Игорь Васильевич Северянин. Полное собрание стихотворений

   И обласканной резервэркою…
   Не хочу считать лет по метрике,
   А на вид тебе – лет четырнадцать…
   С чайной розою в черной фетэрке
   Ты – бессмертница! ты – всемирница!
   И тираду я обличайную
   Дам завистливых – пусть их сердятся!-
   Игнорирую… С розой чайною
   В черной фетэрке, ты – бессмертница!

1912

   Веймарн

Я – КОМПОЗИТОР

   Я – композитор: под шум колес
   Железнодорожных -
   То Григ, то Верди, то Берлиоз,
   То песни острожных.
   Я – композитор: ведь этот шум
   Метрично-колесный
   Рождает много певучих дум
   В душе монстриозной.
   Всегда в лазори, всегда в мечтах
   Слагаю молитвы.
   Я – композитор: в моих стихах
   Чаруйные ритмы.
   Ст. Вруда, поезд
   1912

КВАРТЕТ

   …Марсель Швоб
   Перронета, Гильомета,
   Иссабо и Жаннетон,
   Вашей страстности комета
   Продается за тестон
   Гильомета, Перронета,
   Жаннетон и Иссабо
   Вы для девочки-корнета
   Принесли стихи Рембо.
   Это верные приметы,
   Что в крови повышен тон
   Перронета, Гильомета,
   Иссабо и Жаннетон.
   Ах, теперь для кабинета
   Надо ль спаржу и тюрбо,
   Гильомета, Перронета,
   Жаннетон и Иссабо?
   1913. Август
   Веймарн

БРИНДИЗИ

   Полней бокал наполни
   И пей его до дна,
   Под бичелучье молний,
   Истомна и бледна!
   Душа твоя, эоля,
   Ажурит розофлер.
   Гондола ты, Миньоля,
   А я – твой гондольер.
   Пускай вокруг все серо
   От каркающих стай,-
   В объятьях эксцессера
   Снегурово истай!
   – О, в виноградной капле -
   Премудрость всех планет…
   Направь на дирижабли
   Кокетливый лорнет!
   О, очи офиоля,
   Благоговейно грезь…
   Дурман везде, Миньоля,
   Везде – и там, и здесь!

В КУСТАХ ЖАСМИНА

   То клубникой, то бананом
   Пахнет крэмовый жасмин,
   Пышно-приторным дурманом
   Воссоздав оркестр румын.
   Раковина окарины,
   Пестротканное литье.
   Устрицы и мандарины.
   Вместо жизни – пляс-житье.
   Лоскощекие мещанки.
   Груди – дыни, жабой брошь.
   Разговорные шарманки.
   Имперьял идет за грош.
   Бутафорскою туникой
   Шансонетка, с гнусью мин,
   То бананом, то клубникой
   Помавает, вся – жасмин.
   Веймарн
   1918, июнь

ПОЧТИ ГАЗЕЛЛА

   И розы, и грезы, и грозы – в бокалы!
   Наполним бокалы – осушим бокалы!
   Звените, как струны, как лунные струны,
   С напитком ледяным, бокалы!
   Плещите, как моря седые буруны,
   Плещите нектаром, бокалы!
   Вскрутите восторгов волшебные руны,
   Со льдом раскаленным бокалы!
   И вспыхнут в крови огневые Перуны,
   Когда испарятся бокалы!..

ХАБАНЕРА I

СОНЕТ

   Зое Ч.
   Гитана! сбрось бравурное сомбреро,
   Налей в фиал восторженный кларет…
   Мы будем пить за знатных кабальеро,
   Пуская дым душистых сигарет.
   Мечта плывет, как легкая галера,
   Куда-то вдаль плывет, куда – секрет!
   Огня! огня! пусть вспыхнет хабанера,-
   Взнуздаем страсть и унесемся в бред!..
   Галоп мандол достигнет аллегрэтто,
   Заворожен желаньем пируэта,
   Зашелестят в потоке вздохи пальм…
   Вина! вина! Обрызгай им, гитана,
   Букеты грез… Тогда не надо тальм,-
   Тогда помпезней культ нагого стана!..

