«Соблюдайте равновесия подкладываниями!»
Совсем охренела ФРАЗА, думая, что, невежливо поддёргивая других, заслуживает вольного панибратского доверия.
Затоптав ФРАЗУ в грязный пол / со стороны это могло показаться, как нервозность посетителя, топающего ногами/, ОН вернулся на колесо обозрения столика у штор окна.
Говорили они странно, почти по очереди. Отвечали тоже по одному.
Издалека это напоминало шахматную партию: «клац» – «Ваш ход, сударь!» «Клац» – «сам пошёл!» Однако с древней игрой было существенное несоответствие – повышенный тон кричащих. Как будто они находились во время пурги на разных льдинах. Так спорят возле взлетающего самолёта. Но «пурга» в кабаке обычно начинается попозже, да и «визжащие турбины» ещё не отплясывали, пока светло. Крик за столом был – спора не было. Говорили про одно и то же, по нескольку раз, с одинаковой интонацией, просто подбрасывая бензин в керосин.
/Прислушайтесь иногда. Ведь сокричащие, часто ссорясь, мусолят пустую тему, выглядывая при этом из «того же окопа», находясь на одной стороне. На них не наступает враг, не целятся в спину, однако этот бастион обречён на взрыв внутренним излишним запасом пороха! Если рядом нет трезвого комиссара…/
Разговор же там (там же) сводился к следующему: вокруг все сволочи, начиная от мастера фанерного цеха и заканчивая тем(!), кого никто не выбирал, а он там сидит!
«Остыньте! Он там совсем не сидит. А если и сидит, то потому, что как раз не вы(!) его выбирали. Посмотрите на себя – вам ещё кого-то выбирать? Вы до сих пор верите, что стране нужно очень много оружия для того, чтобы не было войны! Вам бы начать понимать! Иначе отведённая вам роль останется на вечные «всегда»: бухать и роптать!»
Мысль перебила стремительная официантка, которая неожиданно (не прошло и часа), медленной изящной походкой «сажала я картошку» подгорнула к столику.
– добрыйвечерчтобудемпить.
Без пробелов, с маленькой буквы, отсутствующей интонацией, сквозьзубым тоном выдохнула она скривленной губой в сторону перегоревшей лампы, подразумевая:
«ещё один…», тем самым отказываясь заранее от всяких чаевых.
ОН не стал скатываться до мелочных придирок и, вежливо привстав, как подобает при даме, сделал сначала комплимент:
– От вас исходит столь дурманящий аромат пригоревшего масла на чесноке, что трудно усидеть! Проходите здесь, пожалуйста, почаще!
А затем последовал заказ, которого она заслуживала:
– Мне не нужно «чтобудемпить»! Мне, если вас не затруднит, плавник самца акулы во второй внебрачный период, жабры сиамских головастиков, попавшихся на отлив в конце майского дождя 1974 года. А на десерт глазные яблоки ёркширского гладкошёрстного кота, заправленные валерианой. Только валериану подливайте с уклоном 47 градусов, не задев зрачки, иначе всё испортите, они закатятся, и тогда будете есть их сами! Не советую!.. Куда вы побежали? (Постаревшая за время «заказа» официантка вросла в пол, как фикус). Да! Чуть не забыл: рёбрышки моллюска по-верблюжьи и ароматические выделения японского омара в заргезунде. Я думаю, всё! … Вы до сих пор здесь?
ОН не шутил. Действительно хотелось чего-то необычного!
Зато, оправившись от стосекундного замешательства, взяла и пошутила она:
– Шо!?
Потом ещё с минуту отстоялась, как выдохшийся квас, и выдала:
– Такие умные тут не сидят! Такие умные знаешь, где сидят?
После этих понятных слов, ОН догадался: здесь сей реалистичный заказ не реален и, смягчившись, попросил «Меню» – жалобную книгу каждого ресторана на убогий ассортимент продуктового разнообразия.
«Морите аппетиты голодом!»
Сочила слюной ФРАЗА.
«Меню» принёс официант мужского рода. Видно, ту что-то покоробило.
