Холт Виктория. В Ночь Седьмой Луны

   Дагоберт принялся маршировать взад-вперед, распевая национальный гимн, и салютовал нам, проходя мимо. Фриц и Лизелъ присоединились к нему.
   – Ну, ну, дети, – – сказала фрау Грабен успокаивающе. – Мы еще не воюем.
   – Я – отправляюсь на войну, – закричал Дагоберт. – Паф! Я поведу вас в бой. Мой отец тоже будет воевать.
   – Он не главнокомандующий, – возразил Фриц.
   – Да, по правде – не он.
   – Нет, не он. Главнокомандующий – герцог.
   – Он просто не хочет связываться. Если бы он захотел, он стал бы герцогом.
   – Хватит, дети, прервала его фрау Грабен. – Перестаньте нести чепуху.
   – Это не чепуха, Грабен. Мой отец...
   – Хватит о ружьях, войнах и герцогах или вы не увидите похоронной процессии. А ну-ка, Лизелъ, подойди ко мне, иначе ты ничего не увидишь.
   Мы устроились у окна, и владелец гостиницы принес вино для нас с фрау Грабен и сладкую воду для детей.
   Грохот пушек с башни герцогского замка известил о начале процессии. Кавалькада всадников медленно спустилась с горы в город и проследовала к церкви, где лежал покойный герцог.
   Мы увидели лафет, на котором гроб будет доставлен к берегам озера, откуда его отвезет на лодке Харон к месту последнего упокоения. На остров будут допущены только ближайшие родственники.
   Во главе процессии блистал на солнце церемониальный крест, как всегда во всех подобных торжественных случаях, новый властелин Максимилиан был одет в герцогские одежды из пурпурного бархата, отороченные мехом горностая. Глядя на него, я спрашивала себя, неужели это мой муж, но, проезжая мимо, он поднял голову, взглянул на окна гостиницы и улыбнулся – его отчужденность пропала; звуки мрачного похоронного марша, гвардейцы с черными перьями на шляпах вместо обычных синих – « ничто не могло сдержать моей радости. Процессия медленно проследовала мимо нас.
   – Вон там мой отец, – восхищенно Шептал Дагоберт.
   И действительно, это был он, граф Фредерик, в военном мундире, со сверкающими медалями на груди, с черным пером на шлеме.
   Он тоже взглянул на наше окно, и мне показалось, надменная улыбка тронула его губы.
   Церковная служба казалась детям невыносимо долгой, они беспрестанно вертелись, и Дагоберт пытался спихнуть Фрица с его места, так как считал, что оттуда лучше видно, и он, как старший брат, должен сидеть именно там. Фрау Грабен с присущим ей спокойствием утихомирила спорщиков.
   Наконец, служба окончилась. Гроб возложили на лафет для последнего пути к острову. Оркестр заиграл похоронный марш, и лошади, покрытые чепраками из тяжелого черного бархата, в черных плюмажах, покачивая головами, медленно повезли лафет по улицам города. С обеих сторон его сопровождали солдаты.
   Люди молча следили за процессией, извивавшейся по улицам и исчезавшей на дороге в лес, к озеру. Когда она вернется в город, с пустым лафетом, без близких родственников покойного, церемониальный крест вновь вернут в церковь и запрячут в подземную часовню.
   Дагоберт объявил о своем желании поехать на остров посетить могилу матери.
   – Ты же знаешь, – сказала фрау Грабен, – что сегодня никого не пустят на остров. – Если вы будете хорошо себя вести, я возьму вас посмотреть могилу герцога.
   – Когда? – хотел знать Дагоберт.
   – Не сегодня. Сегодня – день похорон.
   – Когда мой отец умрет, его похороны будут еще лучше! – сказал Дагоберт.
   – Боже мой, как можно говорить такое.
   – Я не хочу его смерти, – сконфузился Дагоберт, – просто я хотел, чтобы у него были похороны получше.
   – Лучше герцогских не бывает, – сказал Фриц.
   – Нет, могут быть, – настаивал Дагоберт.
   – Хватит болтать о похоронах, а то некоторых не возьмут смотреть могилу герцога.
   Эти слова слегка утихомирили мальчиков.
   Я предложила игру в загадки, и, мы играли в нее без особого успеха, пока церемониальный крест не водворили на прежнее место и толпы стали расходиться.
   Фрау Грабен рассчитывала вскоре тронуться в обратный путь, но, спустившись в маленький зал гостиницы, мы обнаружили, что поторопились. Людей на площади было еще так много, что даже пробиться через толпу не представляло возможности.
   – Пойдемте к конюшне, – сказала фрау Грабен. – Ко времени нашего отъезда толпа рассосется.
   Дагоберт выскользнул со двора гостиницы посмотреть на площадь, и я, беспокоясь за него после того случая в лесу, пошла за ним, чтобы позвать его вернуться.
   Тут я увидела сержанта Франка. Он держал Дагоберта за руку и подзывал меня к себе.
   Я вышла за ворота.
   Сержант Франк щелкнул каблуками и поклонился.
   – Пока еще очень многолюдно, – объяснил он. – Еще минут десять, и народу станет меньше. Вам следует быть поосторожней. В такой толпе запросто очистят карманы. Нищие и воришки со всей округи сошлись сюда. Для них сегодня – знаменательный день.
   Подошла фрау Грабен.
   Сержант снова щелкнул каблуками и поклонился.
   – Я как раз рассказываю фройляйн, что лучше подождать несколько минут. А почему бы вам не зайти к нам повидать Гретхен и детишек? Она будет очень вам рада.
   Фрау Грабен сочла эту мысль превосходной и пожалела, что не захватила с собой бутылку обещанного ликера.
   – Пустяки. Она обрадуется вам пуще всех ликеров Рохенштейна.
   – Не думаю, что это вежливо по отношению к моему ликеру, – улыбнулась фрау Грабен.
   – Ликер ликером, но вам это должно очень льстить, – вмешалась я.
   Сержант Франк проложил нам дорогу через толпу, и мы, покинув главную площадь, вышли на маленькую улочку, выглядевшую очаровательно из-за цветочных ящиков на подоконниках и напоминавшую уютный дворик.
   Фрау Грабен рассказала мне, что у женатых гвардейцев есть дома на небольших участках, вроде этих, по всему городу; холостые же солдаты живут в казармах рядом с замком.
   Дверь одного из домиков была открыта, с улицы можно было сразу попасть в жилую комнату. Там на полу сидели двое детей: старший, примерно шести лет, что-то рисовал; а младший, лет четырех, играл в кубики.
   – К тебе гости, Гретхен, – сказал сержант, – а я обратно на службу. Вы сами представите даму, фрау Грабен.
   – Доверьтесь мне, – ответила фрау Грабен. Она добавила что-то, но я не слушала ее: я глядела с тупым изумлением на Гретхен Франк, мгновенно узнав ее. Передо мною стояла Гретхен Шварц, которую я встретила в клинике перед родами, тогда эта девушка была на грани отчаяния мне и мне сказали, что она умерла при родах.
 
   Она поклонилась мне, и я увидела удивленное выражение на ее лице – она узнала меня, так же, как я ее.
   Фрау Грабен улыбалась нам. Она внимательно, словно за пауками в банке, следила за выражением наших лиц.
   – Ну как себя чувствует новорожденный, а?
   – Он спит.
   – Я слышала, он весь пошел в отца. Ты не выходила посмотреть на процессию, Гретхен?
   – Пришлось присматривать за детьми, – ответила Гретхен, все еще не спуская глаз с меня.
   – Ты могла бы присоединиться к нам и посмотреть процессию из окна гостиницы. Места хватило бы всем. Если бы знала, я прихватила бы с собой того ликера. Что с тобой? Ты выглядишь немного...
   – Со мной все в порядке, – быстро сказала Гретхен. – Вы – миссис...
   – Мисс Трант, – представила меня фрау Грабен.
   – Мисс Трант, – ее глаза встретились с моими. – Не хотите чего-нибудь выпить?
   – Нас угощали вином в гостинице. Может быть, дети хотят чего-нибудь.
   – Да, – сказал Дагоберт, – мы хотим.
   Пока она ходила за напитками, я решила, что должна поговорить с ней с глазу на глаз.
   Вернувшись с подносом, она поставила его на стол и налила нам вина. Передавая мне стакан, она внимательно посмотрела на меня. В ее взгляде я прочла, что она узнала меня, но воздерживается от признания, не зная моей реакции.
   Детям принесли сладкую воду и пирожные со специями. Дагоберт рассказывал детям о его похищении бандитами и о том, как он расправился с ними.
   Дети внимательно слушали его рассказ о приключениях в лесу.
   – На нем была моя волшебная шляпа, и он потерял ее, – сказал Фриц.
   Фрау Грабен прислушивалась к болтовне ребятишек и, поднявшись, спросила Гретхен о розах в садике.
   – Растут прекрасно, фрау Грабен.
   – Пойду взгляну на них. Нет, нет, не беспокойся. Я найду их сама.
   Гретхен, взглянув на меня, направилась в кухню. Я последовала за ней.
   – Я узнала вас сразу, – сказала она, понизив голос.
   – Я тоже, но не могла поверить. Мне сказали, что вы умерли и что ваша бабушка забрала мальчика...
   Гретхен покачала головой.
   – Умер мой ребенок. Это была девочка.
   – Тогда почему же...
   Она снова покачала головой.
   Не понимаю, зачем доктору Кляйну надо было нарочно лгать мне?
   Гретхен казалась озадаченной.
   – А как вы? Что случилось с вами?
   – Мой ребенок, малышка, тоже умерла. Я видела ее в гробике. Маленькое белое личико в белом чепчике.
   Она кивнула.
   – Моя выглядела точно так же. Я вспоминала ее очень ДОЛГО.
   – Что же случилось на самом деле?
   – Моя бабушка забрала меня к себе, и я вернулась домой. Ганс Франк был большим другом моего Франца, и он стал ухаживать за мной. Он говорил, что Франц хотел бы, чтобы он позаботился обо мне, и что он всегда любил Франца, и я ему нравилась. Потом мы поженились, и бабушка была очень довольна. Ей нравилось, что Ганс служил в гвардии герцога, и постепенно она стала забывать весь тот кошмар и снова стала счастлива.
   – А что стало с вами?
   – Вернулась в Англию.
   – Вы не вышли замуж вторично?
   Я покачала головой.
   – Жаль. После рождения своего первого ребенка я старалась не вспоминать о том личике в белом чепчике. Я рассказала Гансу об этом и о том, что в тот день хотела убить себя И как странная девушка-англичанка пришла в мою комнату и из-за нее я осталась жить. Я никогда не забывала вас, и так странно, что мы встретились вновь.
   – Я вернулась сюда учить детей английскому языку. Во время посещения Англии фрау Грабен познакомилась со мной и предложила эту работу.
   – Как странно оборачивается жизнь, – сказала Гретхен.
   – Да, очень странно.
   Она мягко коснулась моей руки.
   – Я никогда не забуду, что вы сделали для меня. Не будь вас, я бы выпрыгнула из окна в тот день. Я не знаю, что случилось с вами. Знаю только, что вы пережили трагедию, так же, как и я. Вы мне не говорили о своей беде. В вас чувствовалась такая сила, она придала мне мужества и именно вам я обязана той счастливой жизнью, которая есть у меня. Я часто рассказывала Гансу о вас, но не беспокойтесь, я не скажу, что видела вас... даже Гансу Мне кажется, вы этого не хотите.
   Я кивнула.
   – Тогда не скажу никому.
   – Мне необходимо выяснить, почему доктор Кляйн солгал мне о вашей смерти.
   – Быть может, он спутал меня с кем-то. В его клинике было много женщин.
   – Думаю, что не так. Вряд ли это была ошибка. Он ясно сказал мне, что вы мертвы, а ребенка взяла ваша бабушка. А получается все наоборот. Зачем?
   – Это для вас имеет значение?
   – Еще не знаю, но мне думается, что за этим кроется что-то очень важное.
   Фрау Грабен стояла на пороге.
   – Болтаете, девочки. Я была уверена, вы поладите. Ну что ж, Гретхен. Розы растут прекрасно, но следите, чтобы не было тли.
   Она улыбнулась вкрадчивой лукавой улыбкой. Мы не заметили ее появления.
   Я нетерпеливо ждала Максимилиана, чтобы рассказать ему о моем открытии. Возможно, оно приоткроет еще одну завесу тайны, окутавшей мою жизнь.
   Я стояла у окна башни и, увидев наконец его скачущим по дороге к замку, вздохнула с облегчением.
   Он взбежал по ступенькам, и через мгновение я была в его объятиях. Увы, он не мог остаться ни на минуту, он прискакал из замка сказать мне, что убывает в тот же час с министрами в Кларенбок. Напряженная ситуация, грозящая войной с французами, еще более осложнилась. Возникла необходимость уточнить некоторые положения договора с Кларенбоком на случай войны, что делало его поездку совершенно необходимой.
   Мысль о его отъезд испугала меня. Потеряв его однажды, я, вероятно, преувеличивала возможные опасности.
   Он уверил, меня, что вернется через несколько дней, самое большое – через неделю и сразу же приедет ко мне.
   Я следила, как он спускается в долину, с чувством одиночества и страха. И мне подумалось, вряд ли оно исчезнет при его отлучках, даже на самое короткое время.
   Только потом я вспомнила, что забыла рассказать Максимилиану о разговоре с Гретхен, и принялась размышлять, следует ли мне поехать в клинику, увидеться с доктором Кляйном и попросить его объясниться.
   Чем больше я думала об этом, тем привлекательней казалась мне эта идея. Мне придется рассказать фрау Грабен о поездке, но я не хотела объяснять причины, ее вызвавшей. Мне не нравились ее излишнее любопытство и необходимость отвечать на кучу вопросов.
   Я объяснила ей, что мне необходимо повидаться кое с кем в Кларенгене.
   – Вы написали им о своих намерениях?
   – Нет, мне хотелось встретиться с ними.
   – Туда можно добраться на поезде примерно за час, но мне не хотелось бы отпускать вас одну. Не дай Бог, если что с вами случится, что я скажу Его величеству. Нет, я не отпущу вас одну.
   – Я могла бы попросить поехать со мной Гретхен Франк.
   – Гретхен Франк? Почему ее?
   – Такая поездка будет ей на пользу. Все эти разговоры о войне беспокоят ее. Она в тревоге, что Ганса пошлют на фронт.
   Фрау Грабен задумчиво кивнула головой.
   – Пожалуй, вы правы, поездка ей не повредит. Я рада, что она вам понравилась. Я возьму ее детей сюда и позабочусь о них в ваше отсутствие.
   – Малыш совсем маленький.
   – Вы думаете, я не справлюсь?
 
   Гретхен вначале удивило мое предложение о совместной поездке, но, узнав о согласии фрау Грабен присмотреть за детьми, она без колебаний согласилась.
   Ее озадачило мое стремление вернуться в Кларенген, но я не могла объяснить ей подлинные причины. Я просто сказала ей, что хочу, взглянуть на могилу дочери, и она решила поступить точно так же.
   Мы сели на десятичасовой поезд. Принцштеин отвез меня в город, где мы захватили Гретхен. Поезд шел по прекрасной гористой местности, и в любом другом случае эта поездка принесла бы мне большое удовольствие.
   Приехав в Кларенген, мы отправились в гостиницу пообедать. В этом городе, очень небольшом, было всего две гостиницы. Та, которую мы выбрали, была практически без постояльцев, и здесь, как и в Рохенберге, основной темой разговоров были толки о неизбежной войне.
   Приехав в клинику, Гретхен взглянула на окно своей бывшей комнаты и содрогнулась. Я знала, что она думает о том дне, когда хотела выброситься из окна. Именно здесь я встретила сестер Элкингтон.
   – Мы собираемся посетить доктора Кляйна, – сказала я.
   – Но зачем он нам нужен?
   – Мне необходимо его увидеть. Хочу спросить его, где похоронен мой ребенок.
   Она не возражала, и мы поднялись по ступенькам к входу и позвонили. Вышедшей служанке я объяснила, что хочу видеть доктора Кляйна.
   Я приготовилась услышать, что его больше здесь нет, и тем самым убедиться в безрезультатности нашей поездки, но с облегчением услышала приглашение подождать в приемной.
   – Мне бы хотелось, Гретхен, чтобы ты побыла здесь, пока я переговорю с доктором Кляйном.
   Минут через десять меня пригласили в кабинет доктора Кляйна. Я прекрасно запомнила эту комнату, сюда привела меня Ильза в первое мое посещение клиники.
   – Прошу вас садиться, – вежливо предложил доктор. Я села.
   – Вы не помните меня, доктор Кляйн, я – Елена Трант. Ему не удалось скрыть свой испуг при упоминании моего имени. Я застала его врасплох: он едва взглянул на меня при моем появлении, к тому же он не видел меня столько лет.
   Насупив брови, он повторил мое имя. Но шестым чувством я поняла, что он помнит меня очень хорошо.
   – Госпожа Елена Трант?..
   – Фройляйн Трант!
   – Ох, извините меня, боюсь, я...
   – Меня привезли сюда, и я родила ребенка.
   – Ну фройляйн Трант, у меня так много клиенток. Когда это было?
   – Девять лет тому назад.
   Он вздохнул.
   – Так давно. И вы снова к нам...
   – Совсем нет.
   – Возможно, вас привели сюда другие причины?
   – Да, я хочу взглянуть на могилу своего ребенка, и как она содержится.
   – Впервые за... девять лет, я не ослышался?
   – Я только недавно вернулась в Германию.
   – Понимаю.
   – Теперь вы вспомнили меня, доктор Кляйн?
   – Думаю, что да.
   – В то время здесь находилась фройляйн Шварц.
   – Да, да, я вспоминаю теперь.
   – Она умерла, вы мне так сказали, и бабушка забрала ее ребенка.
   – Да, да, я помню. По этому случаю был большой шум девушка была в плохом состоянии.
   – Она пыталась убить себя.
   – Да, я помню. Понятно, что она не перенесла родов. Мы удивились, узнав, что ребенок остался жив.
   – Но она выжила, доктор Кляйн, а умер ее ребенок.
   – Нет, нет, я уверен, вы ошибаетесь.
   – Могли бы вы в этом убедиться?
   – Фройляйн Трант, мне хотелось бы знать цель вашего посещения.
   – Я уже сказала вам. Я хочу, видеть могилу моего ребенка и получить подтверждение о судьбе Гретхен Шварц. Она жила в этой округе и...
   – Вы хотели с ней снова встретиться, но она мертва.
   – Не могли бы вы просмотреть регистрационные записи и сказать мне наверняка? Мне это необходимо знать.
   Сердце мое выпрыгивало из груди. Я еще не до конца понимала – отчего. Я чувствовала, если буду осторожна, то, возможно, узнаю, что приключилось с Ильзой. А найдя Ильзу, получу ключ к тайне, омрачившей мою жизнь. В одном у меня не возникала сомнений – доктор Кляйн говорил мне неправду. Он знал, кто я, и его обеспокоило мое возвращение.
   – У нас не принято говорить о пациентках, – сказал он.
   – Но, если они умерли, вряд это так важно?
   Но если фройляйн Шварц мертва, как же вы собираетесь ее увидеть? Не вижу смысла в посещении бабушки. Я слышал, она тоже умерла, и ребенка взяли на воспитание люди, уехавшие из страны.
   Он все больше запутывался и терял спокойствие.
   – Если вы убедите меня, что Гретхен Шварц умерла, у меня не будет к вам никаких претензий.
   Он вздохнул недоверчиво. Потом дернул за шнурок вызова и попросил появившуюся на пороге сестру принести соответствующий журнал регистрации пациенток.
   В ожидании журнала он поинтересовался, что я делала в эти годы. Я рассказала, что вернулась домой в Англию, а затем меня пригласили сюда преподавать английский язык.
   – И вот тогда вы решили посетить могилу своего ребенка?
   – Да.
   – Могилки детей, которых не посещают, очень трудно найти. На кладбище вы увидите множество маленьких могильных холмиков, которые почти сравнялись с землей.
   Принесли журнал.
   – Когда это было? – Он перелистал страницы. – Вот, пожалуйста. Гретхен Шварц умерла при родах. Ребенок отдан на воспитание.
   – Ваши записи неверны, доктор Кляйн!
   – Что вы имеете в виду?
   – Гретхен Шварц не умерла.
   – Откуда такая уверенность?
   – У меня нет сомнений, я встречалась с ней.
   – Вы ее видели?
   – Да, видела. Она замужем за неким сержантом Франком и живет в Рохенберге.
   Он задохнулся и после молчания, длившегося несколько секунд, запинаясь произнес, что этого не может быть. Я встала.
   – Нет, это правда. Меня очень интересует, почему вы внесли в журнал запись о смерти Гретхен Шварц и передаче на воспитание ее ребенка. Из каких побуждений?
   – Побуждений? Не понимаю. Возможно, произошла какая-то ошибка.
   – Не возможно, а так оно есть. Извините меня, одну минутку. У меня подруга, которую я хотела бы представить вам.
   Не дожидаясь его возражений, я вышла в приемную и возвратилась с Гретхен.
   – Я хотела твоей встречи с доктором Кляйном, – сказала я Гретхен.
   Он уставился на нее.
   – Кто... – начал он. – Что...
   – Перед вами фрау Франк, вы помните ее как Гретхен Шварц. Но вы считали, или сказали мне, что считали, что она умерла. Как видите, она жива.
   – Но я не понимаю. Вы и она... здесь вместе. Вы специально подстроили это?
   – У нас у обеих родились дети в вашей клинике, доктор Кляйн.
   – Да, да...
   – Вы сказали мне, что ребенок Гретхен жив и был взят на воспитание.
   – Здесь явно какое-то недоразумение. Вы не сказали мне, что фройляйн Шварц здесь.
   – Теперь ее зовут фрау Франк, но вы были так уверены в ее смерти, и это зарегистрировано в вашем журнале!
   – Несомненно, это ошибка регистратора. Я рад, что фройляйн Шварц не умерла, но я вам говорил, это было так давно.
   – Зачем вы сделали такую запись?
   Он пожал плечами. Самообладание почти вернулось к нему.
   – Ошибки случаются с каждым, фройляйн Трант, вам ли этого не знать. Боюсь, ничем больше не смогу вам помочь.
   – Возможно, можете. Попрошу вас дать мне адрес фрау Глайберг.
   Он наморщил лоб, но это меня не обмануло.
   – Она – ваш друг? – спросил он.
   – Я потеряла связь с ней.
   – Я тоже. А теперь, фройляйн Трант, вы должны меня понять. Я очень занятой человек. Извините, что ничем не смог вам помочь. – Он поспешно проводил нас до дверей клиники.
   Возбуждение мое достигло предела. Мне пришло В голову, если он обманул нас, сказав, что ребенок Гретхен жив, не солгал ли он, сказав о смерти моего ребенка?
   Он не смог представить никаких подробностей, не смог указать могилу, моего ребенка.
   Как мне хотелось скорее увидеть Максимилиана, так много обсудить с ним!
   От Энтони пришло очередное письмо.
   «Положение очень неустойчивое. Мне совсем не нравится, что вы находитесь в Германии. Французы ведут себя очень воинственно, а они и пруссаки – старые враги. Если возникнет заваруха, а есть мнение, что беды не миновать, мне не хотелось бы думать, что вы находитесь в тех местах. Одно только слово, я приеду и отвезу вас в Англию».
   Было бы несправедливо держать его и дальше в неведении, что я нашла Максимилиана. Я так любила Энтони„что хотела бы, чтобы он перестал обо мне думать. Я надеялась, что та девушка, о которой писала миссис Гревиллъ, даст ему все, что он хотел найти в жене, и я от всего сердца желала ему полюбить ее и забыть обо мне.
   Как только представится возможность, я напишу ему обо всем.
   Фрау Грабен вошла в классную комнату, трепеща от волнения. Я давала урок английского и пыталась сосредоточиться на материалах занятия. Это давалось мне с большим трудом. Я продолжала думать о моем посещении клиники доктора Кляйна и о его поведении... Все чаще и чаще мне приходила в голову мысль, что и в смерти моей маленькой дочери есть какая-то тайна.
   Всякий раз, услышав цокот копыт во дворе замка, я вскакивала в отчаянной надежде увидеть Максимилиана. Мне не терпелось поговорить с ним, определить взаимосвязь странного поведения доктора Кляйна с той Массой таинственных событий, окружавших мою жизнь.
   – Что случилось, фрау Грабен?
   – Приехала герцогиня Вильгельмина.
   Я услышала свой внезапно охрипший от волнения голос.
   – Что ей надо?
   – Она желает видеть вас.
   – Меня?
   – Она так говорит. Она – в Рыцарском зале.
   – А герцог с ней? – спросил Дагоберт.
   – Нет, – ответила фрау Грабен. – Она приехала одна, по крайней мере одна пришла в Рыцарский зал. Две дамы ждут ее в карете.
   – Я немедленно спущусь к ней, – сказала я. – Не понимаю, зачем я ей понадобилась.
   Я велела детям продолжать чтение книжки сказок, которую мы изучали.
   Выйдя из классной, фрау Грабен посмотрела на меня взглядом, полным возбуждения.
   – Интересно, что все это значит? – прошептала она в недоумении.
   – Она сказала, что хочет видеть именно меня?
   – Да, конечно. И у нее был такой взгляд.
   – Какой взгляд?
   – Он напомнил мне айсберг. Не то, что я видела айсберг. Но такой же холодный, очень холодный. До дрожи холодный, я бы сказала. И мне говорили, что основная масса айсбергов под водой, а не на поверхности.
   – А что, если...
   – Она что-то узнала? Не могу сказать. Новости всегда становятся известными, особенно плохие новости, а эта новость может оказаться плохой для нее. Но вы скоро узнаете. Когда войдете в зал, обращайтесь к ней Ваша светлость и проявите должное уважение. Тогда вы не ошибетесь.
   Я вся дрожала от волнения. Я видела эту женщину один или два раза, но издалека. Одно то, что она считала себя супругой Максимилиана, делало ее опасной, по крайней мере. Я чувствовала, что несправедлива к Вильгельмине, но это было не так. Мы попали в такое положение не по ее и не по моей вине.
   Она сидела за столом, когда фрау Грабен открыла дверь. Пришла мисс Трант, ваша светлость, – сказала она, и я вошла в помещение. Я знала, фрау Грабен неплотно прикрыла дверь и стояла, прижавшись к двери, подслушивая.
   – Вы – мисс Трант?
   Холодые голубые глаза оценивающим взглядом прошлись по мне. По их бесстрастному выражению трудно было понять, что она знала. Она была очень красива. Я заметила это, ощутив острое чувство ревности. Как глупо с моей стороны. Он любил меня и никогда не любил ее. Ее красота напоминала красоту статуи: отчужденной и холодной. Светлые волосы окружали бледное, овальное лицо с орлиным аристократическим носом, неулыбчивый рот прекрасно гармонировал с холодом глаз. Бархатный плащ ниспадал с плеч, открывая кружева на запястьях и на шее. Бриллианты сверкали на пальцах и кружевном воротнике платья и прекрасно дополняли ее облик. Мне трудно было представить ее в порыве страсти, а в ее отчужденности проглядывало что-то неживое и смертоносное, как у змеи.
   Но мне показалось, что её интерес ко мне превосходит обычное внимание к учительнице английского. Она знает, подумала я, если не все, то многое.
   – Я слышала, вы учите детей английскому языку.