Читать тебе себя!
1914, февраль
АМАЗОНКА
BERCEUSE
ЭЛЕКТРАССОНАНС
В ГОСТИНИЦЕ
КУЗИНА ЛИДА
НИКЧЕМНАЯ
ЖУТКАЯ ПОЭЗА
РОНДО ОРАНЖЕВОГО ЗАКАТА
ЕВГЕНИЯ
КОГДА НОЧЕЛО
ПЯТИЦВЕТ I
РЕГИНА
ЛИРОБАСНЯ
НА ПРЕМЬЕРЕ
ДИССО-РОНДО
ТЕНЬ АПЕЛЬСИНОВОЙ ВЕТКИ
ШАНТАЖИСТКА
ШАНСОНЕТКА ГОРНИЧНОЙ
ОЗЕРОВАЯ БАЛЛАДА
На искусственном острове крутобрегого озера
Кто видал замок с башнями? Кто к нему подплывал?
Или поэднею осенью, только гладь подморозило,
Кто спешил к нему ветрово, трепеща за провал?
Кто, к окну приникающий, созерцания пестрого
Не выдерживал разумом – и смеялся навзрыд?
Чей скелет содрогается в башне мертвого острова,
И под замком запущенным кто, прекрасный, зарыт?
Кто насмешливо каялся? Кто возмездия требовал?
Превратился кто в филина? Кто – в летучую мышь?
Полно, полно, то было ли? Может быть, вовсе
не было?…
…Завуалилось озеро, зашептался камыш.
1910. Июнь
ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО
НА ГОЛОС ВЕСЕННЕЙ НОВЕЛЛЫ
ЭСКИЗЕТКА
ЭГО-РОНДОЛА
ПРОМЕЛЬК
ПЯТИЦВЕТ II
В PECTOPAHE
Воробьи на дорожке шустрятся.
Зеленеют кудри крокетуса.
Привезли из Остэндэ устрицы
И стерлядей из Череповца.
– Послушайте, вы, с салфеткою,
Накройте мне стол под липою;
И еще я вам посоветую
Не стоять каменной глыбою,
А угостить меня рыбою,
Артишоками и спаржей.
Вы поняли? – “Помилуйте, даже
Очень
И буду точен”.
1911. Май
ОТЧАЯНИЕ
ПОЭЗА О “MIGNON”
БЛАЖЕННЫЙ ГРИША
ПРЕДОСТЕРЕГАЮЩАЯ ПОЭЗА
CHANSONNETTE
ОНА КРИТИКУЕТ
II. НЕЗАБУДКИ НА КАНАВАХ
СТИХИ “ДАВНО МИНУВШИХ ЛЕТ”
ТОСКА ПО КВАНТУНУ
ЗАПАД ПОГАС
ТРИОЛЕТ
МОРСКОЙ НАБРОСОК
Тому назад всего два года
На этом самом берегу
Два сердца в страсти без исхода
Дрожали, затаив тоску,-
Два женских сердца… Этой дрожью
Трепещет берег до сих пор…
…Я прихожу подъять свой взор
На море, и у гор подножья
Послушать благостную дрожь,
Потосковать душой пустынной
Вновь о вине своей невинной,
Где правду скрашивала ложь!..
1912. Август
Эстляндия, lebe, Тойла
ГРАЦИОЗА
Я нежно хотел бы уснуть,
Уснуть – не проснуться…
Далеко-далеко уйти,
Уйти, – не вернуться…
Хотел бы ее целовать,
Почти не целуя:
Словами ведь грубо сказать,
Как тонко люблю я…
Ни страсти хочу, ни огня,
И стоны сиянья,
Чтоб телом к ней в тело войти,
Войти для страданья…
Хочу я не тела ее,
Но лишь через тело
Прочувствовать душу могу
Всецело…
1911. Октябрь
PRELUDE II
ГДЕ ПРИ ВЗДОХЕ ВЕТЕРКА ПОЕТ ФАРФОР…
ЭСКИЗ
ТРАУРНАЯ ЭЛЕГИЯ
Умирала она в пору августа,
Когда зелень трав и дубрав густа,
Когда в воздухе вкус малиновый,
Когда ночь дрожит в тьме осиновой.
Умирала она, ясно ведая,
Что такое смерть, храбро следуя
За давнишними пожеланьями
Молодой уснуть с колебаньями
Незнакомая… И правдивая,
И невинная, и красивая!..
Умерла она, сделав грустно нам…
К ней путем идем, болью устланным,
На могилу к ней, одинокую,
Как она была, на далекую…
Там помолимся о душе ее:
– Да прославится имя твое!
1909. Июнь
ЦАРИЦА ИЗ ЦАРИЦ
1914, февраль
АМАЗОНКА
Я встретил у парка вчера амазонку
Под звуки бравурной раздольной мазурки.
– Как кукольны формы у синей фигурки!-
Наглея восторгом, сказал я вдогонку.
Она обернулась, она посмотрела,
Слегка улыбнулась, раздетая взором,
Хлыстом помахала лукавым узором
Мне в сердце вонзила дремучие стрелы…
А рыжая лошадь под ней гарцевала,
Упрямо топталась на месте кобыла
И, право, не знаю, – казалось ли, было,-
В угоду хозяйке меня баловала…
1910, февраль
Под звуки бравурной раздольной мазурки.
– Как кукольны формы у синей фигурки!-
Наглея восторгом, сказал я вдогонку.
Она обернулась, она посмотрела,
Слегка улыбнулась, раздетая взором,
Хлыстом помахала лукавым узором
Мне в сердце вонзила дремучие стрелы…
А рыжая лошадь под ней гарцевала,
Упрямо топталась на месте кобыла
И, право, не знаю, – казалось ли, было,-
В угоду хозяйке меня баловала…
1910, февраль
BERCEUSE
(НА МОТИВ МИРРЫ ЛОХВИЦКОЙ)
Ты так светла в клубящемся покрове.
Твое лицо – восходный Уротал.
В твоем дремучем чернобровье
Мой ум устало заплутал.
Ты вся – мечта коралловых уловов
Твои уста – факирская печать.
В твоих очах, в очах лиловых
Хотел бы сердце закачать.
А где-то плач и грохоты орудий…
Так было встарь, так вечно будет впредь.
Дай погрузиться в белогрудьи
И упоенно умереть.
1910, сентябрь
Ты так светла в клубящемся покрове.
Твое лицо – восходный Уротал.
В твоем дремучем чернобровье
Мой ум устало заплутал.
Ты вся – мечта коралловых уловов
Твои уста – факирская печать.
В твоих очах, в очах лиловых
Хотел бы сердце закачать.
А где-то плач и грохоты орудий…
Так было встарь, так вечно будет впредь.
Дай погрузиться в белогрудьи
И упоенно умереть.
1910, сентябрь
ЭЛЕКТРАССОНАНС
Что такое электрассонанс?
Это – молния и светлячок.
Сон и скрипка. Гекзаметр и станс.
Мысль и грёза. Пила и смычок.
Разнокровье и злой мезальянс.
Тайна ночи и женский зрачок.
Мирозданье – электрассонанс!
1910. Февраль
Это – молния и светлячок.
Сон и скрипка. Гекзаметр и станс.
Мысль и грёза. Пила и смычок.
Разнокровье и злой мезальянс.
Тайна ночи и женский зрачок.
Мирозданье – электрассонанс!
1910. Февраль
В ГОСТИНИЦЕ
В большом и неуютном номере провинциальной
гостиницы
Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами.
Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки
вынется
Из своего гнездышка – …разбитое стекло в раме…
Из ресторана доносится то тихая, грустная музыка,-
Какая-нибудь затасканная лунная соната,
То такая помпезная, – правда, часто кургузая,-
– …Лилию оскорбляющее полнокровье граната…
И слышатся в этой музыке души всех женщин
и девушек,
Когда-либо в жизни встретившихся и возможных
еще в пути.
И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши
кромешной
О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…
Симферополь.
1914. Январь
гостиницы
Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами.
Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки
вынется
Из своего гнездышка – …разбитое стекло в раме…
Из ресторана доносится то тихая, грустная музыка,-
Какая-нибудь затасканная лунная соната,
То такая помпезная, – правда, часто кургузая,-
– …Лилию оскорбляющее полнокровье граната…
И слышатся в этой музыке души всех женщин
и девушек,
Когда-либо в жизни встретившихся и возможных
еще в пути.
И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши
кромешной
О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…
Симферополь.
1914. Январь
КУЗИНА ЛИДА
Лида, ты – беззвучная Липковская. Лида – ты -
хорошенькая девушка.
Стройная, высокая, изящная, ты – сплошная хрупь,
ты – вся улыбь.
Только отчего же ты недолгая? Только отчего твое
во льду ушко?
Только для чего так много жемчуга? Милая, скорей
его рассыпь!
Русая и белая кузиночка, не идут тебе, поверь мне,
ландыши;
Не идут тебе, поверь мне, лилии, – слишком ты для
белого-бела…
Маки, розы нагло оскорбительны, а лианы вьются,
как змееныши,-
Трудно обукетить лиф твой девичий, чтобы ты сама
собой была.
…Папоротник в блестках изумрудовых, снег
фиально белый и оискренный,
Пихтовые иглы эластичные – вот тебе единственный
убор,
Девушка со старческой улыбкою, замкнутой, но
точно солнце, искренней,
Неизвестно как-то умирающей; – как по ягоды идущей
в бор…
1912. Февраль
хорошенькая девушка.
Стройная, высокая, изящная, ты – сплошная хрупь,
ты – вся улыбь.
Только отчего же ты недолгая? Только отчего твое
во льду ушко?
Только для чего так много жемчуга? Милая, скорей
его рассыпь!
Русая и белая кузиночка, не идут тебе, поверь мне,
ландыши;
Не идут тебе, поверь мне, лилии, – слишком ты для
белого-бела…
Маки, розы нагло оскорбительны, а лианы вьются,
как змееныши,-
Трудно обукетить лиф твой девичий, чтобы ты сама
собой была.
…Папоротник в блестках изумрудовых, снег
фиально белый и оискренный,
Пихтовые иглы эластичные – вот тебе единственный
убор,
Девушка со старческой улыбкою, замкнутой, но
точно солнце, искренней,
Неизвестно как-то умирающей; – как по ягоды идущей
в бор…
1912. Февраль
НИКЧЕМНАЯ
Ты меня совсем измучила, может быть, сама не ведая;
Может быть, вполне сознательно, может быть,
перестрадав;
Вижусь я с тобой урывками: разве вместе пообедаю
На глазах у всех и каждого, – и опять тоска-удав.
О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили
Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!
Целомудренную чувственность мы зломозгло
объутопили
Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…
Слушай, чуждая мне блажница! обреченная
далёчница!
Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!
Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,
Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью -
в водопад!
Одесса
1914. Февраль
Может быть, вполне сознательно, может быть,
перестрадав;
Вижусь я с тобой урывками: разве вместе пообедаю
На глазах у всех и каждого, – и опять тоска-удав.
О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили
Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!
Целомудренную чувственность мы зломозгло
объутопили
Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…
Слушай, чуждая мне блажница! обреченная
далёчница!
Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!
Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,
Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью -
в водопад!
Одесса
1914. Февраль
ЖУТКАЯ ПОЭЗА
О, нестерпимо-больные места,
Где женщины, утерянные мною,
Навек во всем: в дрожании листа,
В порыве травном к солнечному зною,
В брусничных и осиновых лесах,
Во всхлипах мха – их жалобные плачи…
Как скорбно там скрипенье колеса!
Как трогательно блеянье телячье!
На севере и рощи, и луга,
И лады дум, и пьяненькие сельца -
Однообразны только для пришельца:
Для северян несхожесть их легка.
Когда-нибудь я встречу – это так!-
В таком лесу унылую старуху,
И к моему она приблизит уху
Лукавый рот. Потом за четвертак
Расскажет мне пророчная шарманка
О их судьбе, всех жертв моих. Потом
Я лес приму, как свой последний дом…
Ты – смерть моя, случайная цыганка!
1914. Февраль
Одесса
Где женщины, утерянные мною,
Навек во всем: в дрожании листа,
В порыве травном к солнечному зною,
В брусничных и осиновых лесах,
Во всхлипах мха – их жалобные плачи…
Как скорбно там скрипенье колеса!
Как трогательно блеянье телячье!
На севере и рощи, и луга,
И лады дум, и пьяненькие сельца -
Однообразны только для пришельца:
Для северян несхожесть их легка.
Когда-нибудь я встречу – это так!-
В таком лесу унылую старуху,
И к моему она приблизит уху
Лукавый рот. Потом за четвертак
Расскажет мне пророчная шарманка
О их судьбе, всех жертв моих. Потом
Я лес приму, как свой последний дом…
Ты – смерть моя, случайная цыганка!
1914. Февраль
Одесса
РОНДО ОРАНЖЕВОГО ЗАКАТА
Невымученных мук, невыгроженных гроз
Так много назади, и тяжек сердца стук.
Оранжевый закат лианами оброс
Невыкорченных мук.
Оранжевый закат! ты мой давнишний друг,
Как лепеты травы, как трепеты берез,
Как щебеты мечты… Но вдруг изменишь? вдруг?
Заплакать бы обжогом ржавых слез,
В них утопить колечки змейных скук
И ждать, как ждет подпоездник – колес,
Невысмертивших мук!
Веймарн
1918. Август
Так много назади, и тяжек сердца стук.
Оранжевый закат лианами оброс
Невыкорченных мук.
Оранжевый закат! ты мой давнишний друг,
Как лепеты травы, как трепеты берез,
Как щебеты мечты… Но вдруг изменишь? вдруг?
Заплакать бы обжогом ржавых слез,
В них утопить колечки змейных скук
И ждать, как ждет подпоездник – колес,
Невысмертивших мук!
Веймарн
1918. Август
ЕВГЕНИЯ
Это имя мне было знакомо -
Чуть истлевшее пряное имя,
И в щекочущем чувственность дыме
Сердце было к блаженству влекомо.
Как волна – броненосцу за пену,
Как за плен – бег свободный потока,
Это имя мне мстило жестоко
За забвенье, позор, за измену…
Месть швырнула в лицо мне два кома,
Кома грязи – разврат и бескрылье.
Я кончаюсь в неясном усилье…
Это имя мне жутко знакомо!..
1909
Чуть истлевшее пряное имя,
И в щекочущем чувственность дыме
Сердце было к блаженству влекомо.
Как волна – броненосцу за пену,
Как за плен – бег свободный потока,
Это имя мне мстило жестоко
За забвенье, позор, за измену…
Месть швырнула в лицо мне два кома,
Кома грязи – разврат и бескрылье.
Я кончаюсь в неясном усилье…
Это имя мне жутко знакомо!..
1909
КОГДА НОЧЕЛО
Уже ночело. Я был около
Монастыря. Сквозила просека.
Окрест отгуживал от колокола.
Как вдруг собака, в роде мопсика,
Зло и неистово залаяла.
Послышались осечки хвороста,
И кто-то голосом хозяина
“Тубо!” пробаритонил просто.
Лес заветрел и вновь отгуживал
Глухую всенощную, охая.
Мне стало жутко, стало нужно
Людей, их слова. Очень плохо я
Себя почувствовал. Оглушенный,
Напуганный, я сел у озера.
Мне оставалось верст одиннадцать.
Решительность меня вдруг бросила,-
От страха я не мог подвинуться…
Дылицы
1911. Июль
Монастыря. Сквозила просека.
Окрест отгуживал от колокола.
Как вдруг собака, в роде мопсика,
Зло и неистово залаяла.
Послышались осечки хвороста,
И кто-то голосом хозяина
“Тубо!” пробаритонил просто.
Лес заветрел и вновь отгуживал
Глухую всенощную, охая.
Мне стало жутко, стало нужно
Людей, их слова. Очень плохо я
Себя почувствовал. Оглушенный,
Напуганный, я сел у озера.
Мне оставалось верст одиннадцать.
Решительность меня вдруг бросила,-
От страха я не мог подвинуться…
Дылицы
1911. Июль
ПЯТИЦВЕТ I
Заберусь на рассвете на серебряный кедр
Любоваться оттуда на маневры эскадр.
Солнце, утро и море! Как я весело-бодр,
Точно воздух бездумен, точно мумия-мудр.
Кто прославлен орлами, ах, тому не до выдр!..
1910. Сентябрь.
Любоваться оттуда на маневры эскадр.
Солнце, утро и море! Как я весело-бодр,
Точно воздух бездумен, точно мумия-мудр.
Кто прославлен орлами, ах, тому не до выдр!..
1910. Сентябрь.
РЕГИНА
Когда поблекнут георгины
Под ало-желчный лесосон,
Идите к домику Регины
Во все концы, со всех сторон.
Идите к домику Регины
По всем дорогам и тропам,
Бросайте на пути рябины,
Дабы назад вернуться вам.
Бросайте на пути рябины:
Все наши скрестятся пути,
И вам, искателям Регины,
Назад дороги не найти.
1918. Лето
Веймарн.
Под ало-желчный лесосон,
Идите к домику Регины
Во все концы, со всех сторон.
Идите к домику Регины
По всем дорогам и тропам,
Бросайте на пути рябины,
Дабы назад вернуться вам.
Бросайте на пути рябины:
Все наши скрестятся пути,
И вам, искателям Регины,
Назад дороги не найти.
1918. Лето
Веймарн.
ЛИРОБАСНЯ
Бело лиловеет шорох колокольчий -
Веселится лесоветр;
Мы проходим полем, мило полумолча,
На твоей головке – фетр,
А на теле шелк зеленый, и – босая.
Обрываешь тихо листик и, бросая
Мелкие кусочки,
Смеешься, осолнечив лоб.
…Стада голубых антилоп
Покрыли травы, покрыли кочки…
Но дьяконья падчерица,
Изгибаясь, как ящерица,
Нарушает иллюзию…
Какое беззаконье!
– Если хочешь в Андалузию,
Не езди в Пошехонье…
____________________
Улыбаясь, мы идем на рельсы;
Телеграфная проволока
Загудела;
Грозовеет облако,-
К буре дело.
____________________
Попробуй тут, рассвирелься!..
1911
Веселится лесоветр;
Мы проходим полем, мило полумолча,
На твоей головке – фетр,
А на теле шелк зеленый, и – босая.
Обрываешь тихо листик и, бросая
Мелкие кусочки,
Смеешься, осолнечив лоб.
…Стада голубых антилоп
Покрыли травы, покрыли кочки…
Но дьяконья падчерица,
Изгибаясь, как ящерица,
Нарушает иллюзию…
Какое беззаконье!
– Если хочешь в Андалузию,
Не езди в Пошехонье…
____________________
Улыбаясь, мы идем на рельсы;
Телеграфная проволока
Загудела;
Грозовеет облако,-
К буре дело.
____________________
Попробуй тут, рассвирелься!..
1911
НА ПРЕМЬЕРЕ
Овеев желание грезовым парусом,
Сверкая устовым колье,
Графиня ударила веером страусовым
Опешенного шевалье.
Оркестромелодия реяла розою
Над белобархатом фойэ.
Графиня с грацией стрекозовой
Кусала шоколад-кайэ.
Сновала рассеянно блесткая публика
Из декольтэ и фрачных фалд.
А завтра в рецензии светскою рубрикой
Отметится шикарный гвалт.
1911
Сверкая устовым колье,
Графиня ударила веером страусовым
Опешенного шевалье.
Оркестромелодия реяла розою
Над белобархатом фойэ.
Графиня с грацией стрекозовой
Кусала шоколад-кайэ.
Сновала рассеянно блесткая публика
Из декольтэ и фрачных фалд.
А завтра в рецензии светскою рубрикой
Отметится шикарный гвалт.
1911
ДИССО-РОНДО
Ожили снова желанья…
Воспоминаний папирус
Снова ветреет, как парус,
И в бирюзе умиленья
Призрак сияния вырос.
Блекло-сапфировый ирис
Вяло поет новолунье,
Льется душа снова через
Слова желанья.
Мысли, как сон, испарились
В прямости жизненных линий;
Долго со Злом мы боролись,
Отдых найдем в Аполлоне.
Снова сердца разгорелись,
Слова желанья!
1911. Февраль
Воспоминаний папирус
Снова ветреет, как парус,
И в бирюзе умиленья
Призрак сияния вырос.
Блекло-сапфировый ирис
Вяло поет новолунье,
Льется душа снова через
Слова желанья.
Мысли, как сон, испарились
В прямости жизненных линий;
Долго со Злом мы боролись,
Отдых найдем в Аполлоне.
Снова сердца разгорелись,
Слова желанья!
1911. Февраль
ТЕНЬ АПЕЛЬСИНОВОЙ ВЕТКИ
ИЗ ТИН-ТУН-ЛИНГ
Одиночила в комнате девушка.
Взволновали ее звуки флейты,-
Голос юноши в них… Голос, чей ты?
О, застынь в напряженной мечте ушко!
Чья-то тень на колени к ней падает,-
Из окна апельсинная ветка.
“Разорвал кто-то платье мне метко”,-
Грезит девушка с тайной отрадою…
Веймарн, мыза Пустомержа
1912. Август
Взволновали ее звуки флейты,-
Голос юноши в них… Голос, чей ты?
О, застынь в напряженной мечте ушко!
Чья-то тень на колени к ней падает,-
Из окна апельсинная ветка.
“Разорвал кто-то платье мне метко”,-
Грезит девушка с тайной отрадою…
Веймарн, мыза Пустомержа
1912. Август
ШАНТАЖИСТКА
Так Вы изволите надеяться, что Вам меня удастся
встретить
Уж если не в гостиной шелковой, так в жесткой
камере судьи?
Какая все же Вы наивная! Считаю долгом Вам
заметить:
Боюсь, Вы дело проиграете, и что же ждет Вас
впереди?…
Конечно, с Вашею энергией, Вы за инстанцией
инстанцию:
Съезд мировой, затем суд округа, потом палата и
сенат.
Но только, знаете, любезная, не лучше ль съездить
Вам на станцию,
И там купить билет до Гатчины, спросив в буфете
лимонад.
Он охладит Ваш гнев трагический, и Вы, войдя
в вагон упруго,
Быть может, проведете весело в дороге следуемый час.
И, может быть, среди чиновников Вы повстречаете
экс-друга,
Который – будем же надеяться! – не поколотит вовсе
Вас!..
Приехав к месту назначения, Вы с ним отправитесь
в гостиницу.
Он, после шницеля с анчоусом, Вам даст…
Малагу-Аликант!
Вам будет весело и радостно, Вы будете, как
именинница,
Ах, при уменьи, можно выявить и в проституции
талант!..
Зачем же Вы мне угрожаете и обещаете отместки?
Зачем же нагло Вы хватаетесь за правосудия набат?
Так не надейтесь же, сударыня, что я послушаюсь
повестки
И денег дам на пропитание двоякомысленных ребят!
1912. Ноябрь
встретить
Уж если не в гостиной шелковой, так в жесткой
камере судьи?
Какая все же Вы наивная! Считаю долгом Вам
заметить:
Боюсь, Вы дело проиграете, и что же ждет Вас
впереди?…
Конечно, с Вашею энергией, Вы за инстанцией
инстанцию:
Съезд мировой, затем суд округа, потом палата и
сенат.
Но только, знаете, любезная, не лучше ль съездить
Вам на станцию,
И там купить билет до Гатчины, спросив в буфете
лимонад.
Он охладит Ваш гнев трагический, и Вы, войдя
в вагон упруго,
Быть может, проведете весело в дороге следуемый час.
И, может быть, среди чиновников Вы повстречаете
экс-друга,
Который – будем же надеяться! – не поколотит вовсе
Вас!..
Приехав к месту назначения, Вы с ним отправитесь
в гостиницу.
Он, после шницеля с анчоусом, Вам даст…
Малагу-Аликант!
Вам будет весело и радостно, Вы будете, как
именинница,
Ах, при уменьи, можно выявить и в проституции
талант!..
Зачем же Вы мне угрожаете и обещаете отместки?
Зачем же нагло Вы хватаетесь за правосудия набат?
Так не надейтесь же, сударыня, что я послушаюсь
повестки
И денег дам на пропитание двоякомысленных ребят!
1912. Ноябрь
ШАНСОНЕТКА ГОРНИЧНОЙ
Я – прислуга со всеми удобствами -
Получаю пятнадцать рублей,
Не ворую, не пью и не злобствую
И самой инженерши честней.
Дело в том, что жена инженерская
Норовит обсчитать муженька.
Я над нею труню (я ведь дерзкая!)
И словесно даю ей пинка.
Но со мною она хладнокровная,-
Сквозь пять пальцев глядит на меня:
Я ношу бильедушки любовные
От нее, а потом – для нея.
Что касается мужа господского -
Очень добр господин инженер…
“Не люблю, – говорит, – ультра-скотского.
Вот, супруги своей – например…”
…
…
В результате мы скоро поладили,-
Вот уж месяц как муж и жена.
Получаю конфекты, материи
И филипповские пирожки,
И – на зависть кухарке Гликерии,
Господина Надсона стишки.
Я давно рассчитала и взвесила,
Что удобная должность, ей-ей:
Тут и сытно, и сладко, и весело,
Да вдобавок пятнадцать рублей!
Веймарн
1918. Июнь
Получаю пятнадцать рублей,
Не ворую, не пью и не злобствую
И самой инженерши честней.
Дело в том, что жена инженерская
Норовит обсчитать муженька.
Я над нею труню (я ведь дерзкая!)
И словесно даю ей пинка.
Но со мною она хладнокровная,-
Сквозь пять пальцев глядит на меня:
Я ношу бильедушки любовные
От нее, а потом – для нея.
Что касается мужа господского -
Очень добр господин инженер…
“Не люблю, – говорит, – ультра-скотского.
Вот, супруги своей – например…”
…
…
В результате мы скоро поладили,-
Вот уж месяц как муж и жена.
Получаю конфекты, материи
И филипповские пирожки,
И – на зависть кухарке Гликерии,
Господина Надсона стишки.
Я давно рассчитала и взвесила,
Что удобная должность, ей-ей:
Тут и сытно, и сладко, и весело,
Да вдобавок пятнадцать рублей!
Веймарн
1918. Июнь
ОЗЕРОВАЯ БАЛЛАДА
Св. кн. О. Ф. Имертинской
На искусственном острове крутобрегого озера
Кто видал замок с башнями? Кто к нему подплывал?
Или поэднею осенью, только гладь подморозило,
Кто спешил к нему ветрово, трепеща за провал?
Кто, к окну приникающий, созерцания пестрого
Не выдерживал разумом – и смеялся навзрыд?
Чей скелет содрогается в башне мертвого острова,
И под замком запущенным кто, прекрасный, зарыт?
Кто насмешливо каялся? Кто возмездия требовал?
Превратился кто в филина? Кто – в летучую мышь?
Полно, полно, то было ли? Может быть, вовсе
не было?…
…Завуалилось озеро, зашептался камыш.
1910. Июнь
ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО
Как блекло ткал лиловый колокольчик
Линялую от луни звукоткань!
Над ним лунел вуалевый эольчик
И, камешки кидая в воду: “кань”,
Чуть шепотал устами, как коральчик…
Он был оно: ни девочка, ни мальчик.
На озере дрожал электробот.
Все слушали поэта-экстазера.
И в луносне тонули от забот.
Не призраками Серого Мизэра
Шарахнулся пугающий набат,-
И в отблесках пылающего замка
Умолк поэт, как жалкий акробат…
– Царица Жизнь воспитана, как хамка!
1911. Март
Линялую от луни звукоткань!
Над ним лунел вуалевый эольчик
И, камешки кидая в воду: “кань”,
Чуть шепотал устами, как коральчик…
Он был оно: ни девочка, ни мальчик.
На озере дрожал электробот.
Все слушали поэта-экстазера.
И в луносне тонули от забот.
Не призраками Серого Мизэра
Шарахнулся пугающий набат,-
И в отблесках пылающего замка
Умолк поэт, как жалкий акробат…
– Царица Жизнь воспитана, как хамка!
1911. Март
НА ГОЛОС ВЕСЕННЕЙ НОВЕЛЛЫ
Обстругав ножом ольховый прутик,
Сделав из него свистящий хлыстик,
Королева встала на распутьи
Двух аллей. И в девственном батисте
Белолильной феей замерла.
Вот пошла к избушке столяра,
Где лежали дети в скарлатине,
Где всегда отточенный рубанок
Для гробов, для мебели, для санок.
Вот и пруд, олунен и отинен,
Вот и дом, огрустен и отьмён.
– Кто стучит? – спросил столяр Семен.
“Королева…” – шепчет королева.
Прохрипели рыжие засовы,
Закричали в отдаленьи совы.
Вспомнилась весенняя новелла:
В ясенях отданье столяру.
Он впустил. Взглянула – как стрелу
Прямо в глаз любовника метнула.
И пошла к отряпенной кроватке.
Смерть и жизнь над ней бросали ставки.
Было душно, холодно и лунно.
Столяриха билась на полу
И кричала: “Дайте мне пилу!”
1911. Ноябрь
Сделав из него свистящий хлыстик,
Королева встала на распутьи
Двух аллей. И в девственном батисте
Белолильной феей замерла.
Вот пошла к избушке столяра,
Где лежали дети в скарлатине,
Где всегда отточенный рубанок
Для гробов, для мебели, для санок.
Вот и пруд, олунен и отинен,
Вот и дом, огрустен и отьмён.
– Кто стучит? – спросил столяр Семен.
“Королева…” – шепчет королева.
Прохрипели рыжие засовы,
Закричали в отдаленьи совы.
Вспомнилась весенняя новелла:
В ясенях отданье столяру.
Он впустил. Взглянула – как стрелу
Прямо в глаз любовника метнула.
И пошла к отряпенной кроватке.
Смерть и жизнь над ней бросали ставки.
Было душно, холодно и лунно.
Столяриха билась на полу
И кричала: “Дайте мне пилу!”
1911. Ноябрь
ЭСКИЗЕТКА
Сосны качеля, белесо ночело.
Лес печалел в белосне.
Тюли эоля качала Марчелла:
– Грустно весенне усни!-
Точно ребенка, Марчелла качала
Грезы, меня и весну.
Вот пробесшумела там одичало
Глуше затишия мышь
Крылья дымели, как саван истлевший.
– Сердце! тебя не поймешь.
Лед запылавший!
1911. Март
Лес печалел в белосне.
Тюли эоля качала Марчелла:
– Грустно весенне усни!-
Точно ребенка, Марчелла качала
Грезы, меня и весну.
Вот пробесшумела там одичало
Глуше затишия мышь
Крылья дымели, как саван истлевший.
– Сердце! тебя не поймешь.
Лед запылавший!
1911. Март
ЭГО-РОНДОЛА
Я – поэт: я хочу в бирюзовые очи лнлии белой.
Ее сердце запело… Ее сердце крылато… Но
Стебель есть у нее. Перерублю, и…
Белый лебедь раскрыл бирюзовые очи. Очи лилии
Лебедь раскрыл. Его сердце запело. Его сердце
Крылато! Лебедь рвется в Эфир к облакам -
К белым лилиям неба, к лебедям небес!
Небесная бирюза – очи облак. Небо запело!.. Небо
Крылато!.. Небо хочет в меня: я – поэт!
1912
Ее сердце запело… Ее сердце крылато… Но
Стебель есть у нее. Перерублю, и…
Белый лебедь раскрыл бирюзовые очи. Очи лилии
Лебедь раскрыл. Его сердце запело. Его сердце
Крылато! Лебедь рвется в Эфир к облакам -
К белым лилиям неба, к лебедям небес!
Небесная бирюза – очи облак. Небо запело!.. Небо
Крылато!.. Небо хочет в меня: я – поэт!
1912
ПРОМЕЛЬК
Ив. Лукашу
Голубые голуби на просторной палубе.
А дождинки капали, – голуби их попили.
На просторной палубе голубые голуби
Все дождинки попили, а дождинки капали.
1911
Голубые голуби на просторной палубе.
А дождинки капали, – голуби их попили.
На просторной палубе голубые голуби
Все дождинки попили, а дождинки капали.
1911
ПЯТИЦВЕТ II
В двадцать лет он так нашустрил:
Проституток всех осёстрил,
Астры звездил, звезды астрил,
Погреба перереестрил.
Оставалось только – выстрел.
1911
Проституток всех осёстрил,
Астры звездил, звезды астрил,
Погреба перереестрил.
Оставалось только – выстрел.
1911
В PECTOPAHE
Граалю Арельскому
Воробьи на дорожке шустрятся.
Зеленеют кудри крокетуса.
Привезли из Остэндэ устрицы
И стерлядей из Череповца.
– Послушайте, вы, с салфеткою,
Накройте мне стол под липою;
И еще я вам посоветую
Не стоять каменной глыбою,
А угостить меня рыбою,
Артишоками и спаржей.
Вы поняли? – “Помилуйте, даже
Очень
И буду точен”.
1911. Май
ОТЧАЯНИЕ
Я, разлоконив волосы русые,
Ухватила Петьку за ушко,
В него шепнула: “Тебя я скусаю…”
И выпила бокал Клико.
Успокоив его, благоматного,
Я дала ему морковки и чайку
И закричавши: “Всего приятного!”
Махнула серной по лужку.
Муж приехал с последним автобусом,-
Будничный потертый манекен…
Я застонала, и перед образом
Молила участи Кармен!..
1912. Май
Ухватила Петьку за ушко,
В него шепнула: “Тебя я скусаю…”
И выпила бокал Клико.
Успокоив его, благоматного,
Я дала ему морковки и чайку
И закричавши: “Всего приятного!”
Махнула серной по лужку.
Муж приехал с последним автобусом,-
Будничный потертый манекен…
Я застонала, и перед образом
Молила участи Кармен!..
1912. Май
ПОЭЗА О “MIGNON”
Не опоздайте к увертюре:
Сегодня ведь “Mignon” сама!
Как чаровательны, Тома,
Твои лазоревые бури!
“Mignon”!.. Она со мной везде:
И в бледно-палевых гостиных,
И на форелевых стремнинах,
И в сновиденьях, и в труде.
Ищу ли женщину с тоской,
Смотрюсь ли в давнее былое,
Кляну ль позорное и злое,-
“Mignon”!.. Она везде со мной!
И если мыслю и живу,
Молясь без устали Мадонне,
То лишь благодаря “Миньоне”-
Грезовиденью наяву…
Но ты едва ли виноват,
Ее бесчисленный хулитель:
Нет, не твоя она обитель…
О, Арнольдсон! о, Баронат!
1914. Октябрь
Сегодня ведь “Mignon” сама!
Как чаровательны, Тома,
Твои лазоревые бури!
“Mignon”!.. Она со мной везде:
И в бледно-палевых гостиных,
И на форелевых стремнинах,
И в сновиденьях, и в труде.
Ищу ли женщину с тоской,
Смотрюсь ли в давнее былое,
Кляну ль позорное и злое,-
“Mignon”!.. Она везде со мной!
И если мыслю и живу,
Молясь без устали Мадонне,
То лишь благодаря “Миньоне”-
Грезовиденью наяву…
Но ты едва ли виноват,
Ее бесчисленный хулитель:
Нет, не твоя она обитель…
О, Арнольдсон! о, Баронат!
1914. Октябрь
БЛАЖЕННЫЙ ГРИША
Когда проезжает конница
Мимо дома с красной крышей,
В кухне дрожит иконница,
Сколоченная блаженным Гришей…
И тогда я его мучаю
Насмешкою над дребезжаньем…
Убегает. И над гремучею
Речкою льет рыданья.
И хотя по благочестию
Нет равного ему в городе,
Он злится, хочет мести,
Мгновенно себя очортив…
1912. Март
Мимо дома с красной крышей,
В кухне дрожит иконница,
Сколоченная блаженным Гришей…
И тогда я его мучаю
Насмешкою над дребезжаньем…
Убегает. И над гремучею
Речкою льет рыданья.
И хотя по благочестию
Нет равного ему в городе,
Он злится, хочет мести,
Мгновенно себя очортив…
1912. Март
ПРЕДОСТЕРЕГАЮЩАЯ ПОЭЗА
Художники, бойтесь “мещанок”:
Они обездарят ваш дар
Своею врожденною сонью,
Своим организмом шарманок;
Они запесочат пожар
В душе, где закон – Беззаконье.
Страшитесь и дев апатичных,
С улыбкой беззвучно-стальной,
С лицом, постоянным, как мрамор:
Их лики, из псевдоантичных,
Душе вашей бально-больной
Грозят беспросыпным кошмаром.
Они не прощают ошибок,
Они презирают порыв,
Считают его неприличьем,
“Явленьем дурного пошиба…”
А гений – в глазах их – нарыв,
Наполненный гнойным величьем!..
1912. Июль
Веймарн
Они обездарят ваш дар
Своею врожденною сонью,
Своим организмом шарманок;
Они запесочат пожар
В душе, где закон – Беззаконье.
Страшитесь и дев апатичных,
С улыбкой беззвучно-стальной,
С лицом, постоянным, как мрамор:
Их лики, из псевдоантичных,
Душе вашей бально-больной
Грозят беспросыпным кошмаром.
Они не прощают ошибок,
Они презирают порыв,
Считают его неприличьем,
“Явленьем дурного пошиба…”
А гений – в глазах их – нарыв,
Наполненный гнойным величьем!..
1912. Июль
Веймарн
CHANSONNETTE
Изящная, среднего роста,
С головкою bronze-oxide
Она воплощение тоста:
Mais non, regardez, regardez!
Пикантная, среднего роста,
Она героиня Додэ.
Поклонников много, – их до ста
Mais non, regardez, regardez!
Но женщина среднего роста
Бывает высокой еn deux…
И надо сознаться, что просто…-
Mais non, regardez, regardez.
1909. Ноябрь
С головкою bronze-oxide
Она воплощение тоста:
Mais non, regardez, regardez!
Пикантная, среднего роста,
Она героиня Додэ.
Поклонников много, – их до ста
Mais non, regardez, regardez!
Но женщина среднего роста
Бывает высокой еn deux…
И надо сознаться, что просто…-
Mais non, regardez, regardez.
1909. Ноябрь
ОНА КРИТИКУЕТ
– Нет, положительно искусство измельчало,
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
По пунктам разберем, и с самого начала;
Начнем с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика ему дала поэта роль…
Поэт! Хорош поэт… ходячая малага!..
И в жилах у него не кровь, а алкоголь.
Как вы сказали, граф? До пьянства нет нам дела?
И что критиковать мы можем только труд?
Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:
Неинтересно мне!.. тем более, что тут
Навряд ли вы нашли б занятные сюжеты,
Изысканных людей привычки, нравы, вкус,
Блестящие балы, алмазы, эполеты,-
О, я убеждена, что пишет он “еn russe”.
Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,
Аристократам мысли, чувства и идей,
Неинтересен он, бряцающий на лире
Руками пьяными, безвольный раб страстей.
Ах, да не спорьте вы! поэзией кабацкой
Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз нет!
Талантливым не может быть поэт
С фамилией – pardon! – такой…дурацкой.
И как одет! Моn Dieu! Он прямо хулиган!..
Вчера мы с Полем ехали по парку,
Плетется он навстречу – грязен, пьян;
Кого же воспоет такой мужлан?… кухарку?!
Смазные сапоги, оборванный тулуп,
Какая-то ужасная папаха…
Сам говорит с собой… взгляд страшен, нагл и туп…
Поверите? – я чуть не умерла от страха.
Не говорите мне: “Он пьет от неудач!”
Мне, право, дела нет до истинной причины.
И если плачет он, смешон мне этот плач:
Сантиментальничать ли создан мужчина
Без положения в обществе, без чина?!..
1908
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
По пунктам разберем, и с самого начала;
Начнем с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика ему дала поэта роль…
Поэт! Хорош поэт… ходячая малага!..
И в жилах у него не кровь, а алкоголь.
Как вы сказали, граф? До пьянства нет нам дела?
И что критиковать мы можем только труд?
Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:
Неинтересно мне!.. тем более, что тут
Навряд ли вы нашли б занятные сюжеты,
Изысканных людей привычки, нравы, вкус,
Блестящие балы, алмазы, эполеты,-
О, я убеждена, что пишет он “еn russe”.
Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,
Аристократам мысли, чувства и идей,
Неинтересен он, бряцающий на лире
Руками пьяными, безвольный раб страстей.
Ах, да не спорьте вы! поэзией кабацкой
Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз нет!
Талантливым не может быть поэт
С фамилией – pardon! – такой…дурацкой.
И как одет! Моn Dieu! Он прямо хулиган!..
Вчера мы с Полем ехали по парку,
Плетется он навстречу – грязен, пьян;
Кого же воспоет такой мужлан?… кухарку?!
Смазные сапоги, оборванный тулуп,
Какая-то ужасная папаха…
Сам говорит с собой… взгляд страшен, нагл и туп…
Поверите? – я чуть не умерла от страха.
Не говорите мне: “Он пьет от неудач!”
Мне, право, дела нет до истинной причины.
И если плачет он, смешон мне этот плач:
Сантиментальничать ли создан мужчина
Без положения в обществе, без чина?!..
1908
II. НЕЗАБУДКИ НА КАНАВАХ
СТИХИ “ДАВНО МИНУВШИХ ЛЕТ”
NOCTURNE
Месяц гладит камыши
Сквозь сирени шалаши…
Всё – душа и ни души.
Всё – мечта, все – божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.
Лес – как сказочный камыш,
А камыш – как лес-малыш.
Тишь – как жизнь, и жизнь – как тишь.
Колыхается туман -
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман…
Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша…
Ни души, и всё – душа!
1908. Декабрь
Сквозь сирени шалаши…
Всё – душа и ни души.
Всё – мечта, все – божество,
Вечной тайны волшебство,
Вечной жизни торжество.
Лес – как сказочный камыш,
А камыш – как лес-малыш.
Тишь – как жизнь, и жизнь – как тишь.
Колыхается туман -
Как мечты моей обман,
Как минувшего роман…
Как душиста, хороша
Белых яблонь пороша…
Ни души, и всё – душа!
1908. Декабрь
ТОСКА ПО КВАНТУНУ
О греза дивная, мне сердце не тирань!-
Воспоминания о прожитом так живы.
Я на Квантун хочу, в мой милый Да-Лянь-Вань,
На воды желтые Корейского залива.
Я в шлюпке жизненной разбился о бурун,
И сердце чувствует развязку роковую…
Я по тебе грущу, унылый мой Квантун,
И, Море Желтое, я по тебе тоскую!..
1904. Птб.
Воспоминания о прожитом так живы.
Я на Квантун хочу, в мой милый Да-Лянь-Вань,
На воды желтые Корейского залива.
Я в шлюпке жизненной разбился о бурун,
И сердце чувствует развязку роковую…
Я по тебе грущу, унылый мой Квантун,
И, Море Желтое, я по тебе тоскую!..
1904. Птб.
ЗАПАД ПОГАС
Запад
Погас…
Роса
Поддалась…
Тихо
В полях…
Ива -
Голяк…
Ветрится
Куст…
Зебрится
Хруст…
Ломок
Ледок…
Громок
Гудок…
Во мгле
Полотно
И склепа
Пятно…
1910. Октябрь
Погас…
Роса
Поддалась…
Тихо
В полях…
Ива -
Голяк…
Ветрится
Куст…
Зебрится
Хруст…
Ломок
Ледок…
Громок
Гудок…
Во мгле
Полотно
И склепа
Пятно…
1910. Октябрь
ТРИОЛЕТ
В протяжных стонах самовара
Я слышал стон ее души.
Что было скрыто в песне пара -
В протяжных стонах самовара?
Венчалась ли она в глуши
Иль умирала дочь Тамара?
Как знать! Но в воплях самовара
Я слышал вопль ее души.
1909. Июль
Мыза Ивановка
Я слышал стон ее души.
Что было скрыто в песне пара -
В протяжных стонах самовара?
Венчалась ли она в глуши
Иль умирала дочь Тамара?
Как знать! Но в воплях самовара
Я слышал вопль ее души.
1909. Июль
Мыза Ивановка
МОРСКОЙ НАБРОСОК
Е.А.Л.
Тому назад всего два года
На этом самом берегу
Два сердца в страсти без исхода
Дрожали, затаив тоску,-
Два женских сердца… Этой дрожью
Трепещет берег до сих пор…
…Я прихожу подъять свой взор
На море, и у гор подножья
Послушать благостную дрожь,
Потосковать душой пустынной
Вновь о вине своей невинной,
Где правду скрашивала ложь!..
1912. Август
Эстляндия, lebe, Тойла
ГРАЦИОЗА
Дмитрию Крючкову
Я нежно хотел бы уснуть,
Уснуть – не проснуться…
Далеко-далеко уйти,
Уйти, – не вернуться…
Хотел бы ее целовать,
Почти не целуя:
Словами ведь грубо сказать,
Как тонко люблю я…
Ни страсти хочу, ни огня,
И стоны сиянья,
Чтоб телом к ней в тело войти,
Войти для страданья…
Хочу я не тела ее,
Но лишь через тело
Прочувствовать душу могу
Всецело…
1911. Октябрь
PRELUDE II
Мои стихи – туманный сон.
Он оставляет впечатление…
Пусть даже мне неясен он,-
Он пробуждает вдохновение…
О люди, дети мелких смут,
Ваш бог – действительность угрюмая.
Пусть сна поэта не поймут,-
Его почувствуют, не думая…
1909
Он оставляет впечатление…
Пусть даже мне неясен он,-
Он пробуждает вдохновение…
О люди, дети мелких смут,
Ваш бог – действительность угрюмая.
Пусть сна поэта не поймут,-
Его почувствуют, не думая…
1909
ГДЕ ПРИ ВЗДОХЕ ВЕТЕРКА ПОЕТ ФАРФОР…
МАНЧЖУРСКИЙ ЭСКИЗ
Там, где нежно колокольчики звенят
И при вздохе ветерка поет фарфор,
Еду я, восторгом искренним объят,
Между бархатных полей и редких гор.
Еду полем. Там китайцы сеют рис;
Трудолюбьем дышат лица. Небеса
Ярко сини. Поезд с горки сходит вниз.
Провожают нас раскосые глаза.
Деревушка. Из сырца вокруг стена.
Там, за ней, фанзы приземисты, низки.
Жизнь скромна, тиха, убога, но ясна -
Без тумана русской будничной тоски.
Пасть раскрыл свою, на нас смотря, дракон,
Что из красной глины слеплен на фанзе.
Я смеюсь: мне грозный вид его смешон.
Село солнце, синь трава в сырой росе.
1905
И при вздохе ветерка поет фарфор,
Еду я, восторгом искренним объят,
Между бархатных полей и редких гор.
Еду полем. Там китайцы сеют рис;
Трудолюбьем дышат лица. Небеса
Ярко сини. Поезд с горки сходит вниз.
Провожают нас раскосые глаза.
Деревушка. Из сырца вокруг стена.
Там, за ней, фанзы приземисты, низки.
Жизнь скромна, тиха, убога, но ясна -
Без тумана русской будничной тоски.
Пасть раскрыл свою, на нас смотря, дракон,
Что из красной глины слеплен на фанзе.
Я смеюсь: мне грозный вид его смешон.
Село солнце, синь трава в сырой росе.
1905
ЭСКИЗ
Клубится дым при солнце зимнем,
Несется в дебри паровоз;
Причудлив он в хитоне дымном,
В хитоне смутном как хаос.
Снег лиловатого оттенка
Пылит под небом голубым.
Вдали темнеет леса стенка,
А дым – как снег, и снег – как дым.
1908. Декабрь
Лигово. Вагон
Несется в дебри паровоз;
Причудлив он в хитоне дымном,
В хитоне смутном как хаос.
Снег лиловатого оттенка
Пылит под небом голубым.
Вдали темнеет леса стенка,
А дым – как снег, и снег – как дым.
1908. Декабрь
Лигово. Вагон
ТРАУРНАЯ ЭЛЕГИЯ
Умирала лилия лесная
К. Фофанов
Умирала она в пору августа,
Когда зелень трав и дубрав густа,
Когда в воздухе вкус малиновый,
Когда ночь дрожит в тьме осиновой.
Умирала она, ясно ведая,
Что такое смерть, храбро следуя
За давнишними пожеланьями
Молодой уснуть с колебаньями
Незнакомая… И правдивая,
И невинная, и красивая!..
Умерла она, сделав грустно нам…
К ней путем идем, болью устланным,
На могилу к ней, одинокую,
Как она была, на далекую…
Там помолимся о душе ее:
– Да прославится имя твое!
1909. Июнь
ЦАРИЦА ИЗ ЦАРИЦ
В моей душе – твоих строфа уст,
И от строфы бесплотных уст
Преображаюсь, словно Фауст,-
И звук любви уже не пуст.
Как в Маргариту юный Зибель -
В твой стих влюблен я без границ,
Но ждать его не может гибель:
Ведь ты – царица из цариц!
1908. Ноябрь
И от строфы бесплотных уст
Преображаюсь, словно Фауст,-
И звук любви уже не пуст.
Как в Маргариту юный Зибель -
В твой стих влюблен я без границ,
Но ждать его не может гибель:
Ведь ты – царица из цариц!
1908. Ноябрь