Холт Виктория. Мой враг – королева

   – Он в горе, Мадам.
   – Бедный ребенок! А Пенелопа с Дороти и малыш?
   – Они глубоко переживают смерть отца.
   – Вне сомнения, вы пожелаете оставить на время двор.
   – Не знаю, Мадам. Иногда мне кажется, что для оплакивания своей потери мне нужен покой провинции, но иногда это представляется совсем непереносимым. Куда бы я ни кинула взгляд там – все будет напоминать о нем.
   Она понимающе кивнула.
   – Тогда я предоставляю вам возможность решать, что вас более устраивает.
   Именно она прислала ко мне лорда Берли. В Уильяме Сесиле, который теперь носил титул лорда Берли, было что-то внушающее доверие. Он был достойным человеком, то есть таким, который чаще действовал из соображений порядочности, чем из эгоистических надежд, а это можно сказать лишь об очень немногих государственных деятелях. Он был среднего роста, весьма худ и производил впечатление человека меньшего масштаба, нежели было в действительности. У него была темная борода и довольно большой нос, но именно в добрых глубоких глазах его скрывалось нечто, что успокаивало и внушало доверие.
   – Время для вас очень тяжелое и печальное, леди Эссекс, – сказал он, – и Ее Величество очень озабочено вашим и детей благополучием. Слишком молодым умер граф – дети все еще нуждаются в отцовской опеке. Вероятно, это было его желанием, чтобы старший сын Роберт поступил под мою опеку.
   – Я говорила с ним об этом, – отвечала я. – Он высказывал такое желание.
   – В таком случае я буду счастлив принять у себя Роберта, когда вам будет угодно прислать его ко мне.
   – Благодарю вас. Ему потребуется некоторое время чтобы оправиться от горя по отцу. В следующем мае он поступает в Кембридж.
   Лорд Берли одобрительно кивнул:
   – Я слышал, что он умный мальчик.
   – Он хорошо начитан по-латыни и по-французски и любит учиться.
   – В таком случае дела у него пойдут хорошо.
   Таким образом, дело с Робертом было улажено: для меня это было наилучшим вариантом, ибо я слышала, что в кругу семьи лорд Берли – добрый и внимательный отец и что уж совсем редкость – прекрасный верный муж.
   Было неизбежным, как я полагала, что сейчас же о смерти Уолтера начнут ходить темные слухи.
   Кто-то, скорее всего тот же человек, что нашептал Уолтеру о моей связи с Робертом, теперь принялся обсасывать слухи о его смерти.
   Роберт явился ко мне встревоженный и настоял на разговоре. Он сказал, что, по слухам, Уолтер был убит.
   – Кем? – резко и прямо спросила я.
   – Разве не понятно? – парировал Роберт. – Кто бы ни умер скоропостижно, и если при этом я состоял в знакомстве с этим лицом, подозревают сразу же меня.
   – Значит, о нас уже говорят! – прошептала я. Он кивнул.
   – Шпионы – повсюду. Кажется, я и пошевелиться не могу без того, чтобы быть незамеченным и необсужденным. Если это дойдет до королевы…
   – Но если мы когда-нибудь поженимся, это все равно до нее дойдет, – заметила я.
   – Я мягко намекну ей об этом, но не допущу, чтобы она узнала от кого-либо кроме меня!
   – Возможно, – прямолинейно сказала я, – для тебя было бы предпочтительнее, если бы мы расстались?
   Он со злостью повернулся ко мне:
   – Не смей говорить так! Я женюсь на тебе, на иное я не согласен. Но теперь мы должны соблюдать осторожность. Бог знает, что придет в голову Елизавете, если все откроется. Леттис, они собираются вскрыть тело Эссекса, чтобы убедиться в отравлении.
   Я не осмелилась взглянуть на него. Я даже не желала знать правды: сделал ли это Роберт. Я все время думала об Эми Робсарт, найденной на лестнице со сломанной шеей, и о муже Дуглас, который умер как раз перед разводом с женой. И вот теперь… Уолтер.
