Холт Виктория. В Ночь Седьмой Луны

   – Теперь, господин Фреди, тебе придется вести себя прилично. Твои забавы мне надоели.
   Я узнала голос фрау Грабен, легкий смешок в голосе, представила самодовольную улыбку на ее лице.
   – К чему тебе все это, старушка? Зачем ты привезла ее сюда?
   Граф! Высокомерный всемогущий граф, позволяющий фрау Грабен так с собой обращаться. Ну, конечно, у старой няньки были особые привилегии.
   – Пора дать твоим шельмецам образование.
   – Они его получали. Зачем нам еще понадобилась эта ханжа-англичанка?
   – Не такая уж она ханжа, господин Фреди. Уверяю тебя.
   – А кто ты такая, чтобы уверять меня?
   – Не забывай о приличиях, господин Фреди, я всегда учила тебя этому.
   – Черт побери, женщина. Я уже не в детской.
   – Ты всегда будешь в детской, когда речь идет обо мне, и то же относится к твоему высокопоставленному и могущественному кузену.
   – Он всегда был твоим любимцем.
   – Не болтай глупостей! У меня не было любимцев. Я любила вас обоих, не позволяла дерзить мне тогда и не позволю сейчас.
   – Мне следовало давно выгнать тебя из Клоксбурга.
   – Кто ж тогда будет ухаживать за твоими выродками?
   – Ну, старая ведьма, найду десяток, если потребуется.
   – Но ты доверяешь только своей старой нянюшке, а?
   – Не дальше ворот Рандхаусбурга.
   – Послушай меня, господин Фреди, кончай косить глаз на мисс Трант.
   – Ты привезла ее сюда.
   – Не для твоих забав.
   – Мне решать, где и когда развлекаться.
   – Не здесь, хозяин.
   – Кто мне помешает, ты, что ли?
   – Нет, не я. Мисс Трант, она может. Она – не про тебя.
   – Кто тебе сказал, что она мне приглянулась?
   – Тебя всегда тянуло к свежему личику. Вас обоих. Уж мне не знать тебя? Старой нянюшке по душе ваши развлечения, но не с мисс Трант, господин Фреди. Я ее не отдам. Поэтому займись той малышкой, дочерью хозяина постоялого двора, я уже прослышала об этой истории.
   – Вольно тебе слушать разное.
   Она рассмеялась.
   – Не пытайся командовать мною, старая интриганка. Они вошли в Рандхаусбург, и их голоса стихли. Меня возмутила легкость, с которой они говорили обо мне. Мне уже стали понятны намерения графа; они ничем не отличались, от его действий по отношению к другим женщинам, но меня удивила фамильярность, с которой она обращалась с графом, и неожиданное открытие, что приглашение приехать в Германию для обучения детей графа английскому языку исходило только от фрау Грабен.
   После отъезда графа я отправилась в Рандхаусбург и постучалась в комнату фрау Грабен. Она все еще не оправилась от волнения; она выглядела так, словно только что явилась с увеселительного представления.
   – Входите, дорогая, – пригласила она.
   Она сидела в кресле-качалке, лакомясь кусочком фруктового торта.
   – Садитесь. Не хотите ли выпить чаю?
   У меня появилось ощущение, что она пытается успокоить меня. Чаю! Англичан всегда можно умиротворить чашечкой чая.
   – Нет, благодарю вас.
   – Прекрасно, тогда стакан вина. Мне прислали немного из Мозельской долины. Неплохое вино.
   – Никаких напитков, спасибо. Мне хотелось бы серьезно поговорить с вами.
   – Ох, вы слишком серьезны, мисс Трант.
   – Одинокой женщине следует быть серьезной.
   – Вы не одиноки. У вас есть симпатичная тетя, люди из книжной лавки и тот священник...
   Она выглядела удивительно информированной.
