Страница:
Но никто еще не знал, что Аслан два дня назад, поздно вечером, после затянувшегося заседания бюро райкома, побывал у старика в больнице и они долго откровенно беседовали.
Как ни старался Аслан развлечь Рустама, свернуть разговор на житейские мелочи, старик вновь и вновь возвращался к судьбам "Новой жизни".
- Меня теперь волнует не то, что свалил с плеч ношу, а то, что надо вручить колхоз надежному, умному хозяину. И рекомендую - кого б ты думал? Зейнаб Кулиеву.
Даже обычно невозмутимый Аслан изумился.
- Зейнаб?!
- Конечно.
И днем и ночью Рустам мучительно размышлял о преемнике, думал, уже без обиды, о Ширзаде и Наджафе, даже о языкастой тетушке Телл", но выбрал он Кулиеву и остался доволен своим решением.
- Из чужого колхоза, - осторожно напомнил Аслан.
- Да что ты, - землячка, Героиня труда! - строго поправил его старик. - В родимый колхоз вернется. И заметь, моя воспитанница, - напоследок похвастался, понежил свое гордое самолюбие Рустам.
- Ну-ну, - Аслан отшутился, не дал определенного ответа.
Эти слухи и пересуды усугубляли душевное смятение Сакины.
Как ни убеждал Гараш, что она должна пойти на собрание, мать твердо сказала, что останется дома.
- Зачем мне туда идти, деточка, если душа не лежит?
- Мама, прошу, не отказывайся. Из приличия следует пойти. Что в народе-то подумают? По соревнованию мы остались позади, уступили первенство "Красному знамени", а ты - жена председателя - не пойдешь... Надо, обязательно надо присутствовать. Сама знаешь, клуб еще не готов: и стены не всюду покрашены, электричества нету и библиотеку не достроили... А вот колхозники решили провести собрание именно там, чтобы порадовать отца.
Сакина слышала об этом: тетушка Телли и другие правленцы поторопились кое-как привести Дом культуры в порядок - ведь это было самое дорогое детище Рустама, - справедливо считая, что весть о собрании в новом здании хоть чуть-чуть, а подбодрит, порадует больного.
- Спасибо, деточка, с меня хватит и уважения народа.
- Сухое спасибо ничего не стоит, вставай, наряжайся.
- Никуда не пойду.
- Отец же приказал, - прибег к последнему доводу Гараш. - Сегодня еще раз напомнил: идите в праздничных одеждах и садитесь в первом ряду всей семьей...
Против воли Сакина улыбнулась: да, так сказать мог только ее муж. Победу Кара Керемоглу в соревновании он воспринял мужественно, стойко и сразу же перешел в наступление, лелея мечту о реванше.
Но все-таки уходить из дому она не собиралась: непереносимо трудно было видеть людей, ловить любопытные, злорадные, а то и сочувственные взгляды.
Постучали в калитку, и сердце Савины дрогнуло. Что еще случилось? Вошли Шарафоглу и Гошатхан с женою.
- А мы за вами, - сказала Мелек-ханум.
Сакину тронула: внимательность друзей и недругов мужа: на Гошатхана по привычке она косилась подозрительно...
Мелек отвела Сакину в сторону и сказала, что Рустам быстро идёт на поправку, организм у него необыкновенно здоровый. Правда, сердце пошаливает, но удивляться этому после таких злоключений не приходится. Выполнял бы указания врачей - так через недельку-две можно было бы выписать домой.
- А разве он не слушается? - улыбнулась Сакина, хотя знала, что всю жизнь муж только и делал, что никого не слушался.
- Куда там! - громко, чтобы все услышали, сказа ла Мелек. - Разрешили часовые прогулки в больничном саду, так он такое натворил... Представьте, вышел за ограду, остановил грузовик на шоссе и, как был в халате, в шлепанцах, отправился восвояси...
Сакина всплеснула руками.