ХАБАНЕРА II

   Синьоре Za
   Вонзите штопор в упругость пробки,-
   И взоры женщин не будут робки!..
   Да, взоры женщин не будут робки,
   И к знойной страсти завьются тропки.
   Плесните в чаши янтарь муската
   И созерцайте цвета заката…
   Раскрасьте мысли в цвета заката
   И ждите, ждите любви раската!..
   Ловите женщин, теряйте мысли…
   Счет поцелуям – пойди, исчисли!
   И к поцелуям финал причисли,
   И будет счастье в удобном смысле!..

ИЗ ШАРЛЯ БОДЛЕРА

КРЕОЛКА

СOHEТ

   “Au pays parfume que soleil caresse…”
   Где ласков луч, в стране благоуханной
   Я знал под щедрым куполом дерев,
   Где все полно какой-то негой странной,
   Царицу гор, креолку, дочь лесов.
   Атлас лица и смуглый, и горячий;
   Горд очерк шеи: власть она хранит;
   Изящный бюст весь вылеплен удачей;
   В улыбке – зыбь; в глазах ее – гранит.
   О, к вам бы шел и малахит Луары,
   И Сэны гладь – как изумруды прерий…
   Украсьте замки, гнезда суеверий,
   В тени аллей будите Ваши чары.
   Сотките свет сонетов для поэта,-
   Ваш взгляд один важнее глаз дуэта!..
   Мыза Ивановка

КУТЕЖ

   – Дайте, дайте припомнить… Был на Вашей головке
   Отороченный мехом незабудковый капор…
   А еще Вы сказали: “Ах, какой же Вы ловкий:
   Кабинет приготовлен, да, конечно, и табор!..”
   Заказали вы “пилку”, как назвали Вы стерлядь,-
   И из капорцев соус и рейнвейнского конус…
   Я хочу ошедеврить, я желаю оперлить
   Все, что связано с Вами, – даже, знаете, соус…
   А иголки Шартреза? а Шампанского кегли?
   А стеклярус на окнах? а цветы? а румыны?
   Мы друг друга хотели… Мы любви не избегли…
   Мы в слияньи слыхали сладкий тенор жасмина…
   Но… Вам, кажется, грустно? Ах, Люси, извините,-
   Это можно поправить… Вы шепнули: “устрой-ка”?…
   Хорошо, дорогая! для “заплаты есть нити”,-
   У подъезда дымится ураганная тройка!
 
   “ОЙЛЕ”
   На Ойле, далекой и прекрасной,
   Вся любовь и вся душа моя…
   Федор Сологуб
   Мы выключили электричество:
   Луна в стекле
   И Ваше светлое величество
   Моя Ойле.
   На свечи, реющие пчелами,
   Устремлены
   Глаза, поющие виолами,
   И видят сны.
   Дымится снег, голубо-фьолевый,
   В снегу – шалэ
   “Благоговея, друг, оголивай
   Свою Ойле…”
   Благоуханный и свирельчатый
   Ваш голос пью,
   И Вы вонзаете взор стрельчатый
   В мечту мою.
   Вспылало древнее язычество
   В душевной мгле:
   Не выключено электричество
   В телах, Ойле!..
   1913, февраль

РОНДО

   Твои духи, как нимфа, ядовиты
   И дерзновенны, как мои стихи.
   Роса восторг вкусившей Афродиты -
   Твои духи!
   Они томят, как плотские грехи,
   На лацкан сюртука тобой пролиты,
   Воспламеняя чувственные мхи…
   Мои глаза – они аэролиты!-
   Низвергнуты в любовные мехи,
   Где сладострастят жала, как термиты,
   Твои духи!
   Веймарн

РОЗА В СНЕГУ

   Как в пещере костер, запылает камин…
   И звонок оправдав, точно роза в снегу,
   Ты войдешь, серебрясь… Я – прости, не могу…-
   Зацелую тебя… как идею брамин!
   О! с мороза дитя – это роза в снегу!
   Сладострастно вопьет бархат пестрой софы,
   Он вопьет перламутр этих форм – он вопьет!
   Будь моею, ничья!.. Лью в бокалы строфы,
   Лью восторг через край, – и бокал запоет…
   А бокал запоет – запоет кабинет,
   И камина костер, и тигрица-софа…
   Опьяненье не будет тяжелым, – о, нет:
   Где вино вне вина – жить и грезить лафа!

