— Знаешь, ты мертвого заговоришь.
   — Не перевешивай на меня свои грехи.
   — Чудак-человек, что там созрело в твоей голове на этот раз?
   — Я даже не знаю твоей фамилии.
   — Ты и имени моего не знаешь.
   — Разве? А что же в таком случае «Пеппер»?
   — Прозвище.
   — Выходит, я вообще не знаю, как тебя зовут?
   — Не-а.
   — То есть я живу бок о бок с женщиной, которая мне даже не представилась?
   — Получается, так.
   — Черт. Может быть, теперь-то ты назовешь себя?
   — Извини. Этот вопрос слишком запоздал.
   — Я спрошу у миссис Смолл.
   — Она тебе не скажет.
   — Разыщу твои права.
   — Они — в трейлере, куда ты обещал не входить.
   — Дьявол!
   — Шах и мат.
   — Что?
   — Теперь я поняла, зачем ты заводишь эти разговоры, хочешь меня отвлечь, да? Посмотрим, кто кого отвлечет.
   — Великолепно! Это было просто великолепно.
   — Не расстраивайся. Можно еще побороться в армрестлинг. Я уверена, что тебе удастся победить.
   — Очень любезно с твоей стороны.

7

   Пробежала первая неделя, за ней — вторая. Время от времени Пеппер звонили друзья, Тор прислушивался к разговорам, иногда они казались странными, но не содержали ничего конкретного. Клиенты являлись, преображались и, похорошев, удалялись. Блюда готовились все новые, одно экзотичнее другого. Перемирие продолжалось.
   Кушанья делались по рецептам Пеппер, но не руками Пеппер. Тор, пробовавший их две недели, в конце концов добился от Пеппер обещания показать собственное искусство в следующий выходной миссис Смолл. Пеппер трудилась не жалея сил. В результате получились кулинарные шедевры, при виде которых лучшим поварам Европы оставалось проливать в свои кастрюльки слезы зависти. Поднимаясь из-за стола со стонами восторга и пресыщения, Тор охотно признал, что Пеппер на самом деле умеет готовить.
   Тор сделал ей комплимент, в котором прозвучал оборот «чудеса дамского мастерства», что подвигло Пеппер посвятить последующие три ночи вязанию шарфа ему в подарок. Преподнеся ему шарф, Пеппер осведомилась, не надо ли ему пришить пуговицу или… заштопать носки.
   На это Тор спросил, умеет ли она мыть окна, и Пеппер вместо ответа швырнула ему в грудь клубок шерсти.
   Перемирие продолжалось.
   Но в нем все явственнее обозначались слабые места соперников.
   Пеппер замечала, что она не в состоянии держаться непринужденно в обществе Тора. Она то и дело ловила себя на том, что не может отвести от него глаз. Несколько раз у нее чуть не сорвались с языка слова переполнявшего ее восторга — у нее не было сил хранить чувства в тайне. По ночам она металась в постели без сна — собственное тело наказывало ее за строгую приверженность правилам. Глядя на Тора, она испытывала острую потребность прикоснуться к нему.
   Бывали моменты, когда она охотно нарушила бы свои правила, в эти моменты ее потребность хоть мимолетно принадлежать ему ощущалась нестерпимо остро. Ее останавливал не страх перед поражением, а новый зародившийся в ней страх — перед тем, что произойдет потом, если она сдастся. Пеппер сделала открытие — любовь вовсе не нежное чувство, ее любовь была скорее свирепа и не позволила бы ей тихо, без сожалений, оставить чувства в прошлом. Когда и если наступит разлука, Пеппер придется плохо. Очень плохо!
   К концу второй недели в их отношениях обозначилась резкая перемена. Виноват был Тор. Неизвестно, понимал ли он, что нарушает обещание, либо просто следовал своим инстинктам. Во всяком случае, он, по-видимому, решил, что перемирие не подразумевает необходимости сложить оружие всех видов.
   Все это время он применял оружие, которому Пеппер не могла противопоставить силу своего ума или способности профессиональной картежницы. Это было то единственное оружие, которое на нее действовало, если на нее что-либо действовало.
   Он повел себя, как влюбленный.
   Все начиналось с пустяков. Легкое прикосновение, шутливый шлепок. Пальцы, рассеянно перебирающие ее волосы всякий раз, когда они оказывались в пределах досягаемости, то есть почти всегда. Поцелуй в нос.
   Потом мимолетные прикосновения стали затягиваться, поцелуи стали чаще приходиться не на нос, а на губы. Он выслеживал ее, как кот — мышку, а его улыбка приобретала все большую нервозность. Как заметила про себя Пеппер, он улыбался ей, словно предвкушая полакомиться шоколадкой, а время десерта — близилось.
   — Ты на меня смотришь!
   — Разумеется.
   — Почему?
   — Мне нравится на тебя смотреть.
   — Я от этого нервничаю.
   — Вот и хорошо.
   — Что же в этом хорошего?
   — Я хочу, чтобы ты нервничала.
   — Но почему?
   — Я считаю, мужчина должен испробовать все средства, которые ему удается найти… или украсть.
   — Сгони Брута со стола.
   — Меняешь тему?
   — Почему бы нам не приготовить грибы?
   — Когда ты нервничаешь, ты становишься сообразительной.
   Впервые в жизни у Пеппер возникло подозрение, что она оказалась загнана в угол. И хотя она была не из тех женщин, что легко поддаются панике, ее состояние можно было назвать полу паническим. Пеппер, которая могла полагаться лишь на свою находчивость, решила предпринять отвлекающий маневр — дать противнику несколько новых фрагментов своей головоломки в надежде, что это заставит его оставить избранную стратегию. А поскольку ей всегда бывало неловко говорить о себе, из тактических соображений пришлось привлечь к операции пару верных друзей.
   Ей не составило труда решить, кого именно следует призвать в помощники.
   Невзначай спросив Тора, можно ли ей пригласить гостей, она позвонила Кевину и Марше Бреннер и позвала их на ужин. Они были счастливы приехать к ней из своего Нью-Гемпшира. Супруги Бреннер удивлялись, что Пеппер поселилась в каком-то загородном доме, и ломали голову над тем, что она там может делать. Из всех ее друзей они были самые надежные. Пеппер не сомневалась, что оба будут охотно рассказывать о ней Тору, если тот задаст вопрос.
   Пеппер и сама точно не знала, что может дать ей этот тактический ход. Она просто сказала себе, что Тор должен побольше узнать о ней, но тоненький голосок, всегда сообщавший ей правду, спрятанную в самой глубине ее мыслей, объявил, что на самом деле ей понадобилось поставить буфер между ней и Тором.
   Сообщение голоса было проигнорировано.
 
   Бреннеры приехали на своем побитом жизнью «Мустанге» на исходе воскресного утра. Выходя из машины, они светились радостью. Последовало знакомство, и все четверо некоторое время стояли около гаража, разговаривая о пустяках.
   Кевин Бреннер был среднего роста и телосложения, с ленивым голосом и пронзительно-пристальными голубыми глазами. Марша была выше Кевина на добрых полголовы. Она была поразительная красавица с медными волосами и русалочьими глазами цвета болотной зелени. Особое очарование ей придавал голос — глубокое грудное контральто, в котором не утихали смешливые нотки.
   Вначале разговор был невинным, совершенно незначительным и преимущественно вертелся вокруг ландшафтов, лежавших на пути от Нью-Гемпшира к Нью-Йорку. Но через несколько минут после знакомства гостей с Тором он вдруг принял совсем иной оборот.
   Марша, некоторое время внимательно приглядывавшаяся к Пеппер, вдруг засмеялась, хотя как будто и старалась сдержаться. Она так же внезапно замолкла и, приблизившись к Тору, положила руки ему на плечи и стала внимательно всматриваться в его удивленные глаза, всем своим видом выражая сострадание.
