Ильин Андрей. Злые стволы (Полковник - 1)

   - А я-то здесь при чем? - удивился Зубанов.
   - Я сказал - стоять! - повторил милиционер. - Стоять до выяснения, - и обшарил карманы задержанного.
   Со стороны кустов появился старшина Один.
   - Ушли, гады. Проходными дворами. Но, думаю, недалеко. Надо объявлять тревогу по району. Я их рожи хорошо запомнил.
   "Влип, - понял Зубанов. - Теперь придется отбрехиваться за всех троих. Если их не поймают".
   Второй милиционер наконец встал и выплюнул на землю с кровью четыре зуба.
   - У, сволочи, что сделали! Зубанова болезненно ткнули под ребра концом дубинки и погнали к стоящей невдалеке машине
   - Ну, все, мужик! Считай, доигрался, - угрюмо пообещал старшина.
   Машина тронулась с места, поколесила по городу и остановилась возле отделения милиции. Но не того, где жил Зубанов. Похоже, милиционеры были залетные.
   - Выходи! - скомандовал старшина. Зубанов вышел и шагнул на крыльцо. Помещение отделения ему рассмотреть не дали, потому что в тесном коридоре врезали несколько раз дубинками по почкам. Так, что потемнело в глазах. Видно, сильно он досадил милиционерам.
   - Давай шагай!
   Проштрафившегося задержанного провели в кабинет.
   - Влип ты, мужик, - сказал милиционер в майорских погонах. - Оказание сопротивления при задержании, причинение телесных повреждений при исполнении, отягчающее алкогольное... Срок тебе светит, мужик.
   - Это не я... - попытался возразить Зубанов.
   - На моей практике еще никто не говорил, что это я. Все говорили - это он. Ладно, давай писать протокол.
   Протокол писали долго и подробно.
   - А может, все-таки ты? - участливо спрашивал майор. - Ты подумай. Чего тебя мучить дознаниями? Чистосердечное признание оно облегчает...
   - Они же сами видели. Милиционеры.
   - Видели, не видели. Ладно, давай подписывай.
   Зубанов подписал. Теперь его должны были отправить в камеру.
   - Стой, не туда, туда.
   - А куда?
   - На медицинское освидетельствование.
   - А зачем меня освидетельствовать? Потерпевший не я, - выказал свои профессиональные познания Зубанов.
   - А "в состоянии алкогольного опьянения" тоже не ты?
   - В состоянии - я.
   - Ну вот и топай.
   Медицинский кабинет был расположен удобно. Здесь же, в отделении.
   - Поднимите рукав рубахи, - велел врач.
   - Зачем рукав?
   - Затем, что тебя не спросили, - ответил за врача майор.
   - Вообще-то обычно берут из пальца, - задумчиво сказал подследственный.
   - Давай закатывай рукав! Ты у нас не один! Зубанов закатал рукав. В кабинет вошло еще несколько медсестер. Застелили белыми скатертями столы. Разложили шприцы и разнокалиберные баночки-скляночки.
   - Вы мне что, полостную операцию делать собираетесь?
   - Освидетельствование.
   - Дак я и так могу свидетельствовать, что пьян. Без этих кровопускательных методов.
   - Нас интересует степень вашего алкогольного опьянения.
   - Пишите: степень - в стельку.
   - Поработайте кулаком, - попросила медсестра.
   - По кому конкретно поработать? - переспросил Зубанов.
   - Просто поработайте. Посгибайте и поразгибайте пальчики.
   Пациент посгибал и поразгибал. После чего ему три раза продырявили вену и выкачали чуть не пол-литра крови, разлив ее по различным мензуркам.
   Не понравилось Зубанову это освидетельствование. Активно не понравилось.
   - Это лир вурдалаков, а не освидетельствование, - ворчал он. - Кстати, после сдачи такого количества крови положен бесплатный обед и два дня отгула.
   - Ложитесь, - потребовал врач. И долго и тщательно проминал у него область живота.
   - Вы так, на ощупь, выявляете степень моего опьянения? Пытаетесь прощупать водку? Так я ее вместе с бутылками не употреблял. Разливал, - не удержался, съязвил отставник полковник.
   Врач промолчал. Ответил майор:
   - Ты бы помалкивал. Ты себе и так срок намотал. Лучше не усугубляй.
   - Завтра, возможно, мы отвезем вас в стационар. На пару дней, предупредил, собираясь, доктор.
   - Завтра у меня все степени выветрятся.
   - Не Встревай, дурак, - оборвал его майор. - Счастья своего не понимаешь! Если они установят, что ты больной, мы тебя подчистую. Как инвалида. И на все четыре стороны.
   - На все четыре я не против.
   - Ну вот и не встревай. Делай, что велят! Потом Зубанова отвели в камеру. В отдельную. Как особо опасного преступника. Которому противопоказано общение с себе подобными нарушителями закона. Камера была маленькая, с голой лампочкой под потолком, с узкими деревянными нарами, без окна, умывальника и параши. Камера напоминала кладовку, из которой вынесли ведра и швабры.
   - А другой, более населенной, камеры нет? Я компанию люблю, - на всякий случай спросил заключенный.
   - От человек! - удивился майор. - Другие общей камеры как черт ладана боятся, чтобы их на четвереньки не поставили, а этот просится. У тебя, мужик, видать, полная интоксикация!
   - Ну так нет?
   - Камера есть. Да места в ней для тебя нет. Припозднился ты. Все койко-места разобрали. Ночь перетопчешься здесь. А завтра, глядишь, места освободятся.
   Дверь захлопнулась.
   И отставник полковник Зубанов остался один. Один на всем белом свете.
   Новоиспеченный заключенный сел на нары и задумался. И чем больше он задумывался, тем к более неутешительным выводам приходил. К много более неутешительным, чем сулила ему статья за оказание сопротивления представителям органов правопорядка. По всем статьям выходило, что дело дрянь.
   И, главное, совершенно ничего не было выпить. Чтобы хоть как-то облегчить свое бедственное положение.
   Утром в камеру заглянул следователь.
   - Ну что, готов? - спросил он.
   - К чему?
   - К чистосердечному признанию.
   - Готов.
   - Ну?
   - Чистосердечно признаюсь, что ни хрена не виновен. И что жрать хочу.
   - Значит, не въехал. Значит, будем работать дальше.
   Следователь ушел.
   Зубанов лег на нары и повернулся лицом к стене. И лежал минут сорок. Потом встал и что есть мочи забарабанил в дверь кулаками.
   - Откройте! Мне в сортир надо! Надзиратель приоткрыл окно кормушки.
   - Чего тебе?
   - В туалет бы, - уже без напора, уже искательно попросил узник. - Сил нет терпеть.
   - В туалет? В туалет через следователя.
   - Но я не могу больше терпеть!
   - Это твои проблемы, - и надзиратель попытался закрыть окошко.
   - Тогда зовите следователя. Майор пришел сразу. Как будто ждал за стенкой.
   - Ну что, признаем свою вину?
   - Вначале туалет.
   - Вначале показания, - и майор раскрыл папку с чистыми листами бумаги.
   - Что писать?
   - Что это ты ударил милиционера. "Это я ударил милиционера", - написал Зубанов.
   - Э нет, так не пойдет, - скривился майор и скомкал бумажку. - Давай по полной форме: кто, когда, при каких обстоятельствах, по каким мотивам. Со всеми подробностями.
   - Тогда вначале в туалет. И еще опохмелиться! Иначе не вспомню.
   Майор внимательно посмотрел на заключенного.
   - Ты или дурак, или, наоборот, очень умный.
   - Тогда лучше дурак. С дурака взятки гладки.
   - Напишешь - позовешь, - сказал майор, бросил на пол раскрытую папку и ручку и ушел.
   "Все-таки им зачем-то нужны эти показания, раз они так прессингуют, подумал Зубанов. - Неужели они действительно хотят меня упечь?"
   А раз хотят - значит, упекут. Состав преступления - налицо. Телесные повреждения - на лице. Наверняка найдутся свидетели, подтверждающие официальную версию. И свидетели морального разложения подсудимого на почве беспробудного пьянства. То есть, выходит, я сам себя переиграл. Что они и учли в своих разработках. И выходит, из вольного алкоголика я превращусь в подневольного зека. Со всеми вытекающими последствиями.
   Зубанов встал и снова заколотил в дверь.
   - Ну, чего тебе опять?
   - Скажите майору, что, если меня не отведут в туалет, я перестану давать всякие показания и объявлю голодовку.
   - А если отведем?
   - Тогда я подумаю.
   - Ладно, отведите, а потом сразу ко мне в кабинет, - услышал узник голос майора.
   Надзиратель захлопнул кормушку. И открыл дверь.
   - Выходи.
   Надзиратель был не один. Надзирателей было трое.
   - Пошли.
   "А "руки за спину" где?" - мельком удивился заключенный. И пошел по коридору.
   - Направо. Еще направо... Туалет был необычный. В смысле обычный. С кабинками. И унитазами.
   - Забирайся, - скомандовал провожатый.
   - Вы что, так и будете... стоять? - спросил Зубанов.
   - А что? Ты не баба, чтобы нас стесняться.
   - Ну и черт с вами.
   Зубанов спустил штаны и сел. Он сел и подумал, что это очень бескультурная тюрьма. Потому что человеку не дают даже по такому сугубо личному делу уединиться. И в то же время очень культурная. Потому что есть где уединиться.
   Он отсидел положенное время и потянулся к бумаге. Бумага висела на вбитом в стену гвозде.
   Зубанов внимательно посмотрел на гвоздь и все понял. В том числе то, что не понимал еще минуту назад.
   В туалетах камер предварительного заключения не бывает бумаг, висящих на гвоздях. Потому что не бывает гвоздей. И значит, этот гвоздь торчит не в стене камеры предварительного заключения. И значит, эта камера предварительного заключения находится не в отделении милиции. И значит, эти милиционеры - не милиционеры.
   И значит, он зря или, наоборот, не зря все это время гробил печень жуткими количествами алкоголесодержащей продукции.
   А самое главное, он понял, что ему подарили шанс...
   Зубанов захватил пальцами бумагу. Вместе со шляпкой гвоздя. И сильно потянул на себя. Гвоздь был вбит неглубоко и уже расшатан и потому поддался. Он завел бумагу за спину и уронил гвоздь в штаны.
   - Все?
   - Все.
   - Ну тогда пошли.
   Зубанов и его провожатые прошли по коридору. Но не в камеру. В следственный кабинет.
   - Ну что, облегчил... жизнь? Теперь давай облегчим участь. Будешь писать?
   - Буду.
   Майор пододвинул бумагу и ручку.
   "Я, Зубанов Григорий Степанович..." - написал полковник и огляделся по сторонам.
   Кабинет был маленький. С зарешеченным окном. С сигнализацией на стекле. С единственным столом и двумя стульями. И с сейфом. Это очень важно, что с сейфом.
   - Давай, давай. Пиши, - поторопил майор, посматривая в окно.
   - А опохмелиться дашь?
   - Дам. После того, как напишешь. Зубанов снова наклонился над бумагой. И стал писать. Писал он очень долго, чтобы максимально утомить внимание следователя. Часто останавливался, задумывался, перечеркивал написанное и просил новый листок.
   Майор ему не мешал. Он сидел, навалившись спиной на стену, и курил. Майор знал, что подследственному, который решился на добровольные признания, лучше под руку не соваться, чтобы каким-нибудь неосторожным словом или действием не сбить с пути истинного. Майор курил и искоса поглядывал на множащиеся листы.
   - Все, - сказал подследственный и отбросил ручку.
   Майор быстро выпрямился, наклонился через стол, потянулся к стопке бумаг.
   - А роспись?
   - Где? - спросил подследственный.
   - Вот здесь, на последнем листе.
   - В каком месте?
   - Вот здесь, - показал пальцем майор. Зубанов протянул руку к указанному месту и вдруг резко схватил следователя за запястье. И крутнул руку за спину. Майор был в очень неудачной позе - согнувшись дугой, животом и грудью над столом, и потому ничего не мог сделать. У него не было места для маневра.
   Майора подвела жадность. Он слишком жаждал получить эту последнюю роспись. И в борьбе за нее пренебрег простейшим правилом безопасности.
   - И что дальше? - хрипло спросил майор, распластанный лицом по столешне. Дальше-то что?
   - Дальше ты мне расскажешь, как отсюда выйти.
   - Не дождешься! - сказал майор.
   - Дождусь, - пообещал Зубанов и уткнул в шею майору гвоздь. Как раз на уровне сонной артерии. - Закричишь - убью. Мне терять нечего. Я спившийся алкоголик и нападающий на постовых милиционеров хулиган. Мне хоть так, хоть так сидеть.
   - Так - лежать. За убийство милиционера - вышка!
   - А ты уверен, что ты милиционер, а не самозванец? - спросил Зубанов, обшаривая карманы майора. - Что-то я не вижу твоего удостоверения.
   - Дурак. Тебя же все равно вычислят.
   - Где выход на улицу?
   - Да пошел ты!
   - Где выход на улицу?!
   Зубанов сильнее нажал гвоздем. И почувствовал, как острие вспарывает кожу. Майор дернулся.
   - Еще десяток миллиметров, и из тебя фонтаном брызнет кровь. Как из взрезанной свиньи.
   Зубанов знал, что делал Людям не так страшна смерть, как ее форма. То есть то, как и чем его убивают. Смерть от ржавого туалетного гвоздя была очень противной смертью. И очень непрестижной смертью. Против направленного в лицо пистолета майор, наверное, мог бы выстоять. Но против гвоздя, на котором висела туалетная бумага и который вот-вот мог медленно войти в шейную артерию...
   - По коридору налево. Там дверь с кодовым замком.
   - Шифр? Какой шифр?
   Зубанов вдавил гвоздь еще сильнее, и по полированной поверхности стола поползла тонкая струйка крови.
   - М-м! Двести четырнадцать!
   - Что за дверью?
   - Коридор. В конце дежурка. С нарядом.
   - А наружная дверь?
   - Налево от дежурки! Но они все равно тебя не выпустят! Они будут стрелять!
   - Одного не выпустят. А с тобой - почему бы нет?
   - Я не пойду!
   - Пойдешь. Тебе уже терять нечего. Потому что твоя служба закончена. Тебе начальство этой промашки не простит. Чуть больше, чуть меньше - это уже не суть важно. Итог один. Считай, ты уже на заслуженном отдыхе, как и я. Так что думай. А я пока у тебя тут немного похозяйничаю. Только мне для этого, извини, рука нужна, - сказал Зубанов и, резко выдернув руку из-под шеи противника, ударил его костяшками пальцев за ухом. Майор крякнул и обмяк.
   Ключи от сейфа были в заднем кармане брюк липового следователя. А в сейфе, как и ожидалось, лежал пистолет. И удостоверение. Но не милицейское, а общевойсковое. На имя подполковника Симонова В.Г.
   - А ты говорил, что милиционер. И что за тебя вышка...
   Когда майор очухался, в лицо ему смотрело дуло его же табельного "Макарова".
   - Ну что, пошли, товарищ подполковник? В отставке.
   Подполковник поморщился.
   - Мы все равно не пройдем. Я не могу тебя вывести просто так. Без всякой на то причины.
   - А мы не просто так. Мы на медицинские процедуры. Вы ведь, кажется, хотели проверить мое здоровье? То есть посадишь меня в машину и выпустишь где-нибудь в укромном переулке...
   - На "процедуры" тебя повезут другие люди. Не я.
