Ильин Андрей. Диверсия [= Федеральное дело]

   Этот вопрос стал центральным. На него следовало ответить, чего бы это ни стоило.
   Через несколько дней на стол одного приближенного к Президенту помощника лег компромат. На него. Эту козырную карту Хозяин придерживал на самый крайний случай. И не собирался использовать в ближайшее время. Но использовал.
   Помощник успел прочитать документы, но не успел ничего предпринять, потому что к нему в кабинет, через полчаса после того, как был вскрыт конверт, «случайно» зашел Хозяин.
   — Переживаешь?
   — По поводу чего?
   — По поводу письма.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какого письма?
   — Того, что прислал тебе я.
   — Ты?!
   — Я.
   Помощник Президента не кричал, не топал ногами о ковер. Он был политиком и знал, что крик делу не помощник. Политические конкуренты — не уличные насильники, их на испуг не возьмешь. С ними нужно торговаться. По формуле: ты мне — я тебе и мы оба — ему.
   — Что тебе нужно?
   — Очень немного. Информацию об особой, дублирующей Безопасность спецслужбе. О внутренней разведке.
   — Разведка не бывает внутренней. Разведка бывает только внешней.
   — Я тоже так думал. До недавнего времени. Но теперь я узнал некоторые факты, заставляющие в этом усомниться.
   — Что я получу взамен?
   — Оригиналы интересующих тебя документов.
   — Всех?
   — Всех.
   — Гарантии?
   — Информация против конверта. Из рук в руки.
   — Хорошо, я попробую для тебя что-нибудь сделать.
   — Для себя сделать. Для себя! Через три дня Хозяин знал то, что хотел знать. Да, организация была. И одновременно ее не было. Потому что у нее не было ни вывески, ни зданий, ни постоянных телефонов и ответственных работников. Была куча периодически меняющихся подставных учреждений, через липовые счета которых она и субсидировалась. Организация подчинялась только лично главе государства (раньше Генсеку, теперь Президенту) или его доверенным лицам. Но даже глава государства не знал работников организации в лицо. С ним встречались только особые посредники, которые выслушивали задание и передавали его по инстанции. Президент не видел исполнителей и потому не мог вольно или невольно раскрыть их инкогнито. Но видел результаты их работы. Скорые и действенные.
   Наверное, такое положение дел устраивало первое лицо страны. В неофициальной беседе с не раскрывавшим рта собеседником он высказывался о тревожащей его проблеме, и проблема переставала существовать. Иногда вместе с ее носителем. Это было удобно. И безответственно. Потому что никаких письменных приказов не отдавалось. И вообще никаких приказов не отдавалось. Разве только высказывалась озабоченность в присутствии частного, никого не представляющего лица.
   Возможно, тот руководитель страны, который надумал создать подобную внегосударственную службу, знал больше. Но он давно умер. Остальные в подробности существования какой-то там специальной службы старались не вникать. Чтобы потом за ее деяния не отвечать.
   — И что, эта служба никому не подчинена? Ни перед кем не отчитывается?
   — Ни перед кем. Только перед Президентом. Или его доверенным лицом.
   — И ее работа никогда не проверяется, никогда не ревизуется?
   — Никогда.
   — Но такого не может быть!
   — Но есть!
   — Значит — не должно быть!
   И Хозяин сказал то, что от него меньше всего ожидали услышать. То, что он сам от себя не ожидал услышать.
   — Мне необходимо стать доверенным лицом Президента. По проверке работы данной организации.
   — Ты сошел с ума! Этот вопрос может решить только Президент. Сам. Лично!
   — Ну что же. Если никто, кроме него…
   — Но он его решать не станет!
   — Почему?
   — Потому что он Президент!
   — Президент тоже человек. И еще должность! Выборная должность. И значит, ему нужна поддержка населения. И таких людей, как мы. Которые к этому населению на ступень ближе. И еще нужны средства. Помимо тех, что числятся на балансе государства. Потому что средства — это возможности. А возможности — власть.
   — Ты предлагаешь мне…
   — Я не предлагаю ничего криминального. Только проревизовать деятельность госструктуры, которую по нерадивости не проверяли со дня основания. Налогоплательщик должен знать, как тратятся его деньги. А Президент должен быть уверен, что в его епархии все благополучно. Не так ли?
   — Президент не позволит сторонним лицам ревизовать службу, подчиненную лично ему.
   — Тогда это, помимо него, сделают еще более посторонние лица. Например, ныне действующая законодательная власть. В порядке служебного расследования. Лучше мы, чем они.
   — Вряд ли я смогу тебе помочь в этом вопросе.
   — Я не прошу тебя помогать. Я прошу тебя донести мою мысль до Президента. Так донести, чтобы он принял единственно верное решение. Государственное решение. Так «да» или «нет»?
   — Боюсь, что — нет. Я сделал все, что ты просил. И получил то, что мне за это причиталось. Мы в расчете.
   — Уверен, что — да. Потому что это еще не расчет. Это только задаток. В данном конверте была лишь часть столь понравившихся тебе документов.
   — Ты обещал, что они будут все.
   — Обстоятельства изменились. Мне показалось, что запрашиваемая цена превышает реальную стоимость товара. Твой товар, судя по всему, достался тебе легче, чем мне оплата за него.
   Извини. Но я не люблю переплачивать. Все документы ты получишь только после того, как выполнишь мою просьбу. И еще в качестве приварка получишь папочку с информацией на одного очень интересного тебе человечка. Нашего общего знакомого.
   — Кого?
   Хозяин написал на листке фамилию.
   — Компенсация за наглость?
   — Благодарность за участие.
   — Я не уверен, что то, о чем ты просишь, может выгореть…
   — Зато я уверен. Как утверждал основоположник, в том и уж тем более в ныне существующем бардаке и кухарка может стать премьер-министром. Если хорошо смазать бюрократическую машину. И знать, где и чем смазывать.
   — И если есть, чем смазывать.
   — За это пусть у тебя голова не болит. Действуй. А я, в свою очередь, попробую нажать с другой стороны.
   — С какой еще стороны?
   — С самой действенной. С тыльной. И Хозяин собрал «авторитетов».
   — Мне нужны подходы к Президенту.
   — Ого! А к главному прокурору не требуются?
   — Я серьезно. Серьезней, чем когда-либо.
   — Откуда у нас, простых смертных, могут быть подходы к главе государства? Он с нами по одному делу не проходил, на одних нарах не парился.
   — Но рос, учился, женился там же, где вы. И совершал те же ошибки. По молодости. Только потом ваши пути разошлись.
   — Это верно.
   — И еще у него есть дети, внуки и челядь. И они совершают ошибки. И у них есть свои пороки и свои. проблемы.
   — Опять верно.
   — А главное, Президент, хоть он и Президент, играет в те же игры, что и все. Вынужден играть. Для того, чтобы удержаться у власти, ему нужны деньги. Неучтенные деньги. И очень большие деньги. А о том, где водятся не оприходованные государством большие и очень большие деньги, вы осведомлены лучше меня.
   — И опять в точку. Поэтому перестанем играть втемную. Вскроем прикуп.
   — Вскроем.
   — Наверное, ты прав. Наверное, мы можем помочь тебе в поиске обходных тропинок к Президенту. В том числе и по нашим каналам. Например, через его «крышу».
   — Чью «крышу»?
   — Президента. Но скорее всего приближенных к нему людей.
   От таких прямолинейных формулировок Хозяин слегка вздрогнул.
   — Не дергайся. Сейчас у всех есть своя «крыша». Ну или, скажем, люди, которым можно доверять. С которыми можно посоветоваться. На силу, деньги и авторитет которых можно опереться в трудный момент. Мы знаем этих людей. И знаем людей, которым, в свою очередь, доверяют эти люди. А эти люди знают нас.
   Мы готовы потолковать с ними. Но нужны встречные предложения. Те, что могут заинтересовать их. И тех, кто с ними сведет.
   — Деньги?
   — Нет, не деньги. То, что дороже денег. Связи. Информация. Свои люди на местах. И то, что помельче. Кредиты. Таможенные льготы. Налоговые послабления.
   — Вы знаете возможности, которыми располагаю я.
   — Знаем. Поэтому и разговариваем с тобой. С другим — зашили бы губы суровой ниткой.
   — Где гарантии, что вы меня не прокинете?
   — Наши гарантии — твоя беда. Мы тебе нужнее, чем ты — нам. Наверное, тебя очень допекло, раз ты бросаешься в такие опасные игры. Наверное, у тебя нет выбора. И значит, нет возможности торговаться.
   Может быть, они и правы. Может быть, у меня действительно не осталось выбора, подумал Хозяин. Слишком далеко все зашло. Теперь остается только победить. А с ними можно будет разобраться после. Лишь бы дело выгорело…
   Дело выгорело. Дотла.
   Президент дал «добро» на проведение ревизии в подчиненной ему организации.

Глава 65

   Такого в Конторе еще не случалось. В святая святых запускался посторонний чиновник. Пусть очень высокопоставленный чиновник. Но ПОСТОРОННИЙ. Который вообще не должен был знать, что Контора существует. Руководитель Конторы пытался возражать. Но его не слушали.
   — У вас действительно ни разу не проверялась документация. У вас действительно не исключены финансовые и кадровые злоупотребления, — бубнил личный представитель Президента и прятал глазки.
   — Но у нас не совсем обычное учреждение. И не совсем обычные кадры и финансы.
   — Это ничего не значит. Работа любого государственного учреждения должна контролироваться. Так считает Президент.
   — Я могу с ним встретиться?
   — Пока это исключено. Но я передам ему вашу просьбу.
   — Когда?
   — Как только представится возможность… Пробить бюрократическую броню было невозможно.
   — На какой день назначена проверка?
   — На завтра.
   — Пытаетесь застать врасплох? Как проворовавшегося кладовщика.
   — Никто никого, как вы изволите выражаться, не пытается застать врасплох. Это лишь плановая проверка…
   Какая, к дьяволу, плановая? О плановых ревизиях любой проверяемый узнает за полгода до того, как ревизор на пороге шнурки завяжет. А эти спешат, как получивший очистительную клизму больной в кабинку больничного сортира. Нет, дело не в плановости и даже не в проверке. Дело в самом факте такой проверки. Видно, кто-то кого-то очень крепко ухватил за то самое, не при дамах будь сказано, место, если Президент решился пусть на частичное, но разглашение Тайны. Видно, то самое место тому самому Президенту в тиски завернули…
   Кто? И по какому поводу?
   Руководитель Конторы перебрал мысленно политиков и события последних дней. Нет, явных причин для проявления столь бурных реакций не было. Что же произошло? Что?
   Трудно было это узнать, на то и существует Контора, чтобы раскрывать чужие тайны. Но… Президент не дал «добро» на расследование. Президент дал «добро» на совсем другое.
   Президент не поставил на Контору.
   Президент подставил Контору.
   — Завтра в девять часов утра я представлю вас ответственному за ревизию человеку…
   — Не мне представите. Посреднику. Меня лично вы можете представить только Президенту. Или вашему преемнику.
   — Хорошо. Завтра в девять я представлю Ревизору назначенного вами посредника. Надеюсь, у вас в процессе работы не возникнут проблемы, требующие моего или Президента вмешательства.
   — Это будет зависеть от Ревизора.
   — За Ревизора можете быть спокойны. До свидания.
   — Прощайте.

Глава 66

   В девять тридцать следующего дня Ревизор затребовал первый пакет документов. Перечень происшествий, повлекших гибель либо утрату трудоспособности работников организации за последние полтора года. И выбрал наугад одно. Последнее. О расстреле агента в подъезде жилого дома.
   Только его.
   — Мы предоставили объяснительные по настоящему делу, — сказал представитель Конторы.
   — И тем не менее. Я бы не стал спрашивать вас о подробностях этого дела, если бы не особые обстоятельства. Затрагивающие интересы высшего руководства страны. Мне необходима встреча с непосредственными начальниками погибшего агента и агентами, курировавшими данную операцию.
   — Это невозможно. Прямой контакт работников нашей организации с посторонними лицами допускается лишь в экстраординарных ситуациях…
   — С которой мы и имеем дело, — нетерпеливо перебил Ревизор.
   — И только по прямому указанию главы государства. Посредник блефовал. Такого правила не существовало. Равно как и других писаных правил. Равно как и самой Конторы. Просто никогда и никто из высокопоставленного начальства на прямой контакт с непосредственными исполнителями выходить не пытался. Разве только с посредниками. Этот случай был первым и единственным.
   — Но я уполномоченное Президентом лицо…
   — Я знаю. Почему и нахожусь здесь. И готов ответить на все интересующие вас вопросы.
   — Мне не нужны вы. Мне нужны разработчики и исполнители операции, повлекшей гибель агента. Мне поручено служебное расследование данного инцидента.
   — Я могу запросить необходимую дополнительную информацию.
   — Вы меня не понимаете. Или не хотите понять. Повторяю. Проваленная операция, равно как еще несколько проведенных до нее, задели интересы безопасности государства. Мне поручено ознакомиться с обстоятельствами дела. И дать по ним заключение. Получать объяснения от потенциально заинтересованных в сокрытии служебного неблагополучия начальников я не намерен. Я буду работать только с первоисточниками. Только с людьми, непосредственно исполняющими работу. Все ваши ссылки на невозможность организации таковых встреч я буду истолковывать как попытки сокрытия порочащей вашу организацию информации. Как саботаж. И буду ставить вопрос о правомочности существования вашей организации. С чем готов выйти на Президента. Если вы будете продолжать настаивать на его участии в деле…
   Подобная постановка вопроса выглядела убедительно. И посредник вынужден был пойти на уступки.
   — Хорошо. Я проконсультируюсь со своим непосредственным начальником. Определю время и место встречи. И доложу вам…
   — Не позднее чем через два часа.
   — Не позднее…
   И посредник, как обещал, пересказал обстоятельства дела своему непосредственному начальнику. Слово в слово. Потому что на память не жаловался. Потому что служил в Конторе, где забывают только то, что лучше не помнить.
   — Так вот, значит, откуда ветер дует, — кивнул Руководитель. — Вот где мы прокололись. Теперь они вцепятся мертвой хваткой. И не отпустят, пока мы не перестанем трепыхаться.
   — Может, попытаться потянуть время?
   — Нет. Время работает на них. И против нас. Придется приносить жертвы. Отдавать кусок, чтобы сохранить целое. Придется отдавать разработчика операции.
   — Но это значит…
   — Придется отдавать! У нас нет другого выхода, кроме как выполнять Его распоряжения. Как уполномоченного представителя Президента. Или мы накличем гораздо большую беду. Мы будем вынуждены отдать Ему то, о чем Он, по всей видимости, и так осведомлен. А вот все прочее. То, о чем он не знает…
   Руководитель медлил с последним наставлением. Руководитель прокачивал в голове варианты действия. Десятки — в минуту. Их ближние, отдаленные и очень отдаленные последствия.
   Позитивные.
   Негативные.
   Нейтральные.
   Для Конторы.
   Для него.
   Для отдельных работников. Для страны в целом…
   — Поступим следующим образом: по линии расследуемого Ревизором вопроса — никаких препон чинить не будем. Чтобы не попасть в дурацкое положение. Мы не знаем степени его осведомленности. Что ему известно, а что нет. Но усердствовать в самокопании, подносить информацию на блюдечке с голубой каемочкой тоже не станем. Что вытянет — то его. Что упустит — наше.
   Заостряйте его внимание на частностях. Путайте, топите в мелочах, во второстепенных деталях. Как можно больше деталей! Лучше всего скандальных деталей, за которые цепляется внимание. Глядишь — за мельтешней мелочевки он не разглядит главного.
   А пока он барахтается в потоке вторичных фактов, мы будем подчищать хвосты. По основным четырем позициям: события, документы, финансы и люди.
   На каждую определите по человеку.
   События необходимо перетасовать таким образом, чтобы наша работа ушла в тень. Чтобы она выглядела второстепенной возней на фоне боевых успехов Безопасности и МВД. Лавровые венки победителей нам ни к чему. Если они оттягивают шею.
   Документы…
   — Документов у нас практически нет.
   — Тогда они должны появиться. ПОТОМУ что Он, как всякий государственный бюрократ, считает, что их не может не быть. В принципе. Там, где ведется хоть какая-нибудь работа, появляются горы бумаг. Если мы не хотим, чтобы нас посчитали лентяями, мы должны их представить.
   Я не думаю, что Он серьезно полезет в архивы, но все же на этот случай оформите пару сотен килограммов типовой макулатуры. Ну там приказов, отчетов, объяснительных. Постарайтесь, чтобы после их прочтения у всякого человека сложилось впечатление, что наша организация сродни городскому архиву, где сотня покрытых мхом и плесенью архивариусов с утра до вечера ковыряется в истлевших бумажках. Мы только собираем информацию. Только собираем! И очень редко и лишь по прямому указанию Президента ввязываемся в реальные события. Но эти дела, естественно, можно отсматривать только с письменного разрешения Президента. Которое еще нужно получить… и верно оформить… и правильно обозвать архивное дело… и умудриться найти его в горе бумаг… Понятно?
   — Понятно. Но такое количество бумаг мы оформить не успеем.
   — Оформите, сколько успеете. Но обязательно на те, что успеете, навесьте гриф «Совершенно секретно». Остальные дайте списочным перечнем. Если он и начнет осмотр документов, то с самых секретных. А на простые даже внимания не обратит. Тем более пришел он сюда не за бумагами. А за головами.
   Финансы. Реанимируйте документацию прикрытия. Если ее окажется мало — позаимствуйте готовые архивы в каких-нибудь прикрытых за ненадобностью ЖЭУ, СМУ, НИИ. Они ничем не будут отличаться от наших. Проще выправить документы, удостоверяющие личность на уже готовые командировки, чем рисовать печати городов на эти командировки.
   Теперь люди…
   Здесь Руководитель на мгновение запнулся. Люди были самым узким пунктом. Люди были носителями информации. Живыми носителями.
   — В общем, так. Разработчика и задействованных в операции агентов выведите из всех дел.
   — Из всех?
   — Кроме того, которым они занимаются в настоящий момент. Если мы откажемся от разработки данной операции, то косвенным образом признаем свою вину.
   Перепроверьте и перекроите под новые обстоятельства их официальные биографии и послужные списки. Отсмотрите контакты за последние пять лет. Бывших с ними в контакте сотрудников изолируйте, например, отослав в длительные командировки. Используемые шифры, пароли, адреса смените. И обязательно издайте приказ о наказании разработчиков операции.
   — Но мы никогда не писали подобных приказов.
   — Раньше нам и дураков-ревизоров не присылали. А теперь — вот он, в соседней комнате сидит. Сформулируйте приказ позаковыристей и посуровее. Завизируйте. Зарегистрируйте под каким-нибудь сто пятым номером. Вышестоящие органы должны видеть, что мы не щадим своих проштрафившихся работников.
   — Может, проще сразу на… пенсию?
   — Проще. Но хлопотней. Неожиданные… пенсии подотчетных лиц в процессе ревизии настораживают. И заставляют копать с утроенной энергией. Нет, до завершения расследования — никаких резких шагов не предпринимайте. Пусть все идет как идет. Всему свой срок и место…
   Руководители Конторы говорили об очень страшном. И одновременно об очень простом. И само собой разумеющемся. В их среде. О том, как наилучшим образом уйти от севших на хвост преследователей. Как, пожертвовав многим, сохранить хоть что-то.
   Они не были дорвавшимися до власти садистами-чиновниками, мечтающими только о том, чтобы перерезать глотку паре-тройке своих подчиненных. Они были «спецами», знавшими правила игры и подчинявшимися этим правилам. Находясь на боевом задании в тылу противника, раненых за собой не тащут. И не оставляют на поругание врагу. Контора во главе со своими командирами находилась в глубоком тылу. На территории собственной страны. И случились раненые. По собственной вине и халатности. Спасти их было нельзя. Но, спасая их, можно было угробить всех. И Дело. И удлинить срок их же мучений. Потому что, если дело дойдет до настоящего «потрошения», из плененных «языков» постараются вытрясти всю информацию. Вместе с внутренностями.
   Несчастный случай для них был лучшим выходом из положения. Он вообще был лучшим выходом. Для всех. Но время несчастных случаев еще не пришло.
   — Вторым эшелоном обороны подготовьте еще нескольких «мальчиков для битья». Которые пойдут вслед за разработчиком. Если ревизия затянется.
   — А если ревизия затянется больше, чем на несколько «мальчиков»?
   — Сомневаюсь. Эта проверка не похожа на плановое разрушение. Скорее на фрагментарный укус. Разведку боем. Но… Но все же на тот самый крайний случай продумайте шаги по полной эвакуации. Вплоть до самороспуска и чистки организации. Цель — сохранение Тайны. И сохранение наиболее ценных людей, спецтехники и спецсредств.
   Если этому Президенту мы не нужны, дождемся следующего.

Глава 67

   И встреча Ревизора с Шефом-куратором состоялась.
   — Мне нужны все задействованные в операции исполнители, — потребовал Ревизор.
   — Все исполнители погибли, — ответил Куратор.
   — Как так все?.. Все до единого?
   — Все. В лице того единственного агента.
   — Он работал один?!
   — Один.
   Ревизор не поверил. В Безопасности к участию в операции подобного уровня были бы привлечены десятки специалистов. А здесь один-единственный агент. Все это попахивало в лучшем случае злостной халтурой.
   — Мне необходимо познакомиться с деталями операции. В частности, с заданием, которое получил агент, с тем, что он успел в данном направлении сделать.
   — Детали операции и методы, с помощью которых мы работаем, я раскрывать не имею права. Это наша кухня.
   — На что же вы имеете право?
   — Обрисовать общую событийную картину. Без оперативных подробностей.
   — Какова была цель операции?
   — Организация наблюдения за одним из членов Правительства.
   — За каким? — Этого я тоже сказать не могу. На разглашение имен я разрешения не получал. Это требует дополнительного согласования.
   — За чем велось наблюдение?
   — Не знаю. Нас не ставят в известность о целях той или иной работы. Нам формулируют конкретные тактические задачи. Которые мы выполняем. На этот раз — отследить все контакты объекта на протяжении месяца. И представить отчет.
   — Почему эта работа была поручена именно вашей организации?
   — Другие силовые структуры не имеют права вести разработку объектов подобного уровня…
   Шефу-куратору очень не понравился высокопоставленный Инспектор. Прежде всего тем, что он обрекал его, Шефа-куратора, на скоропостижно-неизбежную пенсию. Засвеченный работник Конторы переставал быть работником Конторы. Засвеченный работник Конторы либо уходил в посредники, либо… уходил. Место посредника было занято. Значит, завершив все беседы, Шеф-куратор должен был скоро и неизбежно почить в отставку.
   Шеф-куратор не догадывался, знал доподлинно, что, направив к нему Инспектора, его непосредственный Начальник тут же вычеркнул его из списков действующих работников Конторы. И переподчинил всех работавших с ним исполнителей. И направил их, от греха подальше, в неблизкие края. Если не на ту же пенсию. И провел еще целый ряд обязательных, как смена времен года, оргмероприятий, направленных на сохранение Тайны. На сохранение Конторы.
   Гидра отбросила прищемленный хвост и отползла в нору зализывать полученную рану. Тем шевелящимся, привлекающим к себе внимание охотника и предназначенным для съедения хвостом стал он — Шеф-куратор.
   С этой минуты вокруг него образуется информационный вакуум, мало чем отличающийся от последующей смерти.
   Именно поэтому Шеф-куратор не испытывал приязни к своему собеседнику. И еще потому, что ему очень не нравились задаваемые им вопросы. Какие-то они были не совсем по исследуемой теме. Или его собеседник был очень далек от ведения следственных мероприятий и к тому же глуп. Или, наоборот, знал, что хотел. Но хотел не совсем того, зачем официально пришел.
   — Что установило наблюдение за объектом?
   — Не знаю. Вернее, знаю только половину. Агент погиб, не успев дать полный отчет.
   — Вы считаете, его гибель связана с его работой?
   — Впрямую — скорее всего нет. Косвенно — вполне вероятно.
   Ревизор усмехнулся. Про себя. Он более чем кто-либо был осведомлен об этой косвенной связи.
   — Какие выводы можно сделать из известной части наблюдений?
   — Мы не делали выводов. Мы только наблюдали.
   — А вы лично? У вас может быть личное мнение по данному вопросу? Что вы можете сказать?
   — О моем личном мнении вам лучше спросить моего вышестоящего начальника.
   Ревизор поморщился. Какими-то они оказались совсем простыми, эти таинственные суперагенты: