Холл Констанс. Остров любви

   Их губы слились в поцелуе, слезы на его щеке смешались с ее слезами. Остров Скай подарил ей подарок гораздо дороже, чем Авалон, — владельца замка Друидхан.

Глава 44

   Казалось, все жители острова пришли на торжества. Слухи о том, что эта свадьба освободила замок от проклятия, передавались из уст в уста. Это была первая свадьба в замке Друидхан. Замок был построен более шестисот лет назад, но владельцы не разрешали устраивать здесь свадьбы. Лахлан тоже не позволил бы, но невеста настояла.
   Регана с Лахланом наблюдали, как гости кружатся в шотландском танце. С тех самых пор как Регана приняла его предложение, Лахлан ни разу не нахмурился, улыбка не сходила с его лица. Он был неотразим в красно-зеленом килте, сюртуке, с традиционной шотландской кожаной сумкой, отороченной мехом. Черные волосы слегка завивались над воротничком, белая прядь виднелась на правом виске. Регана смотрела на него затаив дыхание. Лахлан был шотландским лордом — ее лордом.
   Мимо проплыли в танце Эмма и Куин.
   — Ой, прости, — извинился Куин, в очередной раз наступив Эмме на ногу.
   Она поморщилась и сказала:
   — Куин, позволь, поведу я.
   — Пожалуйста.
   Лахлан наклонился к Регане и прошептал ей на ухо:
   — Пожалуй, ей не выиграть это сражение. Куин никогда в жизни не танцевал.
   — Если кто и сможет научить его, так это Эмма.
   Невдалеке сидели леди Маргарет и леди Кларингтон, о чем-то мило беседуя.
   — Твоя бабушка, кажется, в хорошем расположении духа, — сказала Регана.
   — Это потому, что ты вернулась. Иначе я бы просто не смог жить с ней.
   — Так вот, значит, почему ты на мне женился, дорогой, — улыбнулась Регана и тут увидела Джиллиса и Тайга. Они разносили фруктовые пирожные, овсяные лепешки, бутерброды. И что удивительно, не ссорились, как обычно.
   Собаки, словно стражи, сидели у камина, помахивая хвостами. Регана была готова поклясться, что они улыбаются.
   Она обвела взглядом комнату.
   — Ты не видел папу?
   — Он сказал, что хочет еще раз взглянуть на могильную плиту.
   — Я схожу посмотрю, ладно?
   — Только не задерживайся. — Лахлан поцеловал ее, глаза его горели страстью.
   — И не надейся, — ответила ему Регана взглядом, полным желания.
   — Не смотри на меня так, милая, не то я потащу тебя в постель.
   — Держи себя в руках. У нас гости. — Регана сжала его руку.
   — Да, черт возьми, гости. Последний раз мы занимались любовью в лесу. Это было так давно. Признаться, я на пределе. Целый месяц вы с леди Кларингтон искали свадебный наряд. Но когда мы останемся наедине, никакая одежда нам не понадобится. — Лахлан поцеловал тыльную сторону ее ладони и слегка провел языком по нежной коже.
   Регана вздрогнула.
   — Прекрати! Я могу потерять контроль над собой. — Она погрозила ему пальчиком. — Потерпи еще несколько часов.
   Лахлан простонал:
   — Они покажутся мне вечностью. Регана ослепительно улыбнулась.
   — Я просто проведаю папу.
   Лицо Лахлана приобрело несчастное выражение, и он окончательно выпустил ее руку.
   — Хорошо. У тебя десять минут.
   — Благодарю, милорд. — Регана напоследок бросила ему еще один соблазнительный взгляд и, подобрав полы белоснежного платья, направилась к выходу.
   Стены замка молчали. Ни шепота, ни сквозняков. Такое ощущение, будто она потеряла старого друга. А может, замок никогда и не говорил с ней?
   Могильную плиту Регана нашла быстро. Возле нее сидел отец, глаза его светились, в руке он держал листок бумаги.
   — Папа, что ты делаешь?
   — Я наконец расшифровал надпись на плите.
   — И как долго ты над этим работал?
   — Как раз до того момента, когда ты с несчастным видом пришла из замка, мы решили переехать в Лондон и…
   — Почему же ты ничего не говорил?
   — Твое сердце было разбито, а для меня нет ничего важнее моих дочерей.
   — И что же тут написано? — с любопытством поинтересовалась Регана.
   Отец взял бумагу со своим переводом и начал читать:
 
   Когда бесстрашная душа сюда войдет,
   Под сенью старых древ здесь чувство обретет,
   Благословенный Артус вмиг отворит темницу -
   Любовь и доброта навеки воцарится.
   В Священном круге волшебство свершится,
   Когда в любви друг к другу двое поклянутся.
   Спадет проклятие Морганы, и уйдет беда.
   Да будет так теперь и навсегда.
 
   Регана открыла от удивления рот:
   — Неужели мои предположения подтвердились?
   Шеймус кивнул:
   — Моргана, старшая жрица, должно быть, наложила проклятие на основание и постройку Авалона.
   — Но ты же не веришь в проклятия.
   — Не верил, пока не вошел в этот замок.
   — Ты думаешь, в стихотворении есть истина?
   — Да, девочка моя. В основании замка — три холма. Я бы сказал, замок Друидхан основан прямо на вершине Авалона. После смерти Морганы и Артура эту плиту, должно быть, украли и отнесли на другую сторону острова, но когда первый лорд Макгрегор начал строить замок, плита каким-то образом вернулась на место.
   — А как же сокровище в кромлехе? — Регана нахмурилась.
   — Моргана была далеко не глупа. Она хитростью сохранила Авалон недоступным.
   — И что же нам делать? — Регана посмотрела на отца и не увидела на его лице радости.
   — Пусть спокойно спит Авалон. Только ты и я будем знать, что он существует.
   — Но твои исследования…
   — Тщеславные устремления ничего не значат для меня. Все, что мне нужно в жизни, — это видеть вас с Эммой счастливыми. — Он погладил дочь по щеке.
   — А как же сэр Гарри Лукас?
   — Я попрошу лорда Макгрегора близко его сюда не подпускать, так что секрет останется нераскрытым.
   К ним подошел Лахлан. Увидев его нежный, любящий взгляд, Регана улыбнулась.
   — Ну и какие археологические открытия вы сделали? — Лахлан обнял Регану.
   — Никаких, — быстро ответил Шеймус и огляделся. — Думаю, этот замок и есть ваше сокровище, милорд.
   — Да, это правда. С тех пор как здесь появилась хозяйка. — Лахлан нежно поцеловал Регану в губы.
   «Любите и будьте счастливы». Регана посмотрела Лахлану в глаза.
   — Ты что-то сказал? — спросила она.
   — А мне послышалось, будто ты сказала. Оба посмотрели на Шеймуса.
   — Не смотрите на меня. — Он пожал плечами. Все трое устремили взгляд на замок.

Эпилог

   Семь лет спустя Лахлан вошел в столовую и широко улыбнулся, услышав детский смех. За столом сидели трое его сыновей — Ангус, Ройс и Шеймус. Во главе стола, уткнувшись в свежий номер газеты, сидела Регана. Мальчики бросали кусочки яиц в дядю Куина и громко смеялись, когда попадали в цель.
   Принц и Чарли хватали то, что падало на пол.
   Прицелившись, Ангус попал прямо Куину в лоб.
   — Ты убил меня! — вскричал Куин и откинулся на стуле, притворившись мертвым.
   Лахлан про себя улыбнулся. Он знал, что ему надо одернуть сыновей и брата, но задорный детский смех был словно бальзам на душу. Конечно, Лахлан их баловал, пусть дети знают любовь и ласку, пусть у них будет счастливое детство.
   Двухлетний Шеймус, которому от Реганы достались красивые глаза и напористый характер, тоже пытался кидаться яйцами, но они почему-то проскальзывали сквозь пальцы. Он был любимчиком дедушки. Тот частенько усаживал его к себе на колени, хотя не всегда завтракал вместе со всеми. Мальчики очень шумели и баловались, и дядя Куин их поощрял.
   В свои три с половиной Ройс, средний сын, был самым решительным. И всегда говорил правду. Он оставался замкнутым и несловоохотливым, и никто — ни братья, ни дядя Куин, ни отец — не мог его изменить. Ройс очень привязался к леди Маргарет, она плакала от умиления, когда малыш ей читал.
   Пятилетний Ангус был заводилой, и его проделкам не было конца. За Ангуса Лахлан беспокоился. Когда-нибудь он обязательно захочет завоевать мир.
   Ройс и Ангус внешне походили на Лахлана: оба черноглазые и черноволосые, с белой прядью на виске.
   Услышав шаги мужа, Регана опустила газету. У Лахлана защемило сердце, когда он увидел красавицу жену с нежной улыбкой на лице. Глядя на нее, Лахлан думал о том, что он самый счастливый человек на свете.
   — Доброе утро! — Он наклонился и поцеловал ее.
   — И правда доброе. — Глаза ее сияли.
   Еще несколько часов назад они страстно предавались любви.
   — Лучше не бывает. — Лахлан чувствовал теплое дыхание Реганы.
   Куин поднялся.
   — Побежали наперегонки в гостиную, — сказал он.
   — Так нечестно, дядя Куин. Ты старше. — Ангус вскочил и побежал за дядей. — Нечестно! Нечестно!
   — Быстрее! — закричал Шеймус, глядя, как Куин и Ангус выбегают из столовой.
   — Подожди! — заволновалась Регана.
   Но прежде чем Регана и Лахлан смогли дотянуться до младшего сына, Ройс спокойно сказал:
   — Я помогу ему. — Он взял Шеймуса за руку и помог слезть с большого дубового стула.
   Характером Ройс был очень похож на Лахлана. Точно так же Лахлан когда-то заботился о Куине.
   Мальчики пролезли под столом, так было принято, и выбежали из комнаты. Шеймус, еле поспевая за братом, кричал:
   — Подожди меня! Подожди!
   — Твои сыновья неугомонны. — Регана покачала головой и улыбнулась.
   — Мои? Между прочим, они наполовину твои. И никаким другим способом они бы у меня не получились. — Лахлан поцеловал мягкие губы жены. Он знал, что никогда ею не насытится. Вот и сейчас он с удовольствием затащил бы ее в постель.
   — Позже, — сказала Регана, словно прочитав его мысли. — Совсем забыла сказать, на следующей неделе приезжает Эмма.
   — Устала от Лондона?
   — Мне кажется, она соскучилась по Куину.
   Последние полгода Эмма провела в Лондоне. У девушки не было отбоя от поклонников, но ей никто не нравился, и Лахлан подозревал, что это из-за дружбы и привязанности к Куину.
   — Куин будет в восторге, — сказал Лахлан.
   Только сейчас Регана заметила, что муж держит в руке дневник его матери, и от удивления широко открыла глаза.
   — Где ты это взял?
   — Рабочие нашли, когда переделывали комнату Ройса.
   — Ты прочел его? — Регана пытливо посмотрела ему в глаза.
   — Прочел.
   — Надо было сжечь его тогда.
   — Ты же сказала Данвуди, что уничтожила дневник. Как же он попал ко мне?
   — Если помнишь, я уезжала в спешке, расстроенная, и совсем забыла про дневник. — Регана с тревогой посмотрела на Лахлана. — Тебе, наверное, тяжело было его читать?
   — Совсем нет. У меня есть ты, и никакое проклятие меня больше не коснется.
   Поцеловав Регану и обняв за талию, Лахлан бросил дневник в огонь. Она положила голову ему на плечо, и они наблюдали за тем, как последние следы былых страданий и боли превращаются в пепел.