И тут только увидел Егор на груди милиционера орден! В первый момент из-за переживаний он и не заметил. И Арканя только что увидел.
— Вот это да! — восхитился он.
Девчонки — те вообще орденов не замечают.
— А за что? — спросил Егор.
— Было дело, — уклончиво ответил он. — У вас есть секрет, и у меня секрет.
Они подошли к автобусной остановке. Она оказалась близко, только совсем в другой стороне — и не в той, и не в этой — одним словом, в другой. Здесь уже стоял автобус и ждал пассажиров.
— Довезите до Соснового бора этих путешественников, — попросил милиционер шофёра.
— Опять безбилетники, — проворчал тот.
— С билетами, — сказал милиционер.
Он бросил мелочь в кассу, оторвал три билета и отдал Кате:
— Не Потеряйте!
Ребята махали милиционеру руками. Он стоял и улыбался. Маленький, толстенький, с боевой наградой на груди.
И снова автобус пересёк Камский мост. Только сейчас река внизу была совсем тёмная, а лес и дома на правом берегу слились в одно — серое. Тучи низко плыли над рекой. Надвигался вечер.
Егор смотрел в окно и думал о том, что тоже станет милиционером и за геройский подвиг получит орден. Его портрет напечатают в газете, и все будут удивляться:
— Посмотрите, ведь это тот самый Тарантин!
А учительница Елена Васильевна, которая уже будет седая и в очках, улыбнётся доброй улыбкой и скажет:
— Он был самым маленьким в классе, но это не помешало ему стать героем. Человека уважают не за рост, а за душевные качества.
Весело бежал автобус по бетонной дороге. За поворотом уже показался посёлок Сосновый бор.
Именно в это время медсестра в белом халате делала бабушке Груне укол.
— Лежите спокойно и ни в коем случае не вставайте, — уже который раз повторяла она.
Медсестра положила свои инструменты в чемоданчик, села в «скорую помощь» и уехала, оставив в доме запах лекарств.
Автобус, который прибыл из города, остановился на Четвёртой линии и высадил пассажиров. Ребята сразу же увидели Катину маму. Она бросилась к дочери:
— Нашлась!
Стала её обнимать, целовать. Наконец отпустила, посмотрела на мальчиков и сразу посуровела:
— Негодная девчонка, как ты посмела уехать в город! — И, взяв Катю за руку, быстро повела домой, что-то приговаривая по дороге.
— Нам с тобой тоже попадёт, — вздохнул Арканя. — Пожалуй, и ремнём выдерут.
— Меня один раз драли, — признался Егор. — Это когда я Каму хотел переплыть. Мама рассердилась…
— Помню! Ещё отец с надувной камерой тебя спасал. И правильно, что выдрали. Свело бы судорогой ноги — вот и всё.
— Ничего бы не свело.
— Если бы не свело, то силы бы кончились. Кама-то вон какая широкая.
— Ничего бы не кончились. Я бы на спинке отдыхал.
— Тогда бы судорогой свело.
— Не свело бы.
Они остановились у крыльца.
— Не бойся, — уныло подбодрил Арканя. — Поругают, а потом забудут. Сядут телевизор смотреть.
— Я и не боюсь, — так же уныло ответил Егор.
Он медленно поднимался по лестнице. Чего торопиться? Всё равно попадёт. Постоял у двери, прислушался. Тихо. Открыл дверь — и сразу почувствовал запах лекарства.
— Наконец-то! Где ты был? Отец всё ещё тебя ищет, — тихо сказала мама.
Он остановился как вкопанный. Почему мама так тихо говорит? Не шумит, не ругается.
— С бабушкой плохо. Из-за тебя она расстроилась.
Егор рванулся к бабушке:
— Что с ней?
Мама его остановила.
— Тихонько, — предупредила она.
Егор на цыпочках прошёл в бабушкину комнату. Бабушка лежала бледная, с закрытыми глазами. Но как только вошёл внук, приоткрыла веки, чуть улыбнулась.
— Бабушка, что с тобой?
— Ничего… Не пугайся…
— Я больше никогда тебя не буду расстраивать!
— Ну и хорошо, и хорошо.
Егор поправил подушку, одеяло.
— Ничего, бабушка, ты скоро выздоровеешь. Я ведь тоже вчера болел, а сегодня уже здоровый.
— Ты болел без надобности. А мне уже надобно болеть.
— Почему, бабушка? Почему тебе надобно болеть?
— Надобно.
Егор не мог с этим согласиться.
Бабушка снова закрыла глаза. Трудно ей было разговаривать. Егору хоть чем-то хотелось ей помочь, но он не знал чем.
— Хочешь, бабушка, я спою тебе песню? Твою любимую — про колокольчики? — спросил он. — А ты лежи и засыпай. Помнишь, когда я был маленький, ты меня укладывала спать и тоже пела эту песню?
— Как не помнить. Давно ли всё было…
Егору казалось, что очень давно, а бабушке казалось — совсем недавно.
— Что же ты не поёшь?
Егор придвинулся к бабушке и тихонько запел про колокольчики, которые росли средь некошеной травы. И никак он не мог понять, то ли это была весёлая песня, то ли грустная.
МАЛЕНЬКИЙ, НО ВПОЛНЕ ВЗРОСЛЫЙ
СНЕГОПАД
— Вот это да! — восхитился он.
Девчонки — те вообще орденов не замечают.
— А за что? — спросил Егор.
— Было дело, — уклончиво ответил он. — У вас есть секрет, и у меня секрет.
Они подошли к автобусной остановке. Она оказалась близко, только совсем в другой стороне — и не в той, и не в этой — одним словом, в другой. Здесь уже стоял автобус и ждал пассажиров.
— Довезите до Соснового бора этих путешественников, — попросил милиционер шофёра.
— Опять безбилетники, — проворчал тот.
— С билетами, — сказал милиционер.
Он бросил мелочь в кассу, оторвал три билета и отдал Кате:
— Не Потеряйте!
Ребята махали милиционеру руками. Он стоял и улыбался. Маленький, толстенький, с боевой наградой на груди.
И снова автобус пересёк Камский мост. Только сейчас река внизу была совсем тёмная, а лес и дома на правом берегу слились в одно — серое. Тучи низко плыли над рекой. Надвигался вечер.
Егор смотрел в окно и думал о том, что тоже станет милиционером и за геройский подвиг получит орден. Его портрет напечатают в газете, и все будут удивляться:
— Посмотрите, ведь это тот самый Тарантин!
А учительница Елена Васильевна, которая уже будет седая и в очках, улыбнётся доброй улыбкой и скажет:
— Он был самым маленьким в классе, но это не помешало ему стать героем. Человека уважают не за рост, а за душевные качества.
Весело бежал автобус по бетонной дороге. За поворотом уже показался посёлок Сосновый бор.
Именно в это время медсестра в белом халате делала бабушке Груне укол.
— Лежите спокойно и ни в коем случае не вставайте, — уже который раз повторяла она.
Медсестра положила свои инструменты в чемоданчик, села в «скорую помощь» и уехала, оставив в доме запах лекарств.
Автобус, который прибыл из города, остановился на Четвёртой линии и высадил пассажиров. Ребята сразу же увидели Катину маму. Она бросилась к дочери:
— Нашлась!
Стала её обнимать, целовать. Наконец отпустила, посмотрела на мальчиков и сразу посуровела:
— Негодная девчонка, как ты посмела уехать в город! — И, взяв Катю за руку, быстро повела домой, что-то приговаривая по дороге.
— Нам с тобой тоже попадёт, — вздохнул Арканя. — Пожалуй, и ремнём выдерут.
— Меня один раз драли, — признался Егор. — Это когда я Каму хотел переплыть. Мама рассердилась…
— Помню! Ещё отец с надувной камерой тебя спасал. И правильно, что выдрали. Свело бы судорогой ноги — вот и всё.
— Ничего бы не свело.
— Если бы не свело, то силы бы кончились. Кама-то вон какая широкая.
— Ничего бы не кончились. Я бы на спинке отдыхал.
— Тогда бы судорогой свело.
— Не свело бы.
Они остановились у крыльца.
— Не бойся, — уныло подбодрил Арканя. — Поругают, а потом забудут. Сядут телевизор смотреть.
— Я и не боюсь, — так же уныло ответил Егор.
Он медленно поднимался по лестнице. Чего торопиться? Всё равно попадёт. Постоял у двери, прислушался. Тихо. Открыл дверь — и сразу почувствовал запах лекарства.
— Наконец-то! Где ты был? Отец всё ещё тебя ищет, — тихо сказала мама.
Он остановился как вкопанный. Почему мама так тихо говорит? Не шумит, не ругается.
— С бабушкой плохо. Из-за тебя она расстроилась.
Егор рванулся к бабушке:
— Что с ней?
Мама его остановила.
— Тихонько, — предупредила она.
Егор на цыпочках прошёл в бабушкину комнату. Бабушка лежала бледная, с закрытыми глазами. Но как только вошёл внук, приоткрыла веки, чуть улыбнулась.
— Бабушка, что с тобой?
— Ничего… Не пугайся…
— Я больше никогда тебя не буду расстраивать!
— Ну и хорошо, и хорошо.
Егор поправил подушку, одеяло.
— Ничего, бабушка, ты скоро выздоровеешь. Я ведь тоже вчера болел, а сегодня уже здоровый.
— Ты болел без надобности. А мне уже надобно болеть.
— Почему, бабушка? Почему тебе надобно болеть?
— Надобно.
Егор не мог с этим согласиться.
Бабушка снова закрыла глаза. Трудно ей было разговаривать. Егору хоть чем-то хотелось ей помочь, но он не знал чем.
— Хочешь, бабушка, я спою тебе песню? Твою любимую — про колокольчики? — спросил он. — А ты лежи и засыпай. Помнишь, когда я был маленький, ты меня укладывала спать и тоже пела эту песню?
— Как не помнить. Давно ли всё было…
Егору казалось, что очень давно, а бабушке казалось — совсем недавно.
— Что же ты не поёшь?
Егор придвинулся к бабушке и тихонько запел про колокольчики, которые росли средь некошеной травы. И никак он не мог понять, то ли это была весёлая песня, то ли грустная.
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
Бег неукротимый!
Бабушка задремала. Егор, стараясь её не беспокоить, вышел из комнаты.
Я лечу, лечу стрелой,
Только пыль взметаю;
Конь несёт меня лихой,—
А куда? Не знаю!
МАЛЕНЬКИЙ, НО ВПОЛНЕ ВЗРОСЛЫЙ
На следующий день, когда Егор пришёл в школу, Арканя сказал ему:
— Наша Тонька говорит, что она ездила в город, чтоб в кино сходить. Забыл, как называется. Про любовь.
— А когда вернулась?
— Да вскоре. На следующем автобусе. И такая неразговорчивая. Всё молчит и в угол смотрит.
— Про Затейника ничего не говорила? — спросил Егор.
— Ни звука!
Они стояли в коридоре, у раздевалки. Здесь было темно, раздевалка ещё не работала, и им никто не мешал.
— А у нас, Арканя, бабушка заболела. Переживала из-за нас, переживала, и с сердцем плохо стало. А ещё она сказала, что ей на-до-бно болеть. Время пришло. Как ты думаешь, Арканя, почему оно пришло?
— Не знаю, Егорка. Дед Семён говорит: «Ты, Аркашка, растёшь, а я старюсь. Дождаться бы мне, когда ты большой станешь, тогда и умирать можно».
— Значит, чем быстрее я вырасту, тем скорее бабушка состарится?
— Так, выходит.
Егор помрачнел.
— Ты бы не думал об этом, — робко сказал Арканя. — Дед Семён говорит: «Много будешь думать, голова будет болеть».
— Пусть болит, — буркнул Егор.
Зачем он ел дрожжи? Зачем во второй класс собирался? Выходит, нарочно хотел бабушку состарить?
Арканя дёрнул Егора за рукав.
— Звонок!
Катя, вся в розовых бантиках, уже сидела за партой.
— Ты чего опаздываешь? — спросила она Егора.
— Ничего не опаздываю.
— Ещё бы чуть-чуть — и опоздал. Ты не выспался, да?
— Что я — засоня?
— А чего хмурый?
— Я хмурый?
— А кто же? Конечно, ты.
Вошла Елена Васильевна. На ней было синее платье с белым кружевным воротничком.
— Как красиво! — восхитилась Катя.
— Тарантин пришёл! — улыбнулась Елена Васильевна. — Поправился?
— Он уже совсем здоровый, — сказала Катя.
Егор покосился на неё: чего выскакивает, врач, что ли?
Елена Васильевна взяла мел, подошла к доске.
— Сегодня мы будем учиться писать новый элемент, — объяснила она.
Учительница вывела палочку, только внизу закруглила её, как крючок. Она сообщила, что без этого элемента ни одна буква не обходится, и если бы его не было, то вся азбука просто бы распалась на отдельные никому не нужные линеечки, крючки, нолики. Елена Васильевна очень гордилась этим неприметным на вид элементом, который держал всю азбуку в строгом порядке.
— Будем писать, не отрывая руки от строчки, — сказала она. — Безотрывно. Одной линией.
Поскрипывая мелом, Елена Васильевна вела линию то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Пока доска не кончилась. Рука её замерла, а потом поставила жирную точку. Хорошо, если б доска была длинной, до самых дверей. Нет, не до дверей, а дальше: выходила бы прямо в коридор, а потом на улицу. Елена Васильевна, ничего вокруг не замечая, всё писала бы неотрывно свою палочку с крючком, потом оглянулась — а над ней берёза растёт…
Ученики старательно выводили новый элемент в тетрадях. Егор тоже писал, но безучастно. Он думал о бабушке. Когда он вырастет большой, она станет старой-старой, а когда он вырастет совсем большой, то вдруг бабушка умрёт. Егор даже зажмурился, так ему нехорошо стало.
Если бы кто-нибудь ему сказал: «Выбирай, Егорка: или ты навсегда маленьким останешься, или бабушка состарится», — что бы он выбрал?
Замечательно, конечно, вырасти большим, смелым, умным. Можно стать капитаном и причалить на корабле к самому дому. Все выбегут встречать. Только бабушки не будет…
Ну, нет. Пусть он навсегда останется маленьким! Пусть… Лишь бы бабушка не старилась, не болела, лишь бы долго-долго жила!
Только как быть? Хочешь быстро расти — не растётся. А не хочешь?.. Всё равно зарубки на косяке не вниз, а вверх ползут. С каждым годом всё повыше и повыше. И ничего тут не сделаешь.
«А Затейник? — осенило Егора. — Он же всё время мешал расти почему-то. Вон как живот закрутило, чуть не умер. „Ходи в первый класс, пиши палочки!“»
Пусть тогда он откроет свои часики, наведёт куда надо стрелки, и Егор уже никогда не станет таким большим, как папа. Зато бабушка будет сидеть на крыльце в синем платочке и ждать его.
Егор и не заметил, как за его спиной остановилась Елена Васильевна. Дело в том, что все уже давно выполнили задание, а Егор продолжал писать палочку с крючком, но получался не строгий элемент, а что-то похожее на разбушевавшиеся морские волны.
Как-то само собой вышло, что появился на «волне» парус. Егор и не хотел рисовать ничего подобного, но рука его действовала совершенно самостоятельно.
— Тарантин, — сокрушённо сказала Елена Васильевна, — ты опять хулиганишь?
Егор опомнился, что находится не где-нибудь, а в классе. Учительница взяла тетрадь.
— Посмотрите, ребята, чем занимается Тарантин!
В классе стало весело.
— Ты путешествие нарисовал, да? — спросила Катя.
— Сама ты путешествие!
— Эх, Тарантин, Тарантин! — вздохнула Елена Васильевна. — А ещё во второй класс собираешься!
— Я уже не собираюсь.
— Как? — Елена Васильевна искренне огорчилась. — То ты, Тарантин, собираешься, то не собираешься!
— А его всё равно не возьмут, потому что он самый маленький! — рассмеялась Вика.
Егор обернулся:
— Может, я раздумал расти!
— Ничего ты не раздумал! — снова засмеялась Вика.
— Тарантин, — спросила Елена Васильевна, — почему все пишут в тетрадях, а ты рисуешь?
Вопрос был простой, но ответить на него было очень трудно.
— Не знаю…
— Ты же под влиянием находишься, — прошептала Катя.
Егор наступил ей на ногу, чтоб молчала.
— Ты, Тарантин, безответственный, — грустно сказала Елена Васильевна.
— Как это безответственный? — обиделся Егор.
— Потому что за свои поступки не отвечаешь.
Елена Васильевна села за стол и пригорюнилась: она не знала, что ей делать с Тарантиным, как его воспитывать, у неё ведь ещё не было никакого педагогического опыта. Но всё равно нужно было что-то делать.
— Останешься, Тарантин, после уроков, — сказала она.
— Зачем? — удивился Егор.
— Как зачем? Будешь учиться писать!
Ещё никого в первом классе не оставляли после уроков. Вначале воцарилась тишина, а потом все зашумели. Почему один Тарантин останется после уроков? Всем хотелось остаться.
— После уроков оставляют в качестве наказания, — пояснила Елена Васильевна. — Есть желающие?
Желающих сразу не стало. И урок кончился.
К Егору подошла Вика.
— Хвастунишка! Хвастался: вырасту, вырасту, во второй класс пойду!
— А тебе какое дело, пойдёт он во второй класс или нет? — спросил Арканя.
Но Вика на него и не посмотрела. Она стояла, как всегда, покачиваясь на носочках, с голубым бантиком в жёлтых волосах.
Егор молчал. Разве можно было вот сейчас, за одну минуту всё объяснить?
— Я в тебе ра-зо-ча-ро-ва-лась! — обиженно произнесла Вика и, повернувшись, застучала каблучками.
— Ну и дура! — сказал Арканя. — А ты на ней ещё жениться собирался.
Егор ничего не ответил. Вика его не понимала и, наверное, никогда не поймёт. И почему-то от этого было грустно.
— Ты иди домой, — сказал он Аркане. — А меня Елена Васильевна ещё долго учить будет.
— Я подожду. — Арканя сел за парту.
В классе было суматошно. Толкали друг друга, кидались ранцами и кричали:
— У Тарантина наказание! У Тарантина наказание!
А потом быстро никого не стало: все убежали домой. Только Катя вернулась обратно. Она тоже села за парту, достала тетрадь.
— А ты чего? — спросил Егор.
— Ничего!
— Иди домой, — посоветовал Арканя. — Тебе вчера и так попало.
Пришла Елена Васильевна.
— Лебедева, Федин, почему вы всё ещё здесь?
Она велела им немедленно отправляться домой. Они неохотно ушли, а Егор остался. Елена Васильевна снова показала, как нужно безотрывно писать палочку с крючком.
— Я скоро приду и проверю, — сказала она.
Только Егор начал старательно выводить крючочки, как в окно постучал Арканя.
— Чего тебе?
— Тонька и Затейник пошли к вам домой! Сам видел!
Егор подбежал к окну.
— Зачем?
— А я откуда знаю? Ты, Егорка, пиши, а я в кустах посижу, покараулю.
Арканя побежал сидеть в кустах. А Егор снова уселся за парту. «И зачем Затейник к нам домой пошёл? — размышлял он. — Что ему надо? Уж просто так не пойдёт…»
Егору не терпелось поскорее увидеть Затейника и сказать ему, что он раздумал расти. Но сначала всё-таки нужно было выполнить задание. Егор начал торопиться, и палочки с крючочком опять стали походить на морские волны.
Не успел он и строчку написать, как снова появился Арканя.
— Тонька вышла из дома и побежала на стадион, у них физкультура! — сообщил Арканя. — А Затейник обратно не выходил!
— Может, ты не заметил?
— Я что — слепой? Из кустов всё видно! А пока ты здесь сидишь, он уйдёт.
Егор мгновение поколебался: нехорошо Елену Васильевну обманывать. Но задание можно выполнить и потом. Если он не будет расти, то всю жизнь, эти палочки писать придётся.
Егор положил тетрадь в портфель, открыл окно и вылез.
— А вдруг он в потайную дверь вышел? — спросил Арканя.
— В какую потайную? У нас всего одна дверь.
— А в коридоре? Обоями оклеена. Забыл, что ли?
— Сам забыл! Чулан там!
Арканя помнил, что там чулан, не раз играли. Ну, а вдруг в чулане ещё дверь имеется незаметная? Хотя зачем Затейник в чулан пойдёт? А чего ему у Егорки дома делать? Никто его в гости не звал.
Они осторожно поднялись по лестнице, словно шли в чужой дом. И под лестницу заглянули: не сидит ли там Затейник? Но Затейник сидел не под лестницей, а за столом, и пил с Егоркиным папой чай.
— Здравствуйте! — бойко поздоровался Егор и бросил ранец на диван, как будто ему всё нипочём. На самом деле он чувствовал себя совсем неуверенно: о чём Затейник с папой говорят? И почему папа так хитро посматривает на них, рыжую бороду покручивая?
А Затейник пьёт крепкий чай, отдувается. И чего он так чай любит?
Арканя тоже поздоровался, только не так бойко, как Егор, и одёрнул пиджачок, словно собирался урок отвечать.
— Вас-то мы и ждём, — сообщил отец.
— Я только к бабушке загляну, — предупредил Егор.
Бабушка по-прежнему лежала в кровати. Увидела Егора, обрадовалась.
— Тебе сегодня веселее? — спросил Егор.
— Веселее.
Егору тоже стало веселее.
— К тебе хороший гость пришёл, — сказала бабушка. — Иди к нему.
— Как ты знаешь, что хороший?
— Догадываюсь.
Затейник всё ещё пил чай, сам себе подливая из чайника.
— Мне пора на работу, — сказал папа. — А вы тут поговорите. — И ушёл, оставив их с гостем.
Затейник отодвинул чашку: видимо, напился.
— Что вы стоите как по стойке? — спросил он.
Ребята присели на диван, как будто они в гости пришли.
А Затейник отошёл к окну, посмотрел на Каму.
— Я зашёл с вами попрощаться, — сказал он.
Мальчики с удивлением уставились на него: как это попрощаться?
— Жалко мне с вами расставаться. — Затейник взял стул и уселся напротив.
— Почему расставаться? — недоверчиво спросил Егор.
— Уезжаю. Я здесь временно работал.
— А сейчас куда? — поинтересовался Арканя.
— Учиться. Я же студент. По болезни отпуск брал.
— Что болело? — деловито спросил Егор.
— Прыгнул и ногу сломал.
— Откуда прыгнул?
— С самолёта. На парашюте, разумеется.
Егор с Арканей понимающе улыбнулись. Понятно, с какого самолёта! С инопланетного! И ещё неизвестно: в институт он сейчас уезжает или обратно возвращается, откуда прибыл. Нога-то зажила, дескать, что тут ещё делать? Надо восвояси собираться. Сядет на «летающую тарелку» — только его и видели. Проплывёт одинокой точкой в тёмном небе и навсегда исчезнет в пространстве.
— Ну, а как вы будете жить, когда я освобожу вас от своего влияния? — спросил Затейник.
— Не освобождайте меня! — торопливо произнёс Егор.
— Почему? — удивился Затейник. — Разве ты не хочешь быть самостоятельным?
— Хочу. Только не хочу расти.
— Ты чего это, Егорка? — расстроился Арканя.
— Погоди, погоди, что-то я ничего не понимаю, — сказал Затейник. — По-моему, совсем недавно ты хотел вырасти и дрожжи ел.
— Хотел. А сейчас не хочу. Сделайте, дяденька Затейник, так, чтоб я больше не вырос!
Затейник был в растерянности.
— Ты что — навсегда хочешь маленьким остаться?
Егор кивнул.
— Почему?! — воскликнул Затейник.
— Чем быстрее я вырасту, тем раньше бабушка состарится, — шёпотом объяснил Егор и оглянулся, чтобы бабушка в другой комнате не услышала. — Не хочу, чтоб она болела и старилась!
Затейник задумался. Снова подошёл к окну, поглядел на Каму.
— Что ж, Егор, молодец, — наконец сказал он. — От мечты своей отказался ради бабушки. Но я ничем не могу тебе помочь. К сожалению, мы не можем дарить время: ты мне — своё, я тебе — своё. Не можем время ни перегнать, ни задержать. Так что всё равно ты, Егор, вырастешь. И ты, Арканя, тоже.
— Значит, бабушка состарится, — нахмурился Егор. — А вы мне помочь не хотите? Зачем тогда притягивали? Зачем свои часики доставали? — Он встал напротив Затейника, как бычок. — Нарочно, да? Думаете, мы маленькие, да? Обманывали нас?
— Что ты, Егор! — У Затейника на щеках даже пятна выступили.
— Перестань, Егорка! — пытался остановить его Арканя.
Но остановить его было трудно.
— Знаю я, вы сейчас скажете, что пошутили!
— Да не хотел я этого! Ну, честное слово! — Затейник разволновался и стал, как школьник, вертеть на пиджаке пуговицу. — Я ведь тоже не всё могу. Да и часы у меня сломались.
Он достал часы, щёлкнул крышечкой, протянул Егору:
— Посмотри.
Егор осторожно взял часы. Подставил к уху. Таинственный механизм молчал.
Он поднёс к уху Аркани.
— Не идут, — подтвердил Арканя.
Стрелочки остановились на цифре 6 и не двигались, словно прожили свою жизнь, отстучали своё время.
— К мастеру надо отнести, — посоветовал Арканя.
— Тут мастер едва ли поможет, — вздохнул Затейник и сунул часы обратно в карман. — Так что кончилось моё влияние. Да и вы повзрослели, сами разбираетесь что к чему. — Он обнял мальчиков за плечи. — Знаете, что самое главное? Хорошим человеком быть! Неважно, сколько тебе лет: семь или семьдесят.
— Наша Тонька говорит, что она ездила в город, чтоб в кино сходить. Забыл, как называется. Про любовь.
— А когда вернулась?
— Да вскоре. На следующем автобусе. И такая неразговорчивая. Всё молчит и в угол смотрит.
— Про Затейника ничего не говорила? — спросил Егор.
— Ни звука!
Они стояли в коридоре, у раздевалки. Здесь было темно, раздевалка ещё не работала, и им никто не мешал.
— А у нас, Арканя, бабушка заболела. Переживала из-за нас, переживала, и с сердцем плохо стало. А ещё она сказала, что ей на-до-бно болеть. Время пришло. Как ты думаешь, Арканя, почему оно пришло?
— Не знаю, Егорка. Дед Семён говорит: «Ты, Аркашка, растёшь, а я старюсь. Дождаться бы мне, когда ты большой станешь, тогда и умирать можно».
— Значит, чем быстрее я вырасту, тем скорее бабушка состарится?
— Так, выходит.
Егор помрачнел.
— Ты бы не думал об этом, — робко сказал Арканя. — Дед Семён говорит: «Много будешь думать, голова будет болеть».
— Пусть болит, — буркнул Егор.
Зачем он ел дрожжи? Зачем во второй класс собирался? Выходит, нарочно хотел бабушку состарить?
Арканя дёрнул Егора за рукав.
— Звонок!
Катя, вся в розовых бантиках, уже сидела за партой.
— Ты чего опаздываешь? — спросила она Егора.
— Ничего не опаздываю.
— Ещё бы чуть-чуть — и опоздал. Ты не выспался, да?
— Что я — засоня?
— А чего хмурый?
— Я хмурый?
— А кто же? Конечно, ты.
Вошла Елена Васильевна. На ней было синее платье с белым кружевным воротничком.
— Как красиво! — восхитилась Катя.
— Тарантин пришёл! — улыбнулась Елена Васильевна. — Поправился?
— Он уже совсем здоровый, — сказала Катя.
Егор покосился на неё: чего выскакивает, врач, что ли?
Елена Васильевна взяла мел, подошла к доске.
— Сегодня мы будем учиться писать новый элемент, — объяснила она.
Учительница вывела палочку, только внизу закруглила её, как крючок. Она сообщила, что без этого элемента ни одна буква не обходится, и если бы его не было, то вся азбука просто бы распалась на отдельные никому не нужные линеечки, крючки, нолики. Елена Васильевна очень гордилась этим неприметным на вид элементом, который держал всю азбуку в строгом порядке.
— Будем писать, не отрывая руки от строчки, — сказала она. — Безотрывно. Одной линией.
Поскрипывая мелом, Елена Васильевна вела линию то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Пока доска не кончилась. Рука её замерла, а потом поставила жирную точку. Хорошо, если б доска была длинной, до самых дверей. Нет, не до дверей, а дальше: выходила бы прямо в коридор, а потом на улицу. Елена Васильевна, ничего вокруг не замечая, всё писала бы неотрывно свою палочку с крючком, потом оглянулась — а над ней берёза растёт…
Ученики старательно выводили новый элемент в тетрадях. Егор тоже писал, но безучастно. Он думал о бабушке. Когда он вырастет большой, она станет старой-старой, а когда он вырастет совсем большой, то вдруг бабушка умрёт. Егор даже зажмурился, так ему нехорошо стало.
Если бы кто-нибудь ему сказал: «Выбирай, Егорка: или ты навсегда маленьким останешься, или бабушка состарится», — что бы он выбрал?
Замечательно, конечно, вырасти большим, смелым, умным. Можно стать капитаном и причалить на корабле к самому дому. Все выбегут встречать. Только бабушки не будет…
Ну, нет. Пусть он навсегда останется маленьким! Пусть… Лишь бы бабушка не старилась, не болела, лишь бы долго-долго жила!
Только как быть? Хочешь быстро расти — не растётся. А не хочешь?.. Всё равно зарубки на косяке не вниз, а вверх ползут. С каждым годом всё повыше и повыше. И ничего тут не сделаешь.
«А Затейник? — осенило Егора. — Он же всё время мешал расти почему-то. Вон как живот закрутило, чуть не умер. „Ходи в первый класс, пиши палочки!“»
Пусть тогда он откроет свои часики, наведёт куда надо стрелки, и Егор уже никогда не станет таким большим, как папа. Зато бабушка будет сидеть на крыльце в синем платочке и ждать его.
Егор и не заметил, как за его спиной остановилась Елена Васильевна. Дело в том, что все уже давно выполнили задание, а Егор продолжал писать палочку с крючком, но получался не строгий элемент, а что-то похожее на разбушевавшиеся морские волны.
Как-то само собой вышло, что появился на «волне» парус. Егор и не хотел рисовать ничего подобного, но рука его действовала совершенно самостоятельно.
— Тарантин, — сокрушённо сказала Елена Васильевна, — ты опять хулиганишь?
Егор опомнился, что находится не где-нибудь, а в классе. Учительница взяла тетрадь.
— Посмотрите, ребята, чем занимается Тарантин!
В классе стало весело.
— Ты путешествие нарисовал, да? — спросила Катя.
— Сама ты путешествие!
— Эх, Тарантин, Тарантин! — вздохнула Елена Васильевна. — А ещё во второй класс собираешься!
— Я уже не собираюсь.
— Как? — Елена Васильевна искренне огорчилась. — То ты, Тарантин, собираешься, то не собираешься!
— А его всё равно не возьмут, потому что он самый маленький! — рассмеялась Вика.
Егор обернулся:
— Может, я раздумал расти!
— Ничего ты не раздумал! — снова засмеялась Вика.
— Тарантин, — спросила Елена Васильевна, — почему все пишут в тетрадях, а ты рисуешь?
Вопрос был простой, но ответить на него было очень трудно.
— Не знаю…
— Ты же под влиянием находишься, — прошептала Катя.
Егор наступил ей на ногу, чтоб молчала.
— Ты, Тарантин, безответственный, — грустно сказала Елена Васильевна.
— Как это безответственный? — обиделся Егор.
— Потому что за свои поступки не отвечаешь.
Елена Васильевна села за стол и пригорюнилась: она не знала, что ей делать с Тарантиным, как его воспитывать, у неё ведь ещё не было никакого педагогического опыта. Но всё равно нужно было что-то делать.
— Останешься, Тарантин, после уроков, — сказала она.
— Зачем? — удивился Егор.
— Как зачем? Будешь учиться писать!
Ещё никого в первом классе не оставляли после уроков. Вначале воцарилась тишина, а потом все зашумели. Почему один Тарантин останется после уроков? Всем хотелось остаться.
— После уроков оставляют в качестве наказания, — пояснила Елена Васильевна. — Есть желающие?
Желающих сразу не стало. И урок кончился.
К Егору подошла Вика.
— Хвастунишка! Хвастался: вырасту, вырасту, во второй класс пойду!
— А тебе какое дело, пойдёт он во второй класс или нет? — спросил Арканя.
Но Вика на него и не посмотрела. Она стояла, как всегда, покачиваясь на носочках, с голубым бантиком в жёлтых волосах.
Егор молчал. Разве можно было вот сейчас, за одну минуту всё объяснить?
— Я в тебе ра-зо-ча-ро-ва-лась! — обиженно произнесла Вика и, повернувшись, застучала каблучками.
— Ну и дура! — сказал Арканя. — А ты на ней ещё жениться собирался.
Егор ничего не ответил. Вика его не понимала и, наверное, никогда не поймёт. И почему-то от этого было грустно.
— Ты иди домой, — сказал он Аркане. — А меня Елена Васильевна ещё долго учить будет.
— Я подожду. — Арканя сел за парту.
В классе было суматошно. Толкали друг друга, кидались ранцами и кричали:
— У Тарантина наказание! У Тарантина наказание!
А потом быстро никого не стало: все убежали домой. Только Катя вернулась обратно. Она тоже села за парту, достала тетрадь.
— А ты чего? — спросил Егор.
— Ничего!
— Иди домой, — посоветовал Арканя. — Тебе вчера и так попало.
Пришла Елена Васильевна.
— Лебедева, Федин, почему вы всё ещё здесь?
Она велела им немедленно отправляться домой. Они неохотно ушли, а Егор остался. Елена Васильевна снова показала, как нужно безотрывно писать палочку с крючком.
— Я скоро приду и проверю, — сказала она.
Только Егор начал старательно выводить крючочки, как в окно постучал Арканя.
— Чего тебе?
— Тонька и Затейник пошли к вам домой! Сам видел!
Егор подбежал к окну.
— Зачем?
— А я откуда знаю? Ты, Егорка, пиши, а я в кустах посижу, покараулю.
Арканя побежал сидеть в кустах. А Егор снова уселся за парту. «И зачем Затейник к нам домой пошёл? — размышлял он. — Что ему надо? Уж просто так не пойдёт…»
Егору не терпелось поскорее увидеть Затейника и сказать ему, что он раздумал расти. Но сначала всё-таки нужно было выполнить задание. Егор начал торопиться, и палочки с крючочком опять стали походить на морские волны.
Не успел он и строчку написать, как снова появился Арканя.
— Тонька вышла из дома и побежала на стадион, у них физкультура! — сообщил Арканя. — А Затейник обратно не выходил!
— Может, ты не заметил?
— Я что — слепой? Из кустов всё видно! А пока ты здесь сидишь, он уйдёт.
Егор мгновение поколебался: нехорошо Елену Васильевну обманывать. Но задание можно выполнить и потом. Если он не будет расти, то всю жизнь, эти палочки писать придётся.
Егор положил тетрадь в портфель, открыл окно и вылез.
— А вдруг он в потайную дверь вышел? — спросил Арканя.
— В какую потайную? У нас всего одна дверь.
— А в коридоре? Обоями оклеена. Забыл, что ли?
— Сам забыл! Чулан там!
Арканя помнил, что там чулан, не раз играли. Ну, а вдруг в чулане ещё дверь имеется незаметная? Хотя зачем Затейник в чулан пойдёт? А чего ему у Егорки дома делать? Никто его в гости не звал.
Они осторожно поднялись по лестнице, словно шли в чужой дом. И под лестницу заглянули: не сидит ли там Затейник? Но Затейник сидел не под лестницей, а за столом, и пил с Егоркиным папой чай.
— Здравствуйте! — бойко поздоровался Егор и бросил ранец на диван, как будто ему всё нипочём. На самом деле он чувствовал себя совсем неуверенно: о чём Затейник с папой говорят? И почему папа так хитро посматривает на них, рыжую бороду покручивая?
А Затейник пьёт крепкий чай, отдувается. И чего он так чай любит?
Арканя тоже поздоровался, только не так бойко, как Егор, и одёрнул пиджачок, словно собирался урок отвечать.
— Вас-то мы и ждём, — сообщил отец.
— Я только к бабушке загляну, — предупредил Егор.
Бабушка по-прежнему лежала в кровати. Увидела Егора, обрадовалась.
— Тебе сегодня веселее? — спросил Егор.
— Веселее.
Егору тоже стало веселее.
— К тебе хороший гость пришёл, — сказала бабушка. — Иди к нему.
— Как ты знаешь, что хороший?
— Догадываюсь.
Затейник всё ещё пил чай, сам себе подливая из чайника.
— Мне пора на работу, — сказал папа. — А вы тут поговорите. — И ушёл, оставив их с гостем.
Затейник отодвинул чашку: видимо, напился.
— Что вы стоите как по стойке? — спросил он.
Ребята присели на диван, как будто они в гости пришли.
А Затейник отошёл к окну, посмотрел на Каму.
— Я зашёл с вами попрощаться, — сказал он.
Мальчики с удивлением уставились на него: как это попрощаться?
— Жалко мне с вами расставаться. — Затейник взял стул и уселся напротив.
— Почему расставаться? — недоверчиво спросил Егор.
— Уезжаю. Я здесь временно работал.
— А сейчас куда? — поинтересовался Арканя.
— Учиться. Я же студент. По болезни отпуск брал.
— Что болело? — деловито спросил Егор.
— Прыгнул и ногу сломал.
— Откуда прыгнул?
— С самолёта. На парашюте, разумеется.
Егор с Арканей понимающе улыбнулись. Понятно, с какого самолёта! С инопланетного! И ещё неизвестно: в институт он сейчас уезжает или обратно возвращается, откуда прибыл. Нога-то зажила, дескать, что тут ещё делать? Надо восвояси собираться. Сядет на «летающую тарелку» — только его и видели. Проплывёт одинокой точкой в тёмном небе и навсегда исчезнет в пространстве.
— Ну, а как вы будете жить, когда я освобожу вас от своего влияния? — спросил Затейник.
— Не освобождайте меня! — торопливо произнёс Егор.
— Почему? — удивился Затейник. — Разве ты не хочешь быть самостоятельным?
— Хочу. Только не хочу расти.
— Ты чего это, Егорка? — расстроился Арканя.
— Погоди, погоди, что-то я ничего не понимаю, — сказал Затейник. — По-моему, совсем недавно ты хотел вырасти и дрожжи ел.
— Хотел. А сейчас не хочу. Сделайте, дяденька Затейник, так, чтоб я больше не вырос!
Затейник был в растерянности.
— Ты что — навсегда хочешь маленьким остаться?
Егор кивнул.
— Почему?! — воскликнул Затейник.
— Чем быстрее я вырасту, тем раньше бабушка состарится, — шёпотом объяснил Егор и оглянулся, чтобы бабушка в другой комнате не услышала. — Не хочу, чтоб она болела и старилась!
Затейник задумался. Снова подошёл к окну, поглядел на Каму.
— Что ж, Егор, молодец, — наконец сказал он. — От мечты своей отказался ради бабушки. Но я ничем не могу тебе помочь. К сожалению, мы не можем дарить время: ты мне — своё, я тебе — своё. Не можем время ни перегнать, ни задержать. Так что всё равно ты, Егор, вырастешь. И ты, Арканя, тоже.
— Значит, бабушка состарится, — нахмурился Егор. — А вы мне помочь не хотите? Зачем тогда притягивали? Зачем свои часики доставали? — Он встал напротив Затейника, как бычок. — Нарочно, да? Думаете, мы маленькие, да? Обманывали нас?
— Что ты, Егор! — У Затейника на щеках даже пятна выступили.
— Перестань, Егорка! — пытался остановить его Арканя.
Но остановить его было трудно.
— Знаю я, вы сейчас скажете, что пошутили!
— Да не хотел я этого! Ну, честное слово! — Затейник разволновался и стал, как школьник, вертеть на пиджаке пуговицу. — Я ведь тоже не всё могу. Да и часы у меня сломались.
Он достал часы, щёлкнул крышечкой, протянул Егору:
— Посмотри.
Егор осторожно взял часы. Подставил к уху. Таинственный механизм молчал.
Он поднёс к уху Аркани.
— Не идут, — подтвердил Арканя.
Стрелочки остановились на цифре 6 и не двигались, словно прожили свою жизнь, отстучали своё время.
— К мастеру надо отнести, — посоветовал Арканя.
— Тут мастер едва ли поможет, — вздохнул Затейник и сунул часы обратно в карман. — Так что кончилось моё влияние. Да и вы повзрослели, сами разбираетесь что к чему. — Он обнял мальчиков за плечи. — Знаете, что самое главное? Хорошим человеком быть! Неважно, сколько тебе лет: семь или семьдесят.
СНЕГОПАД
Циклон, поднявшийся над Северным Ледовитым океаном, пробился сквозь Уральский хребет, и теперь ничто не могло задержать его движение в сторону посёлка Сосновый бор.
К вечеру выпал снег. Он неожиданно лёг на неопавшие деревья. Среди ещё зелёной листвы снег выглядел неестественно, словно его кто-то нарочно разбросал.
Егор прильнул к окну. Всюду было белым-бело: и наверху, и внизу. Лишь только тёмной полосой просвечивала сквозь пелену снегопада Кама.
— Уж точно как снег на голову, — сказал папа. Он тоже стоял у окна и смотрел.
— Ещё утром было тепло, — сказал Егор. — А сейчас как в Новый год.
— Ранняя зима будет, — сказала мама.
Егор против ранней зимы ничего не имел. Он с нетерпением ждал и зиму, и весну, и лето. Не любил только осеннюю слякоть, потому что приходилось сидеть дома.
— Я побегу на улицу! — Разве он мог усидеть, когда шёл первый снег?
— Скоро стемнеет, — сказала мама. — Побыстрее возвращайся.
— Мы пойдём ещё Затейника провожать, — предупредил Егор, надевая куртку.
— Опять затейника! — рассердилась мама.
— Он уезжает, — пояснил папа.
— Только приехал и уже куда-то уезжает. Летун какой-то.
— Он навсегда уезжает, — сказал Егор.
— Ну если навсегда… А вдруг опять вернётся? — засомневалась она, но всё же отпустила Егора.
На улице ребятишки уже играли в снежки. Егор тоже голыми руками стал лепить влажные белые шарики и кидать их просто так, куда попало.
Выпавший снег на глазах таял. В земле ещё жило тепло.
— Егорка, скорее! — По тропинке бежал Арканя. — Тонька уже ушла Затейника провожать!
Они заторопились на автобусную остановку.
— Посмотри, какой снег! — радостно сказал Егор, словно он лично устроил этот снегопад.
— А дед Семён ещё утром сказал, что скоро снег выпадет, — сообщил Арканя.
— Как он знал?
— Просто. У него как раненая нога заболит — так и жди снега или всякой непогоды. Иногда по радио объявляют: «Осадков не предвидится!» А дед Семён ногу гладит и ругается: «И чего брешут! И чего брешут!»
— А как нога знает? — спросил Егор.
— Как-то знает…
Они прошли мимо школы. Она стояла непривычно тихая, тёмная. Отдыхала.
— А я перед Еленой Васильевной извинился, — сказал Егор. — И задание выполнил. Целую страницу исписал.
— А она что? — спросил Арканя.
— Сказала, что во мне ответственность пробуждается, — с гордостью сообщил Егор.
— А во мне пробуждается? — спросил Арканя, который тоже хотел, чтоб в нём что-то пробуждалось.
— И в тебе, Арканя, пробуждается, — заверил Егор.
На остановке было безлюдно. В такую непогоду никто никуда не ездил. Только Антонина стояла одиноко, усыпанная снегом.
Автобус уже гудел. То притихал, то снова повышал голос, будто проверял свои силы перед дорогой.
Окна автобуса залепило снегом. Антонина сметала его ладошкой, и тогда из-за стекла проступало лицо Затейника. Его нос, прижатый к стеклу, губы. На нём по-прежнему была кепочка в горошек и легкая куртка. Он снял кепку и стал протирать стекло.
А снег всё падал и падал тяжёлыми мокрыми хлопьями, всё летел с небес.
Автобус напрягся, вздрогнул и тронулся с места. Ребята побежали за ним следом, но он, набирая скорость, быстро оставил их и скрылся в снегопаде.
Платочек на Антонине стал совсем мокрым. Снег таял на её волосах и тоненькими струйками стекал по лицу.
— И волшебник уехал, и лето кончилось, — тихо сказала Антонина.
Они неторопливо пошли домой. Всем было грустно. Расстались молча.
Егор решил ещё сходить на Каму, проверить, какая она стала от снегопада. Сердится, наверное. Он всегда навещал реку во время непогоды, потому что она оставалась совсем одна.
Кама и правда сердилась. Недовольно шумела, на кого-то ворчала. А кругом было пустынно-пустынно, маленькими островками белел на чёрном берегу снег, словно только-только сошёл на земле ледник.
Егор стоял на берегу большой реки. Волны холодными гребешками бежали к его ногам. Ему было семь лет, и жизнь его только-только начиналась и казалась бесконечной.
А на баньке вертелся петушок, который никогда не кричал «ку-ка-ре-ку!».
К вечеру выпал снег. Он неожиданно лёг на неопавшие деревья. Среди ещё зелёной листвы снег выглядел неестественно, словно его кто-то нарочно разбросал.
Егор прильнул к окну. Всюду было белым-бело: и наверху, и внизу. Лишь только тёмной полосой просвечивала сквозь пелену снегопада Кама.
— Уж точно как снег на голову, — сказал папа. Он тоже стоял у окна и смотрел.
— Ещё утром было тепло, — сказал Егор. — А сейчас как в Новый год.
— Ранняя зима будет, — сказала мама.
Егор против ранней зимы ничего не имел. Он с нетерпением ждал и зиму, и весну, и лето. Не любил только осеннюю слякоть, потому что приходилось сидеть дома.
— Я побегу на улицу! — Разве он мог усидеть, когда шёл первый снег?
— Скоро стемнеет, — сказала мама. — Побыстрее возвращайся.
— Мы пойдём ещё Затейника провожать, — предупредил Егор, надевая куртку.
— Опять затейника! — рассердилась мама.
— Он уезжает, — пояснил папа.
— Только приехал и уже куда-то уезжает. Летун какой-то.
— Он навсегда уезжает, — сказал Егор.
— Ну если навсегда… А вдруг опять вернётся? — засомневалась она, но всё же отпустила Егора.
На улице ребятишки уже играли в снежки. Егор тоже голыми руками стал лепить влажные белые шарики и кидать их просто так, куда попало.
Выпавший снег на глазах таял. В земле ещё жило тепло.
— Егорка, скорее! — По тропинке бежал Арканя. — Тонька уже ушла Затейника провожать!
Они заторопились на автобусную остановку.
— Посмотри, какой снег! — радостно сказал Егор, словно он лично устроил этот снегопад.
— А дед Семён ещё утром сказал, что скоро снег выпадет, — сообщил Арканя.
— Как он знал?
— Просто. У него как раненая нога заболит — так и жди снега или всякой непогоды. Иногда по радио объявляют: «Осадков не предвидится!» А дед Семён ногу гладит и ругается: «И чего брешут! И чего брешут!»
— А как нога знает? — спросил Егор.
— Как-то знает…
Они прошли мимо школы. Она стояла непривычно тихая, тёмная. Отдыхала.
— А я перед Еленой Васильевной извинился, — сказал Егор. — И задание выполнил. Целую страницу исписал.
— А она что? — спросил Арканя.
— Сказала, что во мне ответственность пробуждается, — с гордостью сообщил Егор.
— А во мне пробуждается? — спросил Арканя, который тоже хотел, чтоб в нём что-то пробуждалось.
— И в тебе, Арканя, пробуждается, — заверил Егор.
На остановке было безлюдно. В такую непогоду никто никуда не ездил. Только Антонина стояла одиноко, усыпанная снегом.
Автобус уже гудел. То притихал, то снова повышал голос, будто проверял свои силы перед дорогой.
Окна автобуса залепило снегом. Антонина сметала его ладошкой, и тогда из-за стекла проступало лицо Затейника. Его нос, прижатый к стеклу, губы. На нём по-прежнему была кепочка в горошек и легкая куртка. Он снял кепку и стал протирать стекло.
А снег всё падал и падал тяжёлыми мокрыми хлопьями, всё летел с небес.
Автобус напрягся, вздрогнул и тронулся с места. Ребята побежали за ним следом, но он, набирая скорость, быстро оставил их и скрылся в снегопаде.
Платочек на Антонине стал совсем мокрым. Снег таял на её волосах и тоненькими струйками стекал по лицу.
— И волшебник уехал, и лето кончилось, — тихо сказала Антонина.
Они неторопливо пошли домой. Всем было грустно. Расстались молча.
Егор решил ещё сходить на Каму, проверить, какая она стала от снегопада. Сердится, наверное. Он всегда навещал реку во время непогоды, потому что она оставалась совсем одна.
Кама и правда сердилась. Недовольно шумела, на кого-то ворчала. А кругом было пустынно-пустынно, маленькими островками белел на чёрном берегу снег, словно только-только сошёл на земле ледник.
Егор стоял на берегу большой реки. Волны холодными гребешками бежали к его ногам. Ему было семь лет, и жизнь его только-только начиналась и казалась бесконечной.
А на баньке вертелся петушок, который никогда не кричал «ку-ка-ре-ку!».