Христолюбова Ирина. Колокольчики мои

   — Ты догадался, Егорка, почему мы там, в лесу, зачихали? — спросил Арканя.
   — Это он устроил, — твёрдо сказал Егор.
   — После этого ты хоть раз чихнул?
   — Ни разу.
   — И я ни разу.
   Друзья пришли домой в самый раз. Часы на стене пробили двенадцать. Бабушка Груня доставала из печки пироги.
   — Что же это такое, что же это такое! — запричитала вдруг она. — Пироги-то подгорели!
   — Не расстраивайся, бабушка, мы и так съедим, — утешил её Егор.
   — Даже вкуснее, — сказал Арканя. — Хрустят.
   Бабушка смазала пирожки маслом, принесла сметану.
   Мальчики молча сели за стол.
   — Вы-то что такие невесёлые? — удивилась она.
   — Неудачные мы, бабушка, — сказал Егор.
   — Почему же это! — всплеснула она руками. Ей очень хотелось, чтоб внук её был самым удачливым человеком на свете — сначала отличником учёбы, потом инженером.
   — Под влиянием мы находимся, — неуверенно сказал Арканя и посмотрел на Егора: говорить или не говорить подробности?
   Егор покачал головой: не надо говорить подробности, зачем расстраивать?
   — Это, бабушка Груня, секретное дело, — пояснил Арканя. — Как мы его раскроем, так и расскажем.
   — Не забудьте! — наказала бабушка.
   Пирожки с малиной всё-таки были очень вкусными. Нижняя корочка горчила от пригоревшего сиропа, но только чуть-чуть.
   Егор макал пирожки в сметану и представлял: вот приходит он завтра в школу, говорит, как всегда: «Здравствуйте!» А Елена Васильевна от изумления в ответ ничего сказать не может. Наконец произносит:
   — Тарантин! Как ты вырос за одну ночь! Иди немедленно во второй класс!
   А учительница второго «а» класса Анна Ивановна говорит:
   — Тарантин! И у нас тебе делать нечего! Поучись недельку — и быстренько в третий «а». Там есть свободное место у окна.
   Идёт он в третий «а», садится на свободное место. Задачу задали — запросто решил. Учительница третьего «а» поражена.
   Сидит Егор, задачки, как орехи, щёлкает, а в это время под окном Затейник прогуливается. Увидев Егора, достал часики, направил на него невидимый сигнал. А не действует! Никакого притяжения Егор не испытывает. Затейник подходит, через окно протягивает руку и говорит: «Молодец, Тарантин!» — смеётся и испаряется…
   Арканя между тем наелся и ожидал, когда Егор поест. Но Егор то жевал, то в потолок смотрел.
   — Ну, мне домой пора, — не выдержал Арканя.
   Тут Егор вспомнил, что он за столом сидит, пироги с малиной ест. И уже наелся.
   Арканя ушёл домой. А Егорка остался в раздумьях. Он послонялся по квартире, у окна постоял, посмотрел на Каму. По реке, оставляя белый след, промчался «Метеор». Он был похож на самолёт, который рвался в небо и никак не мог взлететь. Растревоженная река закачалась тяжёлыми волнами.
   Плохое было настроение у Егора. Даже пирожки не помогли. Он пошёл к бабушке на кухню.
   — Давай я хоть тебе посуду помою, — предложил он.
   — Ты всю перебьёшь, — сказала бабушка. — Прошлый раз мыл — три чашки разбил, а позапрошлый — два блюдца.
   — Они скользкие, так сами и выпрыгивают.
   — Из моих старых рук ничего не выпрыгивает!
   И тут же тарелка выпрыгнула из бабушкиных рук и разбилась вдребезги. Егор засмеялся и стал собирать осколки.
   — Сказать ничего нельзя! — возмутилась бабушка. — Прямо сама из рук вырвалась.
   — Я же говорил, что они сами выпрыгивают.
   — Ничего сказать нельзя! — повторила бабушка. Видимо, она очень рассердилась на тарелку, которая её так подвела. — Всё время надо язык прикусывать! Однажды покойный твой дедушка Игнат сидел в огороде на скамеечке и хвастался. Меня, говорит, ни одна пчела не жалит. У пчелы, говорит, ко мне враждебности нет, а даже наоборот — расположение. Только он произнёс эти слова, откуда ни возьмись — пчела! Зажужжала — да прямо в лоб его и ужалила! Он соскочил, кулаком затряс, давай эту пчелу ругать: «Ты, такая-сякая, не узнала меня али что?» Я ему говорю: «Ты прикуси язык-то, Игнатушка. Не состязайся с природой».
   — А потом его жалили пчёлы? — спросил Егор.
   — Бывало, если руками сильно махал. Что твой отец, что ты — все в дедушку Игната, больно на язык смелые.
   — Я, бабушка, всё время язык прикусываю.
   — Ну и ладно, если прикусываешь, — примирилась бабушка и успокоилась. Села на стул, сложила руки и стала смотреть в окно.
   «Наверное, бабушка сейчас опять грустную песню запоёт, „Колокольчики мои…“» — подумал Егор. Но бабушка молчала, о чём-то своём думала, вспоминала ушедшую жизнь и где-то в дальней дали видела деда Игната ещё молодого и весёлого.
   Егор решил не мешать бабушке: пусть отдохнёт. Он составил в буфет чашки, тарелки, ни одной не разбил. Открыл холодильник, поставил сметану. Электрическая лампочка мрачновато освещала запасы еды. «Как в подземелье», — подумал Егор. Он привстал на цыпочки, заглянул в морозильную камеру. Оттуда повеяло оледенением.
   В морозильнике внимание Егора привлекла блестящая коробочка из позолоченной бумаги. Достал её, по слогам прочитал крупные буквы «Дрож-жи». «Как на дрожжах растёт», — вспомнил он бабушкины слова. И тут в его голове родилась невероятная мысль: «А что, если их съесть? И за одну ночь вырасти? Бабушка тесто остановить не могла: оно росло и росло, росло и росло».
   Он положил дрожжи в карман, захлопнул холодильник.
   — Я, бабушка, всё со стола убрал и тряпочкой вытер, — сказал он. — Посмотри, как чисто!
   — Ну и молодец! — Бабушка встала. — Я пойду, полежу немного, — сказала она. — Ноги что-то не держат. А ты без меня не дури, возьми букварь да почитай.
   — Почитаю, почитаю, — пообещал Егор.
 

 
   Бабушка Груня ушла в свою комнату. Егор достал дрожжи, развернул их. В кармане они уже начали согреваться — сверху стали липкие, а в середине ещё замороженные.
   Егор лизнул липкое. Сморщился. «Ничего, — успокоил он себя, — не конфета ведь какая-нибудь, а лекарство для роста».
   Может быть, вообще он такое открытие сделает, что профессора приедут, на него глядеть будут. А потом даже с собой увезут на самолёте. По телевидению его покажут во весь рост: «Смотрите, это первый человек в мире, который догадался съесть дрожжи и от этого быстро вырос. Берите с него пример!» Все начнут есть дрожжи и станут великанами.
   Егор быстро стал разрезать дрожжи на мелкие части. Они отходили от мороза, и та таинственная сила, которая в них заключалась, видимо, начала приходить в движение: из твёрдых они становились мягкими и пахучими. Их надо было как можно быстрее съесть, чтоб совсем не расползлись. Но он вовремя вспомнил, что сначала надо измерить свой рост, сделать на косяке отметку. Потом он всем будет показывать: «Вот видите, какой я был, пока дрожжи не съел».
   Отметок на косяке было много. Как только Егор начал ходить, отец его всё мерял и мерял. Он встал спиной, нащупал пальцем последнюю зарубку. Нисколько не вырос. «Ничего, завтра, может, выше косяка буду. Если не нагну голову, так ещё и стукнусь».
   Он сел за стол. Дрожжи уже совсем размякли. Егор вздохнул полной грудью, словно собирался в воду нырять, поддел на вилку кусочек — и проглотил! Даже глаза зажмурил, так было противно.
   «Хуже керосина», — определил он. Как-то у Егора была сильная ангина, и бабушка заставила полоскать горло керосином. Егор ревел, плевался, но полоскал. С тех пор все лекарства он сравнивал с керосином: противнее или не противнее.