   Ее спутник стоял, невозмутимо скрестив руки на груди. По-видимому, сжалившись над Тором, пришедшим в немалое недоумение, он торжественно сказал:
   — Будьте снисходительны к моей жене. Она всю жизнь мечтала стать актрисой. Иногда ее заносит.
   — Я не могу этого видеть, — с дрожью в голосе произнесла Марша, театрально закатывая глаза и разражаясь очень натуральными рыданиями. — У меня сердце кровью обливается при виде еще одной души, лишившейся своей свободы.
   Тор осведомился у Кевина:
   — А какую роль теперь исполняет ваша супруга? Леди Макбет?
   Марша моментально прервала трагические вопли и быстро заметила:
   — Вы, милый мой, похоже, не читали Шекспира!
   Тор слегка потряс головой, чтобы отогнать от себя наваждение, потом перевел взгляд на Пеппер. Та безучастно разглядывала свои ногти, тихонько насвистывая сквозь зубы. Тор снова обратил взор к Кевину:
   — Не могли бы вы оказать любезность и пролить свет на сложившуюся ситуацию?
   Кевин ответил ему долгим задумчивым взглядом. Потом он объяснил:
   — Видите ли, как я уже сказал, моя жена мечтала об артистической карьере. Но Пеппер открыла ее, опередив голливудских и бродвейских режиссеров. И отдала ее мне.
   — Простите, не понял? — переспросил Тор, совершенно растерявшись.
   — Точнее, бросила ее мне. Разумеется, она одновременно бросила меня Марше. Настоящая битва титанов! Эта операция заняла год и потребовала немалых хлопот, прежде чем Пеппер удалось затянуть узел.
   — Я все равно ничего не понимаю, — сознался Тор, требуя дополнительных разъяснений.
   — Видите ли, она — сваха с международной репутацией. Я лично знаю одного шейха, которого Пеппер склонила к моногамии. Можете себе вообразить: арабский шейх — и без гарема? Сенсация на весь мусульманский мир! В голове не укладывается!
   Пока Тор барахтался в волнах недоумения, Марша перевела суровый взгляд на Пеппер.
   — Он исполняет свою роль, пребывая в полном неведении? — спросила Марша.
   — Нет, — Пеппер с улыбкой посмотрела на Тора, — он предупрежден.
   Выйдя из образа, Марша прислонилась к стене гаража:
   — Надо же, значит, мне будет чем позабавиться! Пора продавать билеты. Опоздавшие рискуют оказаться на приставных стульях.
   — Может быть, кто-нибудь наконец скажет мне, о чем идет речь? — взмолился Тор.
   Марша улыбнулась ему, ее зеленые глаза сияли дьявольским весельем.
   — Что ж, поскольку мой муж говорил загадками, я с удовольствием объясню вам все попроще. Видите ли, у нас есть перед вами небольшое преимущество. Мы знаем Пеппер дольше. И нам известно: стоит Пеппер подцепить кого-то на свой крючок, человек — готов.
   Тор переводил взгляд с Марши на Кевина, сохранявшего полное бесстрастие. Марша продолжала веселиться.
   — Теперь я понял. Значит, я — рыбка?
   Марша кивнула.
   — Именно. А самое забавное здесь то, что прежде Пеппер никого не ловила для себя. На этот раз ее приемы будут особенно интересны.
   Кевин бесстрастно заметил:
   — По ее поведению этого не скажешь. Впрочем, Пеппер — самая опасная женщина, какую мне доводилось встречать. Обратите внимание, у нее золотое сердце, но она чертовски беспощадна.
   Тор неотрывно смотрел на Пеппер.
   — Пожалуй, мне следует это учесть, — обронил он.
   — Теперь уже слишком поздно, — пробормотала Пеппер и, шагнув к Марше, взяла ее под локоть. — Пойдем, подруга. Надо посмотреть, что нам удастся выкопать на кухне у миссис Смолл.
   — Разве кухня принадлежит не Тору? — заинтересовалась Марша.
   — Нет, его дом — ее крепость.
   — Что ж, показывай, куда идти.
   Дамы удалились.
   Проводив их долгим взглядом, Тор обратился к Кевину:
   — Я думал, что только Пеппер — крепкий орешек. А такими орешками, оказывается, усыпано целое дерево. Прошу прощения, говорю это не для того, чтобы вас обидеть.
   — А я и не обижаюсь, — возразил Кевин. — Добро пожаловать к нашему деревцу.
   — Как видите, я еще не попался на крючок, — шутливо заметил Тор, прикидывая про себя, не следует ли ему отнестись к предостережению более серьезно.
   — Вот как? — приподнял брови Кевин.
   Тор предпочел промолчать. Он прислонился к своему «Корвету».
   — Если вы знаете Пеппер дольше, расскажите мне о ней. Хотя бы один коротенький абзац.
   Вначале Тор был полон решимости вытянуть из этих друзей Пеппер все, что они знали. Теперь он был готов к тому, что они будут кое-что недоговаривать, чтобы заинтриговать его. Он уже не рассчитывал, что они будут говорить обстоятельно и искренне.
   — Боюсь, что это не получится, — мимолетно улыбнулся Кевин. — Разве только вы довольствуетесь определением, которое у нас в ходу уже несколько лет.
   — И что же это за определение?
   — Пеппер — это тайна, завернутая в секрет, скрывающийся в головоломке, после которой следует вопросительный знак.
   — А вы давно ее знаете?
   — Десять лет. Она была на три курса младше меня в Стэнфорде.
   — А она училась в Стэнфорде? Я не знал.
   — Да. Получила диплом с отличием.
   Тор вскинул брови:
   — Она и об этом не говорила. А о чем еще она забыла упомянуть?
   — Вероятно, обо всех событиях своей жизни, — пожал плечами Кевин. — Она чудная, наша Пеппер. Не любит рассказывать о себе. Она лишь вскользь может обронить имена людей, с которыми ей приходилось встречаться, или названия стран, куда ее заносила судьба. Она не старается быть загадочной, просто ей кажется, что людям неинтересна ее особа. Наша компания, которую мы сколотили еще в колледже, долго складывала в единую картину отдельные клочки ее биографии. Но из этого мало что получилось.
   — Все-таки что-то удалось узнать? Кевин взглянул ему прямо в глаза:
   — А для вас это важно?
   Тор спокойно выдержал его взгляд, сознавая, что у Пеппер верные друзья. По крайней мере, Кевин не собирался откровенничать о ней с человеком, если тот питал только мимолетный интерес.
   — Важно, — признался он, и в этот момент со всей ясностью ощутил, насколько это действительно для него важно.
   Черт побери, игра кончилась! И что бы между ними ни происходило — игра, поединок, состязание, он потерял уверенность, что хочет непременно выйти победителем.
   Кевин не вытягивал из него дополнительных признаний, а ограничился простым кивком.
   — Она родилась и выросла в Техасе, но поскольку она как будто не возвращалась туда в последние десять лет, то, вероятно, не считает этот штат своей родиной.
   Это первое открытие сразу удивило Тора. Техас? Какое странное совпадение! А выговор у нее явно не техасский. Надо сказать, ее детская речь с несколько неровными паузами не несла на себе отпечатка какого-либо местного выговора. Может быть, сказывались странствия, в которых, по-видимому, протекала ее жизнь?
   — В семнадцать лет она поступила в колледж, — продолжал Кевин. — Приблизительно в это же время погиб ее отец. Должно быть, она получила наследство, а вместе с ним — наказ посмотреть мир. Она всегда куда-то срывалась во все праздники и каникулы, а возвращаясь, привозила нам сувениры из самых разных уголков мира. Она никогда не рассказывала о своих путешествиях, а лишь невзначай упоминала о них, когда это приходилось к слову. А мы приучились не расспрашивать ее о поездках. Пеппер обладает удивительной способностью перевести разговор в иное русло, так что ее собеседник плывет по течению и спохватывается лишь после того, как прежняя тема уже скрылась из глаз.
