Парламент неистовствовал.
   Шеридан старался скрыть тревогу. Ему было ясно, что теперь вопрос о женитьбе принца неизбежно будет поставлен.
* * *
   Шеридан со всех ног помчался в Карлтон-хаус и подробно рассказал принцу о том, что случилось в парламенте.
   – Надежды нет, – сказал Шеридан, – теперь вопрос о вашей женитьбе непременно будет обсуждаться в парламенте. И нам придется дать на него ответ.
   Принц побелел от гнева, а затем покраснел от унижения.
   – Ролле! – вскричал он. – Да кто он такой? Неотесанная деревенщина! Какое ему дело до моих отношений с женщинами? Почему он разевает свой дурацкий рот? Я прошу только о том, чтобы они уплатили за меня долги. При чем здесь другие вопросы? Это не их ума дело!
   – Ваше Высочество, – вставил Шеридан, – вопрос все равно будет задан. И нам надо подумать, как на него ответить.
   Принц умолк. Он прекрасно понимал, что будет поставлено на карту. Признаться, что он женат, равносильно катастрофе. Ведь Мария – католичка! Этого достаточно, чтобы положить конец династии Ганноверов. С какой стати Ганноверы должны править страной, если они запятнали себя связями с католиками? Это же единственная причина, по которой свергли Стюартов!
   Наверное, никто еще не попадал в подобную переделку. Либо он должен отречься от жены, либо потерять корону!
   Из головы не шли глупые слова баллады:
 
«Я от короны откажусь,
Лишь бы назвать тебя моею».
 
   Но Мария и так была его! Он мог сохранить и Марию, и корону. И в глубине души понимал, что не намерен ни от чего отказываться… если это, конечно, возможно.
   – Шерри! – воскликнул принц. – Ради бога, скажи, что мне делать?
   Шеридан пристально глядел на принца. Было ясно, что он встревожен. Куда подевались его ирландское обаяние, привычка остроумно льстить? Казалось, он жестко спрашивал принца: «Да или нет?»
   – Я надеюсь только на то, – наконец вымолвил он, – что вам удастся отречься от своей женитьбы. Иначе Ваше Высочество окажется в весьма опасном положении.
   Принц не мог смотреть Шеридану в глаза. Он презирал себя. Ведь он поклялся стоять за Марию горой! Пообещал, что в случае необходимости они уедут за границу и будут там жить… что он на все ради нее готов! Но… корона! Какой прекрасной казалась она ему в этот момент! Принц представил себе, как он кочует из одной европейской страны в другую: частное лицо, своего рода изгой, насильственно лишенный королевского лоска. Кто тогда будет оплачивать его долги? И разве можно человеку, воспитанному так, как он… человеку, с колыбели усвоившему, что он будет королем Англии, отказаться от всего того, что принадлежит ему по праву?
   Ну, а Мария… Так он же любит Марию! И всегда будет любить. Он считает ее женой и ведет себя с ней как с женой. Разве этого не достаточно?
   «Да Мария сама не захотела бы от меня такой жертвы! – торжествующе сказал себе принц.
   Вот и ответ! Мария ужасно расстроится, если он признается, что они женаты.
   И все же он не мог отказаться от нее полностью.
   – Шерри, – вкрадчиво молвил принц, – но разве я могу жениться на Марии? Закон не признает нашу женитьбу.
   Шерри облегченно вздохнул. Принц нашел правильные слова.
   Шерри, как и сам принц, не готов был говорить откровенно. Они не стали бы обсуждать, что церковь считает венчание законным браком, и даже если государство не признает его, по мнению церкви, мужчина и женщина, прошедшие обряд венчания, считаются мужем и женой.
   Однако увиливать от прямого разговора легче. Лучше не касаться конкретных фактов. Слишком многое поставлено на карту.
   – Шерри, – сказал принц, – надо предупредить Марию. Шеридан с ним согласился.
   – Ты мой очень хороший друг. И прекрасно владеешь словом. Мы всегда это говорили, правда? Ты, мой милый Шерри сможешь все ей объяснить лучше меня.
   Шеридану стало не по себе, однако он понимал, почему принц обратился к нему с такой просьбой. Нужно предупредить Фокса, теперь в парламент должен являться Фокс! Однако Мария Фитцерберт Фокса не любила, и утешать ее придется Шеридану.
   Дело весьма деликатное… но раз принц настаивает, надо постараться!
* * *
   Шерри немедленно отправился к Марии и попросил передать, что у него к ней очень важный разговор. Он рассказал, какая сцена разыгралась в парламенте, и добавил, что теперь из-за Ролле и Питта депутаты наверняка начнут разбираться, замужем она за принцем Уэльским или нет.
   Мария заволновалась. Она поклялась принцу не рассказывать о венчании и поэтому не могла открыть Шеридану правду.
   – Все мы знаем, что вы добродетельная женщина, – сказал Шеридан. – И принц своим поведением показывает, что он считает вас своей супругой. Однако, разумеется, в данном случае крайне важно, чтобы не было никакой церемонии… я имею в виду церемонию с участием священника. Была другая церемония – когда принц после попытки самоубийства надел вам на палец кольцо… И хотя для вас и принца это было исполнено огромного смысла, народ это не осудит…
   «Я все глубже влезаю в авантюру, – подумал Шеридан. – Как трудно ходить вокруг да около и не сметь сказать напрямик!»
   – Шерри, – жалобно проговорила Мария, – я себя чувствую собакой, которой привязали на шею камень.
   – Мария, я на все готов, чтобы защитить вас! Но если признать, что бракосочетание состоялось, я боюсь, последствия для Его Высочества будут ужасающими.
   Мария молчала. Она думала о венчании, о торжественных словах, которые тогда произнесла, о священных клятвах… Для нее это было настоящим бракосочетанием… и она верила, что для принца тоже. Мария доверяла принцу, ведь он так часто клялся, что будет на ее стороне и не побоится ради нее сразиться с отцом и со всей страной. Почему же теперь он должен испугаться мистера Питта и Палаты Общин? Нет, конечно, он не испугался! Если его вызовут и спросят, он наверняка ответит им, что она действительно его супруга, что они принесли клятвы в присутствии священника, и тот их обвенчал.
   Шеридан выжидательно смотрел на Марию. Но она решила ничего ему не говорить. Она поклялась держать случившееся в тайне и не желает выдавать Роберта Берта, которому не поздоровится, если о венчании станет известно. Пусть принц встанет и во всем признается. И всех их защитит!
   «Он сделает это, – подумала Мария. – Непременно сделает!»
   – Я не сомневаюсь, – сказала она Шеридану, – что принц поступит правильно.
* * *
   Фокс выслушал отчет Шеридана о том, что произошло. Ему уже было известно о свидании Шеридана с Марией.
   – Она не призналась в том, что они устроили какую-то брачную церемонию?
   – Нет, – покачал головой Шеридан. – Я думаю, принц заставил ее поклясться, что она будет держать это в тайне.
   Фокс размышлял.
   – Несомненно, она имела в виду ту церемонию с кольцом… ну, когда он сделал вид, что пытался покончить жизнь самоубийством. Должно быть, речь идет именно об этом! Проклятый Ролле и трижды проклятый Питт! Но ничего, я придумаю, как нам быть.
   – Я так и думал, – сказал Шеридан. – Господи, как жаль, что вас не было в парламенте двадцать седьмого числа!
   – Да если б я и был, я бы все равно не сделал бы больше вашего.
   – А все Питт! Этот дьявол!
   – Да, как всегда, виноват этот дьявол Питт… Ладно, не унывайте, Шерри. Вы скоро увидите, каков Фокс в деле. Я всегда любил борьбу, и поверьте, для меня наш умник Питт – самый лучший противник.
   – Вы намерены встретиться с принцем?
   – Нет. У меня и так есть все, что мне нужно.
   Фокс хитро улыбнулся. А было ли на самом деле это бракосочетание? Да какая, в конце концов, разница! Главное категорически все отрицать! Иначе принц может потерять право на престол. Вот будет мило, если после того, как он, Фокс, потратил столько усилий, чтобы залучить принца в стан вигов, Питт попытается отдать корону герцогу Йорку, а он наверняка попытается, если выяснится, что принц Уэльский женился на католичке… Фокс на месте Питта не преминул бы это сделать.
   Нет, нужно отрицать… категорически отрицать, если понадобится, и Фокс намеревался во всеуслышание заявить, что слухи о женитьбе принца лживы. У него имелись все основания для такого заявления, поскольку он сохранил письмо принца Уэльского, датированное одиннадцатым декабря 1785 года. В нем Его Высочество вполне определенно утверждал, что у него нет ни малейшего намерения жениться на миссис Фитцерберт. А поскольку письмо это было написано всего за несколько дней до того, как принц и миссис Фитцерберт вступили в любовную связь, больше никаких доказательств не требовалось.
