Страница:
– Не сомневаюсь, что и это ты как-нибудь себе объяснил. В конце концов, Квентин мог просто догадаться. – Она вдруг поняла, куда они едут, и выругалась про себя: «Проклятье, этого только не хватало!»
– Эту возможность я тоже учел. – Джон усмехнулся. – Но за те два десятка лет, что мы с ним знакомы, таких догадок было, пожалуй, слишком много. Я бы сказал – чересчур много. Кроме того, существуешь ты.
– Просто я излишне чувствительна, – флегматично заметила Мэгги. – И наделена богатым воображением.
– Наверное, за всю жизнь ты много раз повторяла эти слова.
– Да, – согласилась Мэгги. – Что верно, то верно.
– Поверь, Мэгги, я только хочу докопаться до истины. Обещаю, что постараюсь быть объективным и непредвзятым.
Мэгги долго молчала, раздумывая над его словами.
– В своей работе, – сказала она наконец, – ты часто пользуешься калькуляторами, компьютерами и прочей техникой. Но разве для этого тебе необходимо знать, как они устроены? В данном случае важен результат, а не принцип.
– Да, – согласился Джон. – Но чтобы, к примеру, хорошо управлять компанией, я должен быть уверен, что информация, которая поступает ко мне через компьютер или тот же факс, является достоверной и точной, а это иногда подразумевает знание хотя бы основополагающих принципов их устройства. Мне действительно важно понять, как ты делаешь то, что ты делаешь.
Мэгги повернулась на сиденье и пристально посмотрела на него.
– Если твой друг Квентин не сумел убедить тебя за двадцать лет знакомства, то как я смогу сделать это за двадцать минут езды в машине? Ведь, кроме слов, у меня нет никаких доказательств. Все, что предсказывает Квентин, по крайней мере можно проверить: сбудется – не сбудется, но то, что делаю я, трудно подтвердить конкретными, осязаемыми фактами. Моя работа носит чисто субъективный, умозрительный характер. Кроме того, Джон, – добавила она, – я не намерена прыгать через обруч, как ученая обезьянка, чтобы доказать тебе свое умение. Для этого у меня просто нет сил. И времени тоже нет. Так что давай договоримся: тебе придется принять на веру, что у меня есть кое-какие необычные способности, которые я развила за годы работы в полиции. Доказать это я все равно не смогу, да и не собираюсь.
– Правда не сможешь?
– Нет.
Джон остановил машину у тротуара и посмотрел на нее в упор.
– А мне кажется, я знаю один способ.
Мэгги не нужно было даже смотреть по сторонам, чтобы догадаться, куда он ее привез.
– Ничего не выйдет, Джон, – тихо сказала она.
– Почему? Допрос отнял у тебя слишком много сил?
– Нет, не поэтому, – честно ответила она.
– Или ты хочешь сберечь силы для осмотра дома Митчеллов?
– Отчасти…
Джон чуть заметно кивнул в такт собственным мыслям.
– Отчасти, но не целиком… Итак, в чем же состоит вся правда? Энди сказал мне, что после смерти Кристины ты ни разу не ездила к ней на квартиру. Почему?
Мэгги с трудом сглотнула застрявший в горле комок.
– У меня были свои причины.
– Какие?
– Личные.
– Мэгги…
– Послушайте, мистер Гэррет… Джон, – поправилась она. – Я не пойду в квартиру вашей сестры. Во всяком случае не сейчас.
– И ты не скажешь даже – почему?
В ответ она решительно покачала головой.
Джон устало потер лицо ладонью.
– Вот уже полгода, – медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил он, – я пытаюсь найти ответ на один очень простой вопрос: почему моя сестра покончила с собой. Я думал… надеялся, что ты можешь мне помочь, но ты не хочешь даже попытаться. Почему, Мэгги? Неужели я прошу так много? Просто войди в ее квартиру и расскажи мне, что ты там почувствуешь.
Энди положил трубку на рычаги и посмотрел на Дженнифер, остановившуюся у его стола.
– Ради всего святого, Джен, хоть ты чем-нибудь меня обрадуй! – уныло проговорил он.
Дженнифер села на стул для посетителей.
– Отчет криминалистов вряд ли уже готов, – задумчиво проговорила она. – Следовательно, настроение тебе испортило что-то другое. Или кто-то. С тобой говорил лейтенант?
Вместо ответа Энди состроил еще более кислую гримасу.
– До недавнего времени я буквально мечтал о том дне, когда Драммонд сядет наконец в губернаторское кресло, но сейчас я почти боюсь этого, – сказал он. – Правда, тогда он уже не будет моим непосредственным начальником, и я смогу вздохнуть свободнее, но штату придется скверно!..
– Ага, – глубокомысленно проговорила Дженнифер. – Кажется, я догадалась. У Саманты Митчелл или у ее мужа оказались влиятельные знакомые в правительстве штата.
– У мужа, – отозвался Энди упавшим голосом. – И очень много. Такое впечатление, что он знает буквально всех. Так, во всяком случае, утверждает Люк. И эти «все» хором требуют, чтобы мы как можно скорее нашли Саманту.
– Надеюсь, ты сказал ему, что мы как раз пытаемся это сделать?
– Да, я об этом упомянул.
Дженнифер улыбнулась:
– Ладно, попробую немного тебя подбодрить.
Энди выпрямился.
– Что?! Ты что-нибудь нашла?
– Пока Скотт разыскивал недостающие дела, я проштудировала одну книгу. И нашла там кое-что любопытное. Оказывается, нет никакой уверенности, сколько было убийств, четыре или больше? Официально считалось, что связанных между собой случаев все-таки шесть, но детективы, которые имели отношение к их расследованию, были почти уверены, что на самом деле их восемь.
– Почему?
– Первые шесть случаев очень похожи друг на друга. Все женщины были изнасилованы и убиты где-то в другом месте, после чего преступник отвозил трупы в пустынное, малолюдное место и бросал там. Все жертвы были жестоко избиты. Во всех случаях на их руках остались характерные следы, свидетельствующие об ожесточенном сопротивлении, которое они оказали преступнику. Кроме того, он никогда не рвал на них одежду. На основании всего этого и был сделан вывод, что все четыре убийства были совершены одним и тем же человеком.
Энди озадаченно заморгал.
– Не рвал одежду?
– Никогда, – подтвердила Дженнифер. – Все женщины были найдены полностью одетыми. Ничего не было порвано, даже все пуговицы на месте. С моей точки зрения, это очень любопытная деталь, поскольку на трупах полностью отсутствовало нижнее белье. Лифчики, панталончики, чулки, пояса, комбинации – всего этого не было, зато верхняя одежда казалась совершенно целой, и даже без следов крови или грязи.
– Значит, преступник раздевал их, делал, что хотел, а потом снова одевал… Может быть, он не хотел зря тратить время, надевая на труп нижнее белье, а может, просто оставлял чулки и трусики в качестве трофеев, – предположил Энди.
– Не исключено, – согласилась Дженнифер. – Но возникает вопрос: почему бы ему не отвезти жертву в пустынное место голой? Ведь к тому моменту, когда он прекращал свои… забавы, его жертвы были уже мертвы, а надеть на труп пальто или кофту довольно трудно. Но преступник почему-то идет на это – он тратит время и усилия, надевая на жертвы верхнюю одежду, и «забывает» про белье. Со стороны может даже показаться, что он заботился о том, чтобы убитые женщины выглядели… пристойно.
– Ты еще не разговаривала об этом с психологом? – поинтересовался Энди.
– Нет, но в свое время я прослушала курс лекций по психологии сексуальных маньяков. Так что кое-какие умозаключения я сделать могу. Мне кажется, это очень важная деталь. Первое, что пришло мне в голову, это то, что тридцатые годы отличались куда большим целомудрием. Не исключено также, что у преступника был какой-то особый «пунктик». К примеру, он мог считать, что он сам может издеваться и мучить бедных женщин как ему угодно, но другие мужчины не должны разглядывать то, что принадлежит ему.
– Что ж, это действительно похоже на психологию сексуального маньяка или убийцы. – Энди вздохнул. – О'кей, ты меня убедила. Похоже, что эти шесть женщин действительно были убиты одним человеком. Но ты, кажется, говорила, что было еще два похожих случая…
– Да, более или менее похожих…
– Может быть, преступник изменил почерк?
– Как тебе сказать… Две молодые женщины были найдены мертвыми на безлюдных окраинах рабочего района; обе были изнасилованы, избиты и убиты где-то в другом месте, у обоих на руках были синяки, свидетельствовавшие о попытках обороняться. Обе были одеты в совершенно целые и относительно чистые пальто, но без какого бы то ни было белья.
– Что ж, это действительно очень похоже на первые случаи, – проговорил Энди, вопросительно глядя на Дженнифер.
– Да. За исключением одной детали.
– Какой же?
– У обеих отсутствовали глаза. Правда, они были не вырезаны, а скорее вырваны или выколоты.
– Черт! – вырвалось у Энди.
– Вот именно. – Дженнифер кивнула. – Наших коллег тогда смутили вырванные глаза, но мы-то знаем, что, оставаясь на свободе, маньяк со временем становится более жестоким и изобретательным. Значит, – подвела она итог, – всего в течение примерно полутора лет в Сиэтле было убито восемь женщин. Возможно – больше.
– Выходит, – вздохнул Энди, – что у нас впереди еще год непрекращающегося кошмара и новые жертвы. Возможно – две, возможно, больше. Так?
– Если Окулист действительно копирует те старые дела, тогда, боюсь, ты прав.
– Знаешь, мне все сильней и сильней начинает казаться, что Окулист изучал эти старые дела или, по крайней мере – некоторые из них, – сказал Энди. – Черпал, так сказать, вдохновение, будь он проклят!
– Совершенно с тобой согласна.
Энди немного помолчал.
– А что насчет другой даты? – нехотя спросил он. – Я имею в виду девяносто четвертый год прошлого, то есть уже позапрошлого, века. Вы что-нибудь нашли?
– Пока нет. Во всяком случае, в книге, которую я читала, нет никаких сведений, относящихся к тому периоду. Досье за тот год мы тоже не нашли – ни у нас, ни в архивах других участков. Это было слишком давно!
– А то я не знаю, – Энди пожал плечами. – Ладно, будем копать дальше, может быть, нам, то есть вам, все же повезет. У тебя есть еще что-нибудь?
– Пока ничего. – Дженнифер встала. – Ты прав, нужно искать дальше. Кстати, ты собираешься рассказать обо всем Мэгги? Я знаю, мы договорились, что не будем никого посвящать в детали расследования, но…
– Я еще не решил, – сказал Энди. – А ты как думаешь? Стоит ей сказать?
– Мне кажется, она должна знать.
Энди с любопытством взглянул на нее.
– А почему?
– Потому что Мэгги работает гораздо лучше, когда у нее есть информация. Кроме того, я заметила, что ей часто удается… извлечь пользу для дела буквально из ничего. Пострадавшие делятся с нею своими субъективными впечатлениями и переживаниями, своей болью, а она каким-то образом превращает все это в фоторобот преступника или как минимум сообщает нам приметы, по которым можно искать конкретного человека. В общем, на твоем месте я бы рассказала ей все. Может быть, у нее уже есть какая-то идея, которая нам никогда бы не пришла в головы.
– Да, – сказал Энди после паузы. – Ты права. В этом есть смысл.
– А Гэррету ты скажешь?
Энди усмехнулся:
– Этого я пока тоже не знаю.
– Ему бы я тоже сказала, но по другой причине. Я думаю, это поможет ему не думать так много о смерти сестры и сосредоточиться на чем-нибудь другом.
– Не исключено. Кроме того, у Джона большие возможности, и финансовые, и политические, которые могут нам пригодиться. Но все равно мне бы не хотелось спешить. Давай посмотрим, как будут развиваться события.
– Все-таки в том, что я детектив третьего класса, есть свои преимущества, – заметила Дженнифер. – По крайней мере, не нужно принимать решения…
И, небрежно отсалютовав, она ушла.
Энди долго молча смотрел ей вслед. Ему тоже хотелось, чтобы решение за него принял кто-то другой. Он был хорошим полицейским, но сейчас внутренний голос подсказывал, что это дело ему не по плечу. Оно явно выходило за пределы его опыта, знаний и – в какой-то степени – за рамки его мировоззрения. Дело было даже не в том, что преступник жестоко мучил свои жертвы и не оставлял никаких следов, словно он был призраком. (В том, что Окулист сделан из плоти и крови, Энди как раз не сомневался.) Страшнее, непостижимее всего было то, как методично и целеустремленно он действует, стараясь удовлетворить свои извращенные желания.
Вот почему Энди не стал бы особенно упираться, если бы ему предложили передать дело кому-то другому. Увы, рассчитывать на это не приходилось. Похоже было, что расхлебывать эту кашу придется все-таки ему, и Энди честно пытался сделать это как можно быстрее. Возможно, думал он, Дженнифер права, и ему следует рассказать Мэгги обо всем, что им удалось узнать. Чтобы раскрыть эти кошмарные преступления, он даже был готов нарушить негласный приказ Драммонда и посвятить Джона во все подробности расследования. Энди чувствовал, что ему может потребоваться помощь, но Драммонд упорно отказывался обратиться в ФБР. Энди надеялся, что Джон сумеет помочь ему. Для начала было бы совсем неплохо получить доступ к базам данных этого могущественного ведомства.
«Не исключено, – подумал Энди, – что в этих базах данных отыщутся сведения о состоянии преступности в Сиэтле за тысяча восемьсот девяносто четвертый год».
Мэгги очень сомневалась, что Джон действительно до конца понимает, чего он от нее хочет. Он был неглуп и наверняка представлял в общих чертах, что и как она делает, но полной, окончательной веры в ее способности у него еще не было. В противном случае он бы не стал просить, чтобы она вошла в квартиру, где покончила с собой отчаявшаяся, измученная женщина. Если бы Джон верил, то, как бы ни дорожил он памятью сестры, он никогда бы не стал настаивать, чтобы Мэгги впустила в себя эти обжигающе едкие, как концентрированная кислота, эмоции!
– Даже если я что-то почувствую, это ничего не доказывает, – произнесла она без всякого выражения. – Что бы я ни сказала, этого никто не сможет подтвердить.
– Я узнаю правду, можешь не сомневаться.
– Интересно – как? – Мэгги позволила себе усмехнуться. – Ты говоришь себе: я ее брат, я пойму, но действительно ли ты так хорошо ее знал? Да, вы вместе росли, но последние десять лет ты жил в Лос-Анджелесе. Много ли ты знал о ее жизни в эти последние годы? Я почему-то уверена, что нет.
– Мэгги!
– Например, тебе было известно, что она работала добровольцем в ближайшем центре дневного пребывания детей? И в местном приюте для бродячих животных? Знаешь ли ты, как часто она просыпалась по ночам и звала мужа, хотя он уже два года как погиб? Кристина разговаривала со своими комнатными цветами и даже пела им забавные песенки. Примерно за месяц до нападения она начала учиться работать на компьютере, потому что Саймона больше не было и Кристина уже не боялась показаться смешной рядом с ним – компьютерным гением. А по вечерам, ложась в постель, она долго смотрела по видео старые ленты или читала детективные романы. – Мэгги сделала небольшую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. – Скажи, ты хоть что-нибудь из этого знал? Знал?!
Джон долго смотрел в окно машины, и на его щеке нервно дергался мускул.
– Нет, – сказал он наконец. – Ничего этого я не знал.
Мэгги вздохнула и опустила голову. Взгляд ее упал на альбом для набросков, лежавший у нее на коленях. Суставы пальцев слегка побелели – так крепко она в него вцепилась. «Нужно успокоиться, – подумала она. – Я слишком нервничаю, это плохой признак». Мэгги попыталась разжать пальцы, они словно окаменели. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы заставить их повиноваться.
– Если бы я была уверена, что, побывав в квартире, смогла бы чем-то тебе помочь, я бы сделала это не задумываясь. Но я знаю, что бы я там ни обнаружила, тебе от этого не будет никакой пользы. – «Если, – мысленно добавила Мэгги, – я вообще останусь жива и смогу что-то рассказать».
Джон молчал, и она добавила более миролюбивым тоном:
– Давай лучше поедем к Митчеллам, пока копы еще там.
По-прежнему не говоря ни слова, Джон тронул машину с места. Мэгги не чувствовала в его молчании ни враждебности, ни досады. Поэтому она не стала тратить зря время и решила приготовиться к тому, что ждало ее в доме очередной жертвы Окулиста. Сейчас никакой защиты у нее не было. Единственное, что она могла сделать, это постараться сохранить непроницаемое выражение лица, чтобы никому и в голову не пришло ей сочувствовать.
Минут через десять они были у дома Митчеллов. Полиция сделала все, чтобы не привлекать к происшедшему внимания, по крайней мере до тех пор, пока не станет достоверно известно, что Саманта Митчелл была похищена маньяком, однако пресса уже что-то пронюхала, и у подъездной дорожки собралось десятка полтора фотографов и журналистов. Их сдерживали несколько патрульных в форме. Очевидно, Энди уже предупредил полицию, поскольку старший офицер, увидев в кабине Мэгги, сразу сделал им знак проезжать. Пришлось немного притормозить, пока один из копов приподнимал ленту полицейского ограждения, однако этого хватило, чтобы один из репортеров успел щелкнуть затвором фотоаппарата.
– Черт! – выругался Джон.
Мэгги, которая успела пригнуться, чтобы не попасть в поле зрения объектива, нервно хихикнула.
– Боюсь, завтра твой портрет появится на первых полосах всех сиэтлских газет, – сказала она. – Именно это и называется нездоровой сенсацией. Интересно, понимает ли Энди, что твое появление в доме Митчеллов только подтвердит худшие опасения прессы?
– Какие опасения? – машинально переспросил Джон.
– Что похищение Саманты – дело рук Окулиста.
Джон хмыкнул.
– Официально об этом будет объявлено очень не скоро, а домыслы так и останутся домыслами, – сказал он. – В любом случае меня это мало беспокоит.
– А что же тебя беспокоит… много? – не удержалась Мэгги.
– Драммонд. – Джон украдкой бросил на нее быстрый взгляд. – Лейтенант был очень недоволен, когда я напустил на него начальника городского управления полиции. Именно поэтому я вынужден был пообещать, что о моем участии в этом деле будет знать ограниченный круг людей.
– Н-да, Драммонд – это проблема, – согласилась Мэгги.
– Да, – кивнул Джон. – И я ума не приложу, как ее решить. Взяток он не берет, и даже начальник управления для него не авторитет. Придется как можно скорее сделать его вице-губернатором.
– А ты можешь? – удивилась Мэгги.
– Могу.
Он больше ничего не сказал. Припарковав машину на стоянке, они вышли и огляделись.
Как и большинство домов в этом респектабельном городском районе, особняк Митчеллов выглядел элегантно и солидно. Выстроенный в испанском стиле, он был окружен аккуратными газонами и садом, представлявшим собой английский парк в миниатюре. Пока они пробирались между полицейскими машинами, стоявшими у подъезда, Мэгги еще раз огляделась и пробормотала:
– Наверное, в этом районе каждый посторонний должен сразу бросаться в глаза.
– Пожалуй, – согласился Джон. – Но только если он не одет в униформу посыльного, почтового служащего или муниципального работника. Отличная маскировка. Если кто-то и заметил постороннего человека, то внимание обратил только на форму.
Мэгги кивнула. Она была уверена, что полицейские детективы, несомненно, тоже подумали об этой возможности. Ни Энди, ни его люди не были дилетантами. И все же ей казалось невероятным, что Окулист, с такой тщательностью скрывавший свое лицо, решился бы появиться в квартале, где все друг друга знают. Кто-нибудь непременно обратил бы на него внимание, даже если бы он оделся мусорщиком и взял в руки совок и метлу.
Кроме того, в таких районах мусорщики работают по ночам.
Дежуривший у дверей полицейский молча пропустил их. Эксперты-криминалисты уже закончили работу, так что никто не препятствовал Мэгги и Джону отправиться в любую из комнат особняка.
– А где мистер Митчелл? – спросила Мэгги у копа.
– Он в кухне, беседует с двумя детективами.
Мэгги первой шагнула в просторную прихожую.
И тотчас же она ощутила рядом с собой нетерпеливое волнение Джона. Оно мешало ей, но она ничего не сказала. Даже после многих лет работы в полиции Мэгги всегда было очень нелегко подготовить себя к пугающему и болезненному вторжению чужих чувств. Присутствие экспертов тоже было некстати. Одна из причин, по которым Мэгги всегда старалась отложить посещение места преступления, как раз заключалась в том, что даже эмоции экспертно-криминалистической бригады, работавшей над поиском улик, могли ей помешать.
– Здесь нет кровавого следа… – сказал Джон. – Откуда ты начнешь?
Мэгги покосилась на него. Ей не хотелось доказывать, на что она способна, таким образом, она понимала, придется сделать что-нибудь по-настоящему впечатляющее, чтобы он поверил ей.
– Ты слышал про лозоходцев? – спросила она, решив, что больше не будет кормить его байками о том, что она-де «отличается наблюдательностью и развитой интуицией». – С помощью ивового прута или металлической рамки они определяют, где под землей находится водоносный слой, лопнул газопровод или замкнуло кабель. Так вот, я – такой ивовый прут, только я определяю места, где произошло насилие. И если Окулист напал на Саманту здесь, в этом доме, я это место отыщу!
Она посмотрела на Джона, его лицо было бесстрастно.
– Понятно, – только и сказал он.
Мэгги позволила себе усмехнуться.
– Ничего тебе не понятно, – ответила она и, прижимая к груди альбом, шагнула в гостиную, расположенную слева от прихожей. Не глядя на изысканное убранство комнаты, она встала в самом центре и, крепко закрыв глаза, нехотя позволила выйти на волю своему сверхчувственному «я».
Как и всегда, она испытала странное ощущение пустоты вокруг – пустоты, которая понемногу заполнялась чуть слышным ропотом множества голосов, вспышками света, в которых угадывались движущиеся тени и образы. Ноздри Мэгги уловили терпко-сладкий аромат вина, смолистый дымок горящих в камине поленьев, запах одеколона или лосьона после бритья. Голоса внезапно зазвучали громче. Мэгги поняла, что кто-то ссорится. У нее даже закололо ладонь, словно она только что отвесила – или хотела отвесить кому-то пощечину. Потом чьи-то руки стиснули ее запястья, мужские губы с силой прижались к губам…
Мэгги вздрогнула и сделала шаг назад, чтобы прервать контакт.
– Проклятье! – вполголоса выругалась она.
– Что стряслось? – Джон пристально смотрел на нее и хмурился.
Мэгги бросила взгляд в сторону камина. Сегодня в нем не горели дрова, но диванчик перед ним выглядел очень и очень уютно.
– А я терпеть не могу подглядывать, – объяснила она.
– О чем ты говоришь, Мэгги?! – воскликнул Джон.
– В этой комнате не произошло никакого преступления, – поспешила успокоить она его. – Просто супруги Митчелл жили достаточно активной половой жизнью.
Джон тоже бросил быстрый взгляд на диванчик у камина, потом снова посмотрел на нее.
Мэгги не пыталась прочесть его мысли, она даже не стала гадать, поверил он ей или нет. Держа альбом как щит, она перешла в следующую комнату. Здесь Мэгги даже не остановилась, но ее внутреннее «я» продолжало работать: смотреть, прислушиваться, ощущать.
В спальне она уловила слабый отзвук еще одной домашней ссоры. Насколько поняла Мэгги, вопрос шел о покупке попугая. В солярии она стала свидетельницей яростного супружеского соития, а войдя в столовую, поняла, что кто-то из Митчеллов сильно порезался осколком разбитого зеркала. В рабочем кабинете Томаса Митчелла кипело много деловых споров, последний из которых произошел между ним и его тестем…
О каждом событии или ощущении Мэгги сообщала громким, спокойным голосом, отчасти для того, чтобы не потерять контакта с реальным миром, отчасти для того, чтобы держать в курсе Джона, который молча двигался за ней по пятам. Мэгги на него не смотрела, но чувствовала его присутствие. Это ощущение тоже помогало ей владеть собой и управлять своим вторым «я», которое иначе могло бы уйти слишком глубоко в богатую сильными эмоциями жизнь Митчеллов. Правда, это было не особенно опасно, но Мэгги чувствовала себя не вправе влезать в подробности чужой жизни. Поэтому она лишь скользила по верхам, вполне уверенная, что не пропустит момент нападения.
И все же с каждой минутой ей становилось все труднее оставаться незаинтересованным наблюдателем, сохранять безопасную дистанцию между собой и тем, что она чувствовала. Мэгги неожиданно почувствовала страх. Может ли она затеряться, утонуть в чужих эмоциях? И если это все же произойдет, сумеет ли она отыскать дорогу назад?
Миновав кухню, откуда доносилось несколько мужских голосов, Джон и Мэгги стали осматривать комнаты с правой стороны коридора. Но ни в тренажерном зале, ни в ванной, ни в прачечной, ни в кладовке не оказалось ничего интересного. Мэгги уже начала понемногу склоняться к мысли, что произошла ошибка и Саманта Митчелл ушла из дома по своей собственной воле. Непроверенной оставалась только одна игровая комната. Ничего не подозревая, Мэгги вошла туда и даже подняла руку, чтобы включить свет, и в этот момент волна всепоглощающего ужаса едва не сбила ее с ног.
К счастью, все длилось недолго, но Мэгги успела испытать и первоначальный испуг, превратившийся в панический, почти животный страх, и крепкую хватку чужих рук, и резкий привкус хлороформа. Потом наступил полный мрак – такой плотный, словно она провалилась в самые недра земли.
– Эту возможность я тоже учел. – Джон усмехнулся. – Но за те два десятка лет, что мы с ним знакомы, таких догадок было, пожалуй, слишком много. Я бы сказал – чересчур много. Кроме того, существуешь ты.
– Просто я излишне чувствительна, – флегматично заметила Мэгги. – И наделена богатым воображением.
– Наверное, за всю жизнь ты много раз повторяла эти слова.
– Да, – согласилась Мэгги. – Что верно, то верно.
– Поверь, Мэгги, я только хочу докопаться до истины. Обещаю, что постараюсь быть объективным и непредвзятым.
Мэгги долго молчала, раздумывая над его словами.
– В своей работе, – сказала она наконец, – ты часто пользуешься калькуляторами, компьютерами и прочей техникой. Но разве для этого тебе необходимо знать, как они устроены? В данном случае важен результат, а не принцип.
– Да, – согласился Джон. – Но чтобы, к примеру, хорошо управлять компанией, я должен быть уверен, что информация, которая поступает ко мне через компьютер или тот же факс, является достоверной и точной, а это иногда подразумевает знание хотя бы основополагающих принципов их устройства. Мне действительно важно понять, как ты делаешь то, что ты делаешь.
Мэгги повернулась на сиденье и пристально посмотрела на него.
– Если твой друг Квентин не сумел убедить тебя за двадцать лет знакомства, то как я смогу сделать это за двадцать минут езды в машине? Ведь, кроме слов, у меня нет никаких доказательств. Все, что предсказывает Квентин, по крайней мере можно проверить: сбудется – не сбудется, но то, что делаю я, трудно подтвердить конкретными, осязаемыми фактами. Моя работа носит чисто субъективный, умозрительный характер. Кроме того, Джон, – добавила она, – я не намерена прыгать через обруч, как ученая обезьянка, чтобы доказать тебе свое умение. Для этого у меня просто нет сил. И времени тоже нет. Так что давай договоримся: тебе придется принять на веру, что у меня есть кое-какие необычные способности, которые я развила за годы работы в полиции. Доказать это я все равно не смогу, да и не собираюсь.
– Правда не сможешь?
– Нет.
Джон остановил машину у тротуара и посмотрел на нее в упор.
– А мне кажется, я знаю один способ.
Мэгги не нужно было даже смотреть по сторонам, чтобы догадаться, куда он ее привез.
– Ничего не выйдет, Джон, – тихо сказала она.
– Почему? Допрос отнял у тебя слишком много сил?
– Нет, не поэтому, – честно ответила она.
– Или ты хочешь сберечь силы для осмотра дома Митчеллов?
– Отчасти…
Джон чуть заметно кивнул в такт собственным мыслям.
– Отчасти, но не целиком… Итак, в чем же состоит вся правда? Энди сказал мне, что после смерти Кристины ты ни разу не ездила к ней на квартиру. Почему?
Мэгги с трудом сглотнула застрявший в горле комок.
– У меня были свои причины.
– Какие?
– Личные.
– Мэгги…
– Послушайте, мистер Гэррет… Джон, – поправилась она. – Я не пойду в квартиру вашей сестры. Во всяком случае не сейчас.
– И ты не скажешь даже – почему?
В ответ она решительно покачала головой.
Джон устало потер лицо ладонью.
– Вот уже полгода, – медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил он, – я пытаюсь найти ответ на один очень простой вопрос: почему моя сестра покончила с собой. Я думал… надеялся, что ты можешь мне помочь, но ты не хочешь даже попытаться. Почему, Мэгги? Неужели я прошу так много? Просто войди в ее квартиру и расскажи мне, что ты там почувствуешь.
Энди положил трубку на рычаги и посмотрел на Дженнифер, остановившуюся у его стола.
– Ради всего святого, Джен, хоть ты чем-нибудь меня обрадуй! – уныло проговорил он.
Дженнифер села на стул для посетителей.
– Отчет криминалистов вряд ли уже готов, – задумчиво проговорила она. – Следовательно, настроение тебе испортило что-то другое. Или кто-то. С тобой говорил лейтенант?
Вместо ответа Энди состроил еще более кислую гримасу.
– До недавнего времени я буквально мечтал о том дне, когда Драммонд сядет наконец в губернаторское кресло, но сейчас я почти боюсь этого, – сказал он. – Правда, тогда он уже не будет моим непосредственным начальником, и я смогу вздохнуть свободнее, но штату придется скверно!..
– Ага, – глубокомысленно проговорила Дженнифер. – Кажется, я догадалась. У Саманты Митчелл или у ее мужа оказались влиятельные знакомые в правительстве штата.
– У мужа, – отозвался Энди упавшим голосом. – И очень много. Такое впечатление, что он знает буквально всех. Так, во всяком случае, утверждает Люк. И эти «все» хором требуют, чтобы мы как можно скорее нашли Саманту.
– Надеюсь, ты сказал ему, что мы как раз пытаемся это сделать?
– Да, я об этом упомянул.
Дженнифер улыбнулась:
– Ладно, попробую немного тебя подбодрить.
Энди выпрямился.
– Что?! Ты что-нибудь нашла?
– Пока Скотт разыскивал недостающие дела, я проштудировала одну книгу. И нашла там кое-что любопытное. Оказывается, нет никакой уверенности, сколько было убийств, четыре или больше? Официально считалось, что связанных между собой случаев все-таки шесть, но детективы, которые имели отношение к их расследованию, были почти уверены, что на самом деле их восемь.
– Почему?
– Первые шесть случаев очень похожи друг на друга. Все женщины были изнасилованы и убиты где-то в другом месте, после чего преступник отвозил трупы в пустынное, малолюдное место и бросал там. Все жертвы были жестоко избиты. Во всех случаях на их руках остались характерные следы, свидетельствующие об ожесточенном сопротивлении, которое они оказали преступнику. Кроме того, он никогда не рвал на них одежду. На основании всего этого и был сделан вывод, что все четыре убийства были совершены одним и тем же человеком.
Энди озадаченно заморгал.
– Не рвал одежду?
– Никогда, – подтвердила Дженнифер. – Все женщины были найдены полностью одетыми. Ничего не было порвано, даже все пуговицы на месте. С моей точки зрения, это очень любопытная деталь, поскольку на трупах полностью отсутствовало нижнее белье. Лифчики, панталончики, чулки, пояса, комбинации – всего этого не было, зато верхняя одежда казалась совершенно целой, и даже без следов крови или грязи.
– Значит, преступник раздевал их, делал, что хотел, а потом снова одевал… Может быть, он не хотел зря тратить время, надевая на труп нижнее белье, а может, просто оставлял чулки и трусики в качестве трофеев, – предположил Энди.
– Не исключено, – согласилась Дженнифер. – Но возникает вопрос: почему бы ему не отвезти жертву в пустынное место голой? Ведь к тому моменту, когда он прекращал свои… забавы, его жертвы были уже мертвы, а надеть на труп пальто или кофту довольно трудно. Но преступник почему-то идет на это – он тратит время и усилия, надевая на жертвы верхнюю одежду, и «забывает» про белье. Со стороны может даже показаться, что он заботился о том, чтобы убитые женщины выглядели… пристойно.
– Ты еще не разговаривала об этом с психологом? – поинтересовался Энди.
– Нет, но в свое время я прослушала курс лекций по психологии сексуальных маньяков. Так что кое-какие умозаключения я сделать могу. Мне кажется, это очень важная деталь. Первое, что пришло мне в голову, это то, что тридцатые годы отличались куда большим целомудрием. Не исключено также, что у преступника был какой-то особый «пунктик». К примеру, он мог считать, что он сам может издеваться и мучить бедных женщин как ему угодно, но другие мужчины не должны разглядывать то, что принадлежит ему.
– Что ж, это действительно похоже на психологию сексуального маньяка или убийцы. – Энди вздохнул. – О'кей, ты меня убедила. Похоже, что эти шесть женщин действительно были убиты одним человеком. Но ты, кажется, говорила, что было еще два похожих случая…
– Да, более или менее похожих…
– Может быть, преступник изменил почерк?
– Как тебе сказать… Две молодые женщины были найдены мертвыми на безлюдных окраинах рабочего района; обе были изнасилованы, избиты и убиты где-то в другом месте, у обоих на руках были синяки, свидетельствовавшие о попытках обороняться. Обе были одеты в совершенно целые и относительно чистые пальто, но без какого бы то ни было белья.
– Что ж, это действительно очень похоже на первые случаи, – проговорил Энди, вопросительно глядя на Дженнифер.
– Да. За исключением одной детали.
– Какой же?
– У обеих отсутствовали глаза. Правда, они были не вырезаны, а скорее вырваны или выколоты.
– Черт! – вырвалось у Энди.
– Вот именно. – Дженнифер кивнула. – Наших коллег тогда смутили вырванные глаза, но мы-то знаем, что, оставаясь на свободе, маньяк со временем становится более жестоким и изобретательным. Значит, – подвела она итог, – всего в течение примерно полутора лет в Сиэтле было убито восемь женщин. Возможно – больше.
– Выходит, – вздохнул Энди, – что у нас впереди еще год непрекращающегося кошмара и новые жертвы. Возможно – две, возможно, больше. Так?
– Если Окулист действительно копирует те старые дела, тогда, боюсь, ты прав.
– Знаешь, мне все сильней и сильней начинает казаться, что Окулист изучал эти старые дела или, по крайней мере – некоторые из них, – сказал Энди. – Черпал, так сказать, вдохновение, будь он проклят!
– Совершенно с тобой согласна.
Энди немного помолчал.
– А что насчет другой даты? – нехотя спросил он. – Я имею в виду девяносто четвертый год прошлого, то есть уже позапрошлого, века. Вы что-нибудь нашли?
– Пока нет. Во всяком случае, в книге, которую я читала, нет никаких сведений, относящихся к тому периоду. Досье за тот год мы тоже не нашли – ни у нас, ни в архивах других участков. Это было слишком давно!
– А то я не знаю, – Энди пожал плечами. – Ладно, будем копать дальше, может быть, нам, то есть вам, все же повезет. У тебя есть еще что-нибудь?
– Пока ничего. – Дженнифер встала. – Ты прав, нужно искать дальше. Кстати, ты собираешься рассказать обо всем Мэгги? Я знаю, мы договорились, что не будем никого посвящать в детали расследования, но…
– Я еще не решил, – сказал Энди. – А ты как думаешь? Стоит ей сказать?
– Мне кажется, она должна знать.
Энди с любопытством взглянул на нее.
– А почему?
– Потому что Мэгги работает гораздо лучше, когда у нее есть информация. Кроме того, я заметила, что ей часто удается… извлечь пользу для дела буквально из ничего. Пострадавшие делятся с нею своими субъективными впечатлениями и переживаниями, своей болью, а она каким-то образом превращает все это в фоторобот преступника или как минимум сообщает нам приметы, по которым можно искать конкретного человека. В общем, на твоем месте я бы рассказала ей все. Может быть, у нее уже есть какая-то идея, которая нам никогда бы не пришла в головы.
– Да, – сказал Энди после паузы. – Ты права. В этом есть смысл.
– А Гэррету ты скажешь?
Энди усмехнулся:
– Этого я пока тоже не знаю.
– Ему бы я тоже сказала, но по другой причине. Я думаю, это поможет ему не думать так много о смерти сестры и сосредоточиться на чем-нибудь другом.
– Не исключено. Кроме того, у Джона большие возможности, и финансовые, и политические, которые могут нам пригодиться. Но все равно мне бы не хотелось спешить. Давай посмотрим, как будут развиваться события.
– Все-таки в том, что я детектив третьего класса, есть свои преимущества, – заметила Дженнифер. – По крайней мере, не нужно принимать решения…
И, небрежно отсалютовав, она ушла.
Энди долго молча смотрел ей вслед. Ему тоже хотелось, чтобы решение за него принял кто-то другой. Он был хорошим полицейским, но сейчас внутренний голос подсказывал, что это дело ему не по плечу. Оно явно выходило за пределы его опыта, знаний и – в какой-то степени – за рамки его мировоззрения. Дело было даже не в том, что преступник жестоко мучил свои жертвы и не оставлял никаких следов, словно он был призраком. (В том, что Окулист сделан из плоти и крови, Энди как раз не сомневался.) Страшнее, непостижимее всего было то, как методично и целеустремленно он действует, стараясь удовлетворить свои извращенные желания.
Вот почему Энди не стал бы особенно упираться, если бы ему предложили передать дело кому-то другому. Увы, рассчитывать на это не приходилось. Похоже было, что расхлебывать эту кашу придется все-таки ему, и Энди честно пытался сделать это как можно быстрее. Возможно, думал он, Дженнифер права, и ему следует рассказать Мэгги обо всем, что им удалось узнать. Чтобы раскрыть эти кошмарные преступления, он даже был готов нарушить негласный приказ Драммонда и посвятить Джона во все подробности расследования. Энди чувствовал, что ему может потребоваться помощь, но Драммонд упорно отказывался обратиться в ФБР. Энди надеялся, что Джон сумеет помочь ему. Для начала было бы совсем неплохо получить доступ к базам данных этого могущественного ведомства.
«Не исключено, – подумал Энди, – что в этих базах данных отыщутся сведения о состоянии преступности в Сиэтле за тысяча восемьсот девяносто четвертый год».
Мэгги очень сомневалась, что Джон действительно до конца понимает, чего он от нее хочет. Он был неглуп и наверняка представлял в общих чертах, что и как она делает, но полной, окончательной веры в ее способности у него еще не было. В противном случае он бы не стал просить, чтобы она вошла в квартиру, где покончила с собой отчаявшаяся, измученная женщина. Если бы Джон верил, то, как бы ни дорожил он памятью сестры, он никогда бы не стал настаивать, чтобы Мэгги впустила в себя эти обжигающе едкие, как концентрированная кислота, эмоции!
– Даже если я что-то почувствую, это ничего не доказывает, – произнесла она без всякого выражения. – Что бы я ни сказала, этого никто не сможет подтвердить.
– Я узнаю правду, можешь не сомневаться.
– Интересно – как? – Мэгги позволила себе усмехнуться. – Ты говоришь себе: я ее брат, я пойму, но действительно ли ты так хорошо ее знал? Да, вы вместе росли, но последние десять лет ты жил в Лос-Анджелесе. Много ли ты знал о ее жизни в эти последние годы? Я почему-то уверена, что нет.
– Мэгги!
– Например, тебе было известно, что она работала добровольцем в ближайшем центре дневного пребывания детей? И в местном приюте для бродячих животных? Знаешь ли ты, как часто она просыпалась по ночам и звала мужа, хотя он уже два года как погиб? Кристина разговаривала со своими комнатными цветами и даже пела им забавные песенки. Примерно за месяц до нападения она начала учиться работать на компьютере, потому что Саймона больше не было и Кристина уже не боялась показаться смешной рядом с ним – компьютерным гением. А по вечерам, ложась в постель, она долго смотрела по видео старые ленты или читала детективные романы. – Мэгги сделала небольшую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. – Скажи, ты хоть что-нибудь из этого знал? Знал?!
Джон долго смотрел в окно машины, и на его щеке нервно дергался мускул.
– Нет, – сказал он наконец. – Ничего этого я не знал.
Мэгги вздохнула и опустила голову. Взгляд ее упал на альбом для набросков, лежавший у нее на коленях. Суставы пальцев слегка побелели – так крепко она в него вцепилась. «Нужно успокоиться, – подумала она. – Я слишком нервничаю, это плохой признак». Мэгги попыталась разжать пальцы, они словно окаменели. Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы заставить их повиноваться.
– Если бы я была уверена, что, побывав в квартире, смогла бы чем-то тебе помочь, я бы сделала это не задумываясь. Но я знаю, что бы я там ни обнаружила, тебе от этого не будет никакой пользы. – «Если, – мысленно добавила Мэгги, – я вообще останусь жива и смогу что-то рассказать».
Джон молчал, и она добавила более миролюбивым тоном:
– Давай лучше поедем к Митчеллам, пока копы еще там.
По-прежнему не говоря ни слова, Джон тронул машину с места. Мэгги не чувствовала в его молчании ни враждебности, ни досады. Поэтому она не стала тратить зря время и решила приготовиться к тому, что ждало ее в доме очередной жертвы Окулиста. Сейчас никакой защиты у нее не было. Единственное, что она могла сделать, это постараться сохранить непроницаемое выражение лица, чтобы никому и в голову не пришло ей сочувствовать.
Минут через десять они были у дома Митчеллов. Полиция сделала все, чтобы не привлекать к происшедшему внимания, по крайней мере до тех пор, пока не станет достоверно известно, что Саманта Митчелл была похищена маньяком, однако пресса уже что-то пронюхала, и у подъездной дорожки собралось десятка полтора фотографов и журналистов. Их сдерживали несколько патрульных в форме. Очевидно, Энди уже предупредил полицию, поскольку старший офицер, увидев в кабине Мэгги, сразу сделал им знак проезжать. Пришлось немного притормозить, пока один из копов приподнимал ленту полицейского ограждения, однако этого хватило, чтобы один из репортеров успел щелкнуть затвором фотоаппарата.
– Черт! – выругался Джон.
Мэгги, которая успела пригнуться, чтобы не попасть в поле зрения объектива, нервно хихикнула.
– Боюсь, завтра твой портрет появится на первых полосах всех сиэтлских газет, – сказала она. – Именно это и называется нездоровой сенсацией. Интересно, понимает ли Энди, что твое появление в доме Митчеллов только подтвердит худшие опасения прессы?
– Какие опасения? – машинально переспросил Джон.
– Что похищение Саманты – дело рук Окулиста.
Джон хмыкнул.
– Официально об этом будет объявлено очень не скоро, а домыслы так и останутся домыслами, – сказал он. – В любом случае меня это мало беспокоит.
– А что же тебя беспокоит… много? – не удержалась Мэгги.
– Драммонд. – Джон украдкой бросил на нее быстрый взгляд. – Лейтенант был очень недоволен, когда я напустил на него начальника городского управления полиции. Именно поэтому я вынужден был пообещать, что о моем участии в этом деле будет знать ограниченный круг людей.
– Н-да, Драммонд – это проблема, – согласилась Мэгги.
– Да, – кивнул Джон. – И я ума не приложу, как ее решить. Взяток он не берет, и даже начальник управления для него не авторитет. Придется как можно скорее сделать его вице-губернатором.
– А ты можешь? – удивилась Мэгги.
– Могу.
Он больше ничего не сказал. Припарковав машину на стоянке, они вышли и огляделись.
Как и большинство домов в этом респектабельном городском районе, особняк Митчеллов выглядел элегантно и солидно. Выстроенный в испанском стиле, он был окружен аккуратными газонами и садом, представлявшим собой английский парк в миниатюре. Пока они пробирались между полицейскими машинами, стоявшими у подъезда, Мэгги еще раз огляделась и пробормотала:
– Наверное, в этом районе каждый посторонний должен сразу бросаться в глаза.
– Пожалуй, – согласился Джон. – Но только если он не одет в униформу посыльного, почтового служащего или муниципального работника. Отличная маскировка. Если кто-то и заметил постороннего человека, то внимание обратил только на форму.
Мэгги кивнула. Она была уверена, что полицейские детективы, несомненно, тоже подумали об этой возможности. Ни Энди, ни его люди не были дилетантами. И все же ей казалось невероятным, что Окулист, с такой тщательностью скрывавший свое лицо, решился бы появиться в квартале, где все друг друга знают. Кто-нибудь непременно обратил бы на него внимание, даже если бы он оделся мусорщиком и взял в руки совок и метлу.
Кроме того, в таких районах мусорщики работают по ночам.
Дежуривший у дверей полицейский молча пропустил их. Эксперты-криминалисты уже закончили работу, так что никто не препятствовал Мэгги и Джону отправиться в любую из комнат особняка.
– А где мистер Митчелл? – спросила Мэгги у копа.
– Он в кухне, беседует с двумя детективами.
Мэгги первой шагнула в просторную прихожую.
И тотчас же она ощутила рядом с собой нетерпеливое волнение Джона. Оно мешало ей, но она ничего не сказала. Даже после многих лет работы в полиции Мэгги всегда было очень нелегко подготовить себя к пугающему и болезненному вторжению чужих чувств. Присутствие экспертов тоже было некстати. Одна из причин, по которым Мэгги всегда старалась отложить посещение места преступления, как раз заключалась в том, что даже эмоции экспертно-криминалистической бригады, работавшей над поиском улик, могли ей помешать.
– Здесь нет кровавого следа… – сказал Джон. – Откуда ты начнешь?
Мэгги покосилась на него. Ей не хотелось доказывать, на что она способна, таким образом, она понимала, придется сделать что-нибудь по-настоящему впечатляющее, чтобы он поверил ей.
– Ты слышал про лозоходцев? – спросила она, решив, что больше не будет кормить его байками о том, что она-де «отличается наблюдательностью и развитой интуицией». – С помощью ивового прута или металлической рамки они определяют, где под землей находится водоносный слой, лопнул газопровод или замкнуло кабель. Так вот, я – такой ивовый прут, только я определяю места, где произошло насилие. И если Окулист напал на Саманту здесь, в этом доме, я это место отыщу!
Она посмотрела на Джона, его лицо было бесстрастно.
– Понятно, – только и сказал он.
Мэгги позволила себе усмехнуться.
– Ничего тебе не понятно, – ответила она и, прижимая к груди альбом, шагнула в гостиную, расположенную слева от прихожей. Не глядя на изысканное убранство комнаты, она встала в самом центре и, крепко закрыв глаза, нехотя позволила выйти на волю своему сверхчувственному «я».
Как и всегда, она испытала странное ощущение пустоты вокруг – пустоты, которая понемногу заполнялась чуть слышным ропотом множества голосов, вспышками света, в которых угадывались движущиеся тени и образы. Ноздри Мэгги уловили терпко-сладкий аромат вина, смолистый дымок горящих в камине поленьев, запах одеколона или лосьона после бритья. Голоса внезапно зазвучали громче. Мэгги поняла, что кто-то ссорится. У нее даже закололо ладонь, словно она только что отвесила – или хотела отвесить кому-то пощечину. Потом чьи-то руки стиснули ее запястья, мужские губы с силой прижались к губам…
Мэгги вздрогнула и сделала шаг назад, чтобы прервать контакт.
– Проклятье! – вполголоса выругалась она.
– Что стряслось? – Джон пристально смотрел на нее и хмурился.
Мэгги бросила взгляд в сторону камина. Сегодня в нем не горели дрова, но диванчик перед ним выглядел очень и очень уютно.
– А я терпеть не могу подглядывать, – объяснила она.
– О чем ты говоришь, Мэгги?! – воскликнул Джон.
– В этой комнате не произошло никакого преступления, – поспешила успокоить она его. – Просто супруги Митчелл жили достаточно активной половой жизнью.
Джон тоже бросил быстрый взгляд на диванчик у камина, потом снова посмотрел на нее.
Мэгги не пыталась прочесть его мысли, она даже не стала гадать, поверил он ей или нет. Держа альбом как щит, она перешла в следующую комнату. Здесь Мэгги даже не остановилась, но ее внутреннее «я» продолжало работать: смотреть, прислушиваться, ощущать.
В спальне она уловила слабый отзвук еще одной домашней ссоры. Насколько поняла Мэгги, вопрос шел о покупке попугая. В солярии она стала свидетельницей яростного супружеского соития, а войдя в столовую, поняла, что кто-то из Митчеллов сильно порезался осколком разбитого зеркала. В рабочем кабинете Томаса Митчелла кипело много деловых споров, последний из которых произошел между ним и его тестем…
О каждом событии или ощущении Мэгги сообщала громким, спокойным голосом, отчасти для того, чтобы не потерять контакта с реальным миром, отчасти для того, чтобы держать в курсе Джона, который молча двигался за ней по пятам. Мэгги на него не смотрела, но чувствовала его присутствие. Это ощущение тоже помогало ей владеть собой и управлять своим вторым «я», которое иначе могло бы уйти слишком глубоко в богатую сильными эмоциями жизнь Митчеллов. Правда, это было не особенно опасно, но Мэгги чувствовала себя не вправе влезать в подробности чужой жизни. Поэтому она лишь скользила по верхам, вполне уверенная, что не пропустит момент нападения.
И все же с каждой минутой ей становилось все труднее оставаться незаинтересованным наблюдателем, сохранять безопасную дистанцию между собой и тем, что она чувствовала. Мэгги неожиданно почувствовала страх. Может ли она затеряться, утонуть в чужих эмоциях? И если это все же произойдет, сумеет ли она отыскать дорогу назад?
Миновав кухню, откуда доносилось несколько мужских голосов, Джон и Мэгги стали осматривать комнаты с правой стороны коридора. Но ни в тренажерном зале, ни в ванной, ни в прачечной, ни в кладовке не оказалось ничего интересного. Мэгги уже начала понемногу склоняться к мысли, что произошла ошибка и Саманта Митчелл ушла из дома по своей собственной воле. Непроверенной оставалась только одна игровая комната. Ничего не подозревая, Мэгги вошла туда и даже подняла руку, чтобы включить свет, и в этот момент волна всепоглощающего ужаса едва не сбила ее с ног.
К счастью, все длилось недолго, но Мэгги успела испытать и первоначальный испуг, превратившийся в панический, почти животный страх, и крепкую хватку чужих рук, и резкий привкус хлороформа. Потом наступил полный мрак – такой плотный, словно она провалилась в самые недра земли.