Она сейчас доказывала буфетчице, какой идиот некультурный ей только что попался и, несмотря на третье неудачное замужество, она не откажется обнаглеть и показать ему: откудова раки зимуют! Только слегка подкрасится.
Буфетчица взывала ко глубоко посаженному разуму младшей подруги:
– Та ты щё, справди дурна? Ты ж вжэ наштукатурэна, як кривэнька стиночка з выпыраючымы цеглыкамы! Хиба ж цэ можлыво, знову шукаты чоловика, колы останний ще дыхае?!?! А! Робы, щё мусышь, та як знаешь! Мэни, дийсно, всэ набрыдло!
/Нет, ты нормальная? Как ты можешь ещё подкрашиваться, когда на тебе уже восемь сантиметров замазки, скоро сама отпадёт и лицо станет видно на фоне морщин! Скажи спасибо, что последний твой муж подслеповатый, и тебя в живую, без фонограммы не видел! А!!! Мне всё анастоело! Делай, что знаешь! (Перевод с незлого украинского ворчания, близкого к здравому смыслу)/.
…«Меню» лежало на столе, стесняясь своей наготы, прикрытой отпечатанным фигом. Между строчками жирными пятнами проступала жалоба ресторана на нехватку многих блюдо-продуктов.
Первый пункт: «Котлеты поКиевские».
Прелесть! /Не суди, не вникнув!/[41]
Вникаем. /Когда «грамотные» доучивались в десятых классах, некоторые уже самоотверженно осваивали специальности кулинаров и приносили пользу обществу, варя солянки для рабочих и охлаждая окрошки для крестьян. А что важнее? Без ошибок написанное меню или – сама еда?/…
Почему общепит всеми своими ужасными полусъедобными, полусырыми, полужаренными, полуломтями, полулаптями цепляется к Киеву, как будто там находится центральный стратегический котлетный запас страны?
Отвернуло! Он отвернулся и захлопнул путеводитель по уборным местам, богатым традициями. Но, не желая сидеть без дела (не то время и не то место), снова открыв, стал заполнять масляные липкие пробелы авторучкой и своими познаниями в пищеварении.
– Брудебейкеры в панчоусном финском заливе под холодную.
– Хремзлехи со шкварками, запеканенные в забое.
– Пудинг с лёгким сердцем, тяжёлым лёгким и печенью ананаса.
– Протозяблики израненные в продурбоненном салате под дзуржетку.
– Фаршированная гусем утка с говядиной под молодым козлёнком.
– Подрумяненный пикантный сметанник на редисе, в кожуре проваренного турнепса, без добавления взбитого подсолнечного масла.
– Вермишель в тушёном желудке с помадкой, начинённая луковым клопсом (южный вариант).
– Заварные огурцы с брусничным инжиром из яблок – в нагрузку к каждому блюду.
Сглотнув слюну, откинув в сторону использованное «Меню», не продолжая бесконечное измывательство (блюд в голове хватало до конца ядерной зимы), ОН заказал:
– То же, что и всем – фирменное! Два раза!
ФРАЗА преданно благодарно промолчала!
Неожиданно заметились музыканты, выходящие к верстакам. Но их всех не было видно по фамилиям потому, что некое матовое пятно закрывало обзор. За стойку микрофона (с этой стороны) держался обеими руками, видать, арендатор столика с завядшим без водки лимоном. Как было видно по влажным штанам, «налётчик» уже давно поджидал исполнителей и, при их появлении почти остановившись в «разброде и шатании», потребовал:
– Давай Мадонну в роке!
Чувак любил в жизни три вещи: водку – как напиток, Мадонну – как женщину, рок – как музыку. Со временем любовь к водке превратилась в банальную привычку, но привычка – это уже не любовь, а просто обязательства, и многолюб, с сожалением вычеркнув напиток из списка, продолжал не предавать ни разу Мадонну и рок! И сейчас, требуя «Мадонну в роке», пристраиваясь удобнее изо всех сил, чтобы не упасть, меломан желал совместить в себе две любви одновременно.
– Может, даму в кокошнике?