МИНЬОНЕТЫ

I

   Твои уста – качели лунные,
   Качели грезы…
   Взамен столбов две ручки юные,
   Как две березы,
   Сольем в дуэт сердечки струнные
   Виолончели…
   Люблю уста, качели лунные,
   Твои качели!

II

   О. Ф.
   Гудят погребальные звоны…
   Как жутко ты мне дорога!..
   Мечтаю ль, – лунятся лимоны;
   Заплачу ль, – пушатся снега,
   Плывут монотонные стоны,
   Меняя в пути берега…
   И где-то лунятся лимоны,
   И где-то пушатся снега…

ТУНДРОВАЯ ПАСТЭЛЬ

   Ландыши воздушные, реющие ландыши
   Вечером зимеющим льдяно зацвели…
   Выйди на поляны ты, сумраком полян дыши,
   Падающим ландышам таять повели!
   Ландыши небесные, вы всегда бесстебельны,
   Безуханно юные искорки луны…
   Лунное сияние – это точно в небе льны…
   Ленно лани льняные лунно влюблены…
   Сердце северянина, не люби лиан души!..
   Кедров больше, лиственниц, хрупи, мги и пихт!
   Ландыши бесплотные, тающие ландыши,
   И у тундры клюквовой зубра сонный выход…

1909

ДИССО-РОНДЕЛИ

   Шмелит-пчелит виолончель
   Над лиловеющей долиной.
   Я, как пчела в июле, юный,
   Иду, весь – трепет и печаль.
   Хочу ли мрака я? хочу ль,
   Чтоб луч играл в листве далекой?
   Шмелит-пчелит виолончель
   Над лиловеющей долиной…
   Люблю кого-то… Горячо ль?
   Священно или страстью тленной?
   И что же это над поляной:
   Виолончелят пчелы, иль
   Шмелит-пчелит виолончель?…

ВУАЛЕТКА

   Евгению Пуни
   Вздыхала осень. Изнежена малина.
   Клен разузорен. Ночами тьма бездонна.
   …Она смеялась, темно как Мессалина,
   И улыбалась, лазурно как Мадонна.
   Ветреет вечер. Стрекочет майдолина.
   В студеном флэре теченье монотонно.
   Сапфирны грезы. Виденье Вандэлина.
   И тембры парка рыдают баритонно.

В САДУ КНЯГИНИ

   В яблони в саду княгини,
   Милая, в седьмом часу
   Выбегай в кисейке синей,
   Лилию вплети в косу.
   Ласково сгибая клевер,
   Грезово к тебе приду,-
   К девочке и королеве,
   Вызеркаленной в пруду.
   Фьолево златые серьги
   Вкольчены в твое ушко.
   Сердцем от денных энергий
   Вечером взгрустим легко…
   Веймарн

НЕВЫРАЗИМАЯ ПОЭЗА

   Невыразимо грустно, невыразимо больно
   В поезде удалиться, милое потеряв…
   Росы зачем на деревьях? В небе зачем фиольно?
   Надо ли было в поезд? может быть, я не прав?
   Может быть, только плакать было бы проще, лучше
   Перед такой страдальной, точно всегда чужой?
   Нежно письмо оскорблю; только когда получишь
   Эту цепочку строчек, спаянную душой?
   Бело ночеет поле, и от луны в нем мольно,
   Филины-пассажиры и безлошаден пар…
   Невыразимо грустно! невыразимо больно!
   Хочется мне вернуться, но позади – кошмар!
   Веймарн
   1918, июнь

ЛИСОДЕВА

   Как ты похожа сегодня в профиль на шельму-лисицу.
   Но почему же твой завтрак – скумбрия и геркулес?
   Ах, понакрала бы яиц, – курицы стали носиться,-
   И наутек – через поле, через канаву и в лес!
   В поле теперь благодатно: там поспевает картофель,
   Розовая земляника; гриб набухает в лесу.
   Вспомни, забывшая травы, что у тебя лисопрофиль,
   Вспомни, что ты каждым вскидом напоминаешь лису.
   В рыжей лукавой головке, чувствую, косточки лисьи
   (Вот еще что: на лисицу очень похожа оса!..)
   Взгляд твой крылат, да пристало ль грезить лисице
   о выси?
   Это едва ли удобно: аэроплан и лиса…
   Веймарн
   Май, 1913

CHARLOTTE CORDE

   Она была на казнь осуждена,
   Но в правоте своей убеждена;
   Отважную смутить могла ли плаха?
   Пошла на эшафот она без страха.
   По мертвому лицу ее палач
   Нанес удар и прочь отбросил тело,
   Тогда от оскорбленья, как кумач,
   Лицо казненной в гневе покраснело.

ПРОМЕЛЬК

   В каждом городе, в комнате девьей
   Есть алтарь королеве,
   Безымянной, повсюдной,
   Он незримо-голуб.
   Вы ненайденную потеряли
   Бирюзу на коралле,
   Но она в вашей чудной
   Озаренности губ…
   Минск
   1913, март

ПОКА ПРОХОДИТ ПОЕЗД

   Я в поле. Вечер. Полотно.
   Проходит поезд. Полный ход.
   Чужая женщина в окно
   Мне отдается и берет.
   Ей, вероятно, двадцать три,
   Зыбка в ее глазах фиоль.
   В лучах оранжевой зари
   Улыбку искривляет боль.
   Я женщину крещу. Рукой
   Она мне дарит поцелуй.
   Проходит поезд. Сам не свой,
   Навек теряя, я люблю.
   1912, май
   Варш. ж. д.

БЕСПРЕРЫВНАЯ ЗАПРЯЖКА

   Каждое утро смотрю на каретник
   В окно из столовой:
   Кучер, надевши суровый передник,
   Лениво, без слова,
   Рыжую лошадь впрягает в пролетку.
   Та топчется гневно,
   Бьется копытами мерно и четко -
   Всегда, ежедневно!
   Странная мысль мне приходит: “а если б
   Впрягал бесконечно
   Он свою лошадь?…” – но это для песни
   Так дико, конечно…
   “…Лишь запряжет, глядь, нелепая лошадь,
   Знай, ржет себе в стойле.
   И не удастся ему уничтожить
   Судьбы своеволья…”

1912

   Веймарн

РЕШЕНО

   Есть на небе сад невянущий
   Для детских душ, для радостных…
   М.Лохвицкая
   Она (обнимая его и целуя):
   О друг мой… Сегодня – блаженству предел:
   Отныне любви нашей мало двух тел.
   Ты понял?
   Он (сердце догадкой волнуя):
   Дитя от ребенка!.. Устрой мне! устрой…
   Ты мать мне заменишь; ты будешь сестрой.
   (Целуются долго, друг друга чаруя).
   …Она машинально смотрела в окно:
   По улице – в шляпе с провалом – мужчина
   Нес розовый гробик…
   “Сильна скарлатина”,-
   Читал муж в газетах, – и стало темно.
   Она (обращаясь к предчувствию): Боже?!
   Он бросил газету и думает то же…
   И каждому кто-то шепнул: Р е ш е н о.

СОНЕТ

   Георгию Иванову
   Я помню Вас: Вы нежный и простой.
   И Вы – эстет с презрительным лорнетом.
   На Ваш сонет ответствую сонетом,
   Струя в него кларета грез отстой…
   Я говорю мгновению: “Постой!”-
   И, приказав ясней светить планетам,
   Дружу с убого-милым кабинетом:
   Я упоен страданья красотой…
   Я в солнце угасаю – я живу
   По вечерам: брожу я на Неву,-
   Там ждет грезэра девственная дама.
   Она – креолка древнего Днепра,-
   Верна тому, чьего ребенка мама…
   И нервничают броско два пера…
   Петербург
   1911

АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ
Третья книга поэз

I. РОЗИРИС

УВЕРТЮРА

   Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
   Удивительно вкусно, искристо, остро!
   Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то
   испанском!
   Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!
   Стрекот аэропланов! беги автомобилей!
   Ветропросвист экспрессов! крылолет буэров!
   Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!
   Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
   В группе девушек нервных, в остром обществе
   дамском
   Я трагедию жизни претворю в грезо-фарс…
   Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
   Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка -
   на Марс!
   1915. Январь
   Петроград

ГРАНДИОЗ

   Граалю-Арельскому

   Все наслажденья и все эксцессы
   Все звезды мира и все планеты
   Жемчужу гордо в свои сонеты,-
   Мои сонеты – колье принцессы!
   Я надеваю, под взрыв оркестра,
   Колье сонетов (размах примерьте!)
   Да, надеваю рукой маэстро
   На шею Девы. Она – Бессмертье!
   Она вне мира, Она вне почвы,
   Без окончанья и без начала…
   Ничто святое ее зачало…
   Кто усомнится – уйдите прочь вы!
   Она безмерна и повсеместна,
   Она невинна и сладкогрешна,
   Да, сладкогрешна, как будто бездна,
   И точно бездна – она безбрежна.
   Под барабаны, под кастаньеты,
   Все содроганья и все эксцессы.
   Жемчужу гордо в колье принцессы,
   Не знавшей почвы любой планеты…
   1910. Июнь

В КОЛЯСКЕ ЭСКЛАРМОНДЫ

   Я еду в среброспицной коляске Эсклармонды
   По липовой аллее, упавшей на курорт,
   И в солнышках зеленых лучат волособлонды
   Зло-спецной Эсклармонды шаплетку-фетроторт…
   Мореет: шинам хрустче. Бездумно и бесцельно.
   Две раковины-девы впитали океан.
   Он плещется десертно, – совсем мускат-люнельно,-
   Струится в мозг и в глазы, по-человечьи пьян…
   Взорвись, как бомба, солнце! Порвитесь, пены
   блонды!
   Нет больше океана, умчавшегося в ту,
   Кто носит имя моря и солнца – Эсклармонды,
   Кто на земле любезно мне заменил мечту!
   Екатеринослав
   1914. Февраль

БАРБАРИСОВАЯ ПОЭЗА

   Гувернантка-барышня
   Вносит в кабинет
   В чашечках фарфоровых
   Creme d'enine vinette.
   Чашечки неполные
   Девственны на вид.
   В золотой печеннице
   Английский бисквит.
   В кабинете общество
   В девять человек.
   Окна в сад растворены,
   В сад, где речи рек.
   На березах отсветы
   Неба. О, каприз!
   Волны, небо, барышня
   Цвета барбарис.
   И ее сиятельство
   Навела лорнет
   На природу, ставшую
   Creme d'enine vinette…
   1914. Июль
   Мыза Ивановка

ЦВЕТОК БУКЕТА ДАМ

   В букете дам – Амьенского beau mond'a^[10]
   Звучнее всех рифмует с резедой
   Bronze-oxidм^[11] блондинка Эсклармонда,
   Цветя бальзаколетнею звездой.
   Она остра, как квинт-эссенца специй,
   Ее бравадам нужен резонанс,
   В любовники берет “господ с трапеций”
   И, так сказать, смакует mesalliance…^[12]
   Условностям всегда бросает “shoking!”^[13]
   Экстравагантно выпускает лиф,
   Лорнирует базарно каждый смокинг,
   Но не во всяком смокинге калиф…
   Как устрицу, глотает с аппетитом
   Дежурного очередную дань…
   При этом всём – со вкусом носит титул,
   Иной щеке даря свою ладонь.
   1911. Февраль

В БЛЕСТКОЙ ТЬМЕ

   В смокингах, в шик опроборенные, великосветские
   олухи
   В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив.
   Я улыбнулся натянуто, вспомнил сарказмно о порохе:
   Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.
   Каждая строчка – пощечина. Голос мой – сплошь
   издевательство.
   Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
   Я презираю вас пламенно, тусклые ваши сиятельства,
   И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!
   Блесткая аудитория, блеском ты зло отуманена!
   Скрыт от тебя, недостойная, будущего горизонт!
   Тусклые ваши сиятельства! Во времена Северянина
   Следует знать, что за Пушкиным были и Блок и
   Бальмонт!
   1913

В ЛИМУЗИНЕ

   Она вошла в моторный лимузин,
   Эскизя страсть в корректном кавалере,
   И в хрупоте танцующих резин
   Восстановила голос Кавальери.
   Кто звал ее на лестнице: “Manon?”
   И ножки ей в прохладном вестибюле,-
   Хотя она и бросила: “Mais non”^[14] -
   Чьи руки властно мехово обули?
   Да все же он, пустой, как шантеклер,
   Проборчатый, офраченный картавец,
   Желательный для многих кавалер,
   Использованный многими красавец.
   О женщина! Зови его в турнэ,
   Бери его, пожалуй, в будуары…
   Но не води с собою на Масснэ;
   “Письмо” Масснэ… Оно не для гитары!..
   1910. Июль

НА ОСТРОВАХ

   В ландо моторном, в ландо шикарном
   Я проезжаю по Островам,
   Пьянея встречным лицом вульгарным
   Среди дам просто и – “этих” дам.
   Ах, в каждой “фее” искал я фею
   Когда-то раньше. Теперь не то.
   Но отчего же я огневею,
   Когда мелькает вблизи манто?
   Как безответно! как безвопросно!
   Как гривуазно! но всюду – боль!
   В аллеях сорно, в куртинах росно,
   И в каждом франте жив Рокамболь.
   И что тут прелесть? и что тут мерзость?
   Бесстыж и скорбен ночной пуант.
   Кому бы бросить наглее дерзость?
   Кому бы нежно поправить бант?
   1911. Май.

ВАЛЕНТИНА

   Валентина, сколько счастья! Валентина, сколько
   жути!
   Сколько чары! Валентина, отчего же ты грустишь?
   Это было на концерте в медицинском институте,
   Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.
   Выскочив из ландолета, девушками окруженный,
   Я стремился на эстраду, но, меня остановив,
   Предложила мне программу, и, тобой завороженный,
   На мгновенье задержался, созерцая твой извив.
   Ты зашла ко мне в антракте (не зови его пробелом),
   С тайной розой, с красной грезой, с бирюзовою
   грозой
   Глаз восторженных и наглых. Ты была в простом
   и белом,
   Говорила очень быстро и казалась стрекозой.
   Этот день!.. С него – начало. Телефоны и открытки.
   К начинаньям поэтессы я был очень милосерд,
   И когда уже ты стала кандидаткой в фаворитки,
   Ты меня сопровождала ежедневно на концерт.
   А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.
   Замороженные ночи и крещенская луна.
   Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.
   Валентина безрассудна! Валентина влюблена!
   Все прошло, как все проходит. И простились мы
   неловко:
   Я “обманщик”, ты сердита, то есть просто трафарет.
   Валентина плутоглазка! остроумная чертовка!
   Ты чаруйную поэму превратила в жалкий бред!
   1914. Март

ТЕБЕ, МОЯ КРАСАВИЦА!

   Ариадниной мамочке

   Вуаль светло-зеленая с сиреневыми мушками
   Была слегка приподнята над розовыми ушками.
   Вуаль была чуть влажная она была чуть теплая,
   И ты мне улыбалася, красивая и добрая…
   Смотрела в очи ласково, смотрела в очи грезово,
   Тревожила уснувшее и улыбалась розово.
   И я не слышал улицы со звонами и гамами,
   И сердце откликалося взволнованными гаммами.
   Шла ночь, шурша кокетливо и шлейфами, и тканями,
   Мы бархатною сказкою сердца друг другу ранили.
   Атласные пожатия… рождения и гибели…
   Отливы… содрогания… кружения и прибыли…
   Да разве тут до улицы со звонами и шумами?!
   Да разве тут до города с пылающими думами?!
   Кумирню строил в сердце я, я строил в сердце пагоды…
   Ах, губки эти алые и сочные, как ягоды!
   Расстались… для чего, спроси… я долго грезил
   в комнате…
   О, глазки в слезках-капельках, мои глаза вы помните?
   Вы помните? вы верите? вы ждете! вы, кудесная!
   Они неповторяемы, мгновенности чудесные!..
   Я требую настойчиво, приказываю пламенно:
   Исчезни все гнетущее! исчезни, вся вселенная!
   Все краткое! все хрупкое! все мелкое! все тленное!
   А мы, моя красавица, утопимся в забвении,
   Очаровав порывностью бесстрастное мгновение.
   1910. Январь

