— А тебе не приходило в голову, что его отношение к этой самой «свободе» может изменяться как раз в тот момент, когда мы с тобой здесь разговариваем? — задумчиво спросила Марша. — А может быть, он думал, что не хочет постоянных связей просто потому, что не встретил подходящей женщины?
— Приходило, — призналась Пеппер, решительно положив нож.
До нее наконец дошло, как опасно резать в то время, как мысли работают в совершенно ином направлении.
— Я постоянно об этом думаю, — продолжала она.
Услышав себя будто со стороны, она ощутила боль, прозвучавшую в этих словах, и прониклась благодарностью к Марше, заставившей ее выговориться. Именно этого ей недоставало.
— Разве ты не понимаешь, я хочу, чтобы это было именно так? Разве ты не понимаешь, что, лежа по ночам, я терзаюсь вопросом: смогу ли я оставить его, когда настанет пора? Черт возьми, Марша, я хочу опутать его своей любовью. Сколько раз я глотала слова признания, готовые сорваться с моего языка! Когда он рядом, мне трудно дышать, а когда его нет, я совсем задыхаюсь.
Она неуверенно рассмеялась — смех служил ей талисманом, всегда помогая отгонять слезы.
— Когда я смотрю на вас с Кевином и на других, я думаю: «Господи, неужели я это все устроила?» Неужели это я в своей непомерной гордыне бросила их в этот ад? Потому что знала, что так будет лучше?
— Пеппер, — попыталась остановить ее Марша.
Но Пеппер не дала себя перебить.
— И теперь случилось это. Тор. Я влюбляюсь впервые в жизни и развертываю кампанию против собственных высокомерия и самоуверенности. А если я выиграю битву, а ему действительно дорога свобода, значит, он окажется в клетке! В клетке!
Пеппер почувствовала, как боль сводит ей ладони. Оказывается, она вцепилась в край разделочного стола с такой силой, как если бы это была веревка, кинутая утопающему.
Сделав над собой усилие, она заговорила более сдержанно, почти равнодушно:
— Ты когда-нибудь ходила в зоопарки посмотреть на кошачьих? Они ходят. Они непрестанно, бесконечно меряют шагами свои клетки. Разве мы имеем право лишать их свободы? Животных нельзя сажать в клетку, даже если им дается иллюзия свободы. Людей тоже нельзя сажать в клетку, даже если ее прутья — не из железа, а из обязательств.
— Мы все — в клетках, — спокойно возразила Марша. — Клетки — это наша работа. Образ жизни, люди, которые нас любят и которых мы любим. Все имеет границы, Пеппер, и нам приходится соблюдать эти границы. Ты знаешь это не хуже меня. И если бы у людей был выбор, большинство предпочло бы оставаться в своих клетках. Потому что, зная тот предел, за который нельзя зайти, человек чувствует себя спокойнее.
— Но разве справедливо сажать кого-то в свою клетку, ограничивая своими границами? — Пеппер посмотрела на подругу испытующим взглядом. — Вот это беспокоит меня более всего. У Тора есть свои границы, вправе ли я навязывать ему свои?
Марша ответила ей таким же долгим пристальным взглядом, а потом заметила:
— Помнишь песенку: «Я хозяин своей судьбы, я капитан своей души»? Как мне кажется, эти слова как нельзя лучше подошли бы Тору. Он из тех, кто всегда сам принимает решения. И если он согласится признать твои границы своими, то сделает это по своей воле — и не по какой иной причине.
Пеппер глубоко вздохнула.
— Может быть, это эгоистично, но я хочу, чтобы он принял мои границы.
— Ты не эгоистична. Ты просто полюбила.
— И боюсь проиграть, — улыбка Пеппер стала неуверенной. — Смешно, я не боялась этого столько лет. Но мне не доводилось вести подобную игру. На этот раз слишком много поставлено на кон.
Марша мягко улыбнулась:
— Прислушивайся к своим инстинктам, подруга. Я его видела лишь мимоходом, но уверена, что ты будешь невероятно счастлива со своим Тором. Стоит только сделать шаг.
В тот день больше не говорили о деятельности Пеппер в роли свахи, и у Тора не было возможности узнать о ней что-либо новое. Но внезапный приступ ревности открыл ему больше, чем рассказ Кевина.
В этот момент Тор понял: его перестало волновать, что и кто была Пеппер, какова была ее прошлая жизнь. Это было неважно. Важно было, что она сумела засесть к нему под кожу — как заноза, как колючка, как вирус. Его увлечение перешло в другое измерение.
Гости уехали сразу после ужина, наотрез отказавшись переночевать. Они как будто пообещали матери Марши заехать к ней. А Кевин впадал в священный ужас при мысли о том, что мог бы подвести свою тещу.
После их отъезда Пеппер присела у кофейного столика, рассеянно сдавая карты для покера с применением превосходно отработанного шулерского приема. Тор расхаживал по комнате, не находя себе места. Напряжение росло с каждой минутой. Пеппер так разнервничалась, что сдала себе десятку совершенно некстати. Тихо пробормотав какое-то проклятие, она перемешала колоду.
— Это не игра, не правда ли? — вдруг сказал Тор. Он стоял у окна, вглядываясь в сумерки. — Это никогда и не было игрой.
Пеппер бросила карты, раскрывшиеся веером, рубашками вверх. Она смотрела ему в спину. Правдивый голосок в глубине ее сознания весь день твердил ей, что буфер, а этим буфером на этот раз были ее друзья, мог лишь отсрочить неизбежное.
Она спокойно ответила:
— Для меня — нет. Для меня это никогда не было игрой. Может быть, некоторые приемы и напоминали игру. Но я была серьезна с самого начала.
— Но почему я? — спросил Тор, все еще не оборачиваясь.
— Лучше спроси меня, сколько ангелов могут одновременно танцевать на кончике иглы, — парировала Пеппер. — Даже на этот вопрос я найду более вразумительный ответ.
Он повернулся, прислонился к раме и пристально посмотрел на Пеппер. Она с удивлением заметила, что его лицо совершенно спокойно, а глаза как-то особенно задумчивы.
Словно его мысли витали где-то далеко, он спросил:
— Так откуда у тебя этот шрам?
Пеппер даже не стала уклоняться от ответа. Не стала прибегать к игровым приемам:
— Я несла кейс, полный драгоценных камней, а один человек пытался его у меня отобрать.
8
— Приходило, — призналась Пеппер, решительно положив нож.
До нее наконец дошло, как опасно резать в то время, как мысли работают в совершенно ином направлении.
— Я постоянно об этом думаю, — продолжала она.
Услышав себя будто со стороны, она ощутила боль, прозвучавшую в этих словах, и прониклась благодарностью к Марше, заставившей ее выговориться. Именно этого ей недоставало.
— Разве ты не понимаешь, я хочу, чтобы это было именно так? Разве ты не понимаешь, что, лежа по ночам, я терзаюсь вопросом: смогу ли я оставить его, когда настанет пора? Черт возьми, Марша, я хочу опутать его своей любовью. Сколько раз я глотала слова признания, готовые сорваться с моего языка! Когда он рядом, мне трудно дышать, а когда его нет, я совсем задыхаюсь.
Она неуверенно рассмеялась — смех служил ей талисманом, всегда помогая отгонять слезы.
— Когда я смотрю на вас с Кевином и на других, я думаю: «Господи, неужели я это все устроила?» Неужели это я в своей непомерной гордыне бросила их в этот ад? Потому что знала, что так будет лучше?
— Пеппер, — попыталась остановить ее Марша.
Но Пеппер не дала себя перебить.
— И теперь случилось это. Тор. Я влюбляюсь впервые в жизни и развертываю кампанию против собственных высокомерия и самоуверенности. А если я выиграю битву, а ему действительно дорога свобода, значит, он окажется в клетке! В клетке!
Пеппер почувствовала, как боль сводит ей ладони. Оказывается, она вцепилась в край разделочного стола с такой силой, как если бы это была веревка, кинутая утопающему.
Сделав над собой усилие, она заговорила более сдержанно, почти равнодушно:
— Ты когда-нибудь ходила в зоопарки посмотреть на кошачьих? Они ходят. Они непрестанно, бесконечно меряют шагами свои клетки. Разве мы имеем право лишать их свободы? Животных нельзя сажать в клетку, даже если им дается иллюзия свободы. Людей тоже нельзя сажать в клетку, даже если ее прутья — не из железа, а из обязательств.
— Мы все — в клетках, — спокойно возразила Марша. — Клетки — это наша работа. Образ жизни, люди, которые нас любят и которых мы любим. Все имеет границы, Пеппер, и нам приходится соблюдать эти границы. Ты знаешь это не хуже меня. И если бы у людей был выбор, большинство предпочло бы оставаться в своих клетках. Потому что, зная тот предел, за который нельзя зайти, человек чувствует себя спокойнее.
— Но разве справедливо сажать кого-то в свою клетку, ограничивая своими границами? — Пеппер посмотрела на подругу испытующим взглядом. — Вот это беспокоит меня более всего. У Тора есть свои границы, вправе ли я навязывать ему свои?
Марша ответила ей таким же долгим пристальным взглядом, а потом заметила:
— Помнишь песенку: «Я хозяин своей судьбы, я капитан своей души»? Как мне кажется, эти слова как нельзя лучше подошли бы Тору. Он из тех, кто всегда сам принимает решения. И если он согласится признать твои границы своими, то сделает это по своей воле — и не по какой иной причине.
Пеппер глубоко вздохнула.
— Может быть, это эгоистично, но я хочу, чтобы он принял мои границы.
— Ты не эгоистична. Ты просто полюбила.
— И боюсь проиграть, — улыбка Пеппер стала неуверенной. — Смешно, я не боялась этого столько лет. Но мне не доводилось вести подобную игру. На этот раз слишком много поставлено на кон.
Марша мягко улыбнулась:
— Прислушивайся к своим инстинктам, подруга. Я его видела лишь мимоходом, но уверена, что ты будешь невероятно счастлива со своим Тором. Стоит только сделать шаг.
В тот день больше не говорили о деятельности Пеппер в роли свахи, и у Тора не было возможности узнать о ней что-либо новое. Но внезапный приступ ревности открыл ему больше, чем рассказ Кевина.
В этот момент Тор понял: его перестало волновать, что и кто была Пеппер, какова была ее прошлая жизнь. Это было неважно. Важно было, что она сумела засесть к нему под кожу — как заноза, как колючка, как вирус. Его увлечение перешло в другое измерение.
Гости уехали сразу после ужина, наотрез отказавшись переночевать. Они как будто пообещали матери Марши заехать к ней. А Кевин впадал в священный ужас при мысли о том, что мог бы подвести свою тещу.
После их отъезда Пеппер присела у кофейного столика, рассеянно сдавая карты для покера с применением превосходно отработанного шулерского приема. Тор расхаживал по комнате, не находя себе места. Напряжение росло с каждой минутой. Пеппер так разнервничалась, что сдала себе десятку совершенно некстати. Тихо пробормотав какое-то проклятие, она перемешала колоду.
— Это не игра, не правда ли? — вдруг сказал Тор. Он стоял у окна, вглядываясь в сумерки. — Это никогда и не было игрой.
Пеппер бросила карты, раскрывшиеся веером, рубашками вверх. Она смотрела ему в спину. Правдивый голосок в глубине ее сознания весь день твердил ей, что буфер, а этим буфером на этот раз были ее друзья, мог лишь отсрочить неизбежное.
Она спокойно ответила:
— Для меня — нет. Для меня это никогда не было игрой. Может быть, некоторые приемы и напоминали игру. Но я была серьезна с самого начала.
— Но почему я? — спросил Тор, все еще не оборачиваясь.
— Лучше спроси меня, сколько ангелов могут одновременно танцевать на кончике иглы, — парировала Пеппер. — Даже на этот вопрос я найду более вразумительный ответ.
Он повернулся, прислонился к раме и пристально посмотрел на Пеппер. Она с удивлением заметила, что его лицо совершенно спокойно, а глаза как-то особенно задумчивы.
Словно его мысли витали где-то далеко, он спросил:
— Так откуда у тебя этот шрам?
Пеппер даже не стала уклоняться от ответа. Не стала прибегать к игровым приемам:
— Я несла кейс, полный драгоценных камней, а один человек пытался его у меня отобрать.
8
Слова Пеппер явно произвели впечатление на Тора. Он улыбнулся.
— Ясно. Ты что, ограбила музей?
Пеппер тоже улыбнулась:
— Не совсем так. Время от времени я работаю курьером — вожу ценности в кейсе, пристегнутом цепью к руке. Я не нуждаюсь в деньгах, а занимаюсь этим просто… хм… ради интереса. Обычно я перевожу нечто мелкое, но ценное, то, что владелец не желает доверять никаким средствам пересылки. Коллекции марок, старинные монеты, украшения.
Беспомощно разведя руками, Пеппер спросила:
— Посмотри на меня. Можно предположить, что кто-нибудь доверит мне какие-либо ценные вещи?
— Нет, — сухо ответил Тор.
— В этом и есть секрет моего успеха. У меня еще ни разу ничего не отобрали.
Тор кивнул, указывая на ее шрам:
— Но кто-то едва не ограбил тебя?
— Едва — не считается, — возразила Пеппер.
— Что же произошло?
— Хочешь, чтобы я рассказала с самого начала?
— Хочу.
— Один богатый американский коллекционер ювелирных изделий продал несколько предметов из своего собрания не менее состоятельному английскому коллекционеру. В то время по обе стороны Атлантики то и дело грабили курьеров, перевозивших драгоценности. И мои коллекционеры решили запутать следы. Они послали несколько курьеров различными маршрутами: все, кроме одного, ехали с пустыми руками. А драгоценности были у меня.
Тор подошел поближе, определенно заинтригованный рассказом.
— И что же было дальше? — в нетерпении спросил он.
— Произошла утечка информации. О том, кто везет камни, должен был знать только один курьер да коллекционеры. Однако дворецкий англичанина решил повести свою игру. Я пропускаю замечание о том, как трудно в наше время найти преданных слуг. Как бы там ни было, мне удалось благополучно добраться до Лондона. Но там, как в кино, был туман, являвшийся превосходным прикрытием для грабителя. А я, как назло, потеряла дорогу.
Я обежала весь город, а злоумышленник преследовал меня по пятам. Наконец я нашла дом моего клиента. И если за два часа я не встретила ни одного полицейского, то теперь наконец типичный английский «бобби» стоял почти перед входом в этот дом. Вот и все.
Тор крепко сжал трепещущую ручку с маленьким белым шрамом.
— А кроме этой раны, он не нанес других?
— Ему не удалось, — широко улыбнулась Пеппер. — Я маленькая, но юркая.
Не разделяя ее веселья. Тор серьезно заметил:
— Опасная работа.
— Да нет, на самом деле не такая уж она и опасная. Я работаю курьером уже шестой год. Эта история случилась в прошлом году. А за все время моей работы меня только дважды пытались остановить.
Тор сжал ее пальцы еще сильнее:
— А что же случилось в первый раз?
Пеппер вдруг рассмеялась, вспоминая происшествие:
— Все было, как в водевиле. Ты бы получил много удовольствия от такого приключения. Бедняга, напавший на меня, вовсе не интересовался коллекцией марок, которую я везла. Это был самый заурядный грабитель. Я везла коллекцию из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и остановилась переночевать в небольшом городке, где жили мои друзья.
Я пошла навестить друзей, и на пути к ним грабитель затащил меня в темную аллею, где и поджидал жертву. В руках у него был кусок ржавой водопроводной трубы, которым он приготовился огреть меня по голове. Не знаю, отчего он замешкался. Впоследствии он объяснял, что только тогда заметил, какая я маленькая. Во всяком случае, этих нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя, разозлиться и выхватить пистолет.
— А у тебя есть пистолет?
В голосе Тора восхищение смешивалось с ужасом.
— У меня имеется лицензия на ношение оружия, но я, конечно, не беру пистолет, когда выезжаю за границу Штатов. Я выяснила: ничто не производит такого впечатления на грабителя, как вид очень маленькой женщины, которая судорожно размахивает рукой, в которой сжимает пистолет.
— А ты не умеешь стрелять?
— Разумеется, умею, но он-то этого не знал!
— Хм, — других слов у Тора не нашлось.
— В общем, увидев пистолет, он уронил свою трубу и весь затрясся. Я кричала на него во все горло, и чем больше я расходилась, тем больше он трясся — это было ужасно смешно.
— Чем же все кончилось? — спросил Тор тоном человека, который не уверен, что хочет получить ответ.
— Я накормила его гамбургером, — серьезно ответила Пеппер.
— Что ты сделала? — изумился Тор.
— Он был голодный. Мы немного прошлись, поговорили, потом я купила ему гамбургер, он съел, и мы еще немного поговорили. Потом я взяла его к своим друзьям, и он переночевал у них на диване. Назавтра, до того, как объявили посадку на мой рейс, он успел устроиться на работу — тренером в местную конюшню. Его зовут Генри. Приблизительно раз в год я заезжаю в Канзас-Сити — он теперь там живет — проведать его. Он уже всем разболтал эту историю и называет меня маленькой Немезидой, которая не дает ему сойти с пути истинного.
— Не верю! — воскликнул Тор, не сводя с нее глаз.
— Не понимаю, почему ты мне не веришь. Грабитель из него был никудышный, а вот с лошадьми он прекрасно справляется.
— Сваха и утешительница несчастных сердец. Кевин был прав: ты действительно тайна, завернутая в секрет, скрывающийся в головоломке, после которой следует вопросительный знак.
— Это слова Кевина?
— Да, так он охарактеризовал тебя после десяти лет знакомства.
Пеппер попробовала рассмеяться, но это не слишком ей удалось.
— А я и не подозревала, что я такая сложная натура.
— Но это так! — сказал Тор, отодвигая прядь серебристых волос от ее чистого лба. — Ты для меня правда тайна.
С каким-то приглушенным отчаянием в голосе она воскликнула:
— Но я не хочу быть сложной для тебя, Тор! Я самая обыкновенная.
— Я понял, что ты склонна преуменьшать вещи, еще в тот момент, когда ты назвала свой трейлер «фургончиком», — пробормотал Тор, улыбаясь.
Пеппер не ответила на его улыбку. В переводе на язык охоты это означало бы, что охотник добровольно отпустил дичь, попавшую к нему в руки.
— Я просто женщина, Тор. Ни больше — ни меньше. Да, я, конечно, многое повидала на своем веку. Я видела много такого, чего никак не хотела бы увидеть вновь. Я понимаю, леди не разъезжают по свету с пистолетом и не занимаются обращением грабителей в тренеры, но это не говорит о сложности моей натуры. Я плачу и смеюсь, и прихожу в ярость, как все другие женщины, и, черт побери, что здесь такого сложного?
Тор понял, что этот вопрос не риторический, Пеппер действительно ждала ответа. Как он мог растолковать ей, что она — неповторима?
Вместо того чтобы пускаться в бессмысленные объяснения, он вдруг улыбнулся и попросил:
— Скажи, как тебя зовут?
Пеппер невольно рассмеялась:
— А у Кевина ты не спросил?
— Я не хотел признаваться в своем невежестве.
Пеппер ощущала, как пальцы Тора легонько поглаживают ее шею под волосами. От этой ласки ее тело все напряглось, затрепетало, но в то же время она действовала на нее успокаивающе.
— Пахита Елизавета Патриция Елена Рейнольдс.
Хотя Тор много раз давал себе слово не удивляться никаким словам Пеппер, на этот раз он явно растерялся.