   Кевин умолк.
   — А что было с ней потом? — спросил Тор.
   — Должен признать, я не могу сказать ничего определенного про то, как она жила с тех пор, как закончила колледж. Известно лишь, что она регулярно разъезжает по свету и за границей проводит больше времени, чем на родине. Свой трейлер и собак она оставляет у матери, которая живет на Восточном побережье. Если мы хотим связаться с Пеппер, то звоним ее матери, а она обычно знает телефон, по которому ее можно разыскать. Вот, пожалуй, и все.
   — А она ездит одна? — спросил Тор.
   — По-видимому, да. Правда, возвращается иногда с компанией. Маршу, например, она подобрала в Лондоне и вернула на родину. Несколько других наших товарищей также были обнаружены ею в самых неподходящих местах и доставлены в Штаты. Я не шучу, называя места неподходящими. Мей, которая теперь замужем за Брайаном, — ее можно считать одной из учредителей нашей компании, — родом из Гонконга. Пеппер привезла ее в гости — как она тогда говорила — и выдала замуж до истечения визы. Потом еще есть Хитер из Шотландии, теперь она замужем за Томом. И еще Жан-Поль, разумеется, родом из Франции,
   — Жан-Поль? — скривился Тор, в котором заговорило извечное американское недоверие к французам.
   Правильно истолковав ход его мыслей, Кевин ответил:
   — Он художник, чертовски талантливый. И совершенно без памяти от своей Анжелик. Они с Анжелой поженились в прошлом году. Их тоже сосватала Пеппер.
   — Вы говорите о ней так, будто она работает по программе ООН, — удивился Тор.
   — Что я могу вам возразить? — развел руками Кевин. — Просто ей хочется, чтобы ее друзья были счастливы.
   — А они и правда счастливы?
   — Ну конечно! Пеппер обладает непревзойденным даром проницательности в таких делах. Сразу видит, кто кому подходит. Во всей компании никто не развелся, даже не разъехался, а некоторые из нас женаты по нескольку лет. По моим подсчетам, она сосватала человек сорок.
   Тор надолго замолчал, пытаясь составить представление о женщине, которая оставалась для него тайной.
   — Чем больше я слышу, тем меньше понимаю, — пробормотал он.
   Кевин посмотрел на него с некоторой долей симпатии.
   — Да, мне известно это чувство. Но я едва ли могу что-то добавить к своему рассказу. Обычно она падает как снег на голову, когда возвращается в Штаты. Мы не задаем вопросов, а она не дает ответов по собственной инициативе. Хотя иногда Пеппер кажется разговорчивой, она не любит выставлять свою жизнь напоказ.
   Внезапно, в первый раз в жизни, чувство нахлынуло на Тора с такой силой, что он отвернулся от своего собеседника. В этот момент он буквально боялся пошевельнуться или заговорить, сознавая, что не может отвечать за свои слова или поступки. Страсть подспудно росла в нем все это время, теперь он ощутил всю ее глубину и силу.
   Два миллиона лет человеческий разум вел борьбу с инстинктами. Тор не был уверен, какой из противников выйдет победителем в его случае.
   Как ни мало он знал Пеппер и Кевина, он понимал, что между ними существовали только дружеские отношения. Но инстинкт пещерного человека будил в нем дикую ревность к этим десяти годам связывавшего их знакомства. В нем все противилось этому десятилетнему знакомству — необъяснимо и вопреки здравому смыслу.
   Разум возобладал, но Тор был странно потрясен и выбит из колеи. Он был не в состоянии забыть вспышку ревности или игнорировать ее. Хорошо хоть, .что ему удалось запереть эту неукротимую ревность в крошечном дальнем уголке своего сознания, где она металась, не в силах сойти с порочного круга. По крайней мере, теперь можно было не опасаться, что эта беспочвенная ревность причинит боль другу Пеппер.
