Страница:
Когда она была в сознании, он говорил ей: «Все будет хорошо, ты обязательно поправишься. А иначе – как я обойдусь без тебя?.. Ты нужна мне, Мария».
После его ухода она мысленно повторяла эти слова. О! Разве она не знала, что он – незаурядный человек? Он любит ее; она нужна ему. Он просто никогда не выражал своих чувств, а она уже была готова думать, что их вовсе не существует.
«Вильгельм, я тоже люблю тебя, – шептала она. – Люблю таким, каков уж ты есть. Раньше я была маленькая, не понимала этого – но теперь понимаю. Поэтому я должна поправиться… Ведь ты сказал, что я нужна тебе».
Она начала выздоравливать. Приступы стали реже; уже наступила весна, по утрам в комнате было солнечно. Однажды она проснулась и увидела цветы, лежавшие в изголовье постели.
– Это от принца Оранского, – сказала служанка. – Он сам их срезал в своем саду.
Мария осторожно провела рукой по влажным, пахучим стеблям.
– Ах, как хороши, – сказала она.
И про себя добавила: я должна встать на ноги; я уже выросла и понимаю то, что раньше мне было недоступно; я больше не буду досаждать ему своими глупостями, а постараюсь во всем слушаться его… я скажу ему, что всегда буду служить ему.
Она представила, как когда-нибудь в будущем они будут вместе ужинать – и разговаривать за столом; возможно, с ними будет Бентинк. Она не станет возражать против его участия в их застольях и беседах, потому что он всегда готов служить своему хозяину.
С каждым днем ей становилось все лучше.
Анна Трелони ругалась с Елизаветой Вилльерс.
– Придется тебе вести себя осмотрительней, раз уж принцесса пошла на поправку.
– Как мне себя вести – это мое личное дело, – заметила Елизавета.
– Оно коснулось бы и принцессы, если бы она узнала, что ты спишь с ее мужем.
– Хочешь обо всем сказать ей?
– Не беспокойся, я твоей тайны не выдам… если это еще тайна. Она одна ничего не подозревает. При дворе принца только она так невинна и простодушна.
– Очень жаль. От воспитанницы английского королевского двора можно было бы ожидать большей проницательности.
– Ее супруг… он…
– Ну? – прищурилась Елизавета. – Что, язык не поворачивается? Или боишься, что я расскажу ему?
– Откуда мне знать, о чем ты разговариваешь с ним в постели?
– Уж ты-то об этом не узнаешь, не надейся.
– Во всяком случае, прошу тебя – не говори ни о чем принцессе. Именем Бога умоляю, не говори принцессе о том, что ты стала любовницей принца.
– Я тоже прошу тебя об одном одолжении, Анна. Занимайся своими делами и не суй нос куда не надо, ладно?
Мария думала преподнести им сюрприз – пройти дальше обычного, неслышно открыть дверь и сказать: «Смотрите, мне уже лучше!»
У двери она остановилась, чтобы отдышаться. Но так и не смогла. Потому что услышала разговор преданной Анны с предательницей Елизаветой.
Она прислонилась к стене – рукой держалась за сердце, грозившее выскочить из ее груди.
«…не говори принцессе о том, что ты стала любовницей принца».
Елизавета Вилльерс! – столько раз досаждавшая ей в детской комнате. Вильгельм любит ее!
Окажись на месте Елизаветы какая-нибудь другая женщина, это было бы не так невыносимо. Или нет?..
За время болезни она полюбила тот образ, который с недавних пор рисовала себе. Это ради него она пересилила недуг; ей хотелось жить; она боролась за жизнь, потому что надеялась заслужить любовь супруга, увидеть счастливую семью, будущих детей и внуков.
«Ты нужна мне, Мария».
Слышала ли она эти слова? Или только хотела слышать?
Нет, он произнес их, в этом она была уверена. Произнес – и пошел в спальню, где его ждала Елизавета Вилльерс.
Елизавета старше ее и намного умнее. Когда у них все началось? С самого начала? С того дня, когда она его так разочаровала и ему требовалось какое-то утешение? Ей припомнились слухи о том, что у Елизаветы уже был мужчина. Любовник – еще до Вильгельма? В таком случае та могла не дрожать от страха за свою девственность, очутившись наедине с незнакомцем.
Елизавета… и Вильгельм!
Она не знала, что делать. Если она вызовет Елизавету и обвинит ее в распутстве, то что скажет Вильгельм? Скорее всего, станет еще больше призирать свою супругу.
Что-то странное произошло за время ее болезни. Она полюбила свой несуществующий идеал – и в то же время навсегда распростилась с детством.
Она не могла забыть о своем королевском достоинстве. Понимала: принцессы и королевы не устраивают сцен из-за того, что у супруга появилась любовница, – они просто прогоняют ее… но самой ей такого права не давали. Она думала о несчастной маленькой Марии-Беатрис – та была совсем ребенком, когда узнала о неверности своего мужа. Как плакала, как убивалась эта бедная девочка! А что делал Яков? Успокаивал ее какими-то туманными обещаниями, которые никогда не выполнялись, и избегал супругу, поскольку терпеть не мог семейных сцен. Впрочем, Вильгельм поступил бы по-другому. Она представляла, с каким холодом он выслушает ее упреки.
Она была вынуждена взглянуть правде в глаза. Вильгельм внушал ей страх – своим ледяным холодом. Этот лед она надеялась растопить своим теплом. Но раньше нее это сделала Елизавета Вилльерс.
Как ни странно, ей не хотелось плакать.
Она вернулась в свою спальню и легла в постель. Вскоре пришла Анна Трелони. Встревоженная ее болезненным видом, она спросила, нужно ли ей что-нибудь.
– Оставь меня в покое, – сказала Мария. – Я устала.
Когда Мария окончательно встала с постели, ей было уже восемнадцать лет. Болезнь изменила ее внутренне и внешне: всегда выглядевшая моложе своего возраста, она только сейчас стала по-настоящему женщиной.
В ней появилось больше достоинства, спокойствия, мягкости. Ни единым взглядом, ни единым жестом она не выдала того, что ей было известно об отношениях между ее супругом и Елизаветой Вилльерс. Вильгельм редко навещал ее; она гадала – либо заключил, что у нее уже никогда не будет детей, либо все свои скудные силы отдавал любовнице.
Она не жаловалась: ждала дальнейших событий и готовилась вынести любые испытания, какие пошлет ей судьба; и, приучив себя любить тот образ, который прежде рисовала в своем воображении, продолжала любить настоящего, невыдуманного Вильгельма.
Если бы она могла надеяться на бегство от Вильгельма, о чем так мечтала в первые дни своего замужества, ее жизнь была бы намного проще. Но она не могла надеяться на это.
Она желала во всем доставлять удовольствие Вильгельму, хотела заслужить его одобрение – и по-прежнему верила в то, что когда-нибудь он расстанется с Елизаветой и тогда начнется их идеальная семейная жизнь, о которой столько раз она молила Бога.
Порой она была очень несчастна, а в такие дни чаще всего брала в руку перо и писала Франциске.
Когда та не отвечала, она в мыслях и на бумаге бранила свою забывчивую корреспондентку.
Это приносило утешение. Она думала о них двоих, как об одном человеке – Вильгельме и Франциске в одном лице. Ее дорогой супруг… ее дорогой неверный супруг.
«Позволь заметить, ты стала слишком жестокой. Ну сколько же можно молчать, не отзываться на мои призывы и мольбы? Неужели ты забыла меня? Или у тебя появился кто-то другой? Учти, я могу простить мертвого любовника – но не изменившего мне. Для того, кто услышит от тебя хоть одно слово, по праву принадлежащее мне, – для такого человека у меня найдутся и кинжал, и шпага, и отравленные стрелы».
Ах, дорогая Франциска, повторяла она, запечатывая конверт. Франциска поймет. Может быть, она уже кое-что слышала. Слухи разлетаются быстро – лишь для того, кто находится в их центре, они доходят в последнюю очередь.
Она почти не сомневалась: Франциска поймет, что Мария полюбила своего сурового Вильгельма и узнала о его измене.
Ее мольбы и упреки были обращены не к Франциске – не к ней, а к Вильгельму.
СКАНДАЛ С ЦАЙЛЬШТАЙНОМ
После его ухода она мысленно повторяла эти слова. О! Разве она не знала, что он – незаурядный человек? Он любит ее; она нужна ему. Он просто никогда не выражал своих чувств, а она уже была готова думать, что их вовсе не существует.
«Вильгельм, я тоже люблю тебя, – шептала она. – Люблю таким, каков уж ты есть. Раньше я была маленькая, не понимала этого – но теперь понимаю. Поэтому я должна поправиться… Ведь ты сказал, что я нужна тебе».
Она начала выздоравливать. Приступы стали реже; уже наступила весна, по утрам в комнате было солнечно. Однажды она проснулась и увидела цветы, лежавшие в изголовье постели.
– Это от принца Оранского, – сказала служанка. – Он сам их срезал в своем саду.
Мария осторожно провела рукой по влажным, пахучим стеблям.
– Ах, как хороши, – сказала она.
И про себя добавила: я должна встать на ноги; я уже выросла и понимаю то, что раньше мне было недоступно; я больше не буду досаждать ему своими глупостями, а постараюсь во всем слушаться его… я скажу ему, что всегда буду служить ему.
Она представила, как когда-нибудь в будущем они будут вместе ужинать – и разговаривать за столом; возможно, с ними будет Бентинк. Она не станет возражать против его участия в их застольях и беседах, потому что он всегда готов служить своему хозяину.
С каждым днем ей становилось все лучше.
Анна Трелони ругалась с Елизаветой Вилльерс.
– Придется тебе вести себя осмотрительней, раз уж принцесса пошла на поправку.
– Как мне себя вести – это мое личное дело, – заметила Елизавета.
– Оно коснулось бы и принцессы, если бы она узнала, что ты спишь с ее мужем.
– Хочешь обо всем сказать ей?
– Не беспокойся, я твоей тайны не выдам… если это еще тайна. Она одна ничего не подозревает. При дворе принца только она так невинна и простодушна.
– Очень жаль. От воспитанницы английского королевского двора можно было бы ожидать большей проницательности.
– Ее супруг… он…
– Ну? – прищурилась Елизавета. – Что, язык не поворачивается? Или боишься, что я расскажу ему?
– Откуда мне знать, о чем ты разговариваешь с ним в постели?
– Уж ты-то об этом не узнаешь, не надейся.
– Во всяком случае, прошу тебя – не говори ни о чем принцессе. Именем Бога умоляю, не говори принцессе о том, что ты стала любовницей принца.
– Я тоже прошу тебя об одном одолжении, Анна. Занимайся своими делами и не суй нос куда не надо, ладно?
Мария думала преподнести им сюрприз – пройти дальше обычного, неслышно открыть дверь и сказать: «Смотрите, мне уже лучше!»
У двери она остановилась, чтобы отдышаться. Но так и не смогла. Потому что услышала разговор преданной Анны с предательницей Елизаветой.
Она прислонилась к стене – рукой держалась за сердце, грозившее выскочить из ее груди.
«…не говори принцессе о том, что ты стала любовницей принца».
Елизавета Вилльерс! – столько раз досаждавшая ей в детской комнате. Вильгельм любит ее!
Окажись на месте Елизаветы какая-нибудь другая женщина, это было бы не так невыносимо. Или нет?..
За время болезни она полюбила тот образ, который с недавних пор рисовала себе. Это ради него она пересилила недуг; ей хотелось жить; она боролась за жизнь, потому что надеялась заслужить любовь супруга, увидеть счастливую семью, будущих детей и внуков.
«Ты нужна мне, Мария».
Слышала ли она эти слова? Или только хотела слышать?
Нет, он произнес их, в этом она была уверена. Произнес – и пошел в спальню, где его ждала Елизавета Вилльерс.
Елизавета старше ее и намного умнее. Когда у них все началось? С самого начала? С того дня, когда она его так разочаровала и ему требовалось какое-то утешение? Ей припомнились слухи о том, что у Елизаветы уже был мужчина. Любовник – еще до Вильгельма? В таком случае та могла не дрожать от страха за свою девственность, очутившись наедине с незнакомцем.
Елизавета… и Вильгельм!
Она не знала, что делать. Если она вызовет Елизавету и обвинит ее в распутстве, то что скажет Вильгельм? Скорее всего, станет еще больше призирать свою супругу.
Что-то странное произошло за время ее болезни. Она полюбила свой несуществующий идеал – и в то же время навсегда распростилась с детством.
Она не могла забыть о своем королевском достоинстве. Понимала: принцессы и королевы не устраивают сцен из-за того, что у супруга появилась любовница, – они просто прогоняют ее… но самой ей такого права не давали. Она думала о несчастной маленькой Марии-Беатрис – та была совсем ребенком, когда узнала о неверности своего мужа. Как плакала, как убивалась эта бедная девочка! А что делал Яков? Успокаивал ее какими-то туманными обещаниями, которые никогда не выполнялись, и избегал супругу, поскольку терпеть не мог семейных сцен. Впрочем, Вильгельм поступил бы по-другому. Она представляла, с каким холодом он выслушает ее упреки.
Она была вынуждена взглянуть правде в глаза. Вильгельм внушал ей страх – своим ледяным холодом. Этот лед она надеялась растопить своим теплом. Но раньше нее это сделала Елизавета Вилльерс.
Как ни странно, ей не хотелось плакать.
Она вернулась в свою спальню и легла в постель. Вскоре пришла Анна Трелони. Встревоженная ее болезненным видом, она спросила, нужно ли ей что-нибудь.
– Оставь меня в покое, – сказала Мария. – Я устала.
Когда Мария окончательно встала с постели, ей было уже восемнадцать лет. Болезнь изменила ее внутренне и внешне: всегда выглядевшая моложе своего возраста, она только сейчас стала по-настоящему женщиной.
В ней появилось больше достоинства, спокойствия, мягкости. Ни единым взглядом, ни единым жестом она не выдала того, что ей было известно об отношениях между ее супругом и Елизаветой Вилльерс. Вильгельм редко навещал ее; она гадала – либо заключил, что у нее уже никогда не будет детей, либо все свои скудные силы отдавал любовнице.
Она не жаловалась: ждала дальнейших событий и готовилась вынести любые испытания, какие пошлет ей судьба; и, приучив себя любить тот образ, который прежде рисовала в своем воображении, продолжала любить настоящего, невыдуманного Вильгельма.
Если бы она могла надеяться на бегство от Вильгельма, о чем так мечтала в первые дни своего замужества, ее жизнь была бы намного проще. Но она не могла надеяться на это.
Она желала во всем доставлять удовольствие Вильгельму, хотела заслужить его одобрение – и по-прежнему верила в то, что когда-нибудь он расстанется с Елизаветой и тогда начнется их идеальная семейная жизнь, о которой столько раз она молила Бога.
Порой она была очень несчастна, а в такие дни чаще всего брала в руку перо и писала Франциске.
Когда та не отвечала, она в мыслях и на бумаге бранила свою забывчивую корреспондентку.
Это приносило утешение. Она думала о них двоих, как об одном человеке – Вильгельме и Франциске в одном лице. Ее дорогой супруг… ее дорогой неверный супруг.
«Позволь заметить, ты стала слишком жестокой. Ну сколько же можно молчать, не отзываться на мои призывы и мольбы? Неужели ты забыла меня? Или у тебя появился кто-то другой? Учти, я могу простить мертвого любовника – но не изменившего мне. Для того, кто услышит от тебя хоть одно слово, по праву принадлежащее мне, – для такого человека у меня найдутся и кинжал, и шпага, и отравленные стрелы».
Ах, дорогая Франциска, повторяла она, запечатывая конверт. Франциска поймет. Может быть, она уже кое-что слышала. Слухи разлетаются быстро – лишь для того, кто находится в их центре, они доходят в последнюю очередь.
Она почти не сомневалась: Франциска поймет, что Мария полюбила своего сурового Вильгельма и узнала о его измене.
Ее мольбы и упреки были обращены не к Франциске – не к ней, а к Вильгельму.
СКАНДАЛ С ЦАЙЛЬШТАЙНОМ
В отсутствие Вильгельма, уехавшего в Англию для встречи с Монмутом (в качестве авторитетного протестантского лидера тот мог пригодиться принцу, а как незаконнорожденный сын Карла не внушал особых опасений за будущее английской короны), Мария сделала еще одно неожиданное открытие. Как-то утром, когда она уже была одета и собиралась выйти на прогулку, ее служанка Джейн Ротт вдруг скорчилась от боли и схватилась за живот. Другие служанки подхватили ее под руки и уложили на постель принцессы. Подойдя к лежащей Джейн, Мария отчасти поняла причину ее недомогания. Она уже замечала, что в последнее время ее служанка полнеет, но прежде как-то не задумывалась над этим явлением.
Когда Мария села на край постели, девушка с испугом посмотрела на нее.
– Джейн, лучше сама признайся, – сказала Мария.
– Я не могу, Ваше Высочество.
– Ты ждешь ребенка, да?
– Да, Ваше Высочество.
– Это не должно было привести к таким невыносимым страданиям. Джейн, ты не пыталась сделать выкидыш?
Джейн молчала.
– Послушай, – продолжала Мария, – это не только вредно, но и глупо. Ведь ты могла погубить и себя и ребенка.
– Ваше Высочество, – тяжело вздохнула Джейн, – а если так было бы лучше – и для меня и для него?
– Вот и еще одна глупость. Ты можешь выйти замуж за его отца.
– Это невозможно, Ваше Высочество.
– Джейн! Это он хочет, чтобы у тебя был выкидыш? Ну-ка, выкладывай – ведь дело не обошлось без его помощи, да?
– Д… да, Ваше Высочество.
– Какая гнусность! За свои преступные действия он будет строго наказан. Кто он?
– Ваше Высочество, я не могу назвать его имя.
– Опять-таки глупо, Джейн. Как же я смогу приказать ему жениться на тебе, если не буду знать, как его зовут?
– Ваше Высочество, вы не вправе приказывать ему. Он занимает слишком высокое положение.
Мария вдруг похолодела от ужаса. Вильгельм! Не только с Елизаветой – но и с Джейн!
– Ваше Высочество, я была просто дурой.
– Любовь еще никому не прибавляла ума. – Мария с трудом взяла себя в руки. – Немедленно назови мне имя этого мужчины. Приказываю – назови.
Джейн снова вздохнула.
– Ваше Высочество, вы все равно мне не поможете. Лучше вам не знать, кто он.
– Джейн, я требую!
Джейн поколебалась. Затем сказала:
– Это Вильгельм Цайльштайн.
Марии показалось, что у нее гора свалилась с плеч. Она едва не рассмеялась над своими ужасными подозрениями. Вильгельм с двумя любовницами! Вздор. У него и на одну-то не хватает ни времени, ни сил. В самом деле, ведь не мог же управиться с женой и любовницей – потому-то и выбрал последнюю.
Однако уже в следующий миг она нахмурилась. Цайльштайн происходил из рода Оранских, хотя и представлял боковую ветвь. А Джейн была дочерью небогатого английского помещика. Мог ли кузен принца Оранского взять ее в жены? Пожалуй – только под давлением обстоятельств.
– Он должен немедленно жениться на тебе, – сказала Мария.
– Он этого не сделает, Ваше Высочество. Ему семья не позволит – так он говорит. Да я и сама знаю, что не гожусь для брака с ним.
– Но сгодилась для того, чтобы он сделал тебе ребенка.
– Ах, Ваше Высочество, я понимаю, сколько позора мне предстоит вынести – уехать обратно, к отцу… И иногда говорю себе, что… что на свете нет ничего худшего, чем это.
– Цайльштайн говорил с принцем?
– Нет, Ваше Высочество. Да он бы и не посмел. У принца на него совсем другие планы. Я думаю, ваш супруг желает устроить более выгодную партию…
– И устроил бы – если бы не было столь явного преимущества в пользу брака с тобой. Ах, Джейн, ну как же ты могла совершить такую глупость? Зачем уступила ему?
– Я любила его, Ваше Высочество.
– Вижу. Ну и что?
– Сначала он обещал жениться на мне…
– Ага! В таком случае, я думаю, мы заставим его сдержать свое слово.
– Но он говорит, что принц не даст согласия на наше бракосочетание.
– А вот мне кажется, что ваше бракосочетание все-таки состоится. Жаль, ты сразу ко мне не пришла.
– Мне тоже, Ваше Высочество. Вы так добры, так отзывчивы… и – понимаете меня. Даже не браните меня, хотя я этого заслуживаю.
– Бедная моя Джейн, мне ли не знать, что такое любовь? Мне ли не знать, как трудно в ней найти виноватых? Да и кого мне бранить, когда я переживаю за тебя – грущу, оттого что слишком уж ты быстро рассталась со своими чувствами?
Джейн поцеловала ее руки и тихо заплакала.
– Ты сегодня перетрудилась, а это может повредить твоему ребенку. Ступай к себе и предоставь дело мне.
– Ах, Ваше Высочество, как мне отблагодарить вас?
– Прибереги благодарности до той поры, когда выйдешь замуж за своего обольстителя. Это будет непросто, но я постараюсь сделать все возможное.
Мария ходила по комнате, размышляя о превратностях жизни. Бедная, бедная Джейн Ротт! Та уже видит безрадостную картину своего возвращения домой, где ей предстоит родить своего внебрачного ребенка. А потом – до самой смерти слушать упреки отца и родственников, поскольку она, не наделенная красотой или деньгами, едва ли найдет себе хоть какого-нибудь мужа.
Много лет назад мать принцессы Оранской вот так же забеременела в Голландии и не верила, что ее обольстителю позволят жениться на ней. Эта не раз слышанная история не нравилась Марии: она открывала счет тем малоприятным обстоятельствам, которые в конце концов заставили ее искать спасения в объятиях Франциски Эпсли, – ибо что же сулит женщине общение с мужчиной, как не лишние сложности и ненужные заботы? О, этот домик на берегу реки, где они вдвоем прожили бы самые счастливые годы своей жизни! Увы. Эти мечты уже не доставляли ей прежнего удовольствия. Теперь она знала, что ее любовь к Франциске оказалась всего лишь бегством от действительности; врожденной потребности любить женщин у нее не было. И тем не менее она нуждалась в любви; мало того – нуждалась в идеальных отношениях, мечтала о том, чтобы Вильгельм любил ее так же, как она любила его.
Но сейчас было не время предаваться раздумьям о ее собственных сложностях. Что делать с Джейн – вот какой вопрос предстояло решить.
Она послала за преподобным отцом Кенном и рассказала ему о случившемся.
Священник пришел в негодование. Молодая доверчивая англичанка попала в такую неприятную историю, а голландец, предавший ее, пытается увильнуть от ответственности за свой проступок! С подобным положением дел Кенн никак не мог смириться.
– Если верить моей служанке, то выходит так, что принц запретит Цайльштайну жениться на ней, что у него есть какие-то другие виды на него.
– Эти виды он может оставить при себе, – вспылил Кенн. – Его долг состоит в том, чтобы восстановить справедливость. А справедливость восторжествует только в одном случае – вы знаете в каком, Ваше Высочество.
– Но принц…
– Ваше Высочество, вы обладаете такими же правами, как и он. Вы – принцесса: и не только Голландии, поскольку ваш титул достался вам отнюдь не благодаря вашему супругу. У меня складывается впечатление, что в силу ваших отношений вы готовы забыть об этом. И уж во всяком случае я вынужден вам напомнить, что в его отсутствие вы обязаны – повторяю, обязаны! – заменять его в качестве правителя. Поэтому вы должны проследить за тем, чтобы эта девушка вышла замуж.
– Против воли принца?
– Сделанного уже никто не переделает.
– Вы правы, преподобный отец. Зовите Цайльштайна. Вскоре Цайльштайн стоял перед принцессой и капелланом.
– Выше Высочество, вы желали видеть меня?
– Да – чтобы расспросить о ваших намерениях относительно моей служанки Джейн Ротт, – с невозмутимым видом сказала Мария.
– В каком смысле?
– Не сомневаюсь, вы собираетесь жениться на ней, – продолжала Мария, – а потому предлагаю брак заключить немедленно, пока ее беременность еще не всем бросается в глаза.
– Ваше Высочество, я бы с радостью женился на этой девушке, но, боюсь, на наш брак не согласится принц.
– Можете заручиться моим согласием – его будет достаточно.
– Ваше Высочество, вы очень великодушны, но принц… Преподобный отец Кенн не сдержался – почти рявкнул:
– Прежде, чем вы увидите его, на свет появится ребенок. Мы не можем ждать принца. А кроме того, чем вас не устраивает согласие принцессы?
– Ваше Высочество… – побледнев, залепетал Цайльштайн. – Ваше Высочество…
– Вы согрешили, сын мой, – сказал Кенн, – и у вас есть только один способ искупить свой грех перед Богом и людьми. Вы должны жениться на ней, если только не предпочитаете замаливать этот проступок в аду.
– Я готов заплатить ей, сделать компенсацию. И позаботиться о будущем ребенка.
– В глазах Господа вы сможете только одним способом заплатить за содеянное, – повторил Кенн. – И вы сделаете эту компенсацию.
– Ваше Высочество…
Цайльштайн с мольбой посмотрел на Марию и осекся под ее суровым взглядом.
– Я приказываю вам жениться на Джейн Ротт, – сказала она. – И обещать, что будете хорошим мужем и отцом ребенка.
– Я бы с радостью, Ваше Высочество, но…
– Пожалуй, я оставлю вас наедине с преподобным отцом Кенном, – вздохнула Мария. – Он объяснит вам, какие последствия ждут вас и вашу жертву, если вы не пожелаете прислушаться к голосу совести и Господа Бога. Послушайте и подумайте. Потом зайдете ко мне, и мы вместе решим, как практически осуществить те благие намерения, о которых вы говорили моей служанке.
С этими словами она вышла из комнаты.
Вечером Цайльштайн предстал перед Марией.
– Ну? – спросила она.
– Ваше Высочество, я дал слово преподобному отцу Кенну.
– Приятно слышать. Вы решились на благородный поступок, и я уверена, что брак принесет счастье вам обоим – вам и Джейн.
– Ваше Высочество, принц не одобрит ни его, ни преподобного отца Кенна… ни…
Она вскинула голову.
– Полагаю, мы можем ничего не бояться. Ведь мы поступили в согласии с законом совести, не так ли?
Отпустив Цайльштайна, Мария позвала Джейн. Обняв служанку, она сказала, что ее помолвка состоится завтра, в их домашней церкви, у преподобного отца Кенна.
Джейн не могла поверить в случившееся – она упала на колени перед своей госпожой и поцеловала подол ее платья.
– Немедленно встань, – приказала Мария. – В твоем положении вредно ползать по полу.
Затем она еще раз обняла служанку и сказала, что счастлива за нее.
– Женщине, ждущей ребенка, не следует знать ничего, кроме радости, – грустно добавила она.
– Ваше Высочество, у меня не хватает слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Но когда вернется принц, он будет недоволен.
– Он поймет, что мы поступили правильно, – твердо сказала Мария. – Увидит, что у нас не было другого выхода.
На следующий день Кенн обвенчал Цайльштайна и Джейн. Двор обомлел и преклонил головы – не столько перед прелатом, сумевшим убедить Цайльштайна сдержать слово, данное соблазненной им девушке, сколько перед Марией, знавшей о намерениях принца и все-таки решившейся поступить по-своему.
Вернувшись в Гаагу, Вильгельм узнал о случившемся и, как следовало ожидать, пришел в ярость. Для своего кузена он уже подготовил партию с одним из влиятельных германских принцев – дом Оранских нуждался в могущественных союзниках. Теперь этот шанс был упущен. А кто нес ответственность? Кенн и Мария. Поступок Кенна не вызывал удивления, сей настырный юноша сразу не понравился Вильгельму. Но Мария, его тихая, безропотная супруга – как она могла поступить против воли мужа? Неслыханно! Неслыханно и чудовищно!
Он был настолько потрясен, что вызвал Кенна раньше, чем успел отчитать Марию.
Кенн вошел к нему, с достоинством поклонился.
– Как мне стало известно, – сказал Вильгельм, – в мое отсутствие вы взяли на себя труд по составлению партий для моей семьи.
– Я всего лишь выполнил свой долг, Ваше Высочество. Бедная девушка нуждалась в заступничестве.
– Что касается меня, то я бы предпочел, чтобы вы занимались своими делами и не совали нос в мои личные проблемы.
– Вынужден возразить, Ваше Высочество. Душа этой девушки – мое дело.
– Ваша девушка – отъявленная потаскуха. Дом Оранских не может иметь ничего общего с ней.
– У нее будет ребенок – общий с одним из представителей вашего благородного дома.
– Вы дерзки и плохо воспитаны.
– Повторяю, я всего лишь выполнил свой долг.
– Вы еще больше одолжите нас, если вернетесь в Англию. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
– Я готов уехать, Ваше Высочество, но позвольте напомнить – здесь я нахожусь в услужении у принцессы.
Когда Вильгельм приходил в состояние крайнего гнева, слова давались ему с трудом. Взмахом руки отпустив Кенна, он пошел к Марии.
– Я огорчен и изумлен, – сказал он, войдя в ее комнату.
– Сочувствую тебе, дорогой.
Он пытливо взглянул на нее – выражение ее лица было серьезно и задумчиво. Казалось, за время его отсутствия в ней не произошло каких-либо заметных перемен.
– Тебе известно, что я имею в виду – это чудовищное бракосочетание моего кузена.
– Оно было необходимо, от нас требовались самые незамедлительные действия.
– С этим я не могу согласиться.
– Беременность моей служанки стала слишком заметна.
– Ее следовало отправить в какое-нибудь более спокойное место, где она могла бы без лишних сложностей родить своего ребенка.
– Вильгельм, тебе не говорили, что ей были даны обещания устроить брак с твоим кузеном?
– Она – круглая дура, если восприняла их всерьез.
– Однако она приняла их всерьез, и в результате заимела ребенка. А поведение твоего кузена неприглядно еще и потому, что он заставлял ее вызвать выкидыш, который мог погубить и ребенка и Джейн.
– И устранить множество неприятностей, с которыми мы теперь столкнулись.
У Марии порозовели щеки; он ждал, что сейчас она расплачется, станет просить прощения, однако ничего этого не случилось.
– Мне было бы крайне прискорбно потерять подругу и служанку – обстоятельства ее гибели всю жизнь не давали бы мне покоя.
Он вдруг понял, что в ней и в самом деле произошла какая-то перемена, и эта перемена потрясла его еще больше, чем неудачная женитьба кузена.
– Ты знала, что я ни при каких обстоятельствах не допустил бы этого брака.
– Я считала, что он должен быть заключен. В противном случае Джейн предстояло вынести слишком много испытаний. А ведь в Голландию она приехала со мной, под моей опекой…
– Ты и в самом деле чувствуешь такую ответственность за поведение всех своих служанок?
Она пристально взглянула на него.
– Не за всех.
Ее спокойный, уверенный голос внезапно насторожил его, заставил призадуматься. Неужели она намекает на Елизавету? Что ей известно об их отношениях?
Он холодно сказал:
– Я очень недоволен тобой.
И, повернувшись, вышел из комнаты. Мария с грустью посмотрела ему вслед. Она так долго не видела его, а он вернулся и даже не поздоровался с ней: душевной теплоты в нем было не больше, чем до отъезда. Как она заблуждалась, надеясь на их идеальные семейные отношения!
Вильгельм закрылся в своих покоях. Ему хотелось побыть в одиночестве, подумать о том, что произошло в его отсутствие.
Она изменилась – стала старше, умней, серьезней. До сих пор она была ребенком и только теперь повзрослела.
Вильгельм попытался заглянуть в будущее: Карл умер; Яков отвергнут; Мария стала королевой. А что же принц Оранский – супруг царствующей королевы? Женщина, с таким упорством отстаивавшая права своей плюгавой служанки, вполне могла возомнить себя достойной единоличного правления в государстве, доставшемся ей от отца. Прежде Вильгельм рассчитывал на ее уступчивость – не ошибался ли он?
Так что же делать? Всю оставшуюся жизнь сидеть возле своей супруги, ждать ее решений и послушно выполнять ее приказы? Нет, такой участи он себе не желал. Следовательно, нужно было найти какой-то выход.
Вильгельм не настаивал на отъезде Кенна. Напротив, с этого дня он стал чуть более любезен с ним. Кенн удивился, но тут же дал понять, что ни мнение, ни настроение принца не имеют для него особого значения, поскольку он находится в услужении у принцессы.
Он даже не преминул указать принцу на недопустимость того обхождения, с каким английская принцесса встретилась в Голландии, – после чего ждал самого яростного гнева со стороны Вильгельма.
Гнева не последовало.
Вильгельм и сам понимал необходимость налаживания отношений с супругой – эта проблема была предметом его напряженных размышлений. Если бы он отказался от Елизаветы, то мог бы уделять больше внимания Марии, но он не мог отказаться от Елизаветы. Она завораживала его, хотя он и не принадлежал к числу мужчин, отличающихся повышенным интересом к представительницам противоположного пола. Елизавета была единственной женщиной, в которой он по-настоящему нуждался, и у него не хватало решимости расстаться с ней.
Но как же в таком случае обойтись с Марией? – думал Вильгельм. В нынешних обстоятельствах он просто обязан сделать так, чтобы она вновь признала его главенствующее положение в их семье; она должна оставаться такой же покорной и зависимой супругой, какой была раньше. Слезы, которыми она встречала любой признак недовольства с его стороны, – эти слезы прежде досаждали ему, а порой и приводили в отчаяние, но теперь его тревожило то, что с недавнего времени он их почти не видел.
Ему казалось, что она могла попасть под влияние своего отца и навсегда отвернуться от супруга. Приходили в голову и другие фатальные вероятности развития событий. Например – а вдруг она умрет? Тогда трон достанется Анне.
Когда Мария села на край постели, девушка с испугом посмотрела на нее.
– Джейн, лучше сама признайся, – сказала Мария.
– Я не могу, Ваше Высочество.
– Ты ждешь ребенка, да?
– Да, Ваше Высочество.
– Это не должно было привести к таким невыносимым страданиям. Джейн, ты не пыталась сделать выкидыш?
Джейн молчала.
– Послушай, – продолжала Мария, – это не только вредно, но и глупо. Ведь ты могла погубить и себя и ребенка.
– Ваше Высочество, – тяжело вздохнула Джейн, – а если так было бы лучше – и для меня и для него?
– Вот и еще одна глупость. Ты можешь выйти замуж за его отца.
– Это невозможно, Ваше Высочество.
– Джейн! Это он хочет, чтобы у тебя был выкидыш? Ну-ка, выкладывай – ведь дело не обошлось без его помощи, да?
– Д… да, Ваше Высочество.
– Какая гнусность! За свои преступные действия он будет строго наказан. Кто он?
– Ваше Высочество, я не могу назвать его имя.
– Опять-таки глупо, Джейн. Как же я смогу приказать ему жениться на тебе, если не буду знать, как его зовут?
– Ваше Высочество, вы не вправе приказывать ему. Он занимает слишком высокое положение.
Мария вдруг похолодела от ужаса. Вильгельм! Не только с Елизаветой – но и с Джейн!
– Ваше Высочество, я была просто дурой.
– Любовь еще никому не прибавляла ума. – Мария с трудом взяла себя в руки. – Немедленно назови мне имя этого мужчины. Приказываю – назови.
Джейн снова вздохнула.
– Ваше Высочество, вы все равно мне не поможете. Лучше вам не знать, кто он.
– Джейн, я требую!
Джейн поколебалась. Затем сказала:
– Это Вильгельм Цайльштайн.
Марии показалось, что у нее гора свалилась с плеч. Она едва не рассмеялась над своими ужасными подозрениями. Вильгельм с двумя любовницами! Вздор. У него и на одну-то не хватает ни времени, ни сил. В самом деле, ведь не мог же управиться с женой и любовницей – потому-то и выбрал последнюю.
Однако уже в следующий миг она нахмурилась. Цайльштайн происходил из рода Оранских, хотя и представлял боковую ветвь. А Джейн была дочерью небогатого английского помещика. Мог ли кузен принца Оранского взять ее в жены? Пожалуй – только под давлением обстоятельств.
– Он должен немедленно жениться на тебе, – сказала Мария.
– Он этого не сделает, Ваше Высочество. Ему семья не позволит – так он говорит. Да я и сама знаю, что не гожусь для брака с ним.
– Но сгодилась для того, чтобы он сделал тебе ребенка.
– Ах, Ваше Высочество, я понимаю, сколько позора мне предстоит вынести – уехать обратно, к отцу… И иногда говорю себе, что… что на свете нет ничего худшего, чем это.
– Цайльштайн говорил с принцем?
– Нет, Ваше Высочество. Да он бы и не посмел. У принца на него совсем другие планы. Я думаю, ваш супруг желает устроить более выгодную партию…
– И устроил бы – если бы не было столь явного преимущества в пользу брака с тобой. Ах, Джейн, ну как же ты могла совершить такую глупость? Зачем уступила ему?
– Я любила его, Ваше Высочество.
– Вижу. Ну и что?
– Сначала он обещал жениться на мне…
– Ага! В таком случае, я думаю, мы заставим его сдержать свое слово.
– Но он говорит, что принц не даст согласия на наше бракосочетание.
– А вот мне кажется, что ваше бракосочетание все-таки состоится. Жаль, ты сразу ко мне не пришла.
– Мне тоже, Ваше Высочество. Вы так добры, так отзывчивы… и – понимаете меня. Даже не браните меня, хотя я этого заслуживаю.
– Бедная моя Джейн, мне ли не знать, что такое любовь? Мне ли не знать, как трудно в ней найти виноватых? Да и кого мне бранить, когда я переживаю за тебя – грущу, оттого что слишком уж ты быстро рассталась со своими чувствами?
Джейн поцеловала ее руки и тихо заплакала.
– Ты сегодня перетрудилась, а это может повредить твоему ребенку. Ступай к себе и предоставь дело мне.
– Ах, Ваше Высочество, как мне отблагодарить вас?
– Прибереги благодарности до той поры, когда выйдешь замуж за своего обольстителя. Это будет непросто, но я постараюсь сделать все возможное.
Мария ходила по комнате, размышляя о превратностях жизни. Бедная, бедная Джейн Ротт! Та уже видит безрадостную картину своего возвращения домой, где ей предстоит родить своего внебрачного ребенка. А потом – до самой смерти слушать упреки отца и родственников, поскольку она, не наделенная красотой или деньгами, едва ли найдет себе хоть какого-нибудь мужа.
Много лет назад мать принцессы Оранской вот так же забеременела в Голландии и не верила, что ее обольстителю позволят жениться на ней. Эта не раз слышанная история не нравилась Марии: она открывала счет тем малоприятным обстоятельствам, которые в конце концов заставили ее искать спасения в объятиях Франциски Эпсли, – ибо что же сулит женщине общение с мужчиной, как не лишние сложности и ненужные заботы? О, этот домик на берегу реки, где они вдвоем прожили бы самые счастливые годы своей жизни! Увы. Эти мечты уже не доставляли ей прежнего удовольствия. Теперь она знала, что ее любовь к Франциске оказалась всего лишь бегством от действительности; врожденной потребности любить женщин у нее не было. И тем не менее она нуждалась в любви; мало того – нуждалась в идеальных отношениях, мечтала о том, чтобы Вильгельм любил ее так же, как она любила его.
Но сейчас было не время предаваться раздумьям о ее собственных сложностях. Что делать с Джейн – вот какой вопрос предстояло решить.
Она послала за преподобным отцом Кенном и рассказала ему о случившемся.
Священник пришел в негодование. Молодая доверчивая англичанка попала в такую неприятную историю, а голландец, предавший ее, пытается увильнуть от ответственности за свой проступок! С подобным положением дел Кенн никак не мог смириться.
– Если верить моей служанке, то выходит так, что принц запретит Цайльштайну жениться на ней, что у него есть какие-то другие виды на него.
– Эти виды он может оставить при себе, – вспылил Кенн. – Его долг состоит в том, чтобы восстановить справедливость. А справедливость восторжествует только в одном случае – вы знаете в каком, Ваше Высочество.
– Но принц…
– Ваше Высочество, вы обладаете такими же правами, как и он. Вы – принцесса: и не только Голландии, поскольку ваш титул достался вам отнюдь не благодаря вашему супругу. У меня складывается впечатление, что в силу ваших отношений вы готовы забыть об этом. И уж во всяком случае я вынужден вам напомнить, что в его отсутствие вы обязаны – повторяю, обязаны! – заменять его в качестве правителя. Поэтому вы должны проследить за тем, чтобы эта девушка вышла замуж.
– Против воли принца?
– Сделанного уже никто не переделает.
– Вы правы, преподобный отец. Зовите Цайльштайна. Вскоре Цайльштайн стоял перед принцессой и капелланом.
– Выше Высочество, вы желали видеть меня?
– Да – чтобы расспросить о ваших намерениях относительно моей служанки Джейн Ротт, – с невозмутимым видом сказала Мария.
– В каком смысле?
– Не сомневаюсь, вы собираетесь жениться на ней, – продолжала Мария, – а потому предлагаю брак заключить немедленно, пока ее беременность еще не всем бросается в глаза.
– Ваше Высочество, я бы с радостью женился на этой девушке, но, боюсь, на наш брак не согласится принц.
– Можете заручиться моим согласием – его будет достаточно.
– Ваше Высочество, вы очень великодушны, но принц… Преподобный отец Кенн не сдержался – почти рявкнул:
– Прежде, чем вы увидите его, на свет появится ребенок. Мы не можем ждать принца. А кроме того, чем вас не устраивает согласие принцессы?
– Ваше Высочество… – побледнев, залепетал Цайльштайн. – Ваше Высочество…
– Вы согрешили, сын мой, – сказал Кенн, – и у вас есть только один способ искупить свой грех перед Богом и людьми. Вы должны жениться на ней, если только не предпочитаете замаливать этот проступок в аду.
– Я готов заплатить ей, сделать компенсацию. И позаботиться о будущем ребенка.
– В глазах Господа вы сможете только одним способом заплатить за содеянное, – повторил Кенн. – И вы сделаете эту компенсацию.
– Ваше Высочество…
Цайльштайн с мольбой посмотрел на Марию и осекся под ее суровым взглядом.
– Я приказываю вам жениться на Джейн Ротт, – сказала она. – И обещать, что будете хорошим мужем и отцом ребенка.
– Я бы с радостью, Ваше Высочество, но…
– Пожалуй, я оставлю вас наедине с преподобным отцом Кенном, – вздохнула Мария. – Он объяснит вам, какие последствия ждут вас и вашу жертву, если вы не пожелаете прислушаться к голосу совести и Господа Бога. Послушайте и подумайте. Потом зайдете ко мне, и мы вместе решим, как практически осуществить те благие намерения, о которых вы говорили моей служанке.
С этими словами она вышла из комнаты.
Вечером Цайльштайн предстал перед Марией.
– Ну? – спросила она.
– Ваше Высочество, я дал слово преподобному отцу Кенну.
– Приятно слышать. Вы решились на благородный поступок, и я уверена, что брак принесет счастье вам обоим – вам и Джейн.
– Ваше Высочество, принц не одобрит ни его, ни преподобного отца Кенна… ни…
Она вскинула голову.
– Полагаю, мы можем ничего не бояться. Ведь мы поступили в согласии с законом совести, не так ли?
Отпустив Цайльштайна, Мария позвала Джейн. Обняв служанку, она сказала, что ее помолвка состоится завтра, в их домашней церкви, у преподобного отца Кенна.
Джейн не могла поверить в случившееся – она упала на колени перед своей госпожой и поцеловала подол ее платья.
– Немедленно встань, – приказала Мария. – В твоем положении вредно ползать по полу.
Затем она еще раз обняла служанку и сказала, что счастлива за нее.
– Женщине, ждущей ребенка, не следует знать ничего, кроме радости, – грустно добавила она.
– Ваше Высочество, у меня не хватает слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Но когда вернется принц, он будет недоволен.
– Он поймет, что мы поступили правильно, – твердо сказала Мария. – Увидит, что у нас не было другого выхода.
На следующий день Кенн обвенчал Цайльштайна и Джейн. Двор обомлел и преклонил головы – не столько перед прелатом, сумевшим убедить Цайльштайна сдержать слово, данное соблазненной им девушке, сколько перед Марией, знавшей о намерениях принца и все-таки решившейся поступить по-своему.
Вернувшись в Гаагу, Вильгельм узнал о случившемся и, как следовало ожидать, пришел в ярость. Для своего кузена он уже подготовил партию с одним из влиятельных германских принцев – дом Оранских нуждался в могущественных союзниках. Теперь этот шанс был упущен. А кто нес ответственность? Кенн и Мария. Поступок Кенна не вызывал удивления, сей настырный юноша сразу не понравился Вильгельму. Но Мария, его тихая, безропотная супруга – как она могла поступить против воли мужа? Неслыханно! Неслыханно и чудовищно!
Он был настолько потрясен, что вызвал Кенна раньше, чем успел отчитать Марию.
Кенн вошел к нему, с достоинством поклонился.
– Как мне стало известно, – сказал Вильгельм, – в мое отсутствие вы взяли на себя труд по составлению партий для моей семьи.
– Я всего лишь выполнил свой долг, Ваше Высочество. Бедная девушка нуждалась в заступничестве.
– Что касается меня, то я бы предпочел, чтобы вы занимались своими делами и не совали нос в мои личные проблемы.
– Вынужден возразить, Ваше Высочество. Душа этой девушки – мое дело.
– Ваша девушка – отъявленная потаскуха. Дом Оранских не может иметь ничего общего с ней.
– У нее будет ребенок – общий с одним из представителей вашего благородного дома.
– Вы дерзки и плохо воспитаны.
– Повторяю, я всего лишь выполнил свой долг.
– Вы еще больше одолжите нас, если вернетесь в Англию. Я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
– Я готов уехать, Ваше Высочество, но позвольте напомнить – здесь я нахожусь в услужении у принцессы.
Когда Вильгельм приходил в состояние крайнего гнева, слова давались ему с трудом. Взмахом руки отпустив Кенна, он пошел к Марии.
– Я огорчен и изумлен, – сказал он, войдя в ее комнату.
– Сочувствую тебе, дорогой.
Он пытливо взглянул на нее – выражение ее лица было серьезно и задумчиво. Казалось, за время его отсутствия в ней не произошло каких-либо заметных перемен.
– Тебе известно, что я имею в виду – это чудовищное бракосочетание моего кузена.
– Оно было необходимо, от нас требовались самые незамедлительные действия.
– С этим я не могу согласиться.
– Беременность моей служанки стала слишком заметна.
– Ее следовало отправить в какое-нибудь более спокойное место, где она могла бы без лишних сложностей родить своего ребенка.
– Вильгельм, тебе не говорили, что ей были даны обещания устроить брак с твоим кузеном?
– Она – круглая дура, если восприняла их всерьез.
– Однако она приняла их всерьез, и в результате заимела ребенка. А поведение твоего кузена неприглядно еще и потому, что он заставлял ее вызвать выкидыш, который мог погубить и ребенка и Джейн.
– И устранить множество неприятностей, с которыми мы теперь столкнулись.
У Марии порозовели щеки; он ждал, что сейчас она расплачется, станет просить прощения, однако ничего этого не случилось.
– Мне было бы крайне прискорбно потерять подругу и служанку – обстоятельства ее гибели всю жизнь не давали бы мне покоя.
Он вдруг понял, что в ней и в самом деле произошла какая-то перемена, и эта перемена потрясла его еще больше, чем неудачная женитьба кузена.
– Ты знала, что я ни при каких обстоятельствах не допустил бы этого брака.
– Я считала, что он должен быть заключен. В противном случае Джейн предстояло вынести слишком много испытаний. А ведь в Голландию она приехала со мной, под моей опекой…
– Ты и в самом деле чувствуешь такую ответственность за поведение всех своих служанок?
Она пристально взглянула на него.
– Не за всех.
Ее спокойный, уверенный голос внезапно насторожил его, заставил призадуматься. Неужели она намекает на Елизавету? Что ей известно об их отношениях?
Он холодно сказал:
– Я очень недоволен тобой.
И, повернувшись, вышел из комнаты. Мария с грустью посмотрела ему вслед. Она так долго не видела его, а он вернулся и даже не поздоровался с ней: душевной теплоты в нем было не больше, чем до отъезда. Как она заблуждалась, надеясь на их идеальные семейные отношения!
Вильгельм закрылся в своих покоях. Ему хотелось побыть в одиночестве, подумать о том, что произошло в его отсутствие.
Она изменилась – стала старше, умней, серьезней. До сих пор она была ребенком и только теперь повзрослела.
Вильгельм попытался заглянуть в будущее: Карл умер; Яков отвергнут; Мария стала королевой. А что же принц Оранский – супруг царствующей королевы? Женщина, с таким упорством отстаивавшая права своей плюгавой служанки, вполне могла возомнить себя достойной единоличного правления в государстве, доставшемся ей от отца. Прежде Вильгельм рассчитывал на ее уступчивость – не ошибался ли он?
Так что же делать? Всю оставшуюся жизнь сидеть возле своей супруги, ждать ее решений и послушно выполнять ее приказы? Нет, такой участи он себе не желал. Следовательно, нужно было найти какой-то выход.
Вильгельм не настаивал на отъезде Кенна. Напротив, с этого дня он стал чуть более любезен с ним. Кенн удивился, но тут же дал понять, что ни мнение, ни настроение принца не имеют для него особого значения, поскольку он находится в услужении у принцессы.
Он даже не преминул указать принцу на недопустимость того обхождения, с каким английская принцесса встретилась в Голландии, – после чего ждал самого яростного гнева со стороны Вильгельма.
Гнева не последовало.
Вильгельм и сам понимал необходимость налаживания отношений с супругой – эта проблема была предметом его напряженных размышлений. Если бы он отказался от Елизаветы, то мог бы уделять больше внимания Марии, но он не мог отказаться от Елизаветы. Она завораживала его, хотя он и не принадлежал к числу мужчин, отличающихся повышенным интересом к представительницам противоположного пола. Елизавета была единственной женщиной, в которой он по-настоящему нуждался, и у него не хватало решимости расстаться с ней.
Но как же в таком случае обойтись с Марией? – думал Вильгельм. В нынешних обстоятельствах он просто обязан сделать так, чтобы она вновь признала его главенствующее положение в их семье; она должна оставаться такой же покорной и зависимой супругой, какой была раньше. Слезы, которыми она встречала любой признак недовольства с его стороны, – эти слезы прежде досаждали ему, а порой и приводили в отчаяние, но теперь его тревожило то, что с недавнего времени он их почти не видел.
Ему казалось, что она могла попасть под влияние своего отца и навсегда отвернуться от супруга. Приходили в голову и другие фатальные вероятности развития событий. Например – а вдруг она умрет? Тогда трон достанется Анне.