   Дело осложнилось. План, который предполагал осуществить Зубанов, не проходил.
   - Ты не уйдешь отсюда. Я здесь не один. И я здесь не главный, - сказал майор.
   - Значит, машины не будет?
   - Не будет.
   - Ну, тогда мы вызовем свою. Майор только усмехнулся.
   - Чужих сюда не запустят.
   - Этих запустят.
   Зубанов взял трубку телефона и набрал номер.
   - "Скорая"? Скорее, пожалуйста. Сердечный приступ. Мы делаем искусственное дыхание. Да. Как можно скорее! Адрес?
   Зубанов отвел трубку от уха.
   - Если ты мне поможешь, я гарантирую тебе алиби. Если нет, нашу общую смерть. Адрес?
   - Каким образом?
   - Самым простым! Адрес?!
   - Северный проезд, двадцать один. Второй подъезд.
   - Северный проезд, двадцать один. Второй подъезд. Только большая просьба, проходите, пожалуйста, сами. Вас некому встречать. Мы все возле больного. Крыльцо и сразу направо. Комната...
   - Семнадцатая.
   - Семнадцатая. Ждем. Кто говорил? Подполковник Симонов. Да, да, подполковник! Все, через десять минут они будут здесь. Надеюсь, ваши орлы не догадаются расстреливать бригаду "Скорой помощи" в полном составе?
   - Каким образом буду реабилитирован я?
   - Побегом из машины "Скорой помощи". Это будет только халатность. Объяснимая вполне понятным беспокойством за жизнь порученного тебе и доведенного тобой до инфаркта подследственного. Максимум - затормозят очередное звание. Ну что, играешь? Или будем прорываться с боем и многочисленными с их и нашей стороны жертвами?
   "Скорая помощь" прибыла через семь минут. Реанимационные автомобили в отличие от обыкновенных прибывают быстро.
   - Куда? - преградила им путь охрана.
   - Пропустите! - крикнул из приоткрытой двери липовый следователь. - Больной здесь. Охрана замешкалась. И отступила на шаг. В комнате 17, на полу, лежал в расстегнутой до пупа рубахе Зубанов. Изо рта у него текла слюна. Рука была неестественно завернута за спину. В руке был направленный на майора взведенный пистолет.
   - Скорее носилки! - приказал майор.
   - Что с ним? - поинтересовалась выдвинувшаяся из-за белых халатов охрана.
   - Не знаю. Схватился за сердце и упал. Похоже, я пережал Если с ним что-нибудь случится!..
   В кабинет внесли носилки. Врач склонился над больным.
   - Грузите! - распорядился майор.
   - Нам надо осмотреть больного...
   - Осмотрите в машине! Грузите! Врачи спорить не стали. Тем более с человеком в милицейской форме.
   - Ладно. Грузите.
   Больного взяли за плечи и ноги и положили на носилки. Майор строго держался с левой стороны. Чтобы не выйти из сектора обстрела. Потому что был предупрежден, а, главное, был уверен, что в случае нарушения правил игры получит пулю. Но если даже не получит, то ответит за передачу табельного оружия в руки подследственного.
   - Понесли!
   Носилки приподняли и вынесли в коридор.
   Врач на ходу попытался вытащить наверх правую руку находящегося без сознания больного, но не смог. Она была крепко прижата к носилкам его телом.
   Носилки заправили в машину и захлопнули дверцу.
   - Вы куда? - спросил врач забирающегося в "рафик" майора.
   - Я с ним! - ь И, обернувшись к охране, добавил: - Доложите начальству!
   Врач безнадежно махнул рукой. Тут спорь, не спорь. Форма - это диагноз. Такой же серьезный, как инфаркт.
   Машина завернула в переулок.
   - Подвиньтесь! - недовольно сказала сестра, отодвигая плечом майора. - Нам надо наконец осмотреть больного.
   Но больного осматривать не пришлось. Больной неожиданно приподнялся и, схватив за волосы майора, притиснул к его шее гвоздь.
   - Ехать и не останавливаться! И никому не разговаривать! - приказал он. Или этот труп будет на вашей совести.
   Испуганная сестра ошалело смотрела на ожившего больного и на ползущую по шее майора струйку крови.
   - Спокойно, - сказал врач. - Не делайте глупостей. Мы выполним все ваши просьбы.
   - Теперь направо. Налево. Прямо... Ехали минут пять. Туда, куда указывал взбесившийся больной.
   - Остановитесь возле той арки! - приказал Зубанов. - Ближе. Еще ближе.
   "Рафик" замер. Все сидевшие внутри его настороженно молчали.
   - Выдерните шнуры из рации и дайте мне. Да не так - с корнем дери. Теперь откройте задние двери. И отойдите в глубь машины.
   Зубанов развернул майора к себе спиной и стал пятиться к выходу.
   - Всем смотреть вперед!
   Медики отвернулись.
   Зубанов отпустил волосы майора, вытащил и быстро сунул ему в карман пистолет. И вогнал гвоздь в шею. Майор вскрикнул и схватился за горло. Сквозь пальцы у него потекла кровь.
   Беглец выскочил из машины и шагнул в переулок. Не побежал - бег привлекает внимание. Именно шагнул.
   Ничего, авось не помрет майор. В "Скорой помощи" не помрет. Не должен. Зато теперь от него не придется ждать каких-нибудь, навроде выстрелов в спину, каверз. И у медиков будет занятие по профилю. И алиби выйдет, как обещалось, гарантированное. Скрепленное кровью...
   Ничего. Лучше так, чем куча трупов с обеих сторон! Лучше так...
   Поворот. Еще поворот. Проходной двор. Сквозной подъезд. Другая улица...
   Выскочил полковник. Из самых лап выскочил!
   Кажется, все учли ребята - и пьянку, и драку, и милицейский протокол. Одного не учли - ржавого гвоздя, торчащего в стене в туалете...
   Глава 38
   - Как это могло случиться?!
   - Мы до конца еще не разобрались...
   - Я не спрашиваю, разобрались вы или нет. Я спрашиваю, как это могло случиться?
   - Вначале все развивалось согласно разработанному нами и утвержденному вами плану. Мы подвели к объекту подсадку - двух наших офицеров. Они вступили в контакт. Развили контакт...
   - Перестаньте жевать сопли. Говорите нормальным человеческим языком. Встретили полковника, познакомились, купили водку, пошли пить ее в ближайший сквер. Так?
   - Так.
   - Ну вот так и говорите. Водку жрали, а не вступали в контакт. Оставьте вы этот ваш казенный тон.
   - Они пили водку в сквере, который располагается на пересечении улиц...
   - Не надо мне географии. Давайте мне факты.
   - Пили водку, когда, согласно сценарию, в сквер вошел милицейский наряд.
   - Наш наряд?
   - Нет. Вернее, частично наш. Рядовой состав был реальный, из 67-го отделения милиции. А старшина наш.
   - Почему старшина наш, а рядовые настоящие?
   - Чтобы можно было открыть реальное уголовное дело.
   - На каком основании были привлечены рядовые милиционеры?
   - Совместное патрулирование.
   - Ясно. Продолжайте.
   - Наряд прошел мимо объекта и подсадки. Подсадка привлекла к себе внимание вызывающим поведением. Ну там высказывания, замечания...
   - Дальше!
   - Дальше подсадка вступила с патрулем в пререкания, развила конфликт и в момент задержания оказала физическое сопротивление, нейтрализовав рядовой состав.
   - Объект что-нибудь заподозрил?
   - Мне кажется, нет. По крайней мере по его реакции это заметно не было. Он пытался сгладить ситуацию.
   - Насколько серьезные повреждения получили милиционеры?
   - Как планировалось. Легкой и средней тяжести. У одного - гематомы. У другого рассечена губа, сломана челюсть, выбиты передние зубы. Частично утрачена работоспособность. Раны освидетельствованы и задокументированы в районном травмпункте. Подсадка ушла по основному пути отхода. На соседней улице их подобрала наша машина. "Старшина" прикрывал и страховал отход. В общем, нападавшие скрылись в неизвестном направлении. Объект был доставлен в помещение 106-го отделения милиции.
   - Почему вы сказали "в помещение", а не в "отделение"?
   - Дело в том, что оно частично закрыто...
   - Как так частично?
   - Оно закрыто на ремонт в связи с аварийным состоянием помещений. Работает только следственный отдел и некоторые административные службы.
   - Почему объект не поместили в нормально функционирующее отделение милиции?
   - Мы подумали, что, исходя из соображений секретности, лучше сузить круг людей...
   - Дальше!
   - Сразу по прибытии был проведен первичный медицинский осмотр и взяты анализы крови.
   - Что показали анализы?
   - Медики сказали, что без дополнительных обследований они точного заключения дать не могут.
   - Но примерно-то, примерно они сказать могут?
   - Установлено наличие алкоголя в крови...
   - Ясно, не кефира. Если он с вашими агентами трескал водку. Чтобы это понять, не надо было дырявить ему вены. Меня интересует не его вчерашнее состояние, а его общее состояние. Больной он или хитрый симулянт.
   - Врач говорит, что печень увеличена, но для постановки более точного диагноза необходимы более серьезные обследования...
   - Заладил тоже! Лови его теперь для более серьезных обследований... Ладно, продолжайте.
   - После проведения первичных медицинских обследований объект был помещен в камеру-одиночку. В качестве надзирателей поставлены наши люди.
   - Камера стационарная?
   - Нет, переделанная из временно пустующего служебного помещения. Но соответствующая всем требованиям...
   - Объект понял, что это не КПЗ?
   - Едва ли. Он ничего не успел рассмотреть. Кроме того, мы обеспечили соответствующие маскировочные мероприятия. Нет, он ничего не заподозрил. По крайней мере вначале. Следственные действия в отношении подозреваемого должен был вести подполковник Симонов...
   - Что значит должен? Он что, отказался?
   - Простите, вел подполковник Симонов. Но во время первых допросов подозреваемый отказался давать показания. После чего к нему были применены меры мягкого воздействия...
   - Жрать не давали и в сортир не водили?
   - Так точно. Подозреваемый был временно лишен пищи и возможности отправлять естественные потребности.
   - А как же он выходил из положения? В смысле потребностей?
   - Утром второго дня заключения он согласился давать показания и был сопровожден в туалет для персонала.
   - Почему не в зековский туалет?
   - Туалет для заключенных находится на ремонте.
   - И там он, как я понимаю, удовлетворил не только естественные, но и вещественные потребности?
   - Да. Предварительный осмотр установил, что в кабинке он вытащил из стены гвоздь, на котором помещалась бумага.
   - Почему он был оставлен без присмотра?
   - Он Не был оставлен без присмотра. Вместе с ним в туалете находились двое наших надзирателей...
   - Надзирателей лишить всех премиальных выплат, понизить в должности и подготовить рапорт о понижении в звании. Дальше.
   - Он вытащил гвоздь и спрятал его. А во время допроса, проводимого подполковником Симоновым, почувствовал себя плохо. То есть изобразил, что почувствовал себя плохо. Подполковник вызвал "Скорую помощь". В машине объект выхватил гвоздь, приставил его к шее следователя и потребовал двигаться в указанном им направлении.
   - Как следователь мог не распознать симуляцию? Как допустил, чтобы прибыла гражданская "неотложка", а не наши врачи?
   - Наверное, он растерялся. Подумал, что косвенно виновен в происшествии, не рассчитав степени давления на подозреваемого.
   - Он что, применял силу?
   - Нет, Но использовал меры психологического давления...
   - Странно. Очень странно. Подполковника отстранить от должности. И готовить к снятию звезды. Дайте мне его рапорт.
   - Его нет. Пока нет.
   - Почему?
   - Подполковник Симонов ранен и находится в реанимации.