Холт Виктория. Мой враг – королева

   – Да, Мадам, вы были очень милостивы ко мне.
   – И вот… тебе пришло в голову снова выйти замуж. Ладно. Расскажи, по крайней мере, кто же он?
   Френсис испугалась. Она залилась слезами, при виде которых подозрения королевы усилились. Френсис попросила разрешения выйти, чтобы привести себя в порядок.
   – Нет, ты останешься, – приказала королева. – Расскажи мне, когда ты вышла замуж, а я прослежу, родится ли ребенок, которого ты носишь, вовремя. И вот, что я тебе скажу: я не потерплю распутного поведения при моем дворе. Я такого не прощаю.
   С этими словами она ухватила Френсис за руку и грубо дернула ее, а когда та упала перед ней на колени, то получила пощечину, которая должна была напомнить ей, что она утаила информацию, которую хотела получить королева.
   Френсис понимала, что рано или поздно она должна будет назвать имя своего мужа, и тогда гнев королевы будет безграничен. Она была довольно стара, чтобы вспомнить, что случилось, когда Лейстер женился на мне.
   Видя страх Френсис, королева стала подозревать самое худшее.
   – Ну же, девчонка, – кричала она. – Говори, кто твой партнер в этом деле? Или я выбью из тебя его имя.
   – Мадам, мы уже давно любим друг друга. Почти с тех пор, как был тяжело ранен мой первый муж…
   – Так, так. Но кто? Рассказывай. Клянусь Богом, если ты не подчинишься мне, сильно пожалеешь об этом. Я тебе обещаю.
   – Мой муж – лорд Эссекс, – сказала Френсис.
   По словам Френсис, королева уставилась на нее так, как будто лишилась дара речи. Забыв о том, что она находится в приемном зале королевы, откуда можно уйти только с ее разрешения, в великом ужасе Френсис поднялась с колен и выскочила из зала, где все стояла королева, уставившись в одну точку.
   Убегая, она услышала голос Елизаветы, громкий и страшный:
   – Послать за Эссексом! Доставить его сюда немедленно! Френсис кинулась прямо ко мне, во дворец Лейстера.
   Она была почти в состоянии коллапса. Я уложила ее в постель, и тогда она рассказала мне, что случилось.
   Пенелопа, которая тоже была при дворе, появилась вскоре после Френсис.
   – Там настоящее светопреставление, – сказала она. – Эссекс у королевы, и они кричат друг на друга. Бог знает, чем это кончится. Люди говорят, что еще до исхода дня Эссекса отправят в Тауэр.
   Мы ждали, чем кончится эта гроза. Я отчетливо помнила, как все происходило, когда Симье рассказал Елизавете, что Лейстер женился. Она хотела отправить Лейстера в Тауэр, но ее удержал от этого граф Сассекс. А потом она смилостивилась. Я не знала, насколько велика ее привязанность к моему сыну, но я чувствовала, что это совсем другая привязанность, чем та, которую она испытывала к моему мужу. Та привязанность была более глубокой, корни ее уходили в юные годы Елизаветы. Я была уверена, что привязанность к моему сыну не достигла полноты своего проявления, а поэтому весьма ненадежна. У него не было того такта, которым обладал Лейстер. Эссекс обращался к браваде там, где Лейстер проявил бы весьма обдуманную дипломатию.
   Я ждала его во дворце Лейстера вместе с Пенелопой и Френсис. И наконец, явился к нам Эссекс.
   – Ну и обозлилась же она на меня, – сказал он. – Она назвала меня неблагодарным, заявила, что слишком высоко меня вознесла, но так же легко может скинуть вниз.
   – Ну, это ее любимая тема, – заметила я. – Лейстер слышал эти слова неоднократно за свою жизнь. А ей не пришло в голову отправить тебя в Тауэр?
   – Я думаю, что она собирается это сделать. Я сказал ей, что с каким бы уважением я к ней ни относился, все же я человек и хочу жить своей собственной жизнью и выбирать жену по собственному усмотрению. Она ответила мне, что ненавидит всяческие уловки и когда ее приближенные что-то держат в секрете от нее, это означает, что они совершили нечто недостойное и им есть, что скрывать. На это я сказал, что, зная ее непредсказуемый характер, не хотел волновать ее.
   – Робин! – в ужасе закричала я. – Ты никогда не должен с ней так разговаривать!