   Дрожжи были противнее керосина, потому что керосин он всё-таки не глотал, а дрожжи глотал. Но надо было терпеть. Ведь ради различных открытий люди жизнью рисковали. А он, если даже не вырастет, не отраву какую-нибудь съест, а полезную пищу.
   Когда бабушка встала, Егор уже последнюю порцию доглатывал. Он быстро смял обёртку и выбросил в мусорное ведро.
   — Почему ты такой бледный? — испугалась бабушка.
   — Ничего не бледный, — ответил Егор и почувствовал, что голова начинает кружиться, а в животе бурлит, как в котле. «Расту, наверное», — подумал он.
   — Глаза у тебя туманные, — опять испугалась бабушка. — Она потрогала лоб. — Уж не температура ли?
   — Нет, бабушка, не температура, — тихо произнёс Егор. Говорить громко не было сил, губы не слушались.
   Бабушка не знала, что и делать. Раздела, уложила его в постель. Егор тихо стонал. Живот вздулся, стал упругий, как мяч. Дрожжи там, видимо, поднимались.
   — Ой, тошнит!
   Бабушка притащила тазик, и его тут же вырвало.
   — Да не отравился ли ты чем? — охала бабушка. — Молочка, молочка попей! — Она приподнимала его голову и поила молоком.
   В животе так бурлило, что даже бабушка слышала. Перед глазами плыли стены, как будто он был не в своей комнате, а в каком-то шаре, и этот шар медленно вращался.
   «Не иначе Затейник притягивает, — догадался Егор. — Не даёт мне расти».
   — Ты полежи минуточку один, — сказала бабушка, — а я Аркашку за врачом пошлю. Он мигом слетает.
   — Пусть Арканя Затейника позовёт, — прошептал Егор.
   — Какого затейника?
   — Он знает. Никакие врачи мне, бабушка, не помогут.
   — Бредишь ты, видать, Егорушка! — ещё больше испугалась бабушка.
   Егора снова начало тошнить. Потом стало полегче. Он в изнеможении закрыл глаза и задремал. Даже не слышал, как приехали с ярмарки весёлые мама и папа, и как ужаснулись, увидев внезапно заболевшего Егора, и как побежали за врачом, хотя за ним «улетел» Арканя.
   Пока врач собирался, Арканя уже был у Егора.
   — Егорка, это правда, что ты умираешь?
   — Правда, Арканя.
   — Не умирай, Егорка! — всхлипнул Арканя.
   — Не реви, — сказал Егорка. — Я уже, наверное, не умру. У меня опять с животом что-то. Ты позови Затейника, как он притяжение снимет — я тут же поправлюсь.
   — Я его недавно видел! Наша Тонька домой прибежала, зыркнула на меня глазами. Говорит: «Во всем лесу всего четыре гриба нашла!» Я в окно глянул, а на углу Затейник прохаживается! Понятное дело: вот живот-то у тебя и подвело, посинел ты сразу.
   — Не хочет он, Арканя, чтобы я вырос. Даже дрожжи не помогли…
   Но не успел Егор рассказать другу про дрожжи, как он их ел и мучился, — пришёл врач в белом халате, белой шапочке и в очках. Он осмотрел Егора со всех сторон, велел язык показать. Язык ему не понравился. Да и Егор тоже не очень понравился. Доктор так и сказал:
   — Он мне не очень нравится.
   Мама, папа, бабушка смотрели на врача и ждали, что сейчас он скажет ещё что-нибудь похуже.
   — Что ты ел? — спросил врач Егора.
   — Пирожки с малиной, — прошептал Егор.
   — Мы вместе ели, — подтвердил Арканя.
   Бабушка сказала, чтобы Арканя не вертелся под ногами, а шёл лучше домой.
   — Егорка, я мигом! — сказал Арканя и убежал.
   — Что он ещё ел? — спросила мама бабушку.
   Бабушка не знала, что и ответить, как признаться, что она уснула, а когда проснулась, Егор был уже бледный. Но всё-таки она призналась:
   — Задремала я, в это самое время что-то и произошло.
   — Ну как ты могла! — Мама утёрла слезы.
   Бабушка чувствовала себя очень виноватой. И Егору так жалко её стало! Ведь на самом деле она была ни в чём не виновата.
   — Не ругайте бабушку! Это я сам…
   — Что сам? — спросили все в один голос.
   — Сам съел.
   — Что?!
   — Дрожжи. Чтоб вырасти как на дрожжах.
   Папа засмеялся. Мама на него с осуждением посмотрела: ребёнок при смерти, а он смеётся. Бабушка всё поняла и почувствовала себя уж совсем виноватой: это она о дрожжах так неосторожно сказала, она разрешила посуду убирать, сметану в холодильник ставить.
   — Нельзя детей распускать, — строго сказал врач. — За ними надо следить да следить. Глаз с них не спускать. Тогда и не будет несчастных случаев. Так-то!
   — Дрожжи даже полезны, — сказал папа. — Чирьев не будет. У него бывают чирьи.
   — Он керосином горло прополоскал — ангину как рукой сняло, — сказала бабушка.
   — При чём тут ваш керосин! — обиделась мама.
   Врач укоризненно покачал головой. Он недавно читал лекцию для родителей, на которой было очень мало народу. И вот результат: у мальчика отравление по недосмотру родителей.
   — Завтра в школу не пускайте, — сказал он и выписал какой-то рецепт.
   Только врач ушёл — появился Арканя, а вслед за ним… Затейник.
   — А, это вас зачем-то Егор звал, — вспомнила бабушка Затейника.
   — Проходи, Костя, — удивлённо сказал папа.
   Затейник старательно вытер ноги, снял кепочку в горошек, сунул её под мышку и пошёл к Егору. Мама на него растерянно посмотрела: что ещё за незнакомый гость?
   Затейник присел на табуретку около кровати, внимательно посмотрел на Егора.
   — Ну, выкладывай, что с тобой стряслось.
   — Дрожжи он съел, — сказала бабушка. — Хотел побыстрее вырасти.
   Арканя облегчённо вздохнул: не умрёт Егорка с дрожжей! Затейник прикрыл дверь в спальню. Видимо, секретный разговор будет.
   — Не думал я, что ты такой глупый, — сказал он.
   — Почему глупый? — Егору это не понравилось.
   — Если бы с дрожжей росли, то все бы их ели. С детства бы всех дрожжами кормили.
   — Так никто не знал! А я открытие сделал.
   — Хочешь, я тебе кое-что по секрету скажу?
   Егор кивнул. Ещё бы! Неужели Затейник решил во всём признаться? Арканя придвинулся поближе к Егору: не известно ещё, какой они сейчас секрет услышат.
   — С дрожжей не растут, — сказал Затейник. — Но с них ужасно толстеют.
   — Толстеют!? — изумился Егор.
   Неужели он растолстеет? Придёт в школу — и за парту не влезет. Придётся на ногах стоять или на стуле рядом с партой сидеть. «Тарантин! — воскликнет Елена Васильевна. — Что с тобой? Зачем ты так много ешь?»
   — Значит, я толстым стану? — спросил Егор упавшим голосом.
   — Тебя ведь вырвало?
   — Вырвало.
   — Значит, не потолстеешь. Дрожжи не успели подействовать. Кстати, живот больше не болит?
   — Не болит, — сказал Егор. — Тут же перестал.
   Он не уточнил, когда «тут же». Ясно — как только Затейник явился. Затейнику тоже всё было ясно. Всем всё было ясно и тем не менее ничего не ясно.
   Особенно не ясно было маме Егора. Она стояла в соседней комнате и слушала их странный разговор. Не подслушивала, а просто слушала, потому что дверь была неплотно закрыта.
   Затейник достал на цепочке часы, щёлкнул крышечкой. Мальчики замерли.
   — Ого! — сказал Затейник. — Меня уже ждут. — Снова щёлкнул крышечкой и положил часы в кармашек.
   — Ходи в первый класс, пиши палочки! Понял?
   Затейник набросил кепочку, подмигнул им и вышел.
   — Врач не велел завтра в школу ходить, велел болеть! — крикнул Егор вдогонку.
   — Завтра можешь не ходить, — разрешил Затейник. — Только послезавтра не опаздывай!
   Мама была в полном недоумении: приходит в дом незнакомый человек, закрывает у неё перед носом дверь в комнату, где лежит больной ребенок, разговоры ведёт какие-то непонятные, указания даёт.
   — Что это был за тип? — спросила она папу.
   — Костя Хохолков, — ответил папа.
   Но мама никакого Хохолкова не знала и поэтому сказала:
   — Ну и что с того, что он Хохолков?
   — Наш новый затейник Хохолков, — пояснил папа.
   — Почему он подмигивает? — спросила она.
   — Никогда не видел, чтоб подмигивал! — заспорил папа.
   — Ты никогда ничего не видишь!
   Вошла бабушка и сказала:
   — Какой приятный человек ваш новый затейник!
   — Чем же он вам так приятен? — спросила мама, сдерживая себя.
   — Егор за ним по пятам ходит, — объяснила бабушка. — Говорит, не надо врача, зовите затейника.
   Маму это ещё больше расстроило. Что за странная дружба? Совершенно ясно, что их сын находится под влиянием этого человека, который появился в их посёлке неизвестно откуда.
   — У него даже кепка в горошинку, — с возмущением сказала мама.
   — При чём тут кепка? — Папа тоже возмутился. — Кепка тут ни при чём! Он играет и поёт. Его отдыхающие уважают.
   Мама и сама понимала, что кепка тут ни при чём, но тем не менее она чувствовала, что уж не такой простой гость посетил их дом.

ЭКСПРЕСС ИДЁТ БЕЗ ОСТАНОВОК

   Утром, как только Егор проснулся, тут же ущипнул себя: не растолстел ли за ночь? Вроде нет. По-прежнему каждое рёбрышко сосчитать можно. И всё-таки он соскочил с кровати и подбежал к зеркалу.
   Из зеркала на него глядел кто-то черноглазенький и ушастый. Егор показал ему язык. Тот в ответ тоже язык показал. Егор поморщился — и тот поморщился. «Хорошо, если бы он был настоящий, — подумал Егор. — Весело бы мы жили».
   Егор побежал на кухню. Рост на всякий случай тоже надо измерить. Егор встал к косяку и чуть-чуть приподнялся на цыпочках. Но, видимо, раньше он тоже на цыпочках стоял, потому что зарубинка была как раз ему вровень. Никаких изменений в его жизни не произошло. Только и хорошо, что в школу не ходить. А если подумать, то тоже — чего хорошего? Лежи, гляди в потолок. Родители на работе, бабушка тоже куда-то ушла.
   И от кого, как не от Затейника, все его несчастья идут! Хорошо, если б часы у него сломались. Егор вспомнил, как однажды папа свои часы в ведро с водой уронил, и они идти перестали. Мама сердилась на папу и говорила, что в механизм вода попала. Папа отвечал, что часы герметические и вода туда никак не может проникнуть. «Почему же они тогда остановились?» — спрашивала мама. На это папа ответить не мог.
   Хорошо бы Затейник тоже свои часы в ведро с водой уронил и они бы тоже идти перестали. Он их давай трясти, к уху прикладывать. Бесполезно. Стрелки на месте стоят. Затейник в отчаянии к часовому мастеру бежит. А что часовой мастер с его часами может сделать? Ничего! Они же не простые. Пожимает мастер плечами: «Что у вас за странные часы? Что-то ничего не пойму». Затейник молчит, объяснять не желает. Он мрачно берёт их обратно и усталой походкой идёт в дом отдыха «Сосновый бор».
   А навстречу ему Егор весело бежит. «Куда?» — кричит Затейник. «Во второй класс!» — отвечает Егор. Затейник понимает, что ничего с Егором больше сделать не может, и плачет горькими слезами.
   Но едва ли Затейник уронит свои часы в ведро с водой. Как бы сделать так, чтоб они всё-таки упали? Играет он, скажем, на баяне, пиджак свой повесил на стул, а в пиджаке часы. Они с Арканей подползают, вынимают секретные часики и бух! — в ведро с водой. Пополоскали — и обратно в карман поместили, уже бездействующие.
   Трудно одному весь этот план разработать, скорее бы Арканя из школы приходил.
   Егор сел на подоконник, открыл окно. С Камы потянуло влажным воздухом.
   По реке еле-еле тащился старенький буксир. На нём было развешано выстиранное бельё, как будто не буксир плыл, а домик — с окнами, печкой, трубой.
   Егор представил, что их дом сейчас тоже плывёт, а он не на окне сидит, а на капитанском мостике.
   — Лево руля, право руля! Полный вперёд! — закричал он.
   — Видать, совсем поправился. Ну и хорошо.
   Егор оглянулся: бабушка пришла!
   — Учительница Елена Васильевна про тебя спрашивала, — сообщила она.
   — В школу велела идти?
   — Не велела.
   — Как это не велела? — Егор слез с подоконника. — Совсем?
   — Как, говорит, выздоровеет окончательно, пусть тогда и приходит. Такой наказ дала.
   — Она хоть заревела? — спросил Егор.
   — А зачем ей реветь?
   — Я ведь болею, бабушка, ей, наверное, меня жалко.
   — И не думала она реветь. Учительница всё-таки, хоть и молодая.
   Значит, не ревела и в школу не ждёт. А если он совсем не выздоровеет? Ничего не будет есть, истощает и умрёт. Елена Васильевна, выходит, вычеркнет его из журнала и посадит с Катей Лебедевой неизвестно кого. И все забудут, что Егор Тарантин учился в первом классе.
   — Бабушка, она хоть спросила, какой я болезнью болею?
   — А как же, поинтересовалась. Я сказала, что простыл.
   — Ты уж, бабушка, никому про дрожжи не говори. С дрожжей не растут, а толстеют.
   — Молчу, молчу.
   — А где я, бабушка, простыл? Ведь тепло. Может, я Каму переплывал? Доплыл только до середины, ветер как подул! Как меня с головой накрыло — и прямо на дно! Еле-еле вынырнул.
   Но бабушка его уже не слушала. У неё было столько всяких дел, что за весь день не переделаешь. Егору стало скучно. От нечего делать он полежал на кровати, под кроватью, в шкафу посидел, изображая из себя разведчика. Включил телевизор. Но там шла передача о хранении свёклы в зимних условиях.
   К радости Егора, появился кот Васька, который гулял где-то целую ночь. Он был страшный задира и драчун.
   — Опять с кем-нибудь подрался?
   Васька ничего не ответил, хотя Егор и учил его разговаривать. Он лениво улёгся на стуле и замурлыкал. Играть ему совсем не хотелось. Егору ещё скучнее стало. Всё-таки утро тянулось удивительно долго, не то что в школе.
   — Бабушка, бабушка! — закричал он.
   Бабушка всполошилась, прибежала.
   — Я думала, уж не пожар ли. Только на пожаре так кричат.
   — Что мне делать, бабушка? Скучно что-то болеть.
   — А ты лежи да думай, — сказала бабушка. — Иной раз бы подумал, да некогда. А у тебя и дел-то других нет, думай себе да думай.
   — А о чём?
   — Что ты за человек, если тебе подумать не о чем?
   — Есть мне о чём подумать, даже очень.
   — Ну, вот и думай, коли есть. А мне надо обед варить.
   Егор лёг на кровать, закрылся одеялом и приготовился думать. В этот самый момент Арканя появился.
   — Здравствуйте, бабушка Груня! Что Егорка делает?
   — Он думает.
   Арканя прошёл в спальню.
   — Здравствуй, Егорка. Бабушка Груня говорит, что ты думаешь.
   Егор очень обрадовался Аркане, сбросил одеяло.
   — Нет, Арканя, я только собрался.
   — Вставай скорее, Егорка! Сейчас к тебе Лебедева придёт Катерина.
   — Зачем? — испугался Егор.
   — Она говорит, что Елена Васильевна поручила ей навестить тебя. Только ничего ей Елена Васильевна не поручала. Это она сама придумала. Я ей сказал, что ты уже совсем здоровый. Она заладила своё: «Нет больной, нет больной!»
   — Давай, Арканя, убежим, — предложил Егор.
   — Не-е, — замялся Арканя. — Она смирная. Посидит — и всё.
   Смирная-то смирная, только Егор не знал, что и делать. В школе понятно: её можно и за косу дёрнуть. А тут в гости придёт! Ещё ни разу ни одна девочка в гости к нему не приходила. Просто так забегали: Маринка, Галка, Наташка. Соседские девчонки. Но Катя Лебедева не просто забежит, она навестить придёт. Почему-то Егор представил, что в её руке будет обязательно корзиночка, а на голове — беленький платочек. И говорить она будет вежливо, на «вы».
   — Нет, Арканя, давай убежим! — Егор торопливо стал натягивать свитер.
   Но тут раздался тихий стук в дверь.
   — Она, наверное. — И Арканя побежал навстречу.
   Егор не знал, как и быть: то ли ему ложиться, раз он больной, то ли уж быть совсем здоровым.
   — Вот он — жив-здоров! — сказал Арканя.
   Катя Лебедева робко вошла в комнату. Вместо корзиночки в руках у неё был портфель: видимо, домой она не заходила.
   — Садись, — сказал Егор и подставил стул.
   Арканя присел на кровать. Они замолчали. Катя расстегнула портфель. Там у неё лежало большое яблоко, которое мама велела съесть в большую перемену. Но Катя оставила его Егору.
   — Кушайте! — сказала она.
   Егор взял яблоко. Оно было холодное, тяжёлое, жёлтое, и сквозь жёлтое проступало нежное, розовое.
   — С юга привезли? — спросил Арканя. — У нас такие не растут.
   — С юга, — подтвердила Катя.
   Егор аккуратно разрезал яблоко на дольки. Одну дольку, самую большую, унёс бабушке Груне. А самую розовую и красивую протянул Кате.
   Они сидели и хрустели яблоком, не глядя друг на друга.
   — На юге зимы не бывает, — наконец сказал Егор. — Всё время лето.
   — Вот бы там жить! — вздохнул Арканя. — Мы бы всё время яблоки ели и арбузы тоже.
   — И абрикосы там растут, — сказала Катя.
   — И море там такое тёплое, что целый день можно купаться. Не замёрзнешь, — произнёс Егор.
   — Целый день всё равно не высидишь, — возразил Арканя. — Есть захочется.
   — Можно прямо в море есть, — не сдавался Егор. — Лежи на спине и грызи яблоко.
   — Ну да! — рассмеялся Аркаря. — Волна поднимется — только тебя и видели.
   — А его дельфины спасут, — сказала Катя.
   — Дельфины? — Арканя даже встал. — Да как они про него узнают? Дельфины в океане живут!
   — Не только в океане, — возразила Катя. — Они прямо у берега плавают, я сама видела.
   — Ну, ты и заливаешь! — не выдержал Егор, хотя ему очень хотелось, чтоб его спасли дельфины.
   — Где ты их видела? — засмеялся Арканя. — Во сне?
   — Что ты смеёшься? Мы с мамой были в Батуми и ходили в дельфинарий. Там они выступают перед публикой, как в цирке.
   Мальчики удручённо молчали. Они никогда не были на юге и ещё не видели моря, не то что дельфинов. Даже в городе, на левом берегу Камы, им приходилось бывать довольно редко.
   — А я в цирке слона за хобот трогал, — безнадёжно сказал Егор.
   — А в меня клоун мяч бросил, — вспомнил Арканя.
   Они опять замолчали.
   — Пойдёмте на улицу бегать, — предложил Егор.
   — Ты же больной, — сказала Катя.
   — Я уже выздоровел!
   — У тебя опять живот болел? — спросила она.
   — Ага. Что-то у меня с ним происходит.
   — Аппендицит. Тебе будут операцию делать.
   — Никакой у него не аппендицит! — с гордостью произнёс Арканя. Наконец-то и они могли кое-чем поразить Катю. — У него знаешь что? У него такое!..
   Катя испуганно посмотрела на Егора.
   — Во всём свете только мы про это знаем! — добавил довольный Арканя.
   — Про что? — спросила Катя.
   — А вот про это! — Мальчишки засмеялись и побежали на улицу. Катя за ними.
   Перед домом была лужайка, на которой гуляли куры. Мальчики растянулись на траве, вызвав неодобрительное кудахтанье.