Наконец, все было кончено, и, когда я услышала крик ребенка, сердце мое переполнилось радостью.
   Я видела свою мать, как никогда властную, повитуху и Бруно.
   - Мое дитя... - начала я. Матушка просияла:
   - Прекрасный здоровый ребенок. Я протянула руки.
   - Позже, Дамаск. Очень скоро ты увидишь свою прелестную девчушку.
   Девочка! У меня на глаза навернулись слезы. Я ведь хотела именно девочку.
   Потом я заметила Бруно. Он молчал.
   Когда мне на руки положили малышку, я подумала: "Это самый счастливый миг в моей жизни".
   Я знала, Бруно был убежден, что обязательно родится мальчик, но я и не подозревала, что он будет так горько разочарован.
   Бруно едва взглянул на девочку. Что до меня, то я не могла оторвать от нее глаз. В первые ночи я иногда просыпалась от неясного ощущения, что ее нет со мной. Я вскакивала и звала няньку:
   - Мое дитя! Где мое дитя?
   Я должна была быть уверена, что она мирно спит в своей кроватке.
   Церемония крещения была простой - в ней не было той торжественности, которая иногда сопровождает крещение мальчика. Казалось, что Бруно это мало интересует. Он был разочарован. Я подумала: "Я примирюсь с его безразличием, мое дорогое дитя. Я буду любить тебя так, что ты не будешь нуждаться в отцовской любви".
   Девочку назвали Кэтрин - вариант имен Кейт и двух королев. Я называла ее своей маленькой Кэт. Повитуха сказала: "Малышка не слишком красива, но именно из таких и вырастают настоящие красавицы".
   Я была уверена, что это так и будет. Моя маленькая Кэт становилась краше с каждым днем.
   РЕКА ВРЕМЕНИ
   На протяжении этого года, разумеется, произошли большие перемены. Бруно собрал свой первый урожай. Повсюду кипела жизнь. Из старых амбаров доносился звук молотьбы. Часть скота в ноябре нужно было забить и мясо засолить для того, чтобы сделать запасы на зиму. Я все это сознавала довольно смутно, потому что все мои мысли были сосредоточены на ребенке. Если она чихала, я посылала за своей матерью, и она приходила обычно со множеством горячих напитков и настоев трав. Она со смехом уверяла меня в том, что когда я сама была ребенком, все было так же.
   - Все эти волнения потому, что это твой первый ребенок, - говорила мне матушка. - Подожди, пока не появится второй. У тебя не будет и половины твоих нынешних страхов.
   Шли дни, и моя малютка становилась все краше. Она стала радостью моей жизни. Я восхищалась ее маленькими ручками и ножками. У нее были удивленные голубые глаза. Когда она впервые улыбнулась, любовь переполнила мое сердце и я забыла обо всех несчастьях, которые произошли до рождения моей малышки.
   Но внешний мир начал вторгаться в маленький рай, где жили мы с дочуркой.
   Пришло письмо от Кейт.
   "Я собираюсь навестить тебя. Я должна взглянуть на мою.., кто она мне? Что-то вроде племянницы, я думают.
   Я улыбнулась. Как это похоже на Кейт - думать о том, кем доводится ей ребенок!
   Если верить тебе, она самый прелестный из когда-либо существовавших детей, но свидетельства матерей редко бывают точны. Поэтому я должна приехать и сама посмотреть на этот образец совершенства. Ремус собирается в Шотландию по поручению короля. Так что, пока его не будет, почему бы не навестить аббатство Святого Бруно?"
   Как всегда, я была обрадована, что увижу Кейт, но и слегка обеспокоена, потому что она была проницательна и ее особенно интересовали отношения между мной и Бруно, которые не стали ближе после рождения Кэтрин, которой я теперь уделяла все свое время.
   И вот приехала Кейт, полная жизни и прекрасная, как всегда.
   - Как хорошо, что мы живем так близко! - сказала она. - Представь, если бы я вышла замуж за шотландского лорда? Тогда нам нелегко было бы встречаться. Она внимательно оглядела меня. - Дамаск! Ты стала матерью! Это тебе идет, Дамаск. Ты пополнела. Настоящая матрона. Нет, не совсем матрона. Но ты изменилась. А где же этот образец совершенства, названный в мою честь?
   - Я называю ее моя маленькая Кэт, - с любовью произнесла я.
   Кейт была восхищена малышкой:
   - Да, она маленькая красавица. Ну, Кэт, что ты думаешь о кузине Кейт?
   Моя крошка подарила Кейт свою несравненную улыбку, Кейт склонилась над ней и поцеловала.
   - Ну, моя прелесть, - сказала она, - мы будем хорошими друзьями.
   Но я видела, что ее интересует не столько ребенок, сколько мои отношения с Бруно. Кейт много рассказывала о Ремусе. Она говорила о нем снисходительно, но явно была благодарна ему за жизнь в роскоши.
   Вместе с Кейт приехал Кэри - прелестный мальчуган, которому было уже почти два года, любопытный, шаловливый, похожий на Кэт.
   Ему понравилась Кэт, и он частенько стоял у кроватки и смотрел на нее. Казалось, что она отвечает взаимностью. Была еще и Хани, которую я старалась не забывать после рождения моего ребенка. Мне хотелось, чтобы девочки росли как сестры, но, думаю, что Хани немного ревновала, потому что, как бы не старалась, я не могла скрыть, что поглощена новорожденной.
   Я сама кормила и купала Кэтрин, но всегда просила Хани помочь мне.
   - Она совсем еще крошка! - говорила я. - Она не такая большая девочка, как ты. Ей еще многому нужно научиться.
   Мои слова ободряли Хани.
   - Она твоя маленькая сестричка, - говорила я и думала, что если история Кезаи правдива, то на самом деле Хани тетя моей малышки.
   Но теперь с нами была Кейт, и жизнь изменилась. Кейт интересовало все, что происходило в Аббатстве. Она наблюдала за всем с некоторой завистью, которая говорила мне, что она представляет себя на моем месте.
   Когда к нам присоединялся Бруно, я понимала, какие чувства она испытывает к нему. Он был более осторожен в выражении своих эмоций, но я знала, что он к ней далеко не равнодушен.
   Кейт, конечно, знала все придворные сплетни и любила щегольнуть этим.
   Король был занят поисками новой жены.
   - Бедняга, ему так не везет с женами! А теперь нет ни одной женщины, которая бы хотела, чтобы ей оказали эту величайшую честь в нашей стране. Девицы дрожат, когда он бросает в их сторону похотливые взгляды. Они вспоминают Анну Болейн и на вопрос монарха о замужестве готовы ответить: "Нет, сэр, я не могу быть вашей женой. Но я охотно стану вашей любовницей".
   - Мне жаль его бедную избранницу, - сказала я.
   - Можешь быть уверена, это будет женщина, уже состоявшая в браке. Родители боятся посылать своих дочерей ко двору.
   Было объявлено, что если замуж за короля выйдет не девственница, это будет считаться государственной изменой.
   - Возможно, что государь вообще больше не женится, потому что он уже далеко не молод.
   - Ему около пятидесяти лет, он располнел, его мучают язвы на ноге. Но, несмотря на все это, он король и придворные ищут его благосклонных взглядов и страшатся его недовольства. Поэтому он по-прежнему завидный жених.
   - Можно подумать, что власть более притягательна, чем красота и молодость.
   - Власть - это суть мужского очарования, уверяю тебя. Я бы никогда не полюбила самого прекрасного в мире пастуха, но легко могла бы испытывать нежность к стареющему королю.
   - Ты стала циничной!
   - Я не стала ею. Я всегда ею была.
   - Умоляю тебя, не обращай свои взоры на короля. Каким бы странным тебе это не показалось, но меня изрядно огорчит, если упадет с плеч именно твоя голова.
   - Она всегда крепко на них держалась и намерена там оставаться и впредь. Моя дорогая сестричка, что за наслаждение быть с тобой рядом! Но не забывай, я жена Ремуса, и если он встретит славную смерть в Шотландии, что не исключено, ведь там сейчас идут сражения, то мне вряд ли удастся выйти замуж вторично.
   - О, Кейт, не говори глупостей!
   - Ты все та же сентиментальная Дамаск. Но не бойся за меня. Я сумею позаботиться о себе, если овдовею.
   - Я и не знала, что началась война и что Ремус в Шотландии.
   - Молодые матери не видят дальше своего гнезда. Разве ты не знала, что наш король, послав очередную жену на плаху, временно обратил своего внимание на другие дела? Он желает стать и королем Шотландии. Поэтому сейчас Ремус и его сиятельство герцог Норфолк ведут полки через границу. Я слышала, шотландцы повсюду обращены в бегство и думаю, скоро Его Величество присоединится к своим воинам в Шотландии. Как ты понимаешь, Ремус находится в прекрасной компании с его сиятельством герцогом Норфолком и с самим королем. Я же продолжаю утверждать, что эти события дают мне пищу для разговоров с тобой, моя дорогая Дамаск.
   Обсудив таким образом дела придворные, мы обратились к прошлому и принялись вспоминать свое детство, как это обычно делают люди, которые провели его вместе.
   Кейт была очень довольна тем, что может оставить Кэри с детьми. Во время пребывания Кейт у нас я тоже меньше проводила времени с моей малышкой. Но, и наслаждаясь обществом Кейт, мне приходилось убеждать себя, что моей крошке не грозит никакая опасность.
   Кейт так же, как и моя мать, могла смеяться над этим, но я ничего не могла с собой поделать. Ребенок был мне дороже всего на свете.
   Мы обедали в одиннадцать утра и ужинали в шесть вечера. За стол в большом зале садились все живущие в Аббатстве. За едой обычно велся разговор о делах в имении. Я сидела с одной стороны от Бруно, Кейт - с другой. Я часто видела, как глаза Кейт шаловливо сверкали, но не вполне понимала причину этого веселья. Я не могла понять их чувств по отношению друг к другу. Кейт была весела и добродушно подшучивала. Бруно вел себя сдержанно, но я знала, что он наблюдает за ней.
   Пока Кейт жила у нас, Клемент старался превзойти самого себя. Нам подавали большие куски сочной говядины и баранины, огромные пироги, часто украшенные гербом Ремуса, в честь Кейт, а также бекон, дичь и в изобилии масло и сыр. Бруно постарался, чтобы мы попробовали морковь и турнепс, которые он недавно вывез из-за границы и которые становились популярны в нашей стране.
   Часто разговор касался работы на ферме. Слуги, в чьи обязанности входило ловить рыбу, готовить из нее различные блюда для нашего стола и продавать ее, рассказывали о дневном улове.
   Кейт внимательно слушала и временами подшучивала над Бруно или надо мной.
   Дети не сидели с нами за столом, так как были еще слишком малы.
   Иногда, пока я проводила время в детской, Кейт прогуливалась по Аббатству Однажды она вернулась и спросила:
   - Дамаск, что здесь происходит? Усадьба все больше походит на монастырь, а Бруно - на короля в своих владениях. Я сомневаюсь, что сейчас в Англии есть хоть одна такая община. Что ты знаешь о Бруно?
   - Я не понимаю тебя, Кейт.
   - Тебе следует побольше узнать о нем. Ведь он твой муж.
   - Я знаю о нем достаточно, - говоря это, я понимала, что лгу.
   - Каков он.., как муж?
   - Он занятой человек. Столько нужно сделать.
   - Как он относится к тебе, Дамаск? Насколько страстно он тебя любит?
   - Ты задаешь слишком много вопросов.
   - Я хочу знать, Дамаск. Он хотел сына, не так ли? Как он повел себя, когда узнал, что у него дочь? - Она рассмеялась почти торжествующе, и в этот момент я ненавидела ее, потому что чувствовала, она довольна, что у меня дочь, а не сын, о котором мечтал Бруно.
   - Да, он хотел сына. Какой мужчина этого не хочет? Он был немного разочарован.
   - Только немного? Обычно родители довольны теми детьми, которые у них есть. Кроме королей... Бедная Анна Болейн! Она лишилась головы, потому что государь предпочел ей другую женщину. Если бы у Анны был сын, он никогда бы от нее не избавился. Коварная маленькая Джейн удовольствовалась бы ролью любовницы, а не жены. Это урок, не правда ли? Опасно шутить с монархами.
   Позже она говорила о тех днях, когда мы познакомились с Бруно и встречались на земле Аббатства.
   - Все случившееся повлияло на нашу жизнь, - сказала Кейт. - Тем, чем мы стали, мы обязаны тому, что случилось с нами тогда. Тогда мы все трое начали ткать полотно, над которым будем продолжать трудиться до конца жизни.
   - Ты имеешь в виду Бруно, себя и меня?
   - Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Наши жизни взаимосвязаны. Мы, словно плоды на дереве, и, когда придет время, мы упадем на землю один за другим. Но мы всегда будем на одной ветке, Дамаск. Запомни это.
   Я думала об этом после ее отъезда, и мне захотелось узнать, что они с Бруно говорили друг другу, когда встречались и меня при этом не было рядом. Мне хотелось знать, что произошло между ними.
   В декабре того же года король отправился в Шотландию и нанес поражение шотландским войскам в битве при Солуэй-Мосс. Мы почти не говорили о войне. Шотландия казалась так далеко. За службу короне король пожаловал Ремусу поместье на границе, тот остался там на несколько месяцев, и Кейт еще раз приехала навестить нас.
   Аббатство привлекало ее, как и тогда, когда мы были детьми. Кейт нередко бродила по имению одна, и я уверена, что она часто навещала то место, где мы, бывало, встречались детьми. Она утверждала, что не сентиментальна, что для нее это развлечение, просто приятно вспоминать прежние времена.
   Раз или два я видела ее с Бруно. Мне хотелось знать, делился ли он с ней своими планами, и предупреждала ли его Кейт, что он делает свою усадьбу слишком похожей на монастырь.
   Кейт утверждала, что я стала слишком хозяйственной, суетливой матерью, что я думаю о детской, когда ей хочется поговорить со мной о чем-нибудь серьезном. Я замечала ей, что под серьезным разговором она обычно понимает сплетни. Кейт с этим соглашалась, но добавляла, что слухи стоят у истоков великих событий и мне следовало бы это знать.
   Наступил июнь - первый день рождения Кэтрин. Клемент испек в ее честь пирог, и мы устроили в детской небольшой праздник. Думаю, что Кэри и Хани получили больше удовольствия, чем Кэтрин, которая с круглыми от удивления глазами с интересом наблюдала за нами.
   Кейт отказалась прийти на торжество. Бруно тоже. Я обиделась на них, но Кейт только пожала плечами. Поэтому на празднике были только я и няньки. Клемент и Юджин, обожавшие детей, присоединились к нам позже и устроили веселые игры, чтобы развлечь малышей. Клемент замечательно изображал собаку. Он возил детей на спине и при этом лаял.
   Я смеялась, глядя на них.
   Как всегда, Кейт была полна дворцовых сплетен о короле и его новой жене.
   - Бедняжка! - восклицала Кейт. - Говорят, что она не хотела выходить замуж за государя. Она обожает Томаса Сеймура. Ах, что за мужчина! Он - дядя юного принца Эдуарда и очень хорош собой. Но она приглянулась королю, и мистеру Томасу, несмотря на все его повадки пирата, пришлось отступить, и леди Екатерина Латимер, еще одна Кейт, досталась королю. Теперь ты понимаешь, что государь любит женщин по имени Кейт, хотя его привязанность непродолжительна. И у женщины нет выбора, когда он указывает своим монаршим перстом и говорит: "Ты будешь следующей".
   Так оно и вышло, ибо через несколько недель король женился на Екатерине Парр.
   В августе я поняла, что опять беременна. Бруно был обрадован. Мне не удалось подарить ему мальчика в первый раз, но, может быть, я это сделаю теперь.
   Мысль о еще одном ребенке доставляла мне радость. Я ни о чем другом не могла и думать. Опять беседовала о детях с моей матерью, достала крошечные платьица, которые носила Кэтрин, когда была совсем малышкой. Я думала только о ребенке, которого ждала.
   Скоро снова наступит Рождество. Я уже сказала девочкам о том, что скоро у них появится братик или сестричка и будет жить с ними в детской. Хани помрачнела. Потом сказала:
   - Я не хочу этого. Я не хочу даже, чтобы здесь была Кэт. Я хочу, чтобы здесь была только Хани, как раньше.
   Я всегда боялась ревности между детьми. Я старалась уделять Хани больше внимания, чтобы показать, что ничем не выделяю Кэт.
   Хани спросила, кого я больше люблю: ее, Кэтрин или того малыша, который скоро появится.
   Я ответила, что люблю всех одинаково.
   - Нет! - воскликнула она. - Ты не всех одинаково любишь!
   Меня беспокоило ее поведение. Конечно, она была права. Я любила ее. Но как я могла не любить свое собственное дитя еще больше?
   На следующий день после этого разговора Хани пропала. Меня мучили угрызения совести, я обвиняла себя в том, что не сумела скрыть, что она значит для меня чуточку меньше, чем Кэт. Я должна быстро найти ее. Но это было нелегко. Я обыскала весь дом. Потом позвала Клемента. Хани всегда была его любимицей, и я подумала, что он может знать какое-нибудь потайное место, где она прячется.
   Он забеспокоился. Его первой мыслью были пруды, где разводили рыб. Он снял огромный белый фартук и с руками в муке бросился туда.
   К счастью, там были двое рыболовов. Они сказали, что провели здесь все утро и девочки не видели.
   Мы испытали сильное облегчение. К этому времени к нам присоединился Юджин. Няньки и Клемент считали, что нам следует разбиться на две или три группы. Мы так и сделали. Я отправилась с одной молоденькой няней, девочкой лет четырнадцати по имени Луси.
   Неожиданно я вспомнила о подземных галереях. Я никогда не была там. Часть их обрушилась, и Бруно говорил, что ходить туда опасно. Когда он был мальчиком, один монах во время обвала был там похоронен заживо.
   Я думала об этом, когда бежала к подземелью.
   Я говорила Хани, чтобы она и близко не подходила к подземным галереям и прудам. Но когда дети хотят привлечь к себе внимание или чувствуют себя несчастными, они часто нарушают запреты.
   Для того чтобы попасть в галереи, нужно было спуститься в подземелье по каменной лестнице. Юная нянька осталась наверху. Но я так беспокоилась о Хани, что не чувствовала страха.
   Спускаясь, я звала ее по имени. Попав в темноту после яркого солнечного света, некоторое время я ничего не видела. Неожиданно внизу из мрака появилась темная фигура. У меня по спине пробежала дрожь. Я сделала шаг вперед ступеньки не было, и я упала вниз, перелетев через две или три ступеньки, и оказалась на сырой земле.
   Надо мной склонилась темная фигура. Я закричала.
   Голос произнес:
   - Дамаск!
   Надо мной стоял Бруно, и я почувствовала, что он разгневан.
   - Что ты здесь делаешь?
   - Я.., я упала.
   - Вижу. Зачем ты пришла сюда?!
   - Хани пропала, - ответила я. Он помог мне подняться на ноги. Меня трясла дрожь.
   - С тобой все в порядке? - спросил он. В его голосе чувствовалось беспокойство, и я с возмущением подумала: "Он беспокоится не обо мне, а о ребенке, которого я ношу".
   Я неуверенно произнесла:
   - Да, со мной все хорошо. Ты не видел Хани? Она пропала. - Казалось, Бруно не расслышал моих слов.
   - Я просил тебя не ходить в эти туннели, - сказал он.
   - Я никогда прежде и не ходила. Я думала, что там заблудился ребенок, поэтому и пришла сюда.
   - Ее здесь нет. Я бы увидел ее, если бы она была здесь.
   Он взял меня за руку, и мы вместе стали подниматься по лестнице. Когда мы выбрались наверх, он внимательно оглядел меня и сказал:
   - Никогда больше не спускайся вниз. Это опасно. Я спросила:
   - А как же ты, Бруно?
   - Я знаю эти туннели. Я изучил их, когда был еще мальчишкой, и я очень осторожен.
   В то время я слишком беспокоилась о Хани, чтобы задавать вопросы, но позднее мне захотелось их задать.
   Мы с нянькой вернулись в дом. Хани все еще искали. Я была в отчаянии, когда мальчуган, живший в одной из пастушеских хижин, принес записку. Хани была в избушке матушки Солтер. Не могу ли я поскорее забрать ее домой?
   Без промедления я отправилась в лесную избушку. Как и прежде, в очаге горел огонь и на нем стоял черный от копоти котелок. У огня сидела матушка Солтер. Казалось, она не изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее. Возле нее у очага сидела Хани. Лицо ее было грязным, платье запачкано. Я вскрикнула от радости и подбежала к ней. Я хотела обнять ее, но она отстранилась. Я чувствовала, что за нами наблюдает матушка Солтер.
   - Хани! - воскликнула я. - Где ты была? Я так испугалась.
   - Ты думала, что потеряла меня?
   - О, Хани, я думала, что с тобой случилось что-нибудь ужасное.
   - Тебе все равно. У тебя есть Кэтти и еще будет маленький. Я сказала:
   - О, Хани, я не смогу пережить разлуку с тобой. Она угрюмо произнесла:
   - Переживешь. Кэтти ты любишь больше.
   - Хани, я люблю вас обеих.
   - Ребенок так не думает, - сказала матушка Солтер надтреснутым голосом.
   - Она ошибается. Я была вне себя от беспокойства.
   - Тогда забирай ее. И люби ее больше.
   - Пойдем, Хани, - сказала я, - ты ведь хочешь пойти домой, не правда ли? Ты ведь не хочешь остаться здесь?
   Хани оглядела комнату, и я видела, что она очарована тем, что увидела.
   - Рекин любит меня.
   - Спот и Падинг тоже тебя любят, - сказала я, назвав клички двух наших собак.
   Хани, довольная, кивнула. Я взяла ее за руку, и она не сопротивлялась. Она продолжала разглядывать комнату, и поскольку она не умела скрывать своих чувств, я поняла, что она сравнивает ее со своей уютной детской в Аббатстве. Она хотела вернуться домой, но не желала так легко уступить мне победу. Она была маленькой ревнивой собственницей. Некоторое время я принадлежала только ей, и она не желала ни с кем делиться.
   - Когда дети подрастают, всегда так, - сказала я матушке Солтер.
   - Лучше заботься о Хани.
   - Я и так это делаю.
   - Для тебя же будет лучше, если ты будешь делать так и впредь.
   - В угрозах нет необходимости. Я люблю Хани. Подобная ревность - обычное дело. Как она попала сюда?
   - Я слежу за этим ребенком. Она убежала и заблудилась в лесу. Я узнала об этом и послала мальчика разыскать ее. Он привел ее ко мне.
   Взгляд старухи был затуманен. Рот улыбался, но глаза оставались холодными.
   - Я узнаю, если она в чем-либо будет нуждаться, - продолжала она.
   - В таком случае, вы знаете, как хорошо заботятся о ней.
   - Забирай ребенка. Она устала. Она знает, как найти меня, если ей понадобится.
   - Ей никогда это не понадобится, пока я забочусь о ней.
   Когда мы покидали избушку, я крепко сжимала руку Хани.
   - Никогда, никогда больше не убегай, - сказала я.
   - Я не буду, если ты будешь меня любить, любить больше всех, больше, чем Кэт больше, чем нового малыша.
   - Я не могу любить тебя больше, Хани. Нет такой любви на свете. Я могу любить тебя также.
   - Я не хочу нового ребенка и рассказала об этом бабуле Солтер.
   - Но тогда вас будет трое. Трое лучше, чем двое.
   - Нет, - твердо ответила Хани, - лучше всего, когда ты - единственная.
   Я отвела ее домой, смыла с нее грязь, дала большой кусок хлеба с орехами, только что испеченного для нее Клементом, который сделал наверху большую букву "Х". Это обрадовало ее, она вновь была счастлива.
   Но, когда Хани легла спать, у меня начались схватки, и той же ночью произошел выкидыш.
   Моя матушка, узнав о случившемся, тотчас же пришла и привела с собой повитуху.
   - Это был бы мальчик, - сказала повитуха. Я не хотела ей верить. Она относилась к тому типу женщин, которые все превращают в трагедию. Она знала, что мы ждали сына.
   Повитуха сказала, что это большое счастье, что я вообще выжила, и этим я обязана ее искусству. В течение недели я была прикована к постели, и у меня было время подумать. Я не могла забыть лицо Бруно, когда он узнал, что случилось. Наверное, у короля был менее грозный вид, когда он склонялся над постелью бедной королевы. Мне даже показалось, что в этот момент Бруно ненавидел меня.
   Я много думала о Бруно. Я вспоминала о том, как ночью из окна видела его возвращающимся из подземелья. Но зачем он ходил туда в тот день, когда я искала Хани? Если там в любой момент может произойти обвал, то для него это так же опасно, как и для любого другого.
   К апрелю следующего года я опять ждала ребенка. Перемены, происшедшие с Бруно, когда он узнал об этом, были удивительны. Он всегда страстно хотел иметь детей, но, когда родилась Кэтрин, он относился к ней безразлично. Хани же он просто не замечал. Как он поведет себя, если я рожу мальчика? Не захочет ли отнять его у меня?
   Временами во мне просыпалось недоверие к Бруно. Что я вообще знаю об этом странном человеке, моем муже? Он был воспитан в Аббатстве как ребенок, посланный с небес. Потом он столкнулся с действительностью. Теперь же, похоже, он готов потратить свою жизнь на то, чтобы доказать, что он и на самом деле не такой, как все.
   Мне казалось, что я понимаю заботы Бруно, и это рождало во мне нежность к нему. Переустройство нашего маленького мира было грандиозным проектом. Мы дали работу многим людям, и в округе все стало процветать. Соседи начинали смотреть на Аббатство с уважением, как и в прежнее время. Какой бы счастливой и полезной могла бы стать наша жизнь, если бы Бруно не был одержим идеей доказать, что он сверхчеловек.
   Во время своей беременности я реже видела его. Он работал как одержимый. Бруно предполагал перестроить дом так, чтобы тот походил на замок, и на время работ мы переехали из него в кельи монахов.
   В жилище монахов было что-то жуткое. В этом строении не было достаточно большой комнаты для нас, и мы занимали отдельные спальни. У Хани и Кэтрин была одна келья на двоих, я боялась, что по одиночке им будет страшно. Мне самой все время казалось, что я слышу крадущиеся шаги в ночи, и часто, поднимаясь по винтовой лестнице, думала, что увижу призрак. Конечно, это была игра воображения, но часто, лежа без сна, я думала о монахах, которые здесь жили почти двести лет. Мне хотелось знать, о чем они думали по ночам в своих кельях. У меня, как у многих беременных женщин, разыгралось воображение, и я спрашивала себя о том, не оставляли ли умершие после себя какие-нибудь знаки для тех, кто придет после них. В то время я чаще, чем прежде, думала о тех днях, когда появился Ролф Уивер. Я представляла себе ужас монахов, когда они узнали о том, что Ролф и его люди уже в Аббатстве. Мне хотелось поскорее вернуться в перестроенный дом.