Ильин Андрей. Злые стволы (Полковник - 1)

   По газам. Право. Еще право. Еще...
   Не обращая внимания на лужи, срезая углы...
   А вот и родные места. Выводящая на хутор дорога. Забор. Ворота. И на тех воротах - замок. Который Анисимов собственноручно закрыл несколько часов назад.
   И на ворота тоже плевать! Ворота можно поправить. А если в дом проник кто-то посторонний, то пока те ворота открывать... Если в доме посторонний, лучше не давать ему времени очухаться. Хрен с ними, с воротами! Тут главное не упустить инициативу.
   Удар!
   Куски дерева и щепы в стороны, как после взрыва тяжелого снаряда. Стекла вдребезги. Передок всмятку.
   А, все равно, плевать! Тут или пан, или пропал!
   Прокатив по инерции еще несколько метров, машина ткнулась в крыльцо, снеся перила и первую ступеньку.
   Стоп!
   Ни мгновения не мешкая, выбить плечом измятую дверцу, прыгнуть на крыльцо, вышибить ударом подошвы под замок дверь.
   Вот сейчас все и решится! Сейчас и узнается, ошибался прапорщик Анисимов, стуча военкоматовских работников лбами об унитаз и угоняя военкоматовские машины, или напротив - был очень даже прав.
   Сени. Вторая дверь. Удар под замок. И напряженное, растерянное лицо.
   Все-таки лицо! Чужое лицо!
   - Стоять! Я сказал, стоять!!
   Ошарашить, испугать криком, направленным в самое лицо! Парализовать волю. Чтобы он не успел прийти в себя. Не успел вытащить оружие.
   - Фамилия? Я сказал - фамилия?!
   - Я...
   Неопытный парень. Мозгляк парень. Растерялся, не выдержал напора. Скис.
   А может, его неправильно инструктировали. На наблюдение и на предупреждение, а не на бой. А он не то что предупредить - сам ни черта понять не успел. Потому что... не успел. Потому что ворота не открывали и в замочную скважину ключ не вставляли. Потому что так вошли. Сквозь ворота и сквозь двери. Без долгих предисловий.
   Он хозяина с ключами ждал, а тут вдруг черт из табакерки, орущий и брызжущий слюной в самые глаза. Тут кто угодно растеряется и варежку разинет.
   Но лишь на мгновение. На одно маленькое, первое мгновение. Спустя секунду он очухается и будет способен к целенаправленным действиям. Будет способен к активной обороне. Которая совершенно не в прибыток...
   - Я...
   И, уже не слушая дальнейших бессмысленных оправданий, коротким прямым в нос. Так, чтобы кость хрустнула и кровь брызгами во все стороны.
   Этот есть. Этот уже не опасен.
   А вот и второй. Уже не испуганный, уже готовый к отражению атаки. Но не готовый к нападению. Не готовый к убийству! И значит, обреченный проиграть этот короткий поединок.
   Тот, кто не готов, ни мгновения не раздумывая, убить, - погибает. Это главный закон рукопашного боя. И вообще любого боя. Силен тот, кто не сомневается.
   Что, первым не нападаешь? Ждешь действий противника? Ну, тогда и не нападешь. Не успеешь.
   Тот, кто не бьет сразу, уже не бьет.
   - Е-мое! Извини, командир! Ошибка вышла! - широко улыбнулся и развел руки в стороны прапорщик. - Мы же из одной команды.
   И этой улыбкой и этими разведенными, открывающими корпус руками сбил противника с толку.
   - С кем не бывает...
   И тут, не умеющий бить первым, в ответ боец инстинктивно расслабился и даже попытался изобразить встречную улыбку. И тут же получил носком ботинка в пах.
   Не верь улыбкам на поле боя. И протянутым для рукопожатия рукам.
   Бей первым! Бей первым!! Бей первым!!!
   Плохо их здесь, на периферии, учат. Вернее, никак не учат. Не дают понюхать живой крови, и потому они проигрывают. Пасуют перед настоящим, не боящимся бить и не боящимся убивать, бойцом. Таким бойцом, как прапорщик Анисимов.
   Вторая комната - пусто.
   Третья комната - пус...
   Нет, не пусто! Не пусто!!
   Ледяное дуло пистолета, быстро упертое в висок из-за закрытого занавеской выступа стены. И очень спокойный голос:
   - На пол! Мордой вниз! Руки и ноги в стороны. Быстро!
   Этот не шутит. Этот воюет. И значит, будет стрелять. Это всегда чувствуется, пугают или нет. Этот не пугает. Потому что умеет нажимать курок пистолета, упертого в висок живого человека.
   Потому что боец. Потому что не вышел, не выскочил на звук драки. Не заорал дурным голосом - "Стоять!". Затих, дождался в укрытии, никак не выказывая своего присутствия. Там, куда дичь пришла сама. И наделась виском на дуло.
   Как же ты так опростоволосился, прапорщик Анисимов? Как же ты за занавесочку не заглянул. А еще опытный спец...
   - Ну!
   - Спокойно, командир. Спокойненько. Уже ложусь!
   Прапорщик Анисимов очень тихо и очень медленно, стараясь не совершать резких движений, встал на колени и лег на пол. Как его и просили, мордой вниз, руками и ногами в стороны.
   Проиграл прапорщик Анисимов! Вчистую проиграл! Теперь они пристегнут его наручниками, засунут в машину и очень не спеша, метр за метром, обшмонают дом и подвалы. И найдут то, что он должен был охранить от посторонних взглядов любой ценой. Хоть даже ценой жизни.
   - Лежать смирно! И тогда все будет хорошо, - сказал в спину голос. - Ты понял меня? Прапорщик согласно кивнул.
   - Ну вот и ладно.
   Зашуршала ткань. Щелкнул тумблер.
   - "Фиалка", говорит "Мак". У нас осложнения. "Объект" прибыл в дом. Мы были вынуждены применить силу. Слышите меня?
   - Слышим тебя. Что с "объектом"?
   - "Объект" нейтрализован. Ждем дальнейших распоряжений.
   - Ждите. Сейчас прибудет машина.
   - Понял. Связь закончил.
   Щелчок тумблера.
   "Минут пять, - прикинул Анисимов. - Минут пять до машины и полного провала. До позора..."
   - Не вовремя ты пришел, - сказал голос. - Так что извини. Сам напросился. Теперь ничего не изменить.
   "Ничего не изменить", - эхом повторил про себя прапорщик.
   Изменить действительно ничего было нельзя. Но вдело вмешался случай. Вернее, получивший в пах и наконец очухавшийся дурак боец. Хромая, он зашел в комнату и, увидев распластанного на полу врага, не удержался, подошел и пнул его в бок. И еще раз размахнулся и еще раз пнул.
   Прапорщик вздрогнул, застонал и пополз под кровать.
   Когда тебя бьют, ты получаешь право двигаться. Потому что больно, потому что не хочется получать носком ботинка под ребра. Когда тебя бьют, тебе позволяется гораздо больше, чем когда тебя прослеживают пистолетным дулом.
   - Прекрати! - громко приказал боец с пистолетом.
   Но дурак еще раз достал прапорщика, заползающего головой под кровать, ногой по почкам.
   От удара и боли прапорщик перевернулся на спину и согнул ноги в коленях, чтобы защитить живот. Вроде бы защитить живот. А на самом деле сделать совсем другое.
   Он закрыл обзор поднятыми к груди ногами и сорвал приклеенный липкой лентой к днищу кровати пистолет. Который на подобный пожарный случай там и хранился.
   Он согнул колени, крикнул, чтобы заглушить треск отдираемой от дерева пленки: "Не бейте! Больно!", взвел курок и затих.
   - Вылазь, - сказал ему голос. Но прапорщик не двигался.
   - Слышь, вылазь!
   Но прапорщик не слышал. Потому что не хотел слышать.
   Его ухватили за ноги и резко потянули из-под кровати. Перед его лицом оказалось лицо пинавшего его обидчика. И чуть дальше лицо второго, более удачливого бойца. Но его он уже не опасался. От него прапорщик был защищен телом первого.
   Прапорщик мгновенно поднял пистолет, упер его в лоб все еще удерживавшего его бойца, увидел удивление и испуг в его близких глазах и выстрелил. И тут же выстрелил еще раз, в стоящую поодаль фигуру. Тот тоже успел нажать курок. Но его пуля попала в спину его напарника. А пуля прапорщика туда, куда надо.
   Прапорщик откинул осевшее тело, перекатился под стол, для верности всадил во второго противника еще две пули. И лишь после этого поднялся.
   Из-под замерших тел его врагов расползалась по полу черными лужами кровь.
   Судя по всему, драка закончилась. Начался бой. Который нельзя было выиграть. Но от которого нельзя уже было отказаться. Рубикон был перейден. Выбора не оставалось...
   Глава 43
   Группа Зотова шла без остановки уже восьмой час. Плотной, затылок в затылок, колонной. Впереди - командир с прибором ночного видения, надвинутым на глаза. Он отсматривает дорогу, выбирает наиболее безопасные и удобные места. Замыкающим - штурман, который по цепочке впереди идущих людей сверяет азимут.
   Противное это дело - ночной марш-бросок. Под ногами кромешная темнота. Не видишь, куда ставишь ногу, не знаешь, что тебя ждет после очередного шага полуметровая яма, камень или сухой, громкий, как сигнальная мина, сучок. Одна надежда на командира, что не пропустит той ямы и того сучка.
   На правом ухе - наушник. На шее - налепленный с помощью лейкопластыря микрофон. Шепот командира в уши:
   - Справа яма.
   Взять чуть левее. Обогнуть невидимое глазом препятствие.
   - Слева сучок.
   Сучок на уровне глаз. Отклониться корпусом вправо.
   - Справа...
   - Слева...
   - Справа...
   - Опасный участок.
   Замедлить ход. Помочь друг другу, подав руку. Поддержать. Подтолкнуть. Подтянуть. Прямо.
   Поворот в одну сторону. В другую. Поправка штурмана:
   - Десять градусов левее!
   Есть десять градусов левее. Поправка исполнена.
   Прямо.
   Как ни странно, такой, без особой скорости и напряжения, переход выматывает гораздо сильнее, чем дневное передвижение бегом. Лучше бегом. Но когда видишь окружающую местность. Когда можешь принимать самостоятельные решения.
   Или ночью, но в полнолуние. Или зимой. Тогда подсвечивает снег. Тогда хоть и сумрачно, но что-то видно.
   А тут - как слепой котенок. Которого любая мышь может взять за глотку голыми лапами. И чего они скаредничают, чего не дали каждому на глаза по прибору. Не сорок первый год, чтобы одним голым энтузиазмом. Если есть техника, отчего ее не использовать на всю катушку?
   - Право - двенадцать!
   Двенадцать градусов вправо. Командир берет поправку. Следующая за ним цепочка бойцов дублирует его маневр. Колонна изгибается плавной дугой и снова выпрямляется.
   Прямо.
   Все больше накапливается усталость. Все чаще совершаются ошибки. Кто-то спотыкается и падает на землю. Молча падает. Не матюкнувшись и не чертыхнувшись. Не издав ни единого звука. Как деревянный чурбак. И так же молча поднимается.
   Кому-то хлещет в лицо и в открытые глаза неудачно отпущенная ветка.
   Кто-то выбивается из строя..
   Все. Привал. Дальше без отдыха идти нельзя. Дальше идти без отдыха себе в убыток.
   - Привал. Отдых тридцать минут
   Командир и штурман передают свои ночные приборы. Часовые оттягиваются за сто метров от лагеря. Им нести службу. Всем прочим отдыхать.
   Все прочие падают, где стояли, и мгновенно засыпают. Не потому, что хотят спать, потому, что надо успеть восстановиться. Надо успеть набрать минуты сна. Удастся ли это сделать завтра и послезавтра - неизвестно. Так что успевай сейчас.
   Разведчик на задании спит не тогда, когда хочет, а когда может. Когда позволяет обстановка.
   Двадцать восемь минут.
   - Приготовиться к движению.
   Зашевелились, задвигались, встали, размяли затекшие мышцы.
   В походную колонну... Полтора метра дистанции... Командир впереди, штурман замыкающим...
   Ничего, скоро будет легче. Скоро рассвет...
   Глава 44
   - Где он? - спросил генерал Федоров.
   - Забаррикадировался в доме.
   - Как так забаррикадировался?
   - Как в доте. Не подступишься.
   - Как же вы допустили?! Мать вашу...
   Прапорщик Анисимов лежал за пулеметом, вытащенным дулом в "амбразуру" окна. Из дула пулемета струился сизый дымок.
   "Ничего, - думал он, - позиция у меня самая нормальная - дом на взгорке, растительности вокруг нет. Собственными руками кусты вырубал. И даже старые пни выкорчевывал.
   Мировая позиция. Подходы - как на ладони. За тылы тоже можно быть относительно спокойным. Задних окон в обычном понимании этого слова нет - только узкие, застекленные и зарешеченные окошки-бойницы. Задние окна в такой ситуации - гибель. Пока идет фронтальное наступление, какая-нибудь сволочь непременно подползет с тыла и забросает помещение гранатами. А тут хрен. Тут окон, куда бросать гранаты, нет. Есть бойницы. И решетки, сквозь которые гранату не протиснуть".
   А местные еще удивлялись странной планировке дома. А он им, недоумкам, про теплосохраняющее, в соответствии с местным климатом, расположение помещений и окон рассказывал. Мол, лучше комнаты, растянутые фронтально, с полными окнами, выходящими на юг, и с узкими, щелевидными, обращенными на север. Тогда меньше дров требуется и электричества для освещения... И они верили, наивные. И даже копировали передовой архитектурный опыт.
   Нет, за тылы можно не беспокоиться. Гранаты в окно не бросят. И незамеченными не подкрадутся. На тот случай на подходах установлены сигнальные датчики. Проволочки между травой натянуты тоньше человеческого волоса. Которые не минуешь. Особенно если не идешь, а на брюхе ползешь. Из-за этих проволочек чуть не два гектара прилегающих территорий пришлось забором огораживать. От случайной скотины, которая могла их порвать.
   Хорошо продумал прапорщик Анисимов систему обороны. Талантливо продумал. Как учили. И, как оказалось, не зря продумал...
   Ага, вон они. Снова поднимаются. Ползут под прикрытием случайных кочек. Ну-ну, ползите. Только чем дальше прикрываться будете? Дальше кочек нет. Дальше все вспахано и выровнено трактором. Дальше ровная, как бильярдный стол, местность.
   Справа двое. Слева в балочке еще трое. Прямо четверо. И на дальних подступах, за забором, еще человек двенадцать. Итого больше двух десятков. Немаленькие силы.
   Опять поднялись, перебежали. Пора поумерить их пыл. Пока они совсем не оборзели.
   Прапорщик прижался щекой к прикладу пулемета, выцелил две ближайшие к нему фигуры и нажал на курок. Пулемет тряхнуло короткой очередью. Один из противников залег. Другой ткнулся головой в землю.
   Прапорщик быстро стащил пулемет с подоконника и сел на пол. Вовремя сел. В окно, в дальнюю стену, застучали десятки пуль.
   Кучно садят. Не новички.
   Прапорщик переполз к другому окну и взглянул в объективы стереотрубы. Конечно, старенькой, списанной из армии еще лет двадцать назад, но вполне приличной стереотрубы.
   Бойцы противника, осыпая окна градом пуль, перебегая с места на место и прикрывая друг друга, приближались к месту, где лежал их уткнувшийся в землю товарищ.
   Значит, не убит. Значит, только ранен. Ладно, пусть выносят. Раненые уже не опасны. Раненых мы не добиваем. Раненые - дело святое.
   Подхватив своего товарища, пятясь и стреляя на ходу, бойцы оттягивались в тыл. Теперь минут пятнадцать не сунутся. Будут зализывать раны и перегруппировываться. Пятнадцать минут можно покурить.
   Неожиданно запищал датчик сигнализации.
   Ну вот и дождались! Долго они думали, но додумались. Решили пощупать тылы. И ненароком, совершенно того не заметив, дернули за ту, настороженную на посторонних, проволочку.
   Ползут. Хотят его со спины пощупать. Ну-ну.
   Прапорщик вытащил из кармана смотанный в бухту шнур, надел на курок пулемета петельку и откатился к дальней стене. Комнаты его дома, расположенные строем, выходили дверями в длинный коридор. Типичная общажная, но очень удобная для боя планировка.
   Разматывая шнур, прапорщик выполз в коридор и встал за притолокой. Здесь его видеть не могли. На полу лежала полностью снаряженная и готовая к бою винтовка с оптическим прицелом.
   Прапорщик подхватил ее, дослал патрон в патронник и подошел к окну-амбразуре.
   Точно, вон они, крадутся, мелькая задницами над низким травостоем. Нет, так их не достать. Надо, чтобы они встали в рост. Или хотя бы на четвереньки.
   Прапорщик не стал выбивать стекло, как это делают герои кинофильмов. Не стал привлекать звоном стекол к себе внимание. Он расставил одну из двух заранее припасенных высоких стремянок, сел на одну из ступенек и вытянул винтовку.
   Ползут, ползут бойцы. Сами не ведают, навстречу чему ползут.
   Прапорщик вытянул, обмотал вокруг ноги тянущийся из комнаты шнур. И слегка дернул его.
   В соседнем помещении застучал пулемет. Пауза. И еще одна короткая очередь.
   Крадущиеся бойцы приподняли головы, услышав звуки боя с той, невидимой им стороны дома. О чем-то быстро переговорили.
   Клюнули. Решили рискнуть, надеясь на то, что их противник, ведущий фронтальный бой, до них не доберется. В отличие от них
   Анисимов дал еще одну длинную очередь. И припал к окуляру оптического прицела.
   Подкрадывающиеся бойцы, усыпленные звуком пулеметных очередей, приподнялись и короткими бросками побежали к дому.
   Прапорщик тщательно выцелил одного из них и, на мгновение задержав дыхание, выстрелил. Звякнуло стекло, и пуля, выпущенная из винтовки, ударила в цель.
   Вот так, ребята. Если без приглашения и не через парадные двери Сами виноваты!
   Остальные бойцы мгновенно упали на землю. Но упали зря. Эта выглаженная, с выкошенной травой земля не могла дать им укрытия. Находившийся на более высокой точке обзора стрелок мог видеть их всех. Их пятящиеся зады и спины. И напряженные, устремленные на дом лица.
   Он выцелил вначале одного, потом другого. Третий, увидев смерть своих товарищей, не выдержал, вскочил на ноги и бросился бежать, петляя из стороны в сторону, как заяц.
   Тылы были свободны. По крайней мере до следующего приступа.
   Анисимов положил винтовку и переполз в комнату. Там все было в порядке. Все было как прежде. Враг лежал, зарывшись в землю, и боялся поднять голову. Чтобы в нее не угодила пуля.
   Можно было передохнуть. И перекусить. Прапорщик подтянул к себе заранее припасенную банку тушенки и хлеб. Он вскрыл тушенку, нарезал хлеб и стал есть. Спокойно и неторопливо. Время у него пока еще было.
   - Шесть... Шесть трупов! Мать его! - сказал командир, отвечавший за штурм. И трое тяжело раненных! Он положит нам весь личный состав!
   - Что вы предлагаете?
   - Кончать его! Бить на поражение!
   - Он мне нужен живой.
   - Мне мои бойцы тоже нужны живыми!
   - Прекратите истерику, майор!
   - Извините, товарищ генерал. Но шесть человек... Шесть! Я их всех знал. Мы живем, в смысле жили, рядом. Как я их родственникам в глаза смотреть буду?..
   - Оставьте лирику! Вы не на самодеятельной сцене.
   - Простите... То есть - есть отставить лирику!
   - Что вы думаете делать?
   - Вызвать снайперов. Чтобы они его... Чтобы они его ранили. А потом штурмом..
   - Добро. Вызывайте.
   Снайперов подвезли через пятнадцать минут.
   - Занимайте боевые позиции. И через четверть часа будьте готовы.
   Снайперы внимательно оглядели окрестности. А где бы им взять эти позиции? Дом - самая возвышенная точка. Вблизи ни одного строения, ни одного более-менее подходящего дерева. Пустыня с точки зрения оборудования скрытых снайперских позиций. Зеркало! Словно асфальтовый каток прошел.
   - Здесь нет подходящих позиций!
   - Ну, тогда ложитесь, где есть! Снайперы залегли за подогнанные ближе к дому автомобили.
   "Ну вот и стрелков подвезли, - понял прапорщик, когда напротив дома поставили несколько грузовых машин. - Куда без них в таком деле? Без них никак!
   Теперь, когда основная масса пойдет в атаку, эти будут ловить в оптику мою случайно высунувшуюся из окна рожу. И жать на курки. Самая беспроигрышная тактика. Нельзя высунуться, чтобы тут же не заполучить пулю в лоб. И нельзя не высунуться, если не хочешь, чтобы минуту спустя в помещение тебе на голову свалилась толпа вооруженных короткоствольными автоматами бойцов.
   Беспроигрышная тактика! Если иметь дело с профанами, которые ни разу не участвовали в спецоперациях. Которые пассивно ждут, когда их убьют".
   Прапорщик не относился к этой категории К категории глупых жертв. Он знал заранее, что может быть и что непременно должно быть в случае подобного рода операции. Снайперы должны были быть непременно. А раз они должны были быть, к их визиту следовало подготовиться. Заранее.
   И, значит, вырубить все способные обеспечить им удобные позиции деревья и снести все выше уровня окон постройки. Чтобы местность была голой. Чтобы им зацепиться было не за что.
   Что новоиспеченный фермер, строя дом, и сделал. Посрезал к чертовой бабушке деревья и снес единственный, хоть и очень капитальный, но чем-то не понравившийся ему сарай. Подходы были очищены.
   И что тогда остается делать бедным снайперам?
   Остается стрелять с близкого расстояния из-за укрытий. Которых нет. Но которые можно подогнать, если они на колесах. Например, из-за бээмпэшек. Или в крайнем случае грузовиков.
   Так решил заранее организующий оборону фермер. И прикинул, где примерно они поставят машины прикрытия. И вкопал в этих местах в землю несколько фугасов. С электрическими взрывателями. И проводами, уходящими в дом.
   Он не изобретал ничего нового. Он только оборудовал боевые позиции согласно когда-то давно и не им разработанному плану. Он действовал так, как если бы находился в окопах перед численно превосходящим его противником. В каком-нибудь локальном военном конфликте. И должен был удержать эти свои позиции, несмотря на численное и огневое превосходство противостоящей стороны.
   Он не был созидателем. Он был только исполнителем. Но очень хорошим исполнителем. Который умел привязать чужой план к местности
   - Снайперы заняли исходные!
   - Добро. Через десять минут атакуем. Бить только в руки и плечи Вы поняли? Только в руки и плечи! Он нужен живой
   - Поняли. В руки и плечи.
   - Всем приготовиться к атаке.
   Бойцы задвигались, занимая позиции для броска.
   - Вначале работаешь по фасаду и окнам, ну, чтобы он пригнулся. Потом поднимаешь своих в атаку Постарайся проскочить до стен. И прижаться к ним. Остальное сделают снайперы. Когда сделают, по их сигналу войдешь в помещение. Только не переборщи. Он нужен живой.
   - Ну, хоть немного. Он же шестерых наших положил! Обидно его просто так отдавать...
   Командир операции осторожно оглянулся на стоящего поодаль генерала.
   - Немного валяй. Только совсем немножко. Смотри не перестарайся.
   - Не перестараюсь. Но постараюсь.
   - Сигнал к атаке - три свистка.
   - А свистки-то зачем?
   - Чтобы у него было больше стимулов высунуться.
   - Понял - три свистка.
   Генерал повернулся к разговаривающим командирам.
   - Готовы?
   - Так точно, товарищ генерал! Готовы.
   - Ну смотрите, не напортачьте на этот раз.
   Прапорщик услышал три коротких свистка. И понял, что началась атака. Раньше они свистков не давали. Значит, выманивают его под пули готовых к выстрелу снайперов.
   Прапорщик не стал подниматься к пулемету Он подтянул к себе "адскую машинку" и подсоединил к ней клеммы вытянутых из-под подоконника проводков.
   И нажал кнопку.
   За окнами сильно рвануло подряд несколько мощных взрывов. По стенам забарабанили ошметки земли и осколки.
   Прапорщик быстро поднялся и припал к пулемету. Напротив дома, полуприсев и развернув головы назад, замерли шедшие в атаку бойцы. Сзади, вверх колесами и дымя, лежала одна машина. Вторая, которую поставили не совсем там, где планировал минер, осталась на колесах. Но уже начинала гореть.
   Картина разрушения была ужасна. С неба, словно дождь, летели какие-то обломки, тряпки, земля, куски резины и человеческая плоть. Где-то уже начинал кричать раненый.
   Ну что ж. Они сами хотели этого. Он их в гости не приглашал. Они пришли по собственной воле.
   И значит, должны быть готовы к тому, что получили...
   Прапорщик завалил дуло пулемета и дал одну длинную, бесконечно стучащую очередь по испуганно присевшим фигурам. А потом перевел дуло на машины. Он не отрывал палец от курка, пока в магазине не закончились патроны Пока затвор сухо не клацнул пустотой. Он решетил обломки автомобилей, желая и надеясь достать выживших снайперов. Если они, конечно, выжили. Он знал, что это последняя, по-настоящему действенная стрельба. Что больше ему такой форы не дадут И потому вложил в нее всю ненависть, направленную на непрошеных гостей.
   Он уже не воспринимал наступающих бойцов своими. Он уже воспринимал их чужими. Захватчиками, незванно пришедшими в его дом. А захватчиков не жалеют. Их уничтожают!
   - Вы и теперь будете настаивать на том, чтобы мы брали его живым? - зло спросил командир операции.
   Генерал молчал. Генерал сидел на земле и прижимал к лицу мокрый от крови платок. Генерал был ранен и контужен.
   - Я вызываю артиллерию Я не хочу больше подставлять своих людей. Я не буду больше подставлять своих людей! - неестественно громко кричал тоже раненный и тоже контуженный командир. - У меня просто не осталось живых людей... Вы понимаете? Я не могу выполнить ваш приказ! Вы понимаете? Вы слышите меня?..
   - Я слышу. Я согласен. Вызывайте, - тихо отвечал генерал.
   Генерал понял, что проиграл. Что не способен далее настаивать на своем. Не готов бросать под пулеметные очереди новых бойцов. Что победа, давшаяся такой ценой, будет поражением. За которое с него снимут не только погоны...
   Генерал понял, что проиграл прапорщику...
   Анисимов смотрел в стереотрубу и видел, как вдалеке, более чем в километре от дома, солдаты разворачивают орудие. Они очень неумело разворачивали орудие, потому что все время отвлекались, косясь в сторону дома. Они впервые видели бой. Вернее, последствия боя - воронки, развороченные, чадящие дымом машины, перевязанных окровавленными бинтами, ожидающих приезда санитарных машин бойцов. Далекие фигурки милиционеров, огородивших живыми цепями место сражения.
   Орудие отцепили от машины, развернули, растащили, окопали сошки.
   Но тут выяснилось, что впопыхах забыли оптику для прицела. Послали за оптикой. Вся эта неразбериха тянула время. Время жизни прапорщика Анисимова.
   Наконец привезли оптику и смогли смонтировать прицел. Из новых, ни разу не вскрываемых ящиков вытащили снаряд. И загнали его в казенник орудия.