Игнатова Наталья Владимировна. Врагов выбирай сам

   А еще есть Лихогорье. И княжество Аграм, маленькое, но густо населенное разнообразнейшими чудищами. Аграм – узкая полоска гор и лесов вдоль южной границы княжества Обуда – земли хорошие, богатые водой, и люди держатся за них, несмотря на чудовищ. Несмотря даже на то, что на самой границе Аграма и Лихогорья раскорячилась черная гора Триглав.
   Если же миновать эту гору, уйти живым от того, кто живет на ней, и по самой границе болот ехать на юго-восток, через неделю такой езды в вонючей трясине, посреди зарослей мертвых черных деревьев увидишь город. Белый. С ажурными дугами уходящих в никуда мостов. Остров белого камня, черепичных крыш, крестов над храмами и солнца в витражах. Остров, вокруг которого черное, булькающее пузырями болото, и нечисть, и чудовища, и над всей этой грязью – мосты. Золото, серебро и хрусталь.
 
   Альберт, впервые услышав от Артура про Белый Город, не поверил. Потребовал показать. И Артур, скрепя сердце, взял младшего с собой в долгое, слишком тяжелое для мага путешествие через Лихогорье, мимо Триглава, вдоль Аграмских гор.
   Взял, и не слишком жалел потом, хотя, конечно, за время поездки не раз приходилось ругать себя последними словами. А младший, увидев город и мосты, первым делом брякнул: «Мираж». И, потаращившись на стены и шпили, предложил: «Давай брод туда поищем».
   Артур тогда смеялся, припоминая младшему всех его «дураков» и «рыцарей» и прочие добрые слова, каких у Альберта для старшего братца всегда водилось в изобилии. В понимании братишки «рыцарь» и «дурак» были… синонимами.
   Артур хмыкнул. Стоило учиться здешней грамоте, чтобы в голове совершенно не ко времени, хотя и к месту, всплывали слова на языках, неведомых в Долине. Чтоб им, чудикам, которые книжки пишут, икнулось на том свете!
   «Это что-то феноменальное, – бурчал, помнится, профессор Фортуна, Альбертов наставник, краем уха слушая, как его воспитанник учит читать громилу-рыцаря, – мозгов нет, зато память эйдетическая».
   Альберт обижался и яростно уверял профессора, что мозги у Артура есть, просто он ими не пользуется.
   Артуру было все равно. На память он действительно не жаловался, но ничего особенного в этом не находил. В горах, в условиях непрерывной войны, выручали зачастую лишь память и наблюдательность. Читать на языке Долины отец Лучан, настоятель Северного монастыря, не научил – сам не умел, зато способность видеть и запоминать вколотил намертво. В буквальном смысле слова вколотил – скор был на расправу. Чуть что не так – хрясь палкой по хребту. Не захочешь – выучишься.
   К вопросу о феноменальности… Слово всплыло в памяти и потянуло за собой новую цепочку мыслей. С точки зрения того же профессора, Долина – нечто совершенно необъяснимое. Взять хотя бы воду. Большая река, если судить по остаткам русла – очень большая, просто огромная, – пересохла после Дня Гнева. Остались озера да горные речки, которых с трудом хватает на то, чтобы питать водой поля и сады. А леса тем не менее чувствуют себя замечательно. И в их глубине, это знают все, бьет множество родников. В лесах влажно. В лесах бывают туманы, совсем не такие, как дома, в горах, но туман он и есть туман – водяная взвесь. Она тает под солнцем. Поднимается вверх. И по уму-то должна проливаться дождями. А дождей нет. Или правильнее будет сказать, что дожди идут не там, где должны бы, а там, где нужно людям.
   И что непонятно профессору? Полям без воды никак. Садам тоже. Огороды крестьянские хоть и махонькие, а тоже дождика хотят. Вот и проливаются дожди над полями, садами и огородами. Монахи молятся, а Господь милостиво подправляет небесную механику.
   Фортуна говорил о климате. Об отсутствии такового. О том, что в Долине не меняются сезоны и лето можно отличить от зимы только по календарю. Артур не видел в этом ничего особенного – в местности, накрытой стеклянным колпаком, глупо надеяться на перемену погоды. Вот в горах, где он жил, пока не приехал в Долину, все было как положено: жаркое лето, дождливая осень, снежная зима, а весна, если повезет, то ранняя, солнечная, вся в зелени и грозах. Во время одной из своих лекций в пустоту профессор обмолвился, что в Долине смены времен года не было все время, сколько он здесь живет. Лет уж триста, если верить Альберту.
   – И кстати, когда еще была возможность, я выезжал в горы посмотреть, что у нас делается по ту сторону, – журчащий голос колдуна просочился в память без приглашения. – То, что я увидел, разумному объяснению не поддается. Местность там, за горами, меняется! Я имею в виду, меняются ландшафты и климатические пояса! Да, и время течет вразнобой, как будто разделившись на несколько потоков.
   На Альберта это произвело впечатление. Во всяком случае, тогда братишка задумался. Он всегда так: натолкнется на что-нибудь непонятное и давай думать.
   А Артур, сколько себя помнил, знал, что в Большом мире все меняется и течет. Довольно быстро. За те пятнадцать лет, что прожиты в монастыре, довелось и степи повидать, бесконечные, разноцветные, жаркие; и густые еловые леса на пологих холмах, между которыми хлюпала болотная вода; и такие же горы, как свои собственные, где даже небо было не отличить от родного; и совсем уж странные странности – папоротники до небес, тараканов и стрекоз в два человеческих роста, муравьев, на которых можно ездить верхом…
   Пахнуло магией. Дорога впереди была перегорожена ярким красно-желтым щитом. Артур свернул на обочину, придержал коня, проезжая мимо развороченного дорожного полотна, мимо рабочих, разбрасывающих щебенку.
   Поодаль, пустив лошадей пастись на свежей траве у опушки, расположились пятеро наемных хайдуков-охранников. Они резались в карты и, увлеченные вспышками заклинаний и мельтешением фигурок на расстеленном плаще, не сразу заметили рыцаря. А когда заметили, поднялись до того неспешно и неохотно, что Артуру захотелось подъехать ближе и вытянуть плетью самого мордатого.
   Он сдержался. И мысленно попросил у Господа прощения за недостойные мысли.
   Чуть дальше, там, где каменную подушку уже залили черным дымящимся асфальтом, двое магов-первогодков, старательно хмурясь, катили по дороге тяжеленный пресс. Когда Артур проезжал мимо, что-то у них засбоило, и пресс пошел юзом. Прервав сосредоточение, тот из магов, что был пониже, дал тычка тому, что был повыше, и выразился весьма некрасиво.
   Артур хмыкнул: опять виноват. Он сам и его топор зачастую становились помехой магическим действиям даже тогда, когда в этом не было необходимости. Оглянувшись напоследок на обнаглевших хайдуков, он поспешил дальше. Пусть люди работают.
 
   Варг был не единственным визитером Альберта. Почти сразу вслед за оборотнем явился рыцарь в форме храмовников. Спешиться не пожелал, представился сэром Емилианом и вежливо, но весьма сурово осведомился, по какому праву дом, принадлежащий ордену Храма, оказался вдруг занят. Маг вытянул из-за воротника висящий на тонкой цепочке перстень с алым крестом по белой эмали:
   – Это дом моего брата. Сэра Артура. Он сейчас в Сегеде.
   – Еще один Артур! – Сэр Емилиан поджал губы. – И не надоело? А ваше имя, конечно, Альберт?
   Альберт удивился несвойственной рыцарям проницательности и кивнул:
   – Да.
   Храмовник стянул перчатку, посмотрел на собственный перстень. Тот тускло светился. Сэр Емилиан хмыкнул, смерил Альберта удивленным, но, впрочем, вполне доброжелательным взглядом:
   – Что ж, знак подлинный, передан вам добровольно. Ладно, живите пока. Когда… сэр Артур появится в столице. передайте ему, пусть зайдет в наши казармы.
   – Хорошо, – покладисто согласился Альберт.
   – Всего доброго. – Сэр Емилиан подтолкнул коня каблуком и направился дальше.
   Что рыцарь, что его массивный скакун казались воплощением брезгливого уныния. Артур объяснял когда-то, что храмовники не любят задерживаться в городах и службу в столице воспринимают как синекуру лишь первые день-два. Потом душа начинает проситься «в поле». «В поле» – это значит хоть в леса, хоть в Пустоши, хоть даже и на болота, лишь бы делом заняться. Судя по сэру Емилиану, он торчал в Шопроне уже лет десять.
   Альберт потаращился вслед рыцарю сквозь чугунное плетение ворот и вернулся в дом. Составлять список.
   Список всего.
   Обстановку нужно было восстанавливать с нуля. Из шести спален, что были в доме, кровать уцелела только в одной. Из хорошего дерева делали. Не рассыпалась в труху за сотню лет. Альберт решил считать эту спальню своей. Ночевать в собственном, пусть и пустом доме было все-таки веселее, чем в гостеприимном, но чужом трактире.
   Он сидел в задумчивости на той самой кровати и пытался сообразить, все ли учел, когда в дверь громко постучали. Альберт выглянул в окно, увидел возле дверей двух солдат-гвардейцев и с ними рыцаря в бело-голубых одеждах и поморщился.
   Недремлющие пожаловали. Рыцарь Кодекса.
   Неспешно спустившись вниз, Альберт открыл двери и вопросительно уставился на солдат. Молча.
   Те молча смотрели на него. Подразумевалось, что хозяин спросит, чего желают незваные гости, но хозяин спрашивать не спешил.
   Нарушил тишину рыцарь. Молодой, не намного старше Артура. Румяный. С юношески гладкой кожей. Лишь над верхней губой только-только пробивалось нечто, обещавшее впоследствии стать усами.
   – Этот дом – собственность ордена Храма, – сообщил рыцарь, стараясь говорить басом. В отличие от сэра Емилиана, представиться парень не пожелал. Да и наплевать было Альберту, как его там зовут. Не любил Альберт Недремлющих. За что, спрашивается, магу любить тех, кто ставит своей целью изничтожение магии?
   Он выпятил подбородок и вновь извлек из-за воротника заветный Артуров перстень.
   – Вы – тамплиер? – искренне изумился рыцарь.
   «Такой тощий, и вдруг храмовник», – додумал Альберт то, что не было сказано вслух. Он не то чтобы обиделся. Просто смерил Недремлющего взглядом точно так же, как давеча его самого мерил взглядом сэр Емилиан, но без следа доброжелательности. Отступил в холл и закрыл двери.
   Тут же вновь послышался требовательный стук.
   – Ну что еще? – сердито спросил Альберт. После паузы – видно, не было у рыцаря Кодекса привычки разговаривать с закрытой дверью – последовал ответ:
   – В этом доме недавно творилась волшба. Извольте предъявить разрешение на использование магических артефактов.
   – Вот кретины, – пробормотал юноша вполголоса. Поморщился, почесал нос, пытаясь сообразить, куда же сто лет назад они с Артуром засунули это самое разрешение. Не вспомнил. Открыл дверь и как можно более грозно рявкнул:
   – Если у вас, сэр, не-знаю-как-вас-там, есть претензии к ордену Храма, обращайтесь в казармы тамплиеров. Если вы желаете предъявить ордену Храма обвинение в колдовстве, милости прошу туда же. Меня оставьте в покое и извольте убираться к чертовой матери.
   Секундой позже он сообразил, что Артур, мастер непристойностей, никогда не поминал черта и уж тем более мать или там бабушку нечистого. Но что сказано, то сказано. Альберг захлопнул дверь перед носом у ошарашенного рыцаря и поспешил к себе в спальню, готовый каждую секунду связаться со старшим братом и запросить помощи. Уже сверху, осторожно выглянув в окно, он увидел, как Недремлющий в сопровождении гвардейцев бредет к калитке. за которой, привязанный к кованому крюку, скучал высокий худой конь.
   Или кобыла.
   Это не имело значения.
   Надо полагать, парень и вправду решил заглянуть в казармы храмовников. Альберт мысленно посочувствовал ему и выбросил из головы всю эту историю.
 
   Остановился Артур, чтобы дать отдых коню, только вечером, когда солнце уже скрылось за пологими горами. Порадовался за себя и за скакуна – не ошибся, выбирая. Серко сравнительно легко сделал немалый переход почти до самых берегов Балатона. Уже на закате миновали полуразваленный древний город Веспрем, Златая Роща действительно добралась до него, и тоненькие серебристые побеги с желтой листвой росли прямо из стен. Была мысль остановиться на ночь в каком-нибудь из домов: в городе хватало колодцев с водой, а тамошнюю траву, густо прораставшую сквозь мостовые, с удовольствием щипали лошади, но соседство Рощи отбило всякую охоту к ночевке в городе. Поехали дальше. Тем более что и Серко не выказывал признаков особой усталости.
   Сэр Герман – прежний командор Единой Земли – как-то спросил полусерьезно, имея в виду вороного Крылана: «Ты, Арчи, где тулпара купил? Такие только в сказках водятся». Сказки были ни при чем, что Артур командору и объяснил: чтобы лошадь подольше не уставала, чтобы все было в порядке и со сбруей, и с припасами, и со всякими важными дорожными мелочами, достаточно, отправляясь в путь, испросить покровительства Пречистой Девы.
   Сэр Герман тогда не очень поверил. Он сказал, что молятся перед путешествием все без исключения, а по два перехода за один день делает только Артур. На это возразить было нечего, и каждый остался при своем убеждении.
   И все равно сказки были ни при чем. В сказки сэр Артур Северный не верил с тех самых пор, как убедился, что большинство говорящих зверей смертельно опасны для человека.
   Веспрем остался южнее. Дорога раздвоилась, а широкая, мощенная камнем тропинка – немногим уже, чем, собственно, тракт – позвала к приземистой трехэтажной гостинице.
   Узкие окна в сумерках загадочно светились. Внутри уже кто-то пел, громко, немузыкально и разноголосо. Серко недвусмысленно дал понять, что ему заранее нравится здешняя конюшня. В общем, выбирать не приходилось.
   А сто лет назад здесь не было ни гостиницы, ни, кстати, перекрестка. Сто лет назад дорога, далеко огибая озеро Балатон, вела на юго-восток, к Сегеду, на севере же, там, куда уходила новая асфальтовая полоса, искать было нечего. Пустоши там, на севере. И Развалины. Плохие места. Или Его Высочество герцог согласился наконец с необходимостью проложить к Развалинам торный путь? Хорошо, если так.
 
   Уже темнело, когда Альберт добрался до «Звезденя». Он прошел в обеденный зал, скользнул взглядом по вечернему многолюдству, жестом остановил поспешившего навстречу Милрада:
   – Ветка где?
   – Сейчас позову, – с готовностью отозвался трактирщик, – вас музыкантик искал.
   – Да, – Альберт поморщился, – он здесь сейчас?
   – А куда б ему деться? Вон их компания, на дальнем краю стола. Позвать?
   – Вот его звать не надо. – Маг разглядел наконец в чадной полутьме Безымянного, оживленно беседующего с какими-то своими приятелями. – С тебя ужин и Ветка.
   – Комнату я за вами оставил.
   – Это напрасно.
   Альберт прошел к их с Артуром столу, тому самому, над которым висела дурацкая табличка, что, мол, сто лет назад за этим столом имел обыкновение сиживать Миротворец, отчего место это стало каким-то особенным. Брехня безбожная. Во-первых, потому что Миротворцем старший зовет свой топор, а тот, естественно, сидеть не может. Во-вторых, стол был другой. На том столе Альберт, пробуя подаренный Артуром нож, вырезал красивую надпись: «Арчи – дурак». Глубоко вырезал. Чтоб не соскоблили. А здесь надписи никакой нет. Вот люди! Стараешься для них, а они…
   Ветка подлетела почти сразу. Поставила на стол кружку с пивом, тарелку с толсто нарезанным окороком. Улыбнулась.
   Альберт улыбнулся в ответ. Нарочитая суровость таяла, не удержать.
   – Садись, – он кивнул на скамейку. – Есть хочешь?
   – Хочу. – Ветка уселась рядышком. Взяла кусок мяса. – А ты что, больше здесь жить не будешь?
   Она была так откровенно расстроена, что Альберт даже растерялся слегка. Артур в таких ситуациях никогда не терялся. Он и сейчас, наверное, сообщил бы девице что-нибудь вроде:
   – Здесь не буду. И ты сегодня не здесь будешь, – после чего со спокойной душой увел бы Ветку туда, куда счел нужным.
   У молчуна-рыцаря всегда было что сказать женщине. И всегда то, что он говорил, оказывалось к месту. Альберт так не умел. Поэтому он сделал вид, что занят окороком. И лишь после паузы, набравшись нахальства, произнес:
   – Здесь не буду. У меня дом в городе. Я собирался тебя пригласить. В гости.
   – Когда? – улыбнулись серые глаза.
   – Сейчас.
   Странно с ней. Еще вчера все было понятно и ясно. Ветка сама пошла за ним в комнату. И осталась. А сегодня приходится набираться смелости, чтобы снова… В присутствии старшего Альберт подобных сложностей не испытывал. И, надо сказать, с некоторых пор это начало раздражать. С некоторых пор – это сто лет назад, но кажется, что все было совсем недавно. Сколько можно вести себя так, будто в первый раз заговорил с женщиной? Достаточно того, что до знакомства с Артуром Альберт Северный – тогда еще просто Альберт – вообще не особо задумывался о том, для чего Творец, кем бы он ни был, разделил людей на два пола. Других мыслей хватало. И дел других. И, как это ни прискорбно, но столь важный аспект бытия, как плотская любовь, оставался где-то за скобками. Вроде и есть он. А вроде и ни к чему.
   – О чем задумался? – спросила Ветка, заглядывая в лицо. – Ты кушай. А я горячее принесу, – она вскочила на ноги, – уже, наверное, готово.
   И сейчас Артур поймал бы ее за руку. Усадил рядом. А трактирщик, понимая все без слов, сам забегал бы с подносами и кувшинами.
   Ветка уже отошла от стола, когда Альберт остановил ее:
   – Пусть хозяин побегает. Может, жир растрясет. А тебе поесть надо.
   – Как скажешь, – послушно согласилась Ветка, опуская свои невероятные ресницы.
   Не так уж это и сложно, оказывается. И, в общем, не так уж страшно. И сегодня вечером эта девочка с удивительными медными кудрями пойдет с ним. Не за деньги пойдет. Не потому, что ее принуждают. А потому, что ей самой хочется уйти, хочется провести с ним еще одну ночь.
   Женщина! Удивительное дело, как получается у них подчиняться, и выворачивать все так, будто это они решают? И черт с ними, с женщинами вообще, но что касается Ветки… Интересно, а если бы речь шла не о ней, а, скажем, вон о той, высокой… как ее зовут? Артур наверняка знает… Да, так вот, о Ветке и, кстати, об Артуре… если бы речь шла о другой женщине, толкнуло бы раздражение по поводу собственной застенчивости на новые подвиги? Набирался бы ты смелости, господин маг, если б хотел пригласить в гости не рыженькую кроху с серыми глазами, а любую другую девицу? Вон их сколько в зале!
   Альберт поразмыслил над этим, глядя, как Милрад самолично расставляет на столе тарелки с ужином, и пришел к определенным выводам.
   Выводы, надо заметить, слегка озадачили. Выходило, что невзрачная – глаза да кудри – худышка Ветка зацепила чем-то. Именно из-за нее, а не для того, чтобы выглядеть самостоятельным, явился он в «Звездень». Может, девчонка не просто так себе? Может, она ведьма? Просто скрывается хорошо? Может…
   – Не хочу вам мешать, – громко заявил Безымянный, плюхаясь на скамейку рядом с Веткой и улыбаясь во все зубы, – но Варг сказал, что ты теперь главный. Сказал, ты знаешь, что дальше делать.
   – Гуляй пока, – процедил Альберт, поднимая на музыканта глаза.
   Что увидел тот в его взгляде, осталось для самого Альберта загадкой, но улыбка разом угасла. Менестрель молча кивнул и исчез. Секундой позже его голос послышался уже из другого конца зала.
   – Эк его сдуло! – рассмеялась Ветка. – Слушай, вы с ним дела какие-то затеяли, да?
   – А что?
   – Да ничего, – она расправила передник, – просто не обижай его зря, ладно? Блаженный он, это все знают. Давно бы мог при воеводе каком или даже при князе зажить как сыр в масле. Его, говорят, и герцог приглашал в музыканты придворные, а он все бродит. Песни поет. Странные. Говорят, он и в Пустошах был, в Сером лесу эльфийском королю пел, на Триглав поднимался…
   – На Триглав?
   – Это говорят так. – Ветка подняла брови, хлопнула ресницами. – Ты спроси у него, он расскажет.
   – Как его хоть зовут-то? – спросил Альберт. Между тонких бровей залегла чуть заметная морщинка. Прозрачные глаза сосредоточенно потемнели…
   – Слушай, а я не помню. – Ветка моргнула, на сей раз без всякого кокетства, просто от растерянности. – Вот вертится где-то тут… – она покрутила рукой возле уха, – а поймать – никак. Да ты у него и спроси. И про Триглав, и про имя.
   – Спрошу, – кивнул Альберт, – обязательно спрошу.
   А уборку Ветка не оценила.
   Когда Альберт распахнул дверь дома, она вошла в полутемный холл и остановилась, оглядываясь:
   – Фу, какой свинарник…
   – Почему это свинарник? – обиделся маг. – Я прибрался, подмел, даже полы вымыл.
   – И стены заодно, – фыркнула Ветка, – одной и той же тряпкой, да?
   Альберт пожал плечами, не желая уточнять, что тряпкой он не пользовался вовсе.
   – Тут простой уборкой не обойдешься! – Ветка прошлась по мозаичному полу. – Посмотри только: пол побит, шпалеры выцвели, а здесь вон и вовсе клочьями висят. И светильник, – она подняла голову, разглядывая древнюю лампу под потолком, – непонятный какой-то.
   – Волшебный, – объяснил Альберт и уточнил торопливо: – разрешение есть.
   – А зажигается как? – спросила Ветка. Маг нашарил на стене тонкий резной рычажок. Повернул. Просторный холл залило мягким светом.
   – Ну и свинарник! – Ветка рассмеялась. Волосы ее светились, как начищенная медь. – Менять тут все надо, господин Альберт. А дом хороший, – она открыла дверь в зеркальную залу, заглянула, прошла к другой двери, – когда-то здесь красиво было. Если б не храмовники, давно уже занял бы кто-нибудь. Повезло вам с братом.
   – Здесь туалетных комнат аж четыре, – похвастался Альберт.
   – Каких? – Ветка удивленно обернулась.
   – Туалетных. Ну там души, ванны и… всякое разное. Даже вода горячая. И все работает. Разрешение есть, – добавил он, предваряя вопросы.
   – Ванны? – повторила Ветка. – Вода горячая… Это мыться чтобы?
   – Да.
   – А деньги?
   Альберт лишь улыбнулся.
   – Твой брат – храмовник, – вспомнила Ветка, огляделась вокруг: – Надо же, как бывает. Слушай, они все такие богатые?
   – Не знаю. – Альберт порадовался тому, что еще днем не поленился и снова подключил дом к городскому водопроводу, а заодно почистил и, где надо было, поменял трубы. Тут же подумал, что Артур по поводу этих самых «подключил», «почистил» и «поменял» прошелся бы нелестным словом. Мол, «мы пахали, сказала муха, слетая с быка». Но ведь сделал же! В смысле, распорядился, чтобы воду провели, и насчет труб, и… – Пойдем, – он взял Ветку за руку, – покажу тебе спальню.
   – А ванну?
   Странно, днем ее глаза казались серыми, а сейчас, как и прошлой ночью, Альберт мог поклясться, что они зеленые, как горошины в стручке, как небо на закате…
   – Ванну – это обязательно, – кивнул он, обнимая девушку за талию. Удивительно приятным было ощущение. Не от талии, хотя, конечно, не без того – от осознания себя настоящим волшебником. Без всякой там магии, без ничего… Маленькое чудо. Показать этой зеленоглазой совсем другую жизнь, чем та, к которой она привыкла.
   Рассохшиеся двери неприятно скрипели от сквозняков, но право же, эти досадные звуки были полностью искуплены роскошью, что предстала перед Веткой, когда Альберт с поклоном открыл перед ней дверь ванной комнаты.
   Мраморная облицовка нисколько не пострадала за сто лет, и сейчас гладкий, полированный камень матово засветился. Бело-голубые стены, серо-белые пол и потолок, неглубокий полукруглый бассейн, выложенный все той же мраморной плиткой.
   – Ух ты, – Ветка остановилась на пороге, оглядываясь вокруг, – как красиво!
   – И удобно, – добавил Альберт. – Вот здесь, видишь, рычажки? Ими можно регулировать температуру воздуха и влажность. А…
   – Что делать?
   – Теплее или холоднее. А вот тут, смотри, регулируется темпера… в общем, вода, горячая или холодная, или теплая. Любая.
   – А за той дверью что?
   – Душ.
   – Как это?
   – Да просто вода льется сверху, а внизу утекает.
   – А там? – Девушка показала на другую дверь.
   – А там… э-э… Да вот, сама посмотри. – Апьберт открыл дверцу.
   – Это… А! Я поняла, – Ветка покачала головой, – ну совсем как у нас в комнатах для богатых. А остальным просто дырка в полу. И не в доме, а на заднем дворе. Как интересно богатым быть! А это что?
   – Биде, – коротко объяснил Альберт, не зная, то ли смеяться ему, то ли начинать краснеть. Определенно, прежде чем приглашать в дом женщину, следовало проконсультироваться у старшего, что ей можно показывать, а что нельзя. И главное, как объяснять назначение того, что показывать можно.
   Кстати, Артур со своими женщинами обходился вообще без экскурсий. В дальнейшем это тоже надо будет взять на вооружение. Наверняка ведь есть какая-то отработанная технология, какая-то схема, алгоритм, безотказный и надежный. Не может не быть. Артур ведь им пользуется. Он увлек Ветку обратно в ванную комнату:
   – Там все понятно, а здесь смотри: вот это раковина, чтобы умываться.
   – Как цветок. – Ветка пальцем потрогала гладкую поверхность. – Ой! – Ее глаза, сейчас почему-то и вовсе голубые, распахнулись. – А это мыло, да? Настоящее?
   – Н-ну. – Альберт слегка озадачился, потому что понятия не имел, что такое «ненастоящее» мыло. – А какое еще бывает?
   – Бывает мыльный камень, – наставительно сообщила Ветка. – Странный ты какой. Сразу видно, что всю жизнь богатый. В лавках, где мыльный камень продается, никогда, наверное, не был, да? Туда только прислуга ходит, всякое нужное для хозяйства покупать, что господам не интересно. Но он щиплется. Я настоящее мыло покупаю иногда. У меня и сейчас кусочек лежит. Он так пахнет!… – Она мечтательно улыбнулась, потом снизу вверх заглянула Альберту в лицо: – Тебе смешно, да?