   Я начала догадываться, что она знает обо мне больше, чем я думала. Конечно, она немного пожила в Оксфорде, наверняка беседовала с продавцами, обслугой в отеле и, вероятно, почерпнула от них кое-что обо мне. Но как ей это удалось, практически без знания языка?
   – Откуда вы знаете?..
   – Собрала по крупицам. Должно быть, вы сами рассказали мне кое-что во время наших бесед.
   – Так это вы решили, что следует пригласить меня для обучения ребятишек? То есть, это была полностью ваша идея?
   – Ну, мы как-то говорили об этом. А находясь в Англии, я решила, что вы самый подходящий человек.
   Она наклонилась ко мне, продолжая уплетать торт.
   – Вы мне очень приглянулись и я не хотела потерять вас. В конце концов, мы провернули славное дельце, не правда ли?
   Те могущественные люди, которых она нянчила в малолетстве, должно быть, обожали ее, иначе не дали бы ей столько власти. Я вспомнила манеру ее обращения с надменным графом, вот оказывается, почему в ее власти пригласить учителя английского языка в его дом без его ведома. Несомненно, эта привязанность к старой няне говорила в пользу графа и свидетельствовала о некоторой мягкости его характера.
   – Так вы можете пригласить в замок кого угодно по вашему желанию?
   – Я была для них матерью. У этих людей нет времени или желания самим воспитывать детей, и роль матерей выполняют няни. Видите ли, мы сентиментальная нация, и матери много значат для нас.
   Моему удивлению не было предела. Я всегда знала, что обязана своим присутствием здесь фрау Грабен, но мне даже не могло прийти в голову, что все решила только она сама.
   – Не беспокойтесь, – сказала фрау Грабен. – Я позабочусь о вас.
   Ее слова успокаивали, но я снова заметила в ее глазах искорки лукавства и созерцательности. С таким выражением она наблюдала за пауками в тазике.
   Граф не замедлил явиться в Клоксбург. Мы сидели в комнате в башне, где я взяла в обыкновение проводить беседы на вольные темы. Предлагая детям рассказывать о дворце герцога, я затем переводила их рассказы на английский. Учитывая их интерес к дворцу и всему, что там происходит, я полностью завладела их вниманием.
   При его появлении дети с поклоном поднялись со своих мест, а Лизель склонилась в книксене. Он махнул рукой, предлагая им сесть.
   – Прошу вас, продолжайте, мисс Трант. Мне хотелось бы понаблюдать за ходом урока.
   Я была преисполнена решимости скрыть от графа свое беспокойство.
   – А теперь, – сказала я, – перед вами сторожевая башня. Пожалуйста, Фриц, скажи это по-английски.
   Фриц слегка запнулся, но в принципе удовлетворительно справился с вопросом.
   Затем я попросила по-английски Дагоберта показать, где находятся казармы, и рассказать об их обитателях. Дагоберт очень интересовался солдатами, и я чувствовала, что здесь он не подведет меня.
   Я попросила Лизель показать мне большой колокол и рассказать, когда он звонит.
   Они запинались на каждом шагу, я продолжала урок, но, честно говоря, дети были далеко не на высоте. Дагоберт хвастался, Фрии нервничал, а Лизель просто выглядела глупышкой. Граф наблюдал за всем, этим с высокомерной улыбкой. Я видела, что урок не произвел на него хорошего впечатления.
   – Вам придется как следует потрудиться, – сказал он, – если вы захотите быть представленной ее величеству королеве Виктории, когда она соблаговолит посетить нас еще раз.
   – Она собирается снова приехать, сэр? – спросил Дагоберт.
   – Да нет же. Она была в Германии несколько лет назад. Вряд ли можно ожидать многого от сильных мира сего. Не сомневаюсь, что мисс Трант рассказывала вам, что ее страна – самая большая в мире, а по сравнению с ней бедное маленькое государство...
   Дагоберт уставился с открытым ртом на меня, а Фриц, пробормотал, заикаясь:
   – М... мисс Трант не рассказывала нам этого. Она... ей нравится наша страна.