- Хорошо, что сиделка из окна второго этажа заметила, ко мне примчалась... Вернули, пристыдили. Ну, конечно, сердечная слабость. Пришлось делать уколы...
- Как же он смеет врачей не признавать? - и смеясь и плача, удивлялась Сакина.
- А он, тетушка, без стеснения нам говорил, что чувствует себя как в тюрьме. "Мне б хоть раз оседлать своего коня и проскакать по берегу Куры, вот бы я и выздоровел" - это подлинные его слова.
- Узнаю Рустама! - печально и гордо улыбнулась Сакина.
- И он прав, - заступился за друга Шарафоглу, - Степной ветерок сразу бы выдул всю хворобу. Ведь он в Мугани вырос. Понимать надо: Мугань!...
3
Перед светлым зданием, еще зиявшим впадинами незастекленных окон во втором этаже, столпились люди в праздничных одеждах. Были здесь и старики с белоснежными, аккуратно подстриженными бородами, опиравшиеся на посохи; молодые мужчины в городских костюмах; щебечущие девицы; женщины с детьми...
Сакина, чтобы не попасть в самую давку, держалась в стороне, с достоинством отвечала на поклоны, неторопливо беседовала с приятельницами.
- Время-а! Времечко!... - во весь голос крикнул какой-то весельчак в толпе и тотчас присел, спрятался за соседей.
Ширзад поискал глазами крикуна и громко, чтобы все услышали, сказал:
- Подождем гостей из "Красного знамени".
- А кто собрание откроет?
Все переглянулись.
Шарафоглу заметил, как задрожали губы Сакины, как увлажнились ее глаза, и спокойно, будто речь шла о будничных дела, сказал:
- Конечно, заместитель председателя.
В толпе зашумели: несколько дней назад Плоский Салман скрылся. Двери его дома были заколочены перекрещенными досками, а одичавшие куры то взлетали на крышу, то бродили по чужим огородам...
И вдруг стало тихо: у дверей с ножницами в руках появилась покрасневшая от волнения Зейнаб Кулиева. Тут только вспомнили, что на днях правление после бурных споров утвердило ее заместителем председателя.
Правда, вначале кто-то выдвинул кандидатуру Гызетар: умная, энергичная, комсомолка, поможем, мол, - справится.
Но Гызетар наотрез отказалась.
Тогда Аслан, взяв слово, напомнил о совете Рустама избрать председателем колхоза Зейнаб Кулиеву.
- Давайте-ка сейчас мы ее назначим заместителем. Пока заместителем. Пусть привыкнет, осмотрится, войдет в курс дела, а дальше видно будет.
Предложение секретаря райкома встретило всеобщее одобрение, и, когда дело дошло до голосования, возражавших не оказалось.
Так вот и получилось, что честь открывать Дом культуры выпала на долю Зейнаб Кулиевой.
Сакина от души радовалась ее выдвижению, не сомневалась, что уж она справится с новым делом.
Сейчас она дружески следила за отдававшей последние распоряжения Зейнаб. Вот появились школьники с тридцатилинейными лампами в руках.
- Ребята, поставьте две лампы на сцену.
- Да мы, Зейнаб-ханум, там уже поставили.
- Знаю. Если говорю, что нужно еще поставить две лампы, - значит, нужно, - подчеркнуто спокойно сказала Зейнаб. - Чем светлее, тем радостнее.
Послышался шум моторов, толпа с трудом расступилась, и к дому подъехали две легковые машины и крытый фургон: прибыли гости из "Красного знамени".
Сакина искала взглядом в толпе гостей Майю. Вот наконец-то она вышла последней из "победы", в широком платье, скрывавшем ее раздавшуюся фигуру, подурневшая, с бледным, осунувшимся лицом.
Сакина поспешила, к невестке, но ее опередила Першан: расталкивая всех локтями, пробилась, обняла, расцеловала.
Лампы уже светились, и толпа повалила в зрительный зал. Сакина потеряла из виду дочь и невестку, прижалась к стене.
Так она и стояла, ожидая, пока пройдут в двери все запоздавшие колхозники, и, конечно, опоздала, не слышала, как, дрожа и волнуясь, Ширзад огласил итоги соревнования, поздравил колхозников "Красного знамени" с заслуженной, честно заработанной победой.
Там ее нашел Гараш, хотел было упрекнуть мать, но лишь рукою махнул и повел в первый ряд.
"А Рустама нету..." - печально подумала Сакина, оглядывая приготовленное для киши почетное место. Никто его не занял...
Кара Керемоглу, поблагодарив хозяев за гостеприимство, удивил всех тем, что ни словом не обмолвился о достижениях своего колхоза: его речь была похожа скорее всего на задушевную беседу о грядущем Мугани.
В заключение он предложил послать телеграмму в больницу с пожеланием Рустаму поправиться и поскорее вернуться в родной дом.
На сцене уже пел хор девушек, и, хотя Майя стояла в самом дальнем ряду, Сакина не спускала с нее глаз, даже на дочку внимания не обратила. Майя была в длинной белой шелковой юбке и желтой кофте, с цветным платком на голове - наряд карабахских невест... Она, как и все девушки, загримировалась и казалась по-прежнему молодой, цветущей.
Хор всем понравился, но самый шумный успех имели тетушка Телли и Ширзад, исполнявшие танец "Мельник и невеста".
В зале неудержимо хохотали, рукоплескали, кричали - до того были уморительны выступления уточкой тетушки в чадре и важный, чем-то отдаленно смахивавший на Плоского Салмана Ширзад в роли сластолюбивого мельника.
Телли, кокетливо играя подведенными глазками, умоляла жестокого мельника поскорее смолот зерно, - ведь очередь давно прошла:
Пожалей, пощади меня, о мельник,
Сердце горит без огня, о мельник,
Из зерна не напечешь чуреков...
Не видала страшнее дня, о мельник!
А мельник, пленившись ее красотою, желая подольше удержать невесту около себя, ласково уговаривал:
На душе у меня темно, ханум,
Обнажилось арыка дно, ханум,
Проживем как-нибудь без чуреков...
Наше горе одно, ханум.
- Не солидно как-то парторгу кривляться, - услышала Сакина чей-то шепот и подумала: "Жаб узнают по голосу, а друзей Ярмамеда по ненависти к людям".
А на сцене уже летели в вихре пляски игиггы, и в центре вертелся, подпрыгивал Наджаф: толщина, как видно, не лишила его ловкости и проворства... Но вот, едва успев переодеться, в круг ворвался Ширзад, и столько мужественной красоты было в нем, что многие девушки с завистью подумали о Першан: "Да чего же, неразумная, ты время зря теряешь?"
В зале уже отставляли стулья к стенам, и усталые музыканты завели "Няльбеки" и "Яллы", и уже танцевали не только хозяева, но и гости: вывели в круг Кара Керемоглу, даже Гошатхан не спасся - вытолкнули, заставили плясать.
...Гараш нигде не мог найти Майю. "Неужели сразу после концерта уехала обратно?" - думал он, и ему стало горько, белый свет показался не мил: одиноко покурив в фойе, он поплелся в опустевший, безрадостный дом.
А гости действительно уезжали, Кара Керемоглу благодарил за привет и ласку, приглашал к себе на Праздник урожая.
- Приедем, приедем, - пообещала тетушка Телли, - Только не надейся, что ваши затмят нас в танцах.
"С урожаем затмили - так и в танцах постараемся", - подумал Кара Керемоглу, но сказал с радушной улыбкой:
- Ай, сестрица, зачем делить шкуру неубитого медведя? Приезжай, всегда желанным гостем будешь...
У входа тускло горела на крюке керосиновая лампа, темная завеса осенней ночи по-прежнему висела над деревней, но звуки веселой музыки летели над домами и садами в степь. Праздник еще не кончился...
Гараш вошел во двор. Здесь было тихо, темно, даже волкодав не залаял, а на веранде горела лампа - видно, мать вернулась.
Но столовая была пуста, дверь в комнату сестры закрыта, Гараш прошел к себе - и замер на пороге...
У окна сидела Майя, свет лампы позолотил ее волосы, оживил совсем юное в полумраке лицо. Боясь поверить глазам своим, Гараш приблизился к ней, взял обеими руками ее ледяную руку, прижал к губам.
- Родная моя!
- Помолчи... "Видишь, сверкает молния, быть грозе..." - даже не сказала, а подумала Майя, но он понял и привлек ее к себе, не говоря ни слова.
А над "Слиянием вод" играли зарницы, раскалывая ночную мглу, выхватывая из темноты то каменистый обрыв, то песчаную отмель, то стремительное течение, и уже прошумел ветер в прибрежном кустарнике, долетел до деревенских садов, заиграл вершинами деревьев, и ударили о крышу тяжелые капли...
На далеком становище старик Баба и Керем стояли, окруженные овцами, и поджидали ливня. Почти невидимые в темноте псы подходили, лизали им руки, и были чабаны счастливы, как могут быть счастливы люди, отдавшие свою жизнь труду...
Мчавшийся по степным дорогам из отдаленного колхоза в продуваемом всеми ветрами "газике" Аслан тоже ждал дождя и думал об урожае будущего года, и верил, что Мугань осчастливит народ таким подарком, о каком еще не мечтали.
И Рустам не спал, ворочался на тощем больничном тюфяке, вставал, подходил к окну и, вглядываясь в блеск молний, прислушиваясь к раскатам грома, думал о своей жизни.
И грянула очистительная гроза!
1 Здесь и далее стихотворные переводы А. Плавника.
2 "Книга о Гыэетар".
3 Xала - тетя.
4 Имеется в виду персонаж народных сказок, отличающийся несообразительностью.
5 Гарагёз - черноглазая.
6 Отроги Малого Кавказского хребта на западе Азербайджана.
7 Азериттифак - Азербайджанский союз потребительских обществ.
Как ни старался Аслан развлечь Рустама, свернуть разговор на житейские мелочи, старик вновь и вновь возвращался к судьбам "Новой жизни".
- Меня теперь волнует не то, что свалил с плеч ношу, а то, что надо вручить колхоз надежному, умному хозяину. И рекомендую - кого б ты думал? Зейнаб Кулиеву.
Даже обычно невозмутимый Аслан изумился.
- Зейнаб?!
- Конечно.
И днем и ночью Рустам мучительно размышлял о преемнике, думал, уже без обиды, о Ширзаде и Наджафе, даже о языкастой тетушке Телл", но выбрал он Кулиеву и остался доволен своим решением.
- Из чужого колхоза, - осторожно напомнил Аслан.
- Да что ты, - землячка, Героиня труда! - строго поправил его старик. - В родимый колхоз вернется. И заметь, моя воспитанница, - напоследок похвастался, понежил свое гордое самолюбие Рустам.
- Ну-ну, - Аслан отшутился, не дал определенного ответа.
Эти слухи и пересуды усугубляли душевное смятение Сакины.
Как ни убеждал Гараш, что она должна пойти на собрание, мать твердо сказала, что останется дома.
- Зачем мне туда идти, деточка, если душа не лежит?
- Мама, прошу, не отказывайся. Из приличия следует пойти. Что в народе-то подумают? По соревнованию мы остались позади, уступили первенство "Красному знамени", а ты - жена председателя - не пойдешь... Надо, обязательно надо присутствовать. Сама знаешь, клуб еще не готов: и стены не всюду покрашены, электричества нету и библиотеку не достроили... А вот колхозники решили провести собрание именно там, чтобы порадовать отца.
Сакина слышала об этом: тетушка Телли и другие правленцы поторопились кое-как привести Дом культуры в порядок - ведь это было самое дорогое детище Рустама, - справедливо считая, что весть о собрании в новом здании хоть чуть-чуть, а подбодрит, порадует больного.
- Спасибо, деточка, с меня хватит и уважения народа.
- Сухое спасибо ничего не стоит, вставай, наряжайся.
- Никуда не пойду.
- Отец же приказал, - прибег к последнему доводу Гараш. - Сегодня еще раз напомнил: идите в праздничных одеждах и садитесь в первом ряду всей семьей...
Против воли Сакина улыбнулась: да, так сказать мог только ее муж. Победу Кара Керемоглу в соревновании он воспринял мужественно, стойко и сразу же перешел в наступление, лелея мечту о реванше.
Но все-таки уходить из дому она не собиралась: непереносимо трудно было видеть людей, ловить любопытные, злорадные, а то и сочувственные взгляды.
Постучали в калитку, и сердце Савины дрогнуло. Что еще случилось? Вошли Шарафоглу и Гошатхан с женою.
- А мы за вами, - сказала Мелек-ханум.
Сакину тронула: внимательность друзей и недругов мужа: на Гошатхана по привычке она косилась подозрительно...
Мелек отвела Сакину в сторону и сказала, что Рустам быстро идёт на поправку, организм у него необыкновенно здоровый. Правда, сердце пошаливает, но удивляться этому после таких злоключений не приходится. Выполнял бы указания врачей - так через недельку-две можно было бы выписать домой.
- А разве он не слушается? - улыбнулась Сакина, хотя знала, что всю жизнь муж только и делал, что никого не слушался.
- Куда там! - громко, чтобы все услышали, сказа ла Мелек. - Разрешили часовые прогулки в больничном саду, так он такое натворил... Представьте, вышел за ограду, остановил грузовик на шоссе и, как был в халате, в шлепанцах, отправился восвояси...
Сакина всплеснула руками.
- Хорошо, что сиделка из окна второго этажа заметила, ко мне примчалась... Вернули, пристыдили. Ну, конечно, сердечная слабость. Пришлось делать уколы...
- Как же он смеет врачей не признавать? - и смеясь и плача, удивлялась Сакина.
- А он, тетушка, без стеснения нам говорил, что чувствует себя как в тюрьме. "Мне б хоть раз оседлать своего коня и проскакать по берегу Куры, вот бы я и выздоровел" - это подлинные его слова.
- Узнаю Рустама! - печально и гордо улыбнулась Сакина.
- И он прав, - заступился за друга Шарафоглу, - Степной ветерок сразу бы выдул всю хворобу. Ведь он в Мугани вырос. Понимать надо: Мугань!...
3
Перед светлым зданием, еще зиявшим впадинами незастекленных окон во втором этаже, столпились люди в праздничных одеждах. Были здесь и старики с белоснежными, аккуратно подстриженными бородами, опиравшиеся на посохи; молодые мужчины в городских костюмах; щебечущие девицы; женщины с детьми...
Сакина, чтобы не попасть в самую давку, держалась в стороне, с достоинством отвечала на поклоны, неторопливо беседовала с приятельницами.
- Время-а! Времечко!... - во весь голос крикнул какой-то весельчак в толпе и тотчас присел, спрятался за соседей.
Ширзад поискал глазами крикуна и громко, чтобы все услышали, сказал:
- Подождем гостей из "Красного знамени".
- А кто собрание откроет?
Все переглянулись.
Шарафоглу заметил, как задрожали губы Сакины, как увлажнились ее глаза, и спокойно, будто речь шла о будничных дела, сказал:
- Конечно, заместитель председателя.
В толпе зашумели: несколько дней назад Плоский Салман скрылся. Двери его дома были заколочены перекрещенными досками, а одичавшие куры то взлетали на крышу, то бродили по чужим огородам...
И вдруг стало тихо: у дверей с ножницами в руках появилась покрасневшая от волнения Зейнаб Кулиева. Тут только вспомнили, что на днях правление после бурных споров утвердило ее заместителем председателя.
Правда, вначале кто-то выдвинул кандидатуру Гызетар: умная, энергичная, комсомолка, поможем, мол, - справится.
Но Гызетар наотрез отказалась.
Тогда Аслан, взяв слово, напомнил о совете Рустама избрать председателем колхоза Зейнаб Кулиеву.
- Давайте-ка сейчас мы ее назначим заместителем. Пока заместителем. Пусть привыкнет, осмотрится, войдет в курс дела, а дальше видно будет.
Предложение секретаря райкома встретило всеобщее одобрение, и, когда дело дошло до голосования, возражавших не оказалось.
Так вот и получилось, что честь открывать Дом культуры выпала на долю Зейнаб Кулиевой.
Сакина от души радовалась ее выдвижению, не сомневалась, что уж она справится с новым делом.
Сейчас она дружески следила за отдававшей последние распоряжения Зейнаб. Вот появились школьники с тридцатилинейными лампами в руках.
- Ребята, поставьте две лампы на сцену.
- Да мы, Зейнаб-ханум, там уже поставили.
- Знаю. Если говорю, что нужно еще поставить две лампы, - значит, нужно, - подчеркнуто спокойно сказала Зейнаб. - Чем светлее, тем радостнее.
Послышался шум моторов, толпа с трудом расступилась, и к дому подъехали две легковые машины и крытый фургон: прибыли гости из "Красного знамени".
Сакина искала взглядом в толпе гостей Майю. Вот наконец-то она вышла последней из "победы", в широком платье, скрывавшем ее раздавшуюся фигуру, подурневшая, с бледным, осунувшимся лицом.
Сакина поспешила, к невестке, но ее опередила Першан: расталкивая всех локтями, пробилась, обняла, расцеловала.
Лампы уже светились, и толпа повалила в зрительный зал. Сакина потеряла из виду дочь и невестку, прижалась к стене.
Так она и стояла, ожидая, пока пройдут в двери все запоздавшие колхозники, и, конечно, опоздала, не слышала, как, дрожа и волнуясь, Ширзад огласил итоги соревнования, поздравил колхозников "Красного знамени" с заслуженной, честно заработанной победой.
Там ее нашел Гараш, хотел было упрекнуть мать, но лишь рукою махнул и повел в первый ряд.
"А Рустама нету..." - печально подумала Сакина, оглядывая приготовленное для киши почетное место. Никто его не занял...
Кара Керемоглу, поблагодарив хозяев за гостеприимство, удивил всех тем, что ни словом не обмолвился о достижениях своего колхоза: его речь была похожа скорее всего на задушевную беседу о грядущем Мугани.
В заключение он предложил послать телеграмму в больницу с пожеланием Рустаму поправиться и поскорее вернуться в родной дом.
На сцене уже пел хор девушек, и, хотя Майя стояла в самом дальнем ряду, Сакина не спускала с нее глаз, даже на дочку внимания не обратила. Майя была в длинной белой шелковой юбке и желтой кофте, с цветным платком на голове - наряд карабахских невест... Она, как и все девушки, загримировалась и казалась по-прежнему молодой, цветущей.
Хор всем понравился, но самый шумный успех имели тетушка Телли и Ширзад, исполнявшие танец "Мельник и невеста".
В зале неудержимо хохотали, рукоплескали, кричали - до того были уморительны выступления уточкой тетушки в чадре и важный, чем-то отдаленно смахивавший на Плоского Салмана Ширзад в роли сластолюбивого мельника.
Телли, кокетливо играя подведенными глазками, умоляла жестокого мельника поскорее смолот зерно, - ведь очередь давно прошла:
Пожалей, пощади меня, о мельник,
Сердце горит без огня, о мельник,
Из зерна не напечешь чуреков...
Не видала страшнее дня, о мельник!
А мельник, пленившись ее красотою, желая подольше удержать невесту около себя, ласково уговаривал:
На душе у меня темно, ханум,
Обнажилось арыка дно, ханум,
Проживем как-нибудь без чуреков...