ПОЭЗА О ТЫСЯЧА ПЕРВОМ ЗНАКОМСТВЕ

   Лакей и сен-бернар – ах, оба баритоны!-
   Встречали нас в дверях ответом на звонок.
   Камелии. Ковры. Гостиной сребротоны.
   Два пуфа и диван. И шесть бесшумных ног.
   Мы двое к ней пришли. Она была чужою.
   Он знал ее, но я представлен в этот раз.
   Мне сдержанный привет и сен-бернару Джою
   Уйти куда-нибудь и не мешать – приказ.
   Салонный разговор, удобный для аббата,
   Для доблестной ханжи и столь же для гетер.
   И мы уже не мы: Альфред и Травиата.
   И вот уже оркестр. И вот уже партер.
   Так: входим в роли мы совсем непроизвольно,
   Но режет сердце мне точеный комплимент.
   Как больно говорить! Как нестерпимо больно,
   Когда предвидишь вот любой, любой момент!
   Все знаем наперед: и будет то, что смято
   Когда-то, кем-то, как и где – не все равно ль?
   И в ужасе, в тоске, – Альфред и Травиата,-
   Мы шутим, – как тогда, – лелея нашу боль…
   1914. Осень

В ОСЕНОКОШЕННОМ ИЮЛЕ

   Июль блестяще осенокошен.
   Ах, он уходит! держи! держи!
   Лежу на шелке зеленом пашен,
   Вокруг – блондинки, косички ржи.
   О небо, небо! твой путь воздушен!
   О поле, поле! ты – грезы верфь!
   Я онебесен! Я онездешен!
   И Бог мне равен, и равен червь!
   1911, июль
   Дыльцы

РОДНИК

   Восемь лет эту местность я знаю,
   Уходил, приходил, – но всегда
   В этой местности бьет ледяная
   Неисчерпываемая вода.
   Полноструйный родник, полнозвучный,
   Мой родной; мой природный родник,
   Вновь к тебе (ты не можешь наскучить!)
   Неотбрасываемо я приник.
   И светло мне глаза оросили
   Слезы гордого счастья, и я
   Восклицаю: ты – символ России,
   Изнедривающаяся струя!
   1914. Июль
   Мыза Ивановка

К ЧЕРТЕ ЧЕРТА

   Какою нежностью неизъяснимою, какой сердечностью
   Осветозарено и олазорено лицо твое,
   Лицо незримое, отождествленное всечертно
   с Вечностью,
   Твое – но чье?
   В вагоне поезда, на каждой улице и в сновидении,
   В театре ль, в роще ли – всегда приложится к черте
   черта,
   Неуловимая, но ощутимая, – черта-мгновение,
   Черта-мечта!
   И больно-сладостно, и вешне-радостно! Жить -
   изумительно,
   Чудесно все-таки! Ах, сразу нескольких – одну
   любить!
   Невоплощенная! Невоплотимая! тебя пленительно
   Ждать – это жить!
   1914, ноябрь

ПОЭЗА СПИЧЕЧНОГО КОРОБКА

   Что это? – Спичек коробок -
   Лучинок из берез?
   И ты их не заметить мог?
   Ведь это ж грандиоз!
   Бери же, чиркай и грози,
   Восторжен, нагл и яр!
   Ползет огонь на все стези:
   В твоей руке – пожар!
   Огонь! огонь, природоцап,
   Высовывай язык!
   Ликуй, холоп! Оцарься, раб!
   Ничтожный, ты велик!
   Мыза Ивановка,
   1914. Начало июля

РОНДО

   Л. Рындиной

   Читать тебе себя в лимонном будуаре,
   Как яхту грез, его приняв и полюбя…
   Взамен неверных слов, взамен шаблонных арий,
   Читать тебе себя.
   Прочувствовать тебя в лиловом пеньюаре,
   Дробя грядущее и прошлое, дробя
   Второстепенное, и сильным быть в ударе.
   Увериться, что мир сосредоточен в паре:
   Лишь в нас с тобой, лишь в нас! И только для тебя,
   И только о тебе, венчая взор твой царий,