   Меня тронула эта попытка оказать мне помощь. Я резко сказала:
   – Я приехала сюда учить не политике, господин граф, а английскому языку.
   – Естественно предполагая, что весь мир признает и без подсказок от ее подданных превосходство Великобритании.
   – Вы делаете нам большой комплимент.
   – Полагаю, что вы также оказали нам большую честь, разрешив королеве взять в мужья принца из одной из наших династий.
   – Это соединило наши страны.
   – И предоставило большие выгоды.
   – Вероятно, обеим сторонам.
   – Вы очень любезны.
   – Общественная жизнь только выигрывает от этого.
   – Даже, если эта любезность неискренна?
   – Я стараюсь говорить, что думаю.
   – Или увиливать от ответа, если это невыгодно. Полагаю, что это старый добрый английский обычай.
   – Мне думается, это часто считают дипломатией. – Я взглянула на часы.
   – Пастор Крац ждет вас, – сказала я детям. По их удивлению я поняла, что без разрешения графа мы должны были оставаться на местах, а пастор Крац ждать все утро, если необходимо.
   Я встала, и, к моему удивлению, граф, тоже поднялся со стула.
   – Вы говорите по-немецки лучше, чем учите по-английски, – сказал он.
   – Не стоит делать поспешные выводы, – ответила я. – Мой немецкий мог бы быть получше, и я надеюсь, что через несколько недель ваши дети будут без усилий болтать по-английски.
   Взяв Лизель за руку, я пошла к двери. Граф последовал за мной, за ним вышли мальчики. Пастор Крац уже ждал нас в классной. Я вошла в класс сказать ему пару слов, вслед за мной в комнату вошли дети.
   Когда я вернулась, графа уже не было.
   Встречи с ним беспокоили. Критическое отношение к моим занятиям не могло скрыть интерес графа ко мне, как женщине. Наша болтовня забавляла графа. Я всегда могла постоять за себя в таких беседах, а в особых случаях ощущала даже прилив сил. Мне нравились эти словесные баталии. Не была исключением и сегодняшняя перепалка, ибо я не считала себя побежденной.
   Я догадывалась, что должно произойти. Граф увлекся мною. Возможно, он находил меня не похожей на других встречавшихся ему женщин. Прежде всего я была иностранкой, и ему хотелось покорить меня частично по этой причине. Несомненно, его поразило достоинство, с которым держалась наша королева при посещении Кобург-Саксонш, Ляйкенгена и других соседних государств – а кого бы это не поразило? Никогда еще столь изящная миниатюрная женшина не держалась с таким королевским величием. В тех немногих случаях (а она редко показывалась перед подданными после смерти принца-консорта, став затворницей) меня всегда поражала именно эта черта королевы. Мне было известно, конечно, о ее посещении Германии после смерти мужа, и легко было представить то впечатление, которое производило ее естественное, полное королевского достоинства поведение на окружающих, в особенности таких, как граф. Более того, она была великой королевой растущей империи, а он всего лишь племянник герцога небольшого государства. Как он упивался бы властью в ее положении! Он не мог не видеть, что такое величие было естественным проявлением ее состояния.
   Графа нетрудно было разгадать. И его намерения соблазнить меня также были очевидны. Он выдавал себя полностью. Он был готов немного повременить, но только самую малость. Первоначально мой отпор мог ему даже понравиться, но ненадолго. Я подумала о прекрасных оленях: уничтожение самых быстроногих животных и поимка их в сети должны были приносить ему наслаждение. Но скоро ему надоест погоня, и он рассердится. Тогда он придерется к чему-то и уволит меня. Так случилось с одной из моих подруг по учебе в Даменштифте, на редкость хорошенькой, но увы, без средств. Хозяин дома, куда она поступила в гувернантки, стал преследовать ее, и первоначально ее отказ доставлял елгу удовольствие. Очень скоро ей пришлось искать другое место, и с очень скромненькой характеристикой.
