Од поставила чашу перед Мюртахом и привычным движением сняла ребенка.
— И никто не убит. И все женщины превозносили твое имя.
— Я клянусь, — сказал Сирбхолл, — это была самая скучная поездка, в какой я когда-либо участвовал.
При звуке его голоса все дети перестали возиться и сгрудились за спиной Мюртаха. Од отошла с Конэллом, цепляющимся обеими руками за ее юбки. Мюртах отпил почти половину аскуибха одним глотком и опустил чашу.
Эгон спросил:
— Папа, ты принес мне меч?
— Принес тебе меч? Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, принес ли я меч?
У Эгона появилось на лице выражение отчаяния:
— Ты обещал, что принесешь мне меч.
— Да, я обещал? — он взглянул на Од.
— Было такое упоминание, — она взяла чашу Сирбхолла и снова наполнила ее. Две ее служанки вошли и стали накрывать стол к ужину.
— Я забыл, — сказал Мюртах Эгону. — У тебя есть твой деревянный меч, играй им.
— О, папа, ты забыл?
— Извини. В любом случае, ты еще недостаточно вырос для этого.
— Господи, — сказал Сирбхолл. — Ты будешь держать этого мальчика в длинной рубашечке всю его оставшуюся жизнь. Ему столько же лет, сколько было мне, когда я получил свой первый меч. Он даже старше и больше.
— Отец…
— Нет, иди во двор.
— Папа, пожалуйста.
— Я сказал, иди.
Эгон пробормотал что-то, повернулся и зашагал через дверь. Нил и Эйр последовали за ним, укоризненно оглядываясь на Мюртаха.
— Не вмешивайся в мои отношения с детьми, — сказал Мюртах Сирбхоллу.
— Ты обещал, — сказала Од. — Разве не так?
— Нет. Я не пом…
— У меня есть старый меч, какой мог бы иметь мальчик, — сказал Сирбхолл.
— Он тогда поотрубает за неделю головы всем пони.
— Ш-ш… — сказала Од. — Финнлэйт заснул. А пока вот вареная баранина.
— Дай ему еще чего-нибудь выпить, — сказал Сирбхолл, — он все еще не отойдет после всего этого в Таре.
— Что же вас там так задело? — спросила она. Она присела, приглядывая искоса за обслуживающей их женщиной.
— Верховному королю пришла в голову мысль, как покончить со всем светом.
— Да? А женщины там присутствовали, или это было только для одних мужчин?
Сирбхолл спросил:
— Сколько лет Эгону? Од выглядела удивленной:
— Он родился в зиму после того, как мы пришли сюда жить.
Мюртах напрягся, зная, что Сирбхолл намерен сказать, и Сирбхолл сказал:
— Ему столько же лет, сколько было тебе, когда тебя провозгласили вождем. Он…
— Перестань совать свои пальцы в жизнь моих детей. Слава Богу, ему только восемь, или еще не исполнилось восемь? Намного моложе тебя. И ты ближе к нему, чем ко мне. Ты…
— Ты разбудишь Финнлэйта, — сказала Од. — Сирбхолл, выйди и позови сюда людей, ладно?
Сирбхолл поднялся, и Од встала между ним и Мюртахом, она наклонилась к Мюртаху, чтобы взять его чашу, и стояла так, пока Сирбхолл не вышел наружу.
Мюртах сказал ей:
— Сколько раз я говорил тебе, чтобы…
— Много раз. Не злись, ты выглядишь таким смешным, когда злишься. Я-то думала, что ты научился улыбаться в ответ на его выпады теперь.
— Гав, гав, гав!
— Перестань вести себя, как ребенок. Между прочим, старик болен.
— Он выходит со своего чердака? Она покачала головой.
— Я вынуждена кормить его там. Ты ему не отнесешь? Я едва не упала в последний раз.
— Что отнести ему?
— Немного хлеба и похлебки. Вот… — Она подошла к очагу и налила похлебки из котла. Мюртах последовал за ней. Ее волосы золотыми кольцами красиво падали на ее спину, он нежно коснулся их.
— Извини меня.
— Ты устал. Ты не можешь выспаться как следует верхом на лошади. Держи.
Он взял у нее чашу, покрытую салфеткой, и вышел наружу. Последний свет угасал во дворе. Эгон и Нил пробежали мимо него на зов матери. Мюртах с чашей в руках поднялся по расшатанным ступенькам на чердак.
Старик лежал перед ним на большой кровати, в ногах его свернулся дирхаундnote 10. Он приподнялся на локтях и сказал:
— Нет, это не Од.
— Это я, дедушка.
— А! Когда ты вернулся? Мне никто уже ничего не говорит. Лайэм говорил, что ты загнал датчан, словно оленей. — Он понюхал похлебку.
— Да. Я не тот человек, который вынимает меч из ножен, а потом произносит длинную речь. Мне сказали, что ты не вставал из кровати эти дни.
— Я понял, когда Сирбхолл вернулся, что мне лучше не показываться. Что-то в нем есть, что мне не нравится.
— Он честный человек и порой бывает очень сообразительным. Он говорил перед Верховным королем, и если то, что он говорил, и не было новым, то, по крайней мере, слова он употреблял правильно. И он не боится того, чего я, во всяком случае, остерегаюсь.
— Он слишком самоуверен. Мюртах нахмурился.
— У него голова Эда на плечах. Ты просто представляй, что он Эд.
Старик сел поудобнее и подул на похлебку, чтобы остудить ее.
— Только держи его подальше от клана мак Махонов. Война будет?
— Может быть. Ты знаешь, как они говорят. Все их решения уходят в слова, словно дым.
— Мюртах, — со двора внизу послышался голос Од.
— Пришли наверх Эгона, — сказал старик. — Он здесь спит лучше, чем Нил. Нил брыкается. А Конэлл еще хуже.
— Пришлю. Открыть ставни на окне?
— Нет. Свет мне мешает.
— Мюртах!
— Я иду! — крикнул он. И уже тише сказал Финнлэйту: — Спокойной ночи, мы поговорим с тобой завтра.
Он спустился вниз по лестнице во двор. Она стояла возле двери в дом, так что свет вырисовывал ее. Он медленно пересек двор, поднял камень и швырнул его через изгородь частокола. Она улыбнулась ему и пошла перед ним в дом, где за столом уже собрались его люди. Он закрыл дверь за собой.
После того, как они поели, Од уложила Конэлла, Эйр и Нила в постель в меньшей из двух спален, вынесла младенца и накормила его, сидя у очага. Люди Мюртаха, переговариваясь между собой, встали, чтобы отправиться в маленькие спальные домики. Сирбхолл чистил свою одежду.
— Что ты думаешь о Финнлэйте? — спросила Од.
Эгон пришел и, зайдя за спинку стула Мюртаха, обнял его сзади за шею. Мюртах сказал:
— Он очень стар, я полагаю. У него холодные руки.
— Так уж бывает с этими стариками, — сказал Сирбхолл. — Что мы будем делать в связи с войной?
