Он и, лагерем разграбленным пройдя у края леса,
Пил, в окружении убийц, прохлады утренней
Томительную свежесть. 
 
 
Свет по холмам Лашпура разливался,
Кроваво-красный снег вершин уж заливая
Великолепной белизной; и наконец
Все воссияли горы на Востоке,
Как будто золотое полукружье. 
 
 
«О, жизнь прекрасна в совершенстве воплощенья
В земле и солнце,
Я, уходя, тебя хвалю и обожаю». 
 
 
Взлетел клинок. 
 
 
И голоса на перевале друг за другом
Пали в безмолвие холмов…
 
   Сколь бы ни было велико возмущение викторианской Британии убийством Хейуорда, возможностей хоть что-то предпринять, за исключением посылки карательной экспедиции в эту опасную глушь, практически не было. Но делать это у вице-короля не было никакого желания. Трагедия даже слишком ясно доказала правоту позиции сэра Джона Лоуренса и его единомышленников — нельзя позволять европейцам, включая отважных добровольцев, затеивать рискованные предприятия в районах, где невозможно даже отомстить за их смерть. Тем не менее немедленно были предприняты попытки выяснить точные обстоятельства убийства и разыскать тело Хейуорда с тем, чтобы его достойно похоронить. Но посылать туда следователей было слишком опасно; выяснение, лично ли Мир Вали ответствен за убийство или, как подозревали, кто-то стоял за его спиной, ничего бы не дало. И махараджа Кашмира, и правитель Читрала настаивали на своей непричастности, и против любого из них не было никаких улик.
   Тело Хейуорда отыскали по инициативе одного из его друзей, английского геолога Фредерика Дрю, который работал по найму у махараджи Кашмира. По соображениям личной безопасности он не мог сам посетить Ясин или Даркот, но зато поручил доверенному сипаю из Британской Индии попытаться выяснить все, что удастся, относительно смерти Хейуорда и попробовать найти и возвратить его останки. Находчивый солдат, серьезно рискуя жизнью, сумел откопать труп Хейуорда из-под наваленной на него груды камней и доставил его Дрю, который ожидал в Гилгите. Он также спас кое-что из вещей исследователя, включая книги, карты и бумаги, которые убийцы сочли бесполезными.
   21 декабря Дрю сообщил Королевскому Географическому обществу, что похоронил лауреата их Золотой медали в Гилгите в саду возле крепости, и почетный караул дал над могилой троекратный залп. Позже был установлен надгробный камень с надписью: «В память о Дж. У. Хейуорде, золотом медалисте лондонского Королевского Географического общества, который был безжалостно убит 18 июля 1870 года в Даркоте во время экспедиции для исследования просторов Памира. Этот памятник поставлен благородному офицеру и выдающемуся путешественнику от имени Королевского Географического общества». Он по сей день остается на том месте, которое должно было стать христианским кладбищем Гилгита, хотя теперь, чтобы осмотреть его, надо взять ключ в соседней сапожной мастерской. Во время похорон Хейуорда неподалеку рос абрикос, но с тех пор, говорят, дерево перестало плодоносить. Сегодня там растет только плакучая ива.
   Что касается предателя Мир Вали, то никакого наказания он так и не понес. Однако вскоре ему пришлось бежать из Ясина, поскольку правитель Читрала, используя как предлог гнев англичан из-за убийства Хейуорда, лишил его всех полномочий. Поначалу это расценили как наказание, но скоро стало очевидным, что реальной причиной стало стремление передать правление Ясином своему родственнику. Но кара за грехи Мир Вали все-таки настигла. Несколько лет он уходил от преследования и все же в конце концов принял от рук врагов насильственную и драматическую смерть — согласно одной из версий, рухнул в пропасть, сплетясь в смертельном объятии с противником. Больше века спустя имя Хейуорда широко помнят во всем регионе. В Даркоте, сегодня едва ли менее глухом селении, чем в его времена, сельские жители водили меня к печальному месту около небольшого ручья, где, по их словам, убили Хейуорда. Моим гидом случайно оказался прямой потомок Мир Вали. Британский путешественник полковник Реджинальд Шомберг, который проходил через Даркот в 1930-х годах, обнаружил, что пистолет Хейуорда, его телескоп и седло все еще хранятся в местных семействах. В начале 1950-х шесть топографических акварелей погибшего исследователя всплыли на бомбейском базаре и были впоследствии проданы на аукционе в Лондоне. Как они попали на рынок, навсегда останется тайной — подобно многому другому, касающемуся Джорджа Хейуорда.
* * *
   Русские давно были обеспокоены действиями британских офицеров, исследователей и других путешественников в регионе, который, по их мнению, входил в их сферу влияния. Таким образом, поездки Шоу и Хейуорда (а возможно, и пандитов, о чьем существовании к тому времени, вероятно, уже знали) не остались вне внимания правившего в Ташкенте генерала Кауфмана. Но еще более встревожила его британская якобы торговая миссия под руководством сэра Дугласа Форсайта, которую лорд Мейо послал к Якуб Беку. Мусульманский лидер к тому времени проявил чрезвычайную враждебность к Санкт-Петербургу: он усиливал военные посты на их общей границе и запрещал въезд купцов с товарами из России. Кауфман понимал это так, будто Британия наконец отказалась от политики «умелого бездействия » и вознамерилась принять Кашгар под свою защиту и монополизировать торговлю с ним. На самом деле — хотя русские об этом еще не знали — англичане столкнулись с некоторыми проблемами. По прибытии в Яркенд миссия обнаружила, что Якуб Бек пребывает в восточной части своих владений, почти за тысячу миль оттуда, и скоро его назад не ждут. Возникло подозрение, что сделано это намеренно, из осторожности, чтобы приемом британской миссии не навлечь понапрасну гнев Санкт-Петербурга. Так было дело или нет, но ничего не оставалось, кроме как возвращаться в Индию с пустыми руками. Наряду с оставшимся не отомщенным убийством Хейуорда и его слуг эта осечка, преднамеренная или нет, становилась серьезным ударом по престижу Британии в Центральной Азии. Именно в этот момент Санкт-Петербург осуществил первый из серии решающих шагов, которые значительно усиливали его политическое и стратегическое положение в регионе. По инициативе графа Игнатьева, незадолго до того назначенного послом в Константинополь, Россия в одностороннем порядке отказывалась от унизительных пунктов по Черному морю, установленных Парижским договором после Крымской войны. Как указывалось ранее, они запрещали России строить и содержать на Черном море военные корабли и военно-морские базы. Новость вызвала в Лондоне переполох, поскольку цель запретов состояла в том, чтобы держать российский флот подальше от турецких проливов и Средиземноморья, гарантируя таким образом Британской империи безопасность жизненно важных путей сообщения с Индией. Однако, не получив полной поддержки от других главных европейских держав, англичане не могли предпринять ничего существенного, разве что за исключением подготовки к войне с Санкт-Петербургом, чего правительство нисколько не желало.
   Следующее наступление России не заставило себя ждать и началось летом 1871 года, хотя из-за отдаленности региона, где это случилось, весть о нем пришла в Англию только через три месяца. Мусульманская территория в долине Или, которая контролировала стратегически важные проходы в Южную Сибирь, в результате недавнего восстания освободилась от власти Китая и на время обрела независимость. Располагалась она к северо-востоку от Кашгара вдоль границ владений Якуб Бека и не была им захвачена. Но уверенность или по крайней мере опасение, что Якуб Бек собирается ее захватить, побудила генерала Кауфмана приказать войскам принять все необходимые меры по предотвращению захвата мусульманским правителем территории у южных границ России. Справедливость требует признать, что тем самым перекрывался проход, по которому некогда ринулись на Россию орды монгольских завоевателей, — по своему значению проход расценивался российскими стратегами как аналог Хайберскому коридору. Однако это не было единственным значением долины Или. Геологи Кауфмана прекрасно знали о богатых залежах полезных ископаемых; одновременно долина служила главной житницей всего пустынного региона — факт, который едва ли избежал внимания генералов. 24 июня русские войска вошли в долину Или и разгромили более чем вдвое превосходящие по численности силы, пытавшиеся их остановить. На следующий день, когда войска вступили в местную столицу Кульджу, российский командующий объявил, что край захвачен навсегда, хотя не был на то уполномочен. Позже Санкт-Петербург его поправил, объявив, что оккупация будет только временной.
   После изгнания китайцев из Туркестана долина Или оказалась настолько удалена от ближайших китайских застав, что Пекин пребывал в полном неведении относительно российского вторжения, пока не был официально информирован об этом Санкт-Петербургом. Китайскому императору сообщили, что царские войска очистили долину Или от мятежников и будут удерживать ее до тех пор, пока он или кто-то другой не сможет защитить регион от Якуб Бека. Китайцев это не убедило, и они потребовали немедленного восстановления там своей власти. Санкт-Петербург отказался, в отношениях между двумя державами возникла серьезная напряженность. Не тревожась больше о возможной конфронтации с Пекином, русские решили возобновить с Якуб Беком переговоры по прежним вопросам признания и торговли. Весной 1872 года они направили к кашгарскому двору высокопоставленного чиновника с инструкциями предложить Якуб Беку полное признание в обмен на открытие на особо благоприятных условиях его рынков для российских товаров — при одновременном ограничении доступа туда англичан. На сей раз переговоры оказались успешными или по крайней мере русские так полагали. Целью Якуб Бека было свести иностранное влияние в Кашгарии к минимуму. Лучшим способом достижения этого он считал стравливание соперничающих сторон. Едва только отбыл российский посланник, Якуб Бек направил специального эмиссара к англичанам в Индию, чтобы передать глубокое сожаление по поводу его вынужденного отсутствия год назад и пригласить в Кашгар для переговоров новую миссию. Встревоженный новостями насчет переговоров с русскими новый вице-король лорд Нортбрук (лорд Мейо был убит годом ранее) приглашение с благодарностью принял, и летом 1873 года через Каракорум проследовала вторая британская делегация. Она была гораздо больше предыдущей и состояла из политических и военных советников, торговых экспертов, инспекторов и других специалистов. Возглавлял ее все тот же сэр Дуглас Форсайт. Ему поручили добиться от Якуб Бека торговых льгот наподобие предоставленных русским, а также собрать как можно больше политических, стратегических, экономических и научных сведений об этом малоизвестном регионе. С эскортом пехоты и конницы Корпуса разведчиков, многочисленными переводчиками, секретарями, клерками и слугами делегация насчитывала 350 человек и 550 вьючных животных. После тридцати лет британской политики «умелого бездействия», раскритикованной «ястребами» как малодушное потакание России, в Центральной Азии ей наконец пришел конец.
   Поначалу принятая Лондоном более жесткая линия, казалось, приносила желаемые результаты, на время успокоив опасения насчет дальнейшего российского продвижения к Индии. Как беспрецедентную уступку Санкт-Петербурга рассматривали урегулирование давних разногласий с Лондоном о местоположении северной границы Афганистана. Это касалось суверенитета обширных отдаленных областей Бадахшан и Вахан в верховьях Оксуса, где российские заставы ближе всего подходили к Британской Индии. Лондон постоянно утверждал, что они — неотъемлемая часть Восточного Афганистана, а Санкт-Петербург это оспаривал, указывая, что у эмира Бухары на них прав больше. Но в январе 1873 года русские внезапно и неожиданно для британской стороны отступили, признав, что эти области лежат в пределах Афганского эмирата. Кроме того, они вновь подтвердили, что сам Афганистан находится в пределах британской сферы влияния и вне их собственной. В свою очередь русские ожидали, что Британия воспрепятствует военным авантюрам афганских правителей вне северных границ или подстрекательству единоверцев к военным действиям в России. Англичане были в восторге, поверив, что им удалось достичь важной дипломатической победы, хотя формальный договор подписан не был — русские просто принимали это в принципе. В действительности же тогда граница была всего лишь неопределенной линией на еще более сомнительной карте. Относительно дикого памирского региона Восточного Афганистана никто толком ничего не знал— эту беду собирался исправить Джордж Хейуорд. Англичане даже не догадывались, что уступки России по Бадахшану и Вахану были просто дымовой завесой для дальнейшего — и самого смелого из всех — броска вперед, который уже планировали в Санкт-Петербурге на самом высоком уровне.
   За месяц до достижения соглашения по афганским границам на чрезвычайной сессии Государственного совета, где председательствовал сам царь Александр, решено было начать наконец всестороннюю подготовку экспедиции против Хивы. Секретные приготовления к ней шли уже многие месяцы, но соглашение по афганской границе, казалось, создало для такого хода идеальную ситуацию. Царь и его советники считали, что, пойдя навстречу желаниям Британии, они помешают Лондону возражать против захвата Хивы. До Британии дошли кое-какие слухи о российских приготовлениях, и от Санкт-Петербурга потребовали гарантий, что в Центральной Азии никакие новые завоевания не планируются. И их дали, закрывая глаза на тот факт, что тринадцатитысячная армия под командованием Кауфмана готовилась к броску на Хиву. Наконец, когда начало операции не признать уже было нельзя, Санкт-Петербург упорно утверждал, что никаких намерений захвата города навечно у него нет. Впрочем, британский министр иностранных дел был абсолютно уверен, что царь дал на этот счет «недвусмысленные распоряжения ».
   После двух предыдущих неудач в 1717 и 1839 годах на сей раз русские старались избежать любого риска. Они пересекли пустыню одновременно с трех сторон — из Ташкента, Оренбурга и Красноводска. Зная, какие огромные расстояния придется преодолеть атакующим, хан поначалу чувствовал себя в безопасности. Но когда войска Кауфмана, как никогда прежде, далеко продвинулись в его владения, он стал тревожиться все больше. В попытке задобрить наступающих он освободил двадцать одного российского раба и пленника — всех, кого удерживали в Хиве, — но ничего не добился. Наконец, когда передовые отряды русских подошли к столице на тринадцать миль, хан послал к Кауфману своего кузена, предлагая безоговорочно сдаться и навсегда подчиниться царю, если российский командующий согласится остановить войска. Кауфман ответил, что переговоры состоятся, только когда он войдет в город. Чтобы поторопить хана с решением, русские опробовали на глинобитных стенах столицы новейшие пушки германского производства. 28 мая 1873 года хан бежал, а на следующий день Кауфман триумфально вступил в Хиву.
   Хотя, как и до этого в Ташкенте, Самарканде и Бухаре, русские победили всего-навсего плохо вооруженных и недисциплинированных туземцев, падение Хивы было представлено Санкт-Петербургу как громкая психологическая победа.
   Мало того, что это помогало забыть унижения прошлых неудачных походов на Хиву и горькой памяти поражения в Крымской войне, это значительно поднимало во всей Центральной Азии военный престиж царя и возрастающую репутацию непобедимого русского оружия. Кроме того, обеспечивались контроль России над навигацией в низовьях Оксуса, со всеми сопутствующими коммерческими и стратегическими выгодами, и полное владение восточным берегом Каспия. Смыкался большой промежуток на южном азиатском фланге российской границы, и ликующие отряды Кауфмана оказывались в 500 милях от Герата, древних стратегических ворот Индии. Мрачные предчувствия Вильсона, Муркрофта, де Ласи Эванса и Киннейра через полвека стали казаться вполне оправданными. «С захватом Хивы, — предупреждал Министерство иностранных дел британский посол в Санкт-Петербурге, — русские заложили надежную базу, с которой могли угрожать независимости Персии и Афганистана и таким образом создать постоянную опасность для нашей Индийской империи».
   Состоялся краткий обмен нотами между Лондоном и Санкт-Петербургом, последний вновь заверил британское правительство, что оккупация носит только временный характер. Но в ноябре «Таймс» опубликовала детали секретного соглашения, подписанного русскими и хивинцами, по которому хан становился вассалом царя, а его страна — российским протекторатом. Англичане поняли, что их еще раз обманули; Россия настаивала, что военная необходимость и изменившиеся обстоятельства заставляют отказаться от прежних намерений — оправдание, которое англичане слышали уже не раз. Российский министр иностранных дел князь Горчаков им даже выговаривал. «Лондонский кабинет, — напомнил он англичанам, — похоже, полагает, основываясь на факте наличия нескольких наших добровольных и дружеских сообщений о наших взглядах относительно Центральной Азии, особенно о нашем неизменном стремлении не превращать завоевания или аннексии в постоянную политику, что мы связаны по отношению к ним какими-то однозначными обязательствами по этому поводу». Разумеется, особого эффекта это не возымело, однако по-прежнему слишком мало что — за исключением войны — можно было предпринять относительно этого или следующего хода русских.
   Чтобы не испытывать чрезмерным перенапряжением британскую сдержанность, Горчаков все же изволил дать некоторые гарантии. «Его Императорское Величество, — объявил он, — не имеет никаких намерений распространять границы России за пределы, достигнутые в настоящее время в Центральной Азии, как со стороны Бухары, так и со стороны Красноводска». Он опустил упоминание о Коканде, чей правитель, начиная с падения Ташкента, был договором накрепко привязан к России. Летом 1875 года там произошло восстание против русских и их марионетки — хана. Это дало Кауфману желанную возможность взять этот неустойчивый и номинально все еще независимый регион под жесткий контроль. 22 августа его войска разбили главные силы мятежников, и через четыре дня он вступил в Коканд, над которым поднял российский имперский стяг. После ряда дальнейших сражений, в которых мятежники понесли тяжелые потери, были захвачены города Андижан и Ош. Вскоре после этого ханство объявили частью Центрально-Азиатской империи, и царь переименовал его в Ферганскую область. Александр, как гласило официальное заявление, «уступил пожеланиям жителей Коканда стать российскими подданными». Вот так и получилось, что русские всего за десять лет аннексировали территорию размерами в половину Соединенных Штатов и установили поперек Центральной Азии защитный барьер, простирающийся от Кавказа на западе до Коканда и Кульджи на востоке.
   Те, кто отвечал за оборону Индии, крайне встревожились. После присоединения Кокандского ханства к Российской империи закаленные в сражениях войска Кауфмана располагались в 200 милях от Кашгара. Захват его русскими казался вопросом времени, а вместе с Яркендом это давало им контроль над проходами в Ладак и Кашмир. Тогда кольцо вокруг северных границ Индии полностью смыкалось, позволяя русским нанести удар в южном направлении практически из любой точки или точек по их выбору. На их пути стояли только крупные горные цепи севера — высокогорный Памир и Каракорум. До недавнего времени считалось, что они непроходимы для современной армии с ее артиллерией и другим тяжелым оборудованием. Шоу и Хейуорд были первыми, кто попытался это опровергнуть, но эксперты их предупреждениям не вняли. Теперь подобные опасения относительно уязвимости северных проходов выражали люди, с чьим мнением не так просто было не посчитаться.
* * *
   К тому времени в Индию вернулась делегация, возглавляемая сэром Дугласом Форсайтом, которого вице-король посылал ко двору Якуб Бека в Кашгар. На сей раз ей был оказан пышный прием, а многие обещания, данные мусульманским правителем, существенно превосходили обещания, полученные предыдущими российскими визитерами. Однако, несмотря на заверения в вечной дружбе между Кашгарией и Британией и на дивные видения нового большого торгового союза, ничего из этого не вышло. Обширные рынки для европейских товаров, в которые так верили и англичане, и русские, оказались иллюзией. Кроме того, скоро стало ясно, что Якуб Бек просто стравливал могучих соседей, используя их взаимную ревность, чтобы сохранить свои позиции. В конце концов, восточный правитель тоже мог включиться в Большую Игру. Но хотя миссия Форсайта не сумела добиться от коварного правителя ничего, кроме пустых обещаний, в одном она преуспела. Якуб Бек позволил подполковнику Томасу Гордону и двум другим офицерам с небольшим эскортом Индийского развед-корпуса возвратиться домой через Памир. Маршрут, который они избрали, почти в точности совпадал — только в противоположном направлении — с тем, которым рассчитывал пройти Хейуорд. Цель их, как и у Хейуорда, состояла в том, чтобы исследовать и нанести на карту маршруты возможного наступления от российской границы на юг, в Кашмир, и выяснить, может ли современная армия пройти там в Индию.

27. «Врач с Севера»

   «Преодолевая снега, в которые пони порою проваливались по брюхо, часто пережидая жестокие бури, подполковник Гордон и его отряд тем не менее проехали 400 миль через Памир за три недели. В отличие от других сходящихся там крупных горных систем — Гинду-куша, Каракорума и Тянь-Шаня — Памир состоит из обширного плато, разделенного горами и широкими долинами. Племена, живущие в окрестных областях, называют его Бам-и-Дунья, или Крыша Мира. Здесь почти нет человеческих жилищ, нет деревьев и другой растительности. Экспедиция Гордона имела целью заполнить как можно больше „белых пятен“ на британских штабных картах этой малоизученной области, а также постараться ответить на некоторые жизненно важные стратегические вопросы. Сведения, с которыми весной 1874 года они возвратились домой, оказались весьма тревожными.
   Если правильно выбрать время, то Памир вовсе не так уж непроходим для современной армии, даже обремененной артиллерией. В действительности очень немногое препятствовало бы тому, чтобы российские войска из новых гарнизонов в районе Коканда форсировали Оксус и устремились через горные проходы в Дардистан и Кашмир и оттуда в Северную Индию. Наиболее уязвимыми перевалами, как выяснилось, были Бархил и Ишхаман, примерно в сотне миль к северо-западу от Гилгита. Хотя они расположены почти на равном удалении от самых близких британских и российских застав, подходы к ним с севера гораздо легче, чем с юга. Гордон полагал, что если между двумя державами начнется состязание за их захват, русские почти наверняка победят. Большую часть года оба перевала можно преодолеть без особых проблем. Несколько лет назад один из местных правителей, по его словам, сумел провезти через них с севера даже орудия.
   В отчете для руководства Гордон указал, что через перевал Бархил и через Читрал русские могут достичь индийской границы за тринадцать дневных переходов и примерно такое же время потребует путь через Ишхаман и Гилгит. Два этих перевала, по мнению и других офицеров, гораздо уязвимее, чем Чанг Ланг, который Хейуорд и Шоу выделили как возможный обходной путь в Индию для русских войск, если те оккупируют Кашгар. И это не учитывая громадный Карако-румский перевал, чью трудность путешественники испытали на себе. Гордон был уверен, что возможный захват русскими Кашгара менее опасен, чем уже случившаяся оккупация Ко-канда. Хотя в случае войны первый мог служить или важным центром снабжения пересекающих Памир сил вторжения, или, напротив, плацдармом, с которого англичане смогут нарушать их коммуникации. Таким образом, сохранение дружественных отношений с Якуб Беком становилось жизненно важным для интересов Индии.
   Кроме того, Гордон со спутниками сделали еще одно тревожное открытие. Они обнаружили, что Афганистан и Кашгария не граничат, а разделены крупным горным хребтом. Между ними зияет промежуток шириной в пятьдесят миль. Как только русские это выяснят, они заявят, что это владения Коканда, то есть их. Так, по словам сэра Дугласа Форсайта, они смогут вбить «узкий клин настоящей российской территории» между Восточным Афганистаном и Кашгарией и таким образом оказаться еще ближе к Северной Индии. Экспедиция Гордона наслушалась тревожащих рассказов о российских агентах и караванах, регулярно навещающих Афганистан, куда английским торговцам доступ был по-прежнему запрещен. Еще они узнали, что убийца Хейуорда Мир Вали при их приближении пустился в бегство, опасаясь, что англичане прибыли за ним.
   В своем военном донесении Гордон настаивал на принятии немедленных мер по усилению английских позиций на южных подходах к перевалам Бархил и Ишхаман. Этого можно было добиться, построив дорогу из Кашмира на север. От Ишхамана можно будет контролировать Бархил. Официальная цель состояла бы в том, чтобы организовать коммерческое сообщение между Индией и отдаленным севером. «Это привлекло бы не только купцов из Восточного Туркестана, которые сейчас с таким трудом преодолевают Каракорум, — указывал Гордон, — но и купцов из Бадахшана, которые сейчас торгуют с Пешаваром через Кабул». Однако реальная цель состояла бы в том, чтобы позволить англичанам перебросить на север войска при первом же известии о российском вторжении через Оксус к Бархилу и Ишхаману.