Теперь я знал, что замышлялось в этом тихом провинциальном городке. Осталось узнать пустяк — против кого замышлялось!

Глава 2

   — Мне кажется, проблема назрела, — сказало облеченное властью Лицо. — Хозяин шатается. И это может кончиться печально. Для всех. Проблему надо решать. Вплоть до физических мер. Подумайте и доложите ваши соображения. Я не тороплю.
   Через неделю была сформулирована общая концепция Действия. Она включала в себя шесть позиций, для разработки которых было создано шесть независимых друг от друга экспертных групп. Аналитическая — для учета социальных предпосылок и последствий Акции, финансовая — для поиска, аккумуляции и распределения средств. Сценарная — для разработки вариантов Действия. Конструкторская — для привязки сценариев к местности. И исполнительская — для непосредственного завершения Акции. Ни одна из групп знать не знала о существовании прочих и не догадывалась о целях, ради которых была создана. Каждая по отдельности исполняла свою узко направленную и на первый взгляд совершенно безобидную работу, которая в конечном итоге являлась важной составляющей Большого Заговора.
   Шестая группа, в которой о сути дела знали чуть больше, но далеко не все, осуществляла функции охраны и страховки, всецело отвечая за сохранение тайны, разно-направленную дезинформацию и подчистку хвостов.
   Почти все, но, как он подозревал, тоже не все, знал Координатор. Он был ключевой фигурой Акции. Ему предстояло из разрозненных кирпичиков действия составить здание заговора. Координатор подчинялся только и непосредственно облеченному властью Лицу. Координатор понимал, что сохранность его головы, несмотря на его совсем не последний в кремлевской табели о рангах пост, отныне зависит только от его умения молчать. Именно умения, потому что прикусить зубами собственный язык, хоть даже откусить его, еще не значит сохранять молчание. Иногда немота бывает красноречивее слов. И еще Координатор понимал, что по-настоящему спасти его может только успех предприятия, поэтому работал не за страх, а за совесть. Хотя и за страх — тоже.
   Выбора у него не было. Отказаться он не мог, проиграть не мог, покончить с собой тоже не мог, потому что по правилам игры, которые он давно усвоил, в залоге оставалась его семья. Он мог только выиграть. Любой ценой.
   Через цепочку посредников Координатор довел до сведения руководителей групп тест-задание. О его прямом общении с исполнителями не могло быть и речи. Информация о заказчике не должна была просочиться в низшие звенья. На этот случай и нужен был многоступенчатый посреднический мостик, который в случае опасности аннулировался, прерывая тропку, ведущую к мозговому центру заговора.
   Прочность исполнительских звеньев, в свою очередь, проверялась тест-заданием, которое при внешней значимости на самом деле было пустячным и назначалось исключительно для поиска каналов возможной утечки информации. Каждого узнавшего о нем прощупывала группа страховки — кого покупая, кого совращая, кого запугивая.
   В итоге семь исполнителей ушло в брак, зато в оставшихся можно было быть уверенными. Теперь пришло время приступить непосредственно к работе.
   В группы пошел «коктейль», то есть совершенно никчемные, бесполезные для дела задания (на жаргоне спецов — «шелуха»), среди которых были умело вкраплены несколько действительно интересовавших Координатора. Исполнитель не мог из ряда единоподобных работ выделить приоритетные и, значит, не мог догадаться, что в действительности интересует заказчика. Лишь сведенная в единое целое информация могла дать ответ на вопрос, зачем она понадобилась. Но соединиться информация могла только на столе Координатора.
   Аналитической группе было поручено выступить заказчиком ряда исследований по социально-политическому положению окраинных регионов страны. Субподрядчиками были избраны известные, хорошо себя зарекомендовавшие научно-исследовательские институты и лаборатории, с которыми были заключены соответствующие договоры. Социологические экспедиции разъехались по стране, увозя в чемоданах тысячи опросных листов и анкет. Оплата была проведена финансовой группой через счета Академии наук. Так что здесь все было тоже шито-крыто.