— Войной? — Од и Эгон произнесли одновременно.
— Верховный король стар, Мелсечлэйн стар, и Гормфлэйт, которая, как я подозреваю, высидела этот заговор, как пеликан яйцо, тоже стара. Я поверю в это, лишь когда они пришлют мне одежду, испачканную кровью.
— Это та война, на которую я смогу пойти? — спросил Эгон.
— Если будет война, твой дядя и я пойдем, и все мужчины, которых мы сможем собрать, а кто-то должен будет оставаться здесь…
— И позаботиться о маме, — сказал Эгон, — и загонять коров, я понимаю.
Мюртах взглянул на него — его голова лежала на плече Мюртаха.
— Правильно. Отправляйся в постель.
— Я буду спать с Финнлэйтом? — Да.
— Хорошо. Он рассказывает мне всякие истории.
— Только не утомляй его этими своими расспросами, ты питаешься одними историями, а мясо ешь только как закуску.
— Спокойной ночи, — сказал Эгон.
Од встала, перекрестила Эгона и поцеловала его.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, дядя, — он повернулся и выбежал в дверь.
— Они что, никогда не ходят? — спросил Сирбхолл. Мюртах подбросил кусок торфа в огонь.
— Как далеко ты отошел от всего. Когда ты был в возрасте Конэлла, ты бегал везде, но когда ты пытался ходить, то падал лицом вниз. Ты помнишь это? Ты любил повисать на моем ремне, чтобы я таскал тебя.
— Правда? — вспыхнув, спросил Сирбхолл. Од сказала:
— Я помню, как однажды Мюртах захотел поиграть с тобой, Сирбхолл, вместо того чтобы слушать наставления старших, и Финнлэйт пригрозил побить его за это.
— Хватит об этом, — быстро сказал Мюртах, — это все минуло.
— Так что там об этой войне? — спросила Од.
— О, это все Мелмордха опять. Он посылает за…
— Я думала, они все уладили.
— Уладили? Лейнстер и Минстер вместе? — Сирбхолл рассмеялся.
— А что на этот раз?
— О, да то же самое. Вы помните, как они прокочевали здесь прошлым летом, клан О'Руэйрк и другие.
Од взглянула на Сирбхолла.
— Все то лето напролет он приводил мне заблудившихся, чтобы подкормить. Он ничего мне не говорил. В чем тут было дело с самого начала?
— Это очень запутано, — сказал Сирбхолл, — и не женское дело. — Он посмотрел на Мюртаха. — Ты помогал им тогда, мятежникам?
— У меня есть друзья, если они, едва дыша, добираются до моей двери, я кормлю их и даю возможность отдохнуть.
— Ты никогда не говорил мне.
— Только что сказал. Они проходили через Гэп, и некоторые из них знали, что я здесь, ну, они и приходили — не многие, Верховный король и Мелсечлэйн разбили их в пух и прах. Мелсечлэйн знал что-то об этом. Ты помнишь взгляд, который он мне бросил в зале.
— Ты не был таким осторожным, как я думал, все это время здесь.
— Я сохраняю друзей.
— Хватит спорить, — сказала Од. — Расскажите мне все с самого начала. Я женщина, и я любопытна.
Мюртах пожал плечами.
— Когда Мелмордха был вначале королем Лейнстера, он взбунтовался и послал датчанам приглашение прийти и помочь ему, датчанам Дублина, не другим. Они сражались с Верховным королем у Гленмамы. Некоторые говорят, что это из-за плохих советов Мелмордхи датчане и лейнстеровцы проиграли это сражение. Ну, они уладили это дело между собой, Верховный король и Мелмордха, и Верховный король женился на Гормфлэйт, потому что она была единственной незамужней сестрой Мелмордхи.
— Она однажды была женой Мелсечлэйна, — сказал Сирбхолл.
— Может быть, ей нравилось прикосновение королевских рук. Мелмордха поехал в Кинкору — не так давно — навестить Верховного короля. Верховный король был готов отставить в сторону Гормфлэйт и мог сказать ей об этом… Как бы то ни было, Мелмордха натолкнулся на сына короля, игравшего в шахматы, и подсказал ему сделать определенный ход. Сын короля сделал это и из-за этого проиграл партию. Он и Мелмордха обменялись резкими словесными выпадами. Мелмордха покинул Кинкору, не сказав и слова Верховному королю, и поскакал прямо к Кафаир-ни-Ри, и прежде, чем Верховный король мог сделать что-либо, кроме как крикнуть что-либо ему вслед, меч был сорван со стены, и Мелмордха носился по побережью, созывая своих воинов.
— Это не женское дело, — сказала Од. — Женщины не настолько глупы.
— Мелмордха хороший человек, и он справедлив, но ему не нравится, что его называют дураком такие типы, как сын короля.
— И я бы тоже, — сказал Сирбхолл. — Он и я не друзья.
— Я кое-что слышал о нем, и я бы не стал говорить ему, как надо играть в шахматы. Гормфлэйт была замужем за двумя Верховными королями и королем Дублина, и, может, теперь она думает, что было бы хорошо поставить другого короля. Она близка к этому. А Сигтругг станет кормом собакам.
Од пожала плечами. Младенец, приткнувшись головой к ее груди, давно уже спал. Она осторожно подняла его, просунула плечо в корсаж лифа и пошла укладывать ребенка в колыбель. Мюртах закрыл глаза, слишком усталый, чтобы последовать за ней и взобраться на кровать.
— Ты назвал Эда, — сказал Сирбхолл. — Да.
— Но ты же…
— Я устал. Я не хочу говорить об этом. Ты по-своему хороший человек, Сирбхолл, но ты должен научиться думать о том, что говоришь. А теперь позволь мне пойти в постель. Я устал…
— Я тебя задерживаю? Мюртах улыбнулся.
— Спокойной ночи, — сказал он и встал.
В свете огня из очага лицо Мюртаха выглядело много моложе.
— Спокойной ночи, Мюртах.
Утром вместе с Эгоном и Сирбхоллом он скакал к следующему глену, куда хотел перегнать на остаток зимы большую часть своего скота. Мюртах дал Эгону старую крестьянскую лошадь с целью, чтобы тот таким образом забыл о мече.
Всю дорогу туда Сирбхолл хранил молчание, но когда они проезжали уже долиной и Мюртах послал Эгона вперед сказать гуртовщикам об их прибытии, Сирбхолл сказал:
— Я не помню земель, которыми мы владели до Бегства, они похожи на эти?
Мюртах пожал плечами:
— Ты помнишь земли, на которых нам устроили ловушку кузен короля и другие?
Сирбхолл задумался:
— Она похожа на все земли в Мифе, никакой разницы.
— Это была земля, которой мы владели до Бегства. У Сирбхолла раскрылся рот:
— Это была она?
— А ты ожидал, когда мы ехали по ней, что земля раскроет свои почвенные губы и крикнет: «Сирбхолл, Сирбхолл, вот она я»?