— Такое длинное имя?
Пеппер хмыкнула.
— Приблизительно двадцать восемь лет назад, когда я родилась, среди моей родни разгорелась ужасная склока по поводу имени. Мои тетушки, сестра моей матери Пахита Елизавета, как и Патриция Елена, сестра моего отца, желали, чтобы меня назвали непременно в их честь. Обе были старыми девами и, как я слышала, всю жизнь враждовали между собой. Спор зашел очень далеко;
и моим родителям пришлось скомбинировать мне имя, чтобы ни одна из теток не осталась в обиде. Они действительно бросали монетку, чтобы решить, чье имя будет стоять первым. Потом одну из них — неизвестно которую, каждая утверждала, что именно ее, — осенило: если взять по первой букве от каждого имени и добавить еще одно «п», получится «Пеппер» — благозвучно и значение приятное — «перец». Так меня с тех пор и величают.
— Но в твоих именах как будто нет ни одного английского?
— Пожалуй, так, — небрежно кивнула Пеппер, которую, должно быть, не слишком впечатляло это нагромождение эффектных иностранных имен.
— Значит, ты стала неповторимой с самого рождения, — подытожил Тор.
Глядя в его улыбающиеся серые глаза, Пеппер внезапно подумала: «Я здесь дома».
Но почему именно он? Потому что она смотрела в его глаза и чувствовала, как покрывается мурашками, а сердце выстукивает: «до-ма, до-ма». Она и прежде знала, что любит его, только не понимала почему.
В этот момент тревога и смятение, неотступно сопутствовавшие ей во всех ее странствиях и приключениях, улеглись. До их встречи Пеппер планировала зимой посетить необжитые территории Австралии, а весной съездить в Венецию. Но теперь страсть к перемене мест словно оставила ее.
Тор заметил какую-то перемену в лазурных глазах Пеппер. В них появилось новое сияние, исходящее из самой глубины, странное, таинственное. Заговорив и услышав свой голос, он почувствовал, что в нем что-то откликнулось на этот взгляд.
— Я не могу просить тебя изменить правилам, — хрипло сказал он.
— И не надо меня просить, — твердо ответила она.
Пеппер улыбнулась, у нее не было ощущения, что она терпит поражение.
— Я хочу постоянства, Тор, — сказала она. — Но сейчас я знаю, как должна жить сегодня, завтра. Этого мне будет довольно.
— Правда?
— Во всяком случае, мне придется этим довольствоваться. Кроме того, я давно убедилась, что правила иногда приходится нарушать. Иначе с ними никак не справишься.
— Пеппер… — У Тора пресекся голос.
— А тебя когда-нибудь кто-нибудь соблазнял?
Он задумался:
— Какой многозначительный вопрос…
— Я спрашиваю серьезно. Тебя когда-нибудь соблазняли?
— Пожалуй, нет.
Высвободив руку из его крепких пальцев, она стала расстегивать его рубашку:
— Все когда-то бывает в первый раз. На рубашке оставались три нерасстегнутые пуговицы.
— Ты не сознаешь, что делаешь, — сдавленно проговорил он, мягко отводя ее руки за запястья.
Пеппер предпочла его не услышать.
— Должна признать, что прежде мне не приходилось этого делать, но еще в каком-то классическом романе я читала, что в каждой женщине живет блудница. По-моему, это верно. Например, я в этот момент чувствую себя совсем не так, как всегда.
Тор не мешал ей возиться с пуговицами. Он провел пальцами по ее рукам и стал поглаживать тонкие ключицы. Его пальцы двигались едва уловимо, и Пеппер сквозь фланель рубашки ощущала исходившее от них тепло.
Когда Пеппер добралась до последней пуговицы, расположенной над ремнем, ее руки вдруг стали неловкими и как будто онемели.
Непонятно, то ли Тор ощутил ее замешательство, то ли потерял терпение, но он ей помог. Издав странный низкий звук, родившийся где-то в глубине, он резко привлек ее к себе, с жадностью впившись губами в ее рот.
Она поглаживала густые золотистые волосы на его обнаженной груди, ощущая напряжение сильных мускулов его тела. Все ее чувства были до болезненности обострены. Терпкий запах его одеколона, треск огня в камине, жар его требовательных губ, удары собственного сердца — все наполняло ее волнением.
Она с жадностью отвечала на его поцелуи и как будто обращалась к нему с неясной мольбой.
Она чувствовала, как у нее набухают груди, прижимаясь к его плечу, ощущала горячие властные руки, скользившие по ее спине к бедрам. Ее тело пронзила беспредельная страсть, сильная, более похожая на расплавленную ярость.
Когда губы Тора наконец оторвались от нее, Пеппер решилась открыть глаза. Она ощутила невесомость, совершенную неспособность сопротивляться, будто у нее не было больше своей воли. Когда он поднял ее на руки, будто перышко, ее пальцы были сомкнуты у него на затылке. Она долго, как зачарованная, смотрела в его бездонные глаза. Потом сильнее сжала объятия и зарылась лицом в его шею. Пеппер чувствовала, как от его прерывистого дыхания у нее колеблются волосы на макушке.
— Пеппер, — в его голосе звучала страсть. — Если ты не уверена…
Подняв голову, нежно глядя на него своими вдруг потемневшими глазами, она пролепетала:
— Я готова, Тор.
Быстро поцеловав ее в шею твердыми, жесткими губами, Тор понес ее вверх по лестнице. Взглянув назад, через его плечо, она заметила, что собаки остались в комнате. Две пары собачьих глаз провожали ее взглядом. Но ни одно из животных не пошло следом.
«Какой такт!» — мелькнуло в голове Пеппер, но, тут же забыв про собак, она полностью сосредоточилась на своем ощущении — в руках мужчины, этого мужчины, она чувствовала себя невесомой. Но у нее не было чувства беспомощности, она сознавала, что окружена нежностью и заботой.
Тор внес ее в свою спальню и на ходу закрыл дверь ногой. Он бережно поставил Пеппер на ноги около кровати и нагнулся, чтобы зажечь лампу на ночном столике. Когда комната осветилась приглушенным золотистым светом, он обхватил ее лицо руками и пристально заглянул в глаза.
В ее ответном взгляде не было ни сомнения, ни тревоги. Она доверчиво и безмятежно смотрела на него. Его губы вернулись к ее губам. Если раньше он сомневался, хочет ли она близости с ним, теперь все его сомнения улеглись. Осторожные движения его языка нашли отклик в таких же ее движениях, ее желание отозвалось желанием в нем;
обдавая жаром ее тело, он испытывал ее жар.
Его руки, неуверенные, нетерпеливые, теребили пуговицы у нее на рубашке. Спустив рубашку с ее плеч, Тор стал покрывать поцелуями шею. Пеппер сама освободилась от рубашки и стала вынимать из джинсов его рубашку, помогла ему освободиться от нее. Рубашка Тора упала на пол рядом с ее. Пеппер сбросила туфли, каким-то образом ухитрившись одновременно избавиться и от носков. Расстегнув джинсы, она освободилась и от них.
Потом ее руки немедленно занялись его поясом, который расстегнулся неожиданно легко. Она потянула за «молнию» и стала спускать его джинсы. В этот момент Тор со стоном отвел ее руки. Очевидно, он считал, что она действует слишком медленно, он быстро освободился от остатков одежды, ни на секунду не отводя от нее взгляда.
Пеппер будто завороженная, забыв все на свете, смотрела, как он раздевается. У нее мелькнула мысль, что он действительно похож на языческого бога.
«Именно такие боги выходили к нашим предкам из ритуального огня», — подумала Пеппер.
Когда он предстал перед ней, сильный, полный жизни, каким и назначено быть мужчине, она заговорила, едва ли сознавая это:
— Я знала, что обернуться полотенцем для тебя — преступление.
В его глазах засверкал странный блеск — то ли это был отблеск восхищения, то ли смеха.
— А я спрашивал себя, что ты могла подумать в тот вечер? — пробормотал он, подступая к ней вплотную. — Ты же изо всех сил старалась отвести глаза.
Пеппер затаила дыхание, когда он стал снимать с нее тонкое белье.
— Это меня испугало, — мягко сказала она. — Я испугалась собственных чувств. Они нахлынули так внезапно, все случилось так быстро, — она замолкла на полуслове.
Когда последнее изделие из кружев и шелка упало на ковер, его глаза, сверкающие стальным блеском, потемнев, подернулись дымкой.
— А теперь? — выдохнул он, обхватывая пальцами узкую талию и прижимая Пеппер к себе.
— А теперь я ничего не боюсь.
В словах Пеппер трепетало неукротимое желание.
Она обвила его за талию, уничтожая последнее разделявшее их расстояние.
Он нагнулся, в нетерпении отыскивая ее губы. Глаза Тора были открыты, но он уже ничего не видел.
— Боже, как ты красива! — тем не менее пробормотал он, наслаждаясь запечатлевшимся в сознании образом. — Знаешь, я даже боюсь тебя держать: мне кажется, что ты испаришься от прикосновения.
— Я из крови и плоти, Тор, — заверила Пеппер.
Она с удовольствием, более того, с восторгом ощупывала мышцы его спины.
— Я настоящая женщина. Тор. Сделай меня своей женщиной!
Тор подтолкнул ее к кровати, не отпуская ее, одной рукой откинул белое покрывало и, легко приподняв, положил Пеппер на середину, немедленно опустившись подле нее. Прижав одной ногой ее не находящие покоя ноги, он запустил пальцы в серебристую массу волос, откуда посыпались шпильки. Поблескивающие искорками пряди разлетелись по подушке. Ее руки сомкнулись у него на шее, а его руки скользнули вниз по ее спине.
Медленно проводя рукой по ее телу, он задержался на груди. Большим пальцем ритмично поглаживая затрепетавшую полную грудь, он чувствовал, как сосок твердеет под его прикосновением, словно прося о более интимных ласках.
Пеппер почувствовала, что в ее глотке рождается какой-то звериный крик, когда его губы вдруг сомкнулись вокруг ее соска. Движения его языка отзывались волнами жгучего первобытного восторга во всем ее теле. Она впилась ногтями в напрягшиеся мышцы его плеч. Она не могла лежать неподвижно, это было невыносимо, огонь пожирал каждую клеточку, каждый нерв ее тела.
Прижимая Тора, наслаждаясь прикосновениями его губ к трепещущей груди, Пеппер рассеянно перебирала рыжие волосы у него на затылке. Она слышала, как тревожно бьется пульс у нее в виске, каким прерывистым и хриплым стало дыхание, как щемит сердце от непреодолимого желания.
— Тор…
— Ты — красивая, — шептал Тор, покрывая ее шею, грудь, живот короткими, мимолетными поцелуями. — Бог мой, как я тебя хочу!
Его ласки перешли на нежные и чувствительные участки кожи под грудью, рука спускалась все ниже. Пеппер вздрагивала от каждого прикосновения его ищущих пальцев, а когда почувствовала его горячие влажные губы в самых потаенных местах своего тела, все в ней всколыхнулось в безумном, беспредельном наслаждении, и сознание словно провалилось в пустоту. Лишь в глазах замелькали, меняя форму, яркие цветные пятна, да откуда-то из глубины ее тела — или души — вырвался сдавленный, нечеловеческий вопль.
В ней что-то росло, билось, скручивалось, готовясь лопнуть. Это что-то было одновременно горячее и холодное, яркое и тусклое, невыносимо приятное. Это ощущение прокатывалось по телу, словно ком снега или шаровая молния со склона горы, набирая скорость и разрастаясь, заполняя всю ее и в то же время создавая внутри пустоту.
— Тор!
В ее голосе билась мольба. Она услышала свой голос, словно он исходил от кого-то другого, словно какая-то другая женщина взывала в отчаянном нетерпении:
— Прошу тебя. Тор!
Ее ресницы, неожиданно отяжелев, дрогнули, когда Тор поднялся над ней, Лазурные, темные от желания глаза неотрывно смотрели на него. Она видела близко над собой его внезапно осунувшееся лицо с заострившимися чертами, похожее на античную маску, выражающую страсть. Глаза были полуприкрыты, взгляд стал отрешенным. Но Пеппер заметила в нем сомнение.
— Я не хочу причинять тебе боль, — прошептал он прерывисто, словно в забытьи. Пеппер притянула его к себе за шею.
— Мне не будет больно! Люби меня, Тор! Ты так мне нужен!
Пеппер чувствовала его так, словно он всегда принадлежал ей. Их тела были созданы для того, чтобы соединиться. Ее глаза округлились, выражая радостное изумление женщины, впервые безоглядно отдавшейся своей страсти. Из ее уст вырвался краткий удивленный возглас, а руки инстинктивно крепче сжали тело возлюбленного.
— Ясно. Ты что, ограбила музей?
Пеппер тоже улыбнулась:
— Не совсем так. Время от времени я работаю курьером — вожу ценности в кейсе, пристегнутом цепью к руке. Я не нуждаюсь в деньгах, а занимаюсь этим просто… хм… ради интереса. Обычно я перевожу нечто мелкое, но ценное, то, что владелец не желает доверять никаким средствам пересылки. Коллекции марок, старинные монеты, украшения.