Наше горе одно, ханум.
- Не солидно как-то парторгу кривляться, - услышала Сакина чей-то шепот и подумала: "Жаб узнают по голосу, а друзей Ярмамеда по ненависти к людям".
А на сцене уже летели в вихре пляски игиггы, и в центре вертелся, подпрыгивал Наджаф: толщина, как видно, не лишила его ловкости и проворства... Но вот, едва успев переодеться, в круг ворвался Ширзад, и столько мужественной красоты было в нем, что многие девушки с завистью подумали о Першан: "Да чего же, неразумная, ты время зря теряешь?"
В зале уже отставляли стулья к стенам, и усталые музыканты завели "Няльбеки" и "Яллы", и уже танцевали не только хозяева, но и гости: вывели в круг Кара Керемоглу, даже Гошатхан не спасся - вытолкнули, заставили плясать.
...Гараш нигде не мог найти Майю. "Неужели сразу после концерта уехала обратно?" - думал он, и ему стало горько, белый свет показался не мил: одиноко покурив в фойе, он поплелся в опустевший, безрадостный дом.
А гости действительно уезжали, Кара Керемоглу благодарил за привет и ласку, приглашал к себе на Праздник урожая.
- Приедем, приедем, - пообещала тетушка Телли, - Только не надейся, что ваши затмят нас в танцах.
"С урожаем затмили - так и в танцах постараемся", - подумал Кара Керемоглу, но сказал с радушной улыбкой:
- Ай, сестрица, зачем делить шкуру неубитого медведя? Приезжай, всегда желанным гостем будешь...
У входа тускло горела на крюке керосиновая лампа, темная завеса осенней ночи по-прежнему висела над деревней, но звуки веселой музыки летели над домами и садами в степь. Праздник еще не кончился...
Гараш вошел во двор. Здесь было тихо, темно, даже волкодав не залаял, а на веранде горела лампа - видно, мать вернулась.
Но столовая была пуста, дверь в комнату сестры закрыта, Гараш прошел к себе - и замер на пороге...
У окна сидела Майя, свет лампы позолотил ее волосы, оживил совсем юное в полумраке лицо. Боясь поверить глазам своим, Гараш приблизился к ней, взял обеими руками ее ледяную руку, прижал к губам.
- Родная моя!
- Помолчи... "Видишь, сверкает молния, быть грозе..." - даже не сказала, а подумала Майя, но он понял и привлек ее к себе, не говоря ни слова.
А над "Слиянием вод" играли зарницы, раскалывая ночную мглу, выхватывая из темноты то каменистый обрыв, то песчаную отмель, то стремительное течение, и уже прошумел ветер в прибрежном кустарнике, долетел до деревенских садов, заиграл вершинами деревьев, и ударили о крышу тяжелые капли...
На далеком становище старик Баба и Керем стояли, окруженные овцами, и поджидали ливня. Почти невидимые в темноте псы подходили, лизали им руки, и были чабаны счастливы, как могут быть счастливы люди, отдавшие свою жизнь труду...
Мчавшийся по степным дорогам из отдаленного колхоза в продуваемом всеми ветрами "газике" Аслан тоже ждал дождя и думал об урожае будущего года, и верил, что Мугань осчастливит народ таким подарком, о каком еще не мечтали.
И Рустам не спал, ворочался на тощем больничном тюфяке, вставал, подходил к окну и, вглядываясь в блеск молний, прислушиваясь к раскатам грома, думал о своей жизни.
И грянула очистительная гроза!
1 Здесь и далее стихотворные переводы А. Плавника.
2 "Книга о Гыэетар".
3 Xала - тетя.
4 Имеется в виду персонаж народных сказок, отличающийся несообразительностью.
5 Гарагёз - черноглазая.
6 Отроги Малого Кавказского хребта на западе Азербайджана.
7 Азериттифак - Азербайджанский союз потребительских обществ.