   – О, Бог мой, – молилась я, – сделай так, чтобы яд не был найден!
   – Не волнуйся, – успокаивал меня Роберт, – ничего не будет найдено. Он умер своей смертью… от дизентерии. Эссекс не отличался хорошим здоровьем, а Ирландия – суровая страна. И еще… думаю, будет лучше, если ты поедешь ненадолго в Чартли, Леттис. Это приостановит слухи.
   Я понимала, что он прав, и, получив разрешение королевы, покинула двор.
   Только когда я получила известия, что при вскрытии тела Уолтера не было обнаружено ни яда, ни признаков насильственной смерти, я вздохнула с облегчением. Тело было привезено в Англию, и в конце ноября произошли похороны в Кармартене. Я не позволила сыну Роберту присутствовать на похоронах – он в то время был простужен и настолько подавлен, что я опасалась за него.
   Лорд Берли написал ему письмо, уведомляя, что он теперь его опекун и что он будет рад приветствовать Роберта в своем имении, где мальчик станет готовиться к Кембриджу.
   Я предложила, чтобы он поехал после рождественских праздников, и он согласился.
   Я все время находилась в состоянии ожидания. До прошествия определенного срока я не могла выйти замуж за Роберта, ибо поспешный наш брак вновь развязал бы языки злопыхателям, а этого нам обоим хотелось менее всего. Нам нужно было переждать около года, полагала я. Мы могли принять это как необходимость, а тем временем изредка видеться, и, как только мой сын уехал к лорду Берли, я собралась вернуться ко двору.
   Какими длинными и тоскливыми казались те зимние дни! Я постоянно думала о Роберте, о том, что происходит при дворе, и, как только окончились рождественские праздники, мы всей семьей, за исключением Роберта, двинулись в Лондон.
   Несколькими днями позже моего приезда я получила записку с просьбой о разговоре от леди, которую я бы предпочла не видеть. Это была Дуглас Шеффилд, и тема разговора внушала мне дурные предчувствия.
   То, что она очень привлекательная женщина, не вызывало сомнений, и поэтому история, рассказанная ею, показалась мне весьма вероятной.
   – Я очень хотела поговорить с вами, леди Эссекс, – начала она, – потому что я чувствовала, что вам остро необходим совет. Поэтому я пришла к вам в надежде, что вы, услышав мою историю, предпримете меры предосторожности в общении с одним джентльменом из королевского окружения.
   – Нас никто не услышит, леди Шеффилд, – холодно заверила я ее, – так что можете говорить совершенно откровенно. О каком джентльмене вы говорите?
   – О Роберте Дадли.
   – Отчего вам вдруг вздумалось предостеречь меня в отношении него?
   – Оттого, что до меня дошли слухи.
   – Слухи? Какие? – Я постаралась, и боюсь, что не слишком убедительно, выглядеть удивленной.
   – Что вы с ним – интимные друзья. Для такого мужчины, как он, невозможно иметь в друзьях женщину и не подвергаться сплетням… ввиду его отношений с королевой.
   – Ну, да, – сказала я нетерпеливо, – но почему именно я должна быть предупреждена?
   – Каждая женщина, чье имя связано с его именем, должна быть настороже, и я чувствую свой долг в том, чтобы рассказать, что произошло со мной.
   – Но вы уже мне рассказывали об этом.
   – Да, но я сказала вам не все. Граф Лейстер обручился со мной и подписал контракт в 71-м году в Кэнон Роу в Вестминстере, но он не пожелал жениться на мне официально во избежание гнева королевы. Когда я забеременела, я умоляла его заключить брак, и он сделал это в Эшере в конце 73-его года.
   – У вас нет свидетелей, – резко сказала я, чувствуя, что все мои надежды на брак с Робертом испаряются.
