Страница:
– Милый мой братик, – противным голосом сказал рыцарь, – сам Зако заявлял это неоднократно, и почему-то эти заявления не вызывали у тебя столь бурного проявления чувств.
– Если всем верить, знаешь ли, так ты сам собственным правнуком выходишь. И что там митрополит?
– Пока еще не митрополит – просто монашествующий священник. Отец Димитрий в своем письме епископу Доростольскому отмечает, что отец Адам, без сомнения, заслужит великую славу как проповедник во имя Божие… Он и заслужил… всем бы такую. А еще отец Димитрий, подверженный суевериям, мать их… прости Господи… не меньше, чем здешние крестьяне, просит Его Преосвященство обратить внимание на слова некоего Симеона Чопича, прямого потомка, ну и так далее… Внучек мой, надо сказать, ругаться был горазд – мне учиться еще и учиться. Он отца Адама без обиняков назвал антихристом, причем, похоже, был вполне серьезен. А через несколько дней – после возвращения нашего монаха в обитель – Симеон Чопич погиб. Знаешь как?
– Ну? – Про дневник отца Димитрия Альберт просто забыл, какой дневник, когда тут такие страсти!
– Его заели голодные псы.
– Здесь?
– В Лыни.
– Да я понимаю. Арчи, а что же братья-рыцари? Лынь маленькая, они должны были успеть.
– Дом Чопичей, – Артур снова прошелся от стены к стене, – нечисть всегда обходила стороной. Все об этом знали. Илона рехнулась, то есть все думают, что она рехнулась, полагаю, именно поэтому они с Зако остались живы. Болтовня сумасшедшей – это просто болтовня сумасшедшей.
– Подожди, ты полагаешь…. Хочешь сказать, это митрополит навел голодных псов? Нет, они, конечно, все маги, вся семейка, но… чтобы приказывать демонам, нужно быть не магом, а колдуном. Это совсем другое. Кроме того, Арчи, псы заели бы всех в доме. Невозможно заставить их убить одного и не трогать остальных.
– Помнишь, как погибла София Элиато?
– А это кто?
– У герцога Мирчо трое детей от старшей жены. – Артур проявлял чудеса терпения. – Младшая – Симила. Сватоплук – средний. София была старшей – наследницей Единой Земли.
– Ну?
– Голодные псы. Они заели Софию, но не тронули ее служанку.
– Братец! – Альберт быстро рассовал по карманам обернутые в телячью кожу книги с дневниковыми записями отца Димитрия. – Знаешь что, братец… – он поколебался, но забрал у Артура черновик письма и присоединил к дневникам, – поехали к Флейтисту. Насовсем. Он давно зовет. Он тебе не говорил, а мне вот сказал, что если бы мы… он был бы рад. Он Змея выпустил – Змей нас защищать будет. И вообще, в Цитадели хорошо. Правда ведь? Ты, если соскучишься, в Развалины съездишь или в Пустоши. Убьешь кого-нибудь. Женщин Флейтист тебе сам заманит. Поехали, а?
– А здесь сожжем все, и лучше вместе с церковью, да?
– Хорошая мысль.
– Почитай вот. – Артур протянул еще один листок. Бумага до сих пор пахла духами, чуть-чуть, почти неуловимо.
«Здравствуй, милый мой братик, – было написано ровным и быстрым почерком, без завитушек и красивостей, но, несомненно, женским, – батюшка велит мне теперь называть тебя Адамом, но, если позволишь, я сохраню, хотя бы в письмах, то обращение, к какому привыкла и которое нравилось тебе. Милый мой Сватичка! Только Боженька знает, как я скучаю за тобой и как я за тебя тревожусь…»
– Хватит! – Старший бесцеремонно выдернул из пальцев Альберта одно письмо и протянул другое, совсем коротенькое: – Сравни.
Сначала был запах духов – тот же самый, только более ясный. Более свежий? Да и бумага, кажется, новая, и…
«Артур, сегодня в „Звездне“. Жду. Люблю, хоть это тебе и не нужно».
…и почерк – тот же. Ну почти…
– А я голову ломаю, из какой она семьи, – процедил старший сквозь зубы, – где ее научили… всему.
– Это Ирма?..
– Да.
– Так сколько же ей лет?
Артур поглядел с легким удивлением: о чем, мол, ты только думаешь? Но все-таки ответил:
– Она старше меня в два раза.
– Ужасно! – с чувством сказал Альберт.
– Она выйдет замуж за Варга, – проигнорировал его старший, – и уж после этого наверняка не станет молчать. Ты представляешь, что начнется в Долине?
– Тем более надо уезжать.
Артур молчал, покусывая губу, разглядывал бумажные залежи. Потом кивнул:
– Я тебя провожу. И чтоб от Флейтиста ни ногой, ясно?
– Вот дурак-то! – хмыкнул Альберт. – Если ты не едешь, я тоже остаюсь. Ну что, архивы жжем?
– Сначала читаем. Братик…
– Ну?
– Я опять тебя втянул. Извини, пожалуйста.
– Вот дурак-то! – повторил Альберт уже сердито.
Что в первую очередь нужно рыцарю для особых поручений? Оружие? Да бросьте, он сам себе оружие, потому и «для особых». Доспехи? Быстрый конь? Божья милость? Разумеется, все это, и последнее в особенности, но…
В первую очередь рыцарю для особых поручений нужна Связь. Он действует оперативно, работает с информацией, не то что горячей – раскаленной, и его задача эту информацию сохранить, донести в целости. И самому уцелеть, конечно, потому что где другого такого взять. Но собственная целостность – вторична.
Одним словом, позарез нужна сэру Арчи «быстрая связь» – главный секрет ордена Храма. Нужна. Да только вот рация в руках Артура дольше минуты не живет.
Минута – это если очень повезет. Обычно все быстрее заканчивается. Пшик – и вместо рации оплавленная пластиковая коробочка.
Профессор Фортуна с удовольствием рассуждает об «энергетике», «деструктивных потоках астрала», «бесконтрольных контурах» и прочей бредятине, о какой уважающий себя ученый и думать не должен, не то что вслух говорить. Но если опустить заумную терминологию, в словах профессора есть доля правды.
Голодных псов, например, Артур и Альберт уничтожили за считанные минуты, и за эти же минуты сгорели оба шопронских ретранслятора: основной и аварийный.
Что ж, сгорели так сгорели. Заменили их братья-техники. Неделю спустя явился в Артура «другой»…
Ретрансляторы, конечно, снова заменили, но не в них дело.
Дело в том, что, пока не вернутся Артур с Альбертом из Серого леса, не у кого спросить, что же такое страшное нашли они в Стополье. А ведь что-то нашли. Но всей информации: очень странная просьба Артура. Мальчик интересуется здоровьем всех пресвитеров, поступивших в духовные училища или рукоположенных в обителях раньше двести одиннадцатого года от Дня Гнева.
Интересная наука статистика. В Единой Земле пять тысяч сто восемь приходских церквей. И в двухстах из них пресвитеры одолеваемы разнообразными болезнями. За месяц во всех епархиях умерло двадцать приходских священников. А за десять лет – четыре тысячи восемьсот.
Все.
Все, за исключением тех двух сотен, что живы еще, но болеют.
На смену умершим батюшкам приходили молодые и, видимо, менее подверженные всякого рода заболеваниям. Артур как в воду глядел: в большинстве своем они начали учиться уже после двести одиннадцатого года.
Двести одиннадцатый. Трудный выдался год. В мае, на октаву Пасхи, был рукоположен Сватоплук Элиато. Он не пожелал принять под свою руку Добротицу, полагающуюся ему по праву наследования, заявил, что мир дольний прекрасен, но горние высоты неудержимо влекут его душу, и принял окончательное решение уйти от суеты. У большинства епископов рукоположение вызвало справедливый гнев: где видано, чтобы сан принимал отрок, едва достигший двенадцати лет? Однако тихий скандал в церкви очень быстро сменился бедой, потрясшей всю Единую Землю: голодные псы заели Софию Элиато.
И ситуация стала, мягко говоря, сложной.
Сватоплук… отец Адам, принявший сан, наследовать уже не мог. Других детей от старшей жены у герцога не было. В двести двадцатом году родилась, правда, девочка, да что толку? Разве что Его Высочество и вправду отдаст младшую дочь за Варга. Не сказать чтобы сам Варг был от этой идеи в восторге, но он обещал сделать то, что велит Старый. А со Старым герцог договорится.
Да, но при чем тут приходские священники?
Четыре тысячи восемьсот человек за десять лет… Стоп-стоп, не за десять – за девять, десятый год вот он, на дворе. И все равно раньше умирали меньше. Начало странного скачка приходится на двести двадцать четвертый год от Дня Гнева, две тысячи двести двадцать пятый от Рождества Христова, и…
И что?
В коротком сообщении Артура кроме просьбы поинтересоваться здоровьем святых отцов еще несколько слов:
«Не крещен. Правнук. Церковь 2225».
Мальчик-мальчик, вожжами бы тебя за твою лаконичность.
Что знаменательного помимо падежа священников случилось в жизни церкви за две тысячи двести двадцать пятый год?
Отец Адам стал епископом Добротицким.
Отец Адам… И тут не обошлось.
А будь у Артура рация, можно было прямо сейчас приказать ему возвращаться в Сегед. Пропади пропадом Серый лес со всеми своими эльфами.
– Это нужно сделать!
– Нет.
– Нужно! И ты это понимаешь. Не можешь не понимать, не совсем же ты кретин, какие-то мозги все-таки есть.
– Нет.
– Оно и видно.
Альберт надулся и какое-то время молчал. Обиженно молчал. Вызывающе обиженно.
Это всегда срабатывало, сработало и сейчас – старший сколько мог выдерживал паузу, но в конце концов заговорил первым:
– Мы не должны так поступать. Каким бы он ни был, он человек, и ворожить на него нельзя.
– Грешно! – ядовито прокомментировал Альберт.
– Да.
– Дурак.
– Знаю. Но если мы начнем ворожить, чем мы будем лучше всякой нечисти?
– Я! Я, а не мы! Это не ворожба – это направленное заклинание, принципиально новое, понятно тебе? Не колдовство! Ма-ги-я!
– Это злое заклинание.
– Гос-споди, – прошипел Альберт, – какой ты все-таки тупой, а! Не бывает злых заклинаний. И добрых не бывает. Если чудовищ наводит на нас… – короткий взгляд в сторону навострившего уши Галеша, – ну, ты знаешь кто, он получит по мозгам. Его это даже не убьет, ясно? Просто подумает в другой раз, прежде чем гадить. А если это тот, с Триглава, ничего с твоим… не случится. Ну?
– Нельзя.
– Да почему?!
– Если это он и твое заклинание причинит ему вред… – Артур развел руками. – Это ведь совсем не то, что кулаком в ухо сунуть. Заклинание, направленное во зло, – суть ворожба. Колдовство.
– Нет-ну-какой-же-ты-все-таки-придурок!!!
Альберт грохнул для разрядки сразу десятью молниями и замолчал снова.
Ночь вокруг тоже притихла.
Испугалась.
А ведь идея была хорошая, отличная просто была идея. Альберт над ней весь вечер думал, пока собирались и пока ехали. Найти канал, через который митрополит связан с чудовищами, и ударить. Легонечко. В четверть силы. Он бы и в полную силу мог, чтоб сразу в пепел, но старший твердит, что людей убивать нельзя. Нельзя так нельзя, Альберт согласен не убивать. Ведь согласен же. А этот… Уперся как баран.
– Смирение и милосердие, – процедил маг сквозь зубы. – Ударили по правой щеке – подставь левую, да?
– Нет, но…
– Они, значит, могут нас поедом есть, а им за это – ничего. А если голодный пес откусил тебе правую ногу, отдай ему левую. И голову, если попросит, да?
– Да нет же…
– Тогда почему нельзя?
– Это колдовство… – Артур искал слова. – Это грех. Зло. Я… я не смогу молиться за тебя, если буду знать, что ты, что… Ну, как в Развалинах, помнишь, когда ты жертву принял?
– Да плевать мне!
Напоминание о принятой жертве напомнило и о том, что с того дня не раз и не два мелькала мысль: повторить бы удачный опыт, поэкспериментировать, рассчитать зависимость притока энергии от количества – или качества? – отнятых жизней.
Плохие мысли.
Как сказал бы Артур: злые.
– Плевать мне на твои молитвы, братец, – продолжил Альберт вслух, – в Цитадели я без тебя справился, и дальше, знаешь, не помру. А из-за твоего упрямства нас сейчас заесть могут, как маленьких. Мы до Стополья еле живые доехали, забыл уже?
– Не забыл. И как ты в Цитадели Павших «справился» – тоже помню.
– Из-за тебя все, – уставился маг в огонь, – сам не живешь, и мне не даешь. Дрянь всякая снится. Зако правильно сказал: я спать без молитв твоих дурацких не могу, а тебе это и надо.
– Так тебе «плевать» или ты спать не можешь? – невинным тоном уточнил Артур.
– Да иди ты! Скотина. Хоть бы обиделся из вежливости.
– На тебя?
– Скотина и есть.
– Я думал, вы никогда не ссоритесь, – нерешительно произнес Галеш.
И оба брата уставились на него через огонь. Удивленно так.
– Ссоримся? – переспросили хором. – Мы?!
– Просто он тупой, – снисходительно сказал Альберт.
– Маленький он еще. И глупый, – пожал плечами Артур.
В темной ночи, от звезд к земле и от земли к звездам – гибкая сверкающая решетка. Узор заклинаний яркими пятнами расцвечивает строгое сияние золота и хрусталя.
Надежная опора или прочная клетка?
Не думать об этом. Или думать не так.
«Господи, спасибо Тебе за терпение и милость…»
«Толку нам с Его милости! Лучше бы митрополиту треснули…»
А на подходах к Серому лесу нечисть сгинула. Последние две ночи прошли на удивление спокойно, и не жаждал человечьей кровушки никто, кроме комаров. Этих, правда, было столько, что Альберт почти всерьез задумался о защитных полях. Лес близко, воздух влажный, трава кругом – комарам самая жизнь.
Впрочем, обошлись без полей. У старшего среди прочей экипировки нашлась какая-то дурно пахнущая водица. Артур побрызгал ею кустики поодаль от лагеря, и комарье устремилось туда, сразу позабыв о людях.
– А я знаю, что это, – сообщил Галеш, настраивая гитару.
Братья на его заявление никак не отреагировали. О том, что полевое снаряжение рыцаря Храма включает в себя множество очень странных и очень полезных вещей, известно всем. Кто-то знает больше, кто-то меньше А осведомленность Галеша давно уже стала привычной.
Музыкант подождал, подождал… понял, что тема никому не интересна, и развивать ее не стал.
– Ты лучше об эльфах расскажи, – попросил Артур. – Как нам себя вести завтра, чтобы сразу не расстреляли?
– Да никак, – пожал плечами Гатеш, – только за оружие не хватайся. А ты, Альберт, заклинаний не твори. Эльфы вовсе не злые, что бы о них ни рассказывали, и убивают они не со зла. Люди для них. как комары для людей, – кивнул он в сторону обрызганных приманкой кустов. – не беспокоят, и ладно. У меня есть дозволение приходить в Серый лес, когда вздумается, может быть, со мной дозорные пропустят и вас. А может быть, нет. Не знаю.
– Опять к черту на рога лезем, – заметил Альберт, не смутившись под укоризненным взглядом старшего, – и ведь залезем когда-нибудь. Даже не знаю, кому хуже будет. Что там у нас впереди, а, братец? Живы будем?
– Не убьют, так будем, – философски ответствовал Артур.
– Зато твари отвязались. – Галеш противно звякнул струной. – Это тоже от того, что эльфы близко.
– Твари нас и не трогали. Все больше демоны и нечисть.
– И кстати! – Альберт, разглядывавший звезды, перекатился на живот. – Ты заметил, что нечисть приходит вся сплошь разумная? Демоны – как придется, а нечисть – разумная.
– Ей приказывать проще. А с демоном поди договорись. Безмозглого хоть на кровь навести можно.
– Думаешь, в этом дело?
– А в чем?
Галеш возился с гитарой, делая вид, что разговор ему ну нисколечко не интересен.
«А я думаю, – продолжил Альберт уже не вслух, – что наши с тобой неприятности имеют минимум два источника. Ты запрашивал насчет тварей по окраинам? Тех, что во сне видел, помнишь?»
«Демоны. Алым на карте были отмечены демоны. Серым – чудовища».
«И Шопрон тоже алый, ага?»
«Что „ага“? Митрополит это».
«То и „ага“. Владыка Адам – это демоны. А нечисть чья? И твари?»
«Так его же. Или того, с Триглава. И что?»
«Пока не знаю, – честно и несколько обескураженно ответил младший, – думал, сейчас что-нибудь соображу».
Артур улыбнулся. Братишка верен себе и полагается на озарения, не желая подумать… Стоп. Что-то в этом… Пока что все идет по схеме столетней давности. Митрополит в роли Козлодуйского Лиха, эмиссар того, с Триглава, поставщик крови и душ к столу повелителя, воображающий повелителем себя. Но сто лет назад Козлодуйский отшельник командовал лишь чудовищами, он не умел приказывать демонам. Он был сильным колдуном, знающим магом, а заполучив Источник, почувствовал себя всемогущим, но ограничивался тем не менее чудищами, собственными заклинаниями да умелыми манипуляциями с «тканью миропорядка».
А господину Илясу Фортуне не мешало бы поработать над формулировками.
Отсюда бродячие мертвецы, смятение в умах, костры с еретиками по всей Долине, смута в Средеце. Ладно, это все – дело прошлое. Важно, что демонов тот, с Триглава, оставил тогда за собой. И правильно сделал. Демоны – это армия, а направлять армию должен тот, кто больше знает о ситуации. Либо в этот раз враг передал своему эмиссару больше полномочий и, как следствие, больше возможностей, либо он тут вообще ни при чем.
Нет.
Иначе что имела в виду Приснодева, говоря о том, что владыку Адама нужно спасти? От кого спасать, если не от того, с Триглава? Не может человек, пусть даже митрополит, стать его соперником, зато может подвергнуть опасности свою душу, заключив с демоном сделку.
С другой стороны, в прошлый раз вражине мало не показалось. Смерть Козлодуйского отшельника ударила и по нему. Да еще как ударила! Сто лет, гад, прятался, нос высунуть боялся. Если владыке Адаму он дал больше сил и возможностей, значит, и ударить должно сильнее. Этого-то враг, хоть и демон, не может не понимать.
Ударит по нему, впрочем, лишь в том случае, если Артур с Альбертом смогут добраться до митрополита. А если нет, если заедят их твари или эльфы завтра расстреляют, придется сэру Герману самому справляться.
А сэр Герман и не знает ведь ничего. Он, конечно, догадается. Хочется верить, что догадается. Господи, ну сделай так, чтобы догадался, а? Пожалуйста!…
– Эльфы не терпят их, – продолжал рассуждать Галеш, – и тварей, и нечисть, и демонов – всех. И убивают их эльфы совсем не так, как людей.
– Премного благодарны! – ответил Артур. – А зачем же они на Сегед нападали?
– Об этом спроси у них, – посоветовал музыкант, – я спрашивал, но не получил ответа. Эльфы… – он пробежал пальцами по струнам, вызвав дисгармоничную капель звуков, – они прекрасны, жестоки, загадочны. И у них есть цель. Я не знаю, какая, да мне и не нужно. Слушай:
Но при чем тут эльфы?
– Не только эльфы, – примирительно ответил Галеш и, словно успокаивая гитару, погладил ее по струнам. – Я петь умею, рыцарь, а не говорить. Разве что так. – И, постукивая пальцами по гулкой деке, он повторил четким речитативом: – «Чем была наша цель средь бурлящих котлов, среди скованных тел, среди плотской тюрьмы? Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!…»
– Молчал бы ты, Галеш.
– Я смотрю на вас и думаю: разве вы этого хотели?
– Чего «этого»?
– Этого, – обвел менестрель рукой темноту вокруг, – славы, силы, могущества. Ты хотел всего этого, Альберт?
– Вот еще! – фыркнул маг, не понимая, к чему клонит музыкант и на что сердится старший.
– А ты, Артур?
– Понесло тебя на ночь глядя.
– Никто лучше, чем я, не знает старых сказок, – невпопад сообщил Галеш. – А уж старая правда и подавно никому, кроме меня, не ведома. Обряд, который сделал вас тем, что вы есть сейчас, он ведь шел не от сердца. От разума. И я не могу понять – хотя, казалось бы, кто лучше меня разбирается в движениях человеческих душ, – я не могу понять, как вы сумели вынужденное, надуманное, сотворенное по необходимости посчитать единственно правильным и… да, осмыслив сначала, принять затем сердцем.
– Это он о чем? – нехорошим тоном спросил Альберт.
– Да все о том же, – махнул рукой Артур и достал трубку, – о том, как мы кровь смешали.
– Смешали кровь, а теперь мешаете друг другу жить, – без всякой деликатности продолжил Галеш. – Зако прав, хоть мне и не нравится повторять его слова. Но Золотой Витязь не увидел и не понял главного: вы все делаете добровольно. У Альберта есть сейчас выбор между тобой, Артур, и великой силой. Ты, как и сто лет назад, волен выбирать между Небесами и младшим братом. Но вместо того чтобы пойти каждый своим путем, вы остаетесь в клетке, которую выстроили себе сами. Зачем? Есть ли в этом смысл? А если есть, видите ли его вы? Или я прав и вы сами не знаете своей цели?
– Вот зануда! – Альберт зевнул и завернулся в спальный мешок. – Спокойной ночи, братец.
– И в самом деле, – смущенно улыбнулся Галеш, – я, как обычно, завел разговор не к месту и не ко времени. Просто подумалось, Артур: почему все песни для тебя, какие приходят мне в голову, так или иначе обещают смерть?
– Потому что я смертный, – отрезал рыцарь, – заткнись и спи.
– Как скажешь. Но эльфы свою цель знают, а вы – нет.
– Перебить всех тварей и перевешать всех музыкантов.
– Угу, – неразборчиво поддержал Альберт из спальника, – тогда наступит рай на земле и все будут счастливы.
Галеш, и не рассчитывавший на понимание, только вздохнул, зачехляя гитару.
А на следующий день после полудня они подъехали к опушке Серого леса.
– Придется спешиться, – предупредил Галеш и спрыгнул со своего мерина. – там дальше сплошной бурелом, верхом не проехать.
– А ты тропки знаешь? – Артур привычно взял Стерлядку под уздцы, помогая Альберту слезть.
– Не знаю, – помотал головой менестрель, – а если бы и знал, все равно не стал бы рассказывать. Нас встретят. И если не убьют – проводят к Илвиру Высокому.
– Это который король?
– Он не король, – улыбнулся Галеш. – скорее, маршал монастыря, если говорить на понятном тебе языке. Здесь, в Сером лесу, живут только воины.
– И сколько их?
– Артур… – В голосе музыканта слышалась явная укоризна. – Все, что ты увидишь сам, ты увидишь. Стойте. Дальше идти не надо. Теперь будем ждать.
Ждали долго.
Артур успел покурить. Потом лениво поругался с младшим, вознамерившимся поймать нескольких воздушных элементалей на предмет отправить их в глубь леса с разведкой. Потом, устав спорить, оба принялись наблюдать за нахальной белкой, скачущей по веткам ближайшего дерева. И снова поспорили, на сей раз, что случится раньше: Альберт привадит белку сухарем или появятся обещанные эльфы.
Артур выиграл – сухарь увидел и тут же слопал Серко, а испуганная белка сиганула в лес – только хвост мелькнул.
И когда неугомонный младший уже почти убедил Артура сыграть в карты, что, с учетом вчерашнего предупреждения о заклинаниях, было бы ну совсем неразумно, из-за поваленных стволов наконец-то послышался голос:
– Кого ты привел, музыкант?
«… Уши-то, уши!» – в полном восторге бормотал Альберт. Черные глазищи сверкали, он таращился на эльфов без всякого стеснения, разглядывая удивительные одежды, странную обувку, оценивающе хмурясь, принюхивался к незнакомой магии.
Магии?
Наверное, все-таки да.
Ну и, конечно, Альберт не смог обойти своим вниманием эльфийскую внешность. Нет, что и говорить, уши действительно заслуживали восхищения. Не сказать чтобы больше человеческих, но зато они были острыми, с узкой раковиной, и – самое главное! – шевелились, стоило всхрапнуть лошади или хрустнуть ветке под ногой Галеша, или звякнуть стремени. На любой звук, не характерный для обычной лесной жизни, эльфы реагировали настороженным движением острых ушей, что приводило Альберта в искренний восторг.
«Ты, братик, вслух чего-нибудь не брякни, – предупредил Артур, – обидятся еще…»
– Если всем верить, знаешь ли, так ты сам собственным правнуком выходишь. И что там митрополит?
– Пока еще не митрополит – просто монашествующий священник. Отец Димитрий в своем письме епископу Доростольскому отмечает, что отец Адам, без сомнения, заслужит великую славу как проповедник во имя Божие… Он и заслужил… всем бы такую. А еще отец Димитрий, подверженный суевериям, мать их… прости Господи… не меньше, чем здешние крестьяне, просит Его Преосвященство обратить внимание на слова некоего Симеона Чопича, прямого потомка, ну и так далее… Внучек мой, надо сказать, ругаться был горазд – мне учиться еще и учиться. Он отца Адама без обиняков назвал антихристом, причем, похоже, был вполне серьезен. А через несколько дней – после возвращения нашего монаха в обитель – Симеон Чопич погиб. Знаешь как?
– Ну? – Про дневник отца Димитрия Альберт просто забыл, какой дневник, когда тут такие страсти!
– Его заели голодные псы.
– Здесь?
– В Лыни.
– Да я понимаю. Арчи, а что же братья-рыцари? Лынь маленькая, они должны были успеть.
– Дом Чопичей, – Артур снова прошелся от стены к стене, – нечисть всегда обходила стороной. Все об этом знали. Илона рехнулась, то есть все думают, что она рехнулась, полагаю, именно поэтому они с Зако остались живы. Болтовня сумасшедшей – это просто болтовня сумасшедшей.
– Подожди, ты полагаешь…. Хочешь сказать, это митрополит навел голодных псов? Нет, они, конечно, все маги, вся семейка, но… чтобы приказывать демонам, нужно быть не магом, а колдуном. Это совсем другое. Кроме того, Арчи, псы заели бы всех в доме. Невозможно заставить их убить одного и не трогать остальных.
– Помнишь, как погибла София Элиато?
– А это кто?
– У герцога Мирчо трое детей от старшей жены. – Артур проявлял чудеса терпения. – Младшая – Симила. Сватоплук – средний. София была старшей – наследницей Единой Земли.
– Ну?
– Голодные псы. Они заели Софию, но не тронули ее служанку.
– Братец! – Альберт быстро рассовал по карманам обернутые в телячью кожу книги с дневниковыми записями отца Димитрия. – Знаешь что, братец… – он поколебался, но забрал у Артура черновик письма и присоединил к дневникам, – поехали к Флейтисту. Насовсем. Он давно зовет. Он тебе не говорил, а мне вот сказал, что если бы мы… он был бы рад. Он Змея выпустил – Змей нас защищать будет. И вообще, в Цитадели хорошо. Правда ведь? Ты, если соскучишься, в Развалины съездишь или в Пустоши. Убьешь кого-нибудь. Женщин Флейтист тебе сам заманит. Поехали, а?
– А здесь сожжем все, и лучше вместе с церковью, да?
– Хорошая мысль.
– Почитай вот. – Артур протянул еще один листок. Бумага до сих пор пахла духами, чуть-чуть, почти неуловимо.
«Здравствуй, милый мой братик, – было написано ровным и быстрым почерком, без завитушек и красивостей, но, несомненно, женским, – батюшка велит мне теперь называть тебя Адамом, но, если позволишь, я сохраню, хотя бы в письмах, то обращение, к какому привыкла и которое нравилось тебе. Милый мой Сватичка! Только Боженька знает, как я скучаю за тобой и как я за тебя тревожусь…»
– Хватит! – Старший бесцеремонно выдернул из пальцев Альберта одно письмо и протянул другое, совсем коротенькое: – Сравни.
Сначала был запах духов – тот же самый, только более ясный. Более свежий? Да и бумага, кажется, новая, и…
«Артур, сегодня в „Звездне“. Жду. Люблю, хоть это тебе и не нужно».
…и почерк – тот же. Ну почти…
– А я голову ломаю, из какой она семьи, – процедил старший сквозь зубы, – где ее научили… всему.
– Это Ирма?..
– Да.
– Так сколько же ей лет?
Артур поглядел с легким удивлением: о чем, мол, ты только думаешь? Но все-таки ответил:
– Она старше меня в два раза.
– Ужасно! – с чувством сказал Альберт.
– Она выйдет замуж за Варга, – проигнорировал его старший, – и уж после этого наверняка не станет молчать. Ты представляешь, что начнется в Долине?
– Тем более надо уезжать.
Артур молчал, покусывая губу, разглядывал бумажные залежи. Потом кивнул:
– Я тебя провожу. И чтоб от Флейтиста ни ногой, ясно?
– Вот дурак-то! – хмыкнул Альберт. – Если ты не едешь, я тоже остаюсь. Ну что, архивы жжем?
– Сначала читаем. Братик…
– Ну?
– Я опять тебя втянул. Извини, пожалуйста.
– Вот дурак-то! – повторил Альберт уже сердито.
Что в первую очередь нужно рыцарю для особых поручений? Оружие? Да бросьте, он сам себе оружие, потому и «для особых». Доспехи? Быстрый конь? Божья милость? Разумеется, все это, и последнее в особенности, но…
В первую очередь рыцарю для особых поручений нужна Связь. Он действует оперативно, работает с информацией, не то что горячей – раскаленной, и его задача эту информацию сохранить, донести в целости. И самому уцелеть, конечно, потому что где другого такого взять. Но собственная целостность – вторична.
Одним словом, позарез нужна сэру Арчи «быстрая связь» – главный секрет ордена Храма. Нужна. Да только вот рация в руках Артура дольше минуты не живет.
Минута – это если очень повезет. Обычно все быстрее заканчивается. Пшик – и вместо рации оплавленная пластиковая коробочка.
Профессор Фортуна с удовольствием рассуждает об «энергетике», «деструктивных потоках астрала», «бесконтрольных контурах» и прочей бредятине, о какой уважающий себя ученый и думать не должен, не то что вслух говорить. Но если опустить заумную терминологию, в словах профессора есть доля правды.
Голодных псов, например, Артур и Альберт уничтожили за считанные минуты, и за эти же минуты сгорели оба шопронских ретранслятора: основной и аварийный.
Что ж, сгорели так сгорели. Заменили их братья-техники. Неделю спустя явился в Артура «другой»…
Ретрансляторы, конечно, снова заменили, но не в них дело.
Дело в том, что, пока не вернутся Артур с Альбертом из Серого леса, не у кого спросить, что же такое страшное нашли они в Стополье. А ведь что-то нашли. Но всей информации: очень странная просьба Артура. Мальчик интересуется здоровьем всех пресвитеров, поступивших в духовные училища или рукоположенных в обителях раньше двести одиннадцатого года от Дня Гнева.
Интересная наука статистика. В Единой Земле пять тысяч сто восемь приходских церквей. И в двухстах из них пресвитеры одолеваемы разнообразными болезнями. За месяц во всех епархиях умерло двадцать приходских священников. А за десять лет – четыре тысячи восемьсот.
Все.
Все, за исключением тех двух сотен, что живы еще, но болеют.
На смену умершим батюшкам приходили молодые и, видимо, менее подверженные всякого рода заболеваниям. Артур как в воду глядел: в большинстве своем они начали учиться уже после двести одиннадцатого года.
Двести одиннадцатый. Трудный выдался год. В мае, на октаву Пасхи, был рукоположен Сватоплук Элиато. Он не пожелал принять под свою руку Добротицу, полагающуюся ему по праву наследования, заявил, что мир дольний прекрасен, но горние высоты неудержимо влекут его душу, и принял окончательное решение уйти от суеты. У большинства епископов рукоположение вызвало справедливый гнев: где видано, чтобы сан принимал отрок, едва достигший двенадцати лет? Однако тихий скандал в церкви очень быстро сменился бедой, потрясшей всю Единую Землю: голодные псы заели Софию Элиато.
И ситуация стала, мягко говоря, сложной.
Сватоплук… отец Адам, принявший сан, наследовать уже не мог. Других детей от старшей жены у герцога не было. В двести двадцатом году родилась, правда, девочка, да что толку? Разве что Его Высочество и вправду отдаст младшую дочь за Варга. Не сказать чтобы сам Варг был от этой идеи в восторге, но он обещал сделать то, что велит Старый. А со Старым герцог договорится.
Да, но при чем тут приходские священники?
Четыре тысячи восемьсот человек за десять лет… Стоп-стоп, не за десять – за девять, десятый год вот он, на дворе. И все равно раньше умирали меньше. Начало странного скачка приходится на двести двадцать четвертый год от Дня Гнева, две тысячи двести двадцать пятый от Рождества Христова, и…
И что?
В коротком сообщении Артура кроме просьбы поинтересоваться здоровьем святых отцов еще несколько слов:
«Не крещен. Правнук. Церковь 2225».
Мальчик-мальчик, вожжами бы тебя за твою лаконичность.
Что знаменательного помимо падежа священников случилось в жизни церкви за две тысячи двести двадцать пятый год?
Отец Адам стал епископом Добротицким.
Отец Адам… И тут не обошлось.
А будь у Артура рация, можно было прямо сейчас приказать ему возвращаться в Сегед. Пропади пропадом Серый лес со всеми своими эльфами.
– Это нужно сделать!
– Нет.
– Нужно! И ты это понимаешь. Не можешь не понимать, не совсем же ты кретин, какие-то мозги все-таки есть.
– Нет.
– Оно и видно.
Альберт надулся и какое-то время молчал. Обиженно молчал. Вызывающе обиженно.
Это всегда срабатывало, сработало и сейчас – старший сколько мог выдерживал паузу, но в конце концов заговорил первым:
– Мы не должны так поступать. Каким бы он ни был, он человек, и ворожить на него нельзя.
– Грешно! – ядовито прокомментировал Альберт.
– Да.
– Дурак.
– Знаю. Но если мы начнем ворожить, чем мы будем лучше всякой нечисти?
– Я! Я, а не мы! Это не ворожба – это направленное заклинание, принципиально новое, понятно тебе? Не колдовство! Ма-ги-я!
– Это злое заклинание.
– Гос-споди, – прошипел Альберт, – какой ты все-таки тупой, а! Не бывает злых заклинаний. И добрых не бывает. Если чудовищ наводит на нас… – короткий взгляд в сторону навострившего уши Галеша, – ну, ты знаешь кто, он получит по мозгам. Его это даже не убьет, ясно? Просто подумает в другой раз, прежде чем гадить. А если это тот, с Триглава, ничего с твоим… не случится. Ну?
– Нельзя.
– Да почему?!
– Если это он и твое заклинание причинит ему вред… – Артур развел руками. – Это ведь совсем не то, что кулаком в ухо сунуть. Заклинание, направленное во зло, – суть ворожба. Колдовство.
– Нет-ну-какой-же-ты-все-таки-придурок!!!
Альберт грохнул для разрядки сразу десятью молниями и замолчал снова.
Ночь вокруг тоже притихла.
Испугалась.
А ведь идея была хорошая, отличная просто была идея. Альберт над ней весь вечер думал, пока собирались и пока ехали. Найти канал, через который митрополит связан с чудовищами, и ударить. Легонечко. В четверть силы. Он бы и в полную силу мог, чтоб сразу в пепел, но старший твердит, что людей убивать нельзя. Нельзя так нельзя, Альберт согласен не убивать. Ведь согласен же. А этот… Уперся как баран.
– Смирение и милосердие, – процедил маг сквозь зубы. – Ударили по правой щеке – подставь левую, да?
– Нет, но…
– Они, значит, могут нас поедом есть, а им за это – ничего. А если голодный пес откусил тебе правую ногу, отдай ему левую. И голову, если попросит, да?
– Да нет же…
– Тогда почему нельзя?
– Это колдовство… – Артур искал слова. – Это грех. Зло. Я… я не смогу молиться за тебя, если буду знать, что ты, что… Ну, как в Развалинах, помнишь, когда ты жертву принял?
– Да плевать мне!
Напоминание о принятой жертве напомнило и о том, что с того дня не раз и не два мелькала мысль: повторить бы удачный опыт, поэкспериментировать, рассчитать зависимость притока энергии от количества – или качества? – отнятых жизней.
Плохие мысли.
Как сказал бы Артур: злые.
– Плевать мне на твои молитвы, братец, – продолжил Альберт вслух, – в Цитадели я без тебя справился, и дальше, знаешь, не помру. А из-за твоего упрямства нас сейчас заесть могут, как маленьких. Мы до Стополья еле живые доехали, забыл уже?
– Не забыл. И как ты в Цитадели Павших «справился» – тоже помню.
– Из-за тебя все, – уставился маг в огонь, – сам не живешь, и мне не даешь. Дрянь всякая снится. Зако правильно сказал: я спать без молитв твоих дурацких не могу, а тебе это и надо.
– Так тебе «плевать» или ты спать не можешь? – невинным тоном уточнил Артур.
– Да иди ты! Скотина. Хоть бы обиделся из вежливости.
– На тебя?
– Скотина и есть.
– Я думал, вы никогда не ссоритесь, – нерешительно произнес Галеш.
И оба брата уставились на него через огонь. Удивленно так.
– Ссоримся? – переспросили хором. – Мы?!
– Просто он тупой, – снисходительно сказал Альберт.
– Маленький он еще. И глупый, – пожал плечами Артур.
В темной ночи, от звезд к земле и от земли к звездам – гибкая сверкающая решетка. Узор заклинаний яркими пятнами расцвечивает строгое сияние золота и хрусталя.
Надежная опора или прочная клетка?
Не думать об этом. Или думать не так.
«Господи, спасибо Тебе за терпение и милость…»
«Толку нам с Его милости! Лучше бы митрополиту треснули…»
А на подходах к Серому лесу нечисть сгинула. Последние две ночи прошли на удивление спокойно, и не жаждал человечьей кровушки никто, кроме комаров. Этих, правда, было столько, что Альберт почти всерьез задумался о защитных полях. Лес близко, воздух влажный, трава кругом – комарам самая жизнь.
Впрочем, обошлись без полей. У старшего среди прочей экипировки нашлась какая-то дурно пахнущая водица. Артур побрызгал ею кустики поодаль от лагеря, и комарье устремилось туда, сразу позабыв о людях.
– А я знаю, что это, – сообщил Галеш, настраивая гитару.
Братья на его заявление никак не отреагировали. О том, что полевое снаряжение рыцаря Храма включает в себя множество очень странных и очень полезных вещей, известно всем. Кто-то знает больше, кто-то меньше А осведомленность Галеша давно уже стала привычной.
Музыкант подождал, подождал… понял, что тема никому не интересна, и развивать ее не стал.
– Ты лучше об эльфах расскажи, – попросил Артур. – Как нам себя вести завтра, чтобы сразу не расстреляли?
– Да никак, – пожал плечами Гатеш, – только за оружие не хватайся. А ты, Альберт, заклинаний не твори. Эльфы вовсе не злые, что бы о них ни рассказывали, и убивают они не со зла. Люди для них. как комары для людей, – кивнул он в сторону обрызганных приманкой кустов. – не беспокоят, и ладно. У меня есть дозволение приходить в Серый лес, когда вздумается, может быть, со мной дозорные пропустят и вас. А может быть, нет. Не знаю.
– Опять к черту на рога лезем, – заметил Альберт, не смутившись под укоризненным взглядом старшего, – и ведь залезем когда-нибудь. Даже не знаю, кому хуже будет. Что там у нас впереди, а, братец? Живы будем?
– Не убьют, так будем, – философски ответствовал Артур.
– Зато твари отвязались. – Галеш противно звякнул струной. – Это тоже от того, что эльфы близко.
– Твари нас и не трогали. Все больше демоны и нечисть.
– И кстати! – Альберт, разглядывавший звезды, перекатился на живот. – Ты заметил, что нечисть приходит вся сплошь разумная? Демоны – как придется, а нечисть – разумная.
– Ей приказывать проще. А с демоном поди договорись. Безмозглого хоть на кровь навести можно.
– Думаешь, в этом дело?
– А в чем?
Галеш возился с гитарой, делая вид, что разговор ему ну нисколечко не интересен.
«А я думаю, – продолжил Альберт уже не вслух, – что наши с тобой неприятности имеют минимум два источника. Ты запрашивал насчет тварей по окраинам? Тех, что во сне видел, помнишь?»
«Демоны. Алым на карте были отмечены демоны. Серым – чудовища».
«И Шопрон тоже алый, ага?»
«Что „ага“? Митрополит это».
«То и „ага“. Владыка Адам – это демоны. А нечисть чья? И твари?»
«Так его же. Или того, с Триглава. И что?»
«Пока не знаю, – честно и несколько обескураженно ответил младший, – думал, сейчас что-нибудь соображу».
Артур улыбнулся. Братишка верен себе и полагается на озарения, не желая подумать… Стоп. Что-то в этом… Пока что все идет по схеме столетней давности. Митрополит в роли Козлодуйского Лиха, эмиссар того, с Триглава, поставщик крови и душ к столу повелителя, воображающий повелителем себя. Но сто лет назад Козлодуйский отшельник командовал лишь чудовищами, он не умел приказывать демонам. Он был сильным колдуном, знающим магом, а заполучив Источник, почувствовал себя всемогущим, но ограничивался тем не менее чудищами, собственными заклинаниями да умелыми манипуляциями с «тканью миропорядка».
А господину Илясу Фортуне не мешало бы поработать над формулировками.
Отсюда бродячие мертвецы, смятение в умах, костры с еретиками по всей Долине, смута в Средеце. Ладно, это все – дело прошлое. Важно, что демонов тот, с Триглава, оставил тогда за собой. И правильно сделал. Демоны – это армия, а направлять армию должен тот, кто больше знает о ситуации. Либо в этот раз враг передал своему эмиссару больше полномочий и, как следствие, больше возможностей, либо он тут вообще ни при чем.
Нет.
Иначе что имела в виду Приснодева, говоря о том, что владыку Адама нужно спасти? От кого спасать, если не от того, с Триглава? Не может человек, пусть даже митрополит, стать его соперником, зато может подвергнуть опасности свою душу, заключив с демоном сделку.
С другой стороны, в прошлый раз вражине мало не показалось. Смерть Козлодуйского отшельника ударила и по нему. Да еще как ударила! Сто лет, гад, прятался, нос высунуть боялся. Если владыке Адаму он дал больше сил и возможностей, значит, и ударить должно сильнее. Этого-то враг, хоть и демон, не может не понимать.
Ударит по нему, впрочем, лишь в том случае, если Артур с Альбертом смогут добраться до митрополита. А если нет, если заедят их твари или эльфы завтра расстреляют, придется сэру Герману самому справляться.
А сэр Герман и не знает ведь ничего. Он, конечно, догадается. Хочется верить, что догадается. Господи, ну сделай так, чтобы догадался, а? Пожалуйста!…
– Эльфы не терпят их, – продолжал рассуждать Галеш, – и тварей, и нечисть, и демонов – всех. И убивают их эльфы совсем не так, как людей.
– Премного благодарны! – ответил Артур. – А зачем же они на Сегед нападали?
– Об этом спроси у них, – посоветовал музыкант, – я спрашивал, но не получил ответа. Эльфы… – он пробежал пальцами по струнам, вызвав дисгармоничную капель звуков, – они прекрасны, жестоки, загадочны. И у них есть цель. Я не знаю, какая, да мне и не нужно. Слушай:
Альберт равнодушно поглядывал то на брата, то на Галеша. Он отдавал должное мастерской игре, в очередной раз подивился умению менестреля оживлять холодное серебро струн, но эта песня не трогала. Ничуточки. Если она про эльфов, значит, они сродни христианским ангелам.
Погребальных костров стелился сизый дым,
Мимо полых холмов, по дорогам пустым,
По равнинам седым в ожиданье снегов —
Ответь мне, чем был твой кров?
Чем была наша цель средь бурлящих копов,
Среди скованных тел, среди плотской тюрьмы?
Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!
Очнись же, сорван покров…
Надо наконец с подробностями выспросить у старшего о том, кто такой этот король Артур. Интересно же, в честь кого братца нарекли. Вот Альберт – это понятно, был такой ученый, величайший из великих, на основе его открытий выстроена современная магия. А король Артур… Старший бурчит: «сказки». Ясно, что сказки, и все-таки забавно было бы.
В не-бе-сах
Плавят медь
Это Смерть —
Рыцарь в черных шелках,
Проводник
К раю,
Где беспечен псалом,
Где за круглым столом,
Как Артурово рыцарство, свита Христова
У чаши с вином…
Артур – то ли слушает, то ли нет – думает о чем-то своем. Значит, Галеш поет для него. Значит, снова почувствовал, что и как должна сказать песня.
Всем, кто большего ждал,
Господь направит гонцов,
В их руках, как Грааль,
Горит смертельный фиал,
Но если это финал —
Он так похож на любовь…
Ты слышишь пенье ветров?
Над сетью белых дорог,
Над дробным стуком подков
Открыта дверь облаков.
Так труби же в свой рог
Над вселенской зимой,
Что была нам землей
Над пеплом наших костров.
Но при чем тут эльфы?
– Значит, эльфы? – дав отзвучать последнему аккорду, поинтересовался Артур. – Цель у них, значит?
Оглянись,
Вестник ждет,
Проводник
До последних ворот,
Где меня
Встретят
Все, кого я любил,
Все, кого я любил,
Все, кого, как и нас,
В небеса уносил
Ветер…
– Не только эльфы, – примирительно ответил Галеш и, словно успокаивая гитару, погладил ее по струнам. – Я петь умею, рыцарь, а не говорить. Разве что так. – И, постукивая пальцами по гулкой деке, он повторил четким речитативом: – «Чем была наша цель средь бурлящих котлов, среди скованных тел, среди плотской тюрьмы? Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!…»
– Молчал бы ты, Галеш.
– Я смотрю на вас и думаю: разве вы этого хотели?
– Чего «этого»?
– Этого, – обвел менестрель рукой темноту вокруг, – славы, силы, могущества. Ты хотел всего этого, Альберт?
– Вот еще! – фыркнул маг, не понимая, к чему клонит музыкант и на что сердится старший.
– А ты, Артур?
– Понесло тебя на ночь глядя.
– Никто лучше, чем я, не знает старых сказок, – невпопад сообщил Галеш. – А уж старая правда и подавно никому, кроме меня, не ведома. Обряд, который сделал вас тем, что вы есть сейчас, он ведь шел не от сердца. От разума. И я не могу понять – хотя, казалось бы, кто лучше меня разбирается в движениях человеческих душ, – я не могу понять, как вы сумели вынужденное, надуманное, сотворенное по необходимости посчитать единственно правильным и… да, осмыслив сначала, принять затем сердцем.
– Это он о чем? – нехорошим тоном спросил Альберт.
– Да все о том же, – махнул рукой Артур и достал трубку, – о том, как мы кровь смешали.
– Смешали кровь, а теперь мешаете друг другу жить, – без всякой деликатности продолжил Галеш. – Зако прав, хоть мне и не нравится повторять его слова. Но Золотой Витязь не увидел и не понял главного: вы все делаете добровольно. У Альберта есть сейчас выбор между тобой, Артур, и великой силой. Ты, как и сто лет назад, волен выбирать между Небесами и младшим братом. Но вместо того чтобы пойти каждый своим путем, вы остаетесь в клетке, которую выстроили себе сами. Зачем? Есть ли в этом смысл? А если есть, видите ли его вы? Или я прав и вы сами не знаете своей цели?
– Вот зануда! – Альберт зевнул и завернулся в спальный мешок. – Спокойной ночи, братец.
– И в самом деле, – смущенно улыбнулся Галеш, – я, как обычно, завел разговор не к месту и не ко времени. Просто подумалось, Артур: почему все песни для тебя, какие приходят мне в голову, так или иначе обещают смерть?
– Потому что я смертный, – отрезал рыцарь, – заткнись и спи.
– Как скажешь. Но эльфы свою цель знают, а вы – нет.
– Перебить всех тварей и перевешать всех музыкантов.
– Угу, – неразборчиво поддержал Альберт из спальника, – тогда наступит рай на земле и все будут счастливы.
Галеш, и не рассчитывавший на понимание, только вздохнул, зачехляя гитару.
А на следующий день после полудня они подъехали к опушке Серого леса.
– Придется спешиться, – предупредил Галеш и спрыгнул со своего мерина. – там дальше сплошной бурелом, верхом не проехать.
– А ты тропки знаешь? – Артур привычно взял Стерлядку под уздцы, помогая Альберту слезть.
– Не знаю, – помотал головой менестрель, – а если бы и знал, все равно не стал бы рассказывать. Нас встретят. И если не убьют – проводят к Илвиру Высокому.
– Это который король?
– Он не король, – улыбнулся Галеш. – скорее, маршал монастыря, если говорить на понятном тебе языке. Здесь, в Сером лесу, живут только воины.
– И сколько их?
– Артур… – В голосе музыканта слышалась явная укоризна. – Все, что ты увидишь сам, ты увидишь. Стойте. Дальше идти не надо. Теперь будем ждать.
Ждали долго.
Артур успел покурить. Потом лениво поругался с младшим, вознамерившимся поймать нескольких воздушных элементалей на предмет отправить их в глубь леса с разведкой. Потом, устав спорить, оба принялись наблюдать за нахальной белкой, скачущей по веткам ближайшего дерева. И снова поспорили, на сей раз, что случится раньше: Альберт привадит белку сухарем или появятся обещанные эльфы.
Артур выиграл – сухарь увидел и тут же слопал Серко, а испуганная белка сиганула в лес – только хвост мелькнул.
И когда неугомонный младший уже почти убедил Артура сыграть в карты, что, с учетом вчерашнего предупреждения о заклинаниях, было бы ну совсем неразумно, из-за поваленных стволов наконец-то послышался голос:
– Кого ты привел, музыкант?
«… Уши-то, уши!» – в полном восторге бормотал Альберт. Черные глазищи сверкали, он таращился на эльфов без всякого стеснения, разглядывая удивительные одежды, странную обувку, оценивающе хмурясь, принюхивался к незнакомой магии.
Магии?
Наверное, все-таки да.
Ну и, конечно, Альберт не смог обойти своим вниманием эльфийскую внешность. Нет, что и говорить, уши действительно заслуживали восхищения. Не сказать чтобы больше человеческих, но зато они были острыми, с узкой раковиной, и – самое главное! – шевелились, стоило всхрапнуть лошади или хрустнуть ветке под ногой Галеша, или звякнуть стремени. На любой звук, не характерный для обычной лесной жизни, эльфы реагировали настороженным движением острых ушей, что приводило Альберта в искренний восторг.
«Ты, братик, вслух чего-нибудь не брякни, – предупредил Артур, – обидятся еще…»