Беспомощно разведя руками, Пеппер спросила:
— Посмотри на меня. Можно предположить, что кто-нибудь доверит мне какие-либо ценные вещи?
— Нет, — сухо ответил Тор.
— В этом и есть секрет моего успеха. У меня еще ни разу ничего не отобрали.
Тор кивнул, указывая на ее шрам:
— Но кто-то едва не ограбил тебя?
— Едва — не считается, — возразила Пеппер.
— Что же произошло?
— Хочешь, чтобы я рассказала с самого начала?
— Хочу.
— Один богатый американский коллекционер ювелирных изделий продал несколько предметов из своего собрания не менее состоятельному английскому коллекционеру. В то время по обе стороны Атлантики то и дело грабили курьеров, перевозивших драгоценности. И мои коллекционеры решили запутать следы. Они послали несколько курьеров различными маршрутами: все, кроме одного, ехали с пустыми руками. А драгоценности были у меня.
Тор подошел поближе, определенно заинтригованный рассказом.
— И что же было дальше? — в нетерпении спросил он.
— Произошла утечка информации. О том, кто везет камни, должен был знать только один курьер да коллекционеры. Однако дворецкий англичанина решил повести свою игру. Я пропускаю замечание о том, как трудно в наше время найти преданных слуг. Как бы там ни было, мне удалось благополучно добраться до Лондона. Но там, как в кино, был туман, являвшийся превосходным прикрытием для грабителя. А я, как назло, потеряла дорогу.
Я обежала весь город, а злоумышленник преследовал меня по пятам. Наконец я нашла дом моего клиента. И если за два часа я не встретила ни одного полицейского, то теперь наконец типичный английский «бобби» стоял почти перед входом в этот дом. Вот и все.
Тор крепко сжал трепещущую ручку с маленьким белым шрамом.
— А кроме этой раны, он не нанес других?
— Ему не удалось, — широко улыбнулась Пеппер. — Я маленькая, но юркая.
Не разделяя ее веселья. Тор серьезно заметил:
— Опасная работа.
— Да нет, на самом деле не такая уж она и опасная. Я работаю курьером уже шестой год. Эта история случилась в прошлом году. А за все время моей работы меня только дважды пытались остановить.
Тор сжал ее пальцы еще сильнее:
— А что же случилось в первый раз?
Пеппер вдруг рассмеялась, вспоминая происшествие:
— Все было, как в водевиле. Ты бы получил много удовольствия от такого приключения. Бедняга, напавший на меня, вовсе не интересовался коллекцией марок, которую я везла. Это был самый заурядный грабитель. Я везла коллекцию из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк и остановилась переночевать в небольшом городке, где жили мои друзья.
Я пошла навестить друзей, и на пути к ним грабитель затащил меня в темную аллею, где и поджидал жертву. В руках у него был кусок ржавой водопроводной трубы, которым он приготовился огреть меня по голове. Не знаю, отчего он замешкался. Впоследствии он объяснял, что только тогда заметил, какая я маленькая. Во всяком случае, этих нескольких секунд мне хватило, чтобы прийти в себя, разозлиться и выхватить пистолет.
— А у тебя есть пистолет?
В голосе Тора восхищение смешивалось с ужасом.
— У меня имеется лицензия на ношение оружия, но я, конечно, не беру пистолет, когда выезжаю за границу Штатов. Я выяснила: ничто не производит такого впечатления на грабителя, как вид очень маленькой женщины, которая судорожно размахивает рукой, в которой сжимает пистолет.
— А ты не умеешь стрелять?
— Разумеется, умею, но он-то этого не знал!
— Хм, — других слов у Тора не нашлось.
— В общем, увидев пистолет, он уронил свою трубу и весь затрясся. Я кричала на него во все горло, и чем больше я расходилась, тем больше он трясся — это было ужасно смешно.
— Чем же все кончилось? — спросил Тор тоном человека, который не уверен, что хочет получить ответ.
— Я накормила его гамбургером, — серьезно ответила Пеппер.
— Что ты сделала? — изумился Тор.
— Он был голодный. Мы немного прошлись, поговорили, потом я купила ему гамбургер, он съел, и мы еще немного поговорили. Потом я взяла его к своим друзьям, и он переночевал у них на диване. Назавтра, до того, как объявили посадку на мой рейс, он успел устроиться на работу — тренером в местную конюшню. Его зовут Генри. Приблизительно раз в год я заезжаю в Канзас-Сити — он теперь там живет — проведать его. Он уже всем разболтал эту историю и называет меня маленькой Немезидой, которая не дает ему сойти с пути истинного.
— Не верю! — воскликнул Тор, не сводя с нее глаз.
— Не понимаю, почему ты мне не веришь. Грабитель из него был никудышный, а вот с лошадьми он прекрасно справляется.
— Сваха и утешительница несчастных сердец. Кевин был прав: ты действительно тайна, завернутая в секрет, скрывающийся в головоломке, после которой следует вопросительный знак.
— Это слова Кевина?
— Да, так он охарактеризовал тебя после десяти лет знакомства.
Пеппер попробовала рассмеяться, но это не слишком ей удалось.
— А я и не подозревала, что я такая сложная натура.
— Но это так! — сказал Тор, отодвигая прядь серебристых волос от ее чистого лба. — Ты для меня правда тайна.
С каким-то приглушенным отчаянием в голосе она воскликнула:
— Но я не хочу быть сложной для тебя, Тор! Я самая обыкновенная.
— Я понял, что ты склонна преуменьшать вещи, еще в тот момент, когда ты назвала свой трейлер «фургончиком», — пробормотал Тор, улыбаясь.
Пеппер не ответила на его улыбку. В переводе на язык охоты это означало бы, что охотник добровольно отпустил дичь, попавшую к нему в руки.
— Я просто женщина, Тор. Ни больше — ни меньше. Да, я, конечно, многое повидала на своем веку. Я видела много такого, чего никак не хотела бы увидеть вновь. Я понимаю, леди не разъезжают по свету с пистолетом и не занимаются обращением грабителей в тренеры, но это не говорит о сложности моей натуры. Я плачу и смеюсь, и прихожу в ярость, как все другие женщины, и, черт побери, что здесь такого сложного?
Тор понял, что этот вопрос не риторический, Пеппер действительно ждала ответа. Как он мог растолковать ей, что она — неповторима?
Вместо того чтобы пускаться в бессмысленные объяснения, он вдруг улыбнулся и попросил:
— Скажи, как тебя зовут?
Пеппер невольно рассмеялась:
— А у Кевина ты не спросил?
— Я не хотел признаваться в своем невежестве.
Пеппер ощущала, как пальцы Тора легонько поглаживают ее шею под волосами. От этой ласки ее тело все напряглось, затрепетало, но в то же время она действовала на нее успокаивающе.
— Пахита Елизавета Патриция Елена Рейнольдс.
Хотя Тор много раз давал себе слово не удивляться никаким словам Пеппер, на этот раз он явно растерялся.
— Такое длинное имя?
Пеппер хмыкнула.
— Приблизительно двадцать восемь лет назад, когда я родилась, среди моей родни разгорелась ужасная склока по поводу имени. Мои тетушки, сестра моей матери Пахита Елизавета, как и Патриция Елена, сестра моего отца, желали, чтобы меня назвали непременно в их честь. Обе были старыми девами и, как я слышала, всю жизнь враждовали между собой. Спор зашел очень далеко;
и моим родителям пришлось скомбинировать мне имя, чтобы ни одна из теток не осталась в обиде. Они действительно бросали монетку, чтобы решить, чье имя будет стоять первым. Потом одну из них — неизвестно которую, каждая утверждала, что именно ее, — осенило: если взять по первой букве от каждого имени и добавить еще одно «п», получится «Пеппер» — благозвучно и значение приятное — «перец». Так меня с тех пор и величают.
— Но в твоих именах как будто нет ни одного английского?
— Пожалуй, так, — небрежно кивнула Пеппер, которую, должно быть, не слишком впечатляло это нагромождение эффектных иностранных имен.
— Значит, ты стала неповторимой с самого рождения, — подытожил Тор.
Глядя в его улыбающиеся серые глаза, Пеппер внезапно подумала: «Я здесь дома».
Но почему именно он? Потому что она смотрела в его глаза и чувствовала, как покрывается мурашками, а сердце выстукивает: «до-ма, до-ма». Она и прежде знала, что любит его, только не понимала почему.
В этот момент тревога и смятение, неотступно сопутствовавшие ей во всех ее странствиях и приключениях, улеглись. До их встречи Пеппер планировала зимой посетить необжитые территории Австралии, а весной съездить в Венецию. Но теперь страсть к перемене мест словно оставила ее.
Тор заметил какую-то перемену в лазурных глазах Пеппер. В них появилось новое сияние, исходящее из самой глубины, странное, таинственное. Заговорив и услышав свой голос, он почувствовал, что в нем что-то откликнулось на этот взгляд.
— Я не могу просить тебя изменить правилам, — хрипло сказал он.
— И не надо меня просить, — твердо ответила она.
Пеппер улыбнулась, у нее не было ощущения, что она терпит поражение.
— Я хочу постоянства, Тор, — сказала она. — Но сейчас я знаю, как должна жить сегодня, завтра. Этого мне будет довольно.
— Правда?
— Во всяком случае, мне придется этим довольствоваться. Кроме того, я давно убедилась, что правила иногда приходится нарушать. Иначе с ними никак не справишься.
— Пеппер… — У Тора пресекся голос.
— А тебя когда-нибудь кто-нибудь соблазнял?
Он задумался:
— Какой многозначительный вопрос…
— Я спрашиваю серьезно. Тебя когда-нибудь соблазняли?
— Пожалуй, нет.
Высвободив руку из его крепких пальцев, она стала расстегивать его рубашку:
— Все когда-то бывает в первый раз. На рубашке оставались три нерасстегнутые пуговицы.
— Ты не сознаешь, что делаешь, — сдавленно проговорил он, мягко отводя ее руки за запястья.
Пеппер предпочла его не услышать.
— Должна признать, что прежде мне не приходилось этого делать, но еще в каком-то классическом романе я читала, что в каждой женщине живет блудница. По-моему, это верно. Например, я в этот момент чувствую себя совсем не так, как всегда.
Тор не мешал ей возиться с пуговицами. Он провел пальцами по ее рукам и стал поглаживать тонкие ключицы. Его пальцы двигались едва уловимо, и Пеппер сквозь фланель рубашки ощущала исходившее от них тепло.
Когда Пеппер добралась до последней пуговицы, расположенной над ремнем, ее руки вдруг стали неловкими и как будто онемели.
Непонятно, то ли Тор ощутил ее замешательство, то ли потерял терпение, но он ей помог. Издав странный низкий звук, родившийся где-то в глубине, он резко привлек ее к себе, с жадностью впившись губами в ее рот.
Она поглаживала густые золотистые волосы на его обнаженной груди, ощущая напряжение сильных мускулов его тела. Все ее чувства были до болезненности обострены. Терпкий запах его одеколона, треск огня в камине, жар его требовательных губ, удары собственного сердца — все наполняло ее волнением.
Она с жадностью отвечала на его поцелуи и как будто обращалась к нему с неясной мольбой.
Она чувствовала, как у нее набухают груди, прижимаясь к его плечу, ощущала горячие властные руки, скользившие по ее спине к бедрам. Ее тело пронзила беспредельная страсть, сильная, более похожая на расплавленную ярость.
Когда губы Тора наконец оторвались от нее, Пеппер решилась открыть глаза. Она ощутила невесомость, совершенную неспособность сопротивляться, будто у нее не было больше своей воли. Когда он поднял ее на руки, будто перышко, ее пальцы были сомкнуты у него на затылке. Она долго, как зачарованная, смотрела в его бездонные глаза. Потом сильнее сжала объятия и зарылась лицом в его шею. Пеппер чувствовала, как от его прерывистого дыхания у нее колеблются волосы на макушке.
— Пеппер, — в его голосе звучала страсть. — Если ты не уверена…
Подняв голову, нежно глядя на него своими вдруг потемневшими глазами, она пролепетала:
— Я готова, Тор.
Быстро поцеловав ее в шею твердыми, жесткими губами, Тор понес ее вверх по лестнице. Взглянув назад, через его плечо, она заметила, что собаки остались в комнате. Две пары собачьих глаз провожали ее взглядом. Но ни одно из животных не пошло следом.
«Какой такт!» — мелькнуло в голове Пеппер, но, тут же забыв про собак, она полностью сосредоточилась на своем ощущении — в руках мужчины, этого мужчины, она чувствовала себя невесомой. Но у нее не было чувства беспомощности, она сознавала, что окружена нежностью и заботой.
Тор внес ее в свою спальню и на ходу закрыл дверь ногой. Он бережно поставил Пеппер на ноги около кровати и нагнулся, чтобы зажечь лампу на ночном столике. Когда комната осветилась приглушенным золотистым светом, он обхватил ее лицо руками и пристально заглянул в глаза.
В ее ответном взгляде не было ни сомнения, ни тревоги. Она доверчиво и безмятежно смотрела на него. Его губы вернулись к ее губам. Если раньше он сомневался, хочет ли она близости с ним, теперь все его сомнения улеглись. Осторожные движения его языка нашли отклик в таких же ее движениях, ее желание отозвалось желанием в нем;
обдавая жаром ее тело, он испытывал ее жар.
Его руки, неуверенные, нетерпеливые, теребили пуговицы у нее на рубашке. Спустив рубашку с ее плеч, Тор стал покрывать поцелуями шею. Пеппер сама освободилась от рубашки и стала вынимать из джинсов его рубашку, помогла ему освободиться от нее. Рубашка Тора упала на пол рядом с ее. Пеппер сбросила туфли, каким-то образом ухитрившись одновременно избавиться и от носков. Расстегнув джинсы, она освободилась и от них.
Потом ее руки немедленно занялись его поясом, который расстегнулся неожиданно легко. Она потянула за «молнию» и стала спускать его джинсы. В этот момент Тор со стоном отвел ее руки. Очевидно, он считал, что она действует слишком медленно, он быстро освободился от остатков одежды, ни на секунду не отводя от нее взгляда.
Пеппер будто завороженная, забыв все на свете, смотрела, как он раздевается. У нее мелькнула мысль, что он действительно похож на языческого бога.
«Именно такие боги выходили к нашим предкам из ритуального огня», — подумала Пеппер.
Когда он предстал перед ней, сильный, полный жизни, каким и назначено быть мужчине, она заговорила, едва ли сознавая это:
— Я знала, что обернуться полотенцем для тебя — преступление.
В его глазах засверкал странный блеск — то ли это был отблеск восхищения, то ли смеха.
— А я спрашивал себя, что ты могла подумать в тот вечер? — пробормотал он, подступая к ней вплотную. — Ты же изо всех сил старалась отвести глаза.
Пеппер затаила дыхание, когда он стал снимать с нее тонкое белье.
— Это меня испугало, — мягко сказала она. — Я испугалась собственных чувств. Они нахлынули так внезапно, все случилось так быстро, — она замолкла на полуслове.
Когда последнее изделие из кружев и шелка упало на ковер, его глаза, сверкающие стальным блеском, потемнев, подернулись дымкой.
— А теперь? — выдохнул он, обхватывая пальцами узкую талию и прижимая Пеппер к себе.
— А теперь я ничего не боюсь.
В словах Пеппер трепетало неукротимое желание.
Она обвила его за талию, уничтожая последнее разделявшее их расстояние.
Он нагнулся, в нетерпении отыскивая ее губы. Глаза Тора были открыты, но он уже ничего не видел.
— Боже, как ты красива! — тем не менее пробормотал он, наслаждаясь запечатлевшимся в сознании образом. — Знаешь, я даже боюсь тебя держать: мне кажется, что ты испаришься от прикосновения.
— Я из крови и плоти, Тор, — заверила Пеппер.
Она с удовольствием, более того, с восторгом ощупывала мышцы его спины.
— Я настоящая женщина. Тор. Сделай меня своей женщиной!
Тор подтолкнул ее к кровати, не отпуская ее, одной рукой откинул белое покрывало и, легко приподняв, положил Пеппер на середину, немедленно опустившись подле нее. Прижав одной ногой ее не находящие покоя ноги, он запустил пальцы в серебристую массу волос, откуда посыпались шпильки. Поблескивающие искорками пряди разлетелись по подушке. Ее руки сомкнулись у него на шее, а его руки скользнули вниз по ее спине.
Медленно проводя рукой по ее телу, он задержался на груди. Большим пальцем ритмично поглаживая затрепетавшую полную грудь, он чувствовал, как сосок твердеет под его прикосновением, словно прося о более интимных ласках.
Пеппер почувствовала, что в ее глотке рождается какой-то звериный крик, когда его губы вдруг сомкнулись вокруг ее соска. Движения его языка отзывались волнами жгучего первобытного восторга во всем ее теле. Она впилась ногтями в напрягшиеся мышцы его плеч. Она не могла лежать неподвижно, это было невыносимо, огонь пожирал каждую клеточку, каждый нерв ее тела.
Прижимая Тора, наслаждаясь прикосновениями его губ к трепещущей груди, Пеппер рассеянно перебирала рыжие волосы у него на затылке. Она слышала, как тревожно бьется пульс у нее в виске, каким прерывистым и хриплым стало дыхание, как щемит сердце от непреодолимого желания.
— Тор…
— Ты — красивая, — шептал Тор, покрывая ее шею, грудь, живот короткими, мимолетными поцелуями. — Бог мой, как я тебя хочу!
Его ласки перешли на нежные и чувствительные участки кожи под грудью, рука спускалась все ниже. Пеппер вздрагивала от каждого прикосновения его ищущих пальцев, а когда почувствовала его горячие влажные губы в самых потаенных местах своего тела, все в ней всколыхнулось в безумном, беспредельном наслаждении, и сознание словно провалилось в пустоту. Лишь в глазах замелькали, меняя форму, яркие цветные пятна, да откуда-то из глубины ее тела — или души — вырвался сдавленный, нечеловеческий вопль.
В ней что-то росло, билось, скручивалось, готовясь лопнуть. Это что-то было одновременно горячее и холодное, яркое и тусклое, невыносимо приятное. Это ощущение прокатывалось по телу, словно ком снега или шаровая молния со склона горы, набирая скорость и разрастаясь, заполняя всю ее и в то же время создавая внутри пустоту.
— Тор!
В ее голосе билась мольба. Она услышала свой голос, словно он исходил от кого-то другого, словно какая-то другая женщина взывала в отчаянном нетерпении:
— Прошу тебя. Тор!
Ее ресницы, неожиданно отяжелев, дрогнули, когда Тор поднялся над ней, Лазурные, темные от желания глаза неотрывно смотрели на него. Она видела близко над собой его внезапно осунувшееся лицо с заострившимися чертами, похожее на античную маску, выражающую страсть. Глаза были полуприкрыты, взгляд стал отрешенным. Но Пеппер заметила в нем сомнение.
— Я не хочу причинять тебе боль, — прошептал он прерывисто, словно в забытьи. Пеппер притянула его к себе за шею.
— Мне не будет больно! Люби меня, Тор! Ты так мне нужен!
Пеппер чувствовала его так, словно он всегда принадлежал ей. Их тела были созданы для того, чтобы соединиться. Ее глаза округлились, выражая радостное изумление женщины, впервые безоглядно отдавшейся своей страсти. Из ее уст вырвался краткий удивленный возглас, а руки инстинктивно крепче сжали тело возлюбленного.