* * *
   Алдерман Ньюнхем объявил, что 30 апреля он представит ходатайство о погашении долгов принца Уэльского, и в тот день в Палате Общин яблоку было негде упасть.
   И Фокс оказался на месте, и Шеридан; в зале царила атмосфера взволнованного ожидания: все предвкушали схватку двух крупных политиков – Питта и Фокса. А особенно ждали разоблачения, избежать которого уже было невозможно.
   Алдерман Ньюнхем поднялся и проговорил:
   – В прошлую пятницу некоторые члены парламента обратились ко мне с просьбой отказаться от задуманного, много говорилось об опасных последствиях, которые может иметь обсуждение подобной темы. А один джентльмен договорился до того, что это затронет интересы церкви и государства…
   Члены парламента подались вперед, все взгляды были устремлены на Фокса и Шеридана. И едва Ньюнхем завершил свою речь, Фокс вскочил на ноги.
   Он начал с того, что попросил у парламента прощения за свое отсутствие на заседании в прошлую пятницу. Просто он не подозревал, что зайдет речь о столь щекотливом и важном деле.
   – Мне бы хотелось, чтобы парламент понял, – продолжал Фокс, – сам принц Уэльский уполномочил меня заявить, что ему нечего стыдиться своих поступков и он не боится никаких расследований.
   Затем Фокс принялся говорить о долгах принца. Его Высочество настроен очень доброжелательно по отношению к своему отцу, он ведет себя как послушный и почтительный сын и готов представить исчерпывающий и правдивый отчет о своих долгах, хотя уважаемые члены парламента легко убедятся, что отчитаться по каждой статье расходов просто невозможно. Фокс за верил парламент в том, что в жизни Его Высочества нет ничего такого, о чем ему было бы стыдно рассказать.
   – Что же касается намека на некую опасность для церкви и государства, намека, сделанного достопочтенным джентльменом, депутатом от Девоншира, то, пока сей джентльмен не объяснит поточнее, что он имел в виду, мы не в состоянии постичь смысл его инсинуаций. Я могу лишь предполагать, что это имеет отношение к гнусной клевете, к подлой, злобной и лживой сплетне. Я, признаюсь, надеялся, что в нашем парламенте, члены которого прекрасно осведомлены о том, как клевета буквально заполонила наш мир, подобные истории, способные впечатлить лишь презренную чернь, не вызовут ни малейшего доверия, однако оказалось, что чудовищная выдумка, совершенно необоснованное обвинение, россказни о том, чего на самом деле не было и быть не могло, циркулировали весьма упорно и наконец произвели впечатление на депутатов. Это лишнее свидетельство того, что враги Его Высочества предпринимают нечеловеческие усилия, распространяя грубые и злобные сплетни, порочащие принца и ставящие своей целью восстановить против него общественное мнение. И стоит мне подумать, что Его Королевское Высочество – первый человек в нашей стране после короля, наследник трона, как я впадаю в полную растерянность, ибо не могу себе вообразить, что за люди могли сфабриковать столь подлые и скандальные обвинения… ни на чем, совершенно ни на чем не обоснованные, клеветнические, не имеющие ни малейшего отношения к действительности!
   Мистер Питт бесстрастно наблюдал за своим оппонентом; он был, как всегда, самым спокойным членом парламента.
   Фокс же продолжал нажимать, глаза его презрительно и негодующе сверкали:
   – Его Королевское Высочество уполномочил меня заявить, что, являясь пэром, он готов ответить в Верхней Палате на любой, самый дотошный вопрос или же заверить Его Величество и министров Его Величества в абсолютной лживости муссирующихся слухов; ничего подобного никогда не происходило и – это понятно любому здравомыслящему человеку – не могло произойти!
   Когда Фокс сел на место, Питт сказал всего несколько слов Он добился своей цели: вопрос о женитьбе принца был поставлен, и Фокс – якобы с санкции принца – отрицал факт данной женитьбы. Однако у Ролле еще оставались кое-какие аргументы. Он заявил, что и ему, и всем присутствующим, конечно, известно о парламентских законах, запрещающих заключать браки, подобные тому, о котором сейчас шла речь. Однако нелепо утверждать, что такой брак не мог быть заключен. А коли так, то эту историю хорошо бы расследовать.
   Фокс снова вскочил с места.
   – Я утверждаю, что слухи о женитьбе принца клеветнические не только потому, что существуют законы, запрещающие подобные браки. Я отрицаю это обвинение целиком: и опираясь на факты, и опираясь на закон! Данное событие не только не могло произойти, поскольку оно нелегально, но и никогда не происходило, так что обвинение с самого начала было подлой и злобной клеветой.
   Ролле спросил:
   – Достопочтенный джентльмен утверждает это по повелению самого принца?
   – Да, по повелению самого принца, – подтвердил Фокс.
   Этого было достаточно.
   Фокс, друг и доверенное лицо принца Уэльского, «по повелению самого принца» отрицал факт его женитьбы на миссис Фитцерберт.
* * *
   Фокс покинул Палату Общин с чувством, что он сделал все, что мог, и притом наилучшим образом.
   Проходя мимо клуба «Брукс», он решил заглянуть туда и сыграть партию-другую прежде, чем отправиться в Чертси, дабы поведать Лиззи о событиях дня.
   Едва он переступил порог клуба, как к нему подошел Орландо Бриджмен. Молодой человек был пунцовый и почему-то ужасно волновался.
   – Чарлз, – сказал он, – я слышал вашу речь в парламенте.
   – Ничего удивительного. Там, по-моему, все собрались. Я почти не видел, чтобы зал был так набит.
   – Но вы ошиблись.
   – Ошибся? Что значит «ошибся»?
   – Они действительно поженились.
   – Вздор!
   – О да, да! Я присутствовал на их свадьбе. Фокс посмотрел на него скептически.
   – Уверяю вас! Это было пятнадцатого декабря. Я пошел на Парк-стрит вместе с принцем и ждал снаружи – на всякий случай, чтобы никто не зашел в дом, пока продолжается венчание.
   – А, ну, тогда вы не видели все своими глазами!
   – Говорю вам, Чарлз, это правда! Я могу поклясться.
   – Лучше вам этого не делать. Для вас лучше всего напрочь позабыть о том, что случилось в тот вечер.
   – Но… как же Мария… миссис Фитцерберт?
   – Если это действительно случилось… то ей тоже лучше позабыть!
   – Но принц не мог вас уполномочить…
   – Нет, мог, – возразил Фокс. – Послушайте, милый юноша. Это весьма деликатное дело… и опасное! Вы слышали нашего друга Ролле. Трон может… или, вернее, мог зашататься. У меня не было иного выхода.
   – Но как же теперь дама?
   – Любовница принца? Что ж, для молодой женщины это весьма завидное положение.
   – Но не для Марии!
   Фокс передернул плечами и сказал с внезапной суровостью:
   – Я бы посоветовал вам никому не говорить о том, что вы сейчас сообщили мне. Разве вы не поклялись хранить тайну?
   – Как же не поклялся? Поклялся.
   – Тогда держите слово и ни о чем больше не беспокойтесь. В клуб Фокс заходить не стал, а прямиком направился в Чертси. Значит, этот притворщик, этот романтичный юнец все же женился. И ничего ему, Фоксу, не сказал! Впрочем, это даже хорошо, ведь заявление в парламенте все равно пришлось бы сделать, а гораздо лучше говорить, веря своим собственным словам… Выходит, буквально через несколько дней после того письма – а если быть совсем точным, то через четыре дня! – принц сочетался с Марией браком!
   «Ой, не надо доверять принцам! – подумал Фокс. – Но надо же, как он меня надул!»
   Что ж, теперь принцу достанется от разъяренной супруги… и добренький мистер Фокс не собирается избавлять его от этого!
* * *
   Фокс предоставил возможность Шеридану и графу Грею поехать в Карлтон-хаус и поведать принцу о том, как разворачивались события в Палате Общин.
   Принц встретил их с нетерпением и явно нервничал, узнав, что Фокс отрицал факт его женитьбы.
   Но вообще-то с его души камень свалился. Значит, одна неприятность улажена! А что другая? Что с его долгами?
   Шеридан ответил, что, по его мнению, особых трудностей теперь с этим не будет. Он был почти уверен, что парламент выделит деньги; теперь остается лишь проследить, чтобы он выделил нужную сумму.
   Когда друзья ушли, принц написал Фоксу письмо, сообщив о том, что он узнал от Шеридана и Грея. Теперь у него на душе гораздо уютней. Он надеется, что парламент пойдет ему навстречу. Если Чарлз заедет к нему завтра в два, то они смогут повидаться. Подписался принц так: «Вечно любящий вас Георг II».
   Но, отправив письмо, принц вдруг подумал о Марии… Она непременно узнает о скандале в Палате Общин, ведь об этом все говорят!
   И на душе у него сразу стало не так уж легко и уютно. Надо что-то придумать…
   Ему нужно срочно ехать к Марии! Он должен быть первым, кто ей расскажет о случившемся.
* * *
   Когда Мария вышла к нему навстречу и протянула руки, он схватил их, привлек ее к себе и обнял.
   Нет, должно быть, она еще ничего не слышала… Слава богу, он успел вовремя!
   Принц внезапно рассмеялся… вышло довольно неестественно.
   – Как ты думаешь, что сделал Чарлз Фокс? Он пришел в парламент и заявил, что мы с тобой не муж и жена. Представляешь?
   Мария высвободилась из его объятий и замерла; она явно хотела задать ему вопрос. Принц почувствовал, что краска приливает к его щекам, и понял: он себя выдал. Мария не допускала мысли, что Фокс действовал по собственному почину; он, конечно же, выполнял приказ, и она догадывалась чей…
   Однако она не произносила ни слова, стояла, будто безжизненное изваяние.
   – Мария! – вскричал принц. – Мария!
   Она знала, что Ньюнхем затронул вопрос о женитьбе принца в Палате Общин; знала, что поставлено на карту. Она поверила ему, юному весельчаку, романтическому любовнику, который столько раз клялся, что откажется ради нее от короны; она говорила ему о своих убеждениях, о своей религии, обо всем, что заставило ее бежать из страны, спасаясь от его домогательств. Он был прекрасно осведомлен о ее принципах, и она считала, что он все понимает, ведь он устроил венчание, а церковь, Мария и – она в это поверила! – принц считали такой брак законным.
   Но он отрекся… сказал, что ничего подобного никогда не было! Она, глубоко религиозная женщина, верившая в святость брачных уз, согласилась жить с ним только в законном браке… и он пожелал заключить с ней этот брак… он хотел его не меньше, чем она!
   А теперь он отрекся… Он предал ее. Он позволил, чтобы человек, на которого она всегда смотрела как на своего врага, во всеуслышание заявил в Палате Общин, что она не настоящая жена принца… не жена, а любовница! У него было когда-то много любовниц… самая знаменитая это Пердита Робинсон… и теперь ее, Марию Фитцерберт, будут считать одной из многих!
   – Мария! – взмолился принц. – Послушай меня. Фокс сделал это… Фокс! Он это сказал! Я не знал, что он собирается заявить. Если бы он со мной посоветовался…
   – Он сказал это, – голос Марии звучал тихо и спокойно. – Он опозорил меня… публично опозорил.
   – Но, Мария, это всего лишь Фокс…
   – Всего лишь Фокс! Да ничьи слова не имеют такого веса… разве только заявления Питта!
   Глаза принца наполнились слезами.
   – Мария, любимая, неужели ты винишь меня в том, что натворил Фокс?
   – Но вы же знали! Вы должны были знать!
   – Клянусь тебе, Мария, я не знал. Он не говорил со мной о своих намерениях, – принц принялся театрально заламывать руки, потом бросился на кушетку и зарыдал. – Как ты могла подумать обо мне такое?! Разве я не поклялся?..
   – Да, – прошептала Мария, – вы поклялись.
   – Неужели ты считаешь, что я могу нарушить мои клятвы? – Принц вскочил на ноги и обнял Марию. – Ты не можешь разбить мое сердце, Мария. Я же не могу без тебя жить! Ты мне не веришь? О, Мария, как ты можешь так со мной обращаться!
   Сомневаться в моих словах… Ты… ты веришь не мне, а Фоксу! А как же твои клятвы, Мария?
   – Выходит, вы не знали? И не участвовали в этом заговоре… не предавали меня?
   – Мария!
   Он так умоляюще глядел, повернув к ней лицо, по которому струились слезы, и так картинно стенал… принц был искусным трагиком и страдал очень убедительно. Вдобавок после венчания он ни разу не подал ей повода усомниться в его преданности. Желая сделать Марии приятное, принц даже отказался в какой-то мере от своих сумасбродств! Он был молод, и в душе Марии пробудились материнские инстинкты, она смягчилась.
   Это Фокс все натворил! Она всегда считала его врагом. Как же она неправа, что винила принца в подлостях, сделанных Фоксом!
   Мария легонько поцеловала принца в щеку.
   Этого было достаточно. Он нежно обнял ее.
   – Вот теперь я счастлив, – сказал принц.
* * *
   Но это была лишь отсрочка. На следующий день Мария прочла подробный отчет о речи Фокса. «По повелению самого принца», – сказал Фокс. А это могло означать лишь одно: Фокс никогда не дерзнул бы встать и заявить в Палате Общин, что принц велел ему отрицать факт женитьбы, если бы такого приказа на самом деле не поступило.
   Заехав к Марии, принц был поражен произошедшей с ней перемене и понял, что его ждет нелегкое объяснение.
   – Значит, это все-таки правда, – прошептала Мария. – Вы и ваши друзья замыслили предать меня.
   – Позволь мне объяснить…
   – Вам нечего объяснять.
   – Мария, но ведь для нас с тобой все это неважно!
   – Нет, важно и даже очень! Прошу вас, уйдите. Я больше не желаю вас видеть.
   – Ты не можешь говорить это серьезно! Мария вдруг вспылила.
   – О нет, я говорю совершенно серьезно! Или вы думаете, я буду жить с человеком, который отрекается от своей женитьбы на мне? Если вам стыдно – что ж, тогда между нами все кончено! Возвращайтесь к мистеру Фоксу. Выпейте с ним, отпразднуйте успешное выполнение своего плана. Только не забудьте, что у меня есть брачное свидетельство. Что, если я пошлю его мистеру Питту?.. Но нет, вам нечего опасаться: я же дала слово и буду держать случившееся в тайне. Я не нарушаю клятв. А теперь я хочу побыть одна.
   Принц ошеломленно уставился на нее.
   – Мария, что с тобой? Я тебя такой еще не видел.
   – Вы прекрасно знаете, что со мной. Меня никогда еще так не предавали. Вы слышите? Я не желаю, чтобы вы здесь находились.
   – Но, Мария… пожалуйста… я могу объяснить…
   – Да, конечно, еще что-нибудь сочинить. Вы большой мастер сочинять небылицы.
   – О, как ты можешь так со мной говорить?!
   – Я сказала вам, что у меня вообще нет желания с вами разговаривать. Все наши разговоры закончены.
   – И это ты говоришь мне?.. Мне, который все на свете готов сделать, чтобы угодить тебе?
   – Вы можете угодить мне только одним способом: если оставите меня… прямо сейчас.
   – О, моя жестокая Мария!
   Она раздраженно оттолкнула его. Теперь ее было не пронять ни обворожительными улыбками, ни слезами, ни протестующими возгласами о нетленной любви. Она больше ничему не верила.
   – Мария, я все на свете для тебя сделаю…
   – Но только не признаете меня своей женой, да?
   – Фокс сделал это заявление в парламенте, потому что… потому что у него не было иного выхода. Во всем виноват Питт! Неужели непонятно? Если бы они признались, что я женат… меня могли лишить права на трон… из-за твоей религии, Мария!
   – Я говорила вам об этом до нашей свадьбы.
   – Это произошло в Палате Общин.
   – Разумеется. Где еще мог возникнуть подобный вопрос? Вы все прекрасно знали, когда собирались на мне жениться, а теперь вдруг делаете вид, что удивлены. Я больше не желаю вас слушать! Уходите… Я не буду с вами разговаривать.
   – Нет, ты послушаешь, Мария! Очень скоро я стану королем и сразу же отменю Брачный кодекс. Я сделаю тебя герцогиней. Мы устроим еще одну свадьбу, и тогда…
   – Все это детские фантазии… или глупости. Неужели вы полагаете, что королеву-католичку примут лучше, чем католическую принцессу Уэльскую? Но дело не в этом. Вы отказались от нашего брака. И тем самым оскорбили мою честь и религию. Мне больше нечего вам сказать… могу лишь добавить, что я, со своей стороны, не отвечу предательством на предательство. Ваша тайна останется со мной. Но я не желаю вас больше видеть.
   – Мария! – жалобно вскричал принц, но она уже ушла.
* * *
   Принц вернулся в Карлтон-хаус и вызвал к себе друзей, среди которых были Шеридан, Грей, сэр Филипп Френсис и лорд Стоуртон.
   Придя, они увидели, что принц мечется из угла в угол, толком не замечая ничего вокруг.
   – О, Мария! – вскричал он. – Я никогда ее такой не видел. Она как тигрица! Сказала, чтобы я больше не показывался ей на глаза. Что мне делать?
   Шеридан попытался успокоить принца:
   – Это пройдет. Через несколько дней она с вами помирится. Принц покачал головой.
   – Я знаю Марию. Она решительная женщина. И потом… у нее же эти чертовы принципы! Нет, она говорила все это серьезно.