   Десятки тысяч ответов респондентов прогонялись через машину, которая сотни заданных на улицах и в учреждениях второстепенных, на обывательский взгляд, вопросов («Считаете ли вы, что ваш уровень жизни повысился?», «Давно ли вы покупали дорогие вещи?», «Пойдете ли вы на выборы?», «Есть ли у ваших детей сменная обувь?» и пр.) превращала в один-единственный — «Ваше отношение к власти?». Достигшие астрономических величин цифры были переведены на язык графических построений. Семь регионов показали «провал». Они уже шатались, их надо было только подтолкнуть. Так была определена география заговора. Сценарный отдел получил задание разработать схему предположительной ураганной дестабилизации одного, отдельно взятого района. Какого — знать не обязательно. Отдельно взятого... Однако финансово-экономические вводные для расчетов были даны самые что ни на есть реальные и именно тех, «провальных», районов. Но кто об этом мог догадаться?
   Специалисты выдали два десятка принципиально возможных моделей социально-экономической катастрофы. Они думали, что трудятся во благо человека, предупреждая грядущую беду. Они не знали, что работают на приближение этой самой беды.
   Координатор переправил сценарии наверх. Прочее его не касалось. За «прочее» голова должна была болеть у других. Он даже не знал, пригодилась ли работа «сценаристов», хотя по отдельным, для служебного пользования, документам, по неясньм, курсировавшим в верхних эшелонах власти слухам догадывался, что под сукно они не легли. У Координатора своей работы было невпроворот. Он наседал на «конструкторов», разрабатывавших механизм Акции. Опять-таки чисто теоретически, без привязки к конкретной местности. Просто — из пункта А. в пункт Б. на транспортной единице В. выехал объект Г. Подходы со стороны улиц Д, Е, Ж, 3 блокированы подразделениями охраны — условно И, К, Л. Вопрос — как можно М, Н, О, П, Р, С, Т, нейтрализовав противодействие И. — Л., пробиться к объекту Г. Предпочтительны нестандартные, малозатратные ходы.
   Конструкторы расчленили задачу на составные. Вначале — исторические аналоги. Десятки специалистов-историков, по традиции не предполагая, во имя каких целей трудятся, зарылись в архивы, выискивая и конспективно излагая прецеденты покушений от времен древнейших до новейших. Заказчиков интересовали не столько личности убиенных исторических лиц, сколько способы их умерщвления.
   Медики и криминалисты разрабатывали направление инструментария убийств. Им тоже повезло с неожиданно подвернувшейся и хорошо оплачиваемой халтурой. В общей сложности они накопали полторы тысячи способов лишения жизни: от простейших — обухом топора по голове до самых экзотических — вроде яда древесной африканской лягушки и выстрела в рот каплей воды, заключенной в оболочку из кондитерской глазури.
   И все же больше всех неожиданных ходов предложили писатели. Специально для них через средства массовой информации был объявлен всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение детективно-политического жанра, центральным эпизодом которого должно было стать политическое убийство. Удивительно щедрый главный приз, десятки поощрительных премий и демократичность отбора привлекли к творчеству лучшие детективно-литературные силы.
   Писатели потрудились на славу. «Гран-при» была вручена, премии розданы, лучшие произведения опубликованы отдельными книгами, в отечественную приключенческую литературу влились свежие, не востребованные ранее авторские силы, а на стол Координатора легло несколько перспективных и очень неординарных сценариев Большого Убийства. В чем-то интеллигентные писатели оказались более полезны не боящихся крови аналитиков спецслужб. Они убивали с большим изыском, фантазией и удовольствием, чем закостеневшие на службе штатные палачи. Безопасность могла только мечтать о подобных энтузиастах жанра.
   Предложенные писателями и историками сценарии специалисты-конструкторы привязали к выданным им обезличенным картам и схемам. Данная работа так же прикрывалась целями государственной Безопасности — ведь чтобы противостоять злодеям, надо уметь в этом злодействе их опережать. На картах не было обозначений улиц, переулков, площадей — только двух — и трехзначные цифры. Двух — поперечные, трех — продольные магистрали.
   Вписать в местность удалось только тридцать сценариев. Тридцать сценариев — на семь карт. Дальнейшая работа застопорилась. Требовалась деталировка — те самые сантиметры, миллиметры и градусы, о которых карты ничего сказать не могли. В регионы были командированы «топтуны», чтобы добыть требуемые цифры. Ехали они по совершенно сторонним, никак не связанным с заговором каналам, тоже мало понимая, зачем ползать по крышам, улицам и подземельям с линейками в руках.
   Но и это еще не был конец работ. В дело пошли эксперты. Сценарии, расчлененные на отдельные, чтобы их невозможно было опознать и состыковать, части, легли пред очи узких специалистов самого высокого ранга. Если в плане присутствовал взрыв, для экспертизы задействовались саперы, пиротехники, пожарные, метеорологи, материаловеды, сопроматчики и пр. Если предполагался выстрел — головы ломали баллистики, конструкторы-оружейники, оптики, инструкторы-снайперы с боевым опытом полудюжины войн и военных конфликтов. Каждый отвечал на узкопоставленный вопрос: как полетит пуля, какова траектория возможного рикошета, какую пороховую начинку лучше использовать, какая оптика более всего пригодна конкретно для данных, наиболее вероятных, установленных на основании 150-летних метеорологических наблюдений, погодных условий? За таким обвалом вопросов терялся единственный — в кого будет направлена та единственная пуля.
   Сами того не подозревая, эксперты выбраковали еще десять внушавших сомнение сценариев. Оставшиеся должна была доводить до ума исполнительская группа. Солисты. Им предстояло превратить отвлеченные метры, градусы, граммы, секунды в конечный результат — в человеческую смерть. Здесь ключевой фигурой становился Технолог. Тысячи людей не покладая рук, не подозревая, что творят, трудились на него и для него, он единственный должен был проверить делом степень их усердия. От него в конечном итоге зависел успех или провал операции. Здесь ошибиться было нельзя. И Координатор надолго задумался.

Глава 3

   Я пребывал в шоке. Я смотрел на шифровку, перехваченную с факса Безопасности. Я понимал, что ухватил правду за хвост, но радости от этого не испытывал. Это была пиррова победа. Я прозрел, но лучше бы мне всю жизнь оставаться незрячим.
   Местной Безопасности предписывалось провести плановые мероприятия, обеспечивающие предполагаемый визит Первого. Под номером первым в служебных документах Безопасности обычно проходил Президент.
   К нам ехал Президент. Точнее, он ехал не только к нам, он собирался посетить весь восток России, но сути это не меняло. Первый ехал в регион, где творились очень странные события. Первый ехал в регион, за который отвечал я! Первый ехал — и этим сказано все! Неужели Президент?!
   Дестабилизация региона... Подготовка отвлекающей — захват тюрьмы — операции... Сверхтщательное, по сантиметру, прощупывание территорий, которые миновать правительственному кортежу невозможно...
   Неужели Президент?! Президент! Он самый. Такая подготовка не будет затеяна ради местной административной мелюзги. Такая подготовка рассчитана на удар в самое сердце. Только Президент! Прочие не в счет!
   Так вот какая работа меня ожидает... Но зачем дестабилизация? Зачем для того, чтобы совершить одно-единственное покушение, раскачивать целый регион, рискуя привлечь к себе внимание? Зачем? Этот вопрос был мне пока не по зубам. Когда в доме пожар, вначале гасят пламя, а уж потом думают о причинах, его вызвавших. Мне бы с самим покушением разобраться, а политические ребусы я буду разгадывать на досуге.
   Бьем бабки.
   На сегодняшний день в наличии есть как косвенные, так и отдельные прямые доказательства существования разветвленного политического заговора с целью физического устранения либо психологического давления (это, к сожалению, можно выяснить уже только после покушения) на одно из высших лиц государства. Совпадение сроков реализации планов заговора с временем прибытия в регион Президента, а также типичная для подобного рода операций тактика подготовительных работ позволяют сделать вывод, что непосредственной целью покушения является ???гамм??? государства либо лицо равного с ним ранга.
   Все. Теперь я, как региональный представитель Конторы, обязан подать рапорт наверх и, прекратив всякие самостоятельные действия, дожидаться приказа центра. Заговор подобного масштаба намного превосходит пределы моей компетенции. Я распознал опасность — спасибо мне, все прочее дело начальства. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, какое продолжение имела закрученная с моей подачи интрига. Даже если меня в ней задействуют, я буду выполнять узкоспециальные задачи, по характеру которых невозможно распознать целого. Поди туда — возьми то — отнеси туда-то. Ни с чем не связанный фрагмент общего действия.
   Моя работа сделана, продолжать ее будут другие.
   Я составил рапорт, зашифровал его именным, используемым в особых случаях шифром и срочным каналом переправил в центр.
   Срочным — это значит не письмом, а телеграммой. Точнее дюжиной телеграмм, отправленных из разных, удаленных друг от друга почтовых отделений, по различным почтовым адресам. Каждая телеграмма несла определенную часть информации, которую, даже умудрившись расшифровать ее, вне контекста с остальными понять было невозможно. Только собранные воедино, телеграммы обретали информационную значимость. При этом каждая телеграмма с целью увеличения степени защиты зашифровывалась измененньм кодом, так что логический ключик, подобранный к одной, в прочтении других помочь не мог. Подобный стиль отправки корреспонденции был очень громоздок и утомителен (почему и использовался только в экстраординарных случаях), но зато гарантировал от утечки информации. Собрать, расшифровать телеграммы, состыковать и логически склеить всю информацию в единое целое мог только человек, имеющий доступ к Тайне на всех уровнях. Таких в стране были единицы.
   Не позднее чем через двенадцать часов после отправки я должен был получить подтверждение о прохождении рапорта. При задержке его хоть на минуту мне предписывалось уничтожить все коды и запустить по так называемым каналам проверки тест-телеграммы, предназначенные для выявления контригры возможного противника. Как с помощью обыкновенных, отправленных простой почтой телеграмм возможно выявить присутствие в информационной цепи противника, я не знал, да и не должен был знать. Мое дело ограничивалось их-в определенной последовательности, по определенным адресам — рассылкой.
   Ответа я ждал с нетерпением большим, чем подросток с завершившимся периодом полового созревания первого сексуального опыта. Ответ, каким бы он ни был, снимал с меня всякую ответственность, низводя до звания рядового бойца невидимого фронта, за деяния которого всецело отвечает командир. Взваливать на себя бремя принятия решения в операции подобного масштаба лично я желания не испытывал. Даже если бы мне за это посулили генеральские лампасы на штанах. Это тот случай, когда солдатский окоп много безопасней и уютней укрепленного командирского блиндажа.
   Я ждал час, два, десять. Я ждал напрасно. Подтверждения не было! Но, что самое удивительное, не был выдержан и обязательный в таких случаях режим молчания! В ответ на запрос особой степени важности мне один за другим гнали документы второстепенной, если не сказать сомнительной, значимости. Обычные: подтвердите... уточните... сообщите... Чертовщина какая-то.
   Я ничего не понимал. Если мое сообщение получили — должно быть подтверждение. Если произошел какой-то сбой — эфир замолчит до выяснения обстоятельств. Если я, сам того не подозревая, задействован в Дезинформационной контригре, то подтверждение должно прийти тем более, чтобы возможный недруг ничего не заподозрил. Наконец, если сообщение не дошло до адресата — то... то такого не может быть! Адресат не один, а ситуации, что кто-то что-то по нерадивости не донес до начальства или что начальство разом, полным составом, ушло в отпуск, в Конторе исключаются. Оперативные командиры всегда находятся на месте. Даже если на этом месте с ними случится инсульт. До передачи дел пострадавший себя в руки медиков не отдаст, чем бы это ни угрожало, хоть самой смертью. Но даже если умрет, все его функции, а значит, и текущая корреспонденция, в то же мгновение будут перенаправлены дублеру, а от того дублера, случись и с ним неприятность, — следующему дублеру.
   И тем не менее — ни подтверждения, ни молчания! То есть случилось то невозможное, что не могло произойти никогда!
   Действия в подобной — больной не совсем жив, но и не вполне мертв — ситуации не предусматривались ни Уставом, ни инструкциями, не рассматривались даже в порядке бреда во время тактических игр, которыми нас изрядно помучили в Учебке. Какие здесь могут быть толкования? Либо канал свободен и тогда действует в обе стороны, либо засвечен и аннулируется, либо, если так угодно начальству, продолжает работать в режиме дезы, который лично для меня ничем не отличается от состояния нормы.
   В имеющем место быть случае канал, судя по отсутствию подтверждения, не работал. И одновременно же работал, перегоняя какую-то несусветную, хотя и очень секретную чушь! Так работает или не работает? Получили мою информацию или нет?
   Будь я лет на пятнадцать моложе, я бы, греша на технические неполадки, непременно продублировал сообщение. Но я в сравнении с тем восторженным выпускником Учебки стал на пятнадцать лет старше и на сто пятнадцать мудрее. Я давным-давно уяснил, что Контора не приемлет дубляжа. Это не кабинет начальника СМУ, где не возбраняется переспрашивать недопонятый приказ. Если на мое сообщение не прореагировали с первого раза, то не прореагируют и со второго, и с двадцать второго! Проявлять настырность — только себе вредить.
   Будем надеяться, мою информацию к сведению приняли, но по каким-то, только начальству ведомым, соображениям подтверждать не стали. Будем надеяться. Наверное, это единственное, что мне остается. Если все нормально, я, не пройдет и недели, в мельтешне политических событий смогу распознать контрдействия Конторы.
   Но ни через неделю, ни через две изменений в лучшую сторону не случилось. Более того, механизм заговора набирал ход. На подходах к административным объектам ремонтники затеяли возню со сменой трубопроводов. Бульдозеры вскрывали асфальт, экскаваторы выбирали грунт, сварщики резали и кроили трубы. Причем именно в тех местах, где недавно кучковали следы выявленные мною «топтуны». Во внезапное рвение жилкомхозовских служб я поверить не мог. Что-то раньше они не переживали по поводу изношенных водопроводов и теплосетей. Налицо была глобальная и форсированная подготовка к грядущему покушению. Для чего его организаторам понадобилось перерывать центральные магистрали, я не знал, но догадывался, что не из-за одной только заботы о тепловом комфорте жителей ближних кварталов.
   Одновременно продолжалась экономическая и социальная раскачка региона. Еще меньше в него поступало средств, еще меньше дешевых отечественных товаров. В бессрочный отпуск уходили целые предприятия. Все более истеричный оттенок приобретал голос местной прессы. По городу курсировали один другого страшней слухи: кто-то кого-то убивал, насиловал и чуть ли не поедал живьем. В садах родителей предупреждали, чтобы они не выпускали детей вечерами на улицу. Городское телевидение обильно умащивало информационные программы уголовной хроникой, что, естественно, не способствовало успокоению зрителей. В тюрьме неожиданно вспыхнул и так же неожиданно сошел на нет небольшой локальный бунтик, очень похожий на генеральную репетицию будущего большого.
   В центральной прессе активно муссировалась тема административных окраин. Подготавливалась почва для скорого визита Президента в отдаленные регионы страны. Дело представлялось как желание главы государства лично ознакомиться с положением дел на местах, вживую пообщаться с простыми людьми.
   Кажется, никто не собирался ни откладывать высокие визиты, ни разряжать готовую к взрыву бомбу заговора. Ни в большой, ни в малой политике ничего не менялось.
   Контора молчала.
   Я терялся в догадках и подозрениях. Посылать информацию второй раз я не отваживался. Такая настойчивость была бы сродни любопытству человека, лежащего на плахе гильотины и желающего поближе рассмотреть заточку ее ножа. Могут и поспособствовать.
   С другой стороны, спокойно ждать, когда Президента моей страны пристрелят словно вальдшнепа на охоте, я тоже не мог. Тем более пристрелят его на моей территории и на меня же впоследствии понавешают всех возможных собак. Кроме высокопоставленного трупа, будет еще один, с несостоявшейся карьерой разведчик. Дай Бог, чтобы еще живой разведчик! На безвременно почившего собак навешивать сподручнее. Хитро все перепуталось, если рядовой боец невидимого фронта оказался в одной упряжке с первым лицом государства!
   Так что мне: высовываться, рискуя нарваться на скорую неприятность, или тихо сидеть, ожидая, когда эта неприятность сама до меня доберется? Лезть на рожон или нет? Что опасней? Какую тактику избрать?..
   Мои сомнения разрешились самым неожиданным образом. Меня вызвали в центр. Неожиданным, потому что внеплановый контакт Резидента с Конторой был явлением не самым распространенным. В моей практике такого еще не случалось.

Глава 4

   — Я все понял, — сказал Технолог. — Разрешите отбыть?
   Технолог не понравился Координатору. И одновременно понравился. Не понравился полным отсутствием подобострастия в речах и взглядах, непривычными в верхних эшелонах власти, почти демонстративными самоуважением и независимостью. Понравился конкретностью подхода к делу. Технологу было сказано мало, но создавалось впечатление, что он понял гораздо больше, чем было сказано.
   Координатор затребовал личное дело Технолога. Афган. Два ордена за участие в особо секретных операциях. Альфа. Заграничные командировки. Защита диссертации по теме «Использование новых типов вооружения в ближнем бою». Преподавательская работа в Учебках Безопасности и ГРУ. Присвоение звания полковника и почти сразу же отставка. Семьи нет. Детей нет. Родителей нет. Дисциплинирован. Инициативен. Отличается нестандартным мышлением. Самолюбив. Своенравен. Предпочитает работать в малых группах или в одиночку. До службы и во время службы совершил ряд правонарушений, за которые приговорен вначале гражданским, а потом военным судом к длительным срокам заключения. Исполнение приговоров приостановлено, но дела не закрыты, что позволяет в любое время возобновить судебное преследование, о чем исполнитель предупрежден...
   Обычный, ничем не примечательный для работников подобного класса послужной список. Обычная внешность. И все-таки есть в его облике, в его манере, в его глазах что-то тревожное, выводящее за рамки просто служаки-исполнителя.
   Координатор вызвал непосредственного начальника Технолога, задействованного в одном из ответвлений заговора.
   — Вы уверены в своем работнике?
   — Абсолютно. Он прошел аттестационный и психологический отбор. Из всех возможных вариантов этот — лучший. Вас что-то смущает?
   — Что-то смущает, — не столько для начальника сколько для себя сказал Координатор. — Что-то.
   — Замещение утвержденного кандидата будет сопряжено с определенными трудностями. Во-первых, он допущен к информации и в случае отстранения может составить определенную угрозу...
   — Я не настаиваю на его замене, — отрезал Координатор, — я просто спросил, уверены ли вы в нем. Спасибо.
   Координатор еще раз пролистал дело. Его никак не покидало чувство смутного беспокойства. Еле уловимого, словно тихий запах гари от далекого пока еще лесного пожара. Возможно, это просто усталость или просто физическая неприязнь. Возможно. И все-таки он предпочел бы не иметь в своем подчинении подобного работника. Но переигрывать поздно. Как говорится, фигуры на доске расставлены, пора делать первый ход.

Глава 5

   Разговор не клеился. Вернее, для случайного постороннего взгляда он бы выглядел как плавно текущая, обоюдоинтересная беседа двух давно не видевших друг друга собеседников. И тем не менее она была лишена всякого смысла.
   Для чего меня сорвали с места? Для этих вот второстепенных, по сути, разъяснений, которые вполне можно было провести по обезличенным каналам связи?
   — В целом ваша работа в текущий период нарекании не вызывает, но есть отдельные моменты... — ровно бубнил мой Куратор, являвшийся чуть не единственным лицом в Конторе, которого я имел право знать лично. Большинство прочих начальников были для меня должностными лицами, лишенными лиц. Я видел их приказы, знал что они есть, но не мог даже представить, как они выглядят в жизни.