   – Есть. Я уже вам говорила, что присутствовали сэр Эдвард Хореи и доктор Джулио. Позже родился мой мальчик. Он назван Робертом в честь отца. Я могу сказать с уверенностью, что граф Лейстер гордится своим сыном. Его брат, граф Уорвик, стал крестным отцом мальчика и проявляет к нему живой интерес.
   – Если все это – правда, отчего тогда существование ребенка держится в секрете?
   – Вам хорошо известна ситуация с королевой. Она ненавидит мысль о женитьбе своих фаворитов, и в особенности Роберта Дадли, ее вечного фаворита и самого любимого из них. И это только из-за ее отношений с Робертом наш брак и рождение ребенка держатся в тайне.
   – Но если он так гордится своим сыном, то…
   – Леди Эссекс, вы все хорошо понимаете. Я пришла сюда не соперничать с вами, но предупредить вас, потому что, мне кажется, лорд Лейстер переключил свое внимание с меня на вас, но теперь настало для нас обеих время быть с ним настороже.
   – Умоляю, будьте благоразумны, леди Шеффилд.
   – Я знаю, что граф Лейстер говорил вам, что женится на вас, но как это возможно, если он женат на мне? Я собиралась сказать вам, что он предлагал мне семьсот фунтов в год за то, чтобы я отреклась от брака с ним, и сказал, что если я не соглашусь, то он ничего не даст мне на содержание и прекратит со мной всякие отношения.
   – И каков же был ваш ответ?
   – Я решительно отказалась. Мы женаты, и мой сын рожден в браке.
   Когда она говорила, слезы показались у нее на глазах, и ее голос дрожал. Я была уверена, что Роберту удастся уломать такую женщину.
   Но что, если все это правда? Я не могла поверить, чтобы она сочинила все это: у нее недостало бы ума.
   И я сказала:
   – Благодарю вас, что вы пришли предупредить меня, леди Шеффилд, но должна сказать, что вам не стоит опасаться за меня. Я в близких отношениях с графом Лейстером, это правда, но совсем недавно я оплакала смерть своего мужа, чудесного человека, и пока я не думаю ни о чем ином, кроме своей потери и своей семьи.
   Она склонила голову.
   – В таком случае простите меня. Забудьте все, что я сказала. Я слышала слухи о вас и подумала, что мой долг предупредить вас.
   – Я ценю вашу доброту, леди Шеффилд, – сказала я ей и проводила ее до дверей.
   Только когда она ушла, я смогла снять маску равнодушия. История леди Шеффилд казалась очень достоверной. Я помнила, как сильно Роберт желал сына, который унаследовал бы его имя. Он уже не был молод: ему должно было быть около сорока пяти. Если заводить семью, то следовало бы поторопиться с этим. Теперь у него был сын, и он отрекался от его матери. Это отречение было сделано ради меня. Я должна помнить об этом.
   Я с нетерпением ждала Роберта, и, как только он появился, я поставила его перед узнанными фактами.
   – Так значит, она приходила к тебе, – зарычал он. – Дура!
   – Роберт, насколько все это правда?
   – Я не женился на ней, – только и сказал он.
   – Но ты подписал брачный контракт. Она говорит, были свидетели.
   – Я обещал ей, что женюсь, – признался он, – но так и не женился. Ребенок, действительно, родился, и это мой ребенок. Он находится на попечении моего брата Уорвика и, когда подрастет, поступит в Оксфорд.
   – Она сказала, что ты предложил ей за отказ от брака семьсот фунтов в год.
   – Я предложил ей деньги за то, чтобы она молчала.
   – Но если она – твоя жена, как мы можем пожениться?
   – Я уже сказал, что она не жена мне.
   – Только мать твоего сына.
   – Роберт – мой сын. Чего ты ждала от меня? Чтобы я жил как монах?
   – В самом деле… или продолжал танцевать с королевой, как всегда. Бедняга Роберт! Сколько же лет она тебя водит занос?
   – Много, но я положу конец этому. Мы с тобой поженимся, несмотря на все препятствия.
   – Препятствия в виде королевы и твоей жены Дуглас?
   – Перестань язвить, Леттис! Я сумею противостоять королеве. Что касается Дуглас Шеффилд, она обманывает сама себя. Говорю тебе – здесь не будет сложностей.
   – Так значит, нам ничто не мешает пожениться?
   – Ничто.
   – Так чего же мы ждем?
   – Пока не затихнут все эти сплетни и слухи о смерти Уолтера.
   Я слишком хотела, чтобы меня уговорили, поэтому позволила уговорить себя в очередной раз.
   Отношение королевы ко мне вызывало мое недоумение – знает ли она о слухах насчет меня и Роберта? В самые неожиданные моменты я чувствовала на себе ее вопрошающий взгляд. Этот взгляд мог означать и то, что она думала, как я переношу свое вдовство, как я веду себя, так как она принимало живейшее участие в проблемах всех своих родных.
   – Робин весьма грустен, – говорила она мне. – Он – человек, очень преданный своей семье, и я уважаю это. Мне нравится глубина его скорбящих чувств. Как вы знаете, кузина, я особенно привязана к семейству Сидни. Я никогда не забуду, что для меня сделала Мэри и как она ухаживала за мной, после чего ее постигло ужасное последствие болезни.
   – Ваше Величество всегда показывали особую любовь и доброту к Мэри.
   – Я обязана ей, Леттис. А теперь ее постигла ужасная потеря: смерть старшей дочери. Бедная женщина! Амброзия умерла в феврале. Мэри была убита горем. Но ей в утешение остался ее дорогой мальчик – Филипп. Редко встретишь столь благородного юношу, как Филипп. Я скажу им, чтобы они прислали ко мне свою младшую – Мэри, названную в честь матери. Я подыщу ей место при дворе и впоследствии – хорошего мужа.
   – Ей нет еще и четырнадцати, Мадам, я полагаю.
   – Я знаю, но через год-два мы можем сосватать ее. Вот хотя бы Генри Герберт, теперь граф Пемброк. Я уже подумывала о жене для него. Думаю, он понравится семейству Сидни и дяде молодой леди, графу Лейстеру.
   – Надеюсь, – поддакнула я.
   Вскоре после этого разговора Мэри Сидни была при дворе. Она была красивой девушкой с янтарными волосами и овальным лицом. Все признавали ее сходство с братом, Филипом, который был одним из красивейших молодых людей при дворе. Он не обладал теми мужественностью, здоровьем и силой, которые отличают мужчин типа Роберта.
   То был почти неземной тип красоты, и у юной Мэри Сидни во внешности сквозило то же самое. Не думаю, чтобы она не пользовалась успехом при дворе. Будет нетрудно найти ей мужа.
   Королева очень любила и отличала Мэри, и думаю, это принесло утешение семье. По отношению ко мне Елизавета проявляла особое внимание, но я была в неведении – что именно кроется за ним. Часто она заговаривала при мне о графе Лейстере – иногда с насмешливым и ласковым выражением голоса, как будто она давала понять, что знает о его пороках, но от этого любит его не меньше. Я в то время прислуживала ей при спальне, то есть была наиболее близка к ее интимным проблемам, и она часто советовалась со мной, какой наряд ей надеть. Она любила, чтобы я доставала платья одно за другим и прикладывала к своей фигуре, дабы она могла составить о них представление.
   – Ты – красивое существо, Леттис, – сказала она мне как-то. – Ты похожа на всех Болейнов.
   Она задумалась, и я догадалась, что она вспоминает о своей матери.
   – Ты, несомненно, выйдешь в свое время опять замуж, – сказала она в другой раз. – Но сейчас пока рано. А твое вдовство скоро перестанет тебя печалить, клянусь. – Я не отвечала, и она продолжила. – Сейчас очень модно белое на черном – или черное на белом. Как ты думаешь, это красиво?
   – Для некоторых, Мадам. Не для всех.
   – А мне это пойдет?
   – Ваше Величество имеют такую прекрасную фигуру, что вам подойдет любое сочетание. Стоит только надеть платье, и оно на Вас расцветает само собой.
   Не слишком ли грубая лесть? Ах, нет – ее фавориты и прихлебатели приучили ее к самым незамаскированным формам лести.
   – Я хочу показать тебе носовые платки, что вышила для Меня моя белошвейка. Достань-ка их. Смотри! Черное испанское кружево, отделанное венецианским золотым шитьем. Что ты думаешь по их поводу? Есть еще некоторые образцы кружев – вот льняное голландское, что лучше всего для некоторых целей, а вот отделанное черным шелком, а сверх того с серебряной нитью.
   – Прекрасно, Мадам. – Я улыбнулась, обнажив свои белые зубы, которыми я гордилась. Она нахмурилась: ее зубы были совсем не хороши.
   – Мастерица Твист работает очень хорошо, – сказала она. – Работы для нее хватит еще надолго. Я люблю, когда мне приносят ручную работу. Взгляни-ка на эти кружева – их сделала мои швея по шелку, миссис Монтэпо, и подарила мне их с большой гордостью. Ты только взгляни на эти изысканные бутоны и розы.
   – И снова черное на белом, Мадам.
   – Ты же сказала, что некоторым это идет. Ты видела рубашку, что преподнес мне Филипп Сидни в этом новом году?
   Я достала рубашку, как она мне приказала. Она была вышита белым шелком, с кружевом, отороченным серебряной и золотой нитью.
   – Изысканно, – прошептала я.
   – У меня было несколько чудесных новогодних подарков, – сказала она, – я тебе покажу мой самый любимый.
   Любимый подарок был на ней. Это был золотой крест с пятью безупречными изумрудами и чудесными жемчугами.
   – Это просто великолепно, Мадам. Она поцеловала крест.
   – Я его очень люблю. Он был подарен мне человеком, любовь которого для меня важнее, чем всех прочих.
   Я кивнула, прекрасно понимая, о ком она говорит. Она шаловливо улыбнулась.
   – Я предполагаю, что в это время он очень озабочен.
   – Вы имеете в виду, Мадам…
   – Робина… Лейстера.
   – Чем же, Мадам?
   – Он имел слишком большие амбиции. Всегда полагал «себя будущим королем, ты же знаешь. Он унаследовал это от отца. Правда, иным я бы его не потерпела рядом. Мне нравится, когда человек себя ценит. Ты знаешь, как я его ценю, Леттис.
   – Мне казалось, что да, Мадам.
   – Так ты понимаешь меня?
   Ее золотистые глаза были хитры и проницательны. К чему это она говорит? В моем мозгу проносились тучи мыслей, предостережений. Будь осторожна. Опасность рядом.
   – Граф Лейстер, конечно, красивый мужчина, – отвечала я. – И мне известно, как и многим, что он и Ваше Величество были дружны с детства.
   – Да, мне временами кажется, что он всегда был частью моей жизни. Если бы я решила выйти замуж, я выбрала бы его. Однажды я предложила его в мужья королеве Шотландской, ты знаешь. Она, глупышка, отвергла его. Но разве это не доказывает, что со своей стороны я всегда желала ему добра и процветания? Если бы этот брак тогда получился, из моего королевства исчез бы свет.
   – У Вашего Величества при дворе есть много ярких молодых людей, кто мог бы его заменить.
   Она внезапно больно меня ущипнула.
   – Никто не сможет компенсировать мне Робина Дадли и ты знаешь это.
   Я молча склонилась перед ней.
   – Вот отчего, желая ему добра, я собираюсь выгодно женить его, – продолжала она.
   Сердце мое забилось так бешено громко, что я забеспокоилась, как бы она не услышала эти удары. К чему все это говорится? Я хорошо изучила ее дьявольскую хитрость, когда говорится одно, а подразумевается совершенно противоположное. Это было частью ее величия; это качество делало ее тем блестящим дипломатом, каким она была, именно это позволяло ей держать на коротком поводке своих поклонников и именно это обеспечило Англии мир на многие годы.
   И все же: что она имеет в виду?
   – Так как же? – резко спросила она вдруг. – Что ты думаешь?
   – Ваше Величество так милостивы к своим подданным и всегда печетесь об их благополучии.
   – Роберт всегда мечтал о союзе с какой-нибудь королевской династией. Принцесса Цецилия потеряла своего мужа – Мэргрейва Баденского, и Роберт не видит препятствий, если я одобрю его поступок сделать ей предложение.
   – А что ответили Ваше Величество на его прошение? – Мой голос раздался неожиданно для меня самой, будто издалека.
   – Я уже сказала тебе, что я желаю своему лучшему другу только добра. Я ответила, что с моего одобрения он может делать ей предложение. Нам остается пожелать им счастья, я полагаю.
   – Да, Мадам, – тихо ответила я.
   Я едва дождалась момента, когда можно было выйти. Это было похоже на правду. Иначе она бы мне этого не сказала. Но зачем она сказала мне об этом, и правда ли то, что в ее голосе звучал злобный триумф, или мне лишь показалось это?
   Что ей нашептали? Что она знает? Было ли то желание поделиться по-женски новостями или же таким образом она сообщала мне, что Роберт – не для меня?
   Я была зла, расстроена и испугана. Мне нужно было безотлагательно видеть Роберта и все у него выяснить. К своему унижению и отчаянию, я выяснила, что Роберт оставил двор. По совету своих врачей он уехал в Бакстон принимать ванны. А мне хорошо было известно, что когда бы он ни оказывался в затруднительной ситуации, он изображал болезнь. Он проделывал это несколько раз, когда попадал в немилость королевы. Это давало необходимый эффект: она сразу же смягчалась, поскольку не могла перенести даже мысли о том, что он серьезно болен. Я была очень зла. Я была почти уверена, что он уехал из-за нежелания и невозможности объясниться со мной.
   Так значит, то была правда, что он надеется на брак с принцессой Цецилией!
   Мне было известно, что она приезжала в Англию. Она приходилась сестрой королю Швеции Эрику, который был когда-то одним из соискателей руки Елизаветы. Ходили слухи о том, что если Роберт Дадли уговорит Елизавету на брак с Эриком, то наградой ему будет рука принцессы Цецилии. Для Роберта в то время это не было дилеммой: он был тогда уверен, что будет мужем королевы, и поэтому ему не было никакого резона менять свою сиятельную любовницу на Цецилию. Елизавета, как всегда, поиграла с предложением Эрика и, протянув время, ответила отказом. Цецилия в скором времени вышла замуж за Мэргрейва Баденского. Вместе с мужем она посетила впоследствии Англию, провозгласив, что желает посмотреть понравившуюся ей страну, однако некоторые подозревали, что истинной причиной ее визита к королеве было намерение уговорить Елизавету согласиться на предложение Эрика.
   Цецилия приезжала зимой, уже будучи беременной. У нее были роскошные длинные светлые волосы, которые она носила распущенными. Благодаря им и своей привлекательности она скоро завоевала популярность. Родила она в Англии; ее сын был крещен в Уайтхолле и сама королева была крестной матерью.
   К сожалению, счастливые родители слишком долго гостили в стране и наделали долгов, которые не смогли оплатить. А это означало, что Мэргрейву пришлось вскоре скрываться от кредиторов. Он был схвачен и посажен в Долговую тюрьму. Когда вести об этом достигли ушей королевы, она немедленно оплатила его долги.
   Однако их счастливые впечатления об Англии были основательно подпорчены, в особенности, когда Цецилия, взойдя на борт корабля, чтобы плыть восвояси, была вновь осаждена кредиторами и вынуждена была отдать в счет долгов свое имущество. То был неприятный и скандальный эпизод и, полагаю, Мэргрейв с женой сожалели, что когда-то ступили на землю Англии.
   Теперь же, когда Мэргрейв умер, а Цецилия стала вдовой, Роберт решил жениться на ней.
   Я вновь и вновь спрашивала себя, отчего же я так сильно люблю его? Я вспоминала историю с Эми Робсарт, обдумывала смерть лорда Шеффилда и своего мужа и спрашивала саму себя о том, может ли все это быть простым совпадением? А если не может, то… То в таком случае оставалась лишь одна ужасная мысль.
   Но страсть моя к Роберту Дадли была не родственна страсти королевы: ничто, даже самые ужасные доказательства против него, не смогли бы изменить ее.
   Таким образом, я металась в ярости, желая видеть его. Я страдала от страха, что мы с ним никогда не поженимся и что он выбросит меня прочь ради династического брака, как он бросил Дуглас ради меня.
   Королева же пребывала в прекрасном настроении.
   – Наш джентльмен, кажется, не слишком в восторге от такой брачной перспективы, – смеялась она. – Бедный Робин – и глупышка Цецилия! Клянусь, стоило бы ему лишь начать ухаживать за ней, она сразу бы покорилась ему.
   – Не все, за кем ухаживает даже Роберт Дадли, покоряются, – не могла не сказать я дерзко.
   Она не заметила дерзости.
   – Это правда, – согласилась она. – Но Роберт – мужчина, которому трудно сопротивляться.
   – Представляю, Мадам, – ответила я.
   – Брат Цецилии, король Швеции, дал понять, что его сестра вряд ли пожелает посетить Англию после всего, что случилось здесь, поэтому Робину отказано.
   Камень упал у меня с души. Я будто вновь родилась. Теперь он возвратится, и я услышу из его собственных уст, что же это за история со сватовством к принцессе.
   Но, конечно, у него уже был готов приличествующий ответ.
   – Бог мой, Леттис, неужели ты могла подумать, что я женюсь на ком-то, кроме тебя?
   – Тебе было бы неприлично отказаться, если бы принцесса согласилась.
   – Тогда бы я придумал какой-нибудь выход из положения.
   – Тебе бы не помогла тогда твоя уловка поехать на воды в Бакстон.
   – Леттис, ты хорошо меня знаешь.
   – Иногда мне кажется, что слишком хорошо, милорд.
   – Ну, довольно, довольно. Королева решила, что я должен сделать Цецилии предложение: это ее способ разозлить и поддразнить меня, и мы оба с ней знаем, что из таких историй никогда ничего не получается. Что могу я сделать – как не подыграть ей? Я решил, Леттис: мы с тобой будем мужем и женой.
   – Да, принцесса отказала тебе, но есть еще королева и Дуглас.
   – Дуглас можно не принимать во внимание. Она сама стала моей любовницей, прекрасно зная, что я не женюсь на ней. Ей некого теперь обвинять, кроме себя.
   – Себя и твоих чар!
   – Меня что – заключат под стражу за мои чары?
   – Нет, за то, что ты даешь обещания, которые не намерен выполнять.
   – Уверяю тебя, Дуглас хорошо знала, на что шла.
   – Ты точно так же можешь сказать это про меня. Но вы обещали мне жениться, милорд.
   – Наш брак и состоится… ждать осталось недолго.
   – А как же королева?
   – Да, с королевой нужно быть осторожными.
   – Она может решиться выйти за тебя замуж, только чтобы не позволить мне сделать это.
   – Нет, она никогда не выйдет замуж. Она страшится этого. Неужели ты думаешь, что я не выяснил этого за столь долгое общение с ней? Имей терпение, Леттис. Верь мне, и мы обязательно поженимся, только нужно соблюдать осторожность. Королева не должна об этом знать, пока наш брак не станет фактом, а он не должен стать фактом, пока не пройдет определенное время с момента смерти твоего мужа. Мы знаем мысли друг друга… и должны быть осторожны и терпеливы.