— Нет, но…
— А как, ты представляешь, я мог знать, что там есть этот холм? Потому что мы привыкли играть на нем.
— У тебя ничего не шелохнулось, когда снова увидел его?
— Да. Я был рад найти место, где мы могли иметь некоторое преимущество.
— Кто ею владеет теперь?
— Я не знаю.
— Я думал, наши старые земли имеют границу с землями клана мак Махонов.
— О, Господи, ты же знаешь, как это бывает. Однажды клан заявляет, что он владеет всей землей между этой точкой и этой, а в следующий раз заявят, что они ничего не хотят иметь с этими границами, их границы лежат севернее.
— Ты никогда не хотел бы вернуться?
— Долгие годы после того, как мы пришли сюда, никто не говорил ни о чем другом, как вернуться обратно вниз, но если сегодня я спрошу всех, хотят ли они назад, все они запричитают и закричат, чтобы остаться здесь.
Сирбхолл ехал спокойно, пока они не проехали мимо края древнего оползня. Он, Сирбхолл, играл здесь, когда был маленьким, тут до Мюртаха дошло, что его брат осторожно не хотел признать, как знакомо ему все на этих холмах.
Наконец Сирбхолл сказал:
— Я думаю, ты стараешься быть именно тем… именно тем… Я хочу сказать, что ты стараешься делать прямо противоположное тому, что все ожидают от тебя.
Они поднимались к лагерю гуртовщиков, куда была отогнана первая часть скота. Мюртах ответил только:
— Я есть тот, кто я есть.
— Вот именно, что нет, — сказал Сирбхолл и поскакал вперед, в середину гуртовщиков.
Мюртах остановил своего пони и, изумленный, смотрел вслед Сирбхоллу. Через мгновение пони снова двинулся вперед, немного дергаясь, и доставил его в лагерь. Эгон подскочил и потянул Мюртаха за руку, но Мюртах только отмахнулся от него.
— Папа, — сказал Эгон, — в чем дело?
— Ни в чем, — он соскользнул на землю.
Лайэм находился здесь и поспешил к Мюртаху. Этим утром он объехал весь глен и сообщил, что зимние дожди пропитали его нижнюю часть, так что она стала болотистой.
— Но она не размыта или затоплена? — спросил Мюртах.
— Нет, но она очень мягкая.
— Я позже взгляну на нее.
Он вышел из лагеря, прошелся немного, осмотрел траву и стоял так, глядя вниз, в долину, в сторону низинного конца. Летом здесь бывало сухо, слишком сухо для хорошей пастьбы. Холмы здесь обрывались прямо в ущелье, туман, словно крыша, скрывал высокие пики.
Корова, щиплющая траву неподалеку, имела расколотое копыто, и он подозвал одного из пастухов и велел ему наблюдать, чтобы та не осталась хромой. Он и пастух, молодой паренек, пошли обратно в лагерь. Сирбхолл разговаривал с другими пастухами о войне. У него было выражение лица, появившееся у него, когда он имел дело с людьми, которых недостаточно знал, он улыбался, наклонив свою большую голову.
— Король Лейнстера позвал Сигурда Оркнейского, — сказал он, — это великий мореплаватель.
— И половину исландцев, возможно, — сказал Мюртах. Он взял чашу и плеснул немного свежего молока из кувшина. — Сколько времени здесь находятся эти коровы?
— С Рождества, — ответил самый пожилой пастух.
— Хорошее молоко для сыра.
— Он не думает, что может быть война, — сказал другим Сирбхолл.
— Я никогда не говорил этого. Я только сказал, что нет необходимости сражаться с датчанами, пока они не заявятся, только и всего.
— Но если появится хоть один, мы выступим, — сказал Лайэм.
— Только одному Богу известно, почему такие, как ты, не ушли с фениями. Пойди спроси колдунью, она скажет тебе. — А Сирбхоллу он сказал: — До нее только день езды на юго-запад, и она расскажет тебе все, что ты хочешь знать.
Четверо пастухов рассмеялись.
— Скорее, — сказал старший из пастухов, — она скажет тебе, что твои руки покроются бородавками, а глаза окосеют, если ты не принесешь ей еды.
— Сколько из них принесут телят весной? — спросил Мюртах, глядя на рассеявшийся скот.
— Шесть, — сказал старший пастух.
Мюртах постарался запомнить это, зная, что забудет.
— Когда я снова спрошу тебя, сделай вид, что ты раньше мне этого не говорил. Эгон, останься здесь сейчас. Съезди в болотистую часть, а когда вернешься домой, скажешь мне, что думаешь, надо ли нам там сделать плетень.
— Мы… — начал Лайэм, но Мюртах кивком остановил его.
— И будь дома до темноты.
— Я говорил Эйр… — сказал Эгон.
— Эйр будет завтра на месте, и то, что ты хотел сказать ей, ты ей скажешь.
— Ладно. Только проверь, чтобы кто-нибудь поднял Блэйз в лофтnote 11 к Финнлэйту.
— Прослежу.
Эгон ушел вместе с Лайэмом. Мюртах и Сирбхолл сели верхом и тронулись обратно в родной глен.
— С тех самых пор, как ты вернулся, — сказал Мюртах, — все молодые люди определенно склоняются налево.
— Что?
— Как если бы они носили мечи.
— Что ж, — сказал Сирбхолл, — в конце концов каждый должен выбрать, будет ли он мужчиной или просто коровьим пастухом у поля, которое нужно вспахать, и со стадом свиней у порога.
— Сейчас ты обнаруживаешь, как мало знаешь о сельском хозяйстве. У нас есть загон для свиней. Мы зажиточные люди.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Но ведь так легко ошибиться. Ты хочешь пойти на реку и проверить, как ловится рыба, или это сделаю я?
— Почему кто-то…
— Потому что кто-то должен это сделать. Я не могу делать все. Как-никак, ты мой Танист, и если сегодня вечером я вдруг подавлюсь рыбьей костью, а при том, как готовит Од, это вполне возможно, и они положат меня на холодную солому и будут произносить молитвы надо мной, братец, я в самом деле полагаю, что тебе будет легче быть вождем, если ты знаешь, где, например, можно найти свиней.
— Я знаю, где найти свиней, — прорычал Сирбхолл.
— Отправляйся к реке и проезжай в сторону от водопада, пока не найдешь человека с сетями.
Сирбхолл развернул свою лошадь и ускакал. Мюртах засмеялся ему вслед и поскакал вниз к частоколу.
— Мюртах!
— Угу…
— Мюртах, проснись. Уже далеко за полдень, и ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. — Она трясла его. Он перевернулся и зарылся головой в одеяла.
— Я сплю…
— Ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. — Она сдернула одеяла с него. Он вцепился в них, и она хлопнула его по голым ногам. — Ты сказал, что должен что-то сделать.
— Скажи кому-нибудь, чтобы он сделал это.
— Хм… — Она схватила его руку и стала выкручивать ее. — О, Матерь Божья, ты прямо как мешок с дерьмом.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — он свесил ноги на пол и встал. — Пони. Я встал. Где Сирбхолл?
— Я не видела его с утра. Что ты сделал с моим сыном?
— Я оставил его с пастухами. Он вернется к ужину.
Он надел через голову свою тунику и застегнул ремень на талии. Од пошла взглянуть на младенца. Он прошествовал из помещения, надел свои башмаки и вышел за дверь.
Похоже, что снаружи шел дождь, но он подумал, что в это время года всегда похоже на дождь. Его пони спокойно стоял в стойле. Это напомнило ему о гнедой кобылке, находящейся сейчас в Брефни, и он понял, что самое время послать за ней. Он взнуздал пони и вывел его наружу.
Большинство их пони находились на пастбище за рекой, и каждые несколько дней их надо было отгонять от деревьев к травам. Он ехал верхом, выглядывая по пути Сирбхолла, но того нигде не было видно. Он нашел пони, деловито обгрызающих верхушки молодых деревцев, совсем недалеко от их пастбища.
— Глупые-преглупые животные, почему вы не остаетесь там, где вам положено быть? — Пони-жеребец, поменьше, чем его вороной, ткнулся к нему, и Мюртах свистнул и замахал руками. Жеребец отскочил в сторону и помчался галопом вокруг кобылиц.
Пони вскинули головы. Жеребец непрестанно с храпом, рысью носился туда-сюда. Мюртах проехал мимо него, выше по склону, и устремился прямо вниз. Весь табун бешенным аллюром поскакал в низину. Жеребец понесся в ту же сторону, покусывая крестцы и подгоняя замешкавшихся кобылиц. Мюртах замедлил бег, позволил табуну умчаться вперед и стал ждать.
С уже использованных земель послышалось ржание, и шесть или семь молодых жеребчиков, удерживаемых в отдалении от табуна жеребцом взрослым, устремились за табуном вниз. Мюртах последовал за ними. Пони скакали по пересеченной земле, перепрыгивали через камни и кусты. Когда Мюртах трусцой выехал на пастбище, табун уже сбился неподалеку от реки, и жеребец с вызовом ржал на жеребчиков, перемещающихся неподалеку.
Мюртах проехал вдоль плетня, пока не добрался до места, где животные свалили плетень, щипая через него хорошую, сочную траву, которая всегда перегибалась через изгородь, и чтобы съесть немногие былинки, растущие среди камней и деревьев. Он слез на землю и прошел к деревьям, чтобы найти ветку, достаточно длинную, чтобы починить плетень.
Когда он нашел такую и понес ее обратно, там стоял Сирбхолл. Мюртах спросил:
— Как идет рыбная ловля?
— Хорошо, так они мне сказали.
Мюртах приладил один конец ветви к плетню и начал переплетать ветки.
— Я устал. А ты?
— Не очень.
— Подожди, пока доживешь до моих лет.
— Ты опасаешься клана мак Махонов?
— Мак Махонов? Нет.
— Тогда кого же?
— Многих, многих. Господа и дьявола. Мелсечлэйна…
— Почему Мелсечлэйна?
Сирбхолл стоял, уперев руки в бока, его массивные плечи были слегка развернуты влево. Мюртах пожал плечами:
— Он сильнее, чем я.
— Это не причина, чтобы бояться кого-то.
— Да? А мне лично казалось, что этого достаточно.
— Так это Мелсечлэйн? Это из-за него ты не хочешь спуститься вниз и отнять у них все обратно, а вместо этого только отпускаешь шпильки, играя на арфе, словно какой-то жалкий слуга, черт побери?
— Оставь меня в покое, Сирбхолл, я устал.
Сирбхолл положил одну руку ему на плечо, чтобы повернуть, и Мюртах отбросил его руку.
— Оставь меня в покое!
Сирбхолл спокойно поднял кулак и ударил Мюртаха в лицо. Мюртах отлетел назад, упал на плечи, немного застряв, он перекатился на ноги и начал готовиться к схватке. Внезапно он пришел в себя. Он выпрямился, тяжело дыша, — челюсть и спина у него болели. Он весь дрожал, словно в ознобе, и ему было трудно стоять так, не двигаясь.
— Ты всегда будешь таким глупым?
— Я сильнее, чем ты, — сказал Сирбхолл и снова занес свой кулак.
— Да, ты сильнее, чем я. Ты пойдешь сейчас туда обратно и соберешь весь клан, и скажешь им, что ты сильнее меня, и если они отставят меня в сторону, то ты станешь вождем и поведешь их обратно вниз за сладостной местью, с огнем в твоих руках и в сердце.
Он выплюнул кровь изо рта.
— Уходи!
— Ты знаешь, я…
— Я сказал — уходи.
Сирбхолл в неуверенности замешкался. Мюртах наклонился за веткой и вплел ее в новую изгородь. Его рот наполнился кровью, и он снова сплюнул ее. Когда он оглянулся, Сирбхолла уже не было.
Он сел перед плетнем и опустил лицо в ладони. Если бы он был больше, если бы он имел с собой свой лук — возможно, это была Божья милость: быть меньше и неспособным причинить боль кому-либо. Он подумал об этом, но удушье вернулось в его грудь и в его горло, и он ударил по земле кулаком.
Рядом застучали копыта, и три молодые кобылки одна за другой промчались мимо него, с ржанием и лягая друг друга. Жеребец, навострив уши, наблюдал за ними. Одна из кобылок лягнула другую, и они все развернулись и помчались обратно к табуну.
Пони всегда дрались. Они подталкивали друг друга, чтобы подраться — два маленьких гнедых могли тереться друг о друга, пока одна не поворачивалась и не щипала другую. Тогда они начинали ржать и бить друг друга передними ногами, пока не уставали. Угомонившись, они опять терлись друг о друга, пока одна не кусала другую…
Сирбхолл был, как пони. Мюртах пожевал палец. Месть. Сирбхолл-Пони. «Я хочу, чтобы он не выбрал меня, чтобы награждать ударами своей любви».
Его вороной пони стоял приткнувшись к плетню, поводья свисали. Жеребец подкрался ближе, стараясь подойти к вороному так, чтобы Мюртах не заметил. Мюртах встал и направился к нему.
«Если бы она не разбудила меня так, я был бы в лучшем настроении». Обвинить во всем Од — таково уж было ее предназначение. Он сел на пони и направился к дому.
Сирбхолл ничего не сказал о том, что ударил Мюртаха, а на скуле Мюртаха была лишь легкая ссадина. Од даже не спросила об этом. За ужином они были вежливы, и Мюртах рано отправился спать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— И никто не убит. И все женщины превозносили твое имя.
— Я клянусь, — сказал Сирбхолл, — это была самая скучная поездка, в какой я когда-либо участвовал.
При звуке его голоса все дети перестали возиться и сгрудились за спиной Мюртаха. Од отошла с Конэллом, цепляющимся обеими руками за ее юбки. Мюртах отпил почти половину аскуибха одним глотком и опустил чашу.
Эгон спросил:
— Папа, ты принес мне меч?
— Принес тебе меч? Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, принес ли я меч?
У Эгона появилось на лице выражение отчаяния:
— Ты обещал, что принесешь мне меч.
— Да, я обещал? — он взглянул на Од.
— Было такое упоминание, — она взяла чашу Сирбхолла и снова наполнила ее. Две ее служанки вошли и стали накрывать стол к ужину.
— Я забыл, — сказал Мюртах Эгону. — У тебя есть твой деревянный меч, играй им.
— О, папа, ты забыл?
— Извини. В любом случае, ты еще недостаточно вырос для этого.
— Господи, — сказал Сирбхолл. — Ты будешь держать этого мальчика в длинной рубашечке всю его оставшуюся жизнь. Ему столько же лет, сколько было мне, когда я получил свой первый меч. Он даже старше и больше.
— Отец…
— Нет, иди во двор.
— Папа, пожалуйста.
— Я сказал, иди.
Эгон пробормотал что-то, повернулся и зашагал через дверь. Нил и Эйр последовали за ним, укоризненно оглядываясь на Мюртаха.
— Не вмешивайся в мои отношения с детьми, — сказал Мюртах Сирбхоллу.
— Ты обещал, — сказала Од. — Разве не так?
— Нет. Я не пом…
— У меня есть старый меч, какой мог бы иметь мальчик, — сказал Сирбхолл.
— Он тогда поотрубает за неделю головы всем пони.
— Ш-ш… — сказала Од. — Финнлэйт заснул. А пока вот вареная баранина.
— Дай ему еще чего-нибудь выпить, — сказал Сирбхолл, — он все еще не отойдет после всего этого в Таре.
— Что же вас там так задело? — спросила она. Она присела, приглядывая искоса за обслуживающей их женщиной.
— Верховному королю пришла в голову мысль, как покончить со всем светом.
— Да? А женщины там присутствовали, или это было только для одних мужчин?
Сирбхолл спросил:
— Сколько лет Эгону? Од выглядела удивленной:
— Он родился в зиму после того, как мы пришли сюда жить.
Мюртах напрягся, зная, что Сирбхолл намерен сказать, и Сирбхолл сказал:
— Ему столько же лет, сколько было тебе, когда тебя провозгласили вождем. Он…
— Перестань совать свои пальцы в жизнь моих детей. Слава Богу, ему только восемь, или еще не исполнилось восемь? Намного моложе тебя. И ты ближе к нему, чем ко мне. Ты…
— Ты разбудишь Финнлэйта, — сказала Од. — Сирбхолл, выйди и позови сюда людей, ладно?
Сирбхолл поднялся, и Од встала между ним и Мюртахом, она наклонилась к Мюртаху, чтобы взять его чашу, и стояла так, пока Сирбхолл не вышел наружу.
Мюртах сказал ей:
— Сколько раз я говорил тебе, чтобы…
— Много раз. Не злись, ты выглядишь таким смешным, когда злишься. Я-то думала, что ты научился улыбаться в ответ на его выпады теперь.
— Гав, гав, гав!
— Перестань вести себя, как ребенок. Между прочим, старик болен.
— Он выходит со своего чердака? Она покачала головой.
— Я вынуждена кормить его там. Ты ему не отнесешь? Я едва не упала в последний раз.
— Что отнести ему?
— Немного хлеба и похлебки. Вот… — Она подошла к очагу и налила похлебки из котла. Мюртах последовал за ней. Ее волосы золотыми кольцами красиво падали на ее спину, он нежно коснулся их.
— Извини меня.
— Ты устал. Ты не можешь выспаться как следует верхом на лошади. Держи.
Он взял у нее чашу, покрытую салфеткой, и вышел наружу. Последний свет угасал во дворе. Эгон и Нил пробежали мимо него на зов матери. Мюртах с чашей в руках поднялся по расшатанным ступенькам на чердак.
Старик лежал перед ним на большой кровати, в ногах его свернулся дирхаундnote 10. Он приподнялся на локтях и сказал:
— Нет, это не Од.
— Это я, дедушка.
— А! Когда ты вернулся? Мне никто уже ничего не говорит. Лайэм говорил, что ты загнал датчан, словно оленей. — Он понюхал похлебку.
— Да. Я не тот человек, который вынимает меч из ножен, а потом произносит длинную речь. Мне сказали, что ты не вставал из кровати эти дни.
— Я понял, когда Сирбхолл вернулся, что мне лучше не показываться. Что-то в нем есть, что мне не нравится.
— Он честный человек и порой бывает очень сообразительным. Он говорил перед Верховным королем, и если то, что он говорил, и не было новым, то, по крайней мере, слова он употреблял правильно. И он не боится того, чего я, во всяком случае, остерегаюсь.
— Он слишком самоуверен. Мюртах нахмурился.
— У него голова Эда на плечах. Ты просто представляй, что он Эд.
Старик сел поудобнее и подул на похлебку, чтобы остудить ее.
— Только держи его подальше от клана мак Махонов. Война будет?
— Может быть. Ты знаешь, как они говорят. Все их решения уходят в слова, словно дым.
— Мюртах, — со двора внизу послышался голос Од.
— Пришли наверх Эгона, — сказал старик. — Он здесь спит лучше, чем Нил. Нил брыкается. А Конэлл еще хуже.
— Пришлю. Открыть ставни на окне?
— Нет. Свет мне мешает.
— Мюртах!
— Я иду! — крикнул он. И уже тише сказал Финнлэйту: — Спокойной ночи, мы поговорим с тобой завтра.
Он спустился вниз по лестнице во двор. Она стояла возле двери в дом, так что свет вырисовывал ее. Он медленно пересек двор, поднял камень и швырнул его через изгородь частокола. Она улыбнулась ему и пошла перед ним в дом, где за столом уже собрались его люди. Он закрыл дверь за собой.
После того, как они поели, Од уложила Конэлла, Эйр и Нила в постель в меньшей из двух спален, вынесла младенца и накормила его, сидя у очага. Люди Мюртаха, переговариваясь между собой, встали, чтобы отправиться в маленькие спальные домики. Сирбхолл чистил свою одежду.
— Что ты думаешь о Финнлэйте? — спросила Од.
Эгон пришел и, зайдя за спинку стула Мюртаха, обнял его сзади за шею. Мюртах сказал:
— Он очень стар, я полагаю. У него холодные руки.
— Так уж бывает с этими стариками, — сказал Сирбхолл. — Что мы будем делать в связи с войной?
— Войной? — Од и Эгон произнесли одновременно.
— Верховный король стар, Мелсечлэйн стар, и Гормфлэйт, которая, как я подозреваю, высидела этот заговор, как пеликан яйцо, тоже стара. Я поверю в это, лишь когда они пришлют мне одежду, испачканную кровью.
— Это та война, на которую я смогу пойти? — спросил Эгон.
— Если будет война, твой дядя и я пойдем, и все мужчины, которых мы сможем собрать, а кто-то должен будет оставаться здесь…
— И позаботиться о маме, — сказал Эгон, — и загонять коров, я понимаю.
Мюртах взглянул на него — его голова лежала на плече Мюртаха.
— Правильно. Отправляйся в постель.
— Я буду спать с Финнлэйтом? — Да.
— Хорошо. Он рассказывает мне всякие истории.
— Только не утомляй его этими своими расспросами, ты питаешься одними историями, а мясо ешь только как закуску.
— Спокойной ночи, — сказал Эгон.
Од встала, перекрестила Эгона и поцеловала его.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, дядя, — он повернулся и выбежал в дверь.
— Они что, никогда не ходят? — спросил Сирбхолл. Мюртах подбросил кусок торфа в огонь.
— Как далеко ты отошел от всего. Когда ты был в возрасте Конэлла, ты бегал везде, но когда ты пытался ходить, то падал лицом вниз. Ты помнишь это? Ты любил повисать на моем ремне, чтобы я таскал тебя.
— Правда? — вспыхнув, спросил Сирбхолл. Од сказала:
— Я помню, как однажды Мюртах захотел поиграть с тобой, Сирбхолл, вместо того чтобы слушать наставления старших, и Финнлэйт пригрозил побить его за это.
— Хватит об этом, — быстро сказал Мюртах, — это все минуло.
— Так что там об этой войне? — спросила Од.
— О, это все Мелмордха опять. Он посылает за…
— Я думала, они все уладили.
— Уладили? Лейнстер и Минстер вместе? — Сирбхолл рассмеялся.
— А что на этот раз?
— О, да то же самое. Вы помните, как они прокочевали здесь прошлым летом, клан О'Руэйрк и другие.
Од взглянула на Сирбхолла.
— Все то лето напролет он приводил мне заблудившихся, чтобы подкормить. Он ничего мне не говорил. В чем тут было дело с самого начала?
— Это очень запутано, — сказал Сирбхолл, — и не женское дело. — Он посмотрел на Мюртаха. — Ты помогал им тогда, мятежникам?
— У меня есть друзья, если они, едва дыша, добираются до моей двери, я кормлю их и даю возможность отдохнуть.
— Ты никогда не говорил мне.
— Только что сказал. Они проходили через Гэп, и некоторые из них знали, что я здесь, ну, они и приходили — не многие, Верховный король и Мелсечлэйн разбили их в пух и прах. Мелсечлэйн знал что-то об этом. Ты помнишь взгляд, который он мне бросил в зале.
— Ты не был таким осторожным, как я думал, все это время здесь.
— Я сохраняю друзей.
— Хватит спорить, — сказала Од. — Расскажите мне все с самого начала. Я женщина, и я любопытна.
Мюртах пожал плечами.
— Когда Мелмордха был вначале королем Лейнстера, он взбунтовался и послал датчанам приглашение прийти и помочь ему, датчанам Дублина, не другим. Они сражались с Верховным королем у Гленмамы. Некоторые говорят, что это из-за плохих советов Мелмордхи датчане и лейнстеровцы проиграли это сражение. Ну, они уладили это дело между собой, Верховный король и Мелмордха, и Верховный король женился на Гормфлэйт, потому что она была единственной незамужней сестрой Мелмордхи.
— Она однажды была женой Мелсечлэйна, — сказал Сирбхолл.
— Может быть, ей нравилось прикосновение королевских рук. Мелмордха поехал в Кинкору — не так давно — навестить Верховного короля. Верховный король был готов отставить в сторону Гормфлэйт и мог сказать ей об этом… Как бы то ни было, Мелмордха натолкнулся на сына короля, игравшего в шахматы, и подсказал ему сделать определенный ход. Сын короля сделал это и из-за этого проиграл партию. Он и Мелмордха обменялись резкими словесными выпадами. Мелмордха покинул Кинкору, не сказав и слова Верховному королю, и поскакал прямо к Кафаир-ни-Ри, и прежде, чем Верховный король мог сделать что-либо, кроме как крикнуть что-либо ему вслед, меч был сорван со стены, и Мелмордха носился по побережью, созывая своих воинов.
— Это не женское дело, — сказала Од. — Женщины не настолько глупы.
— Мелмордха хороший человек, и он справедлив, но ему не нравится, что его называют дураком такие типы, как сын короля.
— И я бы тоже, — сказал Сирбхолл. — Он и я не друзья.
— Я кое-что слышал о нем, и я бы не стал говорить ему, как надо играть в шахматы. Гормфлэйт была замужем за двумя Верховными королями и королем Дублина, и, может, теперь она думает, что было бы хорошо поставить другого короля. Она близка к этому. А Сигтругг станет кормом собакам.
Од пожала плечами. Младенец, приткнувшись головой к ее груди, давно уже спал. Она осторожно подняла его, просунула плечо в корсаж лифа и пошла укладывать ребенка в колыбель. Мюртах закрыл глаза, слишком усталый, чтобы последовать за ней и взобраться на кровать.
— Ты назвал Эда, — сказал Сирбхолл. — Да.
— Но ты же…
— Я устал. Я не хочу говорить об этом. Ты по-своему хороший человек, Сирбхолл, но ты должен научиться думать о том, что говоришь. А теперь позволь мне пойти в постель. Я устал…
— Я тебя задерживаю? Мюртах улыбнулся.
— Спокойной ночи, — сказал он и встал.
В свете огня из очага лицо Мюртаха выглядело много моложе.
— Спокойной ночи, Мюртах.
Утром вместе с Эгоном и Сирбхоллом он скакал к следующему глену, куда хотел перегнать на остаток зимы большую часть своего скота. Мюртах дал Эгону старую крестьянскую лошадь с целью, чтобы тот таким образом забыл о мече.
Всю дорогу туда Сирбхолл хранил молчание, но когда они проезжали уже долиной и Мюртах послал Эгона вперед сказать гуртовщикам об их прибытии, Сирбхолл сказал:
— Я не помню земель, которыми мы владели до Бегства, они похожи на эти?
Мюртах пожал плечами:
— Ты помнишь земли, на которых нам устроили ловушку кузен короля и другие?
Сирбхолл задумался:
— Она похожа на все земли в Мифе, никакой разницы.
— Это была земля, которой мы владели до Бегства. У Сирбхолла раскрылся рот:
— Это была она?
— А ты ожидал, когда мы ехали по ней, что земля раскроет свои почвенные губы и крикнет: «Сирбхолл, Сирбхолл, вот она я»?
— Нет, но…
— А как, ты представляешь, я мог знать, что там есть этот холм? Потому что мы привыкли играть на нем.
— У тебя ничего не шелохнулось, когда снова увидел его?
— Да. Я был рад найти место, где мы могли иметь некоторое преимущество.
— Кто ею владеет теперь?
— Я не знаю.
— Я думал, наши старые земли имеют границу с землями клана мак Махонов.
— О, Господи, ты же знаешь, как это бывает. Однажды клан заявляет, что он владеет всей землей между этой точкой и этой, а в следующий раз заявят, что они ничего не хотят иметь с этими границами, их границы лежат севернее.
— Ты никогда не хотел бы вернуться?
— Долгие годы после того, как мы пришли сюда, никто не говорил ни о чем другом, как вернуться обратно вниз, но если сегодня я спрошу всех, хотят ли они назад, все они запричитают и закричат, чтобы остаться здесь.
Сирбхолл ехал спокойно, пока они не проехали мимо края древнего оползня. Он, Сирбхолл, играл здесь, когда был маленьким, тут до Мюртаха дошло, что его брат осторожно не хотел признать, как знакомо ему все на этих холмах.
Наконец Сирбхолл сказал:
— Я думаю, ты стараешься быть именно тем… именно тем… Я хочу сказать, что ты стараешься делать прямо противоположное тому, что все ожидают от тебя.
Они поднимались к лагерю гуртовщиков, куда была отогнана первая часть скота. Мюртах ответил только:
— Я есть тот, кто я есть.
— Вот именно, что нет, — сказал Сирбхолл и поскакал вперед, в середину гуртовщиков.
Мюртах остановил своего пони и, изумленный, смотрел вслед Сирбхоллу. Через мгновение пони снова двинулся вперед, немного дергаясь, и доставил его в лагерь. Эгон подскочил и потянул Мюртаха за руку, но Мюртах только отмахнулся от него.
— Папа, — сказал Эгон, — в чем дело?
— Ни в чем, — он соскользнул на землю.
Лайэм находился здесь и поспешил к Мюртаху. Этим утром он объехал весь глен и сообщил, что зимние дожди пропитали его нижнюю часть, так что она стала болотистой.
— Но она не размыта или затоплена? — спросил Мюртах.
— Нет, но она очень мягкая.
— Я позже взгляну на нее.
Он вышел из лагеря, прошелся немного, осмотрел траву и стоял так, глядя вниз, в долину, в сторону низинного конца. Летом здесь бывало сухо, слишком сухо для хорошей пастьбы. Холмы здесь обрывались прямо в ущелье, туман, словно крыша, скрывал высокие пики.
Корова, щиплющая траву неподалеку, имела расколотое копыто, и он подозвал одного из пастухов и велел ему наблюдать, чтобы та не осталась хромой. Он и пастух, молодой паренек, пошли обратно в лагерь. Сирбхолл разговаривал с другими пастухами о войне. У него было выражение лица, появившееся у него, когда он имел дело с людьми, которых недостаточно знал, он улыбался, наклонив свою большую голову.
— Король Лейнстера позвал Сигурда Оркнейского, — сказал он, — это великий мореплаватель.
— И половину исландцев, возможно, — сказал Мюртах. Он взял чашу и плеснул немного свежего молока из кувшина. — Сколько времени здесь находятся эти коровы?
— С Рождества, — ответил самый пожилой пастух.
— Хорошее молоко для сыра.
— Он не думает, что может быть война, — сказал другим Сирбхолл.
— Я никогда не говорил этого. Я только сказал, что нет необходимости сражаться с датчанами, пока они не заявятся, только и всего.
— Но если появится хоть один, мы выступим, — сказал Лайэм.
— Только одному Богу известно, почему такие, как ты, не ушли с фениями. Пойди спроси колдунью, она скажет тебе. — А Сирбхоллу он сказал: — До нее только день езды на юго-запад, и она расскажет тебе все, что ты хочешь знать.
Четверо пастухов рассмеялись.
— Скорее, — сказал старший из пастухов, — она скажет тебе, что твои руки покроются бородавками, а глаза окосеют, если ты не принесешь ей еды.
— Сколько из них принесут телят весной? — спросил Мюртах, глядя на рассеявшийся скот.
— Шесть, — сказал старший пастух.
Мюртах постарался запомнить это, зная, что забудет.
— Когда я снова спрошу тебя, сделай вид, что ты раньше мне этого не говорил. Эгон, останься здесь сейчас. Съезди в болотистую часть, а когда вернешься домой, скажешь мне, что думаешь, надо ли нам там сделать плетень.
— Мы… — начал Лайэм, но Мюртах кивком остановил его.
— И будь дома до темноты.
— Я говорил Эйр… — сказал Эгон.
— Эйр будет завтра на месте, и то, что ты хотел сказать ей, ты ей скажешь.
— Ладно. Только проверь, чтобы кто-нибудь поднял Блэйз в лофтnote 11 к Финнлэйту.
— Прослежу.
Эгон ушел вместе с Лайэмом. Мюртах и Сирбхолл сели верхом и тронулись обратно в родной глен.
— С тех самых пор, как ты вернулся, — сказал Мюртах, — все молодые люди определенно склоняются налево.
— Что?
— Как если бы они носили мечи.
— Что ж, — сказал Сирбхолл, — в конце концов каждый должен выбрать, будет ли он мужчиной или просто коровьим пастухом у поля, которое нужно вспахать, и со стадом свиней у порога.
— Сейчас ты обнаруживаешь, как мало знаешь о сельском хозяйстве. У нас есть загон для свиней. Мы зажиточные люди.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Но ведь так легко ошибиться. Ты хочешь пойти на реку и проверить, как ловится рыба, или это сделаю я?
— Почему кто-то…
— Потому что кто-то должен это сделать. Я не могу делать все. Как-никак, ты мой Танист, и если сегодня вечером я вдруг подавлюсь рыбьей костью, а при том, как готовит Од, это вполне возможно, и они положат меня на холодную солому и будут произносить молитвы надо мной, братец, я в самом деле полагаю, что тебе будет легче быть вождем, если ты знаешь, где, например, можно найти свиней.
— Я знаю, где найти свиней, — прорычал Сирбхолл.
— Отправляйся к реке и проезжай в сторону от водопада, пока не найдешь человека с сетями.
Сирбхолл развернул свою лошадь и ускакал. Мюртах засмеялся ему вслед и поскакал вниз к частоколу.
— Мюртах!
— Угу…
— Мюртах, проснись. Уже далеко за полдень, и ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. — Она трясла его. Он перевернулся и зарылся головой в одеяла.
— Я сплю…
— Ты говорил, что хочешь, чтобы тебя разбудили. — Она сдернула одеяла с него. Он вцепился в них, и она хлопнула его по голым ногам. — Ты сказал, что должен что-то сделать.
— Скажи кому-нибудь, чтобы он сделал это.
— Хм… — Она схватила его руку и стала выкручивать ее. — О, Матерь Божья, ты прямо как мешок с дерьмом.
— Хорошо, хорошо, хорошо, — он свесил ноги на пол и встал. — Пони. Я встал. Где Сирбхолл?
— Я не видела его с утра. Что ты сделал с моим сыном?