Ковыряясь в зубах и усаживаясь за ударную установку, задев тарелку, отозвался «синкопой» барабанщик.
– Нет! Я хочу Мадонну в роке!
Гитарист отрыгнул и, совсем не подумав, выдал перл:
– Мадонна никогда не поёт в роке, уважаемый! Мадонна работает только в попе!
Не уступая, с трудом оторвав одну руку, неизвестно откуда заказчик достал мятую, припорванную иностранную валюту, непомерно высокую для этих мест. Музыканты взъерошились и резко послали за помощницей поварихи, Катей, которая давно мечтала петь. /Почему она не пела до сих пор? Не известно. Видимо, реальность всегда сильней мечты/. Катя перестала резать лук, заплакав по-настоящему. Затем ещё раз опешила и согласилась. Её, через напутанные провода, потихоньку вывели на середину музыкантского приступка и она, от счастья, заспотыкалась.
– Будешь сегодня Мадонной!
Приказал авторитетный гитарный тип, пощипывая усы. Кате вручили в руки открученную ножку от пюпитра, резиновым набалдашником ко рту и, на счёт барабанщика: «Раз-два, раз-два-три», медленно с ускорением заиграли «семь-сорок». Новоиспечённая певица силилась как-то подпеть, но тут гитарист нажал на что-то ногой, и его драйв заполнил все, доселе недоступные места ресторана, проникая в кухню, бойлерную и выходя через чёрный ход на крышу. Музон получился отпадный. Любитель рока и картины Леонардо, оторвав вторую руку от стойки, выпал. Поднимать его никто не торопился! В такт с падением прозвучал последний аккорд. Лабухи «умыли руки», присвоив купюру. Теперь надо было срочно решать проблему с Катей. Она сама уходить от популярности не собиралась, и её пришлось выносить. Когда одна нога уже проскользнула в проём, вторая – перпендикулярная, крепко зацепилась за косяк. Счастливая, насмотревшись по телевизору, как надо вести себя, если уже поёшь, но до сих пор не умеешь, в исступлении кричала:
Совсем охренела ФРАЗА, думая, что, невежливо поддёргивая других, заслуживает вольного панибратского доверия.
Затоптав ФРАЗУ в грязный пол / со стороны это могло показаться, как нервозность посетителя, топающего ногами/, ОН вернулся на колесо обозрения столика у штор окна.
Говорили они странно, почти по очереди. Отвечали тоже по одному.
Издалека это напоминало шахматную партию: «клац» – «Ваш ход, сударь!» «Клац» – «сам пошёл!» Однако с древней игрой было существенное несоответствие – повышенный тон кричащих. Как будто они находились во время пурги на разных льдинах. Так спорят возле взлетающего самолёта. Но «пурга» в кабаке обычно начинается попозже, да и «визжащие турбины» ещё не отплясывали, пока светло. Крик за столом был – спора не было. Говорили про одно и то же, по нескольку раз, с одинаковой интонацией, просто подбрасывая бензин в керосин.
/Прислушайтесь иногда. Ведь сокричащие, часто ссорясь, мусолят пустую тему, выглядывая при этом из «того же окопа», находясь на одной стороне. На них не наступает враг, не целятся в спину, однако этот бастион обречён на взрыв внутренним излишним запасом пороха! Если рядом нет трезвого комиссара…/
Разговор же там (там же) сводился к следующему: вокруг все сволочи, начиная от мастера фанерного цеха и заканчивая тем(!), кого никто не выбирал, а он там сидит!
«Остыньте! Он там совсем не сидит. А если и сидит, то потому, что как раз не вы(!) его выбирали. Посмотрите на себя – вам ещё кого-то выбирать? Вы до сих пор верите, что стране нужно очень много оружия для того, чтобы не было войны! Вам бы начать понимать! Иначе отведённая вам роль останется на вечные «всегда»: бухать и роптать!»
Мысль перебила стремительная официантка, которая неожиданно (не прошло и часа), медленной изящной походкой «сажала я картошку» подгорнула к столику.
– добрыйвечерчтобудемпить.
Без пробелов, с маленькой буквы, отсутствующей интонацией, сквозьзубым тоном выдохнула она скривленной губой в сторону перегоревшей лампы, подразумевая:
«ещё один…», тем самым отказываясь заранее от всяких чаевых.
ОН не стал скатываться до мелочных придирок и, вежливо привстав, как подобает при даме, сделал сначала комплимент:
– От вас исходит столь дурманящий аромат пригоревшего масла на чесноке, что трудно усидеть! Проходите здесь, пожалуйста, почаще!
А затем последовал заказ, которого она заслуживала:
– Мне не нужно «чтобудемпить»! Мне, если вас не затруднит, плавник самца акулы во второй внебрачный период, жабры сиамских головастиков, попавшихся на отлив в конце майского дождя 1974 года. А на десерт глазные яблоки ёркширского гладкошёрстного кота, заправленные валерианой. Только валериану подливайте с уклоном 47 градусов, не задев зрачки, иначе всё испортите, они закатятся, и тогда будете есть их сами! Не советую!.. Куда вы побежали? (Постаревшая за время «заказа» официантка вросла в пол, как фикус). Да! Чуть не забыл: рёбрышки моллюска по-верблюжьи и ароматические выделения японского омара в заргезунде. Я думаю, всё! … Вы до сих пор здесь?
ОН не шутил. Действительно хотелось чего-то необычного!
Зато, оправившись от стосекундного замешательства, взяла и пошутила она:
– Шо!?
Потом ещё с минуту отстоялась, как выдохшийся квас, и выдала:
– Такие умные тут не сидят! Такие умные знаешь, где сидят?
После этих понятных слов, ОН догадался: здесь сей реалистичный заказ не реален и, смягчившись, попросил «Меню» – жалобную книгу каждого ресторана на убогий ассортимент продуктового разнообразия.
«Морите аппетиты голодом!»
Сочила слюной ФРАЗА.
«Меню» принёс официант мужского рода. Видно, ту что-то покоробило.
Она сейчас доказывала буфетчице, какой идиот некультурный ей только что попался и, несмотря на третье неудачное замужество, она не откажется обнаглеть и показать ему: откудова раки зимуют! Только слегка подкрасится.
Буфетчица взывала ко глубоко посаженному разуму младшей подруги:
– Та ты щё, справди дурна? Ты ж вжэ наштукатурэна, як кривэнька стиночка з выпыраючымы цеглыкамы! Хиба ж цэ можлыво, знову шукаты чоловика, колы останний ще дыхае?!?! А! Робы, щё мусышь, та як знаешь! Мэни, дийсно, всэ набрыдло!
/Нет, ты нормальная? Как ты можешь ещё подкрашиваться, когда на тебе уже восемь сантиметров замазки, скоро сама отпадёт и лицо станет видно на фоне морщин! Скажи спасибо, что последний твой муж подслеповатый, и тебя в живую, без фонограммы не видел! А!!! Мне всё анастоело! Делай, что знаешь! (Перевод с незлого украинского ворчания, близкого к здравому смыслу)/.
…«Меню» лежало на столе, стесняясь своей наготы, прикрытой отпечатанным фигом. Между строчками жирными пятнами проступала жалоба ресторана на нехватку многих блюдо-продуктов.
Первый пункт: «Котлеты поКиевские».
Прелесть! /Не суди, не вникнув!/[41]
Вникаем. /Когда «грамотные» доучивались в десятых классах, некоторые уже самоотверженно осваивали специальности кулинаров и приносили пользу обществу, варя солянки для рабочих и охлаждая окрошки для крестьян. А что важнее? Без ошибок написанное меню или – сама еда?/…
Почему общепит всеми своими ужасными полусъедобными, полусырыми, полужаренными, полуломтями, полулаптями цепляется к Киеву, как будто там находится центральный стратегический котлетный запас страны?
Отвернуло! Он отвернулся и захлопнул путеводитель по уборным местам, богатым традициями. Но, не желая сидеть без дела (не то время и не то место), снова открыв, стал заполнять масляные липкие пробелы авторучкой и своими познаниями в пищеварении.
– Брудебейкеры в панчоусном финском заливе под холодную.
– Хремзлехи со шкварками, запеканенные в забое.
– Пудинг с лёгким сердцем, тяжёлым лёгким и печенью ананаса.
– Протозяблики израненные в продурбоненном салате под дзуржетку.
– Фаршированная гусем утка с говядиной под молодым козлёнком.
– Подрумяненный пикантный сметанник на редисе, в кожуре проваренного турнепса, без добавления взбитого подсолнечного масла.
– Вермишель в тушёном желудке с помадкой, начинённая луковым клопсом (южный вариант).
– Заварные огурцы с брусничным инжиром из яблок – в нагрузку к каждому блюду.
Сглотнув слюну, откинув в сторону использованное «Меню», не продолжая бесконечное измывательство (блюд в голове хватало до конца ядерной зимы), ОН заказал:
– То же, что и всем – фирменное! Два раза!
ФРАЗА преданно благодарно промолчала!
Неожиданно заметились музыканты, выходящие к верстакам. Но их всех не было видно по фамилиям потому, что некое матовое пятно закрывало обзор. За стойку микрофона (с этой стороны) держался обеими руками, видать, арендатор столика с завядшим без водки лимоном. Как было видно по влажным штанам, «налётчик» уже давно поджидал исполнителей и, при их появлении почти остановившись в «разброде и шатании», потребовал:
– Давай Мадонну в роке!
Чувак любил в жизни три вещи: водку – как напиток, Мадонну – как женщину, рок – как музыку. Со временем любовь к водке превратилась в банальную привычку, но привычка – это уже не любовь, а просто обязательства, и многолюб, с сожалением вычеркнув напиток из списка, продолжал не предавать ни разу Мадонну и рок! И сейчас, требуя «Мадонну в роке», пристраиваясь удобнее изо всех сил, чтобы не упасть, меломан желал совместить в себе две любви одновременно.
– Может, даму в кокошнике?
Ковыряясь в зубах и усаживаясь за ударную установку, задев тарелку, отозвался «синкопой» барабанщик.
– Нет! Я хочу Мадонну в роке!
Гитарист отрыгнул и, совсем не подумав, выдал перл:
– Мадонна никогда не поёт в роке, уважаемый! Мадонна работает только в попе!
Не уступая, с трудом оторвав одну руку, неизвестно откуда заказчик достал мятую, припорванную иностранную валюту, непомерно высокую для этих мест. Музыканты взъерошились и резко послали за помощницей поварихи, Катей, которая давно мечтала петь. /Почему она не пела до сих пор? Не известно. Видимо, реальность всегда сильней мечты/. Катя перестала резать лук, заплакав по-настоящему. Затем ещё раз опешила и согласилась. Её, через напутанные провода, потихоньку вывели на середину музыкантского приступка и она, от счастья, заспотыкалась.
– Будешь сегодня Мадонной!
Приказал авторитетный гитарный тип, пощипывая усы. Кате вручили в руки открученную ножку от пюпитра, резиновым набалдашником ко рту и, на счёт барабанщика: «Раз-два, раз-два-три», медленно с ускорением заиграли «семь-сорок». Новоиспечённая певица силилась как-то подпеть, но тут гитарист нажал на что-то ногой, и его драйв заполнил все, доселе недоступные места ресторана, проникая в кухню, бойлерную и выходя через чёрный ход на крышу. Музон получился отпадный. Любитель рока и картины Леонардо, оторвав вторую руку от стойки, выпал. Поднимать его никто не торопился! В такт с падением прозвучал последний аккорд. Лабухи «умыли руки», присвоив купюру. Теперь надо было срочно решать проблему с Катей. Она сама уходить от популярности не собиралась, и её пришлось выносить. Когда одна нога уже проскользнула в проём, вторая – перпендикулярная, крепко зацепилась за косяк. Счастливая, насмотревшись по телевизору, как надо вести себя, если уже поёшь, но до сих пор не умеешь, в исступлении кричала:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента