Глава 22

   Мама не могла меня отпустить, не поработав над синяками. Шона и Дженни помогали, чем могли: держали пакеты со льдом, умащивали мою физиономию витаминным кремом, пластинками тонко порезанного огурца и пакетиками чая, смоченными в ледяной воде. За исключением витамина К, все это были вариации на тему холодных примочек. Но зато маме и сестрам процедуры приносили ощущение собственной полезности, а обо мне и говорить нечего: суета вокруг моей персоны заставляла чувствовать себя любимой и защищенной. У папы и Уайатта хватило такта держаться в стороне от сложных манипуляций, и они развлекались игрой в мяч.
   – Мне однажды довелось попасть в аварию, – рассказала мама. – Мне тогда было пятнадцать лет. Я возила сено, и в повозку въехал пикап. За рулем сидел Пол Харрисон. Ему уже исполнилось шестнадцать, и он был одним из немногих в нашей школе владельцев автотранспорта. Я совсем не пострадала, во всяком случае, так мне показалось поначалу; однако на следующее утро все тело ломило так, что-каждое движение давалось с большим трудом.
   – К этому идет, – огорченно констатировала я. – И даже повозки у меня нет. Обделена со всех сторон.
   – Главное, не принимай аспирин, – авторитетно предупредила Шона. – От него синяки проявятся еще сильнее. Попробуй массаж или джакузи.
   – И упражнения на растяжку, – добавила Дженни. Она стояла за моей спиной и осторожно разминала мне плечи. Когда-то сестричка закончила курсы массажа – как она сама говорила, ради развлечения, – и теперь в случае необходимости мы все обращались именно к ней.
   В обычной обстановке Дженни болтала без умолку, но сегодня почему-то вела себя очень тихо. Причем не дулась, как это иногда случалось, а просто выглядела задумчивой и отстраненной. Честно говоря, меня очень удивил тот факт, что она осталась, чтобы сделать массаж; обычно ей требовалось срочно бежать к друзьям, на свидание, на вечеринку или еще куда-нибудь. Я же всегда ценила часы, проведенные в кругу семьи, но, к сожалению, работа в «Фанатах тела» отнимала столько времени, что такое удовольствие можно было себе позволить лишь изредка.
   Мама подробно рассказала нам о неприятностях с компьютером, причем в ее изложении фигурировало множество далеких от техники, но крайне удобных в употреблении слов, таких как «штучка», «фиговина», «ерунда» и прочее. В целом мама прекрасно справляется со своей техникой и не видит необходимости учить термины, которые считает ненужными или даже глупыми. Ведь, например, понятие «материнская плата» можно описать и другими, нормальными выражениями. На мамином языке «материнская плата» – это «та главная хреновина». И я вполне понимаю маму. Дело в том, что техническая служба вовсе не оправдала ожиданий. Ребята приехали, сняли программу, потом загрузили снова. Возились долго, но так ничего и не исправили. Мама жаловалась, что они заставили ее просто сначала все вынуть, а потом засунуть обратно.
   Но все в конце концов кончается. Закончился и приятный вечер в доме родителей. Пришло время уезжать. Уайатт подошел к двери. Он не произнес ни слова; просто смерил меня тем взглядом, которым всегда смотрят мужчины, когда собираются уходить. В выражении лица читались нетерпение и вопрос: «Ты готова?»
   Взглянув на него, Шона шепнула мне:
   – Все, клиент созрел.
   – Знаю, – ответила я и быстро встала.
   – Клиент? – переспросил Уайатт и оглянулся через плечо, словно ожидал увидеть за спиной еще кого-то.
   Мы, четыре женщины, моментально повторили и выражение его лица, и движение. Бладсуорт что-то пробормотал, резко повернулся и направился к папе. Было слышно, как они разговаривают. По-моему, папа раскрывал менее опытному собрату наиболее тонкие моменты жизни в семье, состоящей из одного мужчины и четырех женщин. Уайатт внимательно слушал: он был толковым парнем и любил учиться – в отличие от Джейсона, который считал, что и сам все знает.
   Однако время приятного общения с родными действительно истекло. К тому же пудингом требовалось заняться именно сегодня, потому что улучшения самочувствия ждать не приходилось.
   Сам собой возник вопрос о том, как я проведу завтрашний день. На этот счет у меня имелись собственные мысли.
   – Не хочу ехать к твоей маме, – заявила я, когда мы уже сидели в машине. – Не потому, что она мне не нравится; напротив, по-моему, она просто обворожительна. Но просто завтра мне будет так плохо и грустно, что лучше я останусь в твоем доме, чтобы можно было чувствовать себя совсем свободно и в любую минуту прилечь.
   При свете приборной панели я заметила быстрый тревожный взгляд.
   – Остаться на весь день одной – не лучшее решение.
   – Но ведь если бы ты не считал свой дом абсолютно надежным, то ни за что не повез бы меня туда.
   – Дело не в этом. Меня волнует твое физическое состояние.
   – Мне хорошо известно, как бороться с мышечной болью. Подобное случалось и раньше. Как ты обычно себя чувствовал на следующий день после тренировки по рукопашному бою?
   – Так, как будто меня долго избивали дубиной.
   – Тренировки группы поддержки – примерно то же самое. Я быстро научилась поддерживать форму круглый год, так что совсем плохо не было никогда, но все же первую неделю сезона не назовешь слишком радостной. – Тут я кое-что вспомнила и вздохнула: – Конечно, хорошо бы было остаться дома и отдохнуть в свое удовольствие. Но ведь завтра страховой агент должен оформить арендованную машину, так что мне придется ее забрать.
   – Дай координаты агента, и я все сделаю сам.
   – Как?
   – Очень просто. Машину доставят мне. Я отгоню ее домой. Потом, например, твой папа заедет и отвезет меня на работу, чтобы я смог забрать свою. Пока не поймаем негодяя, тебе в городе делать нечего.
   Вдруг мне в голову пришла ужасная мысль.
   – Так, значит, и моя семья в опасности? Этот человек может использовать моих родных, чтобы добраться до меня?
   – Не нагнетай страхов. Пока что враждебность направлена исключительно на тебя. Кто-то явно считает тебя в чем-то виноватой и жаждет отмщения. Да, ситуация выглядит именно так: месть. Трудно сказать, в чем причина – в бизнесе или личной жизни, но убийца явно пытается мстить.
   Как я ни старалась, повода для мести придумать мне так и не удалось. В каком-то смысле непонимание того, почему меня хотят убить, оказалось еще тяжелее реальной опасности. Было очень важно разгадать тайну. Ведь если я пойму почему, то наверняка вычислю, кто это мог сделать.
   Нет, дело не в бизнесе. Такого просто не могло быть. Я очень аккуратна и методична в делах, потому что страшно боюсь Внутренней налоговой службы. По-моему, страшнее ВНС нет и не может быть ничего на свете. Как правило, я даже немного завышаю налоговые декларации и не требую вычетов и скидок, чтобы в случае аудиторской проверки располагать некоторой свободой действий. Надеюсь, что если в итоге проверки мне придется не платить, а получать, аудиторы быстро от меня отстанут.
   Я ни разу никого не уволила с работы. Правда, некоторые сотрудники ушли, подыскав более подходящее место, но обычно я всегда тщательно подбирала людей и не спешила заполнить вакансию первой попавшейся кандидатурой. Нанимала хороших работников и хорошо к ним относилась. Никто из сотрудников не стал бы меня убивать, потому что это то же самое, что пилить сук, на котором сидишь.
   Значит, оставались только личные мотивы. С чего же начать? Я чувствовала себя рыцарем на распутье.
   – Думаю, школьные события можно не учитывать, – предложила я.
   Уайатт кашлянул.
   – Скорее всего ты права, хотя иногда подростковые проблемы дают серьезные осложнения. Ты состояла в какой-нибудь группировке?
   Мы с Уайаттом учились в разных школах. Кроме тою, он был на несколько лет старше и поэтому о моих школьных годах почти ничего не знал.
   – Можно сказать, да, – подтвердила я. – Ведь я выступала в группе поддержки, так что у меня был езой круг общения, хотя и была одна подруга со стороны. Она даже не ходила на игры.
   – И кто же это?
   – Ее звали Клео Клеланд. Попробуй-ка быстро повторить хотя бы трижды. По-моему, такое имя можно было дать только с хорошего бодуна. Родители Клео приехали из Калифорнии, так что поначалу ей пришлось не так-то и легко. Тем более что ее мать была помешана на природной красоте и чистоте, отчего Клео не разрешали даже пользоваться косметикой. Поэтому мы с ней приходили в школу пораньше, и я приносила косметичку. Запирались в туалете, и там я приводила подругу в порядок на целый день, чтобы избавить ее от насмешек. Представляешь, первое время она и понятия не имела, что такое косметика. Просто ужасно!
   – Да уж, – пробормотал Уайатт.
   – Когда Клео начала встречаться с парнями, проблем прибавилось, так как приходилось придумывать способ накраситься, чтобы не заметила мать. К счастью, к этому времени она уже научилась пользоваться косметикой самостоятельно, так что обходилась без моей помощи. Но оставался постоянный страх, что парень увидит ее без грима – это было бы истинной катастрофой.
   – Вот уж в этом я ничего не понимаю. Главный специалист по косметике – ты.
   – Мне уже не шестнадцать лет, и на многое я теперь смотрю иначе. А в шестнадцать я бы скорее умерла, чем позволила кому-нибудь увидеть свое настоящее лицо. Почему-то в этом возрасте девочки считают, что хорошенькими их делает исключительно косметика. Почти все. Я так не думала, потому что у меня была мама. Она еще в начальной школе научила нас краситься, так что особого значения этому занятию мы не придавали. Видишь ли, косметику надо воспринимать не как камуфляж, а как оружие.
   – А мне необходимо это знать? – вслух задумался Уайатт.
   – Может быть, и нет. Большинство мужчин просто не в состоянии понять столь тонкую материю. Но и мне в шестнадцать лет все-таки пришлось пройти через сложный период – из-за необходимости бороться с лишним весом.
   Бладсуорт смерил меня удивленным взглядом.
   – Неужели ты была толстушкой? – Я шлепнула его по руке.
   – Разумеется, нет. Но я выступала в группе поддержки и должна была выглядеть не просто хорошо, а великолепно. Больше того, я ведь была флаером, то есть той из девушек, которую подкидывают.
   – Флаером?
   – Ну, так называют ту, которая летает. Группа поддержки подкидывает одну из участниц на самую вершину пирамиды. Большинство этих птичек имеют рост около пяти футов и двух дюймов и ограничивают вес сотней фунтов, чтобы подругам было легче. А я выше, и поэтому могла себе позволить весить фунтов на пятнадцать больше, даже оставаясь внешне худенькой. Но приходилось тщательно следить за весом.
   – Боже мой, да ты, наверное, выглядела совсем спичкой. – Уайатт снова внимательно посмотрел на меня. Сейчас я вешу сто двадцать пять фунтов, однако благодаря своей спортивной форме кажусь фунтов на десять – пятнадцать легче.
   – Да, но при этом нельзя было забывать и о силе, – напомнила я. – Мускулатура была просто необходима. А с мускулатурой никогда не будешь выглядеть тощей. Так что мне удавалось оставаться и сильной, и стройной.
   – А цель оправдывала такие мучения? Ведь все усилия направлены только на то, чтобы прыгать и махать помпончиками во время футбольного матча.
   Видимо, этот человек совсем ничего не понимал в группах поддержки. Я смерила Уайатта презрительным взглядом.
   – Видишь ли, в колледже за эту работу я даже получала стипендию, так что не сомневаюсь, что цель в полной мере оправдывала средства.
   – Неужели за такие дела назначают стипендию?
   – Назначают же стипендию парням, которые гоняют по полю мячик. Так чем хуже группа поддержки?
   К счастью, у лейтенанта хватило мудрости сойти с узкой тропинки спора.
   – Вернемся к школьным дням. Ты, часом, ни у кого не увела парня? – Я презрительно фыркнула:
   – Еще чего! Мне хватало своих.
   – А со стороны на тебя не заглядывались?
   – Разумеется, заглядывашсь, ну и что? У меня был постоянный друг, а на остальных я просто не обращала внимания.
   – И кто же был этим постоянным? Джейсон?
   – Нет, Джейсон появился только в колледже. А в школе я встречалась с Патриком Хейли. В двадцать лет он погиб – разбился на мотоцикле. Расставшись, мы с ним не поддерживали отношений, так что я даже не знаю, была у него девушка или нет.
   – С Патриком все ясно. А где сейчас Клео Клеланд?
   – В Роли-Дареме. Она химик. Примерно раз в год мы встречаемся, вместе обедаем и ходим в кино. Она замужем, ребенку четыре года.
   Насчет Клео Бладсуорт тоже мог не волноваться. Она до сих пор оставалась моей близкой подругой. Кроме того, она, естественно, была женщиной, а Уайатт сказал, что убить меня пытался скорее всего мужчина.
   – Но ведь кто-то должен существовать. Кто-то, о ком ты не вспоминала уже много лет.
   Да, он был прав. Мотив нападений личный, а значит, покушался кто-то из знакомых. Но я понятия не имела, кто именно.
   Озарение пришло внезапно.
   – Знаю! – воскликнула я.
   Уайатт вздрогнул и моментально напрягся.
   – Кто?
   – Это наверняка одна из твоих девушек!

Глава 23

   Машина резко вильнула. Уайатт выровнял ее и быстро взглянул на меня:
   – Как ты до этого додумалась?
   – Очень просто. Если дело не во мне, значит, в тебе. Я человек миролюбивый и не нажила врагов. Во всяком случае, ничего о них не знаю. Рассуждаем дальше. Когда произошло первое покушение? Сразу после возвращения с моря. Твое поведение после вечера четверга, когда убили Николь...
   – Мое поведение? – В голосе Уайатта послышалось возмущенное изумление.
   – Ты же сказал сотрудникам, что мы вместе, так ведь? Хотя на тот момент между нами еще ровным счетом ничего не произошло. Я заметила, как люди на меня смотрели, и ни один из пятидесяти полицейских не пришел на помощь, когда ты начал заниматься рукоприкладством. Из всего этого можно сделать вывод, что кое-кто соврал, сказав всем, что мы встречаемся.
   Бладсуорт недовольно нахмурился:
   – Но я вовсе не занимался рукоприкладством.
   – Перестань цепляться за несущественные детали. Тем более что ты действительно хватал меня руками. Ведь я права? Растрезвонил о наших отношениях?
   – Да. Потому что так оно и есть.
   – На этот счет можно поспорить.
   – Мы живем вместе. Спим вместе. Так неужели после всего этого в наших отношениях остается какая-то неясность?
   – Да. Потому что мы даже ни разу не назначили друг другу свидание, а все, что между нами происходит, временно. Итак, с кем ты встречался и ради кого так резко меня бросил?
   Несколько секунд Бладсуорт мрачно, тяжело молчал. И даже скрипел зубами. Правда, я слышала звук. Потом наконец поинтересовался:
   – Из чего ты заключила, что я с кем-то встречался? – Я закатила глаза.
   – О, ради Бога! Ты сам прекрасно знаешь, что за тебя и умереть не жалко. Женщины, наверное, записываются в очередь.
   – Нету меня никаких женщин... А что, ты действительно считаешь, что за меня не жалко умереть? Хм...
   Он казался откровенно польщенным. Зато я уже была готова биться головой о приборную панель, если бы это не было так больно. Но на данный момент мне и без того вполне хватало синяков и ссадин.
   – Уайатт! – заорала я. – С кем ты встречался?
   – Так, чтобы постоянно, – ни с кем.
   – Вовсе не обязательно «постоянно», вполне достаточно просто встречаться. Дело в том, что женщинам свойственно формировать далекие от реальности представления и ожидания. Иногда одного свидания достаточно, чтобы отправиться выбирать свадебное платье. Так какая же из твоих подруг оказалась последней в списке? Возможно, она считала, что происходит нечто серьезное, и, когда ты помчался за мной на море, обезумела от ревности? Может быть, как раз в тот четверг, когда убили Николь, у тебя было свидание с ней?
   Обратите внимание, как ловко я ввернула этот вопрос. Честно говоря, он давно не давал мне покоя.
   Мы уже подъехали к дому лейтенанта Бладсуорта. Уайатт притормозил и свернул на дорожку.
   – Нет, в тот вечер я проводил занятия по самообороне для женщин, – к моей искренней радости, сообщил он. – Не думаю, что твоя теория состоятельна, потому что... о Боже, да я почти два месяца ни с кем не встречался! Моя светская жизнь вовсе не настолько активна, как тебе представляется.
   – А твоя последняя подруга? Ты встречался с ней не один раз?
   – Наверное, пару раз... да. – Уайатт заехал в гараж.
   – Ты с ней спал?
   Ответом послужил осуждающий, раздраженный взгляд.
   – Кажется, я начинаю понимать, зачем тебе нужен этот неофициальный допрос. Нет, я с ней не спал. Больше того, между нами даже не пробежала искра.
   – Это в тебе искра не пробежала, а в ней, возможно, очень даже пробежала.
   – Нет, – решительно отрезал Уайатт. – Ничего не пробежало. Вместо того чтобы копаться в моем прошлом, ты бы лучше повнимательнее заглянула в собственное. Ты кокетка, а кто-то из мужчин вполне мог воспринять кокетство всерьез.
   – Я не кокетка! Перестань приклеивать мне этот ярлык! – Уайатт обошел вокруг машины и открыл пассажирскую дверцу. Нагнулся и бережно сгреб меня с сиденья, чтобы больным негнущимся мышцам не пришлось делать лишнего усилия. Потом так же бережно поставил меня на ноги.
   – Еще какая кокетка, – стоял он на своем. – Просто сама не отдаешь себе отчета, кокетство – твоя вторая натура.
   Бладсуорт так выразительно произносил слово «кокетка», что в конце концов мне надоело его слушать. Да, иногда я действительно флиртую, но это вовсе не превращает меня в записную кокетку. И я совсем не финтифлюшка. Никогда не могла и сейчас не могу обвинить себя в легковесности, а Уайатт упорно пытается превратить меня в типичную глупую и пустую блондинку.
   – Ну вот, теперь надулась, – заметил он, проводя пальцем по моей нижней губе. Возможно, она действительно немножко выпятилась. Уайатт наклонился и поцеловал меня – медленно, тепло и нежно. Поцелуй согрел и утешил, наверное, потому, что мы оба знали, что дальше него не продвинемся ни на шаг. Уайатт целовал меня просто для того, чтобы поцеловать, а не для того, чтобы заманить в постель.
   – С чего это вдруг такие нежности? – поинтересовалась я, едва он отстранился, причем постаралась придать голосу сварливый оттенок, чтобы не было заметно, насколько мне приятен этот неожиданный поцелуй.
   – Просто так, потому что выдался очень тяжелый день, – ответил Уайатт и поцеловал меня еще раз.
   Я вздохнула и позволила себе расслабиться: ведь день действительно оказался просто ужасным. На этот раз Бладсуорт не разомкнул объятий даже после того, как поцелуй закончился; он нежно прильнул щекой к моей макушке.
   – Оставь полицейскую работу полицейским, – попросил он. – Если, конечно, не вспомнишь вдруг о каком-нибудь заклятом враге, который грозился тебя убить. В этом случае сразу расскажи.
   Я обиженно отвернулась и нахмурилась:
   – Значит, ты все-таки считаешь, что я настолько тупа, что не в состоянии сразу вспомнить важный факт собственной биографии?
   Бладсуорт вздохнул:
   – Этого я не сказал. И не мог сказать, потому что ты вовсе не тупа. Ты обладаешь массой самых разных качеств, но тупости среди них нет.
   – О, неужели? Так какие же это качества? – В душе кипела откровенная злость, потому что было больно и страшно, и эти отвратительные ощущения требовалось как можно скорее на кого-нибудь выплеснуть. Уайатт казался большим и сильным, следовательно, вполне мог выдержать натиск.
   – Отвратительные, – с выражением произнес он, и я едва его не стукнула. – Раздражающие. Ты упряма и в то же время хитра, потому что в нужный момент готова прикинуться простенькой блондиночкой и таким образом получить желаемое. Очевидно, прием работает безупречно. За ходом твоих мыслей уследить невозможно. Вдобавок ты безрассудна, забавна, сексапильна. И при этом совершенно восхитительна.
   Да уж, в этом мире хитростью отличаюсь не одна я. Все шло к приступу ярости, и вдруг негодник совершенно обезоружил меня. Так, значит, он находит меня восхитительной? Узнать об этом оказалось удивительно приятно. Уайатт снова наклонился и поцеловал меня в губы, добавив:
   – За такую и умереть не жалко. – Я прищурилась:
   – Это девчачья фраза. Парни так не должны говорить. – Уайатт выпрямился.
   – Это почему же?
   – Слишком по-женски. Тебе лучше сказать что-нибудь в духе мачо, например, «я готов принять за тебя пулю». Чувствуешь разницу?
   Бладсуорт изо всех сил прятал улыбку.
   – Еще как чувствую! Пойдем в дом.
   Я вздохнула. Предстояло приготовить целых два пудинга, а сил не было. Но обещание есть обещание. Нет, конечно, сотрудники полицейского департамента даже не знали, что я собиралась угостить их пудингом, но мысленное обещание тоже считается.
   Уайатт достал с заднего сиденья пакет с пончиками и сгущенным молоком, потом открыл багажник и вытащил большой джутовый пакет с торчащими из него зелеными ниточками. Аккуратно закрыл багажник и хмуро взглянул на пакет.
   – Что это? – удивилась я.
   – Ты же просила куст. Вот тебе куст.
   Растение выглядело несчастным и пожухшим. Жалкие зеленые ниточки, должно быть, когда-то были ветками.
   – И что же с этим кустом делать?
   – Но ты же заявила, что в доме нет ни единого растения и от этого в нем невозможно жить. Так вот тебе растение, пожалуйста.
   – Но это же не комнатное растение! Это кустарник. Ты купил мне кустарник?
   – Растение есть растение. Поставь его в комнате, и оно тут же станет комнатным.
   – Совсем ничего не соображаешь, – набросилась я на Уайатта и выхватила несчастное создание из рук мучителя. – Ты весь день продержал его в багажнике? На такой жаре? Оно же задохнулось и теперь погибнет. Впрочем, может быть, мне и удастся его выходить при помощи неустанной нежной заботы. Будь добр, открой дверь. Надеюсь, ты догадался купить для него какой-нибудь еды?
   Уайатт отпер дверь и осторожно уточнил:
   – А что, разве растения едят? Поразительное невежество!
   – Разумеется, едят. Все, что живет на свете, должно питаться. – Я взглянула на куст и печально покачала головой. – Впрочем, скорее всего этому несчастному существу пища уже не потребуется.
   Пока провинившийся носил сумки, я направилась в ванную и начала обливать бедное растение прохладной водой.
   – Срочно необходимо ведро, – потребовала я. – Причем ненужное, чтобы можно было пробить в дне дырки.
   В этот момент Уайатт ташил из прачечной голубой пластиковый пакет. Услышав мои слова, остановился.
   – Ты что, собираешься испортить хорошее ведро? Зачем?
   – Затем, что ты умудрился приговорить несчастное растение к смерти. Ему срочно необходима вода, но корни размокнуть не должны. Это значит, что нужен хороший дренаж. Если в твоем хозяйстве не найдется нормального горшка с дырочками – а его, конечно, не найдется, поскольку здесь нет растений, – то придется испортить ведро.
   – Вот потому-то мужчины и не заводят растений. Слишком сложно и много возни.
   – Но растения украшают дом, создают уют и очищают воздух. Я бы ни за что не смогла жить в доме без растений.
   Уайатт тяжело вздохнул:
   – Хорошо, хорошо. Сейчас проковыряю в ведре дырки.
   О, мой герой!
   Герой взял дрель и быстро проткнул пластик. Через несколько минут несчастный кустик уже уютно сидел в собственной посудине. Корни пили воду, а все лишнее вытекало. Оставалось лишь надеяться, что к утру пациент оживет. Я включила духовку и начала собирать необходимые для приготовления пудингов продукты.
   Уайатт положил руки мне на плечи и осторожно нажал, заставив опуститься на стул.
   – Сядь, – попросил он. Мог бы и не просить, потому что я уже и так сидела. – Пудинги могу приготовить и я. Только говори,что делать.
   – Зачем? Ты же все равно никогда меня не слушаешь.
   Интересно, научусь я когда-нибудь держать язык за зубами?
   – Я все-таки попытаюсь, – сухо возразил Бладсуорт. – Один-единственный раз.
   Грандиозно, правда? Вообще-то, учитывая, какой у меня выдался день, он должен был по крайней мере торжественно пообещать, что отныне и впредь всегда готов обращать внимание на мои слова.
   Потом я руководила приготовлением пудингов, что на самом деле вовсе не трудно. Разрывая прекрасные пончики на кусочки, Уайатт попросил:
   – Объясни мне кое-что, пожалуйста. Эта пара, о которой рассказывала твоя мама: муж старался сделать жене приятное, а она за это решила его убить... Почему вы все дружно встали на ее сторону?
   – Джаз хотел сделать Салли приятное? – переспросила я, с ужасом глядя на того, кто мог такое сказать.
   – Конечно. Пригласил специалиста, чтобы в подарок жене украсить общую спальню. Даже если ей не понравился стиль, почему бы просто не поблагодарить мужа за внимание и оригинальную идею?
   – Ты считаешь нормальным то, что, несмотря на брак продолжительностью в тридцать пять лет, муж даже не заметил, с какой любовью его жена обставляла и обустраивала спальню и как эта спальня была ей дорога? Прекрасную старинную мебель раскупили сразу же, Салли даже не успела ничего вернуть. Потерю уже не возместишь.
   – Какую бы любовь ни питала к ней дама, это всего лишь мебель. А мы говорим о ее муже. Неужели этот человек не заслужил лучшей участи, чем погибнуть под колесами машины собственной жены?
   – Правильно. Он – ее муж, а она – его жена. Не кажется ли тебе, что и жена заслуживает лучшей участи, чем полное и окончательное разрушение всего, что ей дорого, в обмен на то, что она не приемлет? Наверное, после тридцати пяти лет совместной жизни можно было сказать дизайнеру, что бедная Салли ненавидит металл и стекло.