— Я оставил его с пастухами. Он вернется к ужину.
Он надел через голову свою тунику и застегнул ремень на талии. Од пошла взглянуть на младенца. Он прошествовал из помещения, надел свои башмаки и вышел за дверь.
Похоже, что снаружи шел дождь, но он подумал, что в это время года всегда похоже на дождь. Его пони спокойно стоял в стойле. Это напомнило ему о гнедой кобылке, находящейся сейчас в Брефни, и он понял, что самое время послать за ней. Он взнуздал пони и вывел его наружу.
Большинство их пони находились на пастбище за рекой, и каждые несколько дней их надо было отгонять от деревьев к травам. Он ехал верхом, выглядывая по пути Сирбхолла, но того нигде не было видно. Он нашел пони, деловито обгрызающих верхушки молодых деревцев, совсем недалеко от их пастбища.
— Глупые-преглупые животные, почему вы не остаетесь там, где вам положено быть? — Пони-жеребец, поменьше, чем его вороной, ткнулся к нему, и Мюртах свистнул и замахал руками. Жеребец отскочил в сторону и помчался галопом вокруг кобылиц.
Пони вскинули головы. Жеребец непрестанно с храпом, рысью носился туда-сюда. Мюртах проехал мимо него, выше по склону, и устремился прямо вниз. Весь табун бешенным аллюром поскакал в низину. Жеребец понесся в ту же сторону, покусывая крестцы и подгоняя замешкавшихся кобылиц. Мюртах замедлил бег, позволил табуну умчаться вперед и стал ждать.
С уже использованных земель послышалось ржание, и шесть или семь молодых жеребчиков, удерживаемых в отдалении от табуна жеребцом взрослым, устремились за табуном вниз. Мюртах последовал за ними. Пони скакали по пересеченной земле, перепрыгивали через камни и кусты. Когда Мюртах трусцой выехал на пастбище, табун уже сбился неподалеку от реки, и жеребец с вызовом ржал на жеребчиков, перемещающихся неподалеку.
Мюртах проехал вдоль плетня, пока не добрался до места, где животные свалили плетень, щипая через него хорошую, сочную траву, которая всегда перегибалась через изгородь, и чтобы съесть немногие былинки, растущие среди камней и деревьев. Он слез на землю и прошел к деревьям, чтобы найти ветку, достаточно длинную, чтобы починить плетень.
Когда он нашел такую и понес ее обратно, там стоял Сирбхолл. Мюртах спросил:
— Как идет рыбная ловля?
— Хорошо, так они мне сказали.
Мюртах приладил один конец ветви к плетню и начал переплетать ветки.
— Я устал. А ты?
— Не очень.
— Подожди, пока доживешь до моих лет.
— Ты опасаешься клана мак Махонов?
— Мак Махонов? Нет.
— Тогда кого же?
— Многих, многих. Господа и дьявола. Мелсечлэйна…
— Почему Мелсечлэйна?
Сирбхолл стоял, уперев руки в бока, его массивные плечи были слегка развернуты влево. Мюртах пожал плечами:
— Он сильнее, чем я.
— Это не причина, чтобы бояться кого-то.
— Да? А мне лично казалось, что этого достаточно.
— Так это Мелсечлэйн? Это из-за него ты не хочешь спуститься вниз и отнять у них все обратно, а вместо этого только отпускаешь шпильки, играя на арфе, словно какой-то жалкий слуга, черт побери?
— Оставь меня в покое, Сирбхолл, я устал.
Сирбхолл положил одну руку ему на плечо, чтобы повернуть, и Мюртах отбросил его руку.
— Оставь меня в покое!
Сирбхолл спокойно поднял кулак и ударил Мюртаха в лицо. Мюртах отлетел назад, упал на плечи, немного застряв, он перекатился на ноги и начал готовиться к схватке. Внезапно он пришел в себя. Он выпрямился, тяжело дыша, — челюсть и спина у него болели. Он весь дрожал, словно в ознобе, и ему было трудно стоять так, не двигаясь.
— Ты всегда будешь таким глупым?
— Я сильнее, чем ты, — сказал Сирбхолл и снова занес свой кулак.
— Да, ты сильнее, чем я. Ты пойдешь сейчас туда обратно и соберешь весь клан, и скажешь им, что ты сильнее меня, и если они отставят меня в сторону, то ты станешь вождем и поведешь их обратно вниз за сладостной местью, с огнем в твоих руках и в сердце.
Он выплюнул кровь изо рта.
— Уходи!
— Ты знаешь, я…
— Я сказал — уходи.
Сирбхолл в неуверенности замешкался. Мюртах наклонился за веткой и вплел ее в новую изгородь. Его рот наполнился кровью, и он снова сплюнул ее. Когда он оглянулся, Сирбхолла уже не было.
Он сел перед плетнем и опустил лицо в ладони. Если бы он был больше, если бы он имел с собой свой лук — возможно, это была Божья милость: быть меньше и неспособным причинить боль кому-либо. Он подумал об этом, но удушье вернулось в его грудь и в его горло, и он ударил по земле кулаком.
Рядом застучали копыта, и три молодые кобылки одна за другой промчались мимо него, с ржанием и лягая друг друга. Жеребец, навострив уши, наблюдал за ними. Одна из кобылок лягнула другую, и они все развернулись и помчались обратно к табуну.
Пони всегда дрались. Они подталкивали друг друга, чтобы подраться — два маленьких гнедых могли тереться друг о друга, пока одна не поворачивалась и не щипала другую. Тогда они начинали ржать и бить друг друга передними ногами, пока не уставали. Угомонившись, они опять терлись друг о друга, пока одна не кусала другую…
Сирбхолл был, как пони. Мюртах пожевал палец. Месть. Сирбхолл-Пони. «Я хочу, чтобы он не выбрал меня, чтобы награждать ударами своей любви».
Его вороной пони стоял приткнувшись к плетню, поводья свисали. Жеребец подкрался ближе, стараясь подойти к вороному так, чтобы Мюртах не заметил. Мюртах встал и направился к нему.
«Если бы она не разбудила меня так, я был бы в лучшем настроении». Обвинить во всем Од — таково уж было ее предназначение. Он сел на пони и направился к дому.
Сирбхолл ничего не сказал о том, что ударил Мюртаха, а на скуле Мюртаха была лишь легкая ссадина. Од даже не спросила об этом. За ужином они были вежливы, и Мюртах рано отправился спать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Через несколько дней, когда он проснулся утром, шел дождь. Он надел свою тунику и башмаки и вышел во двор; по тому, как шел дождь, и по направлению ветра он понял, что дождить будет целыми днями. Он вернулся обратно в дом.
Од уже встала и разжигала очаг.
— На что там похоже?
— На Потоп.
— Ну и ладно. Тогда я займусь ткачеством.
Од уже встала и разжигала очаг.
— На что там похоже?
— На Потоп.
— Ну и ладно. Тогда я займусь ткачеством.