   Тор избавился от терзавших его мыслей, как будто сам оттащил себя от них за волосы.
   Кевин наблюдал за ним с плохо скрываемым любопытством.
   Тор догадывался, что у него, должно быть, странный вид. К счастью, приход Марши уберег его от каких-либо вопросов собеседника.
   — Эй, вы! Пеппер что-то там накопала и собирается угостить нас шиш-кебабом. Я думаю, вы, герои, сможете развести огонь в этом гигантском барбекю?
   — Мы постараемся, — заверил Кевин.
   Марша скрылась в доме.
   — Что ж, мы получили распоряжение, — заметил Кевин хозяину.
   Тор пробурчал в ответ нечто нечленораздельное. Ревность была надежно спрятана, но его обуревали разнообразные, не менее сильные и болезненные чувства. Они-то и окрасили его слова раздражением.
   — Шиш-кебаб! Черт возьми! Есть ли на свете то, что это женщина не умела бы делать? Готовит, шьет, вяжет, водит этот свой огромный трейлер, словно полжизни крутила баранку грузовика. Моего жеребца, который никого к себе не подпускает, кормит с руки сахаром. Превосходно играет на рояле. В карты может обыграть кого угодно. О футболе знает достаточно, чтобы комментировать игры на Суперкубок, а в шахматах разбирается так, словно она гроссмейстер.
   — Она и есть гроссмейстер, — вставил Кевин. — Я не шучу. Пару лет назад выиграла международный турнир в Бонне. Судьи были поражены — она слишком молода для подобных состязаний. Разумеется, ее недоброжелатели считают, что некоторых противников она обманула своим милым наивным видом, но…
   — Но, — перебил его Тор, — она, должно быть, рождена гроссмейстером. — Он глубоко вздохнул, словно хотел застонать. — Она — нереальна, — продолжал Тор. — Я не верю в совершенство, особенно в человеческое совершенство. Должны же и у нее быть недостатки!
   Кевин нахмурился, задумавшись. Тор пробормотал:
   — Вы мне очень хорошо помогаете.
   — Извините, — улыбнулся Кевин.
   — Ладно, пошли наберем дров, — примирительно сказал Тор, поворачивая к аккуратному сарайчику, где, помимо садовых инструментов, хранились настоящие дрова на растопку.
   — Не унывайте вы так, — постарался ободрить его Кевин. — Знаете, ведь могло бы быть и хуже!
   — Неужели? Что же могло бы быть? — серьезно спросил Тор.
   — Она ведь вообще могла вас не предупреждать. А так, по крайней мере, вы принимаете свою судьбу с открытыми глазами.
   — Черт побери!
 
   — Похоже, что у них получилась весьма любопытная беседа, — объявила Марша подруге, возвращаясь на кухню.
   Пеппер, рубившая мясо на разделочной доске, подняла глаза и улыбнулась.
   — Это неудивительно, учитывая ту сценку, которую вы здесь вдвоем разыгрываете.
   — Кто из нас что-то разыгрывал? — шутливо возмутилась Марша. — А потом, я не притворялась. Ты заметила, какой у Тора загнанный вид?
   — Заметила. — Пеппер невольно рассмеялась. — А тебе бы должно быть стыдно, впрочем, как и мне. Теперь он, наверное, думает, что я охочусь за его скальпом.
   — А разве нет? — широко улыбнулась Марша.
   — Может быть и так, но у меня хотя бы нет ножа! — сказала в оправдание себе Пеппер.
   — Значит, он сохранит волосы, но потеряет свободу, — подвела итог Марша.
   Склонившись над разделочной доской, Пеппер надолго замолчала. Потом с искренним воодушевлением воскликнула:
   — Разве я лишаю его свободы? Марша, удивившись силе ее реакции, вскинула глаза. Ничего не сказав, она домыла помидоры и лук. Выключая воду и медленно вытирая руки бумажным полотенцем, она пристально наблюдала за подругой.
   — Что ты, Пеппер, я тебя просто дразнила! Пеппер слегка покачала головой.
   — Я знаю. Тем не менее вопрос остается, Марша. Если я выиграю, он проиграет?
   — А вы затеяли игру? — озабоченно спросила Марша.
   — Может быть, он считает это игрой. Может быть, он думает, что один из нас проиграет и у обоих партнеров останутся милые воспоминания.
   — А на самом деле?
   — На самом деле, я думаю, это кончится иначе. Вначале мне казалось, что, если выиграю я, победа достанется нам обоим. В том смысле, что мы обретем любовь и она принесет нам счастье.
   Марша смотрела на нее с интересом.
   — Как это самонадеянно с моей стороны! — продолжала Пеппер. — Но я всегда полагала, что счастье — это любовь и понимание.
   — А теперь ты в этом разуверилась?
   — Я не знаю. Любовь — это… это не нежное чувство.
   В глазах Пеппер, которая только что была совершенно серьезна, мелькнула озорная искорка.
   — Теперь я понимаю, на какие муки я вас всех обрекла! Если я бухнусь на колени и попрошу прощения, этого будет достаточно?
   Марша улыбнулась в ответ:
   — В этом нет надобности. Люди редко влюбляются вопреки своей воле. Никто из нас не обижается на тебя за твое сватовство.
   — Я рада, — просто ответила Пеппер.
   — На этот раз тебе не удастся отвертеться от объяснений, сменив тему, — сказала Марша непререкаемым тоном. — Раз в жизни ты насытишь мое любопытство, пусть мне придется ради этого пытать тебя. Итак, что заставляет тебя думать, что Тор проиграет от твоего выигрыша?
   — Он не хочет никаких постоянных связей.
   — Ну и что?
   — Кто я такая, чтобы считать, будто он хочет, чтобы я связала его?
   — Как это нехорошо звучит! — возмутилась Марша. — От твоего «связала» веет каким-то рабством. Мы обе знаем, что ты хочешь вовсе не этого.
   Пеппер кивнула.
   — Разумеется, но он так ценит свою свободу! Разве постоянная связь не станет для него рабством?
   — Он не производит впечатления одержимого мыслями о свободе.
   — Я не говорю об одержимости, правильнее сказать «решимость», — возразила Пеппер.
   — Не знаю, что тебе сказать, — развела руками Марша.
   — Видишь ли, я начала упрекать себя. Какое право я имела забираться в его дом? Вторгаться в его жизнь, будто мне в ней место?
   — А ты его любишь? — просто спросила Марша.
   По ее тону можно было понять, что она не сомневается в ответе подруги.
   Пеппер долго рассматривала свои пальцы, наконец она перевела взгляд на подругу.
   — Я его люблю, и мне было бы нестерпимо сознавать, что, полюбив меня, он чего-то лишился. Я хочу, наоборот, что-то добавить в его жизнь, а не отбирать у него нечто ценное. И если это означает, что я буду вынуждена покинуть его, оставляя о себе приятное воспоминание и сознание его триумфа, что ж, значит, так тому и быть, — закончила Пеппер почти неслышно.
   — А ты сказала ему, что любишь его? — продолжала допытываться Марша, тоже переходя на шепот.
   — Нет, — улыбнулась Пеппер. — Я не хочу обременять его тем, что ему не нужно.
   Марша пристально посмотрела на Пеппер и едко заметила:
   — Если тебе интересно мое мнение, должна признаться, что ты проявляешь излишнее благородство. Почему ты так уверена, что ты его обременишь?
   — Он знает, каковы мои представления о любви. Он знает: если я полюблю, то буду рассчитывать на постоянство. Если я признаюсь ему в любви, то стану для него обузой. Такой уж он человек.