   С появлением графа жизнь очень усложнилась.
   В Рандхаусбурге был прекрасный сад, окаймленный густыми елями, с фонтаном в центре лужайки и белыми скамьями. Раз в неделю дети приходили сюда учиться стрельбе из лука и огнестрельного оружия. С одной стороны сад круто обрывался вниз, но густые ели надежно закрывали обрыв, даже Лизель разрешали здесь гулять одной. Вскоре это место сделалось для меня любимым, я часто приходила сюда отдохнуть и собраться с мыслями. В то утро, захватив с собой несколько книжек, я намеревалась поработать над тематикой следующих уроков, а так же обдумать сложившуюся ситуацию и решить, не пора искать место в Даменштифте.
   Я сидела спиной к маленькой калитке среди елей, когда услышала звук зашелки. Инстинктивно я поняла, кто пришел.
   – Ба, мисс Трант.
   Он сделал вид, что удивлен встрече со мною, хотя я знала, что его приход был не случайным.
   – Вы не будете возражать, если я посижу, с вами? – спросил он с иронией, которую я решила не замечать.
   – Пожалуйста, садитесь, если желаете.
   – Прекрасный сад, – продолжал он.
   – Да, очень красивый.
   – Рад, что он вам нравится. А что вы думаете о нашем маленьком Клоксбурге?
   – Я бы не назвала его маленьким.
   – Неужели его можно сравнить с Виндзорским замком, Букингемским дворцом и, как его, Сандрингемом?
   – Да, такой дворец есть, и Клоксбург нельзя сравнивать с ними. Они совершенно разные.
   – И более великолепные, да?
   – Мне трудно их сравнивать. Лично я живу в небольшом домике, рядом с книжной лавкой. Могу вас уверить, что он совсем не похож на Клоксбург.
   Маленький домик рядом с книжной лавкой, – произнес он. – Но смею думать, превосходный маленький домик рядом с превосходной книжной лавкой.
   – Мне он нравится, это мой дом. И книжная лавка тоже мне нравится.
   – Вы скучаете по дому, мисс Трант?
   – Еще нет. Вероятно, оттого, что еще прошло немного времени.
   – Догадываюсь, что вам нравятся наши горы.
   Я уверила его в этом. Беседа наша текла очень гладко.
   – Я удивился, узнав, что вы решились открыть нашу заколдованную комнату.
   – Мне подумалось, что разумнее открыть ее, чем держать закрытой, и фрау Грабен согласилась со мной.
   – Она была закрытой несколько лет, но вы отбросили наши традиции властным мановением вашей английской руки.
   – Мне следует объясниться по этому поводу.
   – Жду с нетерпением ваших объяснений, мисс Трант.
   – Комнату держали закрытой, – начала я, – и поэтому вокруг нее создавалась атмосфера таинственности. Мне показалось, что, если ее открыть, вера в привидения исчезнет. Она станет просто комнатой, не более. И так действительно произошло.
   – Браво, – сказал он. – Святей Георгий и дракон, только на этот раз святая Георгиана. Обладая холодным здравым рассудком, она отбрасывает наши средневековые предрассудки. Дело обстоит таким образом?
   – Настало время покончить со страшной легендой.
   – Нам, видите ли, нравятся наши сказки. Нас считают людьми, лишенными воображения, но так ли на самом деле? Скажите мне, мисс Трант. Вы так много знаете о нас.
   – Я не согласна с вами, – сказала я приподымаясь.
   – Вы собираетесь уходить? – спросил он.
   Он взял меня за руку и держал так крепко, что я и не могла думать об освобождении. Можно было и не пытаться. Я снова села.
   – Пожалуйста, расскажите, как вы сюда попали.
   Я рассказала о посещении фрау Грабен книжной лавки, об ее плохом английском и той помощи, какую я ей оказала, заговорив по-немецки.
   – Мы подружились, – сказала я. – Потом ей пришло в голову, что было бы здорово мне поехать сюда и учить детей английскому Вот так я и приехала.
   – Учителей английского языка найти нетрудно, – усмехнулся граф.
   – Фрау Грабен считала, что лучше всего обучаться: языку у человека, для которого этот язык родной.
   – Ну ладно, – сказал он наконец. – Я рад, что она привезла вас сюда.
   Мне показалось, вы не очень довольны моими педагогическими способностями.
   – Есть кое-что другое в вас, что меня восхищает.
   – Благодарю вас. – Я снова встала со скамьи. – Если вы позволите...
   – Нет, не позволю. Разве вам не ясно, что я хочу продолжить с вами беседу?
   – Не понимаю, о чем нам говорить, кроме занятий с вашими детьми по английскому языку, а эту тему мы уже обсудили.
   – Эта тема меня не очень воодушевляет, – сказал граф. – Думаю, что у нас найдутся более интересные темы. Я нахожу вас очень забавной.
   Я подняла брови.
   – Ну зачем же разыгрывать удивление? Вы же знаете, что забавляете меня. Не вижу причин, почему бы нам не стать друзьями.
   – О, причин много.
   – Какие же?
   – Ваше высокое положение, например. Ведь вы же племянник герцога? Вы уже убедились в моем почти полном незнании протокола.
   – Это легко восполнить.
   – Без сомнения; тем, кто может себе это позволить. В положении же учителя английского языка, даже если родитель учеников занимает столь высокий пост, вряд ли ко мне применимы правила этикета высшего общества.
   – Они будут для вас, если я того захочу.
   – Ох, наверняка, это выльется в очередное нарушение общественного кодекса. В конце концов, я обучаю ваших незаконнорожденных отпрысков.
   Он наклонился ко мне.
   – Вас это очень тревожит? Это можно устроить.
   – Я довольна своим нынешним положением.
   Ваше холодное английское жеманство восхищает меня. Вы ведете себя так, словно я покупатель в этой, как ее, книжной лавке.
   – Наша встреча очень сходна с той ситуацией. Мне Приходится продавать свои услуги учителя, вы, как мой Наниматель, покупаете их.
   Наша сделка, несомненно, более длительная времени.
   – Вы себе не представляете, как много покупателе приходят снова и снова в книжную лавку.
   – Мне кажется, мы можем быть в более близких отношениях. Как вы думаете? Или, может быть, вы еще об этом не думали?
   – Мне не надо долго думать над вашим предложением. Уверена, что несоответствие наших положений и характеров делают невозможным близкое знакомство.
   Его несколько ошеломили мои слова, и я почувствовала себя победительницей, тем более, что в этот момент снова скрипнула калитка, и в ней появилась улыбающаяся фрау Грабен.
   – Я знала, что вы здесь, – сказала она. – Мисс Трант, пастор Край хотел бы поговорить с вами об изменении времени завтрашнего урока. Фреди, мне нужно сказать вам пару слов.
   Граф нахмурился.
   – Ох, хмурься, сколько угодно, господин Гром. Ты знаешь, на меня это не действует.
   Торопливо проходя через калитку, я увидела сы самодовольную улыбку на лице фрау Грабен, готовой перепалке с графом. Она напомнила мне Хильдегар, моего ангела-хранителя из охотничьего домика.
 
   Весь остаток дня моя голова шла кругом. Я знала жестокое упорство людей, подобных графу Фредерику. Я представляла, как он ездит по стране, выбирая женщин, приглянувшихся ему. Он полагал, что я так подавлена его величием, его мужскими достоинствами, что стану его очередной жертвой. Но он ошибался в данном случае – ему не удастся преодолеть мое сопротивление.
   Еще отчетливее, чем когда-либо, ко мне вернулось воспоминание того дня. Максимилиан, неожиданно возникший из тумана. Могло ли быть, что он всего лишь подобие этого человека? Теперь я была старше на десять лет той девочки, которую так поразил всадник из тумана, знобившийся так сильно в героя леса, что не смогла его забыть, хотя были времена, когда она боялась, что встретила всего лишь дерзкого авантюриста. Не я ли наградила его достоинствами легендарных героев Германии? Быть может, картина, которую я хранила как сокровище так много лет, нарисована лишь моей рукой? Если бы десять лет тому назад героем моего приключения был граф Фредерик, наградила бы я его теми же достоинствами, что и Максимилиана?
   Когда я вошла в классную комнату после отъезда графа, среди детей царило возбуждение. Завтра они отправляются с графом на охоту.
   – Кто вам это сказал? – спросила я.
   – Граф, – ответил Дагоберт. – Он приезжает за нами в девять часов. Глаза Дагоберта сверкали от возбуждения, но тем не менее я уловила в них некоторое опасение. Даже он боялся, что не сможет оправдать ожиданий отца. Что касается Фрица, было очевидно, что он в ужасе. Я догадывалась, что после случившегося в павильоне во время убийства оленей от него потребуют, как сформулировал его отец, показать себя мужчиной. Меня бы не удивило, что вся задумка с охотой возникла только для этой цели. Я догадывалась, что это предстоящее испытание очень беспокоило мальчика.
   Лизелъ, конечно, это не касалось, ее роль ограничивалась лишь участием в проводах охотников. Они собирались на травлю медведя, самого опасного обитателя здешних лесов.
   – Медведи очень злобные животные, – сообщит мне Дагоберт.
   – Мой отец обожает охоту на медведей.
   – Скажи это по-английски, пожалуйста, – автоматически попросила я Дагоберта.
   Той ночью я снова проснулась от звука шагов. Крадучись Кто-то прошел мимо моей двери. На этот раз я сразу же Подумала о Фрице. Я прислушалась, кто-то шел вниз. Я поспешно зажгла свечу, надела шлепанцы и, закутавшись в халат, выскочила из комнаты. Шагов уже не было слышно. Я спустилась вниз по винтовой лестнице. Холодный ветер, врывавшийся в крепость, подсказал мне, куда идти дальше, к распахнутой двери.
   Я поспешила к двери и увидела маленькую фигурку, уверенно шагавшую к конюшне.
   Я побежала за ним; Фриц был уже у двери, пытаясь открыть ее.
   Я схватила его. На лине было отсутствующее выражение лунатика.
   Взяв его за руку, я повела его в крепость. Несмотря на летний сезон и теплые дни, по ночам температура значительно падала, и рука Фрица была ледяной. Он весь дрожал, ноги его замерзли. На нем ничего не было, кроме ночной рубашки. Он что-то бормотал, вроде «нет, пожалуйста, нет!» И по ужасу в его голосе я поняла, что его беспокоит.
   Завтра ему предстояло отправляться с отцом на охоту на медведя, и он был объят страхом. Вот почему он отправился к конюшне.
   Я почувствовала злость к этому бесчувственному человеку, не понимавшему сложность натуры своего сына. Я сразу же оценила умственные способности Фрица, из-за них-то он и был очень впечатлителен, чего не могли понять люди, подобные графу.
   Я наклонилась над Фрицем.
   – Все в порядке, Фрицци.
   Он открыл глаза.
   – Мама... – И вслед за этим произнес: – Мисс...
   – Привет, Фриц. Это я, я с тобой.
   – Я куда ходил?
   – Здесь рядом. Он задрожал.
   – Ничего страшного, – сказала я. – Многие люди ходят во сне. Я услышала твои шаги и отвела в спальню.
   – Вы слышали их в прошлый раз. Дагоберт слышал об этом разговоре.
   – У меня специально для тебя вторая пара ушей.
   Он засмеялся.
   – Завтра, Фриц, – сказала я, – ты не поедешь на охоту.
   – А что скажет отец?..
   – Я сказала, что ты не поедешь.
   – Вы не можете, мисс...
   – Нет, я могу. Твои ноги как ледышки. Я дам тебе еще одно одеяло. А завтра утром ты останешься в постели. Ты немного простудился и будешь лежать, пока они не уедут на охоту.
   – А можно, мисс? Кто разрешит?..
   – Я, – сказала я твердо.
   В какой-то степени я завоевала его доверие. Он поверил мне. Я оставалась у его постели, пока он спокойно не заснул.
   Затем я пошла к себе н тоже попыталась заснуть.
   Я должна подготовиться к битве, которая непременно произойдет утром.
   Я наблюдала, как граф и его свита поднимались к замку н, скрывшись из виду, направились к Рандхаусбургу. Дагоберт уже был там в верховой одежде.
   Пока он здоровайся с отцом, я прокралась внутрь и вошла в Рыцарский зал. Моя битва с графом должна была состояться без свидетелей, в противном случае я была обречена на неудачу. Граф был из той породы, людей, которые не шли на попятную в присутствии свидетелей.
   Он видел, как я входила в зал и, как я ожидала, быстро последовал за мной.
   – Доброе утро, мисс Трант, – сказал он. – Как любезно с вашей стороны спуститься к нам.
   – Я сделала это, чтобы поговорить с вами о Фриде.
   – Мальчик, я думаю, ждет нас, чтобы поехать на охоту.
   – Нет, я сказала ему оставаться в постели все утро. Он простыл прошлой ночью.
   Он уставился на меня в изумлении.
   – Простыл! – закричал он – В постели! Мисс Трант, что вы имеете в виду?
   – То, что я вам сказала. Прошлой ночью Фриц ходил во сне. Думаю, что он ходит во сне, когда очень встревожен. Он очень чувствительный ребенок, склонный скорее, к наукам, чем к физическим занятиям.
   – Тем более ему необходимы физические упражнения. Прошу вас немедленно поднять его с постели и передать ему, что я рассержен на него, что он не готов и не хочет ехать охотиться на медведя.
   – Вы хотите, чтобы он притворялся?
   – Я хочу, чтобы он перестал быть трусом и проявил немного смелости.
   – Он не трус, – сказала я гневно.
   – Нет, не трус? Тогда зачем он прячется за юбками своей учительницы?
   – Мне следует более четко объяснить вам. Он остался в постели сегодня утром, выполняя мое распоряжение.
   – Так здесь распоряжаетесь вы, мисс Трант?
   – Учителю необходимо давать указания ученикам.
   – Даже указания не выполнять волю отца?
   – Мне не приходило в голову, что отец захочет вытащить из постели больного ребенка.
   – Как вы драматичны, мисс Трант. Не думал, что эта черта англичан.
   – Думаю, что не так! Я хочу вас заставить понять, что Фриц не похож на Дагоберта. Дагоберт будет счастлив от охоты и его не будет мучить чрезмерное воображение. Вы можете создать из него тот тип человека, который вы обожаете, – ваше подобие.
   – Благодарю вас, мисс Трант, за такую оценку моего, характера.
   – Думаю, вы прекрасно понимаете, что я не претендую; на оценку вашего характера за столь непродолжительное знакомство или вообще на какую-либо оценку. Я приехала, для обучения детей английскому языку и...
   – А их отца, как воспитывать детей. Его черты характера вас не касаются, как вы утверждаете. Но вы опровергаете саму себя. Потому что вы пытаетесь меня убедить, что мое отношение к сыну неправильно.
   Так вы сделаете это для меня? – спросила я.
   Выражение его лица изменилось, он сделал шаг мне навстречу. Я подняла руку, словно отстраняясь от графа и быстро сказала:
   – Прошу вас, не настаивайте на поездке Фрица на охоту сегодня. Пожалуйста, дайте мне возможность повлиять на него. Он очень впечатлителен, и лучший способ избавить его от нервозности – смягчать ее, а не усиливать, убедить Фрица, что его страх – в основном плод его фантазий, а не реальности.