показалось, что глаза богини насмешливо скосились на него. Миеликки ненавидела его. Ни разу не заговорила с ним с самой Греции.
   – Гавань, дай укрыться от бури! Молю тебя, Госпожа! Пусть разойдутся утесы или ветер спадет.
   – Ни то, ни другое не в моих силах, – пробормотала богиня. – Но я позабочусь, чтобы хребет этого великана остался цел. Он стоит большего, чем ты, Гнилая Кость. И я помогу своей дочери, что теперь на носу.
   Арго зарылся носом в волну, накренился, мачта угрожающе заскрипела. Бессильно захлопал разорванный парус. Под низкой палубой промокшие бледные аргонавты, набранные для этого плавания в пяти странах, закричали в ужасе, подхватив вопль дака, требовавшего выбросить корабль на берег. Над палубой закружил морской орлан, высматривая легкую добычу.
   И тут послышался крик Ниив, едва не затерявшийся в реве ветра:
   – Проход! Проход в бухту!
   Она сквозь завесу дождя искала глазами Ясона, указывая рукой к югу. Берег словно отступил от них: верный знак, что это устье реки. Рубобост, вскрикивая от напряжения, навалился на весло. Волна ударила в борт, отбросив Ясона. Но он отполз обратно, вызвал наверх двух моряков и сорвал парус, помогая даку сделать свое дело, а хрупкому кораблику прорваться сквозь ревущий шквал и бешеный прибой к широкой серой полосе распахнувшей объятия земли.
   Еще немного – и они в гавани, якорь брошен, корабль качается на волнах, но защищен от ярости бури. Еще немного – и ветер спадет, тучи расходятся, небо светлеет. От Арго поднимается пар. Голые моряки отжимают соленую одежду, потом расчищают палубу и закрепляют тюки, снасти и бочонки, сорванные качкой. Смеются и задирают друг друга, занимая места на скамьях гребцов, готовятся к плаванию вверх по реке.
   Не все. Шестеро угрюмых темнолицых мужчин так и сидят, устало скорчившись на скамьях. Остальные не замечают их. И Рубобост как упал, так и заснул на месте, выжатый досуха борьбой со штормом. Ясон стоит рядом с Миеликки, разглядывая темноволосую девушку, присевшую на носу. Подождав немного, он выходит вперед и машет ей. Она неохотно пробирается по палубе, встречается с капитаном у духа Арго.
   – Чего ты хочешь?
   – Она заговорила со мной. В первый раз после Греции она заговорила. Вы с ней походите на парочку гарпий!
   Ниив перекинула волосы через левое плечо и принялась выжимать. Она не ответила. Ясон, подождав немного, перехватил пук ее волос и стал тщательно выкручивать, словно помогая девушке. Их лица оказались совсем рядом.
   – Она говорила со мной!
   – Кто?
   – Кто, по-твоему? Лесная ведьма!
   – Тебе следует быть почтительней.
   – Глаза господни! Я ведь обещал вернуть эту козлицу на север! Чего же еще? Она не слишком облегчила нам путь!
   Говоря это, Ясон собирал ее волосы. Ниив отпустила руки. Волосы натянулись, дергая кожу на голове. Ясон, заметив, что причиняет боль, еще раз угрожающе дернул мокрую косу.
   – Что это она вдруг вздумала говорить со мной? Это же ты, ее невинная дочурка, ее малютка! Вы с ней шепчетесь по ночам. Я не боюсь ни тебя, ни ее, но я должен знать. Вот! Мое сердце тебе открыто! Я должен знать.
   Ниив облизнула губы, светлые глаза вспыхнули, несмотря на боль.
   – Я могу быть опасной.
   – Это я знаю.
   – Очень опасной.
   – Понятно.
   – Я могу заставить тебя по-другому видеть мир!
   – Знаю. Ты и тысячи таких, как ты. Немножко колдовства, и вы уверены, что мир принадлежит вам.
   – Насмешки тебе не помогут. Наоборот.
   – Это ты так думаешь. А мой опыт говорит другое.
   – Я могу быть очень опасной для тебя! – зарычала она.
   Ясон притянул ее поближе:
   – Но не будешь. И я это знаю. Читать твои мысли для меня – все равно что сказать, в какую сторону полетят осенью птицы.
   – Не всякая птица летает в стае.
   – Такая достается коршуну. – Он выпустил ее волосы и присел перед девушкой на корточки. – Я знаю, между нами не было любви…
   – Вот уж правда!
   – Я помню, что хотел убить тебя. Больше не стану. Это была ошибка, и я запомнил урок.
   Ниив рассмеялась ему в лицо, скорее удивленная попыткой извиниться.
   – Долго же ты собирался это сказать! Сам понимаешь, я не верю тебе.
   – Другого и не ждал. Ты оказалась хорошим кормчим. Я мало об этом говорил, но без тебя на носу и того гиганта у руля, – он кивнул на Рубобоста, – мы не увидели бы Альбы. Я это знаю. Миеликки, дух корабля, покинула меня в Греции. Вопрос: почему? Вот что меня точит.
   Ниив улыбнулась, растирая замерзшие ладони. Пожалуй, ее позабавила мысль, что какой-то «вопрос» может точить этого человека, на семь веков обогнавшего свое время, но не избавившегося от призраков прошлой жизни.
   – Какая разница? Тебе не понадобилась богиня: хватило крепкого паруса, хороших гребцов и пары острых глаз. Вот что привело тебя на Альбу. Оставь Госпожу в покое.
   Что-то в ее голосе, какая-то тревожная нотка, насторожило Ясона. Ему понадобилось лишь мгновение, чтобы догадаться.
   – Она ослабела. Слишком долго не была дома, слишком далеко ее занесло. Она больна! Теперь понятно.
   Ниив посмотрела на него ровным, бесстрастным взглядом. Промолчала. Когда же Ясон оглянулся на деревянную фигуру, то услышал шепот самой Миеликки:
   – Не больна, не ослабела. Просто я не вся здесь. Часть меня сейчас в сердце этого острова: лодка, что старше меня, с человеком, что старше тебя. Все мы еще соберемся вместе, Ясон. Вот-вот начнется второе действие драмы.
   Поднимался ветер, небо снова нахмурилось. Отдохнувшие аргонавты уже торопились убраться подальше от прибоя и чаек, круживших над самой мачтой.
   Ясон встал перед Миеликки, откинул со лба мокрую прядь седых волос:
   – Ты говоришь о Мерлине! Мерлин уже здесь! И под ним один из твоих древних отголосков. Твой сокровенный корабль. Вот почему ты была так молчалива!
   – Он уже давно здесь. Его плавание было много короче твоего. К тому же он живет по обе стороны Времени. Мы еще встретимся, Ясон. Нас влечет друг к другу. Поднимаются ветры, и Мерлин в сердце бури.
   Ясон рассвирепел. Он вспоминал долгий путь по суше на север, через Македонию и продуваемые снежными ветрами долины, сквозь мрачные чащобы, к реке Даан, где оставался спрятанным корпус Арго, пока они таскали с собой его «дух» – эту несчастную деревянную башку, березовый истукан, охранявший сердце корабля. Хорошо еще, что встретились с Рубобостом. Его невероятный конь, Рувио, смирно лежавший сейчас в трюме, помогал тащить телегу и сберег им немало времени. А потом плавание на восток, к Битнийскому морю, и на юг, через предательские течения, где волны громыхали о скалы и водяные смерчи поднимались над водоворотами. Обходя с юга его родную Грецию, они сражались с бурями и пиратами у скалистых берегов Сицилии и Галлии, во враждебном море Ибернии. И наконец снова повернули на север. Сквозь холодные туманы у западных островов, где на каждом утесе пылали кострами идолы и боевые трубы завывали, как легионы проклятых душ.
   А Мерлин добрался короткой дорогой! Через подземный мир, ясное дело. Милостью Арго!
   – Я тебя выстроил! – взревел он. – И не один раз, дважды! Ты – мой корабль!
   – Этот корабль был построен задолго до твоего прихода в мир, – тихо возразила Миеликки. – Ты, как и другие, до тебя, всего лишь придал ему угодный тебе образ. Твое владение им преходяще. И корабль не полон. Волшебник Мерлин плывет в слабом отзвуке Арго, в его древнейшей части. Корабль жаждет вернуть ее себе, но лишь тогда, когда Мерлин пожелает ее отпустить. Спорить за нее тебе придется с Мерлином.
 
   Ярость Ясона улеглась вместе с бурей, уходившей за пролив. Он поймал настороженный взгляд Ниив и прошел к ней через палубу. Девушка поеживалась, пряча руки под плащом, и смотрела на капитана недоверчиво, но в ее взгляде мелькнул намек на улыбку.
   – Он нужен нам обоим, – заговорил Ясон. – Я знаю.
   – Кто?
   – Мерлин, конечно. Не разыгрывай невинность. Мы могли бы отыскать его вместе. Но теперь, когда мы на Альбе…
   Она удивленно хмыкнула:
   – Как? Вместе? Но, Ясон, ты ищешь его смерти. А мне он нужен живым.
   – Кто тебе сказал, что я ищу его смерти?
   – Ты сам! Ты стонал во сне. Он причинил тебе боль.
   – Он меня предал. Он был старым другом. Он помог мне вернуться к жизни. Он помог мне найти Тезокора, моего старшего. Но он не сказал всего. Знал, что Медея рядом, оберегает сына, и не сказал мне. А когда я наконец нашел Тезокора – вот что он сделал…
   Ясон задрал просохшую льняную рубаху, открыв неровный, вспухший рубец, оставленный мечом Тезокора. Ниив уже видела рану, украдкой, пока Ясон спал, однако изобразила испуг:
   – Это сделал Мерлин?
   – Тезокор! Он мне больше не сын. Но Маленький Сновидец здесь, на острове, и я найду его или умру. – Ясон, прикрыв живот, нагнулся, глядя хитро и весело. – И тебе это известно! Ты все обо мне знаешь. Не думай, что я не чувствовал твоих пальчиков во сне. Ты открываешь тайны людей, щупая их кожу и кости, как все колдуны мира. Вот почему нам лучше искать вместе: тебе, чтобы учиться у него; мне – чтобы он привел меня к Киносу, к малышу Киносу. А уж когда ты узнаешь все, что хотела, а я найду, что искал, тогда мы можем поговорить о Медее, и о предательстве, и о том, чем за это платят.
   – Ты убьешь его.