   – Такова уж моя натура, – беспечно возразил он. – Я спросил ее также, почему же она настроена так против моей женитьбы, на что она ответила, что если бы я обратился к ней подобающим образом и объяснил ей, чего я хочу, она тщательно обдумала бы этот вопрос. «И отказали бы в позволении! – воскликнул я. – И это вынудило бы меня не подчиниться Вашему распоряжению, а так я просто вызвал Ваше неудовольствие».
   – Когда-нибудь, – предупредила я его, – ты слишком далеко зайдешь в своей дерзости.
   Я еще вспомню эти слова позднее, но и тогда они прозвучали, как сигнал тревоги, как предупреждение о грозящей опасности.
   – Ну вот, – продолжал он, несколько петушась перед нами. – Тогда она сказала мне, что не только то, что я скрыл от нее свою женитьбу, повергло ее в такой гнев, но и то, что я, для которого она строила грандиозные планы, взял в жены женщину ниже себя по положению.
   Я повернулась к Френсис, хорошо понимая, что она чувствовала в этот момент. Разве не случилось когда-то такое же со мной? Чтобы успокоить ее, я бодро произнесла:
   – Конечно, она может такое сказать о любой женщине, если та не королевской крови. Я помню, как она была готова, или, по крайней мере, говорила, что готова сосватать Лейстеру принцессу.
   – Это просто отговорка для оправдания своего гнева, – самодовольно сказал Эссекс. – Да она все равно бы сходила с ума от злости, на ком бы и когда бы я ни женился.
   – Вопрос такой, – проговорила Пенелопа, – каково положение дел сейчас?
   – Я в немилости. Удален от двора. «Тебе, наверное, хочется поухаживать за своей женой, – сказала она, – поэтому мы не желаем видеть тебя при дворе, по крайней мере, некоторое время». Я поклонился и покинул ее. Она в скверном настроении. Не завидую тем, кто будет прислуживать ей в ближайшие часы.
   Странно, что его это волнует, тогда как он не счел необходимым поспешить к Френсис, чтобы утешить ее, когда она так в этом нуждалась.
   – Ты только посмотри, как он тебя любит, – сказала я ей, указав на него пальцем. – Он рискнул вызвать неудовольствие королевы ради тебя.
   Эти слова пришли, как эхо, из давних лет – повторялся прежний танец, только партнером королевы теперь был Эссекс, а не Лейстер. Обычные суетные игры при дворе. Вот Эссекс выбыл из игры. Какой волнующий момент для других, например, таких, как Рейли, с которым они всегда не ладили, и для кого-нибудь из старых фаворитов. Оживленно встрепенулся Хэттон. Бедный Хэттон, года наложили на него свой отпечаток, что особенно заметно у мужчины, некогда очень активного и прослывшего лучшим танцором при дворе. Он все еще хорохорился и даже открывал танцы в паре с королевой, приятный во всех отношениях мужчина. Эссекс затмил их всех. Но остались молодые, такие как Рейли и Чарльз Блаунт, которые надеются извлечь выгоду из отстранения Эссекса.
   Бедный Хэттон недолго прожил после падения Эссекса. Он слабел день ото дня, а затем оставил службу и надолго удалился в свой дворец на Элай Плейс, где сильно страдал от какой-то внутренней болезни и в конце года скончался.
   Королева пребывала в меланхолии. Она ненавидела смерть, и никому не разрешалось упоминать о смерти в ее присутствии. Должно быть, ей было очень грустно видеть, как ее старые друзья опадают с древа жизни, как перезрелые сливы, подточенные гнилью и червями.
   Из-за этого ее все больше и больше тянуло к молодым.
   Когда Френсис родила сына, мы назвали его Робертом в честь отца. Королева смилостивилась и разрешила Эссексу вернуться ко двору, но его жену она не желала видеть.
   Итак, королева и мой сын снова стали добрыми друзьями. Она не отпускала его от себя: она танцевала с ним, они шутили и смеялись вместе, он восхищал ее своими откровенными высказываниями. Они иногда играли в карты до утра, и мне говорили, что она места себе не находит, когда его нет рядом.
   Да, все происходило, как когда-то с Лейстером, но Лейстер легко усваивал уроки жизни, а Эссекс не умел этого делать.
   Я, наконец, получила доказательство того, что королева никогда не простит меня за то, что Лейстер на мне женился, и, значит, мне навсегда суждено лишь со стороны наблюдать важные события, потрясающие нашу страну. Это трудно принять женщине с моим складом характера. Но я была не из тех, кто может сидеть дома и хандрить. Как и мои дети, я считала, что следует бороться до конца. Мне почему-то всегда казалось, что, если бы я могла встретиться и побеседовать с королевой, мы смогли бы подавить чувство взаимной обиды, я могла бы рассмешить ее, как умела когда-то, а затем мы вообще пришли бы к полному взаимопониманию. Я больше не Леттис Дадли, а Леттис Блаунт. Правда, у меня молодой муж, который обожает меня, и это могло бы ей не понравиться. Наверно, она считает, что я заслуживаю наказания за все, что я сделала. Не знаю, дошли ли до нее слухи о том, что я помогла Лейстеру уйти из этого мира. Надеюсь, что нет. Вот этого последнего она никогда бы мне не простила.
   Меня не оставляла надежда. Не раз просила я Эссекса, чтобы он сделал хоть какую-нибудь попытку восстановить мое положение при дворе, и он постоянно отвечал мне, что постарается.
   Вот такой я была в то время – уже не молода, но все еще привлекательна. У меня был дом, которым я очень гордилась. Мои застолья были одними из лучших в стране. Все было не хуже, чем в королевских дворцах, и, я думаю, что королева слышала об этом. У меня за столом подавали такие вина, как мускатель и мальвазию, и подобные им вина из Греции и Италии, иногда приправленные моими собственными особыми специями. Я сама наблюдала за приготовлением различных салатов, продукты для которых были выращены на моих собственных огородах. Засахаренные фрукты на моем столе были самыми нежными и сладкими. Я собственноручно готовила различные лосьоны и примочки, а также кремы, наиболее подходящие для моей кожи. Они усиливали мою красоту, так что временами казалось, что с возрастом я становлюсь только красивее и неотразимее. Моя одежда отличалась особым вкусом и элегантностью, она была сшита из шелка, дамаста, парчи, тафты и бесподобно красивого бархата – его я особенно любила. Я выбирала ткани самых красивых оттенков (с каждым годом красильщики совершенствовали свое мастерство): переливчато синий цвет и ярко-зеленый, светло-коричневый и темно-голубой, коралловый и золотисто-желтый… Я наслаждалась ими. Мои портнихи и белошвейки работали без устали, украшая меня, и, скажу без ложной скромности, результат получался отменный.
   Я была счастливой женщиной, но было одно не осуществленное желание: быть принятой Ее Величеством. То, что я вышла замуж за человека, который был намного моложе меня, помогало мне сохранить молодость. Моя семья одаривала меня искренней привязанностью и любовью. Мой любимый сын, по общему мнению, был самой яркой звездой при королевском дворе. Таким образом, у меня были все причины быть довольной своей жизнью и забыть об одном-единственном неудовлетворенном желании, которое омрачало мне жизнь. Я должна забыть королеву, которая решила меня наказать. Я должна взять от жизни все. Я все время напоминала себе, что жизнь – превосходная штука и самой большой радостью для меня является мой сын, который преданно любит меня и почитает главой нашей большой семьи.
   Почему позволяю я пожилой мстительной женщине вторгаться в мою счастливую, полную удовольствий жизнь? Я должна забыть ее. Лейстера уже нет. У меня новая жизнь. Я должна благодарить за нее судьбу и радоваться.
   Но я не могла забыть ее.
   Тем не менее, дела моей семьи постоянно интересовали меня. Пенелопа все больше и больше разочаровывалась в своей семейной жизни, хотя родила еще двух детей лорду Ричу. У нее была любовная связь с Чарльзом Блаунтом, и они постоянно встречались в моем доме. Я не считала возможным осуждать их. Как я могла это делать, если очень хорошо понимала их чувства друг к другу? Кроме того, если бы я и попыталась им воспрепятствовать, они скорее всего, не обратили бы на меня внимания. Чарльз был очень привлекательный мужчина, и Пенелопа рассказывала мне, что он очень хотел, чтобы она вовсе оставила Рича и обосновалась у него.
   Я представляла себе, как среагировала бы на эту ситуацию королева. Знаю, что она во всем бы обвинила меня. Каждый раз, когда Эссекс расстраивал ее своей безмерной самонадеянностью, она заявляла, что он унаследовал эту черту от своей матери, то есть ее неприязнь ко мне никак не проходила.
   Почти все, что происходило с моим сыном, тотчас становилось общим достоянием. Его жизнь отчего-то была для всех открытой книгой. Очень часто свои эмоции и чувства он выплескивал на глазах у всех зевак. И когда Эссекс проезжал по улицам, люди выбегали из домов, чтобы поглазеть на него.
   Он был весьма самонадеян, я это знала, и очень честолюбив. Но в душе я чувствовала, что ему не хватает упорства и целеустремленности, чтобы как-то использовать свои способности. У Лейстера эти качества были, Берли так же обладал ими в избытке, Хэттон, Хинедж осторожно, но настойчиво добивались своей цели. Мой же сынок Робин любил «кататься по тонкому льду». Иногда мне казалось, что в нем с рождения заложено стремление к самоуничтожению.
   Он говорил мне, что отчаялся когда-либо реализовать свои честолюбивые замыслы дома. У Берли одна мысль продвинуть на свое место своего сына, Роберта Сесила, а Берли имеет большое влияние на королеву.
   Я была поражена, узнав, что мой сын мечтает занять место Берли в правительстве, которое, несомненно, было самым важным. Королева никогда не сместит Берли. Она может души не чаять в своем фаворите из фаворитов, но она – королева и хорошо знает цену Берли. Меня часто охватывало смущение, когда я разговаривала об этом со своим сыном, который почему-то был твердо уверен, что способен управлять страной. Я, любившая его без памяти, понимала очень ясно, что если даже его умственных способностей и хватит для такой задачи, то его темперамент погубит все дело.
   Несколько месяцев он прожил во дворце Берли, где познакомился с его сыном, также Робертом. Но внешним видом они очень отличались. Роберт Сесил был невысок ростом, у него была слегка искривлена спина, что еще больше подчеркивала модная одежда того времени. Он очень болезненно относился к своему физическому недостатку. Королева, которая была им довольна и готова была продвигать по службе сына Берли, увидела в нем несомненные способности, однако она обратила внимание и на его внешность, наградив его прозвищем (она любила давать прозвища своим фаворитам). Он стал ее Маленьким Эльфом.
   Поскольку положение Берли было очень прочным, и не было никакой надежды столкнуть его с места (разве что дождаться его смерти), Эссекс уверовал, что лучший способ проявить себя – это добиться славы на войне.
   Королеву в это время сильно беспокоили события во Франции, где после убийства Генриха III трон захватил Генрих Наваррский, однако удержаться на троне ему было трудно. Поскольку Генрих Наваррский был гугенотом, а католическая Испания все еще представляла угрозу для него, несмотря на гибель Армады, решено было помочь Генриху.
   Эссекс хотел отправиться во Францию.
   Королева не дала на это согласия, чему я была очень рада. Но я все равно сильно волновалась, помня, как он поступил не так давно, и веря, что он способен снова такое повторить. Он был убежден, что как бы он не поступил, королева его простит.
   Он дулся и упрашивал и ни о чем не мог говорить, кроме своего желания уехать, и наконец, она отпустила его. Он взял с собой моего второго сына, Уолтера, и, к сожалению, Уолтера я больше никогда не увидела, он погиб в битве под Руаном.
   Я очень мало написала об Уолтере. Он был молод и очень скромен. Остальные мои дети всегда хотели как-то утвердиться в этой жизни, обратить на себя внимание. Он был совсем другим. Я полагаю, что другие походили на меня, а он – на своего отца. Но этого нежного, ласкового мальчика мы все любили, хотя иногда и не обращали на него внимания, когда он был среди нас, как же нам не хватало его, когда он от нас ушел! Я знаю, как был безутешен и убит горем Эссекс, потому что именно он уговорил Уолтера отправиться с ним. Это Эссекс хотел на войну, а Уолтер не хотел отставать от старшего брата. Эссекс не раз вспоминал, что если бы он остался дома, как просила я – и королева – Уолтер не погиб бы. Я хорошо знала Эссекса и понимала, что он подавлен горем не меньше меня.
   Об Эссексе до меня доходили сведения, он был храбрым в сражениях. Конечно, таким он и должен быть при его безрассудной, бесстрашной натуре. Он дорожил своими солдатами и щедро раздавал им награды, на что он (как указывал Берли в письме к королеве) не имел права. Мы очень беспокоились о нем, так как те, кто вернулись домой, рассказывали нам о его абсолютном бесстрашии и пренебрежении к опасности, а также о том, что, вдруг задумав поохотиться, он даже не вспоминал, что находится во враждебной стране.
   Потеряв Уолтера и опасаясь за Эссекса, я стала очень нервной и решила просить королеву принять меня, чтобы умолять ее вернуть моего сына домой. Возможно, если бы я пошла на это и нашла способ передать ей мою просьбу, мы бы и встретились. Но до этого дело не дошло, так как она, обеспокоенная не меньше чем я, вызвала его сама.
   Он принес ей извинения за возвращение, а я подумала, что Эссекс желал таким образом показать ей, что он вернулся не по ее приказу, на самом же деле он ему подчинился.
   Я виделась с ним совсем недолго, так как королева держала его у себя целый день и долго за полночь. Я была удивлена, что она разрешила ему вернуться на поле боя. Я предполагала, что она не поддастся на его уговоры.
   И он снова уехал, и снова я беспокоилась за него, но, в конце концов, он вернулся домой невредимым. Четыре года он оставался в Англии.

ДОРОГА НА ЭШАФОТ

   О, Господи, даруй мне покорность и терпение вынести это до конца, и молю вас всех молиться со мной и за меня, так что когда мои руки и шея лягут на плаху и топор будет занесен надо мною, да пошли мне, бессмертный Боже, своих ангелов, дабы они принесли мою душу перед Твои светлые очи.

Эссекс перед казнью

   Быть королем и носить корону более славно для тех, кто смотрит со стороны, чем для тех, кто носит ее.

Елизавета

   То были опасные годы. Хотя Эссекс и занял высокое положение при дворе, я никогда не знала человека, более любящего играть с огнем. В конце концов, он был сын. Но я постоянно напоминала ему о Лейстере.
   Однажды он сказал:
   – Я удивляюсь, почему Кристофер Блаунт не возражает, что ты говоришь о Лейстере, как будто он образец.
   – Для тебя – вполне мог бы служить образцом. Вспомни: он всю жизнь сохранял уважение королевы.
   Эссекс впал в раздражение и сказал, что не намерен унижать сам себя. Королева, как и любой человек, должна принимать его таким, каков он есть.
   И, кажется, она и принимала. Но он был окружен опасностью. Я знала, что Берли был настроен против него, он собирался расчистить дорогу для карьеры своему сыну, и я была рада, что Эссекс начал дружбу с сыновьями Бэкона – Энтони и Фрэнсисом.
   Они были умными, но слегка страдали от обид, им казалось, что Берли препятствует их продвижению.
   У Эссекса теперь было еще двое сыновей – Уолтер, названный в честь своего дяди, и Генри. Увы, он был неверный муж. Он был чувственен, охоч до женщин и к тому же не привык подавлять свои желания. Одной женщины ему было недостаточно, так как его привязанности были недолговечны, и его положение располагало к постоянным интригам.
   Типичным для него было и то, что, вместо того, чтобы выбрать любовницу с осторожностью, дабы посещать ее тайно, у него были романы с горничными королевы. Мне было известно по крайней мере про четырех из них. Элизабет Сатвэлл родила ему сына, которого знали как Уолтера Деверо, и из этого был раздут скандал, были еще леди Мэри Говард и две девушки – Рассел и Бриджес, их всех публично унижала королева за связь с Эссексом.
   Меня очень огорчало его поведение, потому что Елизавета была строга со своими горничными, она сама их отбирала из семей, которые когда-то оказывали ей услуги. Стать горничной королевы – была награда для девушки из такой семьи. Мэри Сидни также была взята королевой в горничные, и вскоре благодаря стараниям королевы же она удачно вышла замуж за графа Пемброка. Родители стремились отдать своих дочерей, поскольку знали, что королева сделает все для их благополучия. Если кто-то из девушек выходил замуж без разрешения королевы, она гневалась, если она подозревала кого-то в том, что называла непристойным поведением, она бывала еще более оскорблена, а уж если партнером по непристойному поведению оказывался один из фаворитов, тут и вовсе не было предела королевской ярости. И, зная все это, Эссекс флиртовал и заводил связи, не только не думая о том, что он навлекает на себя опасность, но и к огорчению жены и матери.
   Я удивлялась, как долго он сможет избегать опасностей, которые ему угрожали, и даже не делать попыток быть осторожным. Конечно, он был молод, а королева все более увлекалась молодыми, поэтому против очарования Эссекса бывало трудно устоять.
   Пенелопа оставила, наконец, своего мужа и открыто жила со своим любовником Чарльзом Блаунтом, который стал лордом Маунтджоем после смерти старшего брата Королева не любила Пенелопу; у нее был, конечно, некоторый недостаток такта, и, уж конечно, королева не потерпела бы от красивой женщины того, что терпела от мужчин. Более того, она была моей дочерью, к тому же королева слышала, что она оставила мужа и живет с любовником. Хотя она и была склонна простить такую вольность красавчику Маунтджою, Пенелопе не стоило ждать той же милости, однако, любя Маунтджоя, королева не препятствовала пребыванию моей дочери при дворе.
   Пенелопа и Эссекс были друзьями, и она, будучи натурой сильной, пыталась давать ему советы. Она была уверена в себе, была, как и я когда-то, признана наиболее красивой женщиной при дворе, а поэмы бедного Филипа Сидни, посвященные ей, возвысили ее в собственных глазах. Маунтджой обожал ее, Эссекс – уважал. Она не могла не быть довольной своим положением хотя бы уже потому, что имела смелость оставить по собственному усмотрению ненавистного мужа.
   Так случилось, что Пенелопа оставалась с Уорвиками в Норт Холл, когда прискакали послы с известием, что королева находится неподалеку. Эссекс знал, что королеве будет неприятно общество его сестры, и он выехал навстречу Елизавете, что восхитило ее. Но вскоре выяснилось, что целью его встречи была просьба отнестись милостиво к присутствию его сестры. Елизавета ничего не ответила, и Эссекс, как всегда, самоуверенный, воспринял это как согласие. Каковы же были его унижение и обида, когда королева отдала приказ, чтобы на время ее пребывания Пенелопа оставалась в кабинете. Импульсивный Эссекс был предан своей семье и постоянно делал попытки уговорить королеву принять меня. То, что с его сестрой обращаются подобным образом, было для него непереносимо.
   После ужина он спросил, не примет ли королева Пенелопу. Он сказал, что понял, будто она ответила согласием на его просьбу, а теперь был удивлен, что она нарушила свое слово. Так разговаривать с королевой было непозволительно, и она резко ответила, что не желает давать повод людям говорить, будто она приняла его сестру, чтобы угодить ему.
   – Нет, – закричал он, – вы бы приняли ее, чтобы угодить этому мошеннику Рейли. – И он стал обвинять ее в том, что она постоянно потворствует Рейли, что она оскорбляет его и его сестру за то, что та любит авантюриста Блаунта.
   Королева призвала его к спокойствию, но он не угомонился. Он сыпал тирадами против Рейли. Сказал, что она, королева, благоговеет перед ним, что он не находит удовольствия служить госпоже, которая лебезит перед таким низким человеком. Это было более чем глупо, ибо Рейли обязательно доложили бы эти слова, так что Эссекс приобрел бы себе врага на всю жизнь.
   Но королева устала от его капризов. Она закричала:
   – Не берите на себя слишком много! Не смейте ко мне обращаться в таком духе. Как вы смеете критиковать других! Что касается вашей сестры – она второй экземпляр вашей матери! А вашу мать я не потерплю при дворе. И вы сполна унаследовали ее качества, поэтому я устала и готова отослать вас прочь.
   – Тогда сделайте это! – закричал он. – Я и сам не останусь здесь, чтобы слушать, как порочат мою семью. У меня нет желания служить вам. Я без промедления увожу из-под этой крыши сестру, а поскольку вы боитесь огорчить этого мошенника Рейли – а он был бы рад моей отставке, я также уеду.
   – Я очень от вас устала, глупый мальчишка, – холодно сказала она и отвернулась.
   Эссекс поклонился, отвернулся и прошел прямо в комнату сестры.
   – Мы немедленно уезжаем, – сказал он. – Приготовься.
   Пенелопа была изумлена, но он сказал, что это необходимо, потому что он поссорился с королевой и теперь оба в опасности.
   Он отослал ее домой с эскортом и заявил, что едет в Голландию. Он собирался присоединиться к войскам, готовящимся к битве при Слисе, и надеялся, что падет в ней. Смерть для него была предпочтительнее службы у такой несправедливой госпожи, и он не сомневается, что она будет рада избавиться от него.
   И он уехал в Сэндвич.
   На следующий день королева спросила о нем и услышала, что он на пути